Текст книги "Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения."
Автор книги: Константин Глобачев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Граница советской России с Украиной проходила между пассажирской станицей Орша (советская) и товарной станцией (украинская). Нужно было изыскать способ пробраться безболезненно через границу, на что пришлось потратить два дня. По установленным большевиками правилам, для того, чтобы перейти границу, нужно было иметь от местного совдепа удостоверение о неимении с его стороны препятствия. Такое удостоверение получить было возможно, хотя бы под предлогом лечения на Юге России, заплатив кому следует приличную сумму денег. Но на этот риск я пойти не мог, так как в процессе получения этого документа нужно было явиться лично и в местную ЧК, где, безусловно, потребовали бы мои документы, а может быть и опознали бы в лицо. Поэтому я занялся рекогносцировкой местности пропускного пункта и в течение целого дня изучал технику пропуска через границу на месте. Обследовав достаточным образом всю эту процедуру, я явился очень рано, за час по крайней мере до начала пропуска на таможню, расположенную у самого пропускного пункта, охраняемого весьма солидно часовыми, и попросил одного из чиновников таможни пропустить меня не за границу, а только в украинскую будку, расположенную шагах в 300 за таможней на советской стороне у самой колючей проволоки, идущей вдоль границы. С меня потребовали удостоверение совдепа, но я объяснил, что еще границу переходить не собираюсь, так как вещи мои, нагруженные на подводе, ожидают очереди для осмотра на шоссе, и что я сейчас же вернусь для этой цели в таможню, как только наведу необходимую якобы мне справку в украинской будке. После некоторого колебания разрешение мне было дано, но я, конечно, уже назад не вернулся, ибо у меня никаких вещей и не было. В украинской будке я откровенно сказал находившемуся там украинскому комиссару, кто я такой, и просил пропустить меня на Украину. Присутствовавший тут же немецкий офицер, узнав, что у меня нет никаких вещей, выдал мне пропуск и тут же лично пропустил через колючую проволоку. Еще раз отсутствие вещей меня спасло.
Глава V
Украина.
– Личные впечатления, – Киев и общее положение на Украине. – Департамент державной варты. -Гетман, немцы и армия, -Самостийное движение. – Офицерская дружина. -Падение Киева. – Петлюровщина.
Я не буду описывать ни тех впечатлений, ни того настроения, которое охватило меня при путешествии по Украине до прибытия в Киев. Они всякому понятны, кто побывал под режимом большевиков в 1918 г. и наконец вырвался из этого сумасшедшего дома. Порядок, право и собственность здесь, на Украине, поддерживались и охранялись немцами, но видно было, что революция и предшествовавшая система управления произвели сильные опустошения в прежнем цветущем крае, и нормальная жизнь только понемногу еще восстанавливается. Хотя Украинская держава была объявлена суверенным государством, но немецкая рука была видна во всем, и впечатление было таково, что вся Украина завоевана и оккупирована немецкими войсками. Киев, столица Украины, по контрасту с городами Совдепии производил сразу самое благоприятное впечатление на каждого приезжающего. Нормальный уклад жизни, торговля, обилие продовольствия, правовые отношения – все это на первых порах было целительным бальзамом для измученных физически и нравственно беженцев с севера. Но после некоторого времени пребывания каждый более или менее отдающий себе отчет видел, что жизнь здесь далека от нормальной и все это видимое благополучие может быть только временным, в зависимости от того, как повернутся политические события. Гетманская держава была еще чересчур молода, неустановившаяся и не имела силы, на которую могла бы опереться. Всякому было ясно, что режим держится, пока на ее территории немецкие штыки.
Благодаря наплыву беженцев, главным образом из советской России, Киев был перегружен населением сверх всякого комплекта. Это не отражалось на продовольствии, которого в то время было достаточно, но делало квартирный вопрос критическим.
Кроме того, скопление населения, ищущего жизненного заработка, развило спекуляцию и массу профессий, имеющих временный характер. Появилось много ресторанов, паштетных, клубов и всевозможных увеселительных заведений; люди искали быстрой и крупной наживы; развился до крайней степени азарт. В политическом отношении было крайне неспокойно: партия самостийников-республиканцев не была удовлетворена порядком вещей -мечтала о полной самостоятельности без всяких немцев, а потому стояла в оппозиции к гетману, их ставленнику. Партия большевиков-коммунистов работала в подполье на присоединение Украины к РСФСР, получая субсидии Москвы деньгами и агитационными материалами. Официальные представители Москвы во главе с Раковским были объединяющим руководящим центром работы большевиков. Добровольческая армия имела своих агентов и работала на комплектование своих частей из офицерских и солдатских контингентов, бывших в то время в достаточном количестве на Украине. Вокруг гетмана стояли люди разных политических убеждений, от монархистов до социалистов-революционеров включительно, а потому правительство гетмана не в состоянии было принять курс твердой, определенной политики. Правительство гетмана и он сам находились все время в области политических шатаний.
Таким образом, атмосфера на Украине, как в политическом, так и в общественном отношении, была нездоровая. Видно было, что стараний было много создать монархию доброго недавнего прошлого, но не на чем ее было строить, и ясно было для всякого, что гетманская Украина с уходом немцев разлетится, как карточный домик. Но во всяком случае намерение создать порядок и государственность чувствовалось, и в правительственных учреждениях заметно было деловое настроение.
В поисках заработка в Киеве я попал на службу в качестве чиновника для поручений 5-го класса в Департамент державной варты (то есть, иначе, Департамент полиции), где я встретил многих своих прежних сослуживцев. Этот департамент был еще, так сказать, в состоянии формирования, потому что, хотя само учреждение уже функционировало, местные, подчиненные ему органы еще не все были сформированы и утверждены законом. Департамент державной варты был точной копией бывшего Департамента полиции, но не в столь широком масштабе. Он имел тоже число делопроизводств и особый отдел того же назначения, что и в бывшем Департаменте полиции. В каждой губернии были учреждены так называемые информационные отделы, исполнявшие политические функции бывших губернских жандармских управлений39, и управления уголовного розыска, исполнявшие назначения бывших сыскных отделений411. Департаменту державной варты подчинялась вся общая полиция, или Варта, и железнодорожная полиция, или железнодорожная Варта. Сущность работы всего аппарата заключалась в активной борьбе с большевизмом, в относительной борьбе с самостийностью и в наблюдении только за деятельностью социалистических и прочих партий. Во главе учреждения (сентябрь 1918 г.) стоял бывший прокурор старого режима Аккерман, твердых правых убеждений, подобравший состав опытных, знающих служащих, и поэтому Департамент державной варты мог бы прекрасно справляться с трудной ему поставленной задачей борьбы с политической разнузданностью и уголовшиной на сравнительно небольшой территории Украины, если бы не постоянные изменения курса политики гетманского правительства в отношении самостийников. Лидеры их во главе с Петлюрой до ноября 1918 г. содержались под стражей, но с этого времени отношение к ним гетмана резко меняется; он делает распоряжение об освобождении их, чем, собственно говоря, возглавляет самостийническую против себя оппозицию и ускоряет собственное падение.
Во время оккупации Украины немцы разрешали гетману формирование самого незначительного числа войсковых частей, да и то исключительно национального украинского состава, так называемых кошей разноцветных жупанников. Эти части комплектовались исключительно украинскими самостийниками. Таким образом, у гетмана не было преданных ему войск, кроме, кажется, кадров одной только дивизии, разрешенной ему к формированию немецким командованием, не имеющей строго национальной, украинской окраски. Среди высших чинов военного и гражданского управления значительная часть была на стороне самостийного движения и поддерживала связь с его главарями. Поэтому когда гетман освободил Петлюру и его коллег, то последние молниеносно собрали под свои знамена в Белой Церкви все ближайшие украинские воинские части и открыто выступили против гетмана, оставшегося без всякой войсковой опоры.
Для защиты Киева и борьбы с Петлюрой гетману пришлось обратиться к офицерству, скопившемуся в значительном числе вгороде и бывшему не у дел. Наспех были сформированы добровольческие офицерские дружины под начальством генерала Кирпичева, что дало в общем не более 3000 штыков, и нужно удивляться только, как эта горсточка людей защищала город почти месяц от значительно превосходящего в численном отношении противника. Главное командование сначала гетманом было вручено графу Келлеру, а потом, вследствие расхождения с ним по некоторым политическим вопросам, передано князю Долгорукову.
Я перешел из Департамента державной варты на службу в особый отдел дружины Кирпичева, который исполнял при дружине информационную и разведывательную работу. Этот аппарат повел весьма активную борьбу с большевизмом и петлюровщиной в городе, но все это оказалось уже слишком запоздалым и нисколько не изменяющим обшего положения. Настроение населения Киева в низах все было на стороне Петлюры, а интеллигенция, большей частью пришлая, в борьбе никакого участия принимать не хотела, продолжая заниматься спекуляцией. Город был сплошь насыщен агентами Петлюры, которым ничего не стоило поднять в любое время внутреннее восстание, к чему и были неоднократные попытки, по преждевременности подавляемые штыками. В общем вся тяжесть борьбы лежала ка плечах офицерской дружины, как на фронте, так и в городе. Ей приходилось оборонять тремя тысячами людей огромный периметр города, и вполне естественно, что этот жидкий фронт в конце концов был прорван войсками Петлюры, которые вступили в Киев 14 декабря н. с.
Гетманская власть пала, уступив место украинской Директории с Петлюрой во главе. Тотчас же начались репрессии по отношению ко всем лицам, так или иначе причастным к прежнему правительству. Прежде всего террор обрушился на голову офицерства, как непосредственного защитника старого порядка. Ужасы террора превосходили по своим размерам даже то, что в последнее время приходилось наблюдать в советской России. Офицеров в форме убивали на улицах Киева как собак. Все, что только имело возможность, скрывалось в подполье или бежало из города. Мне лично пришлось в течение десяти дней скрываться за Днепром в Слободке, после чего я бежал под чужим именем через Николаев в Одессу. Путешествие от Киева по железной дороге до Николаева было сплошным кошмаром; помимо того, что поезд был переполнен до отказа, беспрерывные осмотры и обыски пассажиров с всевозможным издевательством доводили их до состояния крайней нервности; от станции Долинской до Николаева теплушки были буквально завалены вещами и людьми. Ко поезд тащился более суток. 111 И
Николаев уже был занят войсками атамана Григорьева. Пробыв там два дня на вокзале, я с трудом попал на пароход «Румянцев», отходящий в Одессу; это был последний пароход который петлюровцы выпустили туда из Николаевского порта.
Глава VI
Одесса.
– Оборона города офицерскими дружинами. -Гришин-Алмазов. Французская оккупация -Русская власть в Одессе. – Взаимоотношения французских и русских властей. – Французская политика на Украине. – Настроения населения. -Большевистская пропаганда – Уголовщина и спекуляция, и борьба с ними розыскных органов. – Новое русское правительство. – Генерал Шварц. – Большевистская пропаганда во французских войсках. – Эвакуация Одессы.
В Одессе, как и в Киеве, с началом петлюровского восстания образовались офицерские дружины, отстаивавшие гетманскую власть и город, но так как город был портовый и союзный флот, хотя и не большой по числу вымпелов, но уже появившийся здесь со времени поражения Турции, решил поддержать ее защитников, то Одесса была удержана. Петлюровские банды дошли почти до гавани, но принуждены были остановиться ввиду мужественного сопротивления офицерских отрядов и опасаясь стрельбы с моря. На Дерибасовской улице была установлена нейтральная зона, которая ко времени моего приезда в город уже отошла за вокзал. Своим спасением Одесса была обязана отчасти угрозе французского флота, но главным образом мужеству и распорядительности генерала Гришина-Алмазова, который сумел организовать защитников, почти что уже на набережной, и отстоять город. Естественно, что он и стал единственным распорядителем и начальником спасенного им от петлюровских банд города. Подчинив себя Добровольческой армии, он принял на себя все права главноначальствующего.
В то время Франция решила оккупировать Одесский район и уже высадила первые эшелоны своих войск со штабом бригады и техническими боевыми средствами. Гришин-Алмазов, с своей стороны, сформировал из офицерских дружин бригаду под начальством молодого, храброго генерала Тимановского, которая составляла непосредственную оборону города от посягательства большевистских и петлюровских банд. Город делился на два района: 1) французский – порт – в ведении французского командования и 2) вся остальная часть города – в ведении русского командования. Таково было положение дел к январю 1919 года.
Русская власть в Одессе сконструировалась таким образом: главноначальствующий – Гришин-Алмазов и помощник его по гражданской части – А. И. Пильц. Градоначальник – В. А. Марков. Все административные органы остались те же, что и при гетмане. Я был назначен заведующим политическим розыском при градоначальнике, получив в наследие информационный отдел как местный розыскной орган бывшего Департамента державной варты.
Гришин-Алмазов был еще молодой человек, лет 32, даже не выглядевший и на эти годы. На германскую войну он вышел в чине штабс-капитана артиллерии, и где и когда он получил генеральский чин, никому не было точно известно. Он сам про себя говорил, что [произведен в генералы] в армии Колчака, откуда прибыл в Добровольческую армию незадолго перед тем. Во всяком случае это был человек смелый, решительный, даже скажу талантливый, но слишком горячий; ему очень недоставало уравновешенности и административного опыта. По характеру своему и манере говорить он мне немного напоминал Керенского. Он очень поддавался влиянию и в хороших руках мог бы быть прекрасным администратором.
Сначала французы во внутренние дела русского управления не вмешивались, но по мере прибытия новых эшелонов и штабов французское командование, желая, очевидно, сколько можно более расширить зону оккупации, и притом безболезненно для себя, стало понемногу все прибирать к своим рукам, особенно когда командующим французскими оккупационными силами был назначен генерал д'Ансельм и начальником его штаба – полковник Фрейденберг. Последний занялся исключительно политической работой, которая заключалась в том, чтобы, войдя в сношения с представителем Петлюры, сдать ему Одессу на выгодных для себя условиях. Переговоры между Фрейденбергом и петлюровским атаманом Змиевым продолжались все время пребывания французов в Одессе, несмотря на то, что добровольческие части, подчиненные Гришину-Алмазову, находились с петлюровцами в состоянии войны. Атаман Змиев, беспощадно расстреливавший русских офицеров, под охраной французов нагло являлся в Одессу для свиданий с Фрейденбергом на глазах у защитников ее. Однако Фрейденбергу не удалось своих переговоров довести до конца, ибо власть Петлюры и Винниченко на Украине пала, уступив место большевикам, с коими уже трудно было разговаривать в то время.
При таких условиях, когда французы, с одной стороны, как бы желали сотрудничать с Гришиным-Алмазовым, а с другой – вели переговоры с его врагами, положение Гришина-Алмазова было весьма затруднительным, с каковым он, естественно, примириться не мог. Отношения с французским командованием у него сильно обострились. К моменту большевистского переворота на Украине зона [оккупации] была значительно расширена – верст на 70-100 к северу и на восток до Николаева включительно. Союзные войска все прибывали и прибывали (главным образом греческие), и казалось, что французское командование имеет намерение не только занять Украину, но и вступить в непосредственную борьбу с большевиками. Однако оказалось, что если таковое намерение и было, то от него скоро пришлось отказаться. Против союзных войск большевики выдвинули свое лучшее оружие -пропаганду и агитацию.
Одесса в это время представляла из себя буквально то же, что и Киев осенью 1918 года. Интеллигенция, бежавшая сюда от большевиков из обеих столиц, пополнилась еще той, которая выбралась после падения гетмана Из Киева и других городов Украины. Значительное число безработных офицеров и разных темных дельцов, спекулянты всех сортов, старающиеся использовать момент в личных для себя выгодах, – все это переполнило Одессу, создав сильный квартирный и продовольственный кризис Вместе с сим рабочие и низы населения, уже вкусившие отчасти большевизма в начале 1918 г., но еще не изжившие всех его тяжелых сторон, мечтали снова о большевистском режиме и представляли благодарную почву для пропаганды и агитации. Буржуазный слой города вместе с городской думой социалистического состава вечно будировал, все осуждал, местной власти не помогал и, с своей стороны, был лучшим проводником грядущего большевизма. Еврейское население Одессы также было настроено большевистски, разве что за исключением богатой буржуазии.
Таким образом, русские и союзные (главным образом греческие) войска удерживали боевой фронт против наступления красных, их [большевиков] агитационная работа внутри Одесского района шла во всю, разлагая не только русское население, но и французские войска, не занятые буквально ничем и по составу
своему мало дисциплинированные. Оккупационные французские войска вели себя в Одессе весьма разнузданно: солдаты проводили время в попойках, якшаясь с евреями и еврейками, среди которых было немало большевистских агитаторов, знавших французский язык; пропаганда имела успех не только среди солдат, но даже среди офицеров. В результате к февралю началось брожение среди сухопутных солдат, а затем и среди матросов на почве утомления войной и желания возвратиться на родину. Были и такие, которые явно перешли на сторону большевиков, приняв всю их идеологию, как например, известный капитан Саду ль. Между тем французские розыскные органы не имели возможности продуктивно бороться с большевистской пропагандой, как по незнанию местных условий, так и по неопытности своего личного состава, набранного наспех из строевого офицерства.
Большим бичом Одессы этого времени была уголовщина, дошедшая до чудовищных размеров. В январе – мае 1919 г. обыватель чувствовал себя в городе хуже, чем в лесу с разбойничьим станом. Грабили по квартирам ночью и среди белого дня – на улицах. Одесса всегда была одним из центров преступности, в это же время преступность достигла крайнего предела. Законные меры воздействия ни к чему не приводили, и градоначальнику генералу Маркову пришлось прибегать к исключительным мерам. Грабители, застигнутые на месте преступления, беспощадно расстреливались, а кроме того, чинам сыскной полиции был отдан приказ заведомых грабителей и воров при встрече уничтожить как собак. Эти меры оказались действительными, и спустя месяц преступность значительно сократилась, а обыватель мог вздохнуть. Особенно много хлопот полиции доставил в то время некий «Мишка Япончик»41 со своей шайкой, пользовавшийся в преступном мире большим влиянием и наводивший ужас своими грабительскими операциями на всех. Впоследствии, по сдаче Одессы, он занимал ответственный пост у большевиков и ими же за что-то был убит.
Русские розыскные политические органы боролись всеми мерами против большевистской работы, которая главным образом базировалась на рабочих организациях. Эти политические органы встречали полную поддержку в этом отношении от своих гражданских и военных властей, но должны были вечно бороться с заступничеством чинов городского управления с городским головой Брайкевичем во главе. Социалистический состав городской думы явно стоял на стороне рабочих, невольно помогая большевикам укреплять свое положение. Это, конечно, не помешало впоследствии Брайкевичу и другим гласным городской думы первыми бежать из Одессы при эвакуации ее французами. Между тем организационная и агитационная работа большевиков в Одессе была очень интенсивна и, несмотря на ряд ликвидации, произведенных в их рядах, не ослабевала, имея за собой новые кадры людей и благоприятное настроение масс. Много способствовала этому настроению спекуляция продуктами первой необходимости, страшно взвинтившая рыночные цены. Виновниками этого обстоятельства были старые спекулянты еще Великой войны, сахарозаводчики: Хари, Гепнер, Златопольский и др., которые фактически были экономическими диктаторами Одессы того времени. Эта компания, вопреки протестам городской думы, наконец, была арестована военной контрразведкой, и материал, взятый у них по обыску, вполне подтвердил их зловредную деятельность.
К марту французское командование, по-видимому, решило совершенно отмежеваться от Добровольческой армии и влияния ее главнокомандующего генерала Деникина на одесские дела, а потому приступило к созданию новой русской власти в Одессе, которая должна была действовать исключительно по указанию французского командования. Был приглашен в качестве отдельного главнокомандующего Одесским районом генерал-лейтенант Шварц, и при нем образован был Совет обороны как правительственный орган. Генералу Гришину-Алмазову и начальнику его штаба генералу Санникову, назначенному генералом Деникиным, предложено было немедленно, в течение 24 часов, покинуть Одесский район. Оба выехали первым пароходом в Новороссийск. Помощник Гришина-Алмазова по гражданской части А. И. Пильц выехал туда еще раньше.
В Совет обороны вошли: Андре, Рутенберг, Ильяшенко, Брайкевич и еще несколько лиц. Хотя внутренними делами ведал г. Андре, но доминирующую роль в совете играл г. Рутенберг, старый социалист-революционер, тот самый, который в 1905 г. по постановлению партии убил небезызвестного Талона. Рутенберг подавлял прочих членов Совета обороны своей наглостью, безапелляционностью своих решений и авторитетом своей партийности. Андре, бывший губерниальный староста (губернатор) Волынской губернии при гетмане, – очень ловкий, энергичный и честолюбивый, но не государственный человек, с оттенком авантюризма. В Киеве уверял, что он настоящий украинец, в Одессе -что чистокровный француз, потомок де Ланжерона, почему и называл себя Андре де Ланжерон. Остальные члены Совета обороны роли не играли. Председатель Совета генерал Шварц был весьма порядочный; и честный, человек, но слабовольный, поддающийся влиянию, прекрасный инженер, но не государственный деятель. Таково было правительство, созданное французами, или вернее, начальником штаба французского оккупационного отряда полковником Фрейденбергом. Администрация осталась старая.
Новое правительство дела не улучшило, а скорее затормозило, ибо все серьезные вопросы решались коллективно, что требовало известной проволочки. Французы же по-прежнему влияли на все решения.
Большевики продолжали делать свое дело, подготавливая в Одессе будущие органы своего управления на случай, переворота. Работа их сосредоточивалась в рабочих профессиональных союзах, а Союз союзов в марте представлял собой будущий правящий Ревком. Произведенной мною ликвидацией в некоторых рабочих организациях были добыты документы, доказывающие это с очевидностью.
Для парализации внутренней работы большевиков обстоятельства требовали производства широкой ликвидации с изъятием всех важных работников, на чем я и настаивал во время доклада в Совете обороны, но Рутенберг почему-то отрицал такую необходимость и старался, сколько возможно оттянуть ликвидацию. Поэтому Совет обороны постановил с ликвидацией не торопиться и выждать выяснения еще каких-то новых неизвестных обстоятельств. Странным является то обстоятельство, что Рутенберг, когда французское командование отдало приказ об эвакуации Одессы в 48 часов, настаивал, чтобы я – ликвидировал все те рабочие организации, на ликвидацию которых он не соглашался раньше. Выполнить это требование уже не представлялось в тот момент возможным, так как все исполнительные органы уже были сняты с своих мест и готовились сами к эвакуации. Такая настойчивость Рутенберга, когда уже было очевидно, что Одессу приходится бросать, была по меньшей мере странна и, по моему глубокому убеждению, провокационна.
Пропаганда среди французской армии прогрессировала, и результаты ее сказались как на фронте, так и в тылу. Ненадежность своих солдат французы скрывали, но все-таки было известно, что пехота отказывалась сражаться с большевиками, а на одном из французских крейсеров произошел форменный бунт с поднятием красного флага.
Думаю, что это было главной причиной вдруг принятого французами решения эвакуировать Одесский район. Много по этому поводу ходило всевозможных комментариев: объясняли это и переменой общей французской политики, и подложной якобы телеграммой командующего французскими силами на востоке генерала Франше д'Эспере, но вернее всего, что истина заключалась в разложении французских оккупационных войск.
Как бы то ни было, 2 апреля 1919 г. французским штабом было сделано объявление, что Одесса ими эвакуируется в 48-часовой срок. Можно себе вообразить, в какой поспешности и беспорядке русским учреждениям пришлось сворачиваться, чтобы успеть в такой короткий срок погрузиться на пароходы, которых, кстати сказать, не было достаточного числа, да и те, которые были, не были подготовлены для такого внезапного выхода в море. Посадка происходила беспорядочно, под выстрелы уже восставшей в городе черни. Попадали на пароходы только те, которым удалось собраться и быть на пристани 4 апреля. Многие уехать не успели, остались в Одессе, за что впоследствии поплатились жизнью.
В общем все-таки французы вывезли из Одессы несколько тысяч человек. Часть пароходов пошла в Новороссийск, а остальные в Константинополь.
Я лично попал на французский грузовой пароход «Кавказ», на котором выехал весь русский штаб генерала Шварца и все гражданское управление Одессы. На сравнительно небольшом судне скопилось свыше 2000 человек: мужчин, женщин и детей. До выгрузки пришлось пробыть на пароходе 13 дней в самых ужасных антисанитарных условиях, при весьма грубом отношении пароходной французской администрации. В глазах французов всякие градации между русскими исчезли, и все были обращены в одну серую беженскую массу, к которой применялись самые крутые меры. Тут впервые пришлось почувствовать всю глубину несчастья людей, потерявших свою родину, и эти переживания для большинства были тяжелее физических страданий кошмарного переезда в таких тяжелых условиях.
Глава VII
Принцевы острова.
– Размещение беженцев. -Штаб генерала Шварца. Планы беженцев. -Прибытие представителя генерала Деникина. – Отправка русских беженцев в Россию. – Отъезд в Новороссийск.
Все беженцы, прибывшие из Одессы и Крыма, который тоже был эвакуирован почти одновременно англичанами, были высажены на Принцевых островах и размещены так: большинство вывезенных французами – штаб и гражданское управление г. Одессы – на остров Халки, находившийся в ведении французов. Эвакуированные из Крыма – на остров Принкипо, находившийся в ведении англичан. Сравнительно меньшая часть беженцев – на остров Антигона (итальянская зона) и остров Проти (американская). Каждая из этих наций реквизировала для беженцев необходимые жилища и снабжала их продовольствием по норме солдатского пайка своей страны. На острове Халки, куда попал я, были устроены общежития, из которых самое большое находилось в греческой семинарии – до 600 человек. Желающие могли устраиваться на островах и самостоятельно, нанимая помещения за собственный счет. Порядок поддерживался военными комендантами (иностранцами) и приданными им в помощь русскими. Нужно отдать справедливость, что иностранцы кормили и содержали русских беженцев весьма сносно, но требовали в то же время соблюдения установленного порядка и режима. Некоторые из беженцев – состоятельные или смогшие устроиться на службу -беспрепятственно отпускались в Константинополь, и иностранцы даже с особым удовольствием снимали их со своих забот.
Все учреждения Одессы были расформированы, а должностные лица обратились в простых беженцев. Остался только штаб генерала Шварца и Совет обороны. Какие функции выполняли эти учреждения, собственно говоря, трудно сказать. Раз не было территории, то, казалось, бы незачем было оставлять Совет обороны; раз не было армии, которая между прочим была брошена на произвол судьбы и которой пришлось после эвакуации Одессы с большими лишениями пробиваться самостоятельно на Румынию, то, казалось бы, не нужен и штаб. Однако Шварцем были вывезены кое-какие ценности и деньги, и это обстоятельство, видимо, и позволило содержать эти два учреждения около двух месяцев.
Вряд ли у Шварца были какие-либо дальнейшие планы. Правда, он не прерывай сношений с французским командованием, но с течением времени сообразил, что дальнейшей помощи от него он не получит. Совет обороны сам пришел к заключению, что дальнейшее существование его бесполезно, а потому решил ликвидироваться. Все члены Совета обороны, получив некоторое вознаграждение за свои труды, примерно 1 000 турецких лир на человека, разъехались по разным странам устраивать свою личную жизнь, а остаток капитала, вывезенного из Одесской конторы Государственного банка в сумме, как говорили, 9 000 000 украинских карбованцев, был передан начальнику финансового управления Добровольческой армии Бернашсому для передачи правительству Деникина.
Штаб генерала Шварца продолжал существовать с начальником штаба генералом Прохоровичем во главе, имея возможность оплачивать содержание своих чинов и даже выдавать пособия некоторым беженцам из тех сумм, которые были оставлены в распоряжении Шварца.
Беженцы, кроме тех, которые пустили корни в Константинополе, видя, что русское главное командование не может прийти им на помощь в смысле устройства их дальнейшей судьбы и что нельзя находиться бесконечно на положении призреваемых иностранцами, стали организовываться и сгруппировываться для переселения в другие страны или на родину. В мае же стало известно, что Добровольческая армия одерживает победы над большевиками и постепенно увеличивает свою территорию. Получены были сведения и с Дальнего Востока об успехах армии Колчака на Урале и о приглашении им военных специалистов-офицеров через Владивосток. Началась запись в группы желающих отправиться в Новороссийск, Владивосток, в Сербию, Болгарию и т. д. В Константинополь прибыл представитель главнокомандующего Добровольческой армии генерал Бензингер, который стал оказывать содействие желающим вступить в Добровольческую армию, и с этого момента начали осуществляться бесплатные русских беженцев в Новороссийск. Отправка записавшихся во Владивосток была только одна – на специально оборудованном и снаряженном генералом Шварцем пароходе «Иерусалим», сравнительно небольшой группы в 300 человек.
