Текст книги "Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем"
Автор книги: Константин Ривкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
А для того чтобы найти в многотомном деле нужный документ, что крайне важно при возникновении соответствующей ситуации в ходе суда, делаются электронные текстовые описи с гиперссылками. Они предоставляют возможность оперативного поиска документа в материалах дела и переадресации к другому объекту (файлу, каталогу, приложению), расположенному на локальном диске данного компьютера. При гиперссылках в описях электронных версий томов уголовного дела открытие искомого документа занимает доли секунды.
Естественно, что электронная версия дела копируется на переносные электронные носители (жесткие портативные диски, флеш-карты или компакт-диски), а также размещается в памяти адвокатских компьютеров.
Помимо электронных версий для адвокатов, более привыкших работать с бумажными носителями информации, распечатывались и изготавливались сброшюрованные копии томов дела.
Здесь следует отметить, что при очень неплохом в большинстве случаев качестве получаемых копий документов из дела их отдельные мелкие или слабо отраженные красителями детали могут быть утрачены. Поэтому в случае сомнений, а тем более важности точного установления существенных элементов, лучше еще раз взять в руки имеющийся у суда том с проверяемым документом и собственноручно его осмотреть. Еотовя как-то ходатайство об исключении из дела недопустимых доказательств, я обратил внимание на некоторые не вполне понятные несоответствия, которые хотел использовать как дополнительные аргументы. Что-то подтолкнуло подойти к секретарю и попросить материалы дела. Оказалось, что хорошо видимая на первоисточнике и читаемая печать была при копировании полностью «съедена», вероятно из-за того, что она была исполнена синей штемпельной краской.
Такая же методика копирования использовалась и при завершении предварительного расследования по второму делу Ходорковского и Лебедева. В одном из кабинетов Читинской областной прокуратуры, отведенном для следственной бригады из Москвы, был установлен копировально-множительный аппарат. И на нем на протяжении рабочего дня трудились наши технические помощники. Через некоторое время после начала такой работы обнаружилась интересная закономерность: заправляемые картриджи почему-то расходовались несоразмерно количеству производимых копий и продемонстрировали удивительную способность очень быстро заканчиваться. Анализ специфики забайкальского размножения бумаги привел к твердому убеждению, что красящее вещество в тонере стабильно убывает исключительно во время обеденных перерывов, когда помощники отлучаются для принятия пищи. Тогда на рабочих местах остаются только следователи, видимо активно реализовывавшие таким образом свои накопившиеся копировальные потребности за счет чужой техники. Установив указанные причинно-следственные связи, помощники по указанию адвокатов стали вынимать и брать с собой на обед картриджи. Проблема была решена, ксероксы заработали в полном соответствии с техническими параметрами своей выходной способности!
Вообще, условия применения технических средств в Хамовническом суде были беспрецедентными по отношению ко всему, виденному мною до сих пор, хотя на самом деле это была часть задумки инициаторов процесса по созданию внешне благоприятной обстановки, о чем мы еще поговорим. Уже в самом начале судебного разбирательства каждый из адвокатов подал на имя председателя суда Виктора Данилкина заявление, где уведомлял о намерениях использовать самую разную вспомогательную технику и просил сообщить об этом сотрудникам службы судебных приставов, осуществляющим контроль на входе в здание. В документе перечислялись следующие технические средства: персональный компьютер; оборудование для осуществления фотокопирования, в том числе фотопланшет и цифровой фотоаппарат; оборудование для осуществления видеозаписи, в том числе видеокамера и микрофон; оборудование для осуществления аудиозаписи, в том числе цифровой и аналоговый диктофоны, микрофоны; принтер. Естественно, что указанная техника использовалась в ходе процесса по мере возникавшей необходимости.
Отдельного разговора в рассматриваемой связи заслуживает использование в деятельности адвокатов средств аудиозаписи. Сейчас весьма распространенные цифровые диктофоны столь совершенны, что позволяют делать довольно качественные записи, причем с разумного в зависимости от ситуации расстояния.
Как правило, защитой использовалось сразу два диктофона, чтобы избежать ситуации с проблемой из-за возможной поломки. Они устанавливались на одном из столов, где располагались защитники, и перемещались в зависимости от того, кто в данный момент выступал – прокурор, свидетель или один из адвокатов. По нашим наблюдениям, при наличии шнурового микрофона некоторые судьи позволяют крепить его на трибуне для свидетелей. Другие отказывают, почему-то ссылаясь на то, что наличие техники будем мешать выступающему. Хотя я ни разу не видел, чтобы этот вопрос выяснялся у самого свидетеля, эксперта или специалиста, готовящегося давать показания.
Надо ли говорить, что такие аудиозаписи являются большим подспорьем в работе. Это превосходный источник замечаний на протокол судебного заседания, с изготовлением которого обычно суды не сильно торопятся. По той же причине расшифровки записей содержат необходимую фактуру для выступлений адвокатов в прениях сторон. Это возможность определить точную формулировку сказанного оппонентом при подготовке ответной реплики или заявления. Это и отличный материал для создания текущих процессуальных документов защиты. Кстати, такая же запись, осуществлявшаяся сотрудниками пресс-центра и в режиме реального времени, позволяла вскоре увидеть на страницах сайта khodorkovsky.ru точный текст с изложением речей выступавших на процессе. Максимум на следующий день полное описание событий появлялось на сайте. Оно иллюстрировалось оглашавшимися на процессе документами.
Однажды в Хамовническом суде наличие звукозаписи стало средством оперативного разоблачения прокурорской лжи. Произошло это так. Валерий Лахтин, видимо, по уже установившейся среди прокуроров традиции видеть несуществующую подпись Платона Лебедева под самыми разнообразными документами, едва ли не через пару минут после сделанного им публично утверждения о ее наличии в одном из договоров ЮКОСа, и будучи мгновенно «схваченным за руку», а точнее – за язык, от своих слов отказался, заявив, что он ничего подобного не говорил. Присутствовавшие в зале ахнули при виде столь демонстративного провала в памяти государственного обвинителя, а Лебедев «пошедшего в отказ» прокурора незамедлительно решил изобличить. Очень быстро, где-то за время обеденного перерыва, было подготовлено соответствующее заявление, сопровождавшееся воспроизведением отрывка записи с утверждением Лахтина. При его последующем оглашении во второй части судебного заседания за вновь прозвучавшим в диктофонной записи прокурорским утверждением были тем же способом трижды озвучены слова «борца за законность, честность и справедливость»: «Я этого не говорил… Я этого не говорил… Я этого не говорил…» Истина была установлена, однако привыкший к регулярным разоблачениям Лахтин, выслушивая самого себя, и бровью не повел: сказалась прокурорская школа.
В другой ситуации в положение изобличаемой попала прокурор Гульчехра Ибрагимова, почему-то вместо ЮКОСа в оглашаемом договоре назвавшая другую организацию, «Томскнефть», и так же, как и Лахтин, пошедшая затем в отказ. Сеанс аудиодетекции не произошел лишь по причине заступничества судьи Данилкина, который, едва услышав начало разоблачительной записи, резко потребовал ее выключить.
Показательно, что эти мини-уроки для баронов Мюнхгаузенов со званиями старших советников юстиции (по военному – полковников) почему-то вызывали негодование судьи Данилкина. Казалось бы, он должен был возмущаться вместе со всеми: и его пытались обмануть и ввести в заблуждение отказом от своих собственных слов. Однако претензия была обращена только к стороне защиты и заключалась в предписании впредь такое использование технических средств обязательно согласовывать с председательствующим…
Важно добавить к сказанному о технической оснащенности, что в зале был установлен проектор, позволявший с компьютеров адвокатов выводить на стену изображение документа, о котором шла речь в данный момент в ходе судебного разбирательства, будь то допрос свидетеля, представление доказательств одной из сторон или дача показаний подсудимыми. Однажды при помощи проектора для иллюстрации показаний Платона Лебедева о банке «Менатеп» был показан фрагмент документального фильма, ранее транслировавшегося по телевидению. А чтобы находящиеся в клетке-«аквариуме» Ходорковский или Лебедев в ходе своих выступлений могли акцентировать внимание присутствующих на конкретном реквизите или фразе из демонстрируемого проектором документа, им была предоставлена возможность использовать лазерную указку.
На одном из адвокатских столов, в полуметре от «аквариума», где находились наши доверители, адвокатами был установлен подключенный к компьютеру большой 29-дюймовый монитор. Он позволял Ходорковскому или Лебедеву быстро, с помощью защитников, найти в электронной версии дела и увидеть нужный документ, а в других случаях – работать по созданию того или иного ходатайства или заявления, планируемого к оглашению в суде прямо во время проведения процессуальных действий.
Кроме того, защитой были доставлены в суд и установлены в углу зала, рядом с большим стационарным судейским ксероксом, два портативных копировально-множительных аппарата. Там же располагался небольшой книжный стеллаж, где хранились нужная литература, справочные пособия и некоторые подборки из материалов дела. Правда, когда материалов накопилось с избытком, второй стеллаж поставить уже не разрешили, едва не выставив первый, который с трудом удалось отстоять. В клетке-«аквариуме» для каждого подзащитного были установлены небольшие складные металлопластиковые столики, чтобы удобнее было писать и располагать тетради с записями.
В общем, техническая вооруженность команды защитников была на вполне современном уровне.
И еще об одном адвокатском «ноу-хау». В процессе работы по делу защита столкнулась с тем обстоятельством, что следователи, призванные быть по закону объективными и беспристрастными, а главное – защищать человека от незаконного и необоснованного преследования, в реальности активно занимались тем, что скрывали доказательства невиновности наших подзащитных. За долгие годы ведения «дела ЮКОСа» путем манипулирования с выделением и соединением уголовных дел они наработали практику фильтрования имеющихся материалов, подтверждающих, в их понимании, выдвинутое обвинение так, чтобы документы, говорящие в пользу Ходорковского и Лебедева, оставались в недрах Следственного комитета и в суд не попадали.
Доходило до ситуаций уникальных и малопредставляемых по иным делам, рассматривающимся в традиционном порядке в российских судах. По делу о хищении, где документально должны быть доказаны наличие и размер материального ущерба от преступления, отсутствовала бухгалтерская отчетность «потерпевших» – дочерних предприятий ЮКОСа! Эта отчетность на самом деле изымалась следователями, что было подтверждено протоколами выемок и обысков, но к делу ничего подобного приобщено не было. Естественно, что, пользуясь возможностями, предоставляемыми законом об адвокатуре, защитники направляли запросы руководству «дочек», но оттуда, со ссылкой на коммерческую тайну, последовали отказы. Следствие также отказало в приобщении к делу балансов с приложениями.
Тогда было принято решение обратиться за помощью к нотариусу, чтобы заверить искомые документы, имеющиеся в свободном доступе в Интернете. Сейчас для такого рода действий даже появилось специальное название – нотариальное заверение интернет-контента в порядке обеспечения доказательств. В результате вместе с соответствующим ходатайством Хамовническому суду были представлены протоколы осмотров информационных ресурсов, опубликованных в электронном виде, представлявшие собой бухгалтерские балансы «Томскнефти», «Самаранефтегаза» и «Юганскнефтегаза» за интересующие годы. Кстати, причина сокрытия их от защиты лежала на поверхности – согласно указанной отчетности предприятия работали с прибылью, и поэтому ни о каком хищении годовых объемов нефти речи идти не могло.
Правда, суд поступил по-своему, отправив запросы в дочерние предприятия о выписках из балансов с соответствующими показателями. Пришедшие справки полностью подтвердили отсутствие хищений, поскольку поступавшая выручка за нефть покрывала все затраты нефтедобытчиков.
Критики и доброжелатели.Нет сомнения в том, что суды по «делу ЮКОСа» в целом и деятельность защитников отдельно внимательно и критично отслеживались профессиональными юристами. В одних случаях это было познавательное любопытство на тему того, как проходили самые громкие в России процессы последних десятилетий. В других очень понятный интерес проявляли сотрудники правовых отделов и служб безопасности нефтяных компаний, по указанию своих руководителей пытавшиеся примерить обвинения, выдвинутые против наших подзащитных, к практике функционирования своих собственных организаций [19]19
По завершении следствия по второму уголовному делу мне позвонил бывший сослуживец, работающий в службе безопасности крупной нефтяной компании, и сообщил, что ему поручено вступить со мной в переговоры о покупке копии обвинительного заключения. Пока я раздумывал над этим оригинальным предложением, он уже раздобыл его в другом месте.
[Закрыть].
В числе наблюдателей с юридическими познаниями встречались также люди, реально и искренне стремившиеся хоть чем-то помочь защите. Но находились и явно сомнительные личности, кто искал встреч с адвокатами со всякого рода мутными предложениями.
Едва только началось предварительное следствие по первому делу, как к координаторам команд, а то и прямо на адреса СИЗО для наших подзащитных стали приходить письма с критикой адвокатских действий. Была масса рекомендаций, как правильно вести защиту, например предлагалось каждый шаг следователей обжаловать в судебном порядке, чтобы им просто некогда было заниматься собственно расследованием. Первое время мы добросовестно показывали такую корреспонденцию клиентам, но те не проявляли к ней особого интереса.
На втором процессе, помнится, мне пришлось беседовать в перерыве судебного заседания с мужчиной, сообщившим, что он возглавляет юридическую компанию, имеющую прекрасные результаты в защите граждан от незаконных обвинений. И если Ходорковский или Лебедев обратятся к нему, то в результате применения наработанных и суперэффективных методик со стопроцентной вероятностью окажутся на свободе.
Другой случай был связан с тем, что ко мне в офис долго напрашивался и наконец приехал некий знакомец бывшего сотрудника ЮКОСа, проживающего теперь за границей. Гость сообщил, что его приятель обладает убийственными по важности документами, наличие которых у защиты позволит легко разрушить выдвинутые прокуратурой против Ходорковского и Лебедева обвинения. Но что странно – посетитель не только ничего не смог пояснить о содержании рекламируемых им «бесценных» бумаг, но и продемонстрировал явное незнание сущности того, что инкриминировано нашим подзащитным. И даже после того, как мы расстались, этот человек, несмотря на столь малую информированность и непонимание движущих механизмов нашего процесса, передавал через общих знакомых, что я напрасно не воспользовался его столь «соблазнительным» предложением.
Однажды мой коллега по Совету Адвокатской палаты Москвы, возглавляющий большое адвокатское образование, поведал, что некоторые следящие за нашим процессом его сослуживцы регулярно рассказывают ему о том, как бы они защищали Ходорковского, если бы представляли его интересы. Судя по пересказанному мне, такие повествования сильно смахивали на содержание рубрики, существовавшей когда-то в одной популярной газете и называвшейся «Если бы директором был я». С одной только разницей: идеи озвучивались после оговорки – прежний директор никуда не годится.
Порой от полета мыслей непрошеных советчиков или критиков просто брала оторопь. Недовольство мог вызвать очень краткий круг вопросов, заданных в суде свидетелю обвинения. Но это была установка клиентов, считавших полученную в ответах информацию вполне достаточной. А адвокат, как известно, связан в своих действиях позицией доверителя.
Как-то я встретил в электронных СМИ следы бурного негодования бывшего сотрудника ЮКОСа на тему о том, что защита не настаивала на вызове в Хамовнический суд весьма осведомленного свидетеля из числа крупных менеджеров компании. При этом критику (скорее, критикану) было невдомек, что у прокуроров на вооружении имелись изложенные в обвинительном заключении претензии к работе этого человека, которые в любой момент могли преобразоваться в конкретные обвинения, что было хорошо известно адвокатам. Именно поэтому следственно-прокурорская команда приложила немалые усилия в целях заполучить в суд этого свидетеля, но у них ничего не получилось. Защита же, когда пришло время представлять доказательства, напротив, заверила обеспокоенного экс-ме-неджера, что мы не будем подвергать его риску и ходатайствовать о вызове, так как располагаем и без того сильной доказательственной базой.
Вообще, в критике с самых разных сторон недостатка не было. Первый судебный процесс едва ли не по косточкам был разобран некоей группой товарищей, написавших творение под названием «“Дело Йукоса” как зеркало русской адвокатуры» (2008 г.), где значительная часть из написанных 800 страниц была посвящена критическому разбору действий команды адвокатов в Мещанском суде. Те, кто заглянул в это «зеркало», могли убедиться, что одобрительных слов в адрес прокурора и суда авторы высказали, пожалуй, больше, чем посвятили их защитникам. Возомнившие себя стратегами сторонние наблюдатели (вспомним Ш. Руставели) не стеснялись ставить оценки, словно профессор студенту-первокурснику: «Адвокат в своих ходатайствах руководствуется ложным пониманием отдельных статей из уголовно-процессуального закона. Процессуальные действия адвоката абсурдны». Этот же всезнающий «лектор» поучает несмышленышей-защитников: «Если адвокат представляет суду какой-либо документ в качестве доказательства, то есть содержащимися в этом документе сведениями он доказывает какое-то нужное ему обстоятельство, то этот документ обязательно приобщается к материалам уголовного дела судом как неотъемлемая часть доказывания стороной защиты…» Без комментариев.
Однако создателям указанного солидного фолианта, из которых по меньшей мере трое – адвокаты, вскоре представилась отличная возможность оторваться от критического теоретизирования и проявить свои способности на практике в сражениях со следствием и судом. Это произошло в реальном «деле ЮКОСа», точнее – в одном из его немаловажных производств, послуживших предтечей для второго обвинения против Ходорковского и Лебедева. Двое из создателей творения защищали Владимира Малаховского и Антонио Вальдеса-Гарсию, а третий сопровождал на допросы свидетелей из числа сотрудников ЮКОСа. Первым активным действием на суде знатоков права явилось ходатайство о проведении процесса в закрытом режиме, с энтузиазмом поддержанное обвинением и принятое судьей. В результате, глубочайше впитав в себя философские дистинкции, освоив историческую онтологию, ощутив на себе нейролингвистическое влияние и справившись с вирусами фельетонизма (термины из упомянутой книги), а также выяснив у наших высокоученых собратьев по цеху процессуально выверенные подходы к истинному пониманию содержания норм УПК, Басманный суд Москвы определил Малаховскому 12 лет лишения свободы и готов был дать по предложению прокуратуры столько же Вальдесу-Гарсии, если бы тот не сбежал. И теперь уже пятый год адвокатское сообщество с нетерпением ждет от «йукосизаторов» самокритичного разбора своей собственной прикладной деятельности…
§ 3. Великий и могучий
«А кого судьи велят поставить к суду, и исцу и ответчику, став перед судьями отвечати вежливо и смирно и не шумко, и перед судьями никаких невежливых слов не говорити и межь себя не браниться».
Из «Соборного уложения» 1649 года
Своей поддержкой и опорой называл более ста лет назад русский язык знаменитый писатель Иван Сергеевич Тургенев, одновременно характеризуя его как великий и могучий. Умение владеть языком в многогранных его проявлениях есть обязательное условие успешной работы адвоката в рамках судопроизводства. Сказанное касается как составления процессуальных документов, так и выступлений в судебных процессах, построенных на принципах устности и гласности. При этом, в силу предписаний «Кодекса профессиональной этики адвоката», представитель адвокатского сообщества не вправе допускать при рассмотрения дела высказывания, умаляющие честь и достоинство других участников разбирательства, даже в случаях их нетактичного поведения. Корпоративные этические нормы предусматривают ограничения и для наших оппонентов – прокуроров, а также для судей. В «деле ЮКОСа» возникало немало пограничных ситуаций, когда использование богатств русского языка приводило к конфликтам.
Сначала о случаях безобидных, в основе каковых, скорее всего, лежат либо непонимание сути сказанного, либо навязываемое мнение, опирающееся на собственные представления об истинной сущности прозвучавшего.
Например, в Мещанском суде судья Ирина Колесникова однажды довольно резко прервала выступавшего адвоката Юрия Шмидта, когда он в ходе своей речи для аргументации сказанного привел всем известную пословицу «Дорого яичко к Христову дню». Сложно представить, какие именно ассоциации в этот момент возникли в голове у служительницы Фемиды, но итогом стало вынесение защитнику замечания. Изумленный Шмидт, вероятно уже не без опасения, сменил пасхальное изречение на более нейтральное и бытовое – «дорога ложка к обеду», и такая замена вполне удовлетворила строгую судью.
(Любитель образных сравнений, Юрий Шмидт на втором процессе относительно попытки прокуроров вбросить в дело очередной набор документов сказал, что это дает обвинению возможность в любой момент вытаскивать из рукава то петуха, то зайца. Даже страшно подумать, что было бы с судьей Колесниковой, если бы такое произошло в ее присутствии.)
Гораздо более интересна в рамках нашего дела история с распространенным в юридической практике выражением, обозначающим процессуального оппонента словами «противная сторона». Ранее это выражение безусловно считалось синонимом прилагательного «противоположный», и именно так оно указано в первом значении в авторитетнейшем «Словаре русского языка» С. Ожегова. Да и в настоящее время в договорных отношениях противная сторона (counterparty – англ.)воспринимается как одна из сторон договора, противостоящая той, чьи интересы отстаиваются. Кстати, именно в таком смысле противную сторону упомянул один из выступавших в Мещанском суде свидетелей обвинения, рассказывая о сделке со своим участием, и это не породило никаких возражений.
• Михаил Ходорковский – обладатель в 2002 году звания самого профессионального менеджера современной России
• Платон Лебедев – руководитель Международного финансового объединения Менатеп
• Начальник правового управления ОАО «НК “ЮКОС”» Василий Алексанян
• Члены Совета директоров ОАО «НК “ЮКОС”» Сара Кэри (США) и Жак Косьюшко-Моризе (Франция) в православном храме в Нефтеюганске (октябрь 2002 г.)
• Вице-президент ЗАО “ЮКОС-PM” Франк Ригер (ФРГ)
• Член Совета директоров ОАО «НК “ЮКОС”» Жак Косьюшко-Моризе
• Пристальный взгляд Президента – сигнал об опасности (Константиновский дворец, июнь 2003 г.)
• Атака в полном разгаре. Тревожные предчувствия (На пресс-конференции в ЮКОСе, 6.10.2003 г.)
• Зачастившие гости. Машина генпрокуратуры у штаб-квартиры ЮКОСа
• В Жуковке после визита следственно-оперативной группы: обыск или погром? (осень 2003 г.)
• Слово в защиту ЮКОСа на пресс-конференции. Слева-направо: Ю. Шмидт, К. Ривкин, Е. Бару, А. Кондауров, Е. Липцер, В. Краснов (конец 2003 г.)
Следует пояснить, что прилагательное «противный» действительно более распространено в гражданском праве, и это не вызывает у цивилистов какого-либо неприятия. Можно указать на положения действующего Гражданского кодекса РФо сделках, совершаемых с целью, заведомо противнойосновам правопорядка или нравственности; на массу законодательных актов и судебных решений, говорящих о противномслучае; на международно-правовые документы, упоминающие доказывание противного.
Ничего крамольного и уничижительного нет на самом деле и в сочетании противная сторона,еще относительно недавно применявшемся отечественным законодателем в законе «О Конституционном Суде РСФСР» («Сторона вправе… задавать вопросы противной стороне»), ранее – в Уголовно-процессуальном кодексе 1922 года («Ходатайства разрешаются судом… причем предварительно должны быть заслушаны заключения противной стороны»), а в настоящее время иногда встречается в арбитражных решениях.
Сам я этим словосочетанием пользовался неоднократно, порой автоматически, и что интересно, у имеющихся таким образом в виду прокуроров это никогда не вызывало возражений. Однако судьи порой усматривали некую крамольную двусмысленность в рассматриваемом выражении и соответственно на это реагировали. Забавный пример привел в своей книге Генрих Падва, рассказывая о событиях середины прошлого века. Его коллега, выступая в суде, несколько раз произнес общепринятое тогда обозначение «противная сторона». Неожиданно судья прервал его словами: «Что вы такое говорите – противная сторона, противная сторона – для суда обе стороны одинаково противные» [20]20
Падва Г.Указ. соч. С. 131.
[Закрыть].
Однако в Мещанском суде определение группы лиц, поддерживающих обвинение, как противной стороны не вызывало у судей никакой аллергии. Возможно потому, что этому сопутствовало специальное объяснение: имеется в виду не качественная характеристика, а место взаиморасположения. В Хамовническом же суде вообще на такого рода мелочи не обращали внимания, поскольку там шли острые словесные баталии, предусматривавшие куда как более крепкие выражения.
Между тем с обозначенной мнимой коллизией мне пришлось столкнуться в Архангельском областном суде, в сентябре 2011 года рассматривавшем жалобу защиты на отказ Платону Лебедеву в условно-досрочном освобождении. Председательствующий судья Игорь Харитонов вел себя подчеркнуто корректно, однако на слова автора этих строк, сказанные в ходе выступления, среагировал незамедлительно и настойчиво попросил избегать выражения «противная сторона». Хотя в данном случае как раз не было особого повода делать выпады в адрес двух представителей областной прокуратуры, поскольку защитники их видели в первый раз, да и слово им было предоставлено для изложения позиции последним. Пришлось, исходя из предписаний суда, проявившего, по замечанию одного из присутствовавших журналистов, языковую чуткость, сменить «противную» сторону на «противоположную».
Кстати, по нашим наблюдениям, сторона обвинения в лице прокуроров и следователей зачастую сама подставляется под словесный залп защиты. Так, не единожды в процессуальных документах дел Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, посвященных налоговой тематике, обнаруживалось некое «налогооблАжение»,в ответ позволившее утверждать, что в части обвинений в уклонении от уплаты налогов наши противники явно облАжались.
Еще пример. В октябре 2003 года один из основных акционеров ЮКОСа Василий Шахновский был избран в Совет Федерации от Эвенкии. В самый разгар преследования сотрудников нефтяной компании Генеральная прокуратура РФ такого допустить не могла и обжаловала состоявшееся избрание в Красноярском краевом суде. Найти повод для вывода о процедурных нарушениях было весьма сложно, проще придумать, и тогда прокурор заявил, что Шахновский не указал в документах свою половую принадлежность (!). Громкое ответное удивление адвоката Елены Лукьяновой: «Как же так, ведь общеизвестно, что он женат и имеет четверых детей?» – вызвало резкую реакцию судьи на ее слова.
А в процессе в отношении Алексея Пичугина присутствовал такой эпизод. Стремясь показать перед присяжными эффективность одорологической выборки, основанной на использовании возможностей обоняния собаки, гособвинитель восторженно рассказал, что его собственный пес даже по прошествии значительного времени, заходя в лифт, легко распознает там запаховые следы жены прокурора. На что сразу получил ответную реплику адвоката: это не наши проблемы, если ваша жена почему-то так сильно пахнет.
Безусловно, далеко не всегда разные взгляды на стилистические и терминологические изыски удается привести к общему пониманию. Порой в стенах суда доходит до откровенной перепалки и ругани с последующими жалобами на защитников в адвокатские палаты.
В подавляющем большинстве случаев некорректное поведение адвоката – это реакция на действия прокурора или судьи. Отчаявшись добиться справедливости и столкнувшись с тем, что их усилия неэффективны и раз за разом наталкиваются на стену равнодушия при решении человеческих судеб, защитники переходят за грань традиционных взаимоотношений участников судебного процесса и этим навлекают на себя гнев оппонентов, включая суд. В монографии «Незаконная деятельность адвокатов в уголовном судопроизводстве» ее автор Юрий Гармаев делает весьма существенное и много объясняющее признание: «Одной из самых важных детерминант незаконной деятельности профессиональных защитников были и остаются противоправные и аморальные действия недобросовестных работников правоохранительных органов и судей. Часто допускаемые адвокатами правонарушения являются ответной реакцией на злоупотребления должностных лиц» [21]21
Гармаев Ю.П.Незаконная деятельность адвокатов в уголовном судопроизводстве. М., 2010. С. 8.
[Закрыть].
В вышеуказанных положениях кодекса адвокатской этики идет речь о недопустимости умаления чьей-либо чести и достоинства. А как быть, если такие качества у представителя другой стороны вообще отсутствуют? Если суд безмолвно взирает на творимое прокурором издевательство или выступает его явным соучастником? Если беспардонно попираются честь и достоинство приглашенного адвокатом свидетеля или специалиста, которые не могут сами себя защитить?
В современных условиях, когда в наших судах царствует обвинительный уклон, а из адвокатов пытаются сделать декоративное украшение к инквизиционному судопроизводству, сложно требовать от защитников суперкорректного поведения в ответ на издевательство над законом и здравым смыслом.По аналогии со старым анекдотом, это равно тому, чтобы от сантехника, которому сослуживец уронил на голову кувалду, требовать реакции: «Вася, ты не прав!»
Возможно, здесь правомерно говорить о допустимости разумных контрдействий, обусловленных крайней необходимостью, – такой правовой институт знаком как уголовному, так и административному праву. Его применение исключает ответственность формального правонарушителя. Кстати, в дисциплинарной практике Совета Адвокатской палаты Москвы рассматривался ряд случаев, когда была констатирована правомерность покидания адвокатами места производства процессуальных действий в знак протеста против поведения соответствующих должностных лиц. В одной ситуации это было игнорирование судьей заявления защитника о его плохом самочувствии с просьбой перенести заседание, в других – нерассмотрение судом или следователем заявлений об отводе. Что же касается использования разного рода выражений, то в известном нам примере не была сочтена нарушением адвокатской этики вызванная действиями судьи реакция: «Это просто неслыханно в российской или хрен знает какой юриспруденции». Квалификационная комиссия, обратив при этом внимание на взаимное поведение участников судебного разбирательства, пришла к выводу, что данная фраза является обезличенной эмоциональной репликой.
