Текст книги "Фарфоровая голова"

Автор книги: Константин Сергиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Константин Константинович Сергиенко
Фарфоровая голова
Художник Илья Воронин

Часть первая

Апрель

Небывало тёплый апрель пришёл этой весной в город. Дни стояли голубые с блестящим солнцем в зените, и птицы пели необыкновенно радостно. Многие из них не улетали на юг, потому что и зима была мягкой, с хмурым небом и мокрыми оттепелями.

Уже к середине месяца тротуары просохли, а деревья покрылись дымной пахучей зеленью. День ото дня она становилась гуще, сочнее, теперь и воробьи могли приниматься за любимую игру в прятки, хоронясь между новыми крепкими листочками.

Словом, жить было хорошо. И особенно понимали это школьники. Девочки чертили во дворах классики, а мальчики крутили блестящими портфелями, придумывая новые каверзы.

Да, жить было хорошо. При этом решительно всем. Даже старый особняк в Матвеевском переулке заметно помолодел, под его карнизом начала вить гнездо серая птичка. Птичка совсем незаметная, но при внимательном взгляде на груди её можно было различить алые крапины.

Ночь в старом особняке

Ночью холодное око луны проникло в комнату. По паркетному полу лёг голубой коридор, блеснули искры на стёклах шкафа.

Тихо. Пахнуло в окно ночным запахом. В отдалении с мягким шорохом прокатила машина. И вновь тишина…

Катя проснулась оттого, что ей стало тревожно. Ночью она просыпалась редко. Катя повернулась на другой бок и снова хотела уснуть, но в это мгновение что-то зашуршало в углу, завозилось.

«Мышка», – подумала Катя. В их старом доме мышей было сколько угодно. По ночам они вершили свои маленькие мышиные дела. Шуршание стихло на миг, но затем послышался скрежет. Сначала слабый, вроде поскрёбывания, потом отчётливый, громкий.

«Вот нехорошие», – подумала Катя, но вдруг ей стало не по себе. Скрежет усиливался. В нём появились странные звуки, словно бы всхлипы и стоны, к ним прибавился неприятный хруст.

Катя спустила с кровати ноги, и паркет показался ей ледяным. С замирающим сердцем она пошла в угол комнаты. Там было темно, луна не пробивалась сквозь плотную штору. Скрежет и хруст становились всё громче.

Катя кинулась к окну и дёрнула штору. Звякнули кольца, штора отъехала, пропустив луну. Угол комнаты озарился бледным светом, странный шум прекратился.

Катя подошла ближе и застыла в ужасе. Разбросанные по полу, лежали её любимые куклы, игрушки. Вернее, то, что осталось от них. Крошево кусков и обломков, изорванных платьиц, скомканных волос предстало перед Катей в свете луны.

Катя отпрянула, ударилась о шкаф, оттуда с грохотом что-то свалилось. Тотчас сильный порыв ветра распахнул окно, полетели со звоном стёкла.

Серьёзный человек получает задание

Один серьёзный молодой человек кончил не менее серьёзное учебное заведение и пришёл на работу туда, где ничего несерьёзного вообще не бывает.

В первый же день его вызвал начальник, носивший на погонах целых четыре звёздочки. Добавим для ясности, что у серьёзного человека была лишь одна.

– Вот, Ледогоров, – сказал начальник, – зайдёшь в Матвеевский, дом тринадцать, к Звонарёвым.

– А что там? – серьёзно спросил Ледогоров.

– Попытка ограбления, – ответил начальник и сдвинул брови.

День разыгрался такой же тёплый и синий, как все остальные. Настроение у человека с одной звёздочкой было отличное. «Ничего, – думал он, – звёздочки дело наживное, а ограбление тут очень и очень кстати. Надо поговорить с участковым».

Но участковый был краток:

– Вообще-то они думали насчёт крыс. Но какие тут крысы?

Он положил что-то перед лейтенантом. Не будем добавлять «младшим». В конце концов, все младшие лейтенанты становятся лейтенантами, капитанами и так далее. Но об этом разговор впереди.

Итак, участковый положил перед молодым следователем оловянного гномика. Гномик был изжёван наподобие мятной резинки, а кое-где продырявлен невиданной крепости зубами.

– Разве тут крыса? – спросил участковый. – А если крыса, то прямо-таки невиданная.

В дом Звонарёвых участковый зашёл с привычным визитом. Суть в том, что к особняку примыкал флигелёк, и жил там старик Дубосеков. Его окно упиралось в большие красивые окна Звонарёвых. Раз в неделю Дубосеков аккуратно писал жалобы «на рояль».

– Ты не смотри, что я во флигеле, – говорил Дубосеков, – мы тоже на серебре едали!

Старик Дубосеков писал «труд жизни».

– Потомки меня узнают! – говаривал он.

Но рояль, конечно, мешал. Когда жалоб накапливалось ровно тринадцать, участковый шёл к Звонарёвым и, не минуя порога, произносил обычную фразу:

– Вы бы хоть окна свои закрывали.

Старик Дубосеков тут же вывешивался из окошка и кричал:

– Мы тоже на роялях играли! Ты не смотри, что теперь во флигеле!

Звонарёвы обычно помалкивали, но тут Вера Петровна не сдержалась:

– Господи! То соседи, то крысы!

Так и зашёл разговор про крыс.

– Прямо-таки саблезубая крыса! – говорил участковый. – Нет, кто-то был. Там и окно разбито. Я полагаю, подростки. Сейчас это модно – шалить.

Словом, на первый взгляд, дело казалось простым.

В старом особняке

Не каждая семья проживает в особняке. Особенно, если город невелик. А вот Звонарёвы жили. Правда, их было достаточно много. Семейство давно распалось на несколько частей. Старый особняк, хоть и с двумя колоннами при входе, еле вмещал многочисленных сестёр, братьев, внуков и племянников.

И штукатурка в особняке сыпалась, и отопление выходило из строя, а в кладовке окончательно провалился пол. Высокая многоэтажная башня, возникшая рядом, поглядывала на особняк с усмешкой.

«Что, ваше превосходительство, тютю?» – словно говорила она. Особняк покряхтывал молча и, может быть, думал: «Хотел бы я посмотреть на тебя через сотню лет».

Ледогоров обошёл разбитую фонтанную вазу, переступил через проваленную ступеньку и нажал кнопку звонка.

Илья Ларионович Звонарёв, кандидат наук, провёл гостя в комнату Кати.

– Я-то уверен, что это крысы, – сказал Звонарёв. – Крыса – таинственный зверь.

– А ничего не пропало? – спросил Ледогоров.

– Нет, ничего. Правда, Катя разбила фарфор.

– А окно? – Ледогоров увидел в раме зияющую пустоту.

– Но это сквозняк! Как только забудем крючок, сразу – бац! Я Кате сто раз говорил.

Ледогоров осмотрел подоконник, высунулся наружу, затем прошёлся по комнате. Детская кровать, низкий шкафчик, письменный стол, картинки на стенах, книжки. Самая обыкновенная комната.

– А что разбилось? – спросил он уныло.

– Фарфоровая голова, сувенир Востока.

– Так, значит, у вас никаких претензий?

– Никаких! Это всё участковый. Лучше бы он Дубосекова пристыдил. Мы по ночам не играем.

Ледогоров постоял минуту, черкнул что-то в книжечке и внезапно сказал:

– А стекло-то надо бы вставить.

– Конечно! – согласился хозяин.

Так и пришлось серьёзному молодому человеку уйти ни с чем.

«Тоже мне ограбление, – думал он грустно. – Несерьёзно всё как-то».

Старик Дубосеков

Едва Ледогоров прикрыл за собой тяжёлую дверь звонарёвской квартиры, его поманил из окна старик Дубосеков. Ледогоров неохотно зашёл.

Во флигельке было опрятно и чисто, полкомнаты занимал огромный фикус, норовивший проткнуть потолок и возвыситься в небо.

– Вот я и говорю, – произнёс Дубосеков, – дело не в том! Вы книжки читаете или всё телевизер?

– Читаю, – сказал Ледогоров.

Дубосеков торжественно взял со стола огромный том.

– Труд жизни, – сказал он, взвешивая его на руках. – Когда завершу, заходите.

На столе красовалась старинная медная чернильница с крышечкой и самое настоящее гусиное перо, даже острое лезвие для зачистки лежало рядом.

– На крыс не жалуетесь? – спросил Ледогоров.

– Чего уж! Крыса меня уважает. Свистулечку не желаете?

– Какую?

– А вот! – Дубосеков метнул палец в полку. На ней толпились нарядные глиняные фигурки: козы, коровки, свинки, рыбки и птички.

Дубосеков взял в руки серую птичку, приложил ко рту и гукнул.

– Натуральнейший звук! – сказал он.

– А это что? – спросил Ледогоров.

Красочный строй игрушек замыкала глянцевитая статуэтка. Это была голова восточного божества. Полузакрыв раскосые глазки, раздвинув в улыбке синеватые губы, божество взирало на мир. Щёки его лоснились, уши топорщились, а толстая шея складками уходила в подставку.

– Купил по случаю, – сказал Дубосеков, – ценнейшая вещь!

«Несерьёзно всё как-то», – думал следователь, уходя. В кармане его лежала серая птичка-свистулька. Свистулька совсем незаметная, но на грудке её красовались алые крапины.

Катя Звонарёва

Катя Звонарёва, ученица четвёртого класса, возвращалась из школы. В переулке напротив давно закрытого, и потому очень грустного пивного ларька стоял ученик четвёртого класса Евгений Гуськов.

– Ну что, – сказал он, – было дело?

– Отстань, Гуськов, – ответила Катя.

– Так и надо, – молвил Гуськов, – а то выступаешь.

– Кто выступает? – Катя вплотную подошла к ученику четвёртого класса. Евгений Гуськов не выдержал честного взгляда.

– Ладно, гуляй, – сказал он.

Прогулка Кати была коротка, всего лишь до дома. Там она плохо поела и пошла готовить уроки. На подоконнике перед новым стеклом её поджидала новая кукла. Совершенно новенькая, с копной золотистых волос и безмятежными голубыми глазами. Вошла мама.

– Я не хочу новую, – сказала Катя. – Да и хватит в куклы играть, я уже взрослая.

– Привыкнешь, – сказала мама.

Вечером она сама уложила Катю и долго сидела рядом.

– Не уходи, – попросила Катя.

– Но ведь уже поздно. Завтра рано вставать.

– Боюсь, – прошептала Катя. – Он снова придёт.

– Катенька, это же крысы. Знаешь, какие они бывают большие и злые. Я позвонила, завтра придут их гнать.

Мама ушла. Катя сомкнула глаза, на мгновенье забылась, но тут же услышала скрежет и хруст. Она вскочила и поняла, что это был сон. Опять попыталась заснуть, но в мире закрытых глаз появились любимые куклы. Чёрненькая хлопотливая Буся, заносчивая рыжая Долли, Настенька Красная Туфелька и толстая неопрятная фрекен Бок. Был тут и оловянный гномик Гримм, вечно совавший крашеный нос в любые дела, и дерзкий плюшевый попугай Додо, и обходительная кошечка Мурри.

«Они кричали, – думала Катя, – звали на помощь».

Долго она не могла уснуть и всё смотрела на звёзды, повисшие в чёрной раме окна.

Апрельские звёзды

А какие звёзды в апреле! Светлые, ясные, подрагивающие от каждого дуновения ночи. Они позванивают наподобие тонких сосудов, а некоторые напевают чуть слышно. Апрельские звёзды кротки и доверчивы. Если выбрать себе звезду, долго смотреть на неё, а потом поманить, она опустится на ветку ближнего дерева и покачается там чуть-чуть, сея вокруг тихий мерцающий свет. Но не подходите близко к звезде, не вздумайте трогать рукой. Апрельские звёзды хрупки, они могут рассыпаться от одного касания.

Кто-то шалит

Красный от гнева, ворвался старик Дубосеков в кабинет лейтенанта. Он тоже упомянул о звезде, но в смысле немножко другом. От крика его вздрогнул портрет на стене.

– Мы с неба звёзд не хватали! Но порядок был!

В следующее мгновение причина гнева его разъяснилась. Поздним вечером, когда Дубосеков вышел гулять флигель подвергся нападению. Исчезла голова восточного божества, а от коллекции свистулек осталось крошево. Ледогоров задумался. Выходит, прав Дубосеков. Кто-то шалит. Но кто? Дверь и окно во флигеле остались закрытыми, никаких следов взлома, как у Звонарёвых. Грабитель словно улетучился. Не исключено, конечно, что он подобрал ключи, замок был не хитрый. И тем не менее, чувствовался какой-то умысел и опытная рука.

На службу Ледогоров ходил в штатском. Тем не менее, он ощутил на плечах крохотный вес своих звёздочек, и вес этот слегка увеличился. Так бывает с молодыми следователями, когда им поручают первое дело и дело это оказывается не таким уж простым.

Катя и Аня

На уроке Катя безучастно смотрела в окно. Кольцова подсунула ей записку: «Мои придут поздно, пойдём в гости».

Аня Кольцова жила в той самой башне, которая гордо высилась против особняка. У башни строились вереницы машин, а за стеклом парадного красовалась не только пальма, но и вахтёрша.

– Скоро вас поломают, – трещала Кольцова, – жалко будет, если ты уедешь.

У Кольцовых было светло, просторно и далеко виднелся огромный город с ажуром мостов и пирамидами высотных зданий.

– Есть хочешь? – Кольцова открыла холодильник.

Катя есть отказалась и забралась с ногами в уютное кресло.

– Телек будем смотреть, – сказала Кольцова.

В дверь позвонили, отрывисто и беспокойно, Аня пошла открывать. Через мгновение она вернулась.

– Никого. Заметила, Кать, как только ты здесь, начинаются в дверь звонки. Я уверена, это Гуськов. Он ревнует.

– Как это? – не поняла Катя.

– Потому что дурак. Выслеживает и звонит. Живёт-то напротив.

Кольцова нажала кнопку, экран засветился, на нём обозначились серебристые летательные аппараты, и диктор заговорил:

– Недалёк тот час, когда, посылая призыв в космос, человек получит ответ от братьев по разуму, и наш земной шар посетит…

– У тебя куклы есть? – спросила Катя.

– Одна. Вообще-то я предпочитаю икебану.

– А это? – Катя приподнялась с кресла и показала рукой.

– Какая-то чушь. По-моему, Будда. Вчера сослуживцы отцу поднесли. Ох, эти подарки! Из рук в руки передают! Завтра мои к Котофеевым на рождение идут. Ручаюсь, передарят башку!

– Странно, – сказала Катя, – у нас такая была, да я разбила.

– И правильно! Противнейшая башка!

А диктор на экране всё говорил:

– Необъятна наша Вселенная, бессчётное множество планет кружится в мировом пространстве. И может быть, на одной…

Девочки его не слушали.

Те, кто слушали и смотрели

Зато слушал и смотрел на экран профессор Артабальд Поликанович Драгосмыслов. Рядом с ним в голубом халате стоял кандидат наук Звонарёв. Он тоже смотрел на экран. На дверях помещения, в котором они находились, красовалась табличка «Отдел кукаретных гущ».

– Про нас, про нас, – потирая руки, говорил профессор. – Как там на дампе, Илья?

– Голерцуем, – отвечал Звонарёв.

– Может, закраить на полквартона?

– Не втянет гужок.

Этот замысловатый разговор они вели в окружении ещё более замысловатых сооружений. Поражала воображение огромная зеркальная колонна, сиявшая в центре просторного зала. Профессор Драгосмыслов погладил колонну рукой, замысловато в ней отразился и мечтательно произнёс:

– Марцифальная вещь! Как подумаешь, Илюша, скамуфлюем на нитраже?

– Скамуфлюем, – уверенно ответил Катин отец.

В это время под потолком что-то пискнуло.

– Воробей! – воскликнул профессор. – Куда только не залетят! Надо изгнать, а то попадёт в гужок.

Воробей не воробей, но серая птичка порхала вокруг колонны.

– Вот скамуфлюем, снитруем, закраим на полквартона, это будет величайшее достижение кукаретных наук! – торжественно произнёс Драгосмыслов.

Пичужка пискнула, мазнула крылом, на груди её обозначились яркие крапины.

Я ему отомщу!

Кольцова отозвала Катю на перемене. Лицо её выражало негодование, зелёные глаза щурились.

– Ты знаешь, что учудил Гусёк? – спросила она, поджимая губы. – Кукле голову оторвал!

– Как! – изумлённо воскликнула Катя.

– Оторвал и разбил молотком. Такая вот икебана!

Катя приоткрыла рот.

– Вчера пошла вниз за почтой, дверь не закрыла. Возвращаюсь, а дома погром.

Катя ошарашено молчала.

– Это Гусёк. Его квартира напротив! – сумрачно твердила Кольцова.

– Но зачем молотком? – пролепетала Катя.

– Откуда я знаю? Бесится, вот и всё!

– Что будешь делать? – спросила Катя.

– Я ему отомщу!

– Мне кажется, это не он, – промямлила Катя и собралась рассказать про свою беду, но Кольцова оборвала:

– Защищаешь? Может, водиться с ним хочешь? Водись! А я ему отомщу! Я устрою ему икебану!

Кольцова повернулась и ушла.

События развиваются

Лейтенант Ледогоров кумекал у себя в кабинете. В серьёзном учреждении, где он служил, на стенке висел совершенно несерьёзный плакат – КУМЕКАЙ! И все с удовольствием кумекали.

«Так что мы имеем?» – размышлял! Ледогоров. Ничего, кроме побитых игрушек и подозрения на крыс. На полку к старику Дубосекову крыса забраться уж никак не могла. Не под силу ей было и раскусить оловянного гномика. Но кто же тогда? Каким инструментом пользуется «шалун»? Мелкие, но загадочные происшествия.

Тем временем происшествия, хоть и мелкие, продолжали копиться. В кабинет вошёл капитан Карнаух.

– Дуй в Малый Матвеевский, – устало сказал он. – Снова игрушки, на этот раз непростые.

В квартире Котофеевых следователя приняли вежливо, но не слишком душевно. Сам Котофеев, внушительный дядя в цветастом халате, был, вероятно, большой человек. С Ледогоровым он говорил сурово:

– Мой сын собирает машины. Многое я привёз из поездок. Всё это варварски уничтожено.

Да, в детской было такое же крошево, как у Звонарёвых и Дубосекова, только крошево дорогое, металлическое. Сиротливо поблёскивал уцелевший капот с иностранной надписью. Тут уж не клещи рисовались в воображении, а какая-то адская мясорубка.

– И всё это в мой день рождения! – возмущённо сказал Котофеев.

– Кто-нибудь слышал скрежет, шум? – спросил Ледогоров.

– Сын в отъезде, а это комната сына, – отчеканил Котофеев.

– Балкон закрывается?

Ответ был снова краток и твёрд:

– Не имеем привычки, девятый этаж.

Ледогоров внимательно осмотрел комнату, балкон. Та же картина – никаких следов. Взгляд его задержался на чём-то блеснувшем в углу. Ледогоров подошёл ближе. Прямо на полу, рядом с дорогим вазоном, примостился всё тот же восточный божок. Точь-в-точь такой, как у Дубосекова.

– Откуда у вас эта древность? – спросил Ледогоров.

– Древностью интересуетесь? – язвительно сказал Котофеев. – Это не древность, – изделие отечественных мастеров.

Резко зазвонил телефон. Хозяин направился в коридор. Ледогоров присел перед статуэткой. Да, странное, странное совпадение. Та же хитрая улыбочка, синеватые губы. Уж не дубосековский ли это божок? Котофеев снова появился в дверях.

– Это вас, – произнёс он сухо.

– Меня? – удивился Ледогоров.

Он вышел в коридор и взял трубку.

Звонил капитан Карнаух:

– Немедленно возвращайся. Ты мне нужен.

– Но я не закончил, – возразил Ледогоров.

– Потом, потом. Ноги в руки и бегом.

Ледогоров положил трубку.

– К сожалению, я должен идти. Хотелось бы побеседовать с вами ещё разок.

– Нет свободного времени! – отрезал Котофеев, запахнул цветастый халат и грохнул дверью с медной табличкой – «Котофеев».

Новая странность

Взяв ноги в руки, лейтенант Ледогоров словно по воздуху промчал весь бульвар и через неполных десять минут, слегка запыхавшись, стоял перед капитаном.

Склонив голову над бумагами, капитан Карнаух делал вид, что не замечает расторопного подчинённого. Ледогоров покашлял. Капитан, вероятно, кумекал, а это нечто сродни глубоководному погружению. Ничего не слышишь, ничего не видишь. Ледогоров кашлянул ещё раз и так громко, что на пол рухнула кренившаяся со стола папка. Капитан Карнаух поднял затуманенный взор:

– Чего тебе?

– Как приказали, – ответил лейтенант Ледогоров. – Ноги в руки.

– А, это хорошо, – промычал капитан и снова углубился в созерцание бумаг.

Так продолжалось ещё некоторое время.

– Между прочим, я успел бы закончить разговор, – обиженно произнёс Ледогоров.

– А ты его не закончил?

– Конечно, нет! – с вызовом произнёс лейтенант.

– А почему? – Капитан поднял голову.

– Потому что вы приказали мне немедленно вернуться в отдел!

Капитан Карнаух молча смотрел на Ледогорова. Через минуту он произнёс:

– Я ничего тебе не приказывал.

– Как? – Ледогоров опешил. – Вы позвонили Котофееву!

Капитан снова уставился на лейтенанта.

– У тебя случайно не жар? – спросил он.

– При чём здесь жар? Вы приказали, и я пришёл! – выкрикнул Ледогоров. Воцарилось молчание. Первым нарушил его капитан:

– Я никуда не звонил и ничего тебе не приказывал.

В ближайшие полчаса удалось выяснить только то, что после ухода Ледогорова из квартиры Котофеева бесследно исчез восточный божок. Хозяин прозрачно намекал, что божка прихватил сам лейтенант, а лейтенант Ледогоров погрузился в глубочайшее раздумье. К нему охотно присоединился капитан Карнаух.

Кумекай!

– Кумекай, кумекай! – говорил капитан. – Тут что-то есть.

Теперь было ясно: кто-то охотился за статуэткой. Игрушки лишь для отвода глаз. Ледогоров вспомнил про разбившийся «сувенир Востока» и позвонил Звонарёву. Илья Ларионович тотчас согласился, что у него был такой божок.

– Откуда у вас статуэтка? – спросил Ледогоров.

– В комиссионном купил, на Вражке.

– Давно?

– Несколько дней назад.

– Она там была одна?

– Не обратил внимания.

Большего добиться от Звонарёва следователю не удалось, и он принялся за Дубосекова. Своего божка тот купил на Птичьем рынке. Есть такой рынок в городе, где продают всякую всячину. Не только птиц, но и рыб, кошек, собак и множество прочих вещей от простого гвоздя до никелированного микроскопа.

– Говорите, ценная вещь? – спросил Ледогоров.

– А как же! – важно ответил старик.

– Ну, сколько, к примеру, стоит?

Дубосеков обиделся.

– Я к тому, что ваш сосед приобрёл такую же статуэтку.

– Мне дела нет! – крикнул фальцетом старик и обиделся окончательно. Путаные нити тянулись в дом Котофеевых. Божка хозяину подарили Кольцовы. Точнее передарили, как и предполагала их дочь. А началось всё с магазина «Сувенир», где сослуживцы Кольцова купили божка за семнадцать рублей. Чек сохранился.

– Многовато божков, – сказал капитан. – Но в каком-то собака зарыта.

– Бриллианты! – воскликнул Ледогоров.

– Кто знает, – задумчиво сказал капитан.

– Ещё бы! Научиться говорить вашим голосом!

– Мой голос известен многим преступникам, – ничуть не рисуясь, вымолвил капитан Карнаух.