Текст книги "Под нами - Черное море"

Автор книги: Константин Денисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Правда, «пострадал» не один я. Мучился в непривычной должности и штурман бригады, тоже летчик-истребитель (впоследствии генерал-лейтенант авиации) Б. В. Синицын, тем более что помимо всего прочего обоих нас привлекли к оперативному дежурству. "Так можно совсем превратиться в штабников", думалось нам.

Из Севастополя время от времени прилетали боевые товарищи, а я все сидел в Анапе на КП 62-й авиабригады. Здесь узнал, что после Коробицына командовать родной 3-й эскадрильей стал капитан И. И. Сапрыкин, что военком Г. И. Пятницкий переведен во вновь формируемый 3-й авиаполк и его должность занял старший политрук В. С. Политыченко. Отозвали на переподготовку заместителя комэска капитана Г. И. Матвеева, и его заменил капитан В. Б. Васильев. В общем, там все находилось в движении, в развитии, в настоящих делах. А здесь…

Начал я упрашивать исполняющего обязанности командира бригады полковника И. В. Шарапова отправить меня в Севастополь. Но тщетно. Не успокоило и сообщение о том, что в начале апреля 8-й авиационный полк был преобразован в 6-й гвардейский и что я теперь гвардии капитан. Хорош гвардеец, пересаженный с жесткого пилотского сиденья боевого самолета в мягкое штабное кресло! Только и радости, когда вырвешься "на простор", подальше от строгой начальственной опеки. Тогда можно немного и посвоевольничать. Так, удалось сделать несколько боевых вылетов на «миге» с летчиками 7-го авиаполка в район Керченского полуострова и на прикрытие Новороссийска.

28 апреля 1942 года я находился на КП этого полка, а тут тревога вражеские самолеты идут на Новороссийск. Взмыли в воздух четыре дежурных МиГ-3. Бегут и к другим самолетам летчики, но я вижу, у одной машины стоит лишь техник…

– Садись в него и за мной! – кричит мне командир полка, подполковник А. З. Душин.

Повторять не надо. Пулей влетел в кабину, запустил двигатель, погазовал, прожигая свечи, и с места стоянки – на взлет! Привязные ремни застегнул только в воздухе. Пристроился к ведущему, и пошли на Новороссийск.

– Я «Коршун-один», иду с вами. Набирайте больше высоты и атакуйте на скорости. «Худых» нет, – слышу в наушниках голос Душина.

А секунды спустя Алексей Захарович начал разворот в сторону моря. Оказалось, что он заметил еще одну группу вражеских бомбардировщиков, которая выходила уже на боевой курс. Атакует он, я прикрываю. Один «юнкерс» задымил, сбросил бомбы, не долетая до цели, и стал со снижением уходить в море.

В этот момент увидел, как один «миг» врезался в только что атакованную нами группу бомбардировщиков и винтом отрубил «юнкерсу» хвост. Это был сержант Севрюков. Он, видимо, не рассчитал – таранил бомбардировщик на скорости и при столкновении сам получил сильный удар. Его машина и вражеский самолет упали в море неподалеку от Цемесской бухты.

Леонид Иванович Севрюков погиб, отдав свою молодую жизнь за честь и свободу нашего народа. Ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Вскоре я обзавелся своим Як-1, восстановленным после поломки в мастерских. И наконец-то добился своего! В начале мая на залатанном «яке» вместе с очередной группой истребителей, отправлявшихся на пополнение, убыл в Севастополь. Там узнал, что вместо погибшего Н. А. Острякова ВВС флота возглавил генерал-майор авиации В. В. Ермаченков, который вместе с военкомом Н. В. Кузенко подписал приказ о сформировании 3-й особой авиационной группы (ОАГ) с одновременным расформированием 2-й морской авиабригады.

Авиагруппу возглавили бывший командир 62-й авиабригады полковник Г. Г. Дзюба, военком полковой комиссар Б. Е. Михайлов, заместитель командира Герой Советского Союза полковник В. И. Раков, начальник штаба подполковник В. П. Попов и начальник политотдела батальонный комиссар В. В. Леонов[23]23
  Приказ НК ВМФ № 01010 от 10 мая 1942 года.


[Закрыть]. Я же был назначен на свою «любимую» должность… инспектора техники пилотирования 3-й ОАГ.

Боевой состав авиагруппы в связи с большими потерями самолетов в воздушных боях и на аэродромах, а также получением пополнения периодически менялся. Вначале группа насчитывала 98 самолетов, из которых в

строю было 53, затем 115, а к концу июня 64, из которых в строю только 34[24]24
  ОЦВМА, ф. 149, д. 4736, л. 1–6.


[Закрыть].

Создание авиагруппы было делом вполне оправданным. Что же касается меня, то я никак не мог понять, кого буду инспектировать, тем более что до инспекторов ли командирам авиачастей, когда отработкой элементов техники пилотирования никто не занимается?.

В один из первых дней пребывания в Севастополе мы, небольшая группа летчиков, только что прибывшая с Кавказа, отправились на историческое кладбище Коммунаров, где 26 апреля были похоронены командующий ВВС ЧФ Николай Алексеевич Остряков и заместитель командующего ВВС ВМФ Федор Григорьевич Коробков. Трагедия произошла в середине дня 24 апреля. Генералы Остряков и Коробков в сопровождении должностных лиц осматривали 36-е авиационные мастерские, расположенные на берегу Круглой бухты. Они беседовали в цехах с рабочими, восхищались их мастерством и трудолюбием. Особенно поразила их молодежь, которая отдавала весь свой заряд энергии делу скорейшей победы над фашизмом.

В ангаре, где теперь располагался один из цехов, собрались рабочие, руководители цеха и мастерских. В непринужденной обстановке шла беседа, как вдруг раздался взволнованный голос дежурного:

– С юга курсом на нас идут шесть «юнкерсов»!

– Всем в укрытия! – распорядился командующий.

Но было уже поздно: вблизи цеха упала одна, вторая, третья бомбы, следующая пробила крышу ангара и разорвалась внутри него. Погибли оба генерала, а с ними еще 46 человек, многие были ранены. Единственный налет на мастерские за весь до этого период обороны Севастополя принес такие тяжелые потери.

Погиб смелый боевой командующий, отличный руководитель и воспитатель авиаторов флота Николай Алексеевич Остряков. Ему и генералу К, оробкову за проявленное мужество и боевые заслуги 14 июня 1942 года было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Один из проспектов Севастополя и железнодорожная станция под Симферополем сейчас носят имя генерала Острякова. На могилах Острякова, Коробкова и Степаненко, погибшего еще в ноябре, воздвигнут памятник. А на восточном берегу Круглой бухты находится братская могила, в которой покоится прах тех, кто погиб вместе с командующим.

После более трехмесячного отсутствия на Херсонесе меня конечно же интересовали боевые дела 3-й эскадрильи. Она продолжала успешно воевать, и что характерно, за столь большой срок, если не считать ранение Коробицына, эскадрилья не имела боевых потерь. Но вот мой первый ведомый командир звена лейтенант В. А. Семенов попал в серьезную аварию.

Рассказали, что при взлете 19 февраля по тревоге его И-16 в конце разбега попал колесом в воронку, образовавшуюся от только что разорвавшегося снаряда. И без того чрезвычайно верткий самолет бросило в сторону, и он отделился от земли. Но скорость еще мала, рули неэффективны, а впереди капонир. Самолет задел за земляной вал плоскостью и несколько раз перевернулся. Василий Алексеевич получил тяжелые ушибы головы, тела, конечностей. Он долго лечился, но из-за потери зрения на левый глаз к летной работе стал непригодным. А ведь к моменту того трагического случая он выполнил 144 боевых вылета, из которых 71 – на штурмовку, имел несколько побед в воздушных боях. На груди был орден Красного Знамени, а к концу войны, которую он закончит на Дальнем Востоке, уже в штабной должности, добавится еще и орден Отечественной войны I степени.

Много разговоров было в эскадрилье о подвиге лейтенанта Ф. Ф. Герасимова. Он первым проложил воздушную тропу в горы к крымским партизанам, за что в июне 1942 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза. О событии, которое сразу стало мне известным от сослуживцев, самого Герасимова, а в дальнейшем и из документов, думается, следует рассказать подробно.

До прибытия в эскадрилью в октябре 1941 года Герасимов окончил аэроклуб и Ейскую школу морских летчиков. Служил в 101-й отдельной истребительной эскадрилье капитана Д. Е. Нихамина, откуда и был переведен к нам. Воевал хорошо. К концу года имел уже на своем счету 167 боевых вылетов, 26 воздушных боев и три лично сбитых вражеских самолета. За боевые заслуги весной 1942 года был награжден вторым орденом Красного Знамени.

Может быть, неожиданно для лейтенанта Герасимова, но ему предложили в начале апреля 1942 года пересесть с боевого истребителя на привычный для него по ленинградскому аэроклубу У-2 и слетать на нем в Крымские горы, чтобы высадить там на одной из площадок радиста с радиостанцией. Надо сказать, что тогда нередко прерывалась связь с крымскими партизанами, а она была крайне необходима для координации их действий с обороняющимся Севастопольским гарнизоном. Решением поставленной задачи руководил лично командир полка подполковник К. И. Юмашев.

В ходе подготовки опытный разведчик лейтенант Н. Н. Сиков сфотографировал посадочную площадку, а затем он и Герасимов на И-шестнадцатых совершили ознакомительный полет, сбросили партизанам вымпел с запиской, в которой сообщалось о времени прилета У-2 и о порядке подготовки к его приему.

Вылет назначили на раннее утро 10 апреля. Планировалось, что после приземления на партизанской площадке и высадки радиста Герасимов взлетит и возвратится на Херсонес. Обратный маршрут проложили над морем в обход Балаклавы. Для сопровождения У-2 туда и обратно, а также для прикрытия его в районе посадки выделили четыре И-16 во главе с командиром звена лейтенантом И. П. Белозеровым.

Полет проходил нормально, но подготовленная партизанами посадочная площадка оказалась слишком короткой, да и подход к ней был только с одной стороны, где росли высокие деревья. Помешали точному расчету на посадку и характерные для горных склонов восходящие потоки воздуха. После нескольких «пристрелочных» заходов Герасимов повел У-2 на посадку, однако в конце пробега задел за кусты, самолет встал на нос, поломал воздушный винт.

Группа прикрытия вернулась на аэродром, и ведущий доложил о случившемся. Несмотря на происшедшее, с партизанами была установлена надежная радиосвязь, и вскоре наши самолеты стали сбрасывать им все необходимое. Кроме У-2 для сбрасывания грузов использовались СБ, МБР-2 и ГСТ[25]25
  ГСТ (гидросамолет транспортный) – двухмоторная летающая лодка, серийно выпускавшаяся в СССР по американской лицензии с 1939 года.


[Закрыть]. Последний раз с Херсонеса три У-2 выполнили свою задачу в ночь на 30 июня.

К партизанам стали летать бомбардировщики с аэродромов Кавказа, а позже партизаны подготовили на плоскогорье более подходящую площадку, и на нее садились ночью Ли-2 – самолеты 2-го транспортного полка (получившего впоследствии наименование "Севастопольский") 10-й гвардейской авиационной транспортной дивизии Гражданского воздушного флота.

Герасимов, естественно, сильно переживал поломку самолета, и партизаны решили добыть винт на одном из занятых противником аэродромов. И в один из дней шестеро партизан, среди которых была женщина, принесли в партизанский лагерь на плечах старенький винт. А пока они добывали его, партизаны под руководством Герасимова несколько удлинили полосу, расчистили подходы к ней.

Взлетал Герасимов на рассвете, но этот старт оказался столь же неудачным, как и злополучная посадка. После отрыва самолета от земли он, не набрав еще скорости, задел колесами за деревья и рухнул. «Кукурузник» разбился окончательно, получил ушибы и летчик.

Долгим и сложным было возвращение летчика к своим через линию фронта. На самом последнем участке перехода ему и сопровождавшим партизанам пришлось принять бой. Из семи человек в группе дошли шестеро– один партизан был убит, а двое ранены, и их удалось спасти.

Филипп Герасимов, любимец эскадрильи, вернулся наконец в круг своих товарищей и после короткого отдыха вновь стал в крылатый строй. Летный состав 3-й эскадрильи законно гордился тем, что их товарищ первым установил связь с народными мстителями в горах Крыма. На площадке, где садился Герасимов, сейчас расположен кордон лесничества, прикреплена на здании металлическая пластинка с надписью: "Здесь 10 апреля 1942 года приземлился на У-2 летчик Черноморского флота лейтенант Ф. Ф. Герасимов, проложивший первую воздушную тропу из осажденного Севастополя к партизанам. Летчик Герасимов удостоен звания Героя Советского Союза".

Мне, непосредственному участнику отражения первых двух штурмов врага, прибывшему затем в Севастополь в новой должности, конечно, хотелось знать, хотя бы в общих чертах, о том, какие изменения произошли в мое отсутствие на фронте и в авиационных частях, каковы намерения и действия противника, сколько примерно его самолетов в Крыму да и еще о многом другом, что дает возможность уверенно ориентироваться в обстановке, эффективнее бить врага. И вот что узнал.

Весь зимне-весенний период основное внимание немецкое командование сосредоточивало на керченском направлении. Наши войска, перейдя 17 января к обороне на Ак-Монайских позициях, удерживали Керченский полуостров. А под Севастополем велись бои преимущественно местного значения в целях улучшения позиций. Командование Севастопольского оборонительного района энергично выполняло указание наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова о создании запасов материальных средств для дальнейшей борьбы за Севастополь и совершенствовании системы обороны.

По морской коммуникации Кавказ – Севастополь осуществлялись непрерывные перевозки войск, техники, боеприпасов, горючего, продовольствия и другого имущества.

Противник, конечно, понимал, что это единственный путь для снабжения обороняющегося гарнизона, и, стремясь блокировать Севастополь c моря, привлек для действий на коммуникации авиацию, подводные лодки и торпедные катера. Основу созданной здесь авиагруппы из 150 самолетов в составе 27-й и 52-й эскадр составляли торпедоносцы – оружие на море грозное. Группа торпедоносцев «Бельке», что в переводе означает «заслон», базировалась на аэродроме Саки, построенном перед самой войной. Его бетонная взлетно-посадочная полоса позволяла эксплуатировать самолеты любых типов и практически в любую погоду.

Учитывал враг и то, что аэродром Саки расположен всего лишь в шести километрах от берега Каламитского залива и доступен для нанесения внезапных ударов советской авиацией с малых высот. Поэтому он надежно прикрывался истребителями, семнадцатью зенитными орудиями и десятью прожекторами.

Вражеские самолеты-разведчики постоянно рыскали днем над морскими просторами, а при луне и ночью. Как только они обнаруживали наши боевые корабли или транспорты в море, то немедленно по радио вызывали своих торпедоносцев и бомбардировщиков. Они же наводили торпедные катера и сообщали данные о целях подводным лодкам.

В такой обстановке основные усилия севастопольской авиации были направлены на прикрытие с воздуха боевых кораблей и транспортов, нанесение ударов по аэродромам противника, штурмовку артиллерийских позиций и других объектов противника.

Как инспектору техники пилотирования 3-й особой авиагруппы, мне в мае удалось познакомиться со всеми командирами авиачастей и подразделений, а также и с уровнем подготовки их летного состава. В целом показатели были обнадеживающими, но тревожила малочисленность авиации. Правда, казалось, что командование ждет значительных подкреплений. Ничего конкретного по этому поводу не говорилось, но при посещении аэродромов мне бросалось в глаза непрекращающееся их расширение, совершенствование укрытий для самолетов, личного состава, наземной техники и различного имущества.

Вовсю шло строительство аэродрома Юхарина Балка. На нем сооружались чуть ли не фантастические по тем временам бетонные укрытия для самолетов, командный пункт и заглубленные емкости для горючего. Строительство закончилось 25 мая. Вскоре здесь стали базироваться две эскадрильи на ЛаГГ-3 и Як-1 9-го истребительного авиаполка, возглавляемого подполковником К. П. Малиновым, и 23-й ночной бомбардировочный авиаполк на самолетах У-2 и УТ-1 капитана М. И. Ахапкина.

Гидроавиационная группа была реорганизована в 116-й морской авиаполк, который возглавил майор И. Г. Нехаев. Его самолеты МБР-2, раньше базировавшиеся в бухтах Матюшенко и Голландия, теперь из-за артобстрелов были рассредоточены по всему побережью Северной бухты. Для них оборудовались выложенные камнем укрытия с примитивными гидроспусками на швеллерах. Неподалеку от капониров строились убежища для личного состава, расчищались подъездные пути для автотранспорта, устанавливалась телефонная связь. Это позволило полку в последующем вести ночные боевые действия вплоть до подхода противника к Северной бухте.

Командование учитывало, что Севастополь – это фронт без тыла. Вся глубина оборонительного района простреливалась артиллерией, не говоря уже о налетах с воздуха. Поэтому в предвидении решающих боев и проводилось множество разного рода мероприятий.

Мне рассказывали о систематических ударах по вражеским аэродромам в Крыму, и особенно по сакскому, что в значительной мере снижало активность действий вражеской авиации на нашей морской коммуникации. Говорили и о том, что для прикрытия с воздуха кораблей и транспортов в море, за пределами радиуса действий истребителей, привлекались самолеты Пе-2, СБ и ДБ-3ф. Было много случаев, когда одиночные самолеты этих типов, пары и звенья вступали в противоборство с группами бомбардировщиков и торпедоносцев противника и вынуждали их освобождаться от бомб или торпед вдалеке от цели.

Честно говоря, наши оценки своих собственных действий нередко были субъективными. Ну иногда они подтверждались благодарностями от сухопутных войск, и тогда лучше понимали весомость нашего труда. Жаль только, что не очень принято было личное общение воинов разных видов Вооруженных Сил, их взаимообогащение боевым опытом. И не всегда в этом была наша вина. Чаще просто сама война не оставляла для этого времени. Но тем дороже были случаи прямого общения с людьми, которых ты не видел в общем бою, но знал, что они рядом, что делаем общее дело,

В этой связи вспоминается услышанный сразу после сдачи Севастополя рассказ командира крейсера «Молотов» капитана 1 ранга М. Ф. Романова о том, как приходилось корабельными средствами бороться с вражеской авиацией.

– Что касается отражения налетов бомбардировщиков на средних и больших высотах, то это было заботой корабельных зенитных средств, – рассказывал Михаил Федорович. – А борясь с низколетящими торпедоносцами, мы вынуждены были открывать огонь и из главных калибров. Понимали: если не сбить торпедоносца или хотя бы не заставить его сойти с боевого курса, позволить прицельно сбросить торпеду, то и главные калибры кораблю больше не понадобятся. Так что зенитчики имели задачу сбить, а расчеты главных калибров – помешать вражеской атаке. Вели заградительный огонь впереди по курсу торпедоносца, летевшего на высоте 5 – 10 метров, и разрывы снарядов создавали большие водяные султаны, которые как бы закрывали цель. А нередко мощный взрыв отбрасывал торпедоносца в сторону от боевого курса. Если он успевал сбросить торпеду и она попадала в зону взрыва крупнокалиберного снаряда, то торпеда или уничтожалась, или сбивалась с заданного курса.

Да, длительная и упорная оборона Севастополя научила многому всех: и пехотинцев, и летчиков, и моряков. Чуть ли не до автоматизма были доведены все действия воинов-черноморцев.

В 18-м штурмовом авиаполку мне рассказали интересный случай. 11 марта немцы обнаружили транспорт «Львов», крейсер "Красный Кавказ" и эсминцы «Свободный» и «Шаумян», доставлявшие в Севастополь войска и необходимый груз. При подходе кораблей к мысу Херсонес вражеская батарея открыла по ним огонь. Для подавления батареи в Языковой балке поднялась в воздух пара Ил-2. Капитан Михаил Талалаев сразу обнаружил цель и последовательно со своим напарником старшим лейтенантом Евгением Лобановым начал ее атаковать. Батарея была подавлена.

Но в носовую часть самолета Талалаева попал зенитный снаряд, двигатель заработал с перебоями, а вскоре и остановился. Фонарь пилотской кабины покрылся масляной пленкой, горячее моторное масло хлынуло и в кабину, забрызгало очки летчика. Он сбросил их, и, хотя высота была малой, развернул самолет, стал планировать в сторону линии фронта. Но дотянуть до своих не удалось, и летчик посадил самолет на фюзеляж на нейтральной полосе. Гитлеровцы открыли по «илу» ураганный огонь. Летчику и самолету грозила гибель.

И тогда Лобанов, развернув свой самолет, начал поливать противника пулеметно-пушечным огнем, давая тем самым капитану возможность добраться до своих войск. Талалаев добрался, но враг сбил самолет Евгения Лобанова. Выбравшись из-под обломков, летчик отстреливался от фашистов до последнего патрона, но был убит. В июне 1942 года Евгению Ивановичу Лобанову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

А самолет Талалаева удалось спасти. Инженер 18-го полка П. С. Журавлев создал специальную бригаду из механиков, которая под его руководством отправилась с наступлением темноты в 4-й сектор обороны. С помощью тягача вытащили Ил-2 с нейтральной полосы, выпустили шасси, отсоединили плоскости, а хвост закрепили на кузове автомашины, и к утру прибуксировали самолет на аэродром. Трудно себе представить, какая же была досада и злость в стане врага, когда в свете своих прожекторов они увидели уплывающий от них самолет.

В документах, с которыми я познакомился в штабе 3-й особой авиационной группы, отмечалось, что в период относительного затишья на фронте немногочисленная авиация Севастопольского оборонительного района успешно выполняла множество задач. И, несмотря на численное превосходство авиации противника, наши летчики нанесли врагу ощутимые удары. Только за период с 22 марта по 22 мая противник потерял в воздушных боях и на аэродромах 114 самолетов.