Текст книги "Фарфоровая голова"

Автор книги: Константин Сергиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Дети

Пока взрослые вникали в суть, дети решали дела свои. Ученик пятого класса Николай Котофеев, вернувшись домой со слёта юных коллекционеров, закатил истерику. Он ревел и дрыгал ногами, пришлось вызывать «скорую помощь». Аня Кольцова со всего размаха ударила портфелем по голове Евгения Гуськова. Это и была её «икебана». Удар оказался чувствительным, замок разодрал кожу на лбу. Однако Гуськов не кинулся с жалобой, а до вечера прятался в парке, залечивая боевую рану. Катя Звонарёва устроила «похороны» кукол. Для этого вырыла ямку в земле. В ямку положила несколько кусочков, оставшихся после страшной ночи, закрыла их стеклом, присыпала и посадила рядом весеннюю ветку.

Следствие продолжается

Ледогоров побывал в комиссионном на Вражке и в магазине «Сувенир». Сведения он получил удивительные. На комиссию статуэтку сдал пенсионер Дубосеков Платон Платоныч, а в «Сувенир» принёс для продажи Илья Матвеевич Звонарёв.

– Мы принимаем вещи от народных умельцев, – сказала заведующая «Сувениром».

Что ж получалось? Сам принёс, сам купил, сам заявил в милицию. Чепуха получалась. Да и какой народный умелец из кандидата наук Звонарёва? «Путают, путают следы! – отчаянно думал Ледогоров. – Та же история, что с голосом капитана».

Однако следовало проверить. Ледогоров направился к Дубосекову. Старик уже не сердился, он милостиво отложил гусиное перо, чтобы потолковать с лейтенантом.

– Платон Платоныч, вы одного купили божка? – спросил Ледогоров.

– Как понимать? – Дубосеков нахмурился. – Вещь уникальная!

– Да ведь похожую сделать недолго.

– Мне ли не понимать! – Дубосеков надулся.

– А у кого покупали, конечно, не помните?

– Мне ли не помнить! Я двадцать лет по рынкам хожу!

Ледогоров оживился. Довольно скоро они оказались на Птичьем рынке, и Дубосеков издали указал разбитного молодого человека с большим красным носом. Торговал он страшными африканскими масками, выбитыми на жести павлинами и залихватски раскрашенными дощечками.

– Дунька, – шепнул Дубосеков, – плут величайший. Плут из плутов.

– Дунька? – Ледогоров хмыкнул.

Оставив в стороне Дубосекова, он направился к величайшему плуту из плутов.

– Я извиняюсь, – начал он, тайно понизив голос, – мне нужен китайский божок. – Ледогоров как мог описал статуэтку.

– Голова, что ль? – Дунька сморкнулся. – Нету.

– А будут?

– На той неделе.

Ледогоров вытащил своё удостоверение, приставил к длинному плутовскому носу и твёрдо сказал:

– Мне нужно сейчас.

– А я-то при чём? – отшатнулся Дунька. – Мне Кирилл поставляет, у него разрешение есть!

– Поедем к Кириллу, – сказал Ледогоров.

Тут же из-за киоска с надсадным криком выскочил Дубосеков:

– Ай, Дунька подлец, ай обманщик! Кто говорил, что вещь уникальная? Кто с меня денег брал? Ай плут, ай бездельник!

– Обижаешь, старик, – бормотал Дунька, засовывая свой товар в чемодан, а нос – в воротник пиджака.

В мастерской

Мастерская Кирилла занимала мрачный полуподвал с закопчёнными потолками. Чего тут только не было! На крепких замызганных полках теснились ряды разнообразных скульптур, скульптуры стояли на полу и даже кренились со стен. Середину мастерской занимало что-то непонятное, но устрашающее. В углу жарко пылала печь.

Скульптор Кирилл, большой человек в брезентовом фартуке, с достоинством пожал Ледогорову руку.

– Насчёт головы, – пискнул Дунька.

– Какие трудности! – добродушно сказал Кирилл и царственно повёл рукой. Глаза Ледогорова последовали за её движением и упёрлись в целую шеренгу сонно поблёскивающих божков.

– С пылу да с жару, – пробасил Кирилл. – Любой выбирай.

– Это милиция! – снова пискнул Дунька.

– А у меня разрешение, – столь же добродушно и басовито ответствовал Кирилл.

– Сколько вы их производите? – спросил Ледогоров.

– А сколько нужно.

– Товар идёт! – крикнул Дунька.

– Продано много?

– Отчётность всегда при нас. – Кирилл обратился ко льву, пугающему со стенки, и вытащил из его оскаленной пасти конторскую книгу. – Сорок семь штук и тут восемнадцать. Налоги в порядке.

– Уплачено! – крикнул Дунька.

– Это ваша фантазия или копия? – спросил Ледогоров.

– Конечно, копия! Фантазию мы тратим на вещи иные, – Кирилл показал на то непонятное и устрашающее, что высилось посреди мастерской.

– А с чего вы делали форму?

– В комиссионном на Вражке выпросил на два дня. Восток нынче моден, народ покупает.

С горечью выслушал Ледогоров это известие. Круг замыкался. Он повертел в руках тяжёлую статуэтку. Божок ему подмигнул и слегка раздвинул тонкие губы.

– Нравится? – Кирилл вытер руки о фартук. – Дарю!

– Сколько стоит? – спросил расстроенный Ледогоров.

– Какие трудности! Для хорошего человека даром не жалко!

Всё-таки Ледогоров отдал небольшую сумму и ушёл, унося статуэтку в рваном мешке.

Умелец Гуськов

Вот уж кто был народным умельцем, так это Евгений Гуськов. Он точил, выпиливал, клеил, и всё по своим чертежам. В прошлом году его влекло к самолётам, а в этом – к кораблям.

На стене его комнаты висела табличка «Судоверфь братьев Гуськовых». Почему братьев, трудно сказать. Брата у Гуськова не было, не было даже сестры. Но судоверфь работала слаженно, умело. Она почти выстроила фрегат с красивым названием «Стелла Мария». Увы, теперь от фрегата остались, как говорится, рожки да ножки. Заодно были разбиты восемь мраморных слоников, мал мала меньше, стоявших в комнате мамы.

Если Аня Кольцова в своё время подозревала Гуськова, то Гуськов Кольцову не подозревал. Мужским своим чувством он понимал, что девочка тут ни при чём. Но мама держалась другого мнения.

– Кто ещё? Сначала оговорила, а потом задумала мстить.

– Как это случилось? – спросил Ледогоров.

– Я в ванной футболку стирал, тут позвонили. Открываю. Какой-то мужик стоит, вынимает из рюкзака болвана.

– Болвана?

– Ну, голова такая, из глины.

«Опять», – подумал с тоской Ледогоров.

– И говорит: «Купи по дешёвке». А матери дома нет, да и зачем мне это. Но он пристал, болвана на пол поставил, а сам по другим квартирам пошёл. «Многие, – говорит, – подумают, покупают. Не понравится, на обратном пути заберу». Я снова стирать, дверь не закрыл. Минут через пять выхожу, болвана нет, а корабль раскурочен.

– Вот видите, дверь не закрыл! – вставила мама. – А их квартира напротив.

– Да брось ты, мать, – перебил Гуськов.

– Как выглядел продавец? – спросил Ледогоров. – Не с красным носом?

– С красным, – согласился Гуськов.

«Дунька», – подумал Ледогоров. Смелая эта догадка впоследствии подтвердилась, как и подтвердилась непричастность Дуньки к гибели корабля. Нечего и говорить, что Аня Кольцова тоже ни в чём не была виновата.

Дело медленно, но верно запутывалось.

Катя и новая кукла

К новой кукле Катя привыкла не сразу. Звали куклу Мисюсь, она была красивой, но равнодушной и совершенно необразованной куклой.

Она не умела одеваться, стелить постельку, чистить зубы, подметать. Не умела ничего, даже двух слов связать не могла. Только хлопала синими глазками и жевала какую-то жвачку.

Катя принялась за воспитание. Целыми днями она заставляла Мисюсь повторять за ней простые слова. Мисюсь оказалась очень упрямой. Вместо «мама» она твердила «сама».

– Скажи «мама», – настаивала Катя.

– Сама, – отвечала Мисюсь.

– Сама я умею, а ты вот скажи. Ну, ма-ма!..

– Сама, – упрямо твердила Мисюсь.

Какова была радость маленькой воспитательницы, когда Мисюсь произнесла первую фразу:

– Каша не наша. – Сказано это было весьма недовольно.

– Наша, наша! – радостно закричала Катя. – Ешь!

Ходила Мисюсь поначалу неловко, дёргаясь, как манекен. Катя включала музыку, брала её за руку и учила танцевать. Движения куклы стали плавными, не хуже чем у самой Кати.

Потом, как водится, стирка, уборка, готовка, вышивание и прочие домашние хлопоты. Этому Мисюсь научилась довольно быстро. Катя даже подумывала об арифметике. Из прежнего опыта Катя знала, что куклы, хоть убей, не могут запомнить таблицу умножения. «Но Мисюсь способная, – размышляла Катя, – вдруг у неё получится».

Родители были довольны. Вера Петровна смотрела в щёлку и отходила на цыпочках.

– Играет, – говорила она. – Позабыла эту ужасную историю.

Но спать свою куклу Мисюсь Катя неизменно укладывала рядом с собой под одеяло.

Развлечение старика Дубосекова

Старик Дубосеков придумал себе развлечение. Он приобрёл у Кирилла второго божка и выставил на подоконник. Как только из дверей выходил Звонарёв, Дубосеков распахивал окно и вещал:

– Учёные, а не знают, что покупать! Вот он подлинник! Настоящая вещь!

Звонарёв поспешно покидал дворик, а Дубосеков кричал:

– Учёные, а двух слов не могут связать! Гусиное перо позабыли!

Совершенно довольный, он садился за стол, раскрывал свой огромный том и продолжал основной труд жизни. В нём, между прочим, говорилось: «Эта редкая древность была открыта на рынке. Как часто бывает, что в забытых сундуках кроется подлинный Репин, истинный Шишкин, и даже в суете базара зоркий глаз просвещённого человека может заметить шедевр искусства…»

Гусиное перо трещало, брызгалось, Дубосеков откладывал перо и размышлял: «Это ещё надо проверить, чем они там занимаются…»

Профессор Драгосмыслов и корреспондент

Задумал проверить и один отчаянный корреспондент. Когда он предстал перед ликом профессора, тот сурово спросил:

– Как вы сюда проникли, молодой человек?

– Всеми путями! – отчаянно выкрикнул корреспондент. – Профессор, я не коснусь ваших тайн, но скажите, это опасно?

– Что именно?

– Ваш опыт! Он не опасен для вас? Вдруг всё взорвётся, и мы потеряем лучших учёных! Я тут набросал поэму в стихах! Ведь вы рискуете жизнью!

– Рискуете вы, молодой человек, – произнёс профессор и, поведя рукой поверх разноцветных кнопок, нажал зелёную.

Тотчас в дверях возникли люди в зелёных фуражках.

– Запýтаньте поэта, – грустно сказал профессор. – При попытке побега посадить в путлок.

Люди в зелёных фуражках подхватили корреспондента под белы руки.

– Я восхищаюсь вами! – кричал тот, ретиво брыкаясь. – Я увековечу ваш образ в веках!

Корреспондента увели. Драгосмыслов сложил руки под животом и молвил:

– О, этот ненужный шум, эта пустая слава! Нет, только работать, работать! Кутафить гужок!

Стрелки на окружавших его приборах задрожали от восхищения.

Ледогоров засыпает

Ледогоров очень устал. И не было времени отдохнуть. Три дня лишь прошло с той минуты, когда деловой и спокойный, спокойный и деловой он шёл в кабинет капитана. К минувшему дню спокойствия поубавилось, а дело не сдвинулось ни на шаг.

Дома Ледогоров накормил птиц. Жили у него два серых, а кое-где красноватых щегла. Для них Ледогоров купил красивую клетку, жёлтую, почти золотую. В детстве он был голубятником. Профессия нервная, беспокойная, приходилось и драться. Теперь остепенился, но без птицы не мог. Так поселились в его квартире два неразлучных щегла, Ванька и Встанька. Пели они душевно и громко, как в опере.

Ледогоров вытащил из авоськи божка и водрузил среди книг против клетки. Щеглы цокнули в изумлении и уставились на блестящего новичка. А Ледогоров всё думал, думал. Ходил из угла в угол и размышлял. Время шло к полуночи. Щеглы неожиданно разгулялись, начали прыгать по клетке, трещать. Ледогоров накрыл их платком и ушёл на кухню. Спать он на кухне любил. Тут и лампа удобно светила, и был уютный диван. Кожаный, старый, драный, родной, таких уже не осталось.

Ледогоров всё думал и размышлял. Размышлял, а потом снова думал. Звонарёв, Дубосеков и Дунька, игрушки, школьники, пустоголовые божки. Какая-то чепуха. Несомненно одно: кто-то затеял игру, и игру непростую. Но цель? Да, здесь стоило поразмыслить. Вдуматься, уяснить, короче говоря, докумекать.

Ледогоров бросил пиджак на стул, в кармане что-то мотнулось. Он сунул руку и вытащил глиняную пичужку, дар неспокойного старика. Ледогоров крутнул пичужку в руках и прилёг на диван.

«Тёмная всё же история», – подумал он и выключил свет.

Веки слипались от усталости. Ледогоров приложил свистульку к губам и дунул. Совершенно явственно пичужка сказала: «Не спи». Ледогоров дунул ещё раз, и снова: «Не спи». «Вот же работа!» – подумал Ледогоров и опустился куда-то вниз.

А тем временем из комнаты донёсся осторожный хруст, словно кто-то крошил сухарик. Но Ледогоров не слышал, он погружался в сон. Хруст нарастал и вот уже превратился в надсадный железный скрежет. Но спал Ледогоров, и виделось ему во сне что-то далёкое, близкое.

Часть вторая

Май наступил

Вот и май наступил, зелёный радостный месяц. Но сразу пришла непогода, нежданные холода. Ночью замерли, съёжились лужи, а утром и вовсе посыпался снег.

Пришлось Кате и Ане, пришлось Гуськову, да и многим другим натягивать куртки, запрятанные было во тьму гардеробов. Куртки ворчали, но, кажется, были довольны: «Без нас нельзя, куртка – первое дело, без куртки теперь никуда».

Словом, как говорится, раз не свершились надежды, пусть выручают одежды. Днём мелкий снег сменился холодным дождём, и тут уж заважничали зонтики: «Что куртки! Зонтик – первое дело, без зонтика теперь никуда». Что верно, то верно. И только люди со звёздочками не признавали зонтов. Даже в ливень не прятались они по подъездам, а гордо шагали по своим делам.

Красные флажки

За окном по-прежнему моросило, по стеклу струились потоки воды. Капитан Карнаух и следователь Ледогоров стояли перед картой района. Карта пестрела красными флажками. Карнаух с Ледогоровым походили на полководцев, Карнаух особенности, потому что держал за спиной руки.

– Что мы имеем? – сказал Карнаух. – Малый Матвеевский – семь квартир, Большой – четыре и в Остряковом – пять. Думаю, будут ещё.

Да, дело росло. Каждый день тревожные звонки, груды искрошенных кукол, игрушек. Росло дело, ёжилась на погоне звёздочка Ледогорова, но вот появилась звезда побольше. В кабинет тяжёлой походкой вошёл майор Ревунов.

– Что волнует меня? – сказал майор Ревунов. – Голос, голос! Этак, пожалуй, заговорит, как я, даст указания. Ты голос нашёл, капитан?

– Ищем, – строго сказал Карнаух.

– А у тебя? – майор обратился теперь к лейтенанту, – докладывай, что на квартире?

– Клетку в пыль искрошили, разбили божка, – отвечал Ледогоров.

– Нападение на должностное лицо! – заключил Ревунов. – Какие у вас толкования?

– Задачи преступника неясны, – сказал капитан Карнаух.

– Как связываете игрушки с божком?

– Быть может, тут сразу два дела. Кто-то ищет божка, а кто-то крошит игрушки.

– Вы как кумекаете, лейтенант?

– Я думаю… – Ледогоров наморщил лоб. – Случай тут не простой…

– Что волнует меня? – Майор Ревунов воззрился на карту района. – Меня волнует детский вопрос. Тревожится детвора, отказывается понимать. Ребёнок сдал в милицию железную дорогу, распиленную на сто семнадцать кусков!

– Ручными средствами это сделать нельзя, – сказал Карнаух.

– Клетка Ледогорова измолота в порошок.

– Так что, он станок с собой носит? – воскликнул майор Ревунов.

– Это неясно, – вымолвил Карнаух.

– Займитесь, по крайней мере, божками. Выпуск их прекратить, выяснить адреса сбыта. И голос, ищите голос!

Майор Ревунов повернулся и, гулко шагая, вышел из комнаты.

Прекратить!

Прекратить. Слово очень понятное, сильное. Но всегда ли оно прекращало? За словом должно было следовать дело.

К вечеру стало известно, что злополучный божок приглянулся фабрике-артели имени фирмы «Заря». И что там скульптор-кустарь со своей печуркой! Фабрика-артель уже извлекла из своих огнедышащих исполинов две сотни крепкоголовых довольных божков. Часть из них удалось задержать на месте, но большая часть, увы, рассеялась по неизвестным местам. Да и мало ли на свете таких незаметных фабрик, артелей и смышлёных умельцев? Быть может, божок уже ехал в соседние города и города дальние? Быть может, красовался в уютных квартирах и, страшно сказать, в кабинетах начальства?

Так или иначе, к утру следующего дня на карте в кабинете Карнауха прибавилось ещё несколько красных флажков, а майора Ревунова вызвал к себе полковник Чугун.

Ледогоров и Катя

Задумавшись, шёл Ледогоров по переулку. Перед ним шагала маленькая школьница с пухлым портфелем. Шагала она очень быстро, но вдруг остановилась, и Ледогоров чуть не столкнулся с ней.

Школьница открыла портфель и достала оттуда куклу.

«Неужели на уроках играют в куклы?» – подумал Ледогоров, и дума эта отобразилась на его лице.

«Нет, не играют», – ответил серьёзный взгляд школьницы.

«Зачем же носить с собой?» – подумал лейтенант.

Школьница оглядела Ледогорова с ног до головы и снизошла до ответа вслух:

– Куклам дома сидеть нельзя.

– Почему? – растерянно спросил Ледогоров.

Школьница повернулась и зашагала прочь.

– Девочка! – крикнул Ледогоров. – У тебя что-то упало!

На асфальте валялся белый комочек. Школьница вернулась и бережно его подняла.

– Спасибо! – сказала она. – Это платок.

– Так почему же нельзя? – снова спросил Ледогоров.

– Можно не объяснять? – вежливо произнесла девочка и на этот раз ушла без оглядки.

Ледогоров вздохнул.

«А дело-то дрянь», – мрачно подумал он.

Катя и Мисюсь

Мисюсь уже не была той неловкой и глупой куклой, какой её принесли из магазина. Воспитание дало плоды. Мало-помалу Мисюсь превращалась в Катину закадычную подружку.

– Представляешь, – говорила Катя. – Гуськов в школу не ходит. Вчера встретила его во дворе, он спрятался.

– Каша наша? – спросила Мисюсь.

– Ешь, ешь. У нас в классе ещё три случая. Теперь я тебя одну никуда не пущу. Какой-то злодей решил загубить всех кукол. Интересно, чем вы его разозлили?

– А простокваша наша?

– Всё в этой комнате наше! И даже в доме. Только к дедушке Дубосекову не ходи, он с нами не дружит. Как думаешь, может, это он?

– Может, может, – соглашалась Мисюсь.

– Нет, не может. Дедушка Дубосеков добрый, – возражала Катя.

– Не может, – подтверждала Мисюсь.

– Но кто это, кто?

– Может, каша, может не простокваша, – раздумчиво отвечала Мисюсь.

На подоконник прыгнула серая птичка и быстро-быстро застучала клювиком, выковыривая засохшую крошку.

Серая птичка

Гнездо под карнизом было готово давно. Обыкновенное с виду гнездо, но странный иногда появлялся в нём свет, будто лампочка зажигалась. Птичка жила своей невеликой жизнью, подбирала крошки, пила из лужиц и даже купалась в песке. Пением она увлекалась не очень. Пискнет разок-другой и всё.

Но если бы нашёлся любитель природы, следивший за ней день и ночь, он бы открыл небывалые вещи.

Например, при полёте она вдруг словно срывалась с места и тут же исчезала из виду. Могла вознестись вертикально, могла на месте застыть. Словом, показывала высший пилотаж.

А если б любитель природы в ту злополучную ночь засмотрелся на луну под окном Ледогорова, он бы заметил, как птичка скользнула в форточку, а потом умчалась оттуда с двумя щеглами, оставив светлую полосу.

Кто играл на рояле?

Среди ночи внезапно заиграл рояль. Старик Дубосеков отложил перо и вслушался. «Провокация, – подумал он с тайным удовлетворением. – Но я не прерву свой труд, о нём узнают потомки».

Рояль продолжал играть, не громко, но и не очень тихо. «И что за противная музыка, – рассуждал Дубосеков. – Не вальс и не танго». Рояль разбудил Звонарёвых.

– Катя с ума сошла, – сказала Вера Петровна, садясь на постели.

– Да, это слишком, – пробормотал Звонарёв.

Вера Петровна побежала в гостиную, включила свет. Здесь никого не было. Рояль белел обнажённой клавиатурой. Тут же появилась Катя в обнимку с Мисюсь.

– Зачем ты играла, мама? – сонно спросила она.

– Что ты дурачишь меня? – возмутилась Вера Петровна. – Сейчас же марш спать! Завтра сама объяснишь соседям.

Катя в недоумении отправилась спать.

– Мисюсь, ты не знаешь, кто играл? – спросила она сквозь сон.

– Не наши, – зевнув, ответила кукла.

А старик Дубосеков писал: «Как часто бывает, что среди ночи вдруг зазвучит рояль. И может, это играет подлинный Скрябин, явный Шопен, и только немногие могут понять ночное искусство…»

Гусиное перо трещало, брызгалось, а старик Дубосеков соображал: «Это ещё надо проверить, какую музыку они исполняют…»

«Я предлагаю эксперимент»

– Я предлагаю эксперимент! – сказал Ледогоров.

– Ну, – вымолвил Карнаух.

– Собираем все головы и ставим в Доме игрушки.

– Ну, ну, – подстегнул Карнаух.

– Столкнём кукол с божками и выявим связь!

– Ну, ну, ну, – с сомнением сказал Карнаух. – В последних налётах головы не замечены.

– Надо убедиться!

Капитан подошёл к стене и мрачно застыл перед картой района. Флажков значительно прибавилось.

– Может, устроить засады в домах? – произнёс он с сомнением.

Ледогоров молчал.

Распахнулась дверь, и тяжёлой поступью вошёл майор Ревунов. За ним появился полковник с поступью лёгкой, но с фамилией достаточно веской.

– Что, соколы, – молвил полковник Чугун. – Шалопая поймать не можете, жила тонка?

– Это не шалопай, товарищ полковник, – осмелился возразить Карнаух.

– Опыта маловато, – пробовал защитить майор Ревунов.

– Так выдай им свой! – грянул полковник.

– А голос?

– Голос молчит, – сказал капитан.

– Я предлагаю эксперимент! – отчаянно выкрикнул лейтенант.