Текст книги "Том 3. Зеленый вертоград. Птицы в воздухе. Хоровод времен. Белый зодчий "
Автор книги: Константин Бальмонт
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Хоть золотом лучей по-старчески он скуп,
Труби в метель-трубу, – что толку в ревах труб?
Едва Январь вошел в хрустальный свой дворец, —
Раскрыла чуточку Весна цветной ларец,
И стали дни расти и петь Зиме конец.
Поют они, поют, и луч на них блеснет,
Поют они, что вот снежинкам спутан счет,
Что льды-то хороши, а тает все ж и лед.
И слушает Январь, бледнеет, побелел,
Синеет, весь застыл, увидел свой предел,
Так, Просинец, синей, конец тебе приспел.
II
ФЕВРАЛЬ
Февраль – Сечень, Февраль – печаль,
Короткий день, а дня нам жаль,
Короткий день, и длится ночь.
Тут как менять? Тут как помочь?
Февраль, он круг, Февраль, он лют,
Ему лишь ветры стих поют.
Сечет он снегом лица нам,
Сечет он зиму пополам.
Февраль – предатель. Бойся тот,
Кому Февраль теплом дохнет.
Он греет час, в обманах дней,
Чтоб ночью было холодней.
III
МАРТ
Март капризный, Март безумный, Итальянцы говорят,
Месяц тот, что пред Апрелем – так его, боясь, крестят.
Стонут мартовские кошки, в нашем сердце и на крыше,
И сказать нам невозможно, где свирепее, где тише.
Март у матери взял шубу – продал мех на третий день,
Март неверный, Март смеется, Март рыдает, свет и тень.
Март ворчит как старый старец, Март лепечет как ребенок,
Март приходит львом могучим, а уходит как ягненок.
Входит в кровь и в сновиденья, влажным делает наш взгляд,
Март безумный, Март безумный, Итальянцы говорят.
IV
АПРЕЛЬ
Апрель – разымчивый Цветень,
Апрель – сплошной Егорьев день,
В упорной схватке свет и тень.
Пучинный месяц, жив прилив,
Разлив широк, поток красив,
От мига – час для новых нив.
Последних льдинок тонкий звон,
Прилет крылатых завершен,
Поют и вьют, вступают в сон.
Но все ж, хоть много снов зажглось,
Двенадцать раз седой Мороз
Посеребрит луга, откос.
И будет рыжая Луна,
Врагиня грез, она страшна,
Цветам в ней ржавчина одна
Но если холод – лиходей.
Егорий есть в разливе дней,
Защита трав, полей, зверей.
На белом ездит он коне,
И щит его в живом огне,
Седло в цветочной пелене.
Он появляется в лесах,
Весь в красном золоте, в звездах,
Златые кудри – в жемчугах.
И зверю он дает наказ,
Пчеле велит, чтобы зажглась,
Покинув улей в ранний час.
Егорий едет – слышишь гром?
Егорий рушил водоем,
Егорий, песнь тебе поем.
V
МАЙ
Май, Май,
Светлый рай,
Обнимай да не замай.
Май, Май,
Цветничок,
В роще светленький лужок.
Май, Май,
Свежий сон,
Колокольцев нежный звон.
Ландыш здесь,
И ландыш тут,
Это ландыши поют.
Май, Май,
Нежный весь,
Шопот там, и смехи здесь.
Как струна,
Из ветвей,
Звонко кличет соловей.
Май, Май,
Ты – Весна,
Ты – окошко для зерни.
Вдруг пошлешь
Даже снег,
На часок, для больших нег.
Май, Май,
Ты хорош,
Не забыл ни цвет, ни рожь.
Май, Май,
Ты – уста,
Трепет тела, красота.
Май, Май,
В коноплю,
В лен влагаешь ты «Люблю».
Сказок рай,
Урожай,
Поцелуй нас, Май, Май.
VI
ИЮНЬ
Июнь, непостижно-короткая ночь,
Вся прозрачная, вся просветленная.
Кто родится в Июне, никак одному не сумеет помочь:
В душе его век будет греза влюбленная,
Душа его будет бессонная.
В зеленом Июне цветут все цветы,
Густеет осока прохладными свитками,
Белеет купава, как стынущий лик чистоты,
Дрема навевает вещательность сонной мечты,
О маленьком счастьи безмолвную речь с маргаритками
Ведет незабудка, и шепчет: «Припомнишь ли ты?»
Цветет и влюбляет ночная фиалка пахучая,
И рдеют сердечки гвоздик луговых.
Кто в Июне войдет в этот мир, каждый цвет, его
сладостно мучая,
Будет сердцу внушать, что любить нужно их,
Эти сны, лепестки, и душа его станет певучая,
Расцвеченная, жгучая.
И в Июне, в Иванову ночь.
Он искать будет паиорот-цвет,
На вопрос невозможный – желанный ответ,
На вопрос, что, мелькнув, уж не скроется прочь.
И Иванова ночь озаренная
Даст, быть может, огонь златоцветный ему,
Чтоб удвоить, за мигом сияния, тьму,
Чтоб в единственный час,
Где минута с минутой – как искра спаленная,
Тайный папорот-цвет, излучившись, погас,
Чтоб в душе его песнь задрожала стозвонная,
Чтоб душа его стала бессонная.
VII
ИЮЛЬ
Июль – верхушка Лета,
В полях, в сердцах – страда.
В цвету – все волны света,
Цветет – сама вода.
Цветет все ярко-ярко,
Расплавлен самый день,
Все дышит жарко-жарко,
Жужжит, и жжет слепень.
В Июле хоть разденься,
Не станет холодней.
Гроза, вскипи и вспенься,
Спусти дождей с цепей.
Так ноют ноги, руки.
О, Лета перелом,
Мне легче эти муки,
Когда я с кем вдвоем.
Сияй же мне, зарница,
И молнией мне будь,
Лети же в сердце, птица,
Открой мне в Вечность грудь.
Греми же, колесница
Венчанного Ильи,
Окутай, огневица,
Все помыслы мои.
VIII
АВГУСТ
Зарничник, Зарев, Ленорост,
Дожать, вспахать, посеять,
Пожары сел, паденье звезд,
Пожары листьев, звездный мост.
Куда? И что лелеять?
Серпы нагреты, а свежей,
Чем было там, в Июле,
Все песни спеты, и слышней,
Чем песня, крики журавлей.
Вон, в Небе потонули.
Усекновение главы
Великого Предтечи,
Успенье, Спасы, все ли вы
Собрали все с стеблей травы,
И все ль свершились встречи?
Нам много ль яблоков дано.
Орехов, урожая?
Копейка, хлеб, закром, гумно,
И снова брошено зерно,
И озимь – вот, живая.
Но были ласточки – и нет,
Цветок пылал – и где же?
Он в листьях, в мертвых – пламецвет,
Стригут овец, и Год одет,
Но реже Солнце, реже.
IX
СЕНТЯБРЬ
Вовсе Лето проводили,
И как будто легче нам,
Все скосили, в полной силе,
Все пожали, по домам.
Ветерки от полуночи
Попрохладней понеслись,
Это Осень смотрит в очи,
Эй Сентябрь, не холодись.
Хоть готовы нам кафтаны,
И дрова для всех печей,
Ты в ползучие туманы
Луч последний свой пролей.
Ишь, послушал. Бабье лето.
Две недели есть тепла.
Паутинки в море света,
Даль прозрачная светла,
Золотые в сердце слитки,
Шутит Маем седина,
Взгляды, первые засидки,
Ты откуда, песнь, слышна?
Не рябина ли запела,
Что краснеет красота?
Или отдых после дела?
Или Вздвиженье Креста?
Уж не знаем, только праздник,
В Небе, в сердце, золотой.
Эй Сентябрь, да ты проказник,
Ну, всесветник бабий, спой.
X
ОКТЯБРЬ
Снег неверный, листопад.
Светлой Осени закат,
Пьяный Свадебник, оброк,
Закругляющийся срок.
Кто дожил до Октября,
Поработал он не зря,
В Октябре, как в Марте, в нас
Живо сердце, ум погас.
В Октябре-то, примечай.
Хоть и грязь, а словно Май,
Вот как сваты будут здесь
Путь означится мне весь.
Земляники в Октябре
Не ищи ты по заре,
А рябина – есть, горька,
Да сладка в руках дружка.
Не ищи ты и цветов.
По зазимью, на Покров,
Да уж есть один цветок,
Мне дружок сказал намек.
Посылает он, Покров,
Девке – снов, земле – снегов,
Землю выбелит он тут,
Четко, в церковь поведут.
Белка сменит шерсть, – чиста,
Скручен лен, – дождусь холста,
Необлыжною зимой,
Знаю, милый, будешь мой.
XI
НОЯБРЬ
Божий кузнец,
Дороги и реки кует,
Зиме изо льда он готовит ларец,
Алмазы вбивает в холодный венец,
Рассыпавши снег, разукрасивши лед,
Звонко кует.
Белая кузница – мир,
Весь оковал,
В иней не раз и не два одевал
Поле и лес,
Кличет метели на пир,
Смотрит на яркие звезды Небес,
Словно и им он дороги мостит,
Звезды по снегу, и звезды вон там,
Думает, думает, вдруг засвистит,
Мчится, летит, по лесам, по кустам,
Снова – ковать, и гвоздит, и гвоздит,
Гроб, что ли, нам?
Саваном белым в ночах шелестит,
Искрится белая смерть по снегам.
XII
ДЕКАБРЬ
Все покрыл белоснежным убором,
Завершил круговратности сил,
Вместе с звездами ходить дозором,
Не забыл ли чего? Не забыл.
Усыпил мертвецов по могилам,
Почивайте до лучшего дня,
И виденьем скользит белокрылым,
И проходит цепями звеня.
За Зелеными Святками в Белых
Он ведет приговорную речь,
Предстает в зеркалах помертвелых,
В заклинаньи колдующих встреч.
И гадает, пугает, гадая,
И счастливит, вопрос угадав,
И меняется сказка седая
Над забвеньем загрезивших трав.
Достигает кратчайшего света,
И с ночами ведет хоровод,
Повернет вместе с Солнцем на Лето,
С Новым счастьем, Земля, Новый Год.
XIII
ТРИНАДЦАТЫЙ
А кто же тот Тринадцатый?
Он опрокинул счет?
А кто же тот Тринадцатый?
– Я ваш отец, я Год.
Не я ли вам в кружении
Дал ведать бытие,
В различном выявлении
Различное свое?
И дал в цветы вам – снежности,
И дал в снега – цветы,
Свирель печали – в нежности,
И звезд для темноты
Не я ли дал сливаться вам
Из круга в круг другой,
Не я ли дал сплетаться вам
Как радугой – дугой?
Не я ль вам дал свободными
Сквозь три и десять быть,
Со днями хороводными
Сквозь нечет чет любить? —
Тринадцатый да славится,
Им весь оправдан счет!
В века веков да явится
Венчанным мудрый Год!
Да славится Тринадцатый,
Кем жив наш хоровод!
Да славится Тринадцатый,
Круговозвратный Год!
1907. Ночи Осенние
Soulac-sur-Mer
Villa Ave Maria
МАЙЯ
i
ИГРАТЬ
Играть на скрипке людских рыданий,
На тайной флейте своих же болей,
И быть воздушным как миг свиданий,
И нежным – нежным как цвет магнолий.
А после? После – не существует,
Всегда есть только – теперь, сейчас,
Мгновенье вечно благовествует,
Секунда – атом, живой алмаз.
Мы расцветаем, мы отцветаем,
Без сожаленья, когда не мыслим,
И мы страдаем, и мы рыдаем,
Когда считаем, когда мы числим.
Касайся флейты, играй на скрипке,
Укрась алмазом вверху смычок,
Сплети в гирлянду свои ошибок,
И кинь, и в пляску, в намек, в прыжок.
II
ЕГИПЕТ
Заснула земля.
Фиал переполненный выпит.
Задремавшие Боги ушли в Небосвод,
Гребцы корабля,
На котором Египет
Сквозь Вечность скользит по зеркальности Нильских вод.
Ушли Фараоны.
Их нарядные мумии спят,
Пред глазами людей восхищенными.
Все пирные звоны
Сменились напевом цикад.
Лишь звезды блестят и блестят над песками, самумом
взметенными.
И Сфинкс все глядит.
И Сфинкс все есть Сфинкс неразгаданный.
В зыби веков, что бегут и бегут вперебой.
И вкруг пирамид
Жизнь живет, вешний воздух весь ладанный,
Нил течет, и папируса нет, но лотос расцвел голубой.
III
ОАХАКА
Жасминный сон в саду мимозном
И многоразно цветовом,
Под Небом бездным, Небом звездным.
Где много дружных звезд вдвоем.
Весенний сад акаций белых,
И апельсиновых ветвей.
Помедли, Ночь, в своих пределах,
О, тише, тише, ветер, вей.
Мы здесь в стране, где, в Смерть вступая.
Кветцалькоатль вошел в костер,
А с краю Моря, золотая,
Звезда взошла, и пел ей хор.
Перистый Змей, он сжег все тело,
Но сердце в пламени – живет,
И до верховного предела.
Восходит в синий Небосвод.
И там гора есть мировая,
На ней верхи – как города,
На ней все Небо, отдыхая,
Глядит, как светится звезда.
На той черте, где слиты вместе
Земля и Небо и Вода,
Как в храм идет жених к невесте,
В лазурной тьме идет звезда.
И нежный – нежный, паутинный,
Доходит свет в весенний сад,
Покров лучей, и сон жасминный,
Сплетенный Вечностью обряд.
IV
ЦВЕТОК ЦВЕТКУ
Цветок цветку, с пчелой звенящей,
Шлет золотистую пыльцу.
И к отдаленному концу,
Над обнаженностью и чащей,
Несется, с бабочкой летящей,
Пахучесть дум, двойной расцвет,
Восторг цветенья, светлый след,
Воздушность пляски в зыби струйной,
Дух благовонья поцелуйный.
Не так ли я тебе пишу
Мое воздушное посланье,
Которой – сердцем я дышу,
К которой – в сердце я дышу,
С которой тонкое слиянье
Мне обещает мотылек
Моих цветисто-струнных строк,
Качанье лунного дыханья,
Дабы возник медвяный сок,
Жасминный дух благоуханья.
V
ПЕСНЬ ЗВЕЗДЫ
С первым солнцем, с первой песней вешнего дрозда
У меня в душе запела звонкая звезда.
– Как, звезда? Но звезды светят, вовсе не поют. —
О, поют, лишь только в сердце песне дай приют.
Ты услышишь и увидишь, что с вечерней мглой
Звезды тихо запевают в тверди голубой.
И меж тем как Ночь проходит в синей высоте,
Песнь Созвездий звонче, громче в тонкой красоте.
Звонких громов, тонких звонов вышина полна,
Там серебряное море, глубина без дна.
Там безбрежность ожерельных, звездных волн поет,
От звезды к Созвездью нежность, сладкая как мед.
От звезды к звезде стремленье – в бриллиантах петь,
Лунным камнем засветиться, паутинить сеть.
Паутинить паутинки тех тончайших снов,
Для которых в наших взорах пир всегда готов.
Погляди же, ближе, ближе, здесь в мои глаза.
Ты не видишь как поет там звездно бирюза?
Ночь весеннюю я слушал до утра звезду,
И душа открылась Солнцу, и тому дрозду.
И душа открылась сердцу, твоему, любовь.
О, скорей на звездный праздник сердце приготовь.
VI
ЛАНДЫШИ
Ландыши вы белоснежные,
Не соты ль вы лунных пчел?
В шестигранные келейки нежные
Заоблачный сон вошел.
Вы сладостно, радостно дышите,
Душистый лелея сон.
Звоните тихонько, и слышите,
Лишь вы тот слышите звон.
Нет, не только. До самого звездного
Неба, где Полночь – бледна,
Где как будто бы в чарах морозного
Сияния светит Луна, —
Уходит напевами вольными
Колокольный ваш призрачный звон,
Над тенями берез тонкоствольными,
Призывая на свой амвон.
Проникаясь душисто молебнами,
Вплоть до лунных звоните вы сел,
И звонами тонко-хвалебными
Ответствуют сонмы пчел.
С Луною пчелы прощаются,
И вниз скользят по струне,
В ландыши внутрь помещаются,
И тихонько жужжат к Луне.
Вон видишь, в дома шестигранные,
В снежистость, в душистость вошли,
Золотистые, малые, странные,
Их не слышно в цветочной пыли.
Но не слышно лишь нам. Все ж в волнении,
Если ночью близь ландышей мы,
Словно в пеньи мы, в мленьи, в молении
Белозвонной мглы – полутьмы.
VII
ЛИШЬ БОГ
Лишь Бог – творец, лишь Бог – всезрящий,
Лишь Бог – над вихрями планет,
За ними, в них, везде, в грозящей
Провальной мгле, и в травке спящей,
В орле, и в ласточке летящей,
Лишь Бог – поэт.
Гремите, солнечные струны,
Звените, лютни бледных лун,
Пропойте «Бог» в морях, буруны,
Запомним все, пока мы юны,
Начальный звук венчальной руны:
Лишь Бог – колдун.
VIII
ДЛЯ ЧЕГО?
Для чего нам Солнце засветилось сегодня?
Для радости зрения лика Господня.
Для чего же оно горело вчера?
Для радости зрения лика Господня.
А завтра зачем? – Чтоб воскликнуть: Пора!
Будем в радости зрения лика Господня.
IX
ЛЮБЛЮ ТЕБЯ
Poiche vivo per te solo.4
Люблю тебя, люблю как в первый час,
Как в первый миг внезапной нашей встречи.
Люблю тебя. Тобою я зажглась.
В моей душе немолкнущие речи.
И как мою любовь я назову?
Восторгом ли? Мученьем ли? Борьбою?
Ей нет конца, покуда я живу,
Затем что я живу одним тобою.
X
СТРУННОСТЬ
Oh quanto ti amo.5
Завершены часы священных оргий.
Я знал. Любил. Безумствую. Люблю.
Застыв, как тень, в паническом восторге,
Биения моих терзаний длю.
Благоговейно, гимнами хорала,
Во мне поет бессмертная любовь.
Не говори, что блеска в жизни мало.
Благослови. Люби. Не прекословь.
XI
РАССВЕТ
С первым птичьим криком Ночь сломалась,
Зеркало хрустальное разбилось,
Травы зашептались, чуть шурша.
В озере все Небо отражалось,
Полночь в безглагольном отразилась.
Тихая, в безгласном задержалась,
Капли звезд из звездного ковша.
Но рука незримая качнулась,
Звездное качнула коромысло,
Капля с Неба свеялась к Земле,
И одна былинка шевельнулась,
Изменив серебряные числа,
Вся сребристость в числах пошатнулась,
Птицу разбудив в росистой мгле.
Вскликнула, и с легким этим свистом
Целый замок рушился молчанья,
И раздался всюду тонкий звон.
Птичий хор напевом голосистым
Двинул звуковые колебанья,
Шевельнул затоном серебристым,
И румянец бросил в небосклон.
XII
АУ
Твой нежный смех был сказкою изменчивою.
Он звал, как в сон зовет свирельный звон.
И вот венком, стихом тебя увенчиваю,
Уйдем, бежим, вдвоем, на горный склон.
Но где же ты? Лишь звон вершин позванивает.
Цветку цветок средь дня зажег свечу.
И чей-то смех все в глубь меня заманивает.
Пою, ищу, «Ау! ау!» кричу.
XIII
МАЙЯ
Я тебя восхваляю, о, Майя живая,
Трепетом струн.
Ты свой круг завершаешь, в сияньях вступая
В тринадцать Лун.
Ты везде со мною, где любовь огневая
Мне шепчет: Ты юн.
Ожерелье сплетешь, но жемчужины, тая,
Льются в бурун.
И буря хохочет, как ведьма седая,
Как злой колдун.
И буря разъялась, ты вновь голубая,
О, Майя, ты снова идешь, круговая,
В тринадцать Лун.
1908. Апрельские Зори. Птичьи голоса
Долина Берез
ГОЛУБАЯ ПТИЦА
I
ГОЛУБАЯ ПТИЦА
Я живу в дворце, чье имя – Царство Мая.
Прилетает к окнам Птица голубая,
Крылья у нее и перья – цвета дней,
Цвета голубых пространственных зыбей.
И поет та Птица. Говорит про время.
Мне как будто капли падают на темя.
Будто синих молний жгут меня лучи.
Дождь ли раскаленный? Не могу понять я.
Но, закрыв глаза, колдую я: – Молчи.
Вот, кому-то снова я раскрыл объятья.
Губы, в поцелуе, шепчут: – Навсегда.
Взоры, приоткрывшись, мечут блеск заклятья.
Изумрудны листья. Говорит вода.
Исчезает в далях Птица голубая.
И другие птицы плещут в Царстве Мая.
II
ИДУНА
Там, где древо мировое,
Там, где ясень Игдразил,
Слышно пение живое,
И как будто звон кадил.
Это – пение Идуны,
И когда ты невзначай,
Проходя, услышишь руны,
Вложишь в струны вечный Май.
Это – пение Идуны,
На узорчатых ветвях,
Там, где яблоки – как луны,
И как солнца в облаках.
Это – пение Идуны,
Чей напев – рожденье струй,
Чьи глаза, лазурно-юны,
Необманный поцелуй.
Кто, любя расцветы в мире,
К Игдразилу подойдет,
Тот увидит лик валькирий,
Изопьет душистый мед.
Кто с Луной и с Солнцем в мысли
От зари и до зари,
Глянь, здесь яблоки нависли,
Встань, целуй, люби, бери.
Это – пение Идуны,
Верь в согласный звон кадил,
Дым от жертв и возглас юный
Вечно в Небо доходил.
III
ЛЕН
Лен две недели цветет.
Спеет четыре недели,
На седьмую же семя летит.
Лен – голубой небосвод,
Лен – во влюбленном Апреле
Звон предрассветной свирели,
В лунной ночи сталактит.
Лен – голубой он и белый,
Это есть два,
Лен в мировые уходит пределы,
Всюду сияет его синева,
Это четыре,
Ибо четыре есть таинства в Мире,
Север и Юг и Восток и Закат,
Белый и черный и красный и злат,
Если ж в пещеру мою, где горит
Лунное множество плит,
Если в пещеру
Лен поглядит,
Вот, мы исполнили меру,
Семь засветилось, живет сталактит.
Семя летит,
Светится нежная бледность лица,
Весь осиян голубой небосвод,
Девять в нем лун, —
Чтоб дополнился счет.
Лен две недели цветет,
Им же не будет конца.
IV
ВЕНЧАННЫЕ
В саду проходит юный,
С ним рядом молодая.
В ветвях звенят им струны,
Ручей, с камней спадая,
Поет, поет, поет,
В цветах им светлый мед.
Невеста – Полночь Мая,
Жених, он кто? Узнай.
Он День, а может, Май?
На нем одежды красны,
На ней одежды черны.
Но оба так согласны,
Взаимности покорны.
Целует он ее,
«Ты все, ты все мое».
Ее мечты узорны,
Как бриллиант она
В оправе черной сна.
Жених – светловолосый,
Глаза его – зелены,
У ней же черны косы,
Глаза ее – затоны,
В них светлая печаль,
Прозрачней, чем хрусталь.
В саду проходят звоны,
Поют цветы, дыша:
«Влюбленность хороша».
Весь Май процеловались,
В Июнь зашли, не зная,
Заря с зарей встречались,
Любовников встречая.
И свет вошел во тьму,
И все отдав ему,
Бледнея, Полночь Мая
С Июньским нежным днем
Растаяла огнем.
V
СЕМИК
Семицкая неделя – зеленая, русальная,
Часы Зеленых Святок, во всем году единые,
В душе тоскует сказка, влюбленная, печальная.
И быстро разрешится в те ночи воробьиные.
Вот девушки. Куда они? Лесной мечтой дышать.
Вот девушки. Куда они? Кукушку провожать.
Семик, четверг зеленый, березка завита.
О чем же ты тоскуешь, стыдливая мечта?
Влечет река во влажность, течет река хрустальная.
О, девушки, куда вы? Русалки защекочут вас.
А если не войдете, прощай мечта венчальная.
О, девушки, куда вы? Русалки захохочут вас.
Войдешь в реку, забудешься, утонешь ты в воде.
Уйдешь от вод, и сон уйдет, и нет его нигде.
О, девушка, войди в хрусталь, но в воды травку кинь,
Спасет тебя одна трава, печаль, печаль, полынь.
VI
ТЕЛО ИГРАЕТ
Тело играет,
Душа глядит.
Тело в лугах незабудки сбирает,
Тело уходит в скит.
Маки срывает, меняет свой вид,
В страшности, в страстности входит, взирает.
В полдни и в ночи себя убирает,
Выхватит нож,
Скажет – хорош.
Сплетет, заплетет без конца поцелуи.
Брызнет – огни. И огни хороши.
Вечные струи.
Все ж у души
Взора оно не смутит.
Вот оно снова, по пыльной дороге, на Храм
собирает.
Тело играет,
Душа глядит.
VII
ЦАРЬ-ДЕВИЦА
Могучий рог, изогнутый и полный,
Пьянящим медом – предо мной.
Я пью, я пью, живительные волны
Умчали душу под Луной.
О, Царь-Девица, Лебедь вековая,
Как искрометен этот мед.
Он стар, он стар, и потому, живая,
Волна в душе моей течет.
И этот рог, что ты, о, Царь-Девица,
Мне поднесла, становится жезлом.
И я царю, и ты горишь, зарница,
Мы будем молнией вдвоем.
И этот рог, что ты, о, Царь-Девица,
Мне поднесла, становится рулем.
И мы скользим, летит двойная птица,
И мы плывем, и мы плывем.
VIII
ЦВЕТНОЧНОЙ
В мозг мой, в зрение, и в слух
Влился нежный женский дух.
И в душе расцвет цветка,
Имя – девичья тоска.
Этот, ласковый цветок
Между травок одинок.
Как вечерний слышен звон,
Голубой и белый он.
А как Ночь на высоте
Звезды мчит к одной черте,
Он, меняясь каждый час,
Смотрит глубью жадных глаз.
То засветится как трут,
То блеснет как изумруд,
То ласкательно-лучист
Задрожит как аметист.
В малом домике пожар,
В храме свечи – Божий дар.
Опрокинувшись в воде,
Кличет в глубь звезда к звезде.
В спадах вод хрустальный звон,
Целый лес заворожен.
В безглагольности озер
Звездно-зыбкий разговор.
А как Ночь на высоте
Отойдет к своей черте,
На прогалине лесной
Расцветает цвет иной.
Он как рдяность нежных ран,
Застыдился, он румян,
Он горит, не хочет ждать,
Хочет вовсе красным стать.
IX
ЛУННЫЙ КАМЕНЬ
Лунный камень, тихий пламень, тихий пламень, не простой,
То прозрачный, то туманный, сребротканный, золотой.
То скользящий, словно в чаще луч-фонарик светляка,
То грозящий, словно в чаще ждет колдун исподтишка.
То как тайна Океана, что, седой, бессмертно-юн,
То как ранний свет тумана, то как звоны дальних струн.
То как раковина Моря, что как будто бы горит,
А как будто не для глаза, а для слуха говорит.
То как змейный свет опала, то как сказка жемчугов,
Как церковный звук хорала в час спасенья от врагов.
То как верба в ночь ущерба, или в первый миг серпа,
Лунный камень, струнный пламень, от тебя в тайник тропа.
X
МАЗУРКА
Я видел, как ты танцевала мазурку,
Легко ты скользила в волне звуковой,
И вдруг я увидел – Снегурку – Снегурку,
Растаяла – тучкой летит пред Луной.
Не Солнце пресветлый твой лик озаряло,
Лучи серебристой Луны,
И было воздушно твое покрывало,
И бледные пели в свирельностях сны.
XI
ВСЕЗВЕЗДНОСТЬ
Я хотел бы быть последним между первыми вождями,
Я держал бы стремя Богу, видя сонмы звезд над нами,
Я служил бы как невольник тем, в которых все – свобода,
Я бы каплей, каплей вспыхнул в пресеченьи Небосвода.
XII
ПО БЛЕДНОЙ ДОЛИНЕ
По бледной долине приходят, уходят, проходят несчетные
духи,
Там юноши, взрослые, малые дети, и старцы идут, и старухи.
С Востока на Запад, с Заката к Востоку, и снова на Запад
с Востока,
Приходят, уходят, и ходят, и бродят, не знают ни часа,
ни срока.
Встречаясь, качают они головами, и шепчут о благости Бога,
И все, проходя, проиграют цепями, и вечно, и вечно дорога.
И вдруг от Востока на Запад прольется разливное красное
пламя,
Один усмехнется, другой ужаснется, но каждый почувствует
знамя.
И вдруг от Заката к Востоку вернется и злато, и бархат,
и алость,
И духи считают, колдуют, гадают, пока не сомнет их
усталость.
Тогда, бесконечно взывая о мести, о чести, о славе, о чарах,
Несчетные духи, согбенно, проходят, как тени, в безмерных
пожарах.
По бледной долине, в пустыне, как в сплине, доныне
безумствуют духи.
И юноши седы, и дряхлые дети, и юны, меж старцев, старухи.
XIII
ЦАРИ СИЯНЬЯ
...Цари сиянья отошли,
Они разгневались на это.
И, старым, нет нам больше света,
Он только там, вверху, вдали.
Лазурные престолы пусты,
Всецельность превратилась в топь,
В периодическую дробь,
И мраки Ада цепко-густы.
Когда ж окончится наш срок,
И снова будут дни младые,
И снова стебли золотые
Взнесут лазоревый цветок?
XIV
ОДИНОЧЕСТВО
Я боялся людей, презирал, ненавидел их,
Через это прошел я, и рубеж навсегда перешел,
Как могу их винить, если Рок мировой всех обидел их?
Я один, но безгневно над темными шествиями зол.
Здравствуй, еще и еще, Одиночество,
Я зажег тебе тихую вечернюю свечу,
И немые, как лампада, тайные пророчества
Я качаю в душе, и молчу.
XV
ПТИЦА
И птица от меня летела по Вселенной,
Когда я замолчал на темной высоте.
Внизу крутился вал, дробился, многопевный,
И птица от меня летела по Вселенной,
Непобедимая в крылатой красоте.
Мелькали корабли, как тени в тусклом свете,
Поднявши стержни мачт и зыбя паруса.
На каждом корабле бледнели старцы-дети,
И всюду брат с сестрой, сквозь сон тысячелетий,
Играли в поцелуй, в цветке была оса.
Все было сказано. Кто хочет, будет пленный.
Кто хочет, примет страх чрез Царскую Печать,
И будет враг Земли, и будет враг Вселенной.
Но вал к скале придет, и брызнет сказкой пенной.
И буду я стоять. И думать. И молчать.
1907. Maizo pazzo. С высокой башни
Париж. Пасси
ПЛЯСКА ЗНОЯ
I
он
Хотя он похож на Огонь, он незрим.
Он был, когда не было жалобы: – «Было».
Века перед ним – как молитвенный дым.
А Солнце и Звезды и Месяц – кадила.
Он смотрит в сердца замолчавших людей,
Где страшные вдруг восстают вереницы.
В зрачках он у тигров, в улыбках детей,
И в малом он горле распевшейся птицы.
II
МЕСТО МОЕ
Место мое – на пороге мгновенья,
Дело мое – беспрерывное пенье,
Сердце мое – из огня,
Люди, любите меня.
Счастье мое – в светловзорной измене,
Сказка моя – и в глубинах, и в пене,
Голос мой манит, звеня,
Звезды, любите меня.
Ill
ПО МОРСКОМУ
В Море, с Морем, по морскому,
Только грому помолясь,
Я баюкаю истому,
Радость знать перунный час.
Было, будет только это,
Радость лета и весны,
Брызги взрывчатого света
С бурно-взрытой вышины.
Радость молний преломленных,
Пир стозвонных павших плит,
Алый храм в морях бездонных,
И в пожаре – Световит.
IV
МИНУТКА
Дать,
Взять,
Угадать.
То как друг,
А то как тать.
Вечно дева,
Вечно мать,
Звук напева,
Луч мечты,
Крылья молний,
Это ты.
V
АТОМ
Атом – Ангел, вспышка в Море,
Человека не хочу,
Я огонь в немом узоре,
Лучший возглас в разговоре,
В мире битв – молюсь мечу.
Дай мне вечность – опрокину,
Я есмь я, и каждый – я,
Не хочу входить в картину
Как черта, и, вольный, стыну,
Но моя мечта – моя.
VI
ОТ АТОМА
От атома – до человека,
От человека – до богов,
И в долгий век Мельхиседека
От звона мигов и часов.
От неподвижности – в самумы
Взметенно-зоркой быстроты,
От тиши – в грохоты и шумы,
В разломы цельной красоты.
Да будет. Это все приемлю.
Отец мой – Ум, и Воля – мать,
Но я слепил из точек землю,
Чтоб снова точки разметать.
VII
АТОМЫ ВРЕМЕНИ
Мы в извивных
Вспевах взрывных,
Мы втекаем в Да и Нет.
Мыв Безликом
Лик за ликом,
Иней звуков, прах примет.
Мы свеченье,
Зыбь теченья
В Океане мировом.
Дрожь в намеке,
Малость, строки,
Буквы в рунах, песнь в немом.
Мы забытость,
Глянцевитость
Всеокружного жерла.
Миг живем мы.
Но поем мы,
И звучат колокола.
Мы снежинки,
Паутинки,
В капле влаги – миллион.
Он рыдает,
Не считает.
Но творим мы Небосклон.
Он смеется,
В тайнах вьется,
Все же знаем мы, кто Он.
В лик – от лика,
В песнь – от крика,
В хороводности Времен.
VIII
НАЧЕРТАНИЯ
Круговой полет планет,
Их сплетенья в темноте,
Полосой идущий свет
Метеоров и комет,
Ужасающих примет
В говорящей пустоте.
Это все – мои черты,
Начертанья вещих рун,
Это – я, я это – ты,
Чтоб над бездной пустоты
Были звездные цветы
В нескончаемости струн.
IX
ОГНЕННАЯ ЖАТВА
Клокочет огненное море,
Горят зловещие румянцы,
На Солнце рушатся в просторе
Вскипанья чувств, протуберанцы.
Что в Солнце в этот миг боролось?
Узнать ли нам, теням пожара!
Но в нем горел гигантский колос,
Свершилась жатвенная чара.
X
СУХОЙ ПЕРУН
Сухой туман, когда цветенье нив —
Проклятье дней, хлебов плохой налив.
У нив зарницы даже – на счету,
Сухой Перун – сжигает рожь в цвету.
Сухой Перун – роняет в травы ржу,
И чахнет цвет, что радовал межу.
Перун желает молний – из зарниц,
Небесных – должен он пьянить девиц.
XI
ПОЛОНЯННИК
– Почему ты, дух свирельный,
Вечно носишься, кружишься,
Ни на миг не отдохнешь?
На качели ты метельной,
Вправо, влево, к дали мчишься.
Я – плененный. – Это что ж?
Надо мной обряд крещенья
До святого завершенья
Не был доведен.
Потому что поп был пьяный,
Был он рваный и румяный.
Опрокинул свечи он.
Разукрасил крест цветами,
Говорит: «Веселье с нами.
Благовестье бытия».
И вина он налил в воду:
«Это душам даст погоду».
А погода, это – я.
Что же дальше? – Я – влюбленный,
Дрожью звуков полоненный,
В брызгах, в прихотях Огня.
Раб себя, страстей свободных,
Полонянник Чернородных,
Носят Дьяволы меня.
Посижу – и вдруг соскучусь,
Погляжу – совсем измучусь.
Где я? Что я? Запою.
Все по-новому о старом.
Все бы дальше, все бы к чарам.
Вею, рею, вею, вью.
XII
МАК
Кто маки срывает,
Тот гром вызывает,
В Брабанте сказали мне так.
И вот почему я
Весь вздрогну, ликуя,
Дрожу, заприметивши мак.
XIII
ДВЕ РЕЧИ
Есть обиходная речь,
Это – слова,
Которыми жизнь в ежедневном теченьи жива.
А для единственных встреч
Двух озарившихся душ, или тел,
Есть и другая, напевная речь.
Ветер ее нам однажды пропел,
Видя в лесу,
Между трав,
Как в просветленности нежных забав
Любовь целовала красу,
Ветер ее прихотливо пропел,
И закружился, и прочь улетел.
В этот же час
Сад был от яблонь влюбляюще бел,
И по Земле, в отдаленный предел
Сказка любви понеслась,
В трепете белых, и всяких цветков,
В пении птиц, и людей, и громов.
XIV
СТРЕЛА
Говорят – полюби человеков.
Хорошо. Только как же мне быть?
Ведь родителей должно мне чтить и любить?
Кто ж древнее – Атлантов, Ацтеков,
Ассириян, Халдеев, Варягов, Славян?
Коль закон – так закон. Нам он дан.
Человеков люблю – в ипостаси их древней,
Глаза были ярче у них, и речи напевней,
В их голосе слышался говор морей,
Луной серебрились их струны,
О богах и героях вещали им руны,
И клинопись им возвещала о мощи великих царей.
Но руны, и клинопись – стрелы,
Острия,
Бьющего метко, копья.
Уходите же вы, что в желаниях бледных не смелы,
Человеки, в свои удалитесь пределы.
Лук дрожит. Догони их, вестунья моя.
XV
ПЕРЕВАЛ
Справа – горы, слева – горы,
Справа, снизу, там узоры
Задремавших сел.
Слева – кручи, слева – тучи,
Слева слышен зов певучий,
То прорвался ключ гремучий,
И завел,
Мысль повел он по извивам,
В беге срывном и счастливом
Пляшет он по склонам скал,
Вот запал,
Вот юркнул,
В царстве камня потонул,
Снова, ящерицей, глянул,
Залукавил, промелькнул,
Снова скрытности оставил,
Вырос, поднял целый гул,
Закурчавил
Гребни скал,
И от сел,
Миновавши перевал,
Влево – влево он ушел,
И рокочет, не устал,
И от выси в самый дол
Свеже-брызжущую влагу лентой светлою провел.
XVI
НЕБЕСНЫЙ БЫК
На золотых рогах
Небесного быка,
В снежистых облаках,
Где вечная река, —
В лазури высоты,
Слились живым венком
Багряные цветы
Над сумрачным быком.
Возрадовался бык,
Возликовал, стеня,
Любить он не привык
Без громного огня.
Он гулко возопил,
И прокатился гром,
Как будто омут сил
Взыграл своим жерлом.
Прорвались облака,
Небесный глянул луч,
Три сотни для быка
Коров стоят вокруг.
И в празднике огня
До каждой есть прыжок,
И каждая, стеня,
Любовный знает срок.
И сладостен разрыв
От острия любви,
И много влажных нив
В заоблачной крови.
А к вечеру вдали