Текст книги "Следы остаются"
Автор книги: Константин Фарниев
Соавторы: Юрий Скляров,Давид Темиряев,Виктор Стаканов,Л. Чипирова,Борис Гурдзибеев,Аршак Григорян,Мурат Мамсуров,Тотырбек Джатиев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
М. Мамсуров
НЕИСПОЛЬЗОВАННАЯ ПУТЕВКА
Эту уже изрядно потрепанную книгу подарил Василию Ивановичу один из его приятелей.
– Почитай, очень интересная, написана на основе подлинных событий. Отставной генерал рассказывает о пограничниках. Ты ведь тоже пограничник, хотя и бывший.
В первый же свободный вечер Суаридзе решил полистать книгу. Природа, люди, незнакомые фамилии, лирические отступления. Он уже хотел закрыть книгу, как глаза его уловили слово «Уссури».
«Лесистый остров на реке Уссури был нейтральным, – писал автор. – Этим заросшим клочком земли часто пытались воспользоваться японские лазутчики, чтобы пробраться на нашу территорию.
Однажды разведка доложила, что японцы собираются заслать к нам «гостей». О месте и времени высадки шпионов никаких данных не было. Помощник начальника заставы, молодой лейтенант-грузин, которого товарищи называли просто Васо, приказал усилить наблюдение за противоположным берегом…»
– Черт возьми, откуда такие подробности?! – воскликнул Василий Иванович.
Это говорилось о нем, о Васо Суаридзе.
…Тогда шла война. Окончив в 1943 году военное училище, молодой лейтенант Василий Суаридзе попросился на фронт. Ему отказали. И он понимал почему: японские милитаристы могли напасть на нашу страну. Потому здесь, на восточной границе, надо было держать силы, способные отразить возможные нападения. Василий знал, что совсем близко, за рекой, день и ночь идут маневры неприятельских войск, что фанатичные камикадзе (японские «смертники») дежурят у своих самолетов в ожидании команды. И не только это. Японцы уже вели «малую войну», засылая к нам шпионов и диверсантов.
Василий Иванович помнит случай, описанный в книге. Тогда он был помощником начальника заставы. Приняв тревожное сообщение разведки, лейтенант отдал соответствующие распоряжения, а сам тут же начал разрабатывать операцию и осуществлять ее.
Как только стемнело, бронекатер, создавая шум, на полном ходу прошел вверх по течению реки. Второй катер с застопоренными винтами с группой засады на борту шел на длинном буксире. У острова буксир отцепили. Бронекатер, не сбавляя хода, последовал дальше, создавая впечатление, что несет обычную патрульную службу. Тем временем группа пограничников бесшумно высадилась на остров и залегла, а отбуксированный катер понесло течением вниз.
Ночная мгла и тишь вновь поглотили остров. Тихо на противоположном берегу. Но вот, когда чуть перевалило за полночь, пограничники услышали легкий всплеск воды. Шум постепенно приближался. А спустя несколько минут, группа засады «тепло встретила гостей», прибывших на остров на надувных мешках со свинцовыми противовесами на ногах и полным шпионским снаряжением.
Сейчас уже Василий Иванович и сам не может вспомнить, сколько было таких случаев за время его службы на границе. Но, бесспорно, каждый случай требовал от молодого офицера находчивости, изобретательности, отваги. Надо было каждый раз суметь разгадать замысел неприятеля, перехитрить, ввести его в заблуждение.
О том, насколько хорошо это удавалось Суаридзе, говорят одиннадцать правительственных наград.
…Отгремели победные залпы войны. Бывший офицер-пограничник Василий Иванович Суаридзе сменил армейскую шинель на милицейскую.
Работа в милиции потребовала от Суаридзе не меньше энергии, выдумки, творческой мысли, находчивости и даже отваги, чем служба на границе. Приходилось вступать в единоборство с хитрым, умеющим заметать следы, готовым в критический момент оказать вооруженное сопротивление, преступником. Усвоил Суаридзе и то, что нельзя оставлять нераскрытым ни одного преступления, и в то же время нельзя, не имеешь права подозревать каждого из окружающих тебя людей. Нельзя полагаться и на одну только интуицию. Надо знать людей, общаться с ними, быть среди них своим человеком, заслужить их уважение, доверие. А это не совсем просто сделать, не всегда и не каждому удается. При этом надо уметь бороться за человека.
…Рафик Елдоянц учился плохо, часто пропускал занятия, а в девятом классе бросил школу вообще. Родители, учителя не смогли вовремя вразумить парнишку, и вот он стал «Рауфом» в воровской шайке, которая вскоре была арестована. Допрашивал воришек Василий Иванович. Вина их была доказана: по ночам они обворовывали киоски. Если денег не оказывалось, брали конфеты, водку, шампанское. Чаще посылали «на дело» Рауфа: он должен был «пройти испытательный срок». И вот теперь, в ходе следствия, Суаридзе стремился раскрыть ему глаза, убедить парня в том, что скользкой тропинкой невозможно выйти на широкую жизненную дорогу. Говорил следователь спокойно, даже дружески.
Как несовершеннолетнему суд вынес Рафику условную меру наказания. Но Суаридзе понимал, что если не взять парня под контроль, сам по себе он не станет на правильный путь. И в этом следователь убедился на четвертый или пятый день после суда.
Василий Иванович шел с работы. У кинотеатра он увидел шныряющего в толпе Рафика. Парень вышел «на охоту».
Василий Иванович подошел к нему, поздоровался, спросил:
– В кино собрался?
– Да, – ответил Рафик, опешив от неожиданного вопроса.
– Вот и хорошо. На-ка, возьми билеты и мне, и себе, – следователь протянул трехрублевку.
Смотрели старый, еще довоенного выпуска фильм «Путевка в жизнь».
После кино Суаридзе сделал вид, что ему надо идти в ту же сторону, где живет Рафик.
– Понравился фильм? – спросил дорогой Суаридзе.
– Очень. Ничего подобного я раньше не видел, – восторженно ответил парень.
– А ты знаешь, что «Путевка в жизнь» – первый советский звуковой фильм? И события, о которых в нем говорится, не вымышлены. Великий педагог и друг детей Макаренко лишь изменил имена действующих лиц.
– А зачем?
– К тому времени, когда фильм уже вышел, многие из тех, кого там показали, уже стали взрослыми уважаемыми людьми и им было бы стыдно, что они когда-то воровали.
Беседа шла так оживленно, что парень не заметил, как дошли до его дома. Когда следователь протянул Рафику на прощанье руку, тот заметно заволновался, а потом сказал:
– Может, зайдете к нам? Поужинаем вместе, да и мать… Я не думал так долго задерживаться.
– За приглашение спасибо, зайду в другой раз, если пригласишь от души. Матери скажи, что был в кино со мной. А сейчас и мне пора домой. Ведь и я допустил нарушение, пошел в кино без семьи, а это не совсем честно, – улыбнулся Суаридзе.
После этого Василий Иванович и Рафик встречались неоднократно. Встречи сначала были «случайными». Но парень всегда был им рад, потому что каждый раз Суаридзе рассказывал много интересного, увлекательного.
Есть люди, которые вызывают у человека симпатию с первой же встречи. Таким для Рафика стал Василий Иванович. По его совету парень поступил на работу, а потом и на вечернее отделение техникума. Окончил его, а сейчас, работая мастером, успешно учится на заочном отделении института. Комсомольцы предприятия, на котором работает бывший Рауф, избрали его своим вожаком. Он же возглавляет комсомольскую дружину, которая стала грозой хулиганов. Теперь Василий Иванович и Рафаэль встречаются как близкие друзья. Когда Рафика принимали в комсомол, он в своей биографии так и записал:
«…Было время, когда ошибался, стал на путь воровства. Но судьба меня свела с очень добрым и умным человеком, которому я обязан своим настоящим и будущим, тем, что сегодня нахожусь среди вас».
Такие же слова о Суаридзе могли бы сказать десятки подростков. Есть у него и другие ученики. Это те, которым довелось с ним работать. Для своих подчиненных Василий Иванович является старшим товарищем, учителем. Учит он их умению раскрывать любые дела, находить в каждом отдельном случае ту нить, которая тянется от запутанного клубка преступления.
…До обеденного перерыва оставалось немного. Заместитель начальника Промышленного райотдела милиции Суаридзе писал рапорт об очередном отпуске. Только что принесли путевку в санаторий. Очень хорошее время. Через десять дней он с семьей будет уже на берегу моря. Отдых – лучшего и желать не надо.
Сладостные мысли прервал взволнованный голос дежурного:
– Товарищ подполковник! Только что позвонила женщина. Убит человек у себя на квартире.
Через несколько минут Суаридзе во главе оперативной группы ехал к месту происшествия.
…Жители двора столпились на лестничной площадке. У открытой двери в окружении соседей рыдала молодая миловидная женщина. Подполковник вошел в комнату. На кровати вниз лицом лежал убитый. На его спине четко выделялись пять ножевых ран. Суаридзе внимательно осмотрел комнату, пытаясь найти хоть какие-либо следы преступления. Прошел в другую комнату, на кухню. Здесь на столе стояли три пустые винные бутылки, а на полу, у газовой плиты, лежал маленький кусочек тонкой резины.
«Да, данных маловато, – мысленно произнес Василий Иванович. – А горя много. Молодая семья. Видно только начали жить, строили планы. И вдруг чья-то грязная рука все перечеркнула, уничтожила…»
Суаридзе вернулся в комнату. Здесь уже фотографировали, составляли протокол осмотра места происшествия. Подполковник ощупал тело убитого и посмотрел на часы. Тело уже застыло. Значит убийство произошло много часов назад, может, даже вчера. К тому же одна из винных бутылок была совершенно сухой, тогда как стенки двух остальных были влажными и в них оставались капли вина. «Что бы это значило?» – спрашивал сам себя Василий Иванович.
Суаридзе подошел к жене убитого, усадил на диван и тихо заговорил:
– Простите, Аида! Я разделяю ваше горе, но вы нам должны помочь. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить всех, с кем общался ваш муж, кто, на ваш взгляд, мог его убить и почему, кто у вас бывал в последние дни?
– Я и сама об этом думаю, – перестав плакать, заговорила женщина вполне нормальным голосом. – Не знаю я тех людей, с которыми он общался. Несколько дней назад приходили к нему трое мужчин. Сидели они на кухне. Я туда не заходила, но из доносившегося разговора поняла, что гости требовали отдать какой-то долг. Вчера вечером мужа вызвал на лестничную площадку какой-то человек. Муж отругал его и толкнул вниз по лестнице. Вернулся в комнату расстроенный и лег спать, хотя был еще ранний вечер. В тот вечер я должна была пойти к больной матери, а наутро, прямо от нее отправилась на работу. А когда сегодня в обед пришла домой, застала вот это…
Женщина вновь запричитала. В ее голосе, крике, словах Василию Ивановичу почудилось что-то неестественное, фальшивое.
Не выдавая своих мыслей, он еще раз внимательно осмотрел квартиру, потом вышел. На лестничной площадке все еще стояли соседи и оживленно обсуждали происшедшее. От них Суаридзе узнал, что вчера вечером приходил брат Аиды с каким-то мужчиной, соседи видели, как гости вошли в квартиру, но что они там делали, когда ушли обратно – этого не знал никто.
Вернувшись в комнату, Василий Иванович вновь подошел к рыдавшей Аиде и сказал:
– Постарайтесь, пожалуйста, еще раз вспомнить: кто к вам приходил вчера, или должен был прийти? Это очень важно.
Глаза женщины тревожно блеснули. Немного помедлив, она твердо ответила:
– Я вам рассказала все, что знала. А вчера я была у матери.
– А брат ваш, Садулла, не приходил?
– Я его не видела, он живет в районе, бывает у нас очень редко.
Сослуживцы Суаридзе удивились, когда тот «пригласил» Аиду в машину. Но они знали, что без веского основания подполковник никогда не задерживал подозреваемого.
В ходе следствия установили, что мать Аиды последнее время не болела, а кусочек резины, найденный в кухне, оказался частью хирургической перчатки, изъятой в доме брата Аиды.
Под давлением улик подозреваемая вынуждена была рассказать гнусную историю.
Аида полюбила Дженала. Они встречались, бывали в ресторанах. Через свою сестру познакомился с Дженалом и Садулла. Оба любили жить «с шиком», и это их быстро сблизило. А для «шикарной» жизни нужно было много денег. Дженал и Садулла начали воровать, грабить. Наконец, они были уличены, их осудили. Аида тем временем познакомилась с Анзором, а через год вышла за него замуж. Размеренная семейная жизнь вскоре надоела Аиде, привыкшей к шумным компаниям и кутежам. В семье начался разлад.
Через три года освободились Дженал и Садулла. Дженал простил Аиде измену, и она тайно от мужа начала с ним встречаться. Потом они решили пожениться. Но этому мешал муж. Да и квартиры у Дженала не было. Вот если бы… И подлый договор между Аидой, ее братом и любовником состоялся. Садулла с Дженалом пришли вечером «в гости» к своему зятю. Аида, чтобы отвлечь от себя подозрение, пошла в тот вечер ночевать к матери. На следующий день в обеденный перерыв Дженал, по предварительной договоренности, встретил Аиду недалеко от завода, на котором она работала, и, поравнявшись с ней, бросил на ходу:
– Все в порядке, моя голубка. Скоро мы заживем в твоей квартире.
Этого не случилось. Суд воздал им по заслугам.
Б. Гурдзибеев
МЕСТЬ
(Из блокнота следователя)
Николай ворочался с боку на бок. Вставал. Ходил по комнате. Курил. Снова ложился. Наконец, поняв, что ему не уснуть, оделся и вышел на улицу.
Николай посмотрел на дальний серпик луны и вспомнил слова матери: «Как ты встретишь новолуние, так проведешь весь месяц». Вспомнив мать, ее доброе лицо, он улыбнулся. Так с улыбкой и дошел до райотдела милиции. Привычным движением открыл дверь своего кабинета. И уже в который раз начал вспоминать события последних дней.
Вспомнил, как в его кабинет вбежала женщина. Растрепанная, простоволосая, комкая в руках надетый на голову платок. Она стояла посреди кабинета несколько минут как вкопанная, а потом вдруг рванулась вперед, рухнула на колени перед Николаем.
– Умоляю вас! Спасите нашу семью от страшного горя. Найдите отца моих детей! О, боже, как жить мне дальше, если кормильца у нас больше нет!
С трудом успокоив ее, следователь узнал из взволнованного рассказа следующее: три дня назад муж Залда Ламбег ушел в лес за строительным материалом для жилого дома и не вернулся.
Прошло две недели, а Ламбега нет.
– Не мог же он провалиться сквозь землю, – думал Николай.
С такими тяжелыми мыслями застал его рассвет в кабинете. Хмурый, невыспавшийся, он вошел к прокурору.
– У меня к вам дело, Александр Майрамович.
– Это какое такое дело в такую рань?
– Опергруппа обшарила весь лес. Но безрезультатно. Теперь я думаю, нужно осмотреть входы и выходы в ущелье Бестастау, если считаете нужным, то попросим руководство колхоза, чтобы на несколько дней загнали свой скот туда на пастьбу.
– А при чем тут скот? Что это нам даст? – удивился прокурор.
– Дело в том, что крупный рогатый скот хорошо чует запах крови.
– Что ж… Это идея. Действуй, – после продолжительной паузы согласился прокурор.
На второй день с рассветом Николай с группой работников милиции, вместе с колхозными пастухами двинулся в сторону Черного леса. Животные, жадно набросившись на сочную траву, рассыпались по лесу. Вдруг в одной стороне стада послышался рев коров. Он повторился снова и снова, а затем заревело все стадо. Через несколько минут Николай уже был около стада.
Опергруппа приступила к изучению местности. Но долго поиски были безрезультатными, хотя изучали каждую пядь земли. Вдруг Николай заметил пятно крови на желтых листьях. Не веря еще своей догадке, он раздвинул кусты и увидел следы человеческих ног. В предчувствии чего-то страшного сердце Николая забилось, кровь застучала в висках.
«Нужно разобрать камни», – подумал про себя следователь, но группа без приказа старшего уже приступила к раскопкам. Один из пастухов зацепил лопатой какие-то лоскутья, а вскоре показалось и лицо.
При обследовании трупа оказалось, что грудная клетка его пробита в двух местах. Одежда на груди забрызгана запекшейся кровью и продырявлена. Видимо, ножевые ранения.
Труп был отправлен в морг, а Николай со своими помощниками еще долго сидели на корточках и смотрели на следы преступления.
…В дверь постучали. Вошел худощавый человек среднего роста, с бегающими глазами.
– Мне нужно поговорить с вами, – обшарив кабинет глазами и, вероятно, довольный отсутствием посторонних, проговорил хрипловато вошедший.
– Я вас слушаю, – сказал Николай.
– Нет в селе дома, которому бы Ламбег не помог. Все односельчане уважали его. Не слыхал, чтобы он причинил кому-нибудь вред, – начал вошедший. – Давно это было. Отец Ламбега Барисбий был во время гражданской войны красным партизаном. Один раз он столкнулся с абреками. В стычке был убит Астан из нашего села. С тех пор семья Астана держит камень за пазухой на Ламбега. Я думаю, в гибели Ламбега виновата эта семья, а точнее – сын Астана Салафир. Он, как и отец, мстителен и нелюдим, – тяжело вздохнув и опуская резко на стол руки, словно подводя итог сказанному, закончил вошедший. Потом встал, еще раз окинул быстрым взглядом комнату, словно испугался, не подслушал ли кто, и вышел.
Сам еще не зная, что нового даст в расследовании посещение этого человека, Николай отдал распоряжение установить наблюдение за Салафиром и его окружением.
Прошло несколько дней. Никаких новых данных по делу не поступало. И Николай уже стал нервничать. И вдруг в кабинет не вошел, а скорее влетел сотрудник, которому было поручено наблюдение за Салафиром.
– Сейчас я был в школе, разговаривал с младшим братом Салафира. По его словам, брат несколько дней назад уехал. Он и до этого часто отлучался, ходил куда-то. Однажды пришел домой в испачканной одежде. На вопрос, что с ним, сказал, что убил собаку.
Группа оперативных работников пришла в дом Салафира. При обыске среди вороха старой одежды нашли два сапога с капельками запекшейся крови. Размер сапог сходился с размером следов в ущелье. В саду под грушевым деревом с помощью собаки нашли и другие вещи Салафира, испачканные кровью.
Экспертиза показала, что пятна крови на одежде Ламбега и Салафира однородны по составу. Сомнений в том, что убийцей является Салафир, больше не было. Теперь оставалось поймать преступника.
…Солнце уже давно клонилось к горизонту, но жара не спадала. Пристроившись в тени, Николай и Рашид (помощник следователя) терпеливо ждали появления Салафира. И вдруг в конце улицы появился высокий, могучего телосложения молодой человек. Друзья переглянулись. Это был он. Не вынимая рук из карманов, Салафир медленно шел им навстречу.
В том, что он вооружен, Николай не сомневался.
Салафир, вероятно, узнав Николая и сразу поняв в чем дело, выстрелил в него. Очнулся Николай в больнице. Рана была серьезной, но не смертельной.
– А где же Салафир? Ушел? Да? Ну говорите же!
Только после слов прокурора Николай поверил, что преступник пойман. Его ждет суровая кара советского закона.
Через несколько месяцев следователя выписали из больницы.
Был такой же хороший летний вечер, как тогда, до расследования. Только вот луна была теперь огромной и встретила Николая широкой доброй улыбкой.
Л. Чипирова
В РУКАХ – СУДЬБЫ
А сколько ступенек на нашей лестнице? Вот здорово, столько раз поднимался и не знаю. Настоящий разведчик должен все замечать. Все!
У Витьки Кочеткова, например, правый глаз карий, а левый светлый, в крапинках. Это он недавно увидел.
А было так. Географичка запаздывала, в классе стоял шум. Вдруг у самого Генкиного уха что-то просвистело. В другой раз он бы и внимания не обратил. А тут настроение с утра было паршивое. Генка обернулся и увидел, как Кочетков собирается пустить вторую бумажную пульку. В два прыжка он очутился у Витькиной парты и вцепился в его светлые жиденькие волосы.
– Ах ты, рыжий!
Мальчики разошлись не на шутку. В минуту Генка оседлал Кочеткова. Тот лежал на полу и беспомощно дрыгал ногами. И тут Генка увидел глаза своего противника – карий и светлый, почти желтый, в крапинках. Изумление его было так велико, что на какое-то мгновение он ослабил руки, и тут же Витька сбросив его, вскочил на ноги. В это время в класс вошла географичка.
…22 ступеньки. А вот здесь, у самой двери Белозерцовых выбоина и на перилах зарубки какие-то.
А вот и его дверь. Как всегда, закрыто. Генка вздохнул, нажал раза два звонок для порядка, пошарил рукой под половицей и достал ключ.
Прямо в пальто прошел на кухню, бросив у порога портфель. На плите стояла большая сковородка; грязная вилка вцепилась в холодную картофелину. Стол был завален грязной посудой, стаканами; тут же стояли бутылки из-под вина.
Опять пировали, – неприязненно подумал он. – Хоть бы вечером не пришли. Телевизор даже не дадут посмотреть. – К матери часто приходили какие-то шумные дяди и тети, допоздна пили, пели, кричали. В такие вечера Генка уходил на кухню. Но и тут покоя не было. Вваливался то один, то другой.
Только бы не пришли, – с тревогой подумал он опять. И вдруг зазвенел звонок. За дверью послышались голоса, смех.
Решение пришло мгновенно – уйти на улицу и не видеть их. Он открыл дверь…
Во дворе ребята гоняли мяч. Генка присоединился к ним. В игре время пролетело незаметно. Наступил вечер. Позвали домой Славку, ушел Николка-музыкант, потянулись и остальные по домам. Скоро двор опустел, стало грустно и тихо.
Счастливчик Славка! Опять, наверное, ест булочки с вареньем, маленькие такие, пышные. Это у них бабка печет. Вкусные. Однажды Славкина мать угощала его.
Тут он вспомнил, что с утра голоден, вспомнил большую грязную сковородку, холодную картофелину с грязной вилкой в боку.
…Это была первая ночь, когда Генка остался на улице. Это было начало… новой жизни. Где коротал время мальчишка, никто не знал. Не знала об этом и мать.
Утром он забежал домой, угрюмый, продрогший (мать уже ушла на работу). И сразу набросился на остатки вчерашнего «пира». Пора было бежать в школу.
А в школе всё было, как обычно. Шумно, весело. Кто-то кого-то мутузил, кто-то доучивал урок, уткнувшись в учебник; девчонки чинно прогуливались по коридору.
Все было, как обычно. Никто ничего не заметил. Никто не заметил, что в 5 «в» появился новый человек, Генка М. Эта первая ночь вне дома как будто вывернула его наизнанку. Он и сам еще не подозревал обо всем этом.
Эх, если бы тогда встретилась ему на пути Мадина Тебоевна! Но встреча произошла только год спустя.
…– На сегодня, наверное, хватит, а, ребята? Время уже позднее.
Было около двенадцати. По улице шли ребята из отряда имени Рихарда Зорге. Так называли себя добровольцы-помощники Мадины Тебоевны Цаллаговой, инспектора детской комнаты милиции отдела внутренних дел Промышленного райисполкома.
Решили все-таки заглянуть напоследок в старый пустой дом.
В одной из комнат, в углу, свернувшись калачиком спал мальчишка. Рядом валялись разбитые бутылки из-под водки, бумажные стаканчики, обрывки карт. Компания, видно, была не маленькая, если судить по опустошенным сосудам.
Все попытки разбудить мальчишку оказались напрасными – он был мертвецки пьян. Тогда решили отнести его прямо в детскую комнату.
– Мадина Тебоевна, принимайте!
Уложили его на диван. Решили до утра оставить «гостя» в покое. Последней уходила Мадина Тебоевна. Уже вставила в дверь ключ. Но потом снова вернулась и посмотрела на мальчишку.
Лицо было бледное, пухлые детские губы чуть приоткрыты.
– Совсем ребенок. Как же это с тобой случилось?
Много вот таких маленьких бродяг прошло через ее руки. Разные они были: добрые и наивные, хитрые и озлобленные. Одно роднило их – потребность в ласке. Эта потребность была так велика, что тихий голос Мадины Тебоевны, ее красивое доброе лицо быстро приручали самого «безнадежного» дичка.
На другое утро Мадина Тебоевна пришла на работу рано, надеясь застать своего ночного гостя еще спящим. Она открыла, стараясь не шуметь, дверь, вошла на цыпочках в комнату.
Диван был пуст. Окно распахнуто настежь. Быстро оглянулась. Все на месте. Только шкаф с игрушками приоткрыт. И машины нет. На второй полке сверху стояла красивая новая машина, совсем недавно купленная. Полка была пуста. Целлулоидный заяц таращил свой единственный синий глаз.
Можно было и не искать. Ушел и ушел. Ему же хуже. Да, но сам-то он не понимал этого. Зато знала Мадина Тебоевна: день, час промедления может обернуться исковерканной вконец судьбой. Нет, надо найти.
Дома у нее рос такой же мальчишка. И сердцем она болела за всех мальчишек на свете. Может, позвонить ребятам. Но те сами не знали, кого привели вчерашней ночью. А если сходить в тот дом, где подобрали его. Надежды мало, но все-таки…
Дом был пуст. Ветер гулял по гулким комнатам обрывками газет, хлопал дверьми.
Усталая, недовольная собой, возвращалась она на работу. Посидела у стола. Долго, надсадно звонил телефон.
На следующий день Цаллагова нашла мать Гены. Та крикливо заявила:
– Я отказываюсь от воспитания!
– Но это же чудовищно! Вы хоть понимаете смысл своих слов? Понимаете, что сейчас в эти дни решается судьба вашего, слышите, вашего ребенка? В таком случае, вы письменно подтвердите свое решение отказаться от воспитания ребенка.
– Письменно? Нет! Что я дура, что ли? Мой ребенок, что хочу, то и делаю. Я отдала его в школу, пусть смотрят за ним в школе. Они тоже деньги получают.
– Знаете что, гражданка Шорвич, идите! Идите, но за помощью сюда никогда не приходите. А помощь наша вам еще понадобится!
Цаллагова нашла Генку, привела его к себе в дом, приласкала. Сначала мальчишка смотрел «волчонком», но потом оттаял. Снова пошел в школу, помогал в работе детской комнаты. Показалось, что мальчишка одумался. Мадина Тебоевна отвела его к матери.
Но Шорвич-мать через месяц снова пришла в детскую комнату.
– Не узнаете? – Шорвич как-то странно усмехнулась. – Да, это я. Горе у меня, опять сбежал мой Генка. После того, как вы мне его вернули, побыл с месяц. А муж, отчим, значит, Генке, – и, поймав недоуменный взгляд Цаллаговой, добавила: – это другой, тот тоже сбежал. Вы хорошо знали моего сына, помогите. Христом-богом прошу. Помогите. Один он у меня, единственный.
Поздно, ах как поздно поняла она… Генка Шорвич был в то время далеко-далеко. Готовился к «операции».
Вчера его вызывал Кривой. Новичок не скоро удостаивается такой чести. А вот он удостоился. Генка приехал в Грозный две недели назад. Адрес ему дал Бульдог еще в Орджоникидзе. Он быстро нашел дом, указанный в записке, постучал в комнату, здесь его ждали. Полная, уже немолодая женщина открыла дверь, внимательно оглядела его, взяла протянутую записку и повела в дом.
– Сюда.
Дверь захлопнулась за хозяйкой, и Генка остался один. Духота, усталость одолели и он не заметил, как уснул. Проснулся от чужого взгляда.
За столом сидел средних лет мужчина в клетчатой рубашке, он внимательно разглядывал спящего. Заметив, что Генка проснулся, мужчина уткнулся в газету.
Окончательно проснувшись, Генка вскочил.
– Ты от Бульдога? – спросил незнакомец, не отрываясь от газеты. – Давно его знаешь? Как приехал сюда? Если на автобусе – плохо. Искать будут, нас пошевелят. На попутных надо в таких случаях. И сам черт не найдет. Мать, говоришь, одна?
Генка рассказал всю свою короткую биографию. Сухарь, как прозвал он про себя собеседника, слушал внимательно, не перебивая.
– Ладно, – сказал он наконец. – Завтра пойдем к Кривому. Пока здесь сиди, не выходи – соседи любопытные.
Встреча с Кривым была очень короткой. Генка даже не успел хорошенько разглядеть «хозяина». Задача была ясна – дали адрес: надо было проследить за квартирой – кто, когда выходил и приходил, уточнить время, когда никого не бывает.
– Дело верное. Но смотри, если вдруг поймаешься и расколешься – не жить тебе, – сказал на прощанье Кривой.
От его голоса и слов у Генки мурашки пробежали по телу. Но он быстро отогнал дурные мысли. Хрустящая двадцатипятирублевка в кармане придала ему силы и бодрости.
Но его «сладким мечтам» не удалось сбыться. В кафе к нему подсели двое молодых людей, предложили выпить. Генка пил, морщась, обжигаясь. Что было потом – помнит смутно. Проснулся от ночного холода, где-то на скамейке. Мутило, болела голова, еле дождался утра. На «дело» не пошел ни утром, ни днем – не было сил. Вечером надо было доложить Сухарю о результатах наблюдений, но и туда он не пошел. Только через день, измотанный, голодный Генка постучался в знакомую комнату.
…Его били долго и методично.
– Дисциплина у нас прежде всего. Ты знаешь, что из-за тебя сорвалось дело?
Генка с тоской слушал его. Вспоминал мать, как «пилила» с утра до вечера, вспомнил ребят. Все, казалось, было так давно: и школа, и ребята, и мать.
– Все понял? – прервал его размышления голос Сухаря. – А теперь принимайся за работу.
В общем-то Генке везло, «работал» он чисто. За полгода Кривой и его компания обчистили: два магазина, три ларька «Пиво-воды» и пять квартир. Генке перепало «по мелочи», как он говорил, зато репутацию он свою восстановил.
Но всему есть конец, удаче – тоже. Он попался. И попался, спасая Кривого и Сухаря.
– Расколешься, не жить тебе. – Скрипучий голос Кривого не давал ему покоя, заставлял молчать.
Кончилась эта история для Генки колонией; сюда же пришло первое письмо Мадины Тебоевны.
– Помнит, – с удивлением подумал тогда Генка.
Письмо было очень теплое, она спрашивала о том, с кем сейчас Генка дружит, когда кончится срок, что думает делать по возвращении. Через некоторое время пришло второе письмо, третье. Завязалась переписка.
А что было потом, рассказывают письма Генки, теперь уже Геннадия.
«Дорогая Мадина Тебоевна! Я немного задержался с ответом – не знал своего точного адреса и ждал. Служу я в Средней Азии. Жара у нас сейчас адская, но я уже привык. Служба идет неплохо, успеваю еще читать. Часто вспоминаю вас. Хорошо, что вы встретились на моем пути. Маме я тоже пишу, как вы сказали, но только из-за вас, Мадина Тебоевна. Я ведь все помню, даже всех своих «отчимов», а она этого не понимает и упрекает меня в каждом письме. Только не пойму, в чем. И жалко ее очень…»
