Текст книги "Гренада моя"
Автор книги: Константин Калбанов
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
С гулким шелестом снаряды начали срываться с направляющих и устремляться в сторону противника. Удачно упала машина, чего уж там. Вряд ли получилось накрыть подбирающуюся пехоту. Скорее всего, ракеты пройдут над их головами и рванут где-то за железнодорожным полотном. Даже, возможно, нанесут кое-какие потери. Но это не важно. Главное, что они нагонят страху на атакующих. Ревущие над головой реактивные снаряды – то еще удовольствие.
Едва последняя ракета покинула направляющую, как Азаров открыл люк и поспешно начал покидать машину, проклиная на чем свет стоит мелких, плюгавых бронеходчиков и конструкторов, не озаботившихся диаметром отверстия побольше. Не будь на руках кожаных перчаток, то посбивал бы руки в рубке, когда размахивал ими, как ветряная мельница, а вот здесь пообжигал бы к нехорошей маме. Реактивная струя неплохо разогревает металл.
Прикрываясь все еще висящим дымным следом ракет, добежал до берега ручья и, скользнув в поток, побежал вверх по течению. У него есть и карабин, и маузер, и подсумки с четырьмя гранатами, но вот желания вступать в последний и решительный пока нет. Ясное дело, если придется, то-о… Но отчего это нужно делать обязательно там, где до него добраться куда как проще? Ведь можно найти и более удобную позицию.
Опять же, там, метрах в трехстах, должны быть выжившие из экипажей подбитых машин. Заниматься их спасением Ермилову было некогда. Для него главное – добить бронепоезда. Вот Григорий и объединится с выжившими. Ну и командование примет, благо кое-какой опыт в подобных переделках у него имеется. А там, глядишь, вместе и выбираться из этой передряги будет проще.
Глава 6
Точки над ё
– Разрешите, господин полковник? – Егоров прикрыл дверь и вытянулся в струнку, вскинув ладонь к обрезу пилотки.
Ну чисто образец строевой выправки, если бы только не левая рука, висящая на перевязи. Это несколько смазывало образ военного с агитационного плаката. Хотя-а… если подумать, то так даже лучше. Черная косынка, переброшенная через шею, добавляла ему героичности, указывала на тяжелую ситуацию, в которой находится республика, и в то же время на непреклонность ее защитников. Да. Надо будет подбросить эту идею в агитационный отдел. Правда, капитану на том плакате делать нечего.
– Проходите, Игнат Пантелеевич. Присаживайтесь, – откладывая документ, который в этот момент изучал, пригласил полковник Сухарев.
Сергей Демьянович к своим сорока пяти дослужился до звания полковника и, в отличие от подавляющего большинства, прибыл в Испанию вовсе не за карьерным ростом. Любая война – это в первую очередь новый опыт, новые методы работы и практика. Самое главное – реальная практика, которую не заменить никакими академическими знаниями. Так что он здесь трудился на благо контрразведки Российской империи. Ни много ни мало.
– Игнат Пантелеевич, вы ведь прибыли три часа назад, не так ли?
– Так точно, господин полковник.
– Экий вы. Входите в кабинет, демонстрируя выправку, коей обзавидуются гвардейские офицеры. Да еще и придерживаетесь столь официального тона. К чему бы это?
– Ну так три недели как по минному полю ходил, Сергей Демьянович.
– А-а-а. Вон оно что. А с докладом тогда отчего задержались? Или от этого мина не рванет?
– Хотел сначала закончить с отчетом и потом уж доложиться по всей форме.
– Или успеть тихонько отправить Изабеллу с сыном? Господи, да не смотрите на меня так. Думаете, я не знаю, что ваша задержка вызвана переносом времени отлета дирижабля в Россию? Что за блажь, господин капитан?
– Знать бы самому, господин полковник, – виновато улыбнулся Егоров. – Сначала я дал слово, что сумею защитить как ее, так и близких. Родных удалось вывести из-под удара без труда. А с ней…
– Я в курсе, что ей грозила смертная казнь. Но не обязательно же жениться.
– Угу. Не обязательно. Но… Нет у меня объяснений, господин полковник. Просто влип, вот и все.
– Н-да-а, Игнат Пантелеевич, не ожидал я от вас. Не ожидал. Жениться на вражеской пособнице. Абсурд какой-то, – покачав головой, заключил Сухарев.
– Она стала пособницей нашими стараниями, господин полковник. Да и выбора у Изабеллы не было. Она мать и защищала своего ребенка. Как могла, так и защищала.
– Н-да. Давайте в общих чертах, что там и как?
– В общих чертах: она и ребенок погибли при задержании связного. Данный факт подтвержден двумя оперативниками и начальником контрразведки интернационалистов.
– И как вам удалось снюхаться с Кочановым? – удивился полковник.
– Да как-то так вышло. Он ведь получил приказ на мой арест и дознание по факту моей работы на противника. Но к тому моменту мы уже начали раскручивать шпионскую сеть. Старый чекист и предположил, что кому-то очень хочется избавиться от меня. Повременил с арестом, даже лично катался к Троцкому, убеждать в ошибочности принятого решения. Когда же я уперся, заявив, что расправы над девушкой не допущу, плюнул на все и пошел на подлог.
– Ясно. Слушайте, вот мне интересно, а как ваши родители примут испанскую невестку-то? – все не унимался Сухарев.
– Нормально примут, – пожал плечами Игнат. – Вы на Дону бывали?
– Разумеется.
– Казачек видели?
– Ну так. – Полковник даже подкрутил ус.
– Согласитесь, красавицы?
– Спорить не буду.
– И не надо. Потому как это правда. А все оттого, что казаки нередко себе жен воровали или приводили полонянок из походов. Ну и кто станет так-то возиться с дурнушками? Вот и выходит, что мало красавицы, так еще и кровь свежая. У Изабеллы и того и другого в избытке.
– Ну-ну. Главное, чтобы у вас это был не синдром вины.
– Ни в коем случае. Лично я к ее вербовке отношения не имею и до поры не знал даже о ее существовании. Так что никакой вины. Скорее уж счастливый случай.
История эта началась несколько лет назад, когда ничто не предвещало войны в Испании. Разведывательному отделу Генерального штаба удалось внедрить в абвер офицера. Не лишенный талантов молодой человек быстро преуспел в карьерном росте. С началом войны по собственному желанию, а также по приказу из Петрограда был направлен в Испанию.
Успехи добровольческого корпуса, в которых у русского командования не было никаких сомнений, обязательно должны были повлечь за собой активное противостояние левых партий. Только наивный глупец мог полагать, что они смирятся с ростом авторитета России. В свою очередь, российская сторона была готова к союзу с ними. В конце концов, именно этим путем и пошел император Алексей Второй.
Но договариваться он намеревался только на своих условиях. А значит, на фоне преуспевающего добровольческого корпуса интернационалистов должны были преследовать неудачи, отчего неминуемо поползет вниз и авторитет левых партий. Опять же, не помешало бы немного проредить наиболее радикально настроенную и активную их часть.
Русская контрразведка обеспечила своего агента в абвере шпионской сетью. И далее регулярно снабжала достоверными сведениями. Разумеется, относительно положения дел там, где нужно было подгадить противникам Негрина.
В идеале интернационалисты должны были обжечься без участия контрразведки корпуса. Но с покушением на Слащева ситуация изменилась. Оставлять без ответа подобный выпад было нельзя. Вот только обвинения, исходящие от царских прихвостней, воспринялись бы в штыки. Тем более что на генерала уже косились. Ходили упорные слухи относительно его переговоров с противником.
Вообще-то, сущая правда. Но не вся. Подобный ход преследовал сразу несколько целей. Кроме усыпления бдительности, насыщения дезинформацией, следовало еще и подгадить сопернику русского агента в абвере, непонятно с чего вдруг назначившего его в свои личные враги. Тот как раз курировал направление добровольческого корпуса.
Пока Слащев в течение месяца вел беспрестанные бои на северном направлении, полковник Сухарев развернул активную деятельность по созданию дублирующей шпионской сети, которой было не жалко пожертвовать. Подобрали и главу сети, на связи у которого якобы находились двое офицеров Генерального штаба и лица, причастные к покушению на Слащева в том числе. Лица далеко не последние в партийной элите левых.
Взятый республиканцами немецкий шпион умел проигрывать. Он без лишних препирательств сдал на белом глазу всю свою агентурную сеть и каналы связи. Благодаря чему сумел избегнуть пыток. А к чему пытать, если все предоставляемые им сведения раз от разу подтверждаются и укладываются в стройную картину.
Игра велась настолько тонкая, что бросала тень даже на товарища Троцкого. А вот в отношении русского генерала не было даже намека. Это уже господа-товарищи сами пускай додумывают в ходе допроса ничего не понимающих, а потому и упорствующих подозреваемых. Если судить по применяемым методам и неопытности дознавателей, те вскоре станут сознаваться во всех смертных грехах, и даже больше.
А вот тот, кто подвел их под молотки, сбежал. Усыпил бдительность контрразведчиков и, в какой-то момент перебив охрану, ушел. Не сам, конечно. Ему помогли. Но обставили все самым наилучшим образом, и сомнений в том, что он управился своими силами, не возникло. Арестованным по его делу это обстоятельство помочь никак не могло. Сам же он перешел линию фронта и явился к своему куратору.
Старая агентурная сеть продолжала исправно работать по сей день и будет функционировать еще долго. Поэтому агент в абвере не утратил доверия. Вскрытая сеть – это не повод для наказания. Тем более если сведения очень даже достоверные. Так бывает. Контрразведка противника тоже не дремлет. Плюсом к тому рядом с ним легализовался верный товарищ и помощник. А это ох как немало. Ну да, все верно. Немецким шпионом был русский разведчик.
– Оговоренные товарищи не вывернутся? – поинтересовался полковник.
– Слишком много фактов, указывающих на них. Так что им не позволят отвертеться. А вот те, кто стоял над ними, будут точно знать, откуда дует ветер, и впредь хорошенько подумают, прежде чем пакостить, – заверил капитан.
– Что Лев Давидович? – спросил о насущном Сухарев.
– Его непреложный авторитет сильно пошатнулся, – усмехнулся Егоров. – Зря он сунулся в Испанию. Лучше бы и дальше оставался теоретиком. А так… Не удивлюсь, если господин товарищ Сталин притянет его за бороду к ответу. У этого особо не забалуешь. И зол как черт. В ходе этой бестолковой операции стороны остались на прежних позициях, потери в русских бригадах – до шестидесяти процентов, из них почти половина – безвозвратные.
– Вот и ладушки. Пусть уж лучше сами друг дружку в банке грызут. Кстати, а как вы оцениваете Иосифа Виссарионовича?
– Если вы хотите убедить его вернуться в Россию заниматься коммунистическим движением на легальной основе, то не советую.
– Откажется?
– Еще как согласится. Но только он из непримиримых и ярых большевиков. Лично ему легальное положение будет только на руку. Нам же – лишняя головная боль. Свои выкладки я изложил самым подробнейшим образом в донесении.
– Ясно. Кстати, Игнат Пантелеевич, а как супруга доберется до ваших родителей?
– Я уже позаботился об этом.
– Хм. Понятно. Вот что, пишите-ка рапорт на отпуск по ранению.
– Но-о…
– Устраивайте семейные дела и приводите свое здоровье в порядок.
– Да у меня в мягкие ткани…
– Вот через месяц и вернетесь. Я вас не отсылаю, Игнат Пантелеевич, – ободряюще улыбнулся полковник. – Война в Испании закончится не сегодня и не завтра. Так что потребность в знатоке местных реалий и специфики исчезнет еще нескоро.
Сухарев не лукавил. Масштабы поставок вооружения из России впечатляли. И то, что на виду, являлось лишь верхушкой айсберга. Кроме того, на территории, занимаемой правительством, налаживалось производство боеприпасов, объемы которого обещали уже в ближайшем будущем полностью обеспечить потребности армии.
Словом, все указывало на то, что в скором времени республиканцы перейдут в наступление. Но на деле это было далеко не так. Активность сохранится на северном направлении Центрального фронта, где в основном заправляли интернационалисты. На Восточном фронте в провинции Арагон. На Северном фронте, в который входили Страна басков, Кантабрия и Астурия.
Летом мятежники попытались провести наступление в Стране басков, но благодаря трем обстоятельствам обломали зубы. Первое – это внушительные поставки вооружения, авиации и броненосных сил. Кроме инструкторов там была развернута отдельная добровольческая бригада из двух пехотных и одного броненосного полков. Второе – это наступление Слащева, оттянувшее на себя изрядные силы противника и нанесшее серьезные потери. Ну и третье – едва минувшие события в районе Сигуэнсы.
Все лето и сентябрь на Южном фронте проходило формирование, насыщение техникой и вооружением, а также обучение армии. Узнай кто о реальных затратах на эти мероприятия, о том, сколько переведено боеприпасов всего лишь на обучение, и бури не избежать. А уж если станет известно о численности войск под командованием генерала Посаса, тут и вовсе может случиться невообразимое.
Левые непременно подняли бы шумиху насчет предательства и пособничества врагу. Причем не остановились бы и перед открытым вооруженным выступлением. Подобное случилось несколько месяцев назад в Барселоне. Но мятеж удалось задавить, не дав разгореться.
Но южная армия не сдвинется с места, продолжая удерживать и укреплять занимаемые позиции. А еще пополняться личным составом и заниматься обучением. Бойцы будут скрипеть зубами, но останутся на месте.
Мало захватить территорию. Ее еще нужно удержать. А сделать это можно лишь при условии, что население этих земель само захочет остаться в республике. При существующих же реалиях это попросту невозможно. На сегодняшний день народ на территории, занимаемой законным правительством, живет хуже, чем это было при свергнутом короле. Смешно сказать, но, несмотря на обилие сельскохозяйственных угодий, у республиканцев ощущается постоянная нехватка продовольствия. Да что там говорить. На территориях, контролируемых мятежниками, уровень жизни гораздо выше. А ведь они вовсе не декларируют свободу, равенство и братство.
Гражданскую войну невозможно выиграть одной силой оружия. Здесь в первую очередь идет борьба за умы людей. Все просто. Сумеешь убедить, что ты стоишь за лучшую долю, – победишь. Нет – проиграешь. И вот именно этим и предстояло заняться правительству. Сделать так, чтобы людям было что терять, чтобы при случае они с вилами в руках вставали на защиту своих интересов.
Так оно и вышло вначале, когда у мятежников не получилось осуществить переворот. У них на пути встали обычные люди, рабочие, крестьяне, студенты, интеллигенция. Именно они в первые месяцы умудрились выстоять не благодаря бестолковому правительству, а вопреки ему. Но сегодня вера в светлое будущее утрачена. Народ живет с оглядкой на репрессии. И это неправильно.
Именно поэтому основу сегодняшних поставок составляют мирные грузы. В республику прибывает множество гражданских специалистов. В том числе внушительная группа, которая поможет осуществлять реформы по образу и подобию Российской империи, но адаптируя под местные реалии. Была проделана огромная теоретическая работа. Пришла пора воплощать это на практике.
Двигаться нужно шаг за шагом, методично и без излишней спешки. Не совершить переворот в сознании людей сию минуту. Но указать путь, по которому следует двигаться. Причем с конкретными примерами, первыми результатами и внушением веры в то, что это движение не прекратится, а только набирает обороты…
– Кстати, Игнат Пантелеевич! – Сухарев остановил капитана уже в дверях.
– Да, господин полковник?
– Как вы можете охарактеризовать подпоручика Азарова? Я сейчас не о его подвигах на поле боя. За это его по достоинству отметят испанцы и император не забудет.
– Хотите привлечь его к тайным операциям? – усомнился Егоров. – Не его профиль. Он солдат, и этим все сказано. Выполнить приказ, проявить разумную инициативу в бою, прикрыть собой товарища, в конце концов. Но на нашей кухне ему делать нечего.
– Есть намерение привлечь его к работе по одному секретному проекту.
– Сохранение военной тайны, – догадался капитан. – Тут все нормально. Кремень. Даже если с него не брать подписку. Только…
– Что не так, Игнат Пантелеевич?
– Сергей Демьянович, а почему именно он? Я так понимаю, нужен бронеходчик. Ну так есть с куда большим боевым опытом и практикой. Сомневаюсь, что в работе над секретным проектом нужна лихость.
– Участие этого молодого человека – непреложное условие руководителя проекта.
– Дайте-ка догадаюсь. Уж не инженер ли Полянский?
– Он.
– Решил отблагодарить своего спасителя? Ну, тогда он подложил Григорию большую такую свинью. Парень просто на седьмом небе от счастья. Несмотря на контузию, носится с идеей восстановить своего «Тизону». А тут его вдруг выдергивают из боевой рубки – и в Россию.
– Понятия не имею, что там разрабатывает Полянский, но коль скоро к Азарову нет претензий по факту сохранения тайны, значит, он отправится прямиком в Россию. Все, Игнат Пантелеевич, пишите рапорт, собирайтесь и на аэродром. Вы уже внесены в списки, и через два часа дирижабль отчалит, с вами или без. Глупо терять сутки. Их всего-то тридцать. Причем с учетом дороги. Не забывайте.
– Так точно, господин полковник! – задорно ответил капитан и поспешил скрыться за дверью.
Глава 7
Гренада моя
– Юнкер Дробышева!
– Я!
– Выйти из строя!
– Есть!
Рука привычно легонько толкнула в правое плечо Травиной. Та сделала шаг вперед и сместилась вправо, освобождая путь Алине из второй шеренги. Три четких строевых шага. Разворот кругом. И, вздернув подбородок, замереть, наблюдая за тем, как Татьяна занимает свое место в первой шеренге.
– За успехи в обучении и образцовое выполнение учебного задания юнкеру Дробышевой… – поручик Ольховская сделала паузу.
– Я! – тут же звонко выкрикнула девушка.
– Объявляется внеочередное увольнение.
– Служу царю и отечеству!
– Встать в строй.
– Есть!
В душе Алины сейчас пели птицы. И причина вовсе не во внеочередном увольнении. В конце концов, их не держат в черном теле. И если не было провинностей, задолженностей по учебе или не выпадал очередной наряд, то увольнение в воскресенье случалось непременно. В ее случае ситуация несколько отличалась.
Сегодня суббота, и после обеда весь взвод будет задействован на паркохозяйственном дне. То есть драить и скоблить казарму, мести закрепленную территорию на улице, затем баня, смена постельного и нательного белья. Правда, последнее скорее уж к парням. Девчата следили за собой куда тщательней, но распорядок есть распорядок.
Алина же сразу после обеда может убыть в город, причем с ночевкой, и вернуться только к завтрашнему вечеру. Больше суток обычной гражданской жизни, без беспрестанной муштры и изучения многочисленных учебных предметов.
Но ее хорошее настроение было обусловлено даже не этим. Сегодня они впервые попробовали управлять настоящим шагоходом. Броня на нем отсутствовала, как и боевая рубка. Эдакая платформа с подпружиненным креслом и ремнями безопасности. Педали управления четырьмя опорами, приборная панель. Сзади паровой котел, машина и масляный насос.
Со стороны кажется, что управлять шагоходом не так чтобы и сложно. Все же четыре опоры. Поди урони такую машину. Но трудности присутствовали. И Алина с однокашницами прочувствовали это на себе. Однако ей все же удалось ни разу не клюнуть носом, не просесть на корму и не дать серьезного крена на один из бортов. Более того, она единственная смогла преодолеть полосу препятствий для начинающих с первого раза. Инструктор даже поинтересовался, не доводилось ли ей раньше управлять подобной машиной. А это показатель!
Вообще-то, она сбежала бы и до обеда. Но Ольховская не станет потакать прихотям юнкера. Есть определенный порядок, которого она и придерживается. Кстати, за прошедшие месяцы они потеряли еще двух однокашниц. И на этот раз именно тех, что так и не смогли до конца принять воинскую дисциплину и уклад.
Едва оказалась за коваными воротами училища, как тут же вдохнула полной грудью. Представила себе два едва заметных несуразных холмика, которые не идут ни в какое сравнение со статями ее товарок, и невольно улыбнулась. Не дал ей боженька высокую грудь. Подумала об этом и с легкостью отмахнулась.
Одернула парадно-выходной китель. И направилась к трамвайной остановке, ловя на себе заинтересованные взгляды двух гимназистов. Вообще-то, Вика, ее мачеха, говорила, что у нее очень соблазнительная точеная фигурка, и пошитая на заказ форма ее хорошо подчеркивает. Но верилось в это с трудом.
Каждый раз ловя на себе взгляды юношей и мужчин, она думала о том, что им всем известно о традиции Павловского училища. Едва удавалось сдерживаться, чтобы не сорваться на ком-нибудь. Причем подобное происходило и с остальными ее однокашницами. Старшие товарки только отмахивались, мол, ничего, девчата, привыкнете еще. А к чему привыкать? Ладно остальные, но она-то…
С перестуком колес на стыках рельс и скрежетом на повороте подъехал трамвай. Два вагона. Впереди головного возвышается чадящая труба дымохода. Серая форма – она, конечно, не белая, но все же запачкать ее в копоти проще простого. Поэтому девушка поспешила занять место поближе к машинисту. Дым в основном задувает в хвост.
Когда трамвай проезжал мимо кинотеатра «Россия», она приметила большую афишу с германским «Крестоносцем», шагающим сквозь дым и пламя сражения. Разве что цвета на нем – республиканского флага. Художнику удалось передать всю несокрушимую мощь бронехода в соответствующем антураже. Взор не отвести. А еще выписанное красной краской, широкими мазками, название – «Гренада моя». Она знала это стихотворение Михаила Светлова. А значит, это фильм об Испании. Вне всяких сомнений. И знак в углу афиши в виде стилизованного граммофона, указывающий на то, что это звуковое кино.
На такую картину попасть довольно сложно. Звук ворвался в мир кино совсем недавно, и сразу же его популярность взлетела до небес. Билеты на сеанс нужно покупать едва ли не за три-четыре часа до начала. Если бы продажи начинались за сутки, то, пожалуй, и тогда бы они расходились с поразительной быстротой.
Несмотря на это, Алина сошла на остановке близ кинотеатра и направилась к большому зданию с колоннами и треугольным фронтоном в греческом стиле. Народу там хватало. Обладатели билетов проходили между колоннами через контроль и скрывались за парадными дверями. В стороне, у билетных касс, творился настоящий ажиотаж. Народу скопилось столько, что Алина сразу же осознала несостоятельность своего желания.
Купить билет на поздний сеанс и обождать, пока суд да дело, в кафе? Папа не знает, что она должна появиться дома, и сам еще пребывает на службе. Вика, конечно, дома и будет безмерно рада ее видеть. Опять же, сидеть в четырех стенах – скука несусветная. Беременность протекает нормально, но она все же опасается гулять по городу в одиночку. Мало ли что может приключиться. Рядом с сильным мужским плечом все же чувствуешь себя уверенней и спокойней. Но Алине очень хотелось попасть на картину.
Девушка тяжко вздохнула и перевела взгляд на огромную афишу, закрепленную между двумя колоннами. Бронеход был изображен схематично, со смазанными деталями, но художнику все же удалось передать всю грозность этой машины, пусть и не русской конструкции. На левой стороне груди красуется надпись кириллицей: «Тизона». Кто сегодня не зачитывался историей Испании? Вот и она читала много и разное. А потому ей даже вспоминать не пришлось, что может означать это имя бронехода.
И только теперь рассмотрела приписку ниже названия. «Документальная съемка». Этот факт вырвал из ее груди повторный горестный вздох. Она бредила бронеходами. Вот только надежды на то, что удастся купить билет на ближайший сеанс, никакой. В лучшем случае – на вечерний. Скорее всего, сейчас идет битва именно за эти места. И шансы, что она сумеет в этом деле преуспеть, ничтожно малы.
– Что, красавица, хочется в кино?
Алина обернулась на незнакомый голос, прозвучавший нарочито вальяжно и по-босяцки. При этом непринужденно сунула руку за полу кителя. Юнкерам не возбранялось иметь личное оружие. Правда, носить его можно только в увольнении. Все остальное время оружие хранилось в оружейной комнате подразделения. Она же не расставалась с вальтером, доставшимся ей от погибшей мамы.
– Вы ко мне обращаетесь? – сухо уточнила Алина, окидывая оценивающим взглядом представшего перед ней молодого человека.
Года двадцать два. Весь подвижный, как на шарнирах, словно у него в одном месте паровая машина, приводящая его в беспрестанное движение. Шмыгает носом, хотя и старается строить из себя делового.
Правда, вальяжности поубавилось, едва он уловил движение девушки. На груди «Георгий» со знаком участника Хасанских боев. Ну и что-то такое стальное мелькнуло в ее взгляде. Словно она примеривается, куда всадить пулю. Непроизвольная реакция на мужчин после двух подонков, по иронии судьбы оказавшихся бронеходчиками.
– Спокойно, барышня, – выставив перед собой руки в примирительном жесте, произнес парень. – Просто у меня завалялся лишний билетик. Если есть желание…
– Хочешь меня пригласить, касатик? Утрись и смотри в другую сторону.
– Да нужна ты мне была, – нервно хмыкнул парень, не отрывая взгляда от руки под полой кителя.
Правильно нервничает. Потому что она не только ухватила рукоять вальтера, так еще и сбросила предохранитель.
– Если нужно, я продам тебе билет. Не хочешь, ходи своей дорогой.
Господи. Да это обычный спекулянт. Эти ребятки обычно состоят в сговоре с кассирами, и вот такие премьеры для них – настоящая страда. Их периодически отлавливают и штрафуют. Но случается это не так чтобы и часто – когда эти ребятки теряют берега. У полиции хватает других забот.
– На этот сеанс есть? – спросила Алина.
– Общий зал, двойная цена. Есть последний в ложу. Этот по тройной.
– Не перегибаешь? Он и без того вдвое против общего.
– Я вас, барышня, не заставляю, берете – берите, нет – прощевайте.
Опасаться-то опасается, но в то же время от своего не отступится. Он не сам по себе, и у каждого тут своя доля. Ну и деньги у нее есть. Тетушка время от времени подбрасывает своей наследнице. И поди еще разбери, о чем она при этом печется больше, о своем авторитете или об Алине, затянутой в военный мундир.
– Давай ложу.
– Три рубля.
– Да ты… – даже задохнулась от возмущения девушка.
– Барышня, так премьера. Пятьдесят копеек в общий стоит, рубь – в ложу.
– Держи, – сунула она в руку парня трехрублевую купюру.
Вот не хотелось ей сидеть в общем зале, и все тут. Помимо того, что там хватает нечистоплотного народа, так еще и тихо смотреть никто не может. Кто-то охает, кто-то сопит, другие ржут, как кони на выпасе, третьи просто ерзают. Ну и какой тогда смысл идти на звуковое кино, если едва ли что сумеешь расслышать?
Этот феномен появился всего год назад. И пока еще не стал повсеместным. Уж больно дорогое и тонкое требовалось оборудование. Человеческая мысль не стоит на месте, и попыток создать звуковое кино было несколько. Пытались синхронизировать изображение и граммофонную пластинку, но из этого ничего не вышло. Пока один немецкий инженер не изобрел свой метод.
Звук записывался прямо на целлулоид кинопленки и снимался оттуда, как на граммофоне. Вибрация со съемной головки передавалась по струне на передающий диск, который усиливал ее и по струнам же, заключенным в трубы, посылал дальше к следующим мембранам. Модель подобного способа была известна детворе с самого детства. Простейший телефон из двух спичечных коробков и натянутой между ними обычной нитки.
Схема оказалась вполне рабочей и набирала все большую популярность. Вот только громкой передача звука не могла быть по определению. Поэтому для клиентов, готовых заплатить дополнительно, предусмотрены ложи с выведенными специально под них граммофонными трубами. Не сказать, что звук получался чище, чем доступный в общем зале, но слышимость не в пример лучше. Да и публика чище.
В первом ряду из четырех кресел сидел грузный отец семейства с супругой, девицей примерно Алининого возраста и мальчиком лет двенадцати. Во втором – два пехотных офицера с дамами. Рядом с ней оказался студент в явно пошитой на заказ форме.
– Алина?! – искренне удивился, войдя в ложу, Кондратьев.
– З-здравствуй, Клим, – невольно запнулась она и тут же перевела взгляд на особу, сопровождавшую друга детства: – Здравствуй, Катя.
– Здравствуй, Алиночка. Как твои дела? Чем занимаешься? – собственнически вцепившись в руку супруга, поинтересовалась она.
– Дела превосходно. Как видишь, учусь в Павловском училище, сегодня получила увольнительную. А вы, я слышала, поженились. Поздравляю.
– Спасибо, – смущенно покраснев, пролепетал Клим.
– Благодарю. – А вот в голосе его жены прозвучали победные нотки. – Дорогой, можно тебя на секундочку? – повиснув на руке мужа и почти касаясь губами уха, тихо попросила Катя.
Тот, извиняясь, кивнул подруге, мол, я сейчас вернусь, и направился на выход из ложи. Девушке оставалось лишь ответить ободряющей улыбкой, означающей, что она все понимает. И странное дело, словно что-то царапнуло по душе. То ли сожаление, то ли раздражение. Вот не взялась бы определить, что творится с ней. Но в итоге списала все на обиду. Ведь расстались они к Кондратьевым далеко не лучшим образом.
– Дорогой, я не желаю сидеть рядом с лейб-гвардии потаскухой, – едва не топнув ножкой, требовательным тоном произнесла Катя, когда они вышли на балкон, опоясывающий фойе и ведущий к ложам.
– Катя, я, кажется, уже просил не называть ее так. А еще, если мне не изменяет память, ты говорила, что мой друг – это твой друг.
– Прости, но это оказалось выше моих сил, – горестно вздохнула Катя.
Сегодня она уже не видела смысла заигрывать с Климом и с каждым днем все больше подминала его под себя. И уж потакать ему в общении с этой… она не собиралась. От дружбы до любви меньше шага. А ей соперницы без надобности. Пропадает благоверный в университете и на своей станции, вот пусть и дальше пропадает. Что же до шашней на стороне, это ни в коей мере не приемлемо. Даром она, что ли, ластилась к его тетке и в угоду ей, ну и чтобы покрепче привязать Кондратьева, так рано забеременела?
– То есть общению с лейб-гвардии потаскухами ты предпочитаешь великосветских шлюх?
– Клим, как ты смеешь…
– Катенька, тихо. Ни к чему поднимать ненужный шум. Я, конечно, недавно появился в светском обществе, но поверь, чем оно дышит, уже успел узнать.
– Я имела в виду вовсе не то, о чем ты подумал, – надула губки Катя. – Ведь это ты из-за нее дрался с князем? Это она повинна в том, что я едва не потеряла тебя? Как только представлю, что могло случиться, окажись та рана смертельной…