Текст книги "Книга сказок о белых птицах (СИ)"

Автор книги: Константин Измайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Алеко обнял Аллабэллу.

– Не бойся, любимая, я с тобой! – прошептал он ей.

– И я... – прошептала она ему. – Если нам суждено умереть, мы умрём с тобой взявшись за руки! – И по её щеке скатилась слёзка.

Алеко поцеловал её.

– Ты предводитель шайки обыкновенных серых разбойников! И амулета ты не получишь никогда! – твёрдо и спокойно ответил Алеко. – И мы не боимся тебя и твоих хвостатых диких псов!

– Значит, вы сделали свой выбор?

– Да! – ответили благородные спасатели одновременно.

Аллабэлла приготовила лук к бою. На её лице не осталось и следа мгновенной женской слабости.

– Тогда этот бой станет для вас последним! Я назову его вашей лебединой песней! Ха-ха-ха-ха-ха! – дико засмеялся главный разбойник.

И в миг перестав смеяться, Гурдин обратился к волкам, которые уже не скрывались, а открыто стояли перед людьми, скаля зубы в дикой ярости, и захлёбываясь звериной лютой злобою:

– Безжалостные серые воины, я приказываю вас во имя зла и тьмы на всей земле убить наших непримиримых врагов – этих жалких и наивных защитников добра и света! Они перед вами. Их всего три человека! Ха-ха-ха, всего три слабых, мягкотелых человеческих отпрысков, которые отважились сразиться с моей армией тьмы! Вот будет для меня и для вас, мои ужасные воины, потеха, ха-ха-ха! – Его смех был злобным, а взгляд оставался тяжёлым и непроницаемым. – Да не будет пощады нашим непримиримым врагам! Убейте же их! – скомандовал он и резко вытянул руку, указывая пальцем на благородных спасателей.

И волки кинулись на людей. Завязался кровавый беспощадный бой...

Алеко и Райвенго бесстрашно отбивались от непрестанных нападений разъярённых волков со всех сторон, закрывая своими телами прекрасную Аллабеллу, которая довольно-таки метко стреляла по волкам из лука. Но стрелы заканчивались и силы спасателей быстро истекали, а волков становилось всё больше и больше. Казалось, конец для благородных защитников добра и света был уже совсем близок.

Но на помощь им вдруг откуда ни возьмись пришли спасённые олени. Да, да, те самые олени, спасённые от злой колдуньи! А с ними пришли другие олени – их сородичи. И эти красивые сильные животные накинулись на волков всей своей благородной мощью! И волки дрогнули.

– Кого вы испугались? – закричал гневно на них Гурдин. – Каких-то рогатых сосунков! – Он выхватил из-за спины свой большой арбалет, зарядил стрелу и прицелился в Алеко. – Сейчас я запросто сражу одного из главных наших врагов, как я запросто сразил из этого волшебного арбалета белую птицу в звёздном небе! А волшебный он потому, что любая стрела, выпущенная из него, обязательно поражает цель на любых расстояниях, даже в звёздном небе! Вот смотрите, мои непобедимые ужасные воины, как этот жалкий защитник добра сейчас падёт к вашим лапам! Вот смотрите, как я запросто сейчас...

Но в этот момент он был сбит с ног сильным ударом лапы могучего животного. А животным этим оказался медведь Чодра, который тут же вступил в битву с десятком волков, налетевших на него со всех сторон. Гурдин кубарем скатился вниз прямо на оленьи рога, которые вонзились в него.

– А-а-а! – завопил злодей от сильной боли.

Олень со всей силы бросил его на огромный каменный валун. Гурдин пролетел, как пушинка и, расплющив нос, впечатался в каменную глыбу, по которой сполз вниз безжизненным телом и так и остался лежать у её подножья.

А с волками бились уже и медведи, которых привёл с собой Чодра, а ещё и лоси, которые выглядели по сравнению с волками настоящими великанами. Они с лёгкостью швыряли рогами волков на камни, после чего те уже не могли подняться. Увидав их, Алеко сразу вспомнил тех самых тонущих лосей из своего детства, которых спасли белые птицы.

– Добро никогда не забывается – я никогда в этом не сомневался! – И Алеко почувствовал невероятный прилив сил, и стал ещё яростней сражаться со своими кровными хвостатыми врагами. – За смерть отца! – кричал он в пылу битвы.

Наконец, остатки серых разбойников, сбившись в кучку, попятились задом, отступая. И в какой-то момент вдруг провалились один за другим в замаскированную глубокую яму – в ту самую западню, в которую злой и кровожадный Гурдин хотел заманить жалобным голосом смелых спасателей. А выбраться из ямы "коварной черепахи" было уже невозможно.

– Так вам и надо! – крикнула Аллабэлла волкам, всё ещё рычащим и скалившим пасти. – И подумайте, ради чего и против кого вы бились, у вас теперь достаточно времени для этого! А когда осознаете свои преступления и раскаетесь в них, добрые звери помогут вам выбраться! Но тот, кто не сделает этого, так навсегда и останется добычей "коварной черепахи"!

– А где же Гурдин? – вдруг спросил Райвенго.

На том месте где он лежал, казалось уже мёртвым, его не было.

– Главный злодей скрылся! – испугалась Аллабэлла, но тут же взяла себя в руки. – Уйти далеко он не мог. Он где-то рядом. Быть может, "коварная черепаха" скрывает его. Надо найти Гурдина, он очень опасный!

– Но у нас нет времени, любимая, надо спешить! – в сильной тревоге возразил Алеко. – Посмотри, луч гаснет!

И действительно, луч уже был еле различим. Уставшие и раненые благородные спасатели, не теряя больше ни минуты, запрыгнули на оленей и, держась за рога, помчались к раненой птице, которая хоть и была уже рядом, но неумолимо быстро умирала.

VII

Благодаря горным козлам, которые знали все опасные места на «коварной черепахе», спасатели на оленях быстро перевалили через гору, и благополучно спустившись в ущелье по звериным тропам, всё-таки достаточно опасным, они увидели, наконец, раненую белую птицу. Она лежала не двигаясь на самом дне ущелья. Распростёртые крылья её были неестественно выкручены, шея сильно изогнута, глаза закрыты и, казалось, она не дышала. Из груди её торчала стрела.

Райвенго осторожно вынул стрелу. Алеко бережно приподнял птичью грудь и так и замер, держа грудь на руках. Аллабэлла обильно окропила рану лекарством из кувшина. И наступили томительные минуты ожидания: спасёт ли птицу древнее лекарство предков? Люди, олени, медведи, лоси, козлы, казалось, все-все звери и птицы на земле с надеждой смотрели на белую раненную птицу, затаив дыхание...

И она открыла глаза.

– Белая птица будет жить! – провозгласил Алеко и его счастливая весть полетела торжественным эхом по всему ущелью, а потом и далеко за его пределами: "белая птица будет жить! будет жить! БУДЕТ ЖИ-И-ИТЬ..."

И заискрился мир радостными улыбками и глазами! И запел он весело на разный звериный и птичий лад!

Алеко радовался вместе со всеми, продолжая держать на руках птичью грудь. Райвенго бережно приподнял её голову. Аллабэлла нежно гладила её по шее и голове, говорила ей ласковые слова и целовала. И птица медленно, робко начала двигать шеей и крыльями, издавать тихие, слабенькие звуки и даже чуть-чуть улыбаться, высовывая из клюва маленький красный язычок. Тогда девушка попоила её из рук. И птичьи глаза тепло засветилось. И дышала она уже всё спокойней и глубже. И с каждым мгновением Алеко в своих руках чувствовал теплеющее, крепнущее тело.

Вдруг он заметил на противоположной стороне ущелья среди камней нацеленную на птицу стрелу. Не раздумывая, он тут же закрыл её собой и в следующее мгновение стрела вонзилась в его грудь.

Да, это стрелял злой и кровожадный Гурдин, который превратившись вдруг в большого лохматого волка, прошмыгнул между камнями и снова исчез, как ни искали его звери...

Райвенго достал из груди друга стрелу. А лекарства больше не было. И счастье сменилось горем: Алеко угасал на руках возлюбленной.

– Не плачь, любимая, – еле улыбался он ей. – Мы спасли белую птицу, а значит, на земле останутся жить добро и счастье! Значит, ты всё-равно будешь счастливой!

– Нет, без тебя я не смогу быть счастливой! – плакала Аллабэлла.

– Будешь. Не плач, моя любимая, моя прекрасная Аллабэлла, моя милая самая красивая девочка! Не плач теперь, когда мы спасли добрый мир. Радуйся, а не плач, ведь теперь все будут счастливы. И не будет отныне на земле зла. И навсегда для всех людей, птиц и зверей воцарится добро на земле. Наверное, для этого нужно заплатить жизнью... – Алеко тяжело вздохнул.

– Нет, нет, любимый мой! – глотая слёзы, отвечала Аллабэлла. – Ты не можешь умереть и оставить меня, ведь я не смогу жить без тебя, Алеко!

– Наша любовь больше смерти, она вечная...

Алеко не мог больше говорить – не было сил. Глаза его медленно закрывались. Губы синели. Руки холодели. Все плакали. Аллабэлла рыдала...

И спасённая белая птица обняла умирающего Алеко своими широкими, пышными, уже сильными крыльями и нежно поцеловала его рану. Все подумали, что она прощалась со своим спасителем, оттого печаль и рыдания вокруг только усилились. Плакали не только люди, но и олени, лоси, горные козлы, даже у медведей текли слёзки – плакали все. Великая печаль, казалось, накрыла всю землю...

И во время всеобщего плача страшная рана... вдруг стала затягиваться прямо на глазах! И уже через минуту от неё не осталось и следа, и юноша поднялся здоровым! Свершилось чудо: поцелуй спасённой белой птицы спас Алеко жизнь! Это чудесное исцеление поразило всех. А Аллабэлла даже ненадолго лишилась чувств от такого счастливого потрясения...

Уже поздним вечером, когда всё небо засверкало звёздами, белая птица, помахав на прощанье крыльями своим спасителям, стремительно взмыла в небо и устремилась к звёздам. Все зачарованно смотрели на неё. Алеко и Аллабэлла стояли обнявшись и в их глазах отражались звёзды с приближающейся к ним спасённой белой птицей. А летела она грациозно, смело, величаво...

– Мы спасли её, – прошептал Алеко любимой.

– А она спасла наше счастье, – прошептала в ответ Аллабэлла.

VIII

Быстро неслись в ту ночь на оленях по лесам и горам, рекам и ущельям благородные спасатели, возвращаясь домой. Они пронеслись мимо жалобно воющих на Луну волков, сидящих в яме, мимо стонущей слепой колдуньи, потерявшей покой и беспомощно бродящей по лесным дебрям и буреломам, мимо той самой пещеры, в которую заманил их злой и кровожадный Гурдин, у которой сидел теперь, словно охраняя, могучий медведь Чодра, с грустной улыбкой махая им лапой. А над ними в звёздном небе тянулся стройный караван белых птиц...

Радостной была встреча на рассвете с мамой и всеми земляками, ведь все жители родной деревни снова стали дружными, как и прежде.

– Мама, мы вернулись с победой! – объявил Алеко. – Белая птица спасена! Она снова летит в звёздном небе вместе со всеми птицами! Добрый мир спасён! – звенел голос Алеко над землёй. – Слышите, люди, спасён!

Мужчины в благодарность снимали шапки и кланялись спасателям. Женщины тянули к ним руки и нежно гладили их. И у всех счастливо светились лица.

– Я знаю, что спасение доброго мира было для вас очень непростым, – произнесла мама со счастливыми слезами на глазах, обнимая сына. – И даже знаю, что это спасение чуть не стоило тебе жизни.

– Откуда же ты это знаешь, мама? – удивился Алеко.

– Материнское сердце мне всё рассказывало, сынок.

А большое золотое солнце уже поднялось над землёй, даря тепло и свет, жизнь и радость нового дня! И все жители отныне уверовали только в лучшее.

Одной дружной семьёй, помогая, и заботясь друг о друге, жители дожили до нового урожая хлеба. А осенью, собрав богатый урожай, все безудержно веселились на свадьбе Алеко и Аллабэллы. И веселее, ярче, звонче свадьбы ещё не было на всём белом свете, потому как веселились не только люди, но и звери, и птицы, и даже реки и озёра, горы и леса. Даже король, присутствующий на свадьбе в качестве почётного гостя, был поражён и восхищён ею...

А после свадьбы на рассвете Алеко с Аллабэллой тихо-тихо, чтобы никого не разбудить, вылезли из дома через окно и отправились гулять по весенним просторам. Аллабэлла была в свадебном белом платье, а на голове её вместо фаты сверкал капельками росы трогательный веночек из подснежников...

Молодожёны были усталыми и счастливыми. Они шагали взявшись за руки на встающее большое золотое солнце. И Алеко пел песню:

Аллабэлла, Аллабэлла, Аллабэлла!

Сыплет солнышко росою золотою!

Неразлучно оно с нами и землёю!

Я любуюсь добрым миром и тобою!

И, казалось, лучики и ручейки, ранние пташки и звери подпевали ему:

Аллабэлла, Аллабэлла, Аллабэлла!

В добром мире мы живём одной семьёю!

Неразлучен он со мною и тобою!

Неразлучна и моя судьба с твоей судьбою!

Аллабэлла, Аллабэлла, Аллабэлла!

Этот мир мы назовём своей мечтою!

А тебя я назову своей любовью,

Бесконечною, родною и большою!

Аллабэлла, Аллабэлла, Аллабэлла...

На этом заканчивалась Книга сказок о белых птицах. Алфейко и Маняша даже взгрустнули, что книга закончилась.

– Мы обязательно её ещё раз с тобой прочитаем, – прошептал Алфейко.

– Конечно, прочитаем, – согласилась подруга. – И ещё много-много раз прочитаем!

А была уже тёмная, тихая ночь. Свеча догорала.

– А теперь ложитесь спать, дети мои, – явилась вдруг из тьмы тётушка Друля. – Я специально не мешала вам читать последнюю сказку и тихонечко сидела рядом, вслушиваясь в ваше шептание. Теперь мы всё знаем. И добро, как это и положено, снова победило зло.

– А почему это так положено? – спросила дочь.

– А потому что добро всегда было, есть и будет сильнее зла. В этом вы можете не сомневаться.

– Правда? – спросили радостно дети.

– Правда, – обняла тётушка Друля детей. – Так устроен этот мир.

– Этот добрый мир! – уточнил Алфейко. – Ведь Алеко, Аллабэлла и Райвенго спасли его!

– Да, так устроен этот добрый мир, – согласилась тётушка Друля. – Но в этом нашем родном добром мире, – тётушка Друля стала гладить детей по головам, – всем людям и особенно детям ночью положено спать.

Она расправила постельки и дети после такого длинного, яркого, полного незабываемых впечатлений дня, наконец, прыгнули в кроватки. И сразу сладко уснули. И снились им в эту ночь добрые красочные сны, в которых фея Агни, Алеко и Аллабэлла собирали подснежники, а над ними кружили белые птицы...

Глава десятая

За подснежниками! Последняя встреча с незнакомцем.

Не бойся, любимая, я с тобой!

А мир всё-таки сказочный и то ли ещё будет!

В эту весну наконец-то на горных лугах было много подснежников, этих первых, самых трогательных, милых цветочков на тоненьких стебельках! Ах, как все жители радовались им! Глядя на них, никто не мог удержаться от улыбки, даже всегда задумчивый и рассеянный учитель Пташик: он как только видел цветущий лужок, быстро надевал очки, падал на колени и смешно ползал вокруг этих беленьких и голубеньких, розовых и фиолетовых цветочков, внимательно их рассматривая, нюхая, и по-детски непринуждённо им радуясь.

Теперь все жители вставали с первыми лучиками весеннего солнышка и торопились в горы за любимыми цветочками, ведь цвели они всего лишь несколько дней. Даже пасечник Алюша бежал спозаранку порой впереди всех, бубня себе под нос то ли песенку, то ли стишок своим хрипловатым, наверное, от того что спросонья, баском:

Вот так цветики-цветочки -

Из-под снега огонёчки!

Я вас первым соберу

И лекарство сотворю!

Чтоб болезней не бояться,

Всяких ранок не пугаться,

Чтоб и умный, и балда

Не болели никогда!

Очень забавно он выглядел в этот момент: взлохмаченные волосы и бородища, выпученные глаза и щёки, сжатые кулачища на груди, которыми он постоянно двигал взад и вперёд, словно управлял невидимыми рычагами, старенькая, на овчинном меху телогрейка и не заправленная рубаха, отчего казалось, что из под телогрейки болтается не рубаха совсем, а коротенькая юбочка, наконец, широченные сапожища. Бежал же он точно также как в новогоднюю ночь, резво перепрыгивая через бугорки, да камешки – козликом!

А собирали жители подснежники действительно для приготовления древнего лекарства от всех болезней, которое так и называлось – "цветочки"!

Пришло время и тётушке Друли с детьми отправиться за подснежниками.

– Завтра мы встанем с вами пораньше, дети мои, и отправимся в горы за подснежниками, – объявила она как-то вечером за чаем.

– А зачем? – удивилась Маняша.

– Мы приготовим из них лекарство.

– То самое лекарство, которое спасло белую птицу? – спросил Алфейко.

– Да, именно то самое лекарство – "цветочки"!

Дети засмеялись и захлопали в ладоши: так весело им стало от такого названия.

– Мама, – расправляя волосики, обратилась Маняша, – а если вместо цветочков фиалки в воду добавлять это лекарство, мои волосы будут пахнуть подснежниками?

– Мне кажется, доченька, они будут пахнуть весной.

– Ах, надо же, весной! – восхитилась девочка. – Как это будет мило!

– Ты станешь весенней девочкой! – улыбнулся подруге Алфейко.

– Мама, а откуда ты знаешь, как его готовить?

– Способ его приготовления мне поведала моя мама. А ей рассказала её мама. Так он и передавался из уст в уста, от матери к дочери с самых давних времён.

– Вот здорово! Расскажи! Расскажи, пожалуйста! – завопили дети.

– А вот завтра вы всё и увидите...

В этот вечер дети легли спать пораньше, чтобы поскорее наступило утро.

– Маняша, а ты помнишь, что шляпа доброй феи Агни была украшена подснежниками? – спросил Алфейко, как только они легли в кроватки.

– Конечно, помню! И у Аллабэллы был веночек из подснежников, когда они на рассвете после свадьбы пошли гулять по весенним просторам.

– Да, и у Аллабэллы, – согласился Алфейко, с удовольствием произнося имя возлюбленной Алеко. И, немножко помолчав, спросил: – А хочешь, я тебе завтра сплету такой же венок из подснежников?

– И я буду такая же красивая, как Аллабэлла?

– Ты и без венка красивая, Маняша... – Сказав это, мальчику почему-то стало жарко.

– Ты мне так никогда не говорил, – заметила ему тихо подруга.

Алфейко промолчал. Он и сам не понимал: что это с ним? А Маняша, затаив дыхание, ждала что он ей скажет ещё. Но Алфейко молчал, переживая горячее и немножко щекотное в груди новое чувство. А через несколько минуток сон всё-таки успокоил детей и они как всегда дружно засопели...

И вот, когда только-только заблестел снежок на горных верхушках и защебетали в голубом небе птички, только-только звонко засеребрился ручеёк возле леса и закопошились возле него пятнистые спинки оленят, только-только в дубовой роще раздались первые задорные звуки охотничьего рожка, а на горном лугу юная травка и первые цветочки, не успевшие ещё согнуться от росы, заблистали в лучах встающего солнца, Алфейко, Маняша и тётушка Друля собирали уже на лугу в лукошки подснежники.

Хоть они и разбрелись в разные стороны, но Алфейко всегда видел тётушку Друлю и Маняшу в белом платочке, к тому же слышал её голосок:

– Раз подснежник, два подснежник – будет парочка, – весело щёлкала подруга придуманную ею же самой считалочку. – Три, четыре, пять – и букетик положу опять! Шесть, семь, восемь – и в лукошко просим! Девять, десять, одиннадцать, двенадцать, но ещё не двадцать! Потому я буду рвать и считалочку считать...

А мальчик торопился побыстрее набрать лукошко, чтобы успеть сплести Маняше венок из подснежников, а потом, незаметно подкравшись к подруге, одеть его ей на голову. "Вот будет забавный сюрприз!" – не сомневался он и быстро прыгал от цветочка к цветочку, от лужайки к лужайке, от холмика к холмику...

А Маняшу было уже не видать. Вскоре и платочек её пропал. И голосок её становился всё тише и тише, всё дальше и дальше:

– ...будет парочка. Три, четыре, пять – и букетик положу опять! Шесть, семь, восемь – и в лукошко просим...

...и всё тише и тише, всё дальше и дальше... И в какой-то момент его совсем стало не слышно. Но Алфейко увлечённо прыгал и рвал, прыгал и рвал, прыгал и рвал...

Вдруг он поднял глаза – вокруг был лес. И сосны, похожие на лохматых великанов, грозно над ним загудели и тяжело зашатались. И помрачневшие берёзы, клёны, вязы тревожно закружили и замахали ветвями, словно укрываясь и отмахиваясь от чего-то страшного. И травка почернела, и задрожала. И ни капельки солнышка, ни кусочка голубого неба – тучи, одни плотные мрачные тучи. И ни одной птички, ни одного оленёнка или зайчонка, лосёнка...

Мальчик осмотрелся – его окружал тёмный, неспокойный, дремучий лес. "Неужели заблудился?" – в тревоге подумал он.

– Ау! – Но голос его оказался на удивление тихим и слабеньким, отчего сразу потонул в лесном недобром гуле. – Маняша! Тётушка Друля! – старался кричать он как можно громче, но было бесполезно: лес заглушал его крик.

И становилось всё холоднее и темнее. И сосны хмурыми исполинами напирали на него. И Берёзы, клёны, вязы всё круче и жалобнее гнулись, словно над ними издевалась какая-то невидимая, беспощадная сила. И хилые травки лежали на земле и мелко дрожали. И кустики трепетали. А гул всё усиливался.

Вдруг страшно затрещали сучья и отчаянно забились веточками о землю кусты. И повеяло ледяным дыханием. Алфейко поёжился и испугался.

– Ха-ха-ха-ха-ха! – вдруг услышал он чей-то очень громкий хохот, от которого стало ещё страшней.

Обернувшись, он увидел того самого неприятного человека во всём волчьем, с чёрными ушами на шапке, ужасными шрамами на лице и изогнутым в виде подковы, приплюснутым носом. За плечами у него был арбалет.

– Ах! – в ужасе воскликнул Алфейко. – Так это же Гурдин! – узнал он злодея. – Как же я не догадался об этом сразу после прочтения книги сказок о белых птицах!

А в руках Гурдин держал тоже книгу, чёрную и большую. Страницы её сами собой веером кружились то в одну сторону, то в другую, отчего ледяное веяние усиливалось.

– Ха-ха-ха! – хохотал злодей, задирая голову кверху, и лицо его было как никогда уродливым и зловещим: скулы и нижняя челюсть особенно сильно выпирали, а глаза безжизненно мерцали.

В миг он перестал смеяться и уставился тяжёлым взглядом на мальчика.

– Вот мы снова и встретились, Алфейко! Я пришёл подарить тебе самую лучшую книгу на свете. В ней три сказки о сером племени тьмы! – Голос его с властным торжеством разносился по лесу. – Тебе будет интересно узнать о нём и о непобедимых его воинах!

И страницы книги ещё быстрее побежали друг за дружкой, и потянулась во все стороны от книги тяжёлая серая морось. И все веточки и травинки, на которые она попадала, сразу съёживались, чернели и безжизненно никли.

– Но взамен этой книги, – повелительно продолжал он, – ты отдашь мне свой амулет!

Алфейко крепко сжал горячий талисман в ладони, и его тепло разлилось по всему телу, отчего мальчик почувствовал себя смелее.

– Мне не нужна ваша книга, потому что у меня уже есть самая лучшая книга на свете! – заявил он окрепшим голосом.

– Какая же это книга, про белого бычка? Ха-ха-ха! – злорадно засмеялся похожий на волка человек.

– Это книга сказок о белых птицах!

Гурдин перестал смеяться. Его лицо почернело. Нижняя челюсть затряслась. Изо рта показались клыки и закапали слюны. Он со злостью швырнул в сторону книгу, которая вдруг превратилась в большого чёрного ворона.

– Ка-р-р-р! – раздражённо крикнула птица и скрылась за деревьями.

Злодей со злобным выражением лица тяжело мотал головой, приговаривая:

– Зря, Алфейко, зря...

На что Алфейко кричал:

– Нет никакого серого племени тьмы! И нос вы свой расплющили о каменную глыбу "коварной черепахи" в битве с благородными спасателями доброго мира, я всё знаю!

– Зря, Алфейко, зря... Ты такой же, как твои родители – Амалия и Ярослав – эти упрямые, глупые люди, наивно верившие в добро, за что и поплатились жизнью, хоть и не просто было с ними справиться!

– Так значит, это вы виновник их смертей? – Алфейко почувствовал, как у него задрожали руки от ненависти к злодею.

– Я! Я! Ха-ха-ха! – загремел в ушах мальчика ненавистный голос.

– Я вас ни капельки не боюсь! Вас – жалкий и трусливый Гурдин! И в битве со спасателями доброго мира вы не завладели амулетом, и в битве с моим отцом – не завладели, и в битве с моей матерью – не завладели, и сейчас не завладеете, потому что добро всегда сильнее зла! И ваши минуты сочтены!

Алфейко понимал, что битвы не избежать. И она будет не на жизнь, а на смерть. И он жаждал её, чтобы отомстить за смерть отца и за смерть матери. И он действительно не боялся злодея, потому как Гурдин казался ему жалким, одиноким разбойником, гулять которому по белому свету оставалось считанные минуты, в чём он не сомневался. Более того, он был уверен, что злодей сам его боится!

Гурдин задумчиво щурился на мальчика, раздувал ноздри и скрежетал зубами. Казалось, он замышлял какое-то коварство, на что был большой мастер, как уже знал мальчик. Наконец, он змеиным голосом прошипел:

– Ну хорошо, несмышлёный молокосос, получай, что заслужил!

И с диким рычанием прыгнул на Алфейко. Мальчик успел отскочить, но человек-волк всё-таки расцарапал ему лицо и плечи.

На растопыренных пальцах его были когти. Изо рта высовывались клыки. И весь ощетинившись, рыча, и захлёбываясь лютой звериной злобой, он снова готовился к прыжку. Алфейко был наготове, держа кулаки перед собой. С лица его и плеч капала кровь, но он не обращал внимания. Они стояли друг перед другом – два непримиримых врага, – как день и ночь, как свет и тьма...

Злодей прыгнул. Мальчик не успел отскочить и оказался под ним, изо всех сил сдерживая зубастый, клыкастый, слюнявый рот, упорно приближающийся к амулету на груди...

И Алфейко вспомнил маму в ту последнюю её ночь, её лицо, глаза, амулет на слабеющей руке, её голос: "Это священный амулет наших предков. Его мне передал смертельно раненный после битвы с серым хвостатым племенем отец твой Ярослав... Заклинаю тебя, храни его всю жизнь, как зеницу ока... Он будет связывать тебя с предками. Это нужно для добра и мира. Он будет защищать тебя, освещать и светить тебе... он будет давать тебе силы..."

Алфейко рванул за уши голову злодея, да так сильно, что у него затрещала шея. Гурдин отпрыгнул с круто вывернутой набок головой. Закрутился на месте и завыл от боли. Бешено вцепившись в голову, он с хрустом вернул её на место, после чего, взглянув на Алфейко, зловеще улыбнулся.

И вновь они стояли друг перед другом. В глазах мальчика всё кружилось, словно он не стоял на ногах, а кувыркался в воздухе. И посреди этого хмурого, воющего круговорота незыблемо стоял его кровный враг. Казалось, это был уже не человек, а настоящий зверь!

Одежда на мальчике была разорвана. Кровь капала уже не только с лица и плеч, но и с груди. Он хрипло, с надрывом дышал. В окровавленных его кулаках были зажаты клочки серой шерсти. Но глаза мальчика сверкали бесстрашием и беспощадной ненавистью к врагу, который готовился к решающему прыжку...

– Гурдин! – вдруг прозвучал сильный голос.

И на пригорке Алфейко увидел лесничего Людомира на белом коне с буйной оранжевой гривой. Всем своим видом он напомнил мальчику благородного и доблестного рыцаря Райвенго.

– Это же настоящий рыцарь с горячим сердцем! – воскликнул мальчик в восхищении. – Ну теперь держись, Гурдин!

Людомир спрыгнул с коня и отпустил его, махнув рукой в сторону. Конь с раскатистым, острым ржанием встал на дыбы, словно вспыхнула молния и грянул гром в царстве тьмы и холода. И, горячо поплясав рядом с хозяином, легко побежал по мрачному, воющему лесу пушистым, жарким огоньком.

Лесничий, расправив широкую грудь, встал перед Гурдиным, закрыв собою раненого мальчика. Он был облачён в лёгкие доспехи. Ноги его облегали высокие чёрные сапоги со шпорами. Русые волосы стягивала золотая тесёмка, а на плече висел лук со стрелами.

– Я давно охочусь за тобой, трусливый, грязный пёс! – Со спокойным мужеством смотрел он на злодея. – И вот, наконец, дороги наши встретились!

– А, это ты, беспокойный лесной правдолюб, – со зловещей улыбкой проговорил Гурдин. – Значит, и ты торопишься найти здесь свой конец.

И в следующий миг они кинулись друг на друга.

Жестокой была схватка. Страшно было смотреть. Они набрасывались друг на друга со всей яростью непримиримых врагов, падали и вставали, снова падали и кувыркались, намертво вцепившись друг в друга. Слышались стоны и рычания, глухие удары и скрежет зубов, треск костей и звериный визг. Людомир был уже ранен. Но в какой-то момент он поднял злодея над головой и со всей силы бросил на камни. Гурдин поднялся не сразу. С мученическим воем он выправил свёрнутые челюсть и шею, весь встряхнулся, издал свирепый рёв и снова прыгнул на лесничего, как ни в чём не бывало!

В какой-то миг битвы, Людомир схватил двумя руками за обе челюсти врага и рванул их в разные стороны. Изо рта Гурдина хлынула густая чёрная кровь. Злодей жалобно скуля, отбежал в сторону. Казалось, с врагом покончено. Людомир, тяжело опустившись на землю, держался за грудь. Сквозь его пальцы сочилась красная горячая кровь.

Но человек-волк с диким воплем вправил нижнюю челюсть. Со стоном подвигал ею. И, издав свирепый рёв, был готов вновь прыгнуть на Людомира. Но в этот момент лесничий выпустил стрелу из лука, которая вонзилась прямо в грудь злодею. Гурдин пошатнулся, но устоял. Он выдернул стрелу и, переломив пополам, бросил себе под ноги. И снова его лицо исказила зловещая улыбка.

Вскинув арбалет, Гурдин прицелился. Людомир с трудом поднялся и выпрямился, бесстрашно ожидая выстрела. Алфейко, обессиленно сидевший на камне, заплакал. Но вдруг, словно свалившись с неба, перед злодеем возник учитель Пташик! Не теряясь, он вырвал из рук врага арбалет и отшвырнул его подальше, а после этого стал суетливо поправлять на носу свои очёчки. В следующее мгновение учитель упал от сильного удара. Очки слетели. И он стал искать их, ползая на животе.

А по лесу словно на крыльях летел конь Людомира! И на нём сидела девушка. "Кто же это?" – Алфейко с трудом присмотрелся, так как в его глазах всё плыло от слабости из-за потери крови, но всё-таки он узнал Джульнару! А зрелище было восхитительным: белый сильный конь, его пышная, словно горящая грива и яркая, смелая девушка в алом платье и сияющих всеми цветами радуги бусах! – они словно солнечные крылатые посланники блистательно неслись в страшном лесу! И за ними, освещавшими дорогу, бежали пасечник Алюша, Маняша и тётушка Друля.

Конь со всей своей летящей, сверкающей, грозовой мощью обрушился на Гурдина. Злодей кубарем отлетел и так сильно впечатался в широкий ствол сосны, что щепки отлетели в стороны, как брызги! Повисев припечатанным к дереву, человек-волк, казалось, безжизненно сполз вниз...

Алфейко оказался на широких руках пасечника Алюши.

– Потерпи, милый, – прижал его пасечник к горячей груди, – потерпи, милый мой, всё будет хорошо!

Он бережно положил мальчика на травку. Подбежала Маняша.

– Ох, Алфейко! – вскрикнула она, увидав друга...

У Маняши капали слёзки, но она старалась с нежным спокойствием промывать раны другу и перевязывать их. Людомиру помогала тётушка Друля. Пасечник Алюша отыскал очки учителя и привёл его в чувства...

А весь помятый Гурдин с окровавленным лбом поднялся. Он в очередной раз с чудовищным воем вправил вывихнутые члены, свёрнутые шею и челюсть. И вновь свирепо проревев на чёрное небо, стал всем зловеще улыбаться.