Текст книги "Моя жизнь в футболе"

Автор книги: Константин Бесков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

ОЛИМПИЙСКАЯ СБОРНАЯ, 1955

С Качалиным у нас с самого начала сложились очень хорошие отношения. И не удивительно: интеллигентный, доброжелательный, справедливый, Гавриил Дмитриевич к тому же выступал некогда за московское «Динамо», и какое-то время мы даже играли вместе. Словом, легко нашли общий язык, и ни малейших трений между нами не возникало.

После разгона в 1952 году до конца 1954-го сборная СССР ни разу не созывалась. Мы с Качалиным начали создавать ее заново. Призвали под знамя сборной не только признанных мастеров из «Спартака» и «Динамо», но и молодых, в том числе почти или совсем не известных широким кругам почитателей футбола. Например, привлекли из класса «Б» нападающего Юрия Кузнецова. Спустя годы, став заслуженным мастером спорта и одним из самых популярных в стране футболистов, Кузнецов вспомнил об этом в книге-сборнике «Играя, сужу об игре»:

«В 1954 году «Нефтяник» выступал в финальной пульке команды класса «Б» в Донецке. Там после окончания игр («Нефтяник» занял третье место) второй тренер сборной СССР Константин Иванович Бесков включил меня а состав команды, выезжавшей на тренировочный сбор и матчи в Индию. В 1955 году я сыграл за второй состав сборной СССР со шведами… В том же году стал выступать за московское «Динамо».

Мы пригласили в сборную и 20-летнего Валентина Иванова, й 17-летнего Эдуарда Стрельцова из «Торпедо». Один из них появился в команде совсем недавно, другой чуть раньше, но его не часто привлекали в основной состав автозаводского клуба (не могу представить, чем Иванов не понравился тогдашним своим наставникам). Мы начали наигрывать в атаке этот оригинальный тандем, углядев в нем будущую грозную силу сборной команды.

– Позвольте мне опять прервать вас, Константин Иванович.

Валентин Иванов, один из самых ярких футболистов пятидесятых-шестидесятых годов, один из основных бомбардиров тогдашней сборной, стал авторитетным тренером, под руководством которого «Торпедо» завоевывало медали разного достоинства в чемпионатах и Кубок СССР. Он известен как человек колючий, способный «резануть» правду-матку в глаза кому угодно. Тем ценнее для читателя его мнение о тренере, от которого он ни в чем не зависит. Вот строки из книги Иванова «Центральный круг»:

«Бескова вы легко выделите с первого взгляда в самой большой толпе, даже если прежде никогда его и не видывали. Так невольно замечаешь человека, который и одет, и выбрит, и причесан лучше всех. Уверен: никто и никогда не видел его иным. Каждая мелочь в туалете Бескова тщательно продумана, абсолютно гармонирует с остальным, и – ни одного яркого пятна. Так одеваются скорее дипломаты или крупные режиссеры… Не знаю, есть ли на свете более изнуряющая душу и тело работа, чем работа футбольного тренера. Но ни годы, ни удары судьбы – а их он испытал, пожалуй, больше, чем многие его коллеги, – будто и не меняют Бескова, только все выше поднимается седина на его висках. И в дни побед своей команды, и в дни горчайших ее неудач он одинаково любезно раскланивается, придя на стадион, с многочисленными своими знакомыми – журналистами, судьями, тренерами, просто болельщиками, которые стремятся попасть ему на глаза. Не могу представить себе Бескова не то что кричащим – даже повысившим голос. Это вовсе не означает, что он не может сказать резкие, обидные слова. Но все это – ровным голосом, и во фразе, как правило, длинной и обстоятельной, обязательно будут и подлежащее, и сказуемое, и придаточное предложение…

Внешняя корректность чаще всего свойственна людям бесстрастным. Бесков – страстный человек. Его страсть – футбол. Говорить о футболе он может сколько угодно, а думать о нем не перестает, по-моему, никогда. Здесь, как в собственном костюме, для него не существует мелочей: все важно и все значительно. Любую мелочь он готов объяснить и повторять хоть тысячу раз, пока не уверится, что его поняли и с ним согласились. И от своего, даже в пустяке, он не отступится ни за что на свете…»

– Валентин обрисовал меня каким-то упрямцем. Я стою на своем, когда вижу несомненную пользу делу, футболу, игре. Не стану же я просто так, из амбиций/ отстаивать какой-нибудь действительно пустяк…

– А он, Константин Иванович, и не имеет в виду пустяк. Он как раз имеет в виду футбол, пользу делу. Но я продолжу цитирование.

«Однажды Володя Федотов рассказывал:

– Во время чемпионата мира 1958 года Интервидения не было, во всяком случае для граждан нашем страны. Я тогда занимался в ФШМ у Бескова, а он как раз съездил в Швецию на чемпионат наблюдателем. Так вот, без всякого телевизора я знал и помнил во всех подробностях каждую игру бразильцев, каждый забитый ими гол. Все это рассказал нам Бесков. Рассказал и показал на доске. И объяснил, как и почему все было. И кто куда бежал, и кто где стоял, и кто в какой миг ошибся. И как кто должен был сыграть, но не сыграл…

А Валентин Иванов вспомнил разборы игр, которые проводил Бесков в «Торпедо». Они продолжались иногда часа по два, а если бы мы, устав, как после трудного матча, не роптали, длились бы, наверное, бесконечно. И не то удивительно, что Бесков помнил сыгранный матч так же, как гроссмейстер помнит только что сыгранную партию. Кажется, он столь же детально представлял себе и будущую игру со всеми ее возможными вариантами. На установке он «проигрывал» за каждого футболиста его партию и старался внушить игроку во всех подробностях, что тот должен делать, если противник сыграет так или эдак или изберет третий путь. И все это мы репетировали и репетировали на тренировках. А после игры – иногда не сразу, а через неделю – Бесков мог вдруг подойти и сказать по поводу какого-нибудь совершенно незначительного, всеми забытого эпизода, который даже не привел к острому моменту: «Видишь, как здорово там получилось». Это значит, что какую-то комбинацию (сыграли в «стенку» или сделали «скрещивание») мы провели «по Бескову», в точности так, как разучивали заранее… Его память хранит несметное множество игровых ситуаций, в которых участвовал он сам или свидетелем которых был, и каждая из них может служить темой урока.

…Тогда, в начале лета 1956 года, за несколько месяцев до Мельбурнской олимпиады, я был благодарен тренеру сборной Г. Д. Качалину и тренеру «Торпедо» К. И. Бескову, только что принявшему нашу команду, за то, что они без всяких колебаний доверили мне место в основных составах своих команд».

Надо пояснить читателю смысл последнего цитируемого абзаца из текста Иванова: летом 1956 года он был жестоко травмирован, десять месяцев медики делали все возможное, чтобы вернуть футболу замечательного нападающего. Качалин и Бесков верили в него и, в какой-то степени оба рискуя, включили в основной состав сборной и «Торпедо». Жизнь доказала, что оба тренера не ошиблись. Валентин Иванов вырос в большого мастера, одного из тех, кто прославил футбол нашей страны.

Гавриил Дмитриевич Качалин поручил мне проводить с игроками сборной разнообразные упражнения, отрабатывать с нападающими и полузащитниками удары по воротам. Я занимался этим с удовольствием, игроки – тоже.

Приближался главный экзамен сезона, да и не только этого сезона. В Москву летом 1955 года должна была приехать сборная ФРГ, чемпион мира 1954 года. К тому же прежде наша национальная команда никогда с чемпионами мира не встречалась.

Примерно за месяц до этого матча стало очевидно, что обе наших центрфорварда – Никита Симонян и Эдуард Стрельцов – выступить против сборной ФРГ не сумеют: один заболел, другой был травмирован. Я предложил поставить в центр атаки Николая Паршина. Мотивировал это так: сборная составлена на базе московского «Спартака», нападающие Татушин, Исаев, Сальников и Ильин, а также полузащитник Нетто четко взаимодействуют именно с Паршиным, привыкли к нему. Да, он не может быть назван игроком экстра-класса, виртуозом, но умеет в нужный момент оказываться на голевой позиции, результативен.

На совещании руководителей отечественного футбола В. В. Мошкаркин, услышав предлагаемый состав команды, заявил:

– Паршин в центре нападения сборной – это позор для советского футбола!

Мне пришлось вновь изложить свои аргументы. Удалось убедить руководство. Николай Паршин вышел на поле и вскоре забил в ворота западногерманского голкипера Фрица Геркенрата первый мяч и внес оптимистичную ноту в начало матча, который был выигран со счетом 3:2. Футбольному миру стало ясно, что сборная СССР возродилась, она сильна и жизнеспособна.

Больше года проработал я вторым тренером в команде, которой было суждено выиграть Олимпийские игры в Мельбурне. Правда, в Австралию со сборной я не поехал – тому была причина, о которой сейчас расскажу. Не мне судить, каков мой вклад в победу советской команды на Олимпиаде, но полтора года кропотливой работы все же что-то значат и для меня самого, они принесли немалое творческое удовлетворение.

В конце сезона 1955 года мне вдруг предложили принять в качестве старшего тренера команду московского «Торпедо». Чрезвычайно заманчивое предложение: первая самостоятельная работа, возможность на деле проверить свои принципы, идеи и попытаться воплотить в жизнь концепцию создания сбалансированного, остро атакующего и цепко обороняющегося коллектива. Я смолоду впитывал все то, что давали нам ведущие партнеры и такие тренеры, как Борис Аркадьев и Михаил Якушин. Примерял их взгляды и выкладки к своим представлениям о тактике, учебно-тренировочном процессе, индивидуальной и коллективной подготовке игроков, о стратегии команды в длительном чемпионате и в блицтурнире… Теперь все это можно было переосмыслить, систематизировать и вынести «на натуру», на футбольное поле, где ты уже не второй, а старший, и твое слово – решающее…

Я подумал, что сборная, набравшая темп, уверенную игру, способна добиться многого в опытных и искусных руках Качалина. Следовательно, мой уход из нее не будет дезертирством. И я дал согласие принять «Торпедо». Качалин не был обижен моим решением; вообще, все причастные к работе сборной меня правильно поняли.

Между прочим, в материальном отношении я заметно проигрывал: в сборной мой оклад был 3 тысячи рублей в месяц (значит, 300 – напоминаю, дело было до денежной реформы), в в автозаводской команде 2 тысячи рублей. Однако самостоятельность, возможность творить, экспериментировать, реализовать собственную концепцию перевешивали любые «но».

«ТОРПЕДО», 1956

Известно, что в сезоне 1954 года «Торпедо» боролось за право остаться в высшей лиге. В следующем сезоне с появлением нового тренера команда улучшила свое турнирное положение, завершив чемпионат на четвертом месте. Сказалось естественное стремление футболистов утвердиться в глазах и мнении нового наставника, «показаться» ему. И вообще, кадровые перемены нередко вносят оживление, хотя бы временное, в жизнь футбольного коллектива. Четвертое – вполне благополучное место. Но специалистам было ясно, что в команде есть своеобразный тормоз: сходящие со сцены исполнители, которые уже были бесперспективны, «дорабатывали» последние месяцы в активном футболе, частенько нарушая при этом режим. Пользуясь своей репутацией старожилов команды, они старались максимально растянуть прощание с активным футболом и тем самым объективно наносили вред коллективу. При этом произносились красноречивые тирады о сохранении традиций, о верности флагу спортивного общества, о любви к автозаводскому футболу… Мне стало ясно, что постаревший организм требовал свежей крови. Коренной и, пожалуй, самый «торпедовский» торпедовец Валентин Иванов в книге «Центральный круг» сказал об этом периоде в жизни клуба со свойственной ему откровенностью и категоричностью: «Команду надо было спасать».

Едва тот или иной тренер начинает заменять молодыми, подающими надежды ребятами утративших физические кондиции игроков, в определенных внутрикомандных и околокомандных кругах включается сирена тревоги: «Он безжалостен, бессердечен. Люди отдали столько лет и сил, а он их за дверь! Волюнтаризм, жестокость, авторитарные методы руководства, ничего святого!..» Но давайте все же хоть немного подумаем о том, ради кого работаем: о зрителе. Зритель слышит объявленную диктором по стадиону знакомую, давно милую сердцу болельщика фамилию и думает; «Это мастер. Дело знает. С его-то опытом…»

Зрителю обычно неизвестно, что мастер во многом утратил силу, гибкость, скорость, реакцию, что на тренировках он не особенно утруждает себя упражнениями, что нарушение режима и дисциплины стало для него образом жизни. Да, мастер немало потрудился в свое время; да, у него были две операции, в ЦИТО ему вылечили перелом. Но теперь травмы все чаще и больше дают о себе знать, мастеру далеко за тридцать. Посмотрев, как вяло передвигается по полю мастер, как проигрывает единоборства, зритель разводит руками и спрашивает: «А где же тот молоденький новичок, который выпускался недавно на замену? Он ведь хорошо играет. Отлично владеет мячом, очень быстро бежит. И по амплуа – как раз на место мастера…»

Выше я уже называл имена способных молодых футболистов. Сашу Медакина присмотрел в спартаковской школе. В то время, когда в «Спартаке» сверкали звезды первой величины Татушин, Исаев, Симонян, Сальников, Ильин, Нетто, Огоньков, Тищенко, Масленкин, юному Медакину вряд ли нашлось бы место в основном составе. А в «Торпедо» вскоре нашлось. Впоследствии этот мой «ставленник» вырос в капитана «Торпедо», подлинного лидера команды.

Леонида Островского впервые увидел в рижской «Даугаве» (как спустя двадцать лет увидел там же Сергея Шавло). В футбольной школе молодежи мне приглянулся Николай Маношин, оттуда же взял я в команду Александра Савушкина. Валерия Воронина предложил посмотреть на поле его отец, мой однополчанин. Добавим к этим юношам Володю Пурцхванидзе (со временем, кстати, он стал инженером на одном из крупнейших предприятий Днепропетровска). Боевая подобралась молодежь.

Правда, всех их нужно было учить, какое-то время «обыгрывать» в дублирующем составе. И готовить для них постоянные места в основном, а следовательно, освобождать некоторых торпедовских ветеранов, чья игра заметно потускнела: Анисимова, Тарасова, может быть, даже Марьенко.

Первый круг чемпионата СССР 1956 года мои юные торпедовцы прошли просто здорово. Выиграли у будущего чемпиона страны – московского «Спартака», у «Шахтера», «Зенита», сыграли вничью с киевскими динамовцами и ЦДСА, одолели московское «Динамо». Случись такое в конце восьмидесятых годов, мы получили бы приз «Первая высота», который вручается за первое место по итогам первого круга.

Как именно мы играли? Приведу в пример два матча – с московским «Динамо» и ЦДСА.

На установке, которую я проводил перед матчем с динамовцами, в центр нашего нападения был назначен Иван Моргунов. Перед ним была поставлена задача: перемещаться и уводить за собой центрального защитника динамовцев Константина Крижевского, который, как я мог предположить, станет опекать Моргунова персонально и вплотную. Значит, уводить в сторону, передвигаясь параллельно линии штрафной площади в непосредственной близости к ней. А в освобождающуюся таким образом зону центрального защитника динамовцев в нужный момент должны были врываться либо Иванов (если Моргунов уводит Крижевского влево), либо Стрельцов (если Крижевский выманен направо). Наш замысел удался: Крижевский неотступно преследовал Моргунова даже без мяча, тандем Иванов – Стрельцов выполнил свою задачу «засады», и торпедовцы выиграли.

Следующая встреча – с ЦДСА. Там в центре обороны играл Анатолий Башашкин, который, как правило, сочетал персональную опеку с игрой в зоне. Вряд ли, думал я, Башашкин оставит свою зону без присмотра ради «держания» Моргунова, тут нужен более опасный форвард. Поставлю-ка я в центр атаки Эдика Стрельцова! От него Башашкин далеко отрываться не станет, значит, будет уходить со своего центрального поста, а туда сможет «наведываться» Валентин Иванов…

Так мы и сделали. Башашкин действительно не отходил от Стрельцова, который исправно заманивал его то в одну, то в другую сторону от центра обороны ЦДСА. И на освободившееся пространство сразу же вырывался Иванов. У него было минимум два стопроцентных голевых момента; Валентину не повезло, а то бы счет был 2:0. Наверно, сегодняшние питомцы Валентина Козьмича удивятся, если узнают, что их закаленный в спортивных боях наставник плакал после матча в раздевалке – от обиды на собственные промахи, но был такой факт в биографии нашего славного нападающего. А шел ему тогда двадцать второй год…

После матча с ЦДСА ко мне подошел старший тренер армейцев, давний соперник на футбольном поле Григорий Пинаичев. «Слушай, Константин, объясни, почему ты поставил против Башашкина не Моргунова, как в прошлый раз, а Стрельцова?»– «Григорий Маркович, – ответил я, – какое задание ты дал бы Башашкину, если бы в центре нашей атаки увидел Моргунова?» – «Велел бы стеречь центральную зону, чтобы в нее не просачивались ни Иванов, ни Стрельцов». —«А когда увидел в центре нападения Стрельцова, что поручил бы?» – «Держать его вплотную». – «Ну вот ты сам и ответил на свой вопрос…»

Автозаводское начальство, которому начинали потихоньку жаловаться на меня обиженные ветераны, до середины сезона не могло ни в чем упрекнуть команду. А потом приключился сбой, спад в игре. Резкий успех вскружил молодые головы. К тому же еще не стабилизировалось в команде единое отношение к общему делу, как к кровному и важнейшему. Расшатывалась дисциплина, чему основательно способствовали выпивки, которыми грешили некоторые игроки старшего возраста. А в команде асе быстро становится известно, и, если выпивают старшие, может последовать их примеру кто-нибудь из младших, у кого неустойчивая натура.

С переменным успехом выступала команда во втором круге; то победа, то несколько проваленных игр. Надо сказать, что для любой команды, даже отлично сбалансированной в составе и сыгранной, спад в игре – вполне естественное явление. В какой-то момент притупляется свежесть восприятия соревнований, дает о себе знать накопившаяся усталость; часть футболистов в предвкушении легкой победы не настраивается на очередную игру, и немедленно следует наказание: проигрыш заведомому аутсайдеру. Получив такой «ушат холодной воды», неустоявшаяся психика начинающих игроков сдает. Утрачивается уверенность, снижается уровень игры.

В таких ситуациях требуется спокойный, взвешенный и доброжелательный по отношению друг к другу разбор причин и следствий. Необходимо взбодрить, встряхнуть коллектив, вселить в него оптимизм. Вместо этого за моей спиной состоялось то собрание в парткоме автозавода имени Лихачева, о котором здесь уже шла речь. Узнав о нем, я подал заявление об уходе из «Торпедо».

ФУТБОЛЬНАЯ ШКОЛА МОЛОДЕЖИ

В 1957 году мне предложили стать старшим тренером футбольной школы молодежи в Лужниках. Такие школы в порядке эксперимента были организованы кроме Москвы в Ленинграде, Киеве, Минске и Тбилиси сроком на пять лет. Но уже в 1960 году этот срок закончился; тогдашние руководители нашего футбола не осознали перспектив и возможностей таких школ, хотя из них и вышли высококвалифицированные футболисты, ставшие со временем известными мастерами. Оправдывая попытку ликвидировать школы, тогдашний председатель президиума Федерации футбола СССР Валентин Александрович Гранаткин заявил: «Мы откроем школы подобного плана при командах мастеров».

Группа родителей наших учеников, узнав об этом, написала протестующее письмо, которое опубликовала газета «Советская Россия». Выступление газеты как-то подействовало, и школу при Центральном стадионе в Лужниках сохранили, правда без стипендий и других материальных стимулов как для учащихся, так и для преподавателей.

Пожалуй, то была моя первая встреча с мальчишками в полном смысле этого слова. Вспоминаю, как на вопрос: «Любите ли вы детей?» – знаменитый французский актер и режиссер Жан-Луи Барро ответил: «Не больше двух одновременно». А мне было по душе общество сразу двадцати, и то были не просто дети, а футбольные сорвиголовы, грезившие именами тех мастеров кожаного мяча, которые блистали в обозримом для моих питомцев времени. Все, что им говорили тренеры – мои коллеги по школе, эти мальчишки слушали с раскрытыми ртами и спешили «поверить алгеброй гармонию», хотя и представления не имели ни о той, ни о другой. Меня они тоже хорошо слушали.

Спустя годы я узнал от Володи Федотова, что в 1957-1960 годах многие учащиеся лужниковской ФШМ стриглись «под Бескова» – подражали мне в прическе. Что лукавить, приятно было об этом услышать: значит, уважали (а я как-то и не приглядывался к их шевелюрам).

Принимали в школу совсем маленьких, таковыми считались одиннадцати-двенадцатилетние (поступающие сегодня еще моложе). С первого года моей работы в ФШМ мы стали устраивать чемпионаты Москвы для различных детских команд одинакового возраста. В пятьдесят седьмом один тайм матча в таком турнире продолжался двадцать минут, годом позже – уже тридцать. Если наши соперники за весь детский чемпионат сумели забить самое большее 60 мячей и пропустить минимум 17, то фэшээмовцы забили 107, а пропустили всего пять; полагаю, это свидетельствует об уровне их подготовки.

У каждого тренера нашей школы была своя группа. У меня – ребята 1939 года рождения; среди них были Валерий Короленков, Виктор Шустиков, Олег Сергеев, Евгений Журавлев…

О том, как мы занимались, вспоминает заслуженный мастер спорта Виктор Михайлович Шустиков в книге «Футбол на всю жизнь»:

«Константин Иванович сначала очень толково объяснял нам технику выполнения какого-то элемента, приема или проведения комбинации. Потом показывал, как это нужно делать. Показывал не один раз, а несколько – сначала медленно, словно в рапидной съемке, потом на скорости, в бурном темпе. После его показа сразу становилась ясна суть приема. Он спрашивал:

– Все понятно? Тогда прошу каждого проделать то же самое.

И у нас почти сразу получался прием. Константин Иванович радовался, мне кажется, этому больше, чем мы сами.

Он всегда зажигал ребят личным примером. На занятиях по общефизической подготовке скажет: «Кросс тридцать минут», станет во главе группы и ведет ев по безлюдным аллеям, по асфальтовым и песчаным дорожкам, ныряет в овраги, поднимает цепочку по косогору. «Ну как, устали?» – спросит на ходу. Мы смотрим на его слегка раскрасневшееся лицо, видим, что у него почти ровное дыхание, и нам ничего не остается, как Дружно прокричать: «Нет, Константин Иванович!»

Уже после, попав в основной состав «Торпедо», я понял, что Бесков строил занятия с нами на уровне требований команды мастеров.

…В ту пору у нас в стране проводилось первенство футбольных школ молодежи. В 1957 году я попал в сборную Москвы. Турнир проводился в Харькове… И вот мы совершаем круг почета. Я иду впереди, подняв над головой завоеванный кубок, а рядом – счастливый, но внешне по-прежнему невозмутимый Константин Иванович Бесков.

Это были последние дни учебы. Вскоре из школы вышли в Большой футбол Володя Федотов, Гена Логофет, Игорь Численко, Геннадий Гусаров, Олег Сергеев, Николай Маношин… За последующие годы юношеский футбол не дал столице и половины игроков такого класса, как эти. Вот вам и ответ на вопрос: откуда берутся таланты? Они рождаются там, где с ребятами работают умные, талантливые, с большой душой педагоги».

В пятьдесят восьмом году руководство Федерации футбола СССР решило направить меня в качестве наблюдателя на чемпионат мира в Швецию. Вероятно, учли, что я вместе с Г. Д. Качалиным готовил олимпийскую сборную, которая затем выиграла золотые медали в Мельбурне, а также мой сравнительно молодой возраст (37 лет) и не исключавшуюся возможность возглавить ту или иную команду мастеров. На чемпионат мира по футболу мы, советские спортсмены, ехали тогда впервые. Для меня этот турнир стал подлинной футбольной школой, я впитывал каждую деталь, каждый штрих всемирного футбольного спектакля.

И здесь хотелось бы привести отрывок из книги Льва Ивановича Филатова «Ищи борьбу всюду», посвященный тем памятным дням:

«Я жил в одной комнате с Константином Ивановичем Бесковым, командированным в Швецию в качестве тренера-наблюдателя. В те часы, когда шел первый для нас матч чемпионата СССР – Англия, он был в другом городе, на встрече наших следующих противников – Бразилии и Австрии.

Пришла ночь, мы улеглись, погасили свет. Но мне не спалось после стольких переживаний, да и Бесков, я слышал, ворочался.

– Знаете, – проговорил он тихонечко, словно опасаясь, что его услышат за стенкой, – чемпионами станут бразильцы…

– Будет вам! – возразил я. Мне памятны были выступления в Москве бразильских клубов «Байя» и «Атлетико Португеза», игравших в мягкий, изящный, кошачий футбол, удивительно непрактичный, словно не от мира сего.

– Вот увидите, – твердо сказал Бесков.

Тут я встревожился: ведь со мной говорил большой мастер футбола.

– Почему же вы так думаете?

– Бразильцы умеют все, что можно уметь. Я не представляю, как можно сыграть лучше, чем они с австрийцами. 3:0! Как легко, как красиво, без всяких шансов у противника…

– Но мы же с вами видели бразильцев раньше, – попытался я сопротивляться.

– Нет, эти совсем другие. Вот увидите, – строго и упрямо повторил Бесков. – Но только пусть это останется между нами.

Его просьба была понятна: столь категорическое мнение наблюдателя могло вызвать неудовольствие в нашей делегации…»

Интересное воспоминание. Что же дало основание определить по ходу и результату первого увиденного на турнире матча, кто именно станет чемпионом мира? А если бы среди других команд – участниц чемпионата оказалась еще более искусная и сыгранная?

Годы, предшествовавшие мировому первенству в Швеции, я прожил, как говорится, не в безвоздушном пространстве. Видел фактически все европейские сборные и очень многие клубные команды, имел достаточное представление и о латиноамериканском, и об африканском, и об азиатском футболе. Неплохо знал, в частности, австрийский футбол, некогда славившийся «венскими кружевами», к 1958 году – добротный, схожий и с футболом ФРГ, и с французским, шведским, чехословацким: довольно высокий уровень, незаурядные исполнители, такие, к примеру, как Буцек, Зенкович, Хорак. Правда, у австрийцев был тогда крен в сторону откровенно силового стиля, но, полагал я до их встречи с бразильцами, может быть, именно атлетический натиск и принесет успех – в состязании с мягкими, обычно слишком увлекавшимися техническими трюками, не слишком стойкими прежде игроками из Рио и Сан-Паулу? Не зря же их прозвали жонглерами.

С первых минут матча Австрия – Бразилия я увидел четко оформившуюся, новую для нас, европейцев, гибкую и эффективную систему. Она была подогнана предельно до микрона, все футболисты расставлены в точном соответствии со своими физическими данными, действовали безошибочно, и буквально каждый был виртуозом мяча. Система 4+2+4, словно пружина с ударным бойком, сжималась при атаке соперников и распрямлялась при своей атаке, нанося неотразимый укол. Опасные рейды вперед крайних защитников, постоянное численное преимущество в обороне и нападении, и никакой попытки подстроиться под противника – нет, только своя, оригинальная игра! Явный сдвоенный центр защиты, явный сдвоенный центр нападения. Игра очень широким фронтом атаки (как тут не вспомнить примету театральных режиссеров – тот из постановщиков спектаклей искуснее, кто использует всю площадь сцены, а не собирает исполнителей на мизансцену только в центре подмостков). Крайние нападающие действуют у самой бровки поля, растягивая оборону противников (при этом левый крайний. Загало, несколько оттянутый назад, тоже двигался вдоль бровки), вынуждая крайних защитников противника отходить к боковой линии, отчего создавались бреши между центральным и крайними обороняющимися, и в эти бреши прорывались полузащитники бразильской команды.

Все, что делали бразильцы, выполнялось так, будто это был естественный образ их существования: без малейшего напряжения (по крайней мере, видимого), без какого-либо «трудно, очень трудно нашим ребятам…» Три сухих мяча в ворота сборной Австрии дались воспитанникам Висенте Феолы, на взгляд со стороны, легко. Мысленно сравнив эту чудо-команду со всеми теми, которые были мне знакомы до этого часа, я понял, что передо мной – новые чемпионы мира. Но сказал об этом лишь Льву Ивановичу Филатову.

– Вы сказали, что система 4+2+4 оказалась «новой для нас, европейцев». Но вы же сами в московском «Динамо» в послевоенные сороковые годы применяли эту схему расстановки игроков.

– Ту нашу расстановку определить как систему 4+2+4 можно было лишь ретроспективно. Она, вынужден повториться, сложилась стихийно, в силу особенностей того или иного игрока, его привычек (мы с Карцевым играли каждый в центре нападения до прихода в «Динамо», Леонид Соловьев – в центре защиты, поэтому невольно тяготели к центровой позиции). Михаил Якушин закрепил, утвердил наши самодеятельные сдваивания, но ушел из команды он, ушли некоторые другие реализаторы этой схемы, и «Динамо» надолго вернулось к старому доброму «дубль-ве».

На чемпионате мира в Швеции преимущества бразильской системы перед «дубль-ве» стали очевидны не только мне одному. Наблюдатели из многих стран изучали бразильцев, снимали их игры на кинопленку, пытались наскоро скопировать, перестроиться – ничего не получалось. Бразильцев изучали и французы, и шведы, еще не зная, что им предстоит сразиться с командой Феолы в полуфинале и финале. И что же? Оба матча, с французами и шведами, бразильцы выиграли с одинаковым счетом – 5:2, подтвердив свой задорный девиз: «Нам забивают, сколько могут, мы забиваем, сколько хотим».

Возвратившись с чемпионата мира в ФШМ, я старался как можно подробнее и нагляднее рассказать нашим ученикам обо всем, что увидел. На макете показывал расстановку бразильских игроков и их соперников, объяснял преимуществе применяемой бразильцами системы. Мальчишки, конечно, слушали и смотрели как зачарованные.

Иногда меня спрашивают: как же удается запечатлеть в памяти игровые моменты многих матчей? Видимо, здесь «срабатывает» профессиональный уровень. Многие специалисты запоминают матчи от начала до конца. Сравните с шахматами: гроссмейстер легко восстановит все ходы партии, сыгранной много лет назад. А футбольный тренер должен свою партию еще и рассчитать на много ходов вперед.

Повторяю, мальчишки упивались этими рассказами. И тем из них, кто по-настоящему любил футбол, это пошло на пользу. Но надо признать, что условия работы и занятий в ФШМ были посредственные. В каждую группу набирали до двадцати мальчиков, однако на зиму приходилось оставлять лишь двенадцать из них, а остальных добирать весной. Залы в школе были баскетбольного размера; в таком зале одновременно могли заниматься только шестеро ребят и тренер.