Текст книги "Том 3. Зеленый вертоград. Птицы в воздухе. Хоровод времен. Белый зодчий "

Автор книги: Константин Бальмонт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Захочу чего, —

Вот оно уж тут,

Вот я мчу его,

На крылах минут.

На огне минут,

В брызгах ярких слов,

Хорошо цветут

Опьяненья снов.

ЗЕЛЕНЫЕ СВЯТКИ

ЗЕЛЕНЫЕ СВЯТКИ

Podczas Zielonych Swiatek...

Przybyszewsky

Уйдемте под тень, —

О, панны! О, панны! – и будем играть в поцелуйные прятки.

У Поляков Троицын день

Зовется Зеленые Святки.

Уйдемте под свежую тень, поцелуи под тенью так сладки.

О, лес, ты нас тайной одень!

За ветками ветки, прогалины, глуби, лесные загадки.

То, панны, ваш день,

Не белые, нет, изумрудные Святки.

Уйдемте в мгновеньях под вечную тень, поцелуи под тенью

так сладки.

ПЕРВОВЕСТ

И Ты помнишь, в нежной ясности,

Равнины, в их безгласности.

И весь сквозистый лес.

Тоскующий, и чующий,

Что вот, теплом чарующий,

Уж близок час чудес.

Все было в ожидании,

И в утреннем мечтании,

И пахло так землей,

Еще вчера оснеженной,

Сегодня же разнеженной

Фиалковой мечтой.

НА ГРАНИ

Блаженно, став на грань предела,

Не жаждать больше ничего.

Ты так красиво опьянела

От приближенья моего.

Сейчас последняя завеса

Совсем растает между нас.

О, как красиво в храме леса,

Неповторяемости час!

СВЕТЛОЕ-ТЕМНОЕ

Светлое платье на темной подкладке

Было надето на ней.

Стал я играть с ней в загадки и в прятки,

Между расцветами дней.

Стал я играть с ней под куполом Ночи,

Звезды слагались в цветы.

Бездна возникла живых средоточий,

Ярких среди черноты.

Сказки слагались, и страшны, и сладки,

С каждой минутой страшней.

Белое платье на темной подкладке

Было так тесно на ней.

ТРИ МОЛОТА

Несет кузнец три молота.

Святочная песня

Кузнец, кузнец, ты скуй мне венец,

Ты скуй мне венец золотой,

Чтоб жизнь мне светила по самый конец,

И была бы всегда молодой.

Из остатков, кузнец, скуй мне перстень злат,

Скуй мне перстень злат поскорей,

Чтобы, к счастью пойдя, не пришел я назад,

К пустырям тех изношенных дней.

Из обрезков ты скуй золотую иглу.

Золотую иглу ты мне скуй,

Чтобы вышил я в ткани мирской, там в углу,

Век горящий, один поцелуй.

ЛАДА

Ко мне пришла

Богиня Лада.

Нежна, светла,

Она была,

Как предрассветная прохлада.

Я целовал,

Твердя: «О, Лада!»

Я ей давал

Любви фиал,

Она шепнула мне: «Не надо!»

Но день алел,

Как розы сада.

И стал я смел,

Любил, горел,

И стала розовою Лада.

И понял я,

Что есть услада.

«Моя! Моя!»

«– О, ты змея!»

Шепнула мне, слабея, Лада.

ПРАЗДНИК ВЕРБЫ

Уже распались куколки,

Их бабочки прожгли.

Пушистые распуколки

На вербах зацвели.

Пред Вербным воскресением,

Всех тех, кто молодой,

С усмешками, и с пением,

Обрызгали водой.

Водою обливали их:

Пусть свежей будет грудь.

И вербой ударяли их:

Как верба нежным будь.

Втыкали вербу малую

За образа, в углах,

Чтоб силой смертно-алою

Не встал пожар в домах.

Свети вам, радость здешняя,

Цветы, земля, вода.

Цвети нам, верба вешняя,

Цвети с Весной всегда.

ЛЮБ-ТРАВА

На что ж тебе люб-Трава?

– Чтобы девушки любили.

Народная песня

На опушке, вдоль межи,

Ты, душа, поворожи.

Лес и поле осмотри,

Три цветка скорей бери.

Завязавши три узла,

Вижу я: Заря – светла.

И срываю я цветок,

Первый, синий василек.

И тая в душе завет,

Я срываю маков цвет.

И твердя любви слова.

Вижу третий: люб-трава.

Вижу, вижу, и зову: —

Сердце, рви же люб-траву.

Но душа едва жива:

Опьяняла люб-трава.

Все цветы я рвал, спеша,

И смела была душа.

Только тут минуту длю: —

Слишком люб-траву люблю.

Как сорвал я василек,

Было просто невдомек.

И не спрашивал я, нет,

Как сорвать мне маков цвет.

А уж эту люб-траву

Как же, как же я сорву?

Сердце, знак! Отдай скорей

Люб-траву – любви моей!

ВОЗДУШНОСТЬ

Воздушность. Несколько цветков,

Знакомых, полевых,

Из тайных, в сердце, родников

На волю манят стих.

Цветок склоняется к цветку,

И стебель к травке льнет.

– Куда тебя я завлеку? —

Цветок цветку поет.

О, сердце, только ты поймешь

Безмолвный разговор.

Куда меня ты увлечешь?

В неволю? На простор?

ЛЕТНИЙ СНЕГ

Послала меня, послала любезная свекровь,

За зимнею весной, за летним снегом.

Литовская песня

Послал меня, отправил причудник-чародей,

Он задал мне задачу, чтоб мне погибнуть с ней.

Ступай, сказал волшебник, за зимнею весной,

Еще за летним снегом – не то беда со мной. —

Смущенная, пошла я, куда глаза глядят,

И, чу, запели птицы, и травы шелестят.

Иди на берег Моря, иди в зеленый лес.

Они научат душу наукою чудес.

В лесу увидишь в вешнем зеленую сосну,

На летнем Море вещем вспененную волну.

Сломивши ветку хвои, ты зачерпни рукой

Пригоршню снежной пены, снежистости морской. —

Как птицы мне пропели, как молвили цветы,

Я сделала, вернулась. Ну, где, волшебник, ты?

Ты девушку встревожил, но побежден ты мной.

Я – здесь, я – с летним снегом и с зимнею весной.

КРАСНАЯ ГОРКА

Красная Горка. Парни и девицы

Друг друга обливают водою ключевой.

Липки березки. Хмельные в небе птицы.

Звон разливается влагою живой.

Красная Горка радостей Пасхальных,

Брызги веселья и влажностей живых,

Светлые встречи взглядов обручальных,

С Неба на Землю – в лучах идущий стих.

Красная Горка, таинство мгновений,

Праздник причастья Солнца и Воды,

Розовым цветом утро обновлений

Празднует силу смарагдовой Звезды.

ЖЕМЧУЖИНЕ

Жемчужное виденье,

Избранница мечты,

Ты примешь песнопенье,

Возьмешь мои цветы?

В них нет гвоздик тревожных,

В них нет пьянящих роз,

Молний невозможных,

В словах укрытых слез.

Тебе лишь тонкий свиток,

Тебе, моей красе,

Весенних маргариток,

И ландышей в росе.

В них тоже опьяненье,

И в них влюбленность есть.

Жемчужное виденье,

Путей любви не счесть.

Но, если сон твой станут

Пьянить мои цветы,

Их вздохи не обманут. —

Скажи, ведь веришь ты?

ЦАРЕВНА-НЕДОТРОГА

Царевна– Н ед отрога,

Скажите, ради Бога,

Чем так я вам не люб?

Зачем себя гневите,

Зачем вы так кривите

Кораллы нежных губ?

Царевна-Недотрога,

Трудна была дорога,

Я все ж ее прошел.

И куст был весь тернистый,

Когда с зарею мглистой

Шиповник ваш расцвел.

Царевна-Недотрога,

У Змея у Зловрога

Весьма был лютый взгляд.

Я все же изловчился,

С победой воротился,

С цветком пришел назад.

Царевна– Недотрога,

Скажите ж, ради Бога,

Когда я буду люб?

Иль вновь – шиповник острый,

Вновь – Змей, и злой, и пестрый,

Перед кораллом губ?

РОСА

Загадка

Заря-заряница,

Красная девица,

К церкви ходила,

Ключи обронила,

Месяц увидел,

Солнце скрало.

Заря-заряница,

Красная девица,

К людям ходила,

Алмаз уронила,

Ум засмеялся,

Сердце рыдало.

Заря-заряница,

Красная девица,

Ум разлюбила,

Сердце озарила,

Сердце и светится,

Бьется так ало.

ОН МНЕ СНИЛСЯ

Он мне снился призраком долгие года,

Я ждала избранника, я ждала всегда,

Я не видя помнила, верила в него,

Не могла не слушаться сердца моего.

Светлая, холодная, думала всегда,

Как о Солнце думает подо льдом вода.

Он смутил мне девичьи тающие сны,

Он дышал мне воздухом лета и весны.

И пришел неведомый, близко стал ко мне,

Я была как облачко в солнечном огне.

Он взглянул так пристально, он вздохнул едва,

Говорил мне ласково стыдные слова.

Я не видя помнила, светлого, его,

И душа не вспомнила больше ничего.

Чем при нем исполнилась вся душа моя,

Что он сделал с девушкой – ах, не знаю я!

РОЗА-ШИПОВНИК

Загадка

Цветы ангельские,

Когти дьявольские,

Уж не древо ли райское ты?

Древле данное нам,

И отобранное,

Чтоб нам жаждать всегда Красоты?

Верно, это и есть

Изъясненье того,

Что все женщины любят тебя?

Цветы ангельские,

Когти дьявольские

Тянут к нам, нас любя, нас любя!

ЮНОЙ КУБАНКЕ

Когда я близ тебя, мне чудится Египет,

Вот ночи Африки звездятся в вышине.

Так предвещательно и так тревожно мне,

Фиал любви еще не выпит.

Еще касался я так мало черных глаз,

И ночь твоих волос я разметать не смею.

Я дам тебе века, царица, будь моею,

Смотри, Вселенная – для нас!

ТЫ ДАЛЕКО

Ты далеко, но говоришь со мной,

В чужих краях, но мы с тобою близки.

Так не сумеет, в час ночной,

Араб быть близким к одалиске.

Цветочный сон! Кто там идет, спеша?

Какая мысль меня сейчас волнует!

Твоя освобожденная душа

Меня целует.

МУХА

Загадка

Легко порхает,

Сама не знает,

Куда летит, зачем живет.

Звенит для слуха,

Всегда старуха,

Всегда ей первый для жизни год.

Легко порхает,

Жужжит, не знает,

Что так внимал ей – Фараон.

И будет виться,

И так кружиться

На тризне крайней – всех, всех времен.

СОЛНЕЧНИК

Июнь, Июль, и Август – три месяца мои,

Я в пьянственности Солнца, среди родной семьи.

Среди стеблей, деревьев, колосьев, и цветов,

В незнания полнейшем, что есть возможность льдов.

В прозрачности Апреля, влюбленный в ласки Лель,

Для песни сладкогласной измыслил я свирель.

Я с Ладой забавлялся во весь цветистый Май,

К Июньским изумрудам ушел – я спел: «Прощай».

И Лада затерялась, но долго меж ветвей

Кукушка куковала о нежности моей.

Но жалобы – в возвратность вернут ли беглеца?

И жаворонки Солнца звенели без конца.

Заслушавшись их песен, Июнь я промечтал,

Очнулся лишь, заметив какой-то цветик ал.

Гляжу – ну, да, гвоздики Июльские цветут,

Багряностью покрылся Июньский изумруд.

И меж колосьев желтых зарделись огоньки,

То пламенные маки, и с ними васильки.

Тепло так было, жарко, высок был небосвод.

Ну, кто это сказал мне, что есть на свете лед?

Не может быть, безумно, о, цветики, зачем?

В цветеньи и влюбленьи так лучезарно всем.

Цветет Земля и Небо, поет Любовь, горя,

И я с своей свирелью дождался Сентября.

Он золотом венчает, качает он листы,

Качая, расцвечает, баюкает мечты.

И спать мне захотелось, альков мой – небосклон,

Я тихо погружаюсь в свой золотистый сон.

Как девушки снимают пред сном цветистость бус,

Я цветиков касаюсь: «Я снова к вам вернусь».

Июнь, Июль, и Август, я в сладком забытьи.

Прощайте – до Апреля – любимые мои.

ИСКРА

Искры малой, но горящей

Ты не угашай: —

Может, вспыхнет свет блестящий,

Разгорится целый Рай.

Весь ведь Мир наш создан, звездный,

Просто так, из Ничего.

Так смотри, не будь морозной,

Свет хорош, люби его.

КУПАЛЬНИЦЫ

Кто был Иван Купала,

Я многих вопрошала,

Но люди знают мало,

И как тому помочь.

Кто был он, мне безвестно,

Но жил он здесь телесно,

И если сердцу тесно,

Иди на волю, в ночь.

О, в полночь на Ивана

Купалу сердце пьяно,

Душе тут нет изъяна,

А прибыль красоты.

Живым в ту ночь не спится,

И клад им золотится,

И папорот звездится,

Горят, змеясь, цветы.

Мы девушки с глазами,

Горящими как в храме,

Мы с жадными губами,

С волнистостью волос.

Дома покинув наши,

В лесу мы вдвое краше,

Цветы раскрыли чаши,

И сердце в нас зажглось.

По чаще мы блуждали,

Как дети, без печали,

Мы травы собирали,

И был душист их рой.

В стихийном очищеньи,

И в огненном крещеньи,

Пропели мы в смущеньи

Напев заветный свой.

Ту песнь с напевом пьяным

Припоминать нельзя нам,

Да будет скрыт туманом

Тот свет, что светит раз.

Но мы, как травы, знаем,

Чем ум мы опьяняем,

И каждый бредит раем

При виде наших глаз.

ХВАЛИТЕ

Хвалите, хвалите, хвалите, хвалите,

Безумно любите, хвалите Любовь,

Ты, сердце, сплети всепротяжные нити,

Крути златоцветность – и вновь,

От сердца до сердца, до Моря, до Солнца, от Солнца до мглы

отдаленнейших звезд,

Сплетенья влияний, воздушные струны, протяжность

хоралов, ритмический мост,

Из точки – планеты, из искры – пожары,

Цветы и расцветы, ответные чары,

Круги за кругами, и снова, и вновь,

То выше, то ниже, качаясь, встречаясь,

И то расходясь, то опять возвращаясь,

Свечась, расцвечаясь, поющая кровь

Всемирно проводит путистые нити,

Хвалите же Вечность, любите, хвалите,

Хвалите, хвалите, хвалите Любовь.

ПРЕЛОМЛЕНИЕ

ПРЕЛОМЛЕНЬЕДНЯ

Во мне стихи поют – на преломленьи дня,

Когда блестящий Шар начнет к морям спускаться.

Тогда стихи звучат, преследуют меня,

Как пчелы летние, жужжат, звенят, роятся.

О, полнопевный рой! Сюда ко мне, сюда!

Готово место вам, гирлянды строк крылатых.

Уже зенит пройден, светлей в морях вода,

Уже надмирный Диск скользит в воздушных скатах.

Вот новый улей вам, любовники цветов,

Устройте соты здесь всем множеством бессонным.

Чтоб в зимних сумерках, под дикий свист ветров,

Я усладиться мог тем медом благовонным.

ТЕРЕМ МИРА

Каждый цветок есть цветистая планета,

Каждое растенье – зеленая звезда,

В горницах зимних Весны нянчат Лето,

Горы – неземные, хоть земные – города.

Тучи – узоры водных размышлений,

Облачко – греза лунного луча,

Терем нам дивный дал Вселенский Гений,

Только от двери не дал нам ключа.

РОДНОЕ

Аллеи рек. Зеркальности озер.

Хрустальный ключ. Безгласные затоны.

Живая сказка, страшный темный бор.

Его вершин немолкнущие звоны.

Воздушность ив. Цветы родных полей.

Апрельский сон с его улыбкой Маю.

Я целый мир прошел в мельканьи дней,

Но лучше вас я ничего не знаю.

БЫЛО – БУДЕТ

1

У Осени в саду, по золотым аллеям,

Мечтая, я бродил, в сияньи Сентября.

Я видел призраки, подобные камеям,

На них светила мне вечерняя заря.

Они мне нравились, их четкий профиль, взоры,

Гармония всех черт, спокойствие мечты.

И к ним так стройно шли все краски, все узоры,

В воздушность кружева сплетенные листы.

Но счастья не было. Была одна умильность.

Красиво, но на всем бесстрастия печать.

У Осени в саду – зеркальная могильность.

И стали шопоты мне душу вопрошать.

«Когда ты счастлив был?» шепнул мне лист, спадая.

«Когда ты счастлив был?» спросила Тишина.

«Иди за мной! За мной!» шепнула, улетая,

Виденьем бывшая и в Осени, Весна.

«Я счастлив был, когда ты был слегка зеленым».

Промолвил я листу. И молвил Тишине: —

«Я счастлив был, когда скользил по светлым склонам

Моих безумств. Прощай!» И я ушел к Весне.

«Был ли счастлив ты когда?»

Забурлив, заговорила

Мне разливная вода.

«Был ли счастлив ты когда?»

«Было, было, было, было».

Прожурчали мне ручьи: —

«Жил ли ты когда, ликуя?»

«– Посмотри в глаза мои.

Знаю, знаю, в забытьи,

Знаю сладость поцелуя».

Все шепнуло мне смеясь: —

«Будет снова, если было.

Не обманывай лишь нас».

И вскричал я: «В добрый час».

«Было, было, было, было».

ДРАМЫ МИРА

Все драмы мира – на любви,

Или с любовью слиты,

Всех скальдов мира позови,

И скажут: – Песнь живет в крови,

В сердцах, что страстью взрыты. —

И если нежно я пою,

Мой друг, не веруй чуду.

Я просто в строки алость лью,

Мой друг, чужую и свою: —

Я скальд, и скальдом буду.

ГОРОД

Сколько в Городе дверей, – вы подумали об этом?

Сколько окон в высоте по ночам змеится светом!

Сколько зданий есть иных, тяжких, мрачных, непреклонных,

Однодверчатых громад, ослепленно-безоконных.

Склады множества вещей, в жизни будто бы полезных.

Убиение души – ликом стен, преград железных.

Удавление сердец – наклоненными над нами

Натесненьями камней, этажами, этажами.

Семиярусность гробов. Ты проходишь коридором.

Пред враждебностью дверей ты скользишь смущенным вором.

Потому что ты один. Потому что камни дышат.

А задверные сердца каменеют и не слышат.

Повернется в дырке ключ – постучи – увидишь ясно,

Как способно быть лицо безподходно-безучастно.

Ты послушай, как шаги засмеялись в коридоре.

Здесь живые – сапоги, и безжизненность – во взоре.

Замыкайся уж и ты, и дыши дыханьем Дома.

Будет впредь и для тебя тайна комнаты знакома.

Стены летопись ведут, и о петлях повествуют.

Окна – дьяволов глаза. Окна ночи ждут. Колдуют.

У МОРЯ

Мы зависим от дней и ночей,

От вещей, от людей, и погоды.

Мы в разлуке с душою своей,

С ней не видимся долгие годы.

Мы бряцаем металлом цепей,

Мы заходим под темные своды.

Мы из целой Природы, из всей,

Взяли рабство, не взявши свободы.

Но приди лишь на влажный песок,

Освеженный морскими волнами.

Посмотри, как простор здесь широк,

Как бездонно здесь Небо над нами.

Лишь услышь, чуть подслушай намек,

Набаюканный сердцу морями, —

Ты как дух, ты окончил свой срок,

Ты как дух над безбрежными снами.

В многопевности сказок морских,

В бестелесности призрачной Влаги,

Где испод изначальностей тих,

Ни для чьей не доступен отваги, —

В отрешеньи от шумов людских,

Как мы смелы здесь, вольны, и наги.

Ты здесь первый несозданный стих,

Из еще нерассказанной саги.

МОРСКОЕ

Глыбы отдельные скал, округленные ласкою волн.

Влажность, на миг, голышей от волны, каждый миг

набегающей.

Утлый, забытый, разбитый, но все не распавшийся челн.

Белые чайки на гребне, над зыбью, тех чаек качающей.

Светлые дали воды, уводящие в сказочность взор.

Волны, идущие к нам, но как будто бы нас уносящие.

Шелесты, шорох песков, кругозорный, безмерный простор.

Зовы, узывы, напевы, пьянящие, странно манящие.

ПТИЦЫ

Я сейчас летаю низко над землей,

Дух забот вседневных виснет надо мной.

Можно ль быть свободным огненным орлом,

Если ты притянут этим тусклым днем?

Можно ль альбатросом ведать ширь морей,

Если ты окован тесностью своей?

Можно, о, возможно кондором летать,

Если отрешенно будешь ты мечтать.

Можно, быть возможно птицею Стратим,

Раз ты в высших числах, с Солнцем, только с ним.

ПУТЬ

Какой же путь, какой же путь

Еще найти ты сможешь?

Быть может, есть он где-нибудь?

И как сумеешь ты вздохнуть,

И как себе поможешь?

В конце концов – лишь путь цветка,

Лишь путь ребенка, птицы,

Меж трав полночных – светляка,

Свирельных струй издалека,

Узорчатой зарницы.

СЧАСТЛИВ...

I ten szcz^sliwy, kto padt wsrod zawodu...

Ad. Mickiemcz2

Счастлив, кто в бег упал,

В беге до цели.

Так белою пеной увенчанный вал

Рассыпается в радостном хмеле.

Счастлив, кто счастье узнал устремления к цели.

Вал разбежался, хмельной,

Кружевом белым.

Прекрасен, кто к жизни рожден глубиной,

И к безвестным стремится пределам.

Счастлив, кто счастье узнал быть в стремлении смелом.

МОРСКИЕ РОЗЫ

Морские розы – розы белые,

Они цветут во время бурь,

Когда валы освирепелые

Морскую мучают лазурь.

И бьют ее, взметают с грохотом,

И возмущают ревом гроз,

И возрощают с мертвым хохотом

Мгновенность пышных белых роз.

ПТИЦА МЕСТИ

Если ты врага имеешь,

Раз захочешь, так убей,

Если можешь, если смеешь?

Угоди душе своей.

Но заметь, что в крови красной —

Волхвованье: из нее,

Только брызнет, дух неясный

Воскрылится – птицей – властной

Изменить в тебе – твое.

Эта птица, вкруг могилы

Умерщвленного врага,

Будет виться, станешь хилый,

Жизнь не будет дорога.

Труп сокроют, труп схоронят,

Птица будет петь и петь,

Крик ее в тебе застонет,

Ты пойдешь, она нагонит,

Месть заставит – умереть.

ЛИТОВСКАЯ ПЕСНЯ

Пой, сестра, ну, пой, сестрица.

Почему ж ты не поешь?

Раньше ты была как птица.

– То, что было, не тревожь.

Как мне петь? Как быть веселой

В малом садике беда,

С корнем вырван куст тяжелый,

Роз не будет никогда. —

То не ветер ли повеял?

Не Перкун ли прогремел? —

– Ветер? Нет, он легким реял.

Бог Перкун? Он добр, хоть смел.

Это люди, люди с Моря

Растоптали садик мой.

Мир девический позоря,

Меж цветов прошли чумой.

Разорили,исказнили

Алый цвет и белый цвет.

Было много роз и лилий,

Много было, больше нет.

Я сама, как ночь с ночами,

С вечным трепетом души,

Еле скрылась под ветвями

Ивы, плачущей в тиши.

ЗАРЯ

Королева Каралуни,

Над полянами Литвы,

Плачет в месяце Июне,

Плачет с ней листок травы.

А в пределах Норги Фрея

Плачет, глянув на утес,

И болотная лилея

След хранит златистых слез.

И по всем-то странам разно

Плачет нежная Заря,

То жемчужно, то алмазно,

То в сияньях янтаря.

То на быстром Светлогривом,

Приносящем день, коне,

Пролетит она по нивам,

И дрожит слеза в огне.

А порою эта грива

Вся от инея бела,

Поглядишь – и как красиво,

Вон, роса везде легла.

Отчего же это плачет

При начале дня Заря?

Конь ее зачем так скачет?

Это все ужели зря?

Я не знаю. Полагаю,

Тут ничем нельзя помочь.

Ибо Ад привержен к Раю,

И за Днем приходит Ночь.

ЖАЛОБА К ЦВЕТКУ

Цветок, цветок, ты весь – глазок,

Ты весь – красивый глаз.

А мы глядим и вечно спим,

И видит ли кто нас?

Цветок, цветок, ты весь – есть слух,

Ты весь – любовь, уста,

Ты – нежность губ, ты – мысль, ты – дух.

А нам – лишь темнота?

Цветок в росе, ты – нежный глаз,

Твою росу мы пьем.

А наших глаз немой алмаз

Оберет ли кто потом?

ВЛЮБЛЕННОСТЬ

Кто влюблен, тот очарован,

Зачарован, опьянен,

Он не девой заколдован,

Нет, не той, в кого влюблен.

Он пленен не той желанной,

Чьим губам пьянить дано,

Не доступной, не обманной

Сердце с сердцем сплетено.

Мы приходим, мы уходим,

Говорим, и молча ждем,

Мы на Землю Небо сводим,

Мы идем своим путем.

Мы крылатым вьемся змеем,

Мы ползем в пыли змеей,

Но в своем мы не умеем

Сон лелеять вправду свой.

Мы зрачки пьяним зрачками,

Всей душой в глаза глядим,

Но не нами, о, не нами

Создан звездный Серафим.

Серафим? Быть может, Дьявол?

Кто-то есть в нас, в нашем Мы.

Бывший в Море – в Бездне плавал,

Но не смерил этим Тьмы.

ВЕРОЛОМНЫЙ

То, что я отшвырнул с облегчением,

Ты бы принял с великим желанием.

Но, когда засмеялся я пением,

Разразился ты диким рыданием.

А она? Тем рыданьем напугана?

Этой силой страдания темного?

Или тем, что беспечным поругана,

Что любила она вероломного?

Вероломны лишь те, что с красивыми

Смеют – цепкою мглой быть объятыми.

Я как ветер промчался над нивами,

Вам – быть смятыми ветром, и сжатыми.

ИЗМЕНА БЕЗ ИЗМЕННИКА

О, нет, я не изменник,

Красивые мои.

Я был вам верный пленник,

Я ваш был, в забытьи.

Но, ежели с царицей

Я был и царь и раб,

Лечу я вольной птицей

Из царства скользких жаб.

Я был бы вечный пленник,

Всегда б склонялся ниц,

Но медлит лишь изменник

Средь измененных лиц.

Но медлит лишь бессильный

В окованности дней,

Где путь простерся пыльный,

Где больше нет стеблей.

Я никогда не ленник

Нецарственных цариц.

И нет, я не изменник,

Я птица между птиц.

ТЕРЕМНЫЙ УМ

Тесный женский ум живет вечно в терему,

Как ему не скучно там, право, не пойму.

Я привольная волна, весь свой день бежал,

А коль берег наступил, умер пенный вал.

Тесный женский ум, проснись, есть восторг ума,

При котором хороши даже терема.

Ты, проснувшись, в яви спи, встанет вал светло,

Заблестит в твоем окне, как огонь, стекло.

Тесный женский ум, люби, есть восторг ума,

При котором хороши даже терема.

ОХОТНИК

Я охотник, я стрелок,

Я в пути, и путь далек.

Долго я в лесу плутал.

Полон мой ягдташ. Устал.

Отдохни, мое ружье.

Птица там? Оставь ее.

Звери там? Не тронь их рой.

Пусть живут. Иди домой.

Ты болото миновал.

Выпей в честь трясин бокал.

И в трясинах есть краса,

Травы, жизни, голоса.

Не запутал ты души

В чаще, в стонущей глуши.

Там нашел – чего искал.

Выпей в честь глуши бокал.

Дев лесных заслыша зов.

Не свалился в скользкий ров.

Похвала бесовским рвам,

Зорок глаз мой, слава вам.

Я натешился вполне.

Путь далек, но видно мне.

Верен был курок ружья.

Лес, прощай. Есть дом – и я.

ДВОЙСТВЕННЫЙ ЧАС

В вечерней ясности молчанья

Какое тайное влиянье

Влечет мой дух в иной предел?

То час прощанья и свиданья.

То ангел звуков пролетел.

Весь гул оконченного пира

Отобразила арфа-лира

Преображенных облаков.

В душе существ, и в безднах Мира,

Качнулись сонмы тайных слов.

И свет со тьмой, и тьма со светом

Слились, как слита осень с летом,

Как слита с воздухом вода.

И в высоте, немым приветом.

Зажглась Вечерняя Звезда.

ТРИ КОНЯ

На трех конях Властитель Солнца

Свершает выезд в Иванов день.

И конь один красней червонца,

И конь другой есть конь-игрень.

И третий конь весь белый, белый,

Как будто вылит из серебра.

Властитель Солнца, светлый, смелый,

Свершает выезд. – «В путь. Пора».

Но чуть доедет до зенита,

Конь златокрасный горит – и пал.

Властитель Дня хлестнет сердито

Тех двух – и дальше поскакал.

И конь-игрень он тоже красный,

Но с белой гривой, о, с белой он.

Он мчит, бежит, играет, страстный,

И пал, и пал на небосклон.

У бога Солнца сердце сжато,

Ему лишь белый остался конь.

На склонах яркого заката

Горит пурпуровый огонь.

И виден в тучах белоснежных

Конь смертно-бледный из серебра.

Властитель Солнца, в снах безбрежных,

Свершает путь. – «Домой. Пора».

ОЖЕРЕЛЬЕ

СТЕБЕЛЬ ПРИДОРОЖНЫЙ

Тонкий колос нив не наших,

Стебель придорожный, —

Словно пил в нездешних чашах,

Чар Египетских отведал, здесь тебя взр

:тивший, гений,

Бестревожный, —

Так утонченно-спокойный, между дремлющих растений,

Истонченный, нежно-стройный, вознесенный в мир видений,

Ты стоишь, в воздушной грезе, на краю большой дороги,

Как созданье сновидений,

Как Египетские боги.

ЧЕРВОННЫЕ СВЯТКИ

Святая Неделя, Червонные Святки,

Тут Солнце – в веселии нашем сполна,

Дарит нам сиянье свое без оглядки,

А Ночи вещает, мол, ты не нужна.

Во все продолженье Пасхальной седмицы,

Как Солнце взошло, так не хочет зайти,

И долго поют нам полдневные птицы,

И долго хотят нам все травы цвести.

ЗОЛОТАЯ ПАРЧА

Золота парча развивается.

Святочная песня

Золотая парча развивается,

Кто-то в путь в дорогу сбирается.

Это мать ли моя, или милая?

Иль чужая старуха унылая?

Золотая парча развивается,

Путь-дорога в леса означается.

То не милая, нет, не старуха, не мать,

Не хотят они в мире, не могут гулять.

Золотая парча развивается,

Заколдованный замок вздымается.

Это мысли мои, это вольность мечты,

Ей доступны пути Красоты.

БОЖЬЯ

Спросил я весеннюю божью коровку:

Зачем одеваешься в красную кровку?

Наряд у сестренки твоей – золотой.

Но малая божья рубинка молчала,

И двигала крылья, и их расцвечала,

Раскрыла – и прочь от вопросов, домой.

ЗЕЛЕНЫЙ, КРАСНЫЙ, ЧЕРНЫЙ

Зеленый, красный, черный цвет

Литовцы разно чтили.

В зеленом видели расцвет,

Блаженство изобилий.

В гореньи красного – войну,

А в черном – ведьму злую.

Что сонмы душ ведет ко сну

Чрез язву моровую.

Я весь весна – ведь я поэт,

И я война – я ранен,

Но в трех цветах лишь черный цвет,

Мне черный цвет желанен.

ТРИ КАМНЯ

«Я их люблю обеих»,

С тоскою я сказал.

«Я их люблю обеих».

«– Твой ум запутан в змеях»,

Сказал мне Камень Ал.

«Но выбрать не могу я,

Хотя бы я посмел.

Но выбрать не могу я».

«– Тогда умри, тоскуя»,

Сказал мне Камень Бел.

«Нет, мир мне – в двух врагинях.

Два мира в них святынь,

Весь мир мне в двух врагинях».

«– Тогда живи в пустынях»,

Сказал мне Камень Синь.

МОЛИТВА КЛУНЕ

О, Луна, ты, взошедшая желтой и дымной над нами,

Посребрившая после свой вечно-колдующий круг,

Ты рождаешь те звоны, которые слышим глазами.

Будь мне друг.

Я из верных твоих, из влюбленных, в любви бледнолицых,

Я подругу свою потерял за чертою пустынь,

Где-то там, где-то там. Ты ее на туманных границах

Не покинь.

Мы сейчас – под тобой. Мы блуждаем и молимся розно.

Мой звенящий призыв ты в ней чарами света зажги.

Приведи же ее. О, скорее! Покуда не поздно.

Помоги.

ТАЙНА ЖЕМЧУГОВ

Если б ложью было то,

Что Морской есть Царь с Царевной,

В них не верил бы никто,

Не возник бы мир напевный.

Мы, однако же, поем,

Мы о них слагаем сказки.

Отчего? На дне морском

Мы изведали их ласки.

Много разных есть морей,

Но в морях одна Царевна.

Кто хоть раз предстал пред ней,

Речь того навек напевна.

Но красивей всех поет

Тот, кто знал уста Прекрасной.

Только вот который год

Нет нам песни полногласной.

Может, кто-то в глубине

Слишком сильно полюбился?

Мы помолимся Луне,

Чтоб тайфун до бездны взрылся.

Чтоб до наших берегов

Кинул милого от милой.

Чтоб глубинных жемчугов

Нам он бросил с гордой силой.

И рыдали бы в струне,

Ослепительно-напевны

Сон увиденной во сне,

Стоны страсти в глубине,

Крик покинутой Царевны.

НЕ ВЕРНУВШИЙСЯ

«Я вернусь к вам потом. Я вернусь к вам

с Царевной»

Так молил я своих на своем корабле.

«Отпустите меня». – Но с угрюмостью гневной

Мне твердили они о добре и о зле.

Упадала в мой слух их ворчня однозвучно, —

«Что ж, мы будем здесь слушать морской этот

гул?»

И мне стало меж ними так скучно, так скучно,

Что я прыг с корабля их, и вот, утонул.

О, счастливый прыжок! Ты навеки избавил

Человека Земли, но с морского душой.

В тесноте корабля я своих там оставил,

И с тобой я, Морская Царевна, я твой.

День и ночь хороводы нам водят ундины,

Аметисты в глазах у Морского Царя,

Головой он тряхнет, – и иные картины,

Утро нашей Земли, дней последних Заря.

Сказки рыбок морских так безгласно-напевны,

Точно души проходят, дрожа по струнам.

И мечтать на груди у тебя, у Царевны, —

О, товарищи дней, не вернуться мне к вам!

Я вам честно солгал, не зовите изменным,

Но настолько все странно в морской глубине,

Так желанно все здесь, в этом мире безпенном,

Что не нужно объятия братского мне.

Да и вам не понять, верховзорным, оттуда,

Как узывны здесь краски и сны и цветы. —

О, Царевна морей, им ты чуждое чудо,

Мне же там только мир, где глубины и ты.

ЗАКЛЯТЫЕ

«– Царевич, Царевич, ты спишь?»

«– Проснуться нельзя мне, Царевна».

И снова жестокая тишь,

Лишь вьюга проносится гневно.

Безумствует там, за окном,

Пред сказочно-древним чертогом,

Где призраки скованы сном,

Где дверь замерла над порогом.

Семь страшных ночей круговых,

Как семь жерновов онемелых,

Сложились в колдующий стих,

Над миром безгласностей белых.

Решили они задавить

Возможность листков и расцвета.

Прядется и крутится нить,

И может лишь грезится лето.

Зловещие пряхи ворчат,

Их прялки рождают метели.

Молчат, неживые, молчат

Листы в их сковавшей постели.

А в древнем чертоге, вдвоем,

Царевич с Царевной заснули,

И грезят, овеяны сном,

О страстном, о жарком Июле.

Как будто в глубокой воде,

В их мыслях светло и печально.

Цветок наклонился к звезде,

Глубинность ответа зеркальна.

И только порою, порой,

Как будто бы луч улыбнется.

И сонная с сонной душой

В вопросе-ответе сольется.

«– Ты спишь, мой Царевич?» – «Я сплю».

Тень слов возникает напевно.

«– Я сплю, но тебя я люблю».

«– Я жду», отвечает Царевна.

ОПРОКИНУТЫЙ КУБОК

В разгаре веселий,

Что с дымом печалей, —

В снежистости далей,

Где пляшет бурун, —

Средь пышности елей,

Меж призраков сосен,

В предчувствии весен,

В дрожаниях струн,

Не вешних, не здешних,

Не здешних, не вешних,

В мельканиях струн,

Закрутивших бурун, —

Я мглою был скован,

Тоской зачарован,

Я, нежный, и в нежности – злой,

Я, гений свирелей,

Я, утро апрелей,

Был сжат сребро-льдяною мглой, —

Вдруг кто-то раздвинул,

Меж снежных постелей,

Застывшие пологи льдов,

И ты опрокинул

Мой дом из снегов,

И ты опрокинул

Тот кубок метелей,

И струны запели о счастии снов,

И сны засмеялись в расцветах апрелей,

В расцветах, во взорах,

И в звонах, в которых

Весь мир засверкал, так чарующе-нов.

ЗАКЛИНАНИЕ СТИХИЙ

Царь-Огонь, Царевич-Ветер, и Вода-Царица,

Сестры-Звезды, Солнце, Месяц, Девушка-Зарница,

Лес Зеленый, Камень Синий, Цветик Голубой.

Мир Красивый, Мир Созвездный, весь мой дух с тобой.

Жги, Огонь. Вода, обрызгай. Ветер, дунь морозом.

Солнце, Месяц, Звезды, дайте разыграться грозам.

Чтобы Девушка-Зарница, с грезой голубой,

Вспыхнув Молнией, явилась для меня судьбой.

ЗАВЕРШЕННОСТЬ

Ты верила мне как Богу,

Ты меня любила как мир, —

И я на великую вышел дорогу,

И лира моя полнозвучней всех лир!

Я был для тебя наслажденье,

Какого другого нет, —

И песен моих не скудеет рожденье,

И песни мои суть напевы побед!

Я был для тебя страданье,

И ты любила его, —

Я знаю, что в мыслях творцов мирозданья,

Я знаю, что значит быть Всем для всего!

ЗАПОРОЖСКАЯ ДРУЖИНА

Запорожская дружина дней былых была прекрасна,

В ней товарищи носились за врагами по степям.

Не жалели, не смущались, и одно им было ясно:

Это небо – наше небо, эти степи – служат нам.

И, сменивши клики брани на безумие попойки,

Братским смехом запорожцы озаряли светлый час.

И по степи точно мчались чьи-то бешеные тройки,