Текст книги "Фарфоровая голова"

Автор книги: Константин Сергиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

В Матвеевских переулках

Грустно, грустно стало в Матвеевских переулках. Как не таи, а быстро стало известно, что бродит опасный здесь человек, тайком проникает в квартиры, уродует кукол, игрушки.

Осторожно прошлись по домам серьёзные люди, предупредили, чтобы смотрели в оба. Ни слесарей, ни сантехников, ни агентов госстраха не пускать просто так, спрашивать документы. Окна и форточки закрывать, а ещё лучше прятать на ночь кукол, машинки, кораблики и самолёты.

Да что же это творится такое? Кому помешали игрушки? Самый закоренелый преступник, разве он не был розовощёким ребёнком, не строил в песочнице дом, не пускал кораблик по лужам?

Мамы тревожно беседовали по телефону, папы сердито утыкались в газету, а дети каждое утро пересчитывали своих питомцев. Вот заводная собака, вот плюшевый мишка, вот резиновый попугай. И, конечно, были уверены, что охотился за игрушками не человек, а, злодей из страшной сказки. И верили, что, как во всякой сказке, на чудище скоро найдётся управа.

Мисюсь и щеглы

Мисюсь ко всему относилась спокойно. В голове её было пусто, а пустота очень спокойная, уверенная в себе вещь. Не очень-то нравилось кукле путешествовать в тёмном портфеле, но и тут она не возражала, а предавалась раздумьям.

Мысли её были маленькие и простые. «Наши лучше, – думала, например, она, – наши кушают кашу». Ещё она размышляла так: «Катя катает куклу. Красивая Катя».

Катя редко оставляла Мисюсь одну. Например, если бегала в магазин.

– Я скоро вернусь, – говорила она, – никуда не ходи.

Оставшись одна, Мисюсь принималась за любимое дело всех кукол: смотреть в окно и считать птичек.

– Раз, раз, – говорила она, – снова раз. – Другой счёт был ей просто не под силу.

– Раз, раз… – На форточку уселись два серых щегла.

Это были известные нам Ванька и Встанька, покинувшие квартиру лейтенанта. Они зацокали на своём щеглином наречии, с недовольством поглядывая на Мисюсь.

– Все куклы – дуры, – заметил Ванька.

– Голову оторвут, будет знать, – прибавил Встанька.

– И зачем приставили? – Ванька щипнул свою яркую грудку. – Охрану ей подавай!

– Приказ, – сказал Встанька и тоже щипнул.

– Приказ есть приказ, – согласился Ванька.

Чей приказ и как могли щеглы охранять куклу, оставалось пока неясным. Мисюсь же оба щегла понравились. Она похлопала глазками и сказала удовлетворённо:

– Наши.

Старик Дубосеков и Катя

Старик Дубосеков писал: «Как часто бывает, что дети лучше своих родителей. И может, скрывается среди них подлинный Дон Кихот, истинный граф Монте-Кристо, но только немногим дано разглядеть в начинающем ребёнке будущего героя».

Потрещав и побрызгав пером, Дубосеков отодвигал занавеску и поглядывал, не идёт ли Катя. Давно хотелось сказать ей словечко, что-нибудь подарить, но мешала гордость. Ещё подумают Звонарёвы, что сдался упрямый старик.

«До чего же я гордый, – думал он с грустью. – Гордость – фамильная наша черта».

Но вот показалась Катя, и не выдержал старик Дубосеков. Само собой распахнулось окошко, и семейная гордость, птичкой порхнув, уселась на плечо ученицы четвёртого класса.

– Ты, что ли, ночью на рояле играла? – сердито спросил Дубосеков.

– Не я, – ответила Катя.

– Играй, играй, – сердито сказал Дубосеков. – Я даже люблю, когда ночью играют. Я даже в газету писал, чтобы ночью играли.

– Спасибо, дедушка, – ответила Катя. – Я знала, какой вы добрый.

– Я добрый! – воодушевился старик. – Я на подарки не жадный, я даже могу подарить… – Он повернулся к своим свистулькам, но, увы, ни единой свистульки не осталось после нападения на квартиру, лишь Дунькин божок солидно поблёскивал в углу.

– Бери ценную вещь! – с отчаянием крикнул старик Дубосеков и схватил статуэтку.

Напрасно отнекивалась Катя, старик вручил ей божка. Тайком пронесла его Катя в комнату и спрятала в шкафчик, подозревая, что ни папа, ни мама подарков таких не поймут.

Так или эдак, но голова снова поселилась в Катиной комнате, правда, на месте не столь уж видном, как раньше.

Профессор Драгосмыслов в своём кабинете

Да что там шкафчик какой-то скромной школьницы! Шкафчик хоть и с резьбой на дверках, но цвета бурого, непонятного, со ржавой петлёй и отбитой ножкой, которую заменял деревянный кубик с замызганной буквой «у». В таких ли шкафчиках жить голове? Давайте лучше посетим кабинет профессора Драгосмыслова, большую светлую комнату со множеством самых разнообразных шкафов, от маленьких до огромных. Подойдём к одному, достанем затейливый ключик, вставим в замочную скважину, повернём три раза налево, два раза направо, произнесём слово: «Тюк!» – и…

Нет, неприлично и даже опасно входить в кабинеты без спросу и ключиком открывать чужие шкафы. Пускай уж сам Артабальд Поликанович Драгосмыслов покажет нам, что прячется в его недоступном шкафу.

Профессор Драгосмыслов открывает свой шкаф

Профессор Артабальд Поликанович Драгосмыслов достал из кармана затейливый ключик, вставил в замочную скважину, повернул три раза налево, два раза направо, произнёс громко: «Тюк!» – и дверца сразу же распахнулась.

В обитой лиловой материей нише на подставке из белого мрамора красовалась известная нам голова. И какая! Не изделие ловкого кустаря, не продукция резвой артели, не поделка из глины, наспех облитой глазурью третьего сорта. Это была голова истинная, настоящая. Фарфоровая голова!

Когда-то, ещё в дни молодости профессор привёз её из дальней поездки. С тех пор он с нею не расставался. Он любил на неё смотреть, вступать с нею в беседу. Ей он поверял свои мысли, сомнения и даже, даже…

Нет, неприлично шушукаться за углом о вещах столь важных. Пускай уж об этом поведает сам Артабальд Поликанович Драгосмыслов.

Профессор Драгосмыслов поведает сам

– Тебе, тебе поверял я научные планы! – сказал Драгосмыслов, обращаясь к божку.

И это правда. Ни ближайшим сотрудникам, ни отдалённым начальникам, а фарфоровой голове раскрывал он свои грандиозные планы. И только потом, проверив множество раз, сотни раз отмерив, но ещё не отрезав, профессор передавал свою мысль в надёжные руки всего коллектива.

Пускай те и режут.

– Ну что, кумир восходящего солнца, – спросил профессор, – втянет гужок?

«Кумир» смотрел на профессора сонными глазками, вежливо улыбался и обещал удачу. Профессор захлопнул шкаф и вызвал к себе Звонарёва.

– Пора рисковать, Илья! Закраим на полквартона!

– Не втянет гужок, – стоял на своём учёный.

– Загужим.

– А вдруг потревожим кукаретные гущи?

– Не узнаю я тебя, Илья! – воскликнул профессор. – Риск – благородное дело, мы не можем ждать милостей от природы!

– Так-то оно так… – пробормотал Звонарёв. – У нас и сейчас сильный гуж.

– А результат? Нет, нет, давай пол-квартона!

– Не втянет гужок, – упрямо сказал Звонарёв.

– А кроме того, – Драгосмыслов показал глазами наверх, – там ждут. К круглой дате.

Илья Звонарёв вздохнул:

– Бейте меня, Артабальд Поликанович, гнать не могу. Гужок не сгужует.

– Так доведи! – яростно закричал профессор. – Вставь лишний пупырыш! Долго мы будет ждать милостей от природы?

Понимая, что, дожидаясь милостей от природы, можно запросто впасть в немилость, опытный кукаретник снова вздохнул.

– Иди, – коротко приказал Драгосмыслов.

Оставшись один, профессор принялся расхаживать по кабинету. Иногда он останавливался и восклицал:

– Всего полквартона! Нет, надо взять на себя…

Но брать на себя не хотелось, и Драгосмыслов высказывал новую мысль:

– Уговорить, уломать, поставить перед упрямым фактом! Довести этот треклятый гужок!

Гужок

Гужок, что за странное слово, что за таинственный механизм? Пора, наконец, задуматься, вникнуть и покумекать. Бесполезно искать в словарях и тяжёлых справочниках. Но если заглянуть в обширный и совершенно секретный труд профессора Драгосмыслова, то на странице тысяча триста первой можно найти кое-какие сведения о гужке: «Гужок обладает колёсиком и двумя рожками. В случае отсутствия одного рожка в колёсико добавляют пупырыш, настроенный на кукаретные гущи. Блестящий ободок пупырыша обладает способностью вытянуть из кукаретной гущи так называемый хвостик, что и позволяет гужку втянуть всё кукаретное тулово. Остальное не представляет трудности для опытного кукаретника. Если на тулове имеется бантик, значит, кукаретная весь сохранила свой коблик, если же бантик растрыскан, снова гужуйте гужок, чтобы гуж достиг нужных квартонов».

Что ж, как говорится, и ежу понятно. А если кому-то не очень, отчаиваться не стоит. Мало ли на свете непонятных вещей!

Ночной звонок

Ночью зазвонил телефон. Ледогоров схватил трубку.

– Это ты, лейтенант? – сказал хриплый голос.

– Я, – с удивлением ответствовал Ледогоров.

– Слышь, брось это всё, – сказал хриплый. – И начальству скажи. Не лезьте куда не надо.

– Кто это говорит? – спросил Ледогоров.

– Голос! – Хриплый захохотал. – Бери завтра отпуск, к морю кати, не мешай хорошему делу.

– Какому делу? – спросил Ледогоров, стараясь продлить разговор.

– Сказал, хорошему. Тебе не понять, не тому учили. Так и передай, голос предупредил, повторять не будет.

Раздались короткие гудки. Ледогоров положил трубку на стол и быстро оделся. Уж он-то знал, как выяснить, откуда звонили.

Ледогоров выбежал к автомату и набрал нужный номер. Не спят серьёзные люди! Через минуту-другую Ледогорову продиктовали цифры. Каково же было его удивление, когда они сложились в номер собственного телефона.

– Выходит, я сам себе позвонил?! – с возмущением выкрикнул Ледогоров. Но на том конце провода ничем помочь не могли и подтвердили, что неизвестный звонил Ледогорову с его же собственного аппарата.

В полном недоумении вернулся домой лейтенант. «Свистулька, что ли, это со мной говорит?» – подумал он. Взял с полки птичку-свистульку и дунул в неё что было сил. «Не то!» – взвизгнула птичка.

Утреннее письмо

Утром кандидат наук Илья Ларионович Звонарёв извлёк из письменного ящика обыкновенный конверт. Однако письмо в нём было не очень обыкновенное. В письме говорилось:

Товарищ Звонарёв!

Группа сотрудников узнала, что вы не хотите работать. Вы отказались довести гужок к круглой куте. Что же вы делаете, товарищ! Раз уж взялись за гуж, гужайте как надо. Иначе урга капрудников докушает вашу кашу.

Группа товарищей с той стороны.

«Что за чушь? – подумал Илья Ларионович Звонарёв. – С другой стороны, откуда им известны секретнейшие дела отдела?»

Вечерняя записка

Вернувшись с работы, усталый учёный получил новый конверт с совсем короткой запиской:

Звонарёв! Не дашь полквартона, получишь уб.

«Что такое «уб»? – соображал кандидат наук. – Убыток? Или тут открыто намекается на убийство?»

Во всяком случае, о неуместных шутках следовало поставить в известность профессора Драгосмыслова.

Профессор не удивлён

– Я вовсе не удивлён, – печально сказал Драгосмыслов. – Как будто не знаешь Стократьева, Дулиса и эту толстушку Творожную. Они надо всем смеются. Не верят, не верят! Завистники. А кроме того, их круглики под угрозой. Ведь если отдел не успеет к дате, у нас отнимут белый флажок.

– Печально, печально, – пробормотал Звонарёв.

– Не бойся Дулиса, бойся Творожную. За белый флажок она может пойти на куртаж.

– Скорбно, – вымолвил Звонарёв.

– Так что подумай, Илья. Есть ещё дни. А что? – Профессор потёр ладошки. – Всего полквартона! Бери на себя, дерзай! В твои лета я не ждал милостей от природы!

– Да я и не жду, – уныло проговорил Звонарёв.

– Вот и не жди! Дожми к круглой куте… то есть, как её, дате! Надо докушать кашу!

На том и кончился разговор.

«Полквартона! – сердито говорил себе Звонарёв. – Совсем пустячок. Чтобы дать ещё полквартона, во всём городе придётся выключить свет». И что-то тревожило, сильно тревожило Звонарёва.

«Кто его знает, что там у них», – думал он, поглядывая с опаской на небо.

Совещание

Пока одни люди стремились проникнуть в небесные дали, другие ходили по земле. Забот на земле всё-таки больше, и особенно там, где среди привычного и понятного творятся совсем непонятные вещи.

– Непонятно! – Полковник Чугун грохнул ладонью об стол и открыл совещание.

Ещё раньше закрыли дверь и украсили её табличкой «Совещание». Правда, как только полковник грохнул ладонью, табличка слетела и ловко скользнула под стол секретарши. Но ни майор Ревунов, ни капитан Карнаух, ни лейтенант Ледогоров об этом не знали, а секретарша решила не замечать.

– Жила тонка? – зловеще спросил полковник, не подозревая, что совещание как бы отменено его тяжёлой ладонью.

– Что волнует меня? – начал майор Ревунов…

При этих словах табличка насторожилась. Майора она смертельно боялась. Это он, майор Ревунов, беспрестанно вешал её на гвоздь и не давал ни сна, ни покоя.

– Меня волнует… – внезапно майор привстал и кинулся в дверь.

– Так и знал, – пробормотал он, распахнув её настежь.

Табличка была разыскана и водворена на место. Теперь уж майор говорил спокойней.

– Голос волнует меня. Этак, пожалуй, заговорит, как товарищ полковник, даст указания.

– А шуточки с телефоном? – строго напомнил Чугун.

– Ясно одно, это целая шайка, – твёрдо сказал Карнаух.

– А кроме того, – Чугун показал глазами наверх, – нужен ажур к круглой дате.

– К круглой всё будет, – заверил майор Ревунов. – Я предлагаю расширенное совещание.

При этих словах табличка за дверью уныло перекосилась.

– А ты, лейтенант? – полковник Чугун обратил к Ледогорову начальственный взгляд. – Как там эксперимент? Даёт ли плоды?

– Плодов пока нет, – смущённо сказал Ледогоров.

Но в то же мгновение выяснилось, что они были. В дверях показалось растерянное лицо секретарши, и голос её сообщил:

– Из Дома игрушки звонят. Это какой-то ужас.

Дом игрушки

Растерянные продавцы толпились посреди разгромленного Дома игрушки. Заведующая отделом плакала навзрыд. В залах творилось что-то неописуемое. Часть кукол была аккуратно перегрызена пополам, часть растерзана на мелкие кусочки. Огромный плюшевый мишка, манивший с витрины, изодран в клочки. На полу перемешались колёсики от машин и паровозов, обломки конструкторов, обрывки лент, маленьких платьиц и осколки игрушечной посуды. Во всём огромном магазине не осталось ни одной целой игрушки. При этом два десятка божков, собранных для эксперимента, бесследно исчезли.

– А что творится на складе! – рыдала заведующая отделом.

– Когда это произошло? – мрачно спросил полковник Чугун.

– Ночью!

– Кто-нибудь слышал?

– Никто!

– А где директор? – сурово спросил полковник.

Но директора увезла «скорая помощь». Потрясённый разгромом, он потерял сознание. Да и кого не поразит такая картина? У Ледогорова, например, пробежал озноб по спине. Особенно страшны были разбросанные повсюду руки, ноги и головы несчастных кукол. На одну из них лейтенант наступил и тут же отпрыгнул, словно это было живое тело.

– Просто невиданно и неслыханно, – пробормотал капитан Карнаух.

В зале уже работали эксперты. Подъехала машина, из неё выпрыгнул опытный проводник с собакой. Несколько раз мелькнули вспышки. Началось кропотливое следствие.

Немного о куклах

Куклы беззаботный народ. Во всём мире нет созданий беспечней, чем розовые голубоглазые куклы. Впрочем, глаза у них бывают и чёрные, и зелёные, а волосы встречаются самых разных оттенков. В том же Доме игрушки продавалась, например, кукла с волосами из чистого золота. Что нужно кукле? Конечно, сумочка с зеркальцем да закадычная подружка, какая-нибудь Катя или Маша из начальной школы. В остальном куклы совершенно неприхотливы. Еда? Достаточно манной каши и яблока из пластмассы, причём это яблоко вечное, куклы никогда не вгрызаются в него своими белыми зубками.

Раньше в головы кукол насыпали опилки, но с некоторых пор их головы стали совершенно пустыми, и беззаботность кукол, конечно же, возросла. Они, например, по целым неделям забывали поесть или почистить зубы. Кукла могла пойти в парикмахерскую и заблудиться через двадцать шагов. Не случайно во многих городах стали вешать объявления: «Кукла, если ты заблудилась, встречайся в центре города у фонтана».

А про забывчивость кукол можно рассказывать бесконечно. Одна кукла, например, забыла, где у неё платочек, и искала его три дня. А платочек-то в сумке лежал! Другая зашла не в свою квартиру, стала жить не в своей комнате и причёсываться не своей расчёской.

Не случайно на многих домах появились призывы: «Кукла, запиши свой адрес на ладошке! Если не умеешь писать, запомни! Если не помнишь, выучи наизусть!»

Но и про беззащитность кукол надо сказать. Любой драчун может схватить куклу за ноги и бросить в песочницу. Вот почему девочка с куклой так сторонится мальчика с нехорошим глазом.

Обидеть куклу легко. Легко забыть старую, когда тебе принесли новую. Но есть ли у девочки подружка вернее и простодушней? В минуты, когда тебя никто не поймёт, с кем говорить, как не с куклой? И та слушает, хлопая ясными глазками, поддакивает, а если надо, поплачет и посмеётся вместе.

Нет, что ни говорите, хороший народ эти куклы. Кому же он мог помешать? Кто обратил против них свой злодейский умысел?

Мисюсь остаётся одна

В этот день Мисюсь переделала кучу дел. Помыла маленькую тарелочку, завязала бантик на платье и, что самое важное, выучила букву алфавита «Ж».

Эти труды утомили Мисюсь. Хорошо ещё, не пришлось томиться в тёмном портфеле. Сегодня ведь был воскресный, свободный от школы день.

– Ж-ж-ж-ж! – радовалась учёная Мисюсь, а подружка её Катя собиралась с мамой и папой в театр.

– Запру тебя в шкаф, – говорила Катя. – С куклами в театр не пускают. Возьмёшь вязанье и тихо сиди, пока не вернусь.

– Ж-ж-ж-ж! – веселилась Мисюсь.

– Не скучай!

И Катя ушла в театр. На форточку немедленно уселись щеглы Ванька и Встанька.

– Где эта недотёпа? – спросил Ванька.

– В шкафу! – отвечал ему Встанька.

– Охрану ей подавай, – Ванька щипнул клювиком грудку.

– А чего охранять, если она в шкафу? – Встанька тоже щипнул.

– Я знаю, где гречку дают, – сказал Ванька. – Слетаем?

– Запросто! – двенькнул Встанька.

И щеглы, оглянувшись, мгновенно исчезли в листве больших тополей.

А Мисюсь между тем задремала. Вязать ей не очень хотелось, нудная это работа! Мисюсь начал сниться маленький сон. В шкафу пахло старым деревом, поэтому снилось ей дерево. А на дереве висел очень хорошенький апельсинчик. Мисюсь подошла и хотела сорвать, но апельсин упал с ветки и превратился в блестящую голову с хитрой улыбкой. И голова эта вкрадчиво проговорила: «А ты мне понравилась, кукла». Мисюсь проснулась и в темноте различила перед собой ту же улыбку и услышала те же слова:

– А ты мне понравилась, кукла… – Голос стал хриплым, зловещим. – Я куколок оч-ч-чень люблю…

Часть третья

Самый великий ум

– Оч-чень люблю я кукол… – Голова оскалила страшные редкие зубы.

– Ты кто? – спросила в испуге Мисюсь.

– Я? – Голова хрипло расхохоталась. – Я Голова!

– Это ты нас ломаешь? – пролепетала Мисюсь, прижимая к себе вязанье.

– Ломаю? – Голова снова захохотала. – Дурочка! Я навожу порядок. Хватит в игрушки играть.

– Ж-ж-жуть, – проговорила Мисюсь.

– Боишься? Не бойся. Тебя я не трону. Но если расскажешь подружке, съем тебя и её.

– Ой! – вскрикнула в страхе Мисюсь.

– Я всё могу съесть. Смотри. – Словно клещами, Голова вцепилась зубами в железный крючок и разжевала его с ужасающим лязгом.

Мисюсь онемела. Голова выплюнула разжёванный гвоздь и подмигнула Мисюсь.

– Я самый великий ум во вселенной. Меня позвали, и я пришёл. Хватит в игрушки играть, надо дело делать. Грязно у вас, противно. Земля должна быть гладкой и круглой, как моя голова. А то понаставили тут домов, деревьев!

– А я на дереве видела апельсинчик, – пролепетала Мисюсь.

– Тьфу! – Голова выплюнула остаток шляпки. – Апельсинчик! Вот кинут мне полквартона, за дело возьмусь. Сначала все камни поем, потом дома и заводы. А на игрушках я упражняюсь.

– Боюсь… – прошептала Мисюсь.

– Сказал, не трясись! Ты будешь мой друг. Друзей я не ем. Хочешь поиграю тебе на рояле?

– Мне выходить не велели, – робко сказала Мисюсь.

Голова захохотала:

– Это они тебя прячут. Но меня не обманешь, я всё рассчитал. Пойдём играть на рояле.

Голова с хрустом вгрызлась в деревянную дверку и мигом проела в ней огромную дырку. Ещё через миг, сама не зная как, Мисюсь оказалась вместе с Головой в гостиной.

Голова боднула блестящую крышку рояля и тяжело прошлась по клавишам. Зазвучала музыка. И музыка эта была не страшной, а скорее странной.

– Люблю играть на рояле, – проговорила Голова. – Как наиграюсь, разгрызу. Каждую струнку перекушу. Вкусные небось струнки, пальчики оближешь.

Голова продолжала играть, время от времени закатывая глаза от наслаждения.

– Попадаются вкусные вещи, – ворковала она. – Игрушки из глины у деда мне очень по вкусу. А детская железная кроватка на прошлой неделе?

Лоб Головы лоснился. Синие губы растягивались в блаженной улыбке. Музыка и вправду была очень странной.

– Нет, не могу! – постанывала Голова. – Сейчас начну кушать рояль. Как он звучит!

В это мгновение на форточке возникла серая птичка. За ней тотчас примчались запыхавшиеся щеглы Ванька и Встанька. Вид у них был виноватый, на клювах висели крошки гречневой каши.

– О, как я играю, – вскрикивала Голова. – Какой я великий игрок! Сейчас, сейчас доиграю и разгрызу каждую струнку! И ты убедишься, кукла, какой я хороший и верный друг…

Музыка доиграла. Томно прикрыв глаза, Голова некоторое время молча смотрела на клавиши. Потом пасть её широко раскрылась, остро блеснули зубы…

В этот миг серая птичка собралась в упругий комок и пулей метнулась с форточки. Удар был меткий и сильный. Голова рухнула на пол и разбилась вдребезги.

Тотчас щеглы Ванька и Встанька кинулись к кукле, крепко схватили клювами оборки платья и вместе с Мисюсь проскользнули в форточку.

– За мной! – крикнула серая птичка.

Мисюсь перевернулась в воздухе вверх ногами, и всё, что успела заметить, так это изумлённый взор прохожего, поражённого тем, что кукла пролетела над его головой.