Текст книги "Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем"
Автор книги: Константин Ривкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
А при расследовании второго уголовного дела жалоба поступила на Каринну Москаленко.В феврале 2007 года она, прибыв в Читу, оговорила с М. Ходорковским, что сосредотачивается в своей работе на подготовке материалов для ЕСПЧ, в связи с чем в ее регулярных визитах к месту проведения следствия и подробном ознакомлении с материалами уголовного дела нет необходимости. Об этом в письменном виде было уведомлено следствие, однако руководителя группы следователя Салавата Каримова не устроило, что в этом случае адвокат не расторгает с Михаилом Ходорковским соглашение!
Надо ли говорить, что согласно УПК РФ ознакомление с делом есть не обязанность, а право как адвоката, так и подзащитного, и навязывать насильно данное процессуальное действие закон не позволяет. А уж вопрос о заключении или расторжении договора с адвокатом – это и вовсе сфера отношений, очень далекая от вмешательства следователя.
И когда описываемая ситуация усугубилась выловом в аэропорту вылетавшей из Читы в Москву Каринны Москаленкос требованием дать подписку о неразглашении данных предварительного следствия под угрозой, как она рассказывала, недопуска на рейс [24]24
В эти дни пресса писала: «Новый инцидент произошел в читинском аэропорту с адвокатом Карпиной Москаленко. Сначала сотрудник аэропорта обнаружил желание осмотреть уже сданный багаж адвоката, потом у него возникли вопросы к правильности оформления билета. Кроме того, Каринну Москаленко предупредили, что ее могут снять с единственного рейса в Москву. По словам адвоката, ситуация могла закончиться ее задержанием. “После того как выяснилось, что у меня все нормально, ко мне подошел следователь и под давлением получил подпись о неразглашении материалов дела. Ситуация, конечно, была неприятная”, – заявила Каринна Москаленко агентству “Интерфакс”».
[Закрыть], в ход пошла «тяжелая артиллерия». Для известного и авторитетного адвоката не пожалел бумаги заместитель генерального прокурора РФ Виктор Гринь, предложивший Главному управлению Федеральной регистрационной службы Минюста РФ направить в Адвокатскую палату Москвы представление о прекращении статуса Москаленко.Документ стоит того, чтобы его хотя бы частично процитировать: «Ссылки на занятость в другом деле не могут явиться основанием к уклонению от выполнения обязанностей по защите интересов обвиняемого, поскольку организация рабочего времени и объем нагрузки определяются адвокатом самостоятельно. Неспособность защитника обеспечить выполнение принятых им самим поручений доверителей следует рассматривать как нарушение норм кодекса профессиональной этики адвоката. Отказ адвоката Москаленко К.А. от принятой на себя защиты интересов обвиняемого Ходорковского М.Б. и уклонение от дачи в установленном законом порядке подписки о неразглашении данных предварительного следствия свидетельствуют о грубом нарушении адвокатом норм уголовно-процессуального законодательства, а также своей профессиональной обязанности честно, разумно и добросовестно отстаивать права и законные интересы доверителей».
Думаю, что у прочитавших такие строки теперь не останется сомнений в том, что истинным защитником обиженных и оскорбленных, включая тех, кого лишили свободы, на самом деле является Генеральная прокуратура. Она мгновенно прищучила намеревавшуюся скрыться в Страсбург Каринну Акоповну, когда та пыталась так недостойно уклониться от защиты Михаила Ходорковского. Правда, навязать ей насильно чтение уголовного дела в забайкальских краях так и не удалось: палата не усмотрела нарушений в совершенно правомерных действиях адвоката.
Выдворение из России.В числе иностранных адвокатов, представлявших интересы Ходорковского, находился канадский юрист Роберт Амстердам.Он не однажды бывал в Мещанском суде в дни процесса, давал интервью журналистам, готовил некоторые справочные материалы для российских адвокатов, участвовал в отдельных рабочих совещаниях.
Его отличительной чертой была жесткость в суждениях и вытекающая отсюда нелицеприятная оценка всего того, что он наблюдал как происходящее у него на глазах по «делу ЮКОСа». Давая 15сентября 2005года интервью в программе «Эхо Москвы», Амстердамсказал: «Я считаю необходимым освещать не только само дело Ходорковского собственно, а вообще новую систему власти в России, к чему это приводит. Это власть, которая борется против своих же граждан, борется против истины. Нужно, чтобы Запад понимал это». А чуть позже добавил: «Атака на Ходорковского и на ЮКОС уничтожает легитимность этой власти в России».
В ночь с 22на 23сентября 2005года в гостиничный номер Роберта Амстердамапришли пятеро в гражданской одежде и заявили, что он нарушил российское законодательство, а затем потребовали его паспорт. Примчавшейся срочно на помощь Карпине Москаленко эти люди отказались представиться, и она затем называла их «неопознанными сотрудниками неопознанных правоохранительных органов».
О последующих событиях днем того же дня Москаленко рассказала следующее: «Ему при мне швырнули паспорт, и в этом паспорте я увидела печать “погашено”». Печать принадлежала паспортно-визовой службе ЕУВД Москвы, и это означало необходимость для Роберта Амстердама покинуть страну.
Он успел дать пресс-конференцию, где не только рассказал о своем выдворении («В этой стране прокуратура пользуется криминальными способами. Это системное явление, которое набирает обороты»), но и высказался по поводу решения кассационной коллегии Мосгорсуда: «Это судопроизводство тех, кто украл ЮКОС».
24октября 2005года Financial Timesпо поводу произошедшего с канадским адвокатом написала: «Роберт Амстердам, правозащитник и юрист из команды Ходорковского, был изгнан из России якобы за нарушение визовых правил. Это, вкупе с нарушениями, допущенными в ходе судебного процесса, показывает, что России все еще далеко до создания независимой судебной системы и преодоления наследия 70лет коммунизма».
Попытка возбудить уголовное дело.На отдельных этапах защиты Платона Лебедева его интересы представляла адвокат Елена Львова, участвуя в предварительном слушании в Мещанском суде, а также в одном из разбирательств в Конституционном суде РФ. Затем, когда началось уголовное преследование Василия Алексаняна, она приняла на себя его защиту.
С присущей ей энергией Львова так активно отстаивала интересы своего подзащитного, помещенного к тому времени в следственный изолятор, что в феврале 2008 года тогдашний директор ФСИН Юрий Калинин в письменном виде одновременно потребовал от Федеральной палаты адвокатов РФ рассмотреть вопрос о соответствии защитницы статусу адвоката, а также предложил Следственному комитету возбудить в ее отношении уголовное дело о клевете. Негодование главного тюремно-колониального начальника вызвали высказывания Львовой в прессе о том, что Алексаняну в СИЗО не оказывается надлежащая медицинская помощь. Вот как об этом было сказано в письме от 4 февраля 2008 года № 10/1-320 на имя главы СКП РФ Александра Бастрыкина: «В течение длительного времени адвокат Львова Елена Юлиановна, являющаяся защитником Алексаняна В.Г., в своих публичных выступлениях, в том числе в средствах массовой информации, допускает клеветнические заявления, порочащие честь, достоинство и деловую репутацию как сотрудников уголовно-исполнительной системы, так и работников органов прокуратуры Российской Федерации, осуществляющих надзор за исполнением законов администрациями мест содержания заключенных под стражу. Фактически Львова обвиняет руководство и сотрудников Федеральной службы исполнения наказаний, а также органов прокуратуры Российской Федерации в умышленных действиях, направленных на физическое уничтожение ее подзащитного».
Таким образом, могущественная ФСИН вместо того, чтобы бросить все силы на обеспечение надлежащего содержания арестованных и их медицинское обслуживание, стала бороться с женщиной-адвокатом, открыто заявившей о наличии опасности для жизни и здоровья своего доверителя. Опасности очевидной, о чем неоднократно заявлял сам Алексанян, а затем и подтвердил ЕСПЧ.
Тем не менее Следственный комитет начал по заявлению Калинина доследственную проверку, продолжавшуюся без малого два месяца. К моменту завершения ее материалы насчитывали три толстых тома различных медицинских документов, объяснений, справок и т. д.
Сам Василий Алексанян расценивал происходившее со Львовой как попытку лишить его опытного и энергичного защитника накануне рассмотрения уголовного дела в Симоновском суде Москвы, а также месть лично ему за обращение в ЕСПЧ и обозначенные там претензии к российским властям, затрагивающие интересы ФСИН. В письме от 26 марта 2008 года на имя проводившего проверку следователя он писал, что предметом возмутительной травли адвоката Львовой является занимаемая защитой позиция по вопросам, связанным с его лечением и законностью содержания под стражей. Здесь же Алексанян заявил, что подобным образом его ставят перед альтернативой – «либо согласиться с тем, что меня всегда квалифицированно и со знанием дела лечили в подведомственных Калинину Ю.И. учреждениях (что неправда), или я от лечения умышленно отказывался, когда мне предлагали такое лечение (что тоже неправда), сообщая тем самым адвокату “заведомо” ложные сведения»… Василий Алексанян настолько болезненно воспринял попытку расправиться с добросовестно защищающим его адвокатом, что вынужден был оценить обозначенный выбор как «очередную психологическую пытку, быть может, самую изощренную из всех, которые я перенес, находясь под стражей».
В итоге в возбуждении дела в отношении Елены Львовой было отказано за отсутствием в ее действиях состава преступления. А органы адвокатского самоуправления даже не стали рассматривать по существу обращение о привлечении ее к дисциплинарной ответственности.
* * *
Следует отметить, что адвокат, из-за своего предназначения уже давно попавший в группу риска, порой подвергается опасности и без видимых на то причин, в отсутствие коварно выношенного замысла процессуальных противников. Как говорится, просто на ровном месте.
Помнится, мы с коллегой адвокатом Евгением Бару в первый раз приехали в заполярный поселок Харп к колонии, куда был распределен Платон Лебедев после приговора Мещанского суда. Подъехав к КПП, сообщили по переговорному устройству цель своего визита и стали ждать вызова. На небольшой площадке перед въездом в колонию нас оставалась ожидать арендованная машина с водителем. Бару отошел покурить, и тут ко мне приблизился появившийся откуда-то сбоку одетый в камуфляжную форму сотрудник колонии из охранно-режимной службы. Задав только один вопрос, наш ли автомобиль стоит на площадке, он тоном, не терпящим возражений, приказал: «Забирайте свою машину и уезжайте отсюда!»
Попытавшись в очень быстром порядке понять, чем вызвано такое не-гостеприимство, а также не без труда подобрав литературные выражения для ответа, я сообщил, что являюсь адвокатом, приехал к своему клиенту, жду приглашения к начальнику колонии и никуда уезжать или уходить не собираюсь. В этот момент нужно было видеть лицо офицера. На нем была написана целая гамма противоречивых чувств: от огромного желания пустить в ход резиновую дубинку и попинать одетыми в «берцы» ногами незваного визитера до явного опасения, что столь желанный вариант продолжения задушевной беседы может не пройти даром (потом выяснилось, что вся территория перед КПП просматривается камерами наблюдения). Так или иначе, но сей господин молча удалился, а мы вскоре проследовали в административное здание внутри колонии.
Справедливости ради следует заметить, что применительно к происходившим затем неоднократным контактам с сотрудниками данной колонии самого разного уровня никаких конфликтных ситуаций у адвокатов не было. Вообще «колониальные» отрезки работы защитников с Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым – это обильная фактура и впечатления еще на целую книгу, а может быть, и не одну. Оставим поэтому задел на перспективу…
Глава III
Вся королевская рать
В «деле ЮКОСа» были задействованы едва ли не все виды существующих в стране силовых формирований, таких как оперативные подразделения МВД и ФСБ, следственный аппарат, прокуратура. Активную роль здесь сыграли налоговые органы и служба судебных приставов. В свою очередь, на борьбу с ЮКОСом были брошены мощные силы арбитражей и судов общей юрисдикции. По мере развития ситуации свои специфические задачи решали учреждения Федеральной службы исполнения наказаний и различные спецподразделения, осуществлявшие усиленную охрану Ходорковского и Лебедева.
Из всей этой многочисленной армии правоохранителей мы в первую очередь выделим тех ее типичных представителей, с кем непосредственно пришлось столкнуться при осуществлении защиты по рассматриваемым уголовным делам. Это конечно же следователи и прокуроры. А поскольку они, как уже было сказано, в подавляющем большинстве случаев действовали в трогательном единстве с представителями судейского корпуса, то картина будет неполной, если не поговорить и о судьях. Причем этот предметный разговор дает возможность подискутировать как об общем состоянии нашей уголовной юстиции, так и о проблемах ее отдельных институтов.
Безусловно, мои оценки не будут ни радостными, ни оптимистичными, хотя менее всего хотелось бы мазать одной краской всех, кто сейчас работает в правоохранительных органах. Ранее среди них нередко приходилось встречать высоких профессионалов, принципиальных и неравнодушных людей. Однако за последнее время, по моим наблюдениям, их становится все меньше и меньше. Впрочем, возможно, на субъективном выводе автора сказывается влияние «дела ЮКОСа».
§ 1. Уголовная политика государства: от НЭПа до ЮКОСа
Несмотря на безусловную уникальность «дела ЮКОСа» в части супермассированной атаки властных структур на одну из лучших и богатейших отечественных нефтяных компаний, все же такая ситуация выпадает из общего ряда лишь масштабом бедствия. Тогда как сами по себе «наезды» представителей государственных органов на частный бизнес давно уже стали обыденностью. При этом без понимания истинных причин данного социально опасного явления невозможно выработать противоядие.
К сожалению, на сегодняшний день есть все основания с уверенностью констатировать, что для бизнес-сообщества создаются такие условия, когда едва ли не любое лицо, занимающееся предпринимательством, может быть подвергнуто уголовным репрессиям со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. Не случайно в средствах массовой информации все чаще используется такой термин, как «геноцид бизнеса», или подобные ему жесткие выражения. Реалии свидетельствуют о том, что криминально-безжизненные условия для бизнеса активно и небезуспешно насаждаются заинтересованными лицами.
Любопытно рассказанное одним из выступавших на состоявшемся 8 декабря 2011 года в Москве симпозиуме под названием «Уголовная политика и бизнес». Находясь в командировке в Канаде, он привел судье Верховного суда цифру находящихся у нас в стране в колониях предпринимателей, реакция последнего была такова: «Это атака на капитализм». Впрочем, в наши дни уже и в России начинают мыслить подобными категориями. В специально подготовленном докладе, распространенном в июне 2012 года, указывается, что с 2000 по 2009 год уголовной репрессии было подвергнуто более 39 % субъектов предпринимательской деятельности, а также на этом основании резюмируется: «Трудно найти другой пример столь обширной уголовной репрессии в отношении определенного слоя населения или профессиональной группы» («Коммерсантъ», 15 июня 2012 г.). Неудивительно поэтому, что на указанном симпозиуме представитель крупного бизнеса, член Российского союза промышленников и предпринимателей, с огорчением признал, что сейчас у многих его коллег стал популярным принцип – «поскорее распилить и убежать».
Столь категоричные оценки не единичны и свидетельствуют об очень опасной ситуации, наблюдающейся в сфере предпринимательства, подвергаемого постоянным нападкам силовых ведомств. Но всегда ли так было и почему произошел поворот к худшему? Попробую найти ответы в совсем недавней российской истории.
Многие наверняка помнят, что в период перестройки наблюдалась, с одной стороны, попытка реформаторов направить в социально полезное русло активность населения, а с другой – поднять на новый уровень экономику, дела в которой шли с каждым днем все хуже.
Первым, еще довольно робким движением в указанном направлении стал закон от 19 ноября 1986 года «Об индивидуальной трудовой деятельности», по сути разрешавший частное предпринимательство. Еще более смелый шаг на пути к структурно новой экономике был вскоре предпринят путем издания закона от 26 мая 1988 года «О кооперации в СССР». Помимо того что он прямо предусмотрел и узаконил коллективную форму частнопредпринимательской деятельности, данный исторический акт обязал государство всемерно поддерживать кооперативное движение, содействовать его расширению, гарантировать соблюдение прав и законных интересов кооперативов и их членов. Свою весьма положительную роль в совокупности с вышеуказанными нормативно-правовыми актами, безусловно, сыграл и принятый 6 марта 1990 года союзный закон «О собственности в СССР».
В результате, по данным «Экономической газеты» (1992, № 2), уже в период с января по сентябрь 1991 года в производственно-кооперативной сфере трудилось свыше двух миллионов человек. Именно в этот период времени М. Ходорковский выбрал, по его словам, «хозрасчетные штучки», уйдя в бизнес и создав Центр научно-технического творчества молодежи (НТТМ), от которого и пошла затем история «менатеповских» структур, разбогатевших и на пике своего развития позволивших приобрести нефтяную компанию «ЮКОС».
Необходимо заметить, что правоохранительные органы действительно в тот период старались не вмешиваться в работу кооперативов, как и других только появлявшихся частных образований. И хотя нам в свое время не удалось обнаружить каких-либо документальных подтверждений прямых запретов на контроль силовых подразделений за активно нарождавшимся движением, имеются многочисленные свидетельства крайне осторожного отношения государственных министерств и ведомств к явлениям, происходившим в кооперации, что можно объяснить очевидной лояльностью к ним со стороны партийно-правительственных учреждений и их первых лиц, сопровождавшейся также идеологическим обоснованием.
Именно такая благоприятная обстановка, включающая организационную и финансово-экономическую поддержку государства, дала возможность зарождения и постепенного развития системообразующих базовых опор частнохозяйственного сектора, как то: банков, совместных предприятий, внешнеэкономических организаций, акционерных обществ, фондового рынка. Кстати, напомню, что и Платон Лебедев начал свои первые шаги в бизнесе с освоения банковского дела. Согласно его трудовой книжке, он, экономист по образованию, был 2 января 1990 года зачислен на должность финансового директора «Коммерческого инновационного банка научно-технического прогресса».
По моему мнению, первую и весьма мощную атаку государство произвело на бизнес на налоговом фронте. Не случайно аналитики, исследовавшие определенные периоды современной российской экономики, ввели в свое время в оборот термин «налоговый террор». Этот феномен характеризовался, с одной стороны, высокими налоговыми ставками и запутанностью налогового законодательства, а с другой – повышенной и зачастую совершенно необоснованной активностью налоговых органов и впоследствии в бозе почившей налоговой полиции. При этом «налогоблюстителям» была заведомо обеспечена завуалированная под социальную полезность мотивировка их нападок на бизнес, и ею они громогласно пользовались: имеется конституционная обязанность каждого платить законно установленные налоги, собираемость которых обеспечивает наполнение государственного бюджета, направляемого на обеспечение нужд государства и общества. Помните регулярно звучавший в те времена популярный слоган – «заплати налоги и спи спокойно»? Однако со сном у добросовестных налогоплательщиков дело обстояло далеко не важно.
Именно во второй половине 90-х годов начали активизироваться представители силовых структур, имевшие свои интересы в предъявлении предпринимателям налоговых претензий, чаще всего совершенно необоснованных. Касательно тех времен мне вспоминается разговор с начальником следственного отдела налоговой полиции, которого я спросил, как его подчиненные собираются доказывать обязательный в таких случаях прямой умысел в действиях моего подзащитного, привлекавшегося по ст. 199 УК РФ по обвинению в уклонении от уплаты налогов с организаций. Ответ был сколь откровенен, столь и циничен: «Ничего доказывать мы не будем. Направим дело в суд, и будьте уверены – он вынесет обвинительный приговор». При этом полицейский начальник озвучил еще одну, крайне актуальную и до сегодняшнего дня мысль. Он сказал: «Я считаю, что человек с того момента, как он дал согласие стать генеральным директором коммерческой фирмы, должен начинать сушить сухари».
От практики частных наездов «правоохранителей» с целью выполнить требуемый начальством план, попутно по возможности пополнить казну, а заодно подзаработать, к государственной политике «закошмаривания» бизнеса и огульных «посадок» дело подошло к началу 2000-х годов. К тому времени для уголовных репрессий созрели все условия.
Во-первых, это была необходимость ликвидировать последствия созданного самим государством, а точнее – его первыми лицами, дефолта 1998 года. Не удивительно, что взоры ликвидаторов обратились на частный сектор экономики, откуда предстояло взимать в самых различных формах повышенную дань, попутно почему-то регулярно призывая к социальной ответственности. Для нежелающих понимать свою добровольно-принудительную роль «дойной коровы» среди прочих средств воздействия был припасен и Уголовный кодекс как весьма надежное средство убеждения.
Именно с ним связана вторая причина активности разного рода блюстителей экономического порядка (в их собственном понимании), поскольку к этому времени оперативные, следственные, прокурорские органы и суды наработали определенный опыт апробации новых норм уголовного закона. Речь прежде всего идет о таких составах, включенных в специальную главу 22 УК РФ («Преступления в сфере экономической деятельности»), как незаконное предпринимательство, незаконная банковская деятельность, легализация (отмывание), незаконное получение кредита, фиктивное и преднамеренное банкротство и ряд других.
Ретивость оперативных сотрудников и следователей очень часть доходила до абсурда, когда они, привлекая человека к уголовной ответственности, даже не пытались задумываться над тем, а обладают ли его действия на самом деле хоть какой-нибудь социальной опасностью, наличие которой требует закон, чтобы говорить о совершении именно преступления. Вспоминаю, что едва ли не первое в Москве уголовное дело о легализации выглядело следующим образом. Предприниматель средней руки имел скромный бизнес, относящийся в то время к числу лицензируемых. Незадолго до очередного истечения срока лицензии он подал необходимый пакет документов в лицензионный орган, но тот выдачу разрешения затянул. В результате коммерсанту около двух месяцев пришлось работать без лицензии. Прознавшие об этом сотрудники милиции возбудили против него уголовное дело о незаконном предпринимательстве (ст. 171 УК в старой редакции), а затем еще и обвинили в легализации (ст. 174-1), усмотрев такие действия в уплате налогов (!) с доходов, полученных за указанные 2 месяца!!
Наконец, третьей и, пожалуй, самой главной причиной явилось усиление в составе правительства сторонников антирыночного направления, стоявших, говоря словами бывшего вице-премьера и министра финансов Алексея Кудрина, за «глубокое госучастие» («Ведомости», 12 декабря 2011 г.). Именно эти люди, обладающие большой властью и широкими полномочиями, направили свою деятельность на передел уже сложившегося рынка в пользу чиновничье-государственного аппарата, при этом, безусловно, не забывая о своих собственных своекорыстных интересах.
Вспоминаю, как примерно в те времена один мой знакомый, вращавшийся в «верхах», помимо прочего в разговоре сообщил, что «там» зреет идея создания мощной нефтяной государственной корпорации. Впрочем, особым секретом это не являлось. Если взять в архиве, например, журнал «Компания» за апрель 1999 года (№ 13), то в статье под весьма красноречивым названием «Без государства в России долго не живут» как раз и обсуждались варианты возникновения такой структуры. По этому поводу здесь было безапелляционно сказано: «То, что такая компания рано или поздно будет создана, – сомнению не подлежит». В качестве одной из платформ для формирования государственной нефтяной компании (ГНК) довольно прозорливо указывалась «Роснефть». И даже применительно к методам создания госмонстра авторы делали весьма точный прогноз: «…государственная компания на то и государственная, что государство имеет возможность при необходимости подключить к решению своих проблем органы, весьма далекие от управления нефтяной отраслью». В подтверждение этих слов давалась ссылка на брифинг в МВД РФ, где заместитель начальника главка по борьбе с экономическими преступлениями привел несколько коммерческих структур в качестве примера «неправильной» приватизации и в связи с этим не исключил возможности ее пересмотра в отношении этих компаний. В статье далее говорилось: «Надеемся, что все догадываются, где эти компании окажутся в случае пересмотра итогов приватизации – естественно, в ГНК».
Интересно, кому из прочитавших эти строки не известно, что в итоге жертвой для заклания стала нефтяная компания «ЮКОС», чьи руководители отчасти оказались за пределами страны, а отчасти – в местах, «не столь отдаленных», с букетом составов преступлений, которыми обильно насыщены разделы УК, посвященные посягательствам на собственность и нарушениям в области экономической деятельности. А сама преуспевающая компания была на основе весьма сомнительных налоговых претензий обанкрочена и при помощи явно подставных современных «рогов и копыт» под громким названием «Байкалфинансгрупп» скуплена на корню уже упоминавшейся «Роснефтью», в итоге ставшей самой большой нефтегазодобывающей компанией России. На ее сайте сегодня гордо указано, что «Роснефть» – лидер российской нефтяной отрасли и одна из крупнейших публичных нефтегазовых компаний мира.
Есть ли здесь чему радоваться? Ответ можно найти в современной экономической литературе, где содержатся весьма неодобрительные отзывы об итогах активизации правоохранительной системы. Вот что написано Егором Еайдаром и Анатолием Чубайсом в книге «Развилки новейшей истории России»: «Драматическими оказались не только долгосрочные политические, но и экономические последствия этих действий: в 2006–2007 годах произошла фактическая ренационализация значительной части нефтяной отрасли, после чего в стране добыча нефти, которая динамично росла после приватизации, стала снижаться» [26]26
Гайдар Е., Чубайс А.Развилки новейшей истории России. М., 2011. С. 127.
[Закрыть].
Парадоксально, но угроза уголовных репрессий в те времена настолько явно витала над головами бизнесменов, что даже в благоприятные, казалось бы, для них периоды они вынуждены были говорить о соответствующих рисках. К примеру, Платон Лебедев, давая интервью тому же журналу «Компания» в декабре 2002 года, то есть за полгода до начала преследования нефтяной компании, заявлял: «От неразумности наших политиков нет никакой гарантии… У меня нет “страховки” от правительства Российской Федерации. У меня нет гарантии, что, если будет совершена очередная глупость, мне покроют все убытки. Скорее всего, будет наоборот». Далее он сказал о том, что «если взаимодействие власти и бизнеса станет более “цивилизованным”, будет лучше. Потому что это дает базисные гарантии бизнесу. Это значит, что не будет переделов собственности с использованием административного и прочих ресурсов». Как теперь общеизвестно, пожелание бизнесмена, к сожалению, не оправдалось, а сам он оказался за решеткой.
Еще более показателен тот факт, что Михаил Ходорковский, по сути, заблаговременно предсказал даже способ вмененного ему впоследствии хищения. В интервью, показанном по пермскому телевидению 7 июля 2003 года (за 2,5 месяца до своего ареста), он на примере с изменением во времени масштаба цен пояснил, что обратную силу закона недобросовестные его применители вполне могут использовать для обвинений в мошенничестве. Что в итоге и произошло с самим Ходорковским на втором судебном процессе, прошедшем в 2009–2010 годах в Хамовническом суде Москвы, хотя здесь использовалась разница в ценах не во времени, а в пространстве.
Кстати, именно 2003 год мы считаем переломным моментом, давшим старт абсолютно неприкрытой атаки на российский бизнес, которую сегодня можно квалифицировать как геноцид…
Понять сущность феномена преследования бизнеса, осмыслить его действительные причины и попытаться что-то противопоставить необоснованным уголовным репрессиям можно, лишь уяснив реальные мотивы действий тех, кто облечен властными полномочиями, используемыми во вред общественным интересам.
Не оставляет никаких сомнений, что в первую очередь следует говорить здесь о коррупциив самых разных ее проявлениях. Начиная от банального взяточничества и до более изощренных видов мотивации неправомерного поведения.
Кстати, на упоминавшемся выше симпозиуме «Уголовная политика и бизнес» одним из докладчиков было озвучено, что в ходе проведенного исследования никто из опрошенных представителей силовых структур не отрицал, что у него имеется свой собственный бизнес. Нетрудно представить, какими методами такие «коммерсанты в погонах» решают возникающие у них проблемы в области лично-семейного предпринимательства.
Далее следует отметить профессиональную неграмотностьсубъектов, кому по должности предоставлено право решать судьбы людей. Примеров тому насчитывается великое множество, включая те, что будут приведены в этой книге.
В сочетании с неграмотностью не менее значимой и одной из самых социально опасных причин гонений на представителей предпринимательского сословия выступает то, что можно назвать метастазами советской эпохи.
Сначала поведаем, к каким обескураживающим выводам приходят маститые ученые по итогам своих изысканий. В сборнике «Уголовная политика в сфере экономики: экспертные оценки» приводится следующее утверждение: «В советский период страны государство, являясь, по сути, единственным ведущим экономическую деятельность собственником, посредством уголовного права и уголовной юстиции подавляло (подвергало уголовной репрессии) всех иных (негосударственных) экономических агентов. При отказе от социалистической модели общества в качестве формальных (и соответственно, подлежащих государственной защите) институтов были провозглашены частная собственность и свобода ведения на ее основе предпринимательской деятельности. Однако такое провозглашение новых формальных институтов не привело к исчезновению института репрессии негосударственных участников экономических отношений посредством уголовной юстиции. Став с провозглашением права частной собственности незаконным, этот институт не исчез, а продолжил свое существование уже как неформальный и неправовой институт. Одновременно институт и механизмы уголовной репрессии собственников подверглись адаптации к современным условиям: поскольку непосредственная экономическая деятельность стала пониматься как не свойственная государству функция, уголовная репрессия экономических агентов стала осуществляться от имени и под прикрытием государства не столько в пользу государства, сколько в пользу любых лиц, заинтересованных в отъеме прав собственности. В первую очередь лиц, имеющих должностной или коррупционный доступ к рычагам уголовной юстиции» [27]27
Уголовная политика в сфере экономики: экспертные оценки. С. 33.
[Закрыть].
