Текст книги "Под нами - Черное море"

Автор книги: Константин Денисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Товарищ командир! Нам дают три КОР-1, других самолетов нет, – доложил мне как-то инженер В. Т. Попковский, только что прилетевший с Качи.

– А что это за самолет, впервые о таком слышу.

– Вообще-то ничего хорошего: двухместный тихоходный, маломаневренный корабельный самолет-разведчик. Из-за плохих мореходных качеств в серию не пошел. Выпущено всего несколько штук.

– Ну а если более подробно?

– Можно и подробнее. У самолета один съемный поплавок, вместо которого можно установить колесное шасси. Во второй кабине – турель с пулеметом ШКАС, другого бортового оружия нет. Бомбовая нагрузка до 200 килограммов.

– Ну, что же, на безрыбье, как говорят, и рак рыба. Давай поплавковые! Попробуем использовать их на переднем крае.

– Да, – вспомнил Попковский. – Пилоты на «корах» есть, а стрелков не дают.

– Придется подобрать у себя. Некоторые наши техники и младшие авиаспециалисты буквально рвутся в воздух, только и слышишь: "Если бы я был летчиком…" Вот и будем их включать по очереди в состав экипажей воздушными стрелками – пусть понюхают пороха.

Получили мы эти самолеты, и худшие наши опасения, увы, оправдались. Уже с первых вылетов они из-за низких летно-тактических качеств стали легкой добычей истребителей и зенитной артиллерии противника. Один был сбит, другой подбит, но, к счастью, дотянул до своей территории. Ну а третий мы не без труда передали в 11-й авиаполк, имевший на вооружении самолеты И-5 – по летным характеристикам примерно одинаковые с КОР-1…

В начале октября обстановка на фронте продолжала развиваться в нежелательном для нас направлении.

Противнику удалось овладеть, по существу, всем Перекопским перешейком и оттеснить наши войска на слабо оборудованные в инженерном отношении Ишуньские позиции. Над Крымом нависла угроза.

В этот период возросла активность политработников. Они призывали весь личный состав, и прежде всего коммунистов и комсомольцев, сделать все от них зависящее для обороны Крыма, отражения натиска врага. В беседах с авиаторами, на партийных и комсомольских собраниях темы смелости, инициативы, дерзости в бою стали главными.

Широко разъяснялось требование приказа командующего ВВС 51-й армии № 9 от 2 октября, в котором подчеркивалось:

"Борьба за Крым вступила в решающую фазу… Основа успеха в высокой боевой готовности, организованности в работе, мобилизации всех сил и умений использовать в бою все имеемые средства борьбы…".

Обращаясь к летчикам, штурманам, техникам и младшим специалистам, командующий ставил в пример лучших из лучших их боевых соратников, призывал равняться на героев.

Авиаторы-черноморцы и сами понимали сложность создавшейся обстановки, свою ответственность за оборону родного Крыма. Поэтому каждое боевое задание они стремились выполнить с максимальной эффективностью, не жалея сил, не щадя собственной жизни. В нашей авиаэскадрилье тогда особенно отличались пары старшего лейтенанта В. Ф. Пьянова с ведомым сержантом

И. С. Кузьменко и вновь прибывшего командира звена лейтенанта И. П. Белозерова с ведомым сержантом М. Б. Киреевым. К сожалению, малочисленность нашей авиации в Крыму и в значительной мере устаревшая авиатехника не позволяли оказывать существенного влияния на ход боевых действий сухопутных войск. Вот почему мы так обрадовались, когда прилетевший в Смидовичи майор А. З. Душин сообщил о прибытии в состав авиагруппы 62-го авиационного полка, укомплектованного новейшими самолетами – Пе-2, МиГ-3 и ЛаГГ-3. Далее он рассказал:

– Да, по эскадрилье каждого типа самолетов. Возглавляет полк полковник Иван Васильевич Шарапов, а летчики у него в основном инструктора Ейского авиационного училища. Полк, можно сказать, ударный.

– Инструктора, конечно, опытные как летчики-методисты, но воевать-то надо начинать с азов.

– Это верно. Во Фрайдорф перебазируется и 11-й полк майора Ивана Михайловича Рассудкова со своими старенькими самолетами И-5.

А в это время, как на зло, вернулись только пять самолетов из шести, вылетавших на задание.

– Опять потери, Алексей Захарович, ну прямо не везет! – произнес я в сердцах.

– А что же ты хотел, чтобы противник твои самолеты щадил? Он тебе Чаплинку долго будет помнить.

Командир звена Белозеров, еще не остывший после боя, докладывал:

– На моих глазах был сбит младший лейтенант Цыганов. Он сел на фюзеляж в 30 километрах отсюда, но, видимо, ранен, поскольку из кабины не вылез. К нему со стороны лесополосы направилась группа красноармейцев.

– Да, такой опытный летчик и вдруг подставил своего «ишачка» под очередь «мессершмитта». Жаль.

Высланная группа специалистов во главе с техником звена А, В. Грилем вскоре доставила самолет на аэродром, но о Дмитрии Цыганове привезла печальную весть: 20-миллиметровый снаряд «эрликона» попал ему в правое плечо. По-видимому, машину пилот сажал левой рукой, но как только сел, сразу же потерял сознание.

– Ну а что сейчас с ним, где он?

– Его отправили в полевой госпиталь, а потом в Симферополь или в Керчь…

Пройдет время, И когда за каждодневными событиями, вроде тяжелых боев под Перекопом и Севастополем, сгладятся в памяти образы боевых товарищей, вдруг произойдет неожиданное.

В июле 1942 года, когда уже был оставлен нашими войсками Севастополь и я вступил в Анапе в командование 7-м истребительным авиационным полком, ко мне подошел младший командир и, козырнув левой рукой, доложил:

– Младший лейтенант Цыганов прибыл для дальнейшего прохождения службы!

Встреча была очень трогательная. Мне вначале показалось, что у Дмитрия Григорьевича нет правого плеча, и невольно мелькнула мысль: как же он, теряя сознание, сумел тогда посадить самолет, спасти его и себя? Трудно это представить. А когда ему задал вопрос, что собирается теперь делать, он отчеканил:

– Летать, товарищ капитан!

Цыганов уже имел на это разрешение медицинской комиссии. Но как он будет управлять самолетом, когда правая рука, которая должна прочно удерживать и с ювелирной точностью перемещать в нужном направлении ручку управления, выше пояса не поднимается?

На моих глазах Дмитрий продемонстрировал силу руки. Он уперся ею в стену дома и сделал несколько круговых движений полуопущенной рукой, как бы доказывая, что этого вполне достаточно для управления элеронами и рулями высоты. Ноги здоровы, левая рука вполне обеспечивала манипуляции секторами газа, выпуска и уборки шасси…

Вышестоящее начальство дало «добро», и Цыганова после проверки в воздухе направили в бывший 8-й, а тогда уже 6-й гвардейский истребительный авиационный полк, в который еще входила наша 3-я эскадрилья, внесшая немалый вклад в завоевание полком звания «гвардейский».

Цыганов вскоре станет лейтенантом, а за свои героические подвиги под Перекопом по моему представлению будет награжден орденом Красного Знамени. Теперь, уже на «яках», он будет много летать и одержит еще не одну победу в воздушных боях в районе Новороссийска.

Наступит 1943 год. Воздушные бои над Малой землей станут все ожесточеннее. В одном из них, сражаясь с пятью Ме-109, летчик собьет один самолет и подобьет другой, но все же пулеметно-пушечные очереди с трех других настигнут и его. Дмитрий Григорьевич погиб смертью героя, и о мужестве Цыганова авиаторы-черноморцы вспоминают до сих пор.

Обстановка на севере Крыма продолжала обостряться, противник мог вот-вот, прорвавшись, ринуться в сторону Симферополя, Евпатории и Керчи. Не исключалась и высадка воздушного десанта в нашем тылу. На этот случай предусматривалось перебазирование самолетов Фрайдорфской авиагруппы на аэродром Тереклы-Конрад, что в 10 – 15 километрах западнее Евпатории.

В задачу авиации входила всемерная поддержка наших войск. Даже самолеты И-16, которые предназначались для ударов по объектам в тылу противника, и те применялись в прифронтовой полосе.

Еще несколько слов об этим самолетах. В 30-х годах военный инженер В. С. Вахмистров создал на базе тяжелого бомбардировщика ТБ-3 так называемое «Звено», или авиаматку. Под плоскости одного из последних вариантов такого бомбардировщика подвешивали на специальных замках два истребителя И-16, каждый из которых брал две 250-килограммовые фугасные бомбы. С такой нагрузкой истребитель самостоятельно не взлетел бы. Самолет-носитель же доставлял истребители на расстояния, значительно превышающие их тактический радиус действия, и при подлете к объектам с сильной противовоздушной обороной самолеты отцеплялись, преодолевали зенитный заслон и, достигнув цели, точно поражали ее с пикирования. Возвращались они на ближайший наш аэродром самостоятельно, используя уже свое горючее.

У нас эту конструкцию в шутку называли «цирком» или «подвесками». А поскольку для подвески оборудовались только самолеты И-16 2-й эскадрильи 32-го авиаполка, которой командовал капитан Арсений Васильевич Шубиков, то укоренилось название "подвески Шубикова".

Большое внимание командование уделяло воздушной разведке. Надо было постоянно знать положение войск сторон, следить за выдвижением вражеских резервов из глубины. Последняя задача лежала на нашей эскадрилье. Кстати, к этому времени она уже имела в своем составе больше «ишачков», чем «бисов».

Для полетов на воздушную разведку я счел необходимым набрать добровольцев. Вслед за старшим лейтенантом В. Ф. Пьяновым дали согласие стать разведчиками сержанты И. С. Кузьменко, С. П. Сабуров и В. А. Хвацев.

По два-три раза в день разведчики просматривали весь Перекопский перешеек, обращая особое внимание на дороги, идущие от Чаплинки и Каланчака на Перекоп. Именно по этим дорогам, как неоднократно уже отмечалось, противник перебрасывал на юг свои танковые и мотопехотные части.

Очень скоро мы убедились, что сержант Кузьменко, даже будучи ведомым, в задачу которого входило прикрытие ведущего, отмечавшего все обнаруженные с воздуха цели, видел не меньше, чем тот. Вспоминается такой случай.

– Товарищ командир! – докладывал после полета Василий Пьянов. – Два круга сделали, но ни одной батареи я не обнаружил, отмечается лишь движение повозок и одиночных автомашин от Армянска на юг.

– Так батареи же стоят в одном километре северо-западнее Карт-Казак номер три, – вмешался Иван Кузьменко.

Повторный вылет подтвердил наблюдательность молодого пилота. Существенные дополнения к докладам ведущего слышали мы от него и позже. Вскоре он и стал летать на разведку ведущим. В приказах командира авиагруппы сержант И. С. Кузьменко за смелость и добросовестность неоднократно ставился в пример, ему были объявлены благодарности. Мне же предложили использовать Кузьменко исключительно для ведения воздушной разведки…

– Завтра с рассветом тремя И-15 вместе с четверкой "подвесок Шубикова" нанести удар по обнаруженным артбатареям в районе Карт-Казак, – прозвучал по телефону приказ капитана В. И. Мелихова. – Прикрывают ваши шесть И-16, отцепка «подвесок» над Смидовичами, время вылета дополнительным распоряжением.

Не выдержал, решил лететь сам – ведь шла на задание вся эскадрилья. Это был первый мой вылет после ранения.

Пикируя под большим углом, «подвески» поразили фугасками две из трех батарей. На третью точно сбросили двенадцать ФАБ-50 «бисы». Все три батареи были подавлены. Но в результате прямого попадания зенитного снаряда оказался сбитым и наш И-15, погиб сержант Николай Иванович Козельский.

Теперь уже так повелось, что без воздушной схватки не обходился практически ни один боевой вылет. Вот и тогда на наши шесть И-16 навалились около десятка «мессеров». И было бы нам худо, если бы не помогла восьмерка «ишачков» из 101-й авиаэскадрильи старшего лейтенанта Д. Е. Нихамина, возвращавшаяся с выполнения другого задания. Какое же великое дело взаимная выручка в бою! Спасибо и за своевременный подъем в воздух дежурившего на аэродроме резерва.

Очень напряженные воздушные бои вели «миги» и «лагги» 62-го авиаполка. На помощь им часто вылетали на «яках» пилоты 51-й авиаэскадрильи капитана И. С. Любимова, взаимодействовать который было легче, поскольку летно-тактические характеристики всех этих типов самолетов примерно одинаковые и, кроме того, все они радиофицированы.

В одном из таких совместных боев был сбит Иван Степанович Любимов, но, к счастью, остался жив. Предстояла сложная операция. Ему ампутировали ступню ноги. Казалось – отлетался! Но нет, он мобилизовал себя, набрался сил и через некоторое время вернулся в строй. Не случайно, после того как вышла книга В. Полевого "Повесть о настоящем человеке", товарищи стали называть Любимова "черноморским Маресьевым".

С этим замечательным человеком наши пути сходились часто и в войну, и после нее. Изредка встречаемся мы и сейчас. Но об этом потом…

12 октября генерал В. В. Ермаченков вызвал меня на КП авиагруппы в Вий-Бузав и поставил перед авиаэскадрильей новую задачу:

– В ближайшие дни эвакуируются из Крыма главные силы Приморской армии. В общей сложности на переходе морем одновременно будет 120 – 130 различных судов и кораблей. Потребуется надежно прикрыть их с воздуха. Для этой цели привлекаются истребители 8, 9 и 32-го полков и 101-й эскадрильи – всего 50 60 самолетов. Базироваться они станут на трех аэродромах: Тендровская коса, Кунань и Тереклы-Конрад. Управление истребителями в период прикрытия будет осуществляться с командного пункта 62-й авиабригады. Готовность вашей эскадрильи к перебазированию на аэродром Тереклы-Конрад с рассветом 13 октября. Теперь доложите, каково положение у вас с самолетами и летчиками, заключил генерал.

– Вчера сбит младший лейтенант Н. В. Груздев, это был по-настоящему боевой летчик, – начал я невеселый доклад. – В эскадрилье, с учетом только что прибывшего пополнения самолетов, девять И-16 и три И-15, но пилотов, летающих на шестнадцатых, только шесть. Два летчика имеют легкие ранения, но врачами к полетам не допускаются.

– О гибели Груздева мне докладывали, – выслушав доклад, сказал генерал. Представьте его к государственной награде. Нихамин сообщил, что у него старший политрук И. И. Мартыненко, старший лейтенант С. Ф. Гладышев и сержант Ф. Ф. Герасимов «безлошадные», а все они летают на шестнадцатых. Вот вам и пополнение.

Пожав дружески руку, Василий Васильевич отпустил меня. После уточнения некоторых вопросов в штабе группы опять темной ночью полетел на «кукурузнике» в Смидовичи. На этот раз там уже был ночной старт.

13 и 14 октября выдались туманные. Погода нелетная, но технический состав вместе с комиссаром Г. И. Пятницким, новым адъютантом эскадрильи капитаном Д. Я. Лихацким и писарем рядовым Хамзиным были отправлены к новому месту базирования. Инженер эскадрильи Владимир Попковский должен был перелететь в Тереклы-Конрад на У-2, как только поднимутся в воздух «ишачки» и «бисы».

Перелет состоялся только утром 15 октября, но прибывшие накануне от Д. Е. Нихамина трое летчиков остались в Смидовичах – надо было дождаться подходящей погоды, чтобы проверить их технику пилотирования. Ведь отвечать-то теперь за них мне!

При заходе на посадку я обратил внимание: стоит на аэродроме один ТБ-3 с почти полностью отбитой левой плоскостью. "Уж не наш ли самолет врезался", мелькнула мысль.

После того как зарулил на стоянку и вылез из кабины, мне поведали историю, приключившуюся с эскадрильей капитана Ф. И. Демченко, которой в Одессе были приданы несколько «яков» 32-го полка.

Полеты над морем. Перелеты с посадками на незнакомые аэродромы. Сколько мастерства требует все это от командиров, летчиков! И, конечно, должного обеспечения в навигационном отношении. Когда нарушается одно из этих звеньев управления, возникают предпосылки к летным происшествиям, а то и сами происшествия.

С наступлением 13 октября темноты, при низкой облачности и в дождь, по приказу командования Одесского оборонительного района, вылетели в Крым шесть И-16 и пять Як-1. Помимо отвратительной погоды обстановка осложнялась еще и тем, что сигнал в Крым о вылете самолетов пришел с опозданием и фактически к приему большей группы самолетов ночью аэродромы подготовлены не были. Полет осуществлялся над морем, ориентиров нет, а на берегу – никаких световых точек. Летчики летели фактически вслепую, пользуясь примитивным навигационным оборудованием. К тому же дул сильный ветер, море штормило.

Каждый пилот вел свою машину на высоте 30 – 50 метров самостоятельно. Естественно, в этих условиях только случайно можно было выйти на указанный аэродром. В результате разбились четыре И-16 и два Як-1, их пилоты погибли; полностью оказался разбитым И-16, ведомый капитаном В. Н. Вальцефером. Пилоту пришлось сажать машину, как и мне в свое время У-2, вне видимости земли на евпаторийский аэродром. Сильно пострадал сам Вальцефер, а вот техник самолета Михаил Фукалов, втиснутый в фюзеляж за спинку сиденья летчика, отделался лишь легкими ушибами.

На аэродроме Тереклы-Конрад, когда уже был включен прожектор, произвели посадку на «яках» капитан И. И. Сапрыкин, старшие лейтенанты И. И. Скачков и С. М. Минин и на «ишачке» сержант С. Т. Луценко. Вот Скачков-то, сажая машину поперек взлетно-посадочной полосы, и отбил плоскость ТБ-3. Его Як, естественно, был разбит.

Особенно тяжело я переживал трагедию эскадрильи Федора Ивановича Демченко – ведь до самой войны в течение полутора лет служил в ней, отлично знал погибшего командира и летевшего вместе с ним (все летчики эскадрильи взяли по одному человеку, поместив их в отсеках аккумулятора в фюзеляже), комиссара старшего политрука В. М. Моралина, летчиков лейтенантов М. А. Дмитрусенко, X. X. Чепкунова, П. Ф. Николашина да и всех остальных участников перелета.

Обосновавшись на новом аэродроме, эскадрилья сразу включилась в боевую работу по прикрытию с воздуха караванов судов. Главные силы Приморской армии, как стало известно позже, в ночь на 16 октября скрытно от противника погрузились на транспорты, которые с рассветом вышли из Одессы под прикрытием боевых кораблей. Но еще до этого ряд транспортов и кораблей покинули порт, в результате чего караван судов, насчитывавший 120 единиц, растянулся от Одессы до Крыма. Задача по его прикрытию требовала от летного состава истребительной авиации большого напряжения. Два три вылета в день стали обычной нормой, а делали летчики подчас и по четыре, и по пять вылетов.

Противник непрерывно усиливал действия авиации по нашим транспортам и охранявшим их боевым кораблям. Редкий вылет проходил без воздушного боя. Особенно запомнились события, происшедшие 16 и 17 октября. Тогда в одном из вылетов младший лейтенант С. Г. Петров сбил Ме-109, а мой заместитель старший лейтенант В. Ф. Пьянов и сержант И. С. Кузьменко, хотя и не сбили ни одного самолета, зато своими активными действиями связали боем истребителей противника, оторвали их от сопровождаемых бомбардировщиков. С ними и расправились летчики 9-го полка.

После боя поступило сообщение, что несколько истребителей противника, летчики которых увлеклись боем, потеряли контроль за горючим и с остановившимися двигателями попадали в море и на сушу.

Мне же в тот день не повезло. В бою удалось приблизиться к Ю-88, и я уже готов был открыть огонь, как вдруг увидел рядом с моим самолетом очередь трассирующих пуль. Резко отвернул в сторону и тут же понял, что меня атаковал стрелок с другого «юнкерса». Только сейчас почувствовал острую боль в кисти правой руки, горячую влагу в перчатке, режущую боль в голени правой ноги. Сомнений нет – ранение, но, похоже, как и под Перекопом, легкое, поскольку рука и нога подвижны. Все же пришлось выйти из боя и вернуться на свой аэродром.

Действия истребительной авиации в период прикрытия каравана судов, следовавшего из Одессы, характерны не только высоким напряжением и множеством воздушных боев, но и применением новых тактических приемов и конечными результатами. Широко применялся аэродромный маневр: истребители, вылетавшие с аэродрома Тереклы-Конрад, после выполнения задания или до него подсаживались на аэродром Кунань или на косу Тендра. На «чайках» стали использовать подвесные баки, что позволило надежно прикрывать даже транспорты и боевые корабли, находившиеся еще недалеко от Одессы. Перед боем баки сбрасывались. Как только на КП поступал сигнал о начале воздушной схватки, на поддержку и смену этой группы истребителей вылетала другая, дежурившая на аэродроме.

Вместе с самоотверженными действиями летчиков в воздушных боях и в целом хорошо продуманной организацией прикрытия подобные мероприятия не позволили вражеской авиации потопить хотя бы один транспорт с войсками и техникой. Было потеряно только одно судно «Большевик», шедшее без какого-либо груза вообще. В двадцати трех ожесточенных схватках противник потерял 17 самолетов, из них 9 бомбардировщиков. Моя эскадрилья недосчиталась одного И-16.

С сознанием успешно выполненной боевой задачи летчики эскадрильи 18 октября возвратились в Смидовичи. Шли разговоры о том, что скоро Приморская армия прибудет на север Крыма и обстановка резко изменится в нашу пользу.

Однако пока положение наших войск на фронте все больше ухудшалось. Противник начал штурм Ишуньских позиций. В ударах с его стороны участвовало много бомбардировщиков, одновременно велся массированный артиллерийский обстрел. Особенно беспокоила тылы наших войск батарея дальнобойной артиллерии, позицию которой никак не могли обнаружить воздушные разведчики. Но 21 октября, возвращаясь с задания, я ее все же увидел. Батарея вела огонь и этим демаскировала себя. Прилетев, доложил координаты батареи. Вскоре меня вызвал к телефону капитан В. И. Мелихов, сказал:

– Завтра в первой половине дня «подвески» капитана Шубикова нанесут удар по этой дальнобойной батарее. Вам вылететь в 17.00 и уточнить еще раз ее местонахождение.

В назначенное время я в паре с Василием Пьяновым поднялся в воздух и взял курс на Александровку-Вторую, а когда вышел на траверз Армянска, резко развернулся на 180 градусов, набрал на снижении большую скорость и на бреющем полете устремился к Ишуни. Пьянов же следовал на высоте 100 – 150 метров вдоль берегов Перекопского и Каркинитского заливов. Он все время наблюдал за мной, зная, что там, где я резко перейду в набор высоты, и находится батарея. Отметив на карте расположение цели, он пристроится ко мне для следования на аэродром.

Этот полет незабываем. С высоты 10 – 15 метров мне довелось увидеть столько войск и техники врага, особенно в лощинах и садах, что сравнить с ранее виденным просто невозможно. Несомненно, здесь располагалась часть главных сил противника, готовившихся к вторжению в Крым/ По моему низколетящему самолету вели запоздалый огонь чуть ли не изо всех видов стрелкового оружия. Когда он становился особенно интенсивным, приходилось резко маневрировать по курсу. Так, бросая машину с крыла на крыло, я вышел точно на дальнобойку, обосновавшуюся в районе отметки 7,7, что в 6 – 7 километрах севернее Ишуни. Но ее четыре ствола в тот момент не стреляли. Опущенные и слегка замаскированные, они были похожи на огромные мокрые бревна…

Только я перевел машину в набор высоты, обозначая для Василия Пьянова место расположения дальнобойной батареи, как вдруг раздался треск и мой «ишачок» стал плохо слушаться рулей – малокалиберный снаряд попал в центроплан. Правое колесо вывалилось из гнезда. Это я понял по жестам пристроившегося ко мне на обратном пути Пьянова.

Подлетели к своему аэродрому. Я попытался выпустить левую стойку шасси, но ничего не получилось – оказался перебитым трос. Тогда двукратным резким правым креном удалось зафиксировать правую стойку в выпущенном положении и произвести посадку на одно колесо. Почти до конца пробега удерживал машину отклонением элеронов и руля поворота на полосе, пока, потеряв скорость, она не коснулась земли консолью левого крыла.

Переживал, конечно, рассматривая помятую консоль и погнутый винт. Но, по сравнению с тем, что нам с Пьяновым удалось сделать, это было мелочью. Главное – мы точно определили координаты дальнобойной батареи, а попутно вскрыли и крупную группировку войск противника. Обо всем этом тут же стало известно руководству.

Вечером на совещании у генерала Ермаченкова была разработана схема совместного удара по батарее дальнобойных орудий двух «подвесок» А. В. Шубикова и одновременно одиннадцати И-5 и восьми И-153 по войскам противника в районе Казак-Сарая и северо-восточнее отметки 5,7. Общее прикрытие должны были осуществлять девять И-16 101 аэ, а непосредственное прикрытие «чаек» и И-5 наши шесть И-16.

По обыкновению, когда наша эскадрилья взаимодействовала с Шубиковым, его истребители отцеплялись от ТБ-3 над Смидовичами. А 22 октября их отцепили в районе Евпатории, ибо «мессеры» стали действовать уже и в глубине Крыма, что ставило под угрозу безопасность тихоходных ТБ-3.

В назначенное время мы взлетели, прошли ИПМ, легли на курс к цели. Однако ни на маршруте, ни на подходе к месту расположения батареи «подвесок» Шубикова так и не увидели. Вот что доложил потом один из пилотов этих машин П. Г. Данилин:

– Под ТБ-3 были подвешены самолеты, мой и Б. М. Литвинчука. После отцепки мы пристроились к Шубикову, который повел нас в сторону Перекопа. Мы летели без прикрытия на высоте 1200 метров. В районе цели была двухслойная облачность 5 – 6 баллов. Между слоями мы сделали вираж, но обнаружить батарею не смогли. Через разрыв облаков мы увидели скопление танков и начали пикировать на них. Шубиков с нами не пикировал, видимо, потому, что он был без бомб и вообще по ряду причин не должен был лететь. Но я видел невдалеке от него один Ме-109. После сбрасывания бомб мы вышли из пикирования уже под нижним слоем облаков, но только вдвоем. На маршруте к нам пристроился один И-16, но, как потом оказалось, это был не Шубиков, а летчик другой эскадрильи. Таким образом, как погиб Шубиков, ни я, ни Литвинчук не видели.

Все, кто знал Арсения Васильевича, очень переживали его гибель. Не хотелось верить, что больше нет среди нас этого прекрасного человека, летчика и бойца. Его неспроста называли легендарным. Как отличный воин он проявил себя в небе Испании, за что был удостоен двух государственных наград.

С началом Великой Отечественной войны Шубиков со своими подчиненными разрушил Чернаводский мост на Дунае. Об этом тогда сообщало Совинформбюро. Повторным ударом но этой же. цели 13 августа была полностью разрушена одна ферма и разбит нефтепровод.

Шубиковцы наносили удары по нефтеперегонному заводу и складу нефтепродуктов в Констанце, по переправе противника в районе Каховки…

За отвагу и высокое боевое мастерство, эффективные удары по врагу А. В. Шубиков был первым на Черноморском флоте награжден орденом Ленина.

Потери, потери… Отправили меня было в Евпаторию на двухдневный отдых после ранений, вернулся в подразделение и недосчитался сразу четырех летчиков.

– Товарищ командир! – доложил остававшийся за меня старший лейтенант Стефан Войтенко. – Вчера невдалеке от аэродрома был большой воздушный бой. Я знал о приказе направлять сержанта Кузьменко только на разведку, но вынужден был послать на подмогу и его. Бой-то мы выиграли, а Кузьменко погиб.

Пока, ошарашенный этой новостью, я собирался о мыслями, сбылась старая поговорка: "Пришла беда – открывай ворота".

– Погиб и его ведущий командир звена старший лейтенант Гладышев, продолжал доклад Войтенко. – Правда, не остались и мы в долгу – младший лейтенант Сысоев сбил «мессера», летчика взяли в плен и отправили на КП авиагруппы.

– Да разве это оправдывает потерю таких ребят, как Кузьменко и Гладышев, да и вообще любого нашего летчика? – возразил я. – Но, надеюсь, остальные-то живы-здоровы?

– Если бы, – совсем помрачнел старший лейтенант. – Сегодня утром не вернулись из разведки старший политрук Мартыненко и его ведомый младший лейтенант Кузнецов. У них была очень сложная задача – разведать аэродром Чаплинка…

Можно представить, с каким настроением докладывал я капитану В. И. Мелихову о своем возвращении в эскадрилью и о том, что у нас осталось всего девять летчиков и пять самолетов: три И-16 и два И-15. Немного утешил В. Г. Попковский, сообщивший, что завтра или послезавтра нам пригонят с Бельбека два И-16 и один И-15. А вот павших боевых друзей уже никто не вернет…

Впрочем, и надеждам на пополнение самолетами не суждено было сбыться получили только один И-15, На душе стало совсем тяжело: потери большие, а возместить их нечем. Однако такое положение создалось не только в нашей авиаэскадрилье: во вновь прибывшем 62-м авиаполку тоже остались считанные самолеты, на это же роптали Д. Е. Нихамин, А. И. Коробицын и другие…

Из очередной информации о положении на нашем фронте, которая особенно в последние дни в связи с возраставшей опасностью поступала регулярно, мы узнали, что 26 октября враг прорвал Ишуньские оборонительные позиции и развернул ожесточенные бои на рубеже Воронцовка, Воинка, а 28-го перешел в наступление по всему фронту.

Части Приморской армии, начавшие несколькими днями раньше подтягиваться на север, практически уже ничем не могли помочь 51-й армии. Как стало известно позже, наши войска, сдерживая натиск противника, стали отходить: 51-я армия на Феодосию, Керчь, а Приморская армия – на Симферополь.

Очередное задание командования авиагруппы эскадрилья получила утром 29 октября: всеми оставшимися силами, действуя самостоятельно, нанести удар по автоколонне противника на участке дороги Кучук асс – Биюк асс. Задание оказалось последним, ибо на этом всякая связь с авиагруппой прекратилась. В 15.15 три И-16 и три И-15 приземлились на аэродроме Новые Лезы, располагавшемся на полпути между Саками и Сарабузом. Нас встретил командир 29-й авиабазы капитан Федор Филиппович Клещенко, сообщивший, что здесь у него основные склады материально-технического имущества и он принимает меры для их эвакуации. Связи ни с кем в никакой не имеет; обстановка неясная и предельно напряженная.

В ночь на 30 октября никто из руководящего состава эскадрильи и авиабазы не спал – ждали наземный эшелон из Смидовичей, разрабатывали единый план эвакуации всего личного состава и имущества, готовили к перелету самолеты.

С рассветом, когда наземный эшелон прибыл, я решил перебазировать на Качу три И-16 и два И-15. Одновременно с ними на У-2 вылетел и комиссар Пятницкий, чтобы на месте уточнить обстановку и доложить руководству о наших действиях. Хотя по плану мне надлежало уехать последней автомашиной, а не перелетать, поскольку почти весь личный состав эскадрильи находился "на колесах", я все же оставил один И-15, и, как потом оказалось, весьма кстати. На нем должен был улететь, как только последняя машина покинет Новые Лезы, мой заместитель старший лейтенант С. Е. Войтенко.