Текст книги "Том 3. Зеленый вертоград. Птицы в воздухе. Хоровод времен. Белый зодчий "

Автор книги: Константин Бальмонт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Это отзвуки веселья колдовали там для нас.

Колдовали и звенели. Напевали: Время минет.

Замолчат курганы наши. Будем в ветре мы как пыль.

Но в потомках наша память да не меркнет, да не стынет, —

Слышу, деды-запорожцы, мне звенит о вас ковыль.

Запорожская дружина нас, познавших силу света,

Нас, чей гордый лозунг – утро вечно-юного лица,

Да пребудет неизменной, как звенящий стих Поэта,

Да пребудет полновластной, как победный клик Певца.

ЗВУК ИЗ ТАИНСТВ

Цветок есть расцветшее пламя, Человек – говорящий огонь,

Движение мысли есть радость всемирных и вечных погонь.

И взглянем ли мы на созвездья, расслышим ли говоры струй,

Мы знаем, не знать мы не можем, что это один поцелуй.

И струн ли рукой мы коснемся, чтоб сделать певучим наш

пир,

Мы песней своей отзовемся на песню, чье имя есть Мир.

И кто бы ты ни был, напрасно – цветка ль, Человека ль —

не тронь:

Цветок есть расцветшее пламя, Человек – говорящий огонь.

ОСТРОВ

Остров сделай из себя,

Остров голубой.

И мгновенье не дробя,

Будь самим собой.

Мир людей – толпа акул,

Это – вражий стан.

Вбрось свой разум в мерный гул,

Слушай Океан.

Помни: даже и Потоп

Бережет ковчег.

Жизнь людей – безмерный гроб,

Стань на тихий брег.

Меж тобою и людьми

Пусть поют моря.

Эту долю ты возьми,

С Богом говоря.

Не покинет луч тебя,

Будет сон с тобой.

Остров сделай из себя,

Остров голубой.

СЛОВО О СУДЬБЕ

На чистое поле, под ясное Небо, под черное облако встань,

На красное Солнце, на Месяц двурогий, на звезды высокие

глянь.

Под Солнцем под красным есть синее Море, и ладанный

камень на нем,

И Божия церковь на ладанном камне, где служба и ночью,

и днем.

Ты выбери поле, иль выбери Небо, иль выбери Море себе,

Но, выбрав, люби их, но, выбрав, служи им, и верь той

отдельной судьбе.

Ты Солнце увидишь не так, как другие, войдешь в много

звездный ты храм,

И будешь ты видеть, как днем там и ночью лазурный встает

фимиам.

ОБЛАЧНАЯ ЛЕСТНИЦА

Если хочешь в край войти вечно-золотой,

Облачную лестницу нужно сплесть мечтой,

Облачные лестницы нас ведут туда,

Где во сне бываем мы только иногда.

А и спать не нужно нам, лишь возьми росу,

Окропи вечернюю света полосу,

И, скрепивши облачко месячным лучом,

В путь иди, не думая больше ни о чем.

ПРАЗДНИК НЕБА

Солнце перстень золотой

Нам неведомого Бога.

Солнце светит над Водой,

Солнце гаснет за чертой

Предвечернего чертога.

Предвечерняя Луна

Серебристое запястье.

О, Луна, ты нам дана

Для узывчивого сна

Змеевого сладострастья.

Змеевидный Млечный Путь

Мировое ожерелье.

Если мы когда-нибудь

Захотим сполна уснуть,

Там проснемся для веселья.

Звезды весело горят,

Вечен праздник изумруда.

В них опалы нежно спят,

В них рубины точат яд.

Праздник Неба – вечность Чуда.

РУНЫ ночи

ПОШУТИТ...

Пошутит Водяной – измочит,

Пошутит Леший – закружит,

Русалка шутит – защекочет,

Пошутить Ночь – заворожит.

РУНЫ НОЧИ

Руны Ночи прочитав,

Струны грома разобрав,

Я блуждаю, и сбираю на болотах стебли трав.

В этих травах тонкий яд,

Самоцветности горят,

В них глубокий, змееокий, нелюдской, берущий взгляд.

Эти травы я сожму,

Выпью яд, и выпью тьму,

Кто б ты ни был подходящий, знай, что я тебя возьму.

Нас погонят по пятам

Руны Ночи в черный храм,

Струны грома, гряньте бурю, душу Дьяволу отдам.

ЗМЕИНАЯ СВЕЧА

Литовцы отметили, в давних веках

Великую тайну в двух вещих строках,

Что в треньи времен не сотрутся:

«Змеиную если зажжешь ты свечу,

Все змеи сберутся».

Что в этих строках, я о том умолчу,

Лишь мудро о них вспоминая.

Час вещий теперь. Я свечусь и лечу,

Как птица ночная,

Как птица, быть может, не птица, змея

Крылатая, зыбко-двойная,

На свет, на лесную свечу поспешая

В безвестность, где змеи, где царствует – Я.

ПЕРЕБРОШЕННЫЕ ЗВЕНЬЯ

Что держит Землю? Что? – Вода.

Что держит Воду? – Камень грозный.

Что держит Камень, дни, года,

Что держит Мир окружно-звездный?

Четыре мощные Кита.

На чем они, Киты златые?

Их вечно держит Красота,

Огня теченья молодые.

А что же держит тот Огонь?

Другой Огонь, его две части.

А дальше? – Более не тронь.

Не тронь. Сгоришь!

ЗАКЛИНАНЬЕ ВОДЫ И ОГНЯ

Я свет зажгу, я свет зажгу,

На этом берегу.

Иди тихонько.

Следи, на камне есть вода.

Иди со мной, с огнем, туда,

На белом камне есть вода.

Иди тихонько.

Рука с рукой, рука с рукой.

Здесь кто-то есть другой.

Иди тихонько.

Тот кто-то, может, слышит нас.

Следи, чтоб свет наш не погас,

Чтобы вода не пролилась.

Иди тихонько.

Мы свет несем, мы свет несем.

Рабы нам Ночь со Днем.

Иди тихонько.

Следи, рука с рукой тверда,

На белом камне есть вода,

Свети, идем с огнем туда.

Иди тихонько.

ХВОЯ

Это не дерево, нет, это храм,

Это молельня лесная.

Струйно смолистый дрожит фимиам,

Душу к молитвам склоняя.

Молча бессменный горит изумруд

В этой вознесшейся хвое.

Сердце, утихни, быть радостно тут

В благоговейном покое.

«А те просветы меж ветвей?»

Она, вздохнув, сказала,

И на мерцания очей

Как будто указала.

«О, те мерцания очей,

Замысливших иное!»

Так чей же сон, о чей, о чей

В той недостижной хвое!

ЗАКЛЯТИЕ МЕСЯЦА

Месяц, Месяц, где ты был?

На том свете я ходил.

Озаритель облаков,

Что ты видел? – Мертвецов.

Много ль их? – Безмерный ряд.

Что там делают? – Все спят.

Месяц, Месяц, где ты был?

Я над Морем синим плыл.

Что ты видел на волнах?

Тело мертвое и страх.

Месяц, Месяц, где ты был?

В вековечной смене сил.

Что ты видишь без конца?

И тебя, как мертвеца.

ЗАЧАРОВАНИЕ

От вещи, во тьме проходящей,

Змеиности, тайно скользящей,

Всевышний, меня сохрани,

Зловражеской силе молчащей

Скажи: «Зачаруйся. Усни».

Чтоб глаз тех, враждебных, но спящих,

И тускло, и лунно глядящих,

Я тайную повесть прочел,

И в жадных пугающих чащах

Нашел зачарованный дол.

Чтоб тем же путем, но обратным,

И с новым цветком, ароматным,

Прошел я в законченный час,

С волненьем лишь сердцу понятным,

Близь лунно-мерцающих глаз.

СЛОВО К ТРЕМ ПТИЦАМ

На крутой горе есть дуб,

Волк на нем сломил бы зуб,

Столь он крепкий, столь тугой,

Этот дуб сторожевой.

А на дубе том, смотри,

Птицы медные, их три,

Светят в радугах росы

Золоченые носы.

Этот дуб они клюют,

Денно, нощно, клювом бьют,

Так им нужно, говорят,

Золоченый клюв острят.

Вы не бейте, Птицы, дуб,

Дух людской не меньше груб,

Тверд и жесток дух людской,

Может, вдвое он тугой.

Может, в тысячу он раз

Будет пробою для вас,

Заострив, придаст красы

В золоченые носы.

Вы попробуйте на нем

Клюв свой ночью, клюв свой днем,

Птицы медные, скорей,

Клювом, клювом, в мозг людей.

СЛОВО ОТ ЗМЕЙ

Много есть на Небе разнствующих звезд,

Светят, не просветят весь земной туман.

На реке Смородине, калиновый там мост,

На мосту калиновом, дуб стоит Мильян.

А в дубе том в дуплистом – змеиный гроб,

А в том гробу сокрытом – змеиный зуб и яд.

Змеиная утроба жаднее всех утроб,

Всех взглядов обманнее – змеиный взгляд.

Узоры я расчислил разнствующих звезд,

Выследил туман я, знаю нрав я змей,

Дуб-Мильян известен мне, знаю красный мост,

Зуб змеи – на яд змеи, яд, уйди скорей.

Прочь, змея подводная,

Скройся, подколодная,

Лесовая,

Межевая,

Домовая,

Гноевая,

Злая, злая, прочь, змея.

От очей вас отвлекаю,

Словом тайным зарекаю,

Зуб на яд, и яд на зуб,

Помогай мне, вещий дуб,

Просыпайся, власть моя,

Уходи, змея лихая,

Молодая,

Золотая,

Щелевая,

Гробовая,

Злая, злая, прочь, змея.

СЛОВО ОТ ЗМЕИНОГО ЯДА

Там, на море Океане,

Все на том, на нем, Буяне,

Дуб стоит,

Шелестит,

Дуб тот стар,

Полон чар,

А под дубом, словно гроб,

Древний камень Белороб,

А на камне Белоробе,

Словно в гробе,

Сильный Змей,

Царь гадюк, змеюк, медянок,

Змей великий, Скороспей.

В день Иванов, спозаранок,

На заре скажи скорей: —

Сильный Змей,

Сильный Змей,

Змей великий, Скороспей,

У тебя есть много жал,

Много жалящих детей,

Сколько их,

Огневых,

Водяных и полевых,

Сколько их, сколько их,

Яд широко побежал,

Но лучами – шире свет,

И великий счет – гробов,

Но велик – и счет примет,

И в уме есть столько слов,

Что для всех вас меч готов,

И заветное есть слово

Для тебя, для Скороспея,

Для тебя, для Змея злого,

И для всякого есть змея,

И для женских быстрых змей,

Для гадюк,

Для змеюк,

Для медянок-медяниц,

Всем вам – пасть во прахе ниц,

Всем вам – ползать перед властью полнословною моей,

Захочу – и всех замкну я, вас замкну я в тесный гроб,

Захочу – его сцеплю я, этот камень Белороб,

Повинуйся ж слову власти, Змей великий Скороспей!

ТЫ ХОЧЕШЬ?

Ты хочешь убивать? Убей.

Но не трусливо, торопливо,

Не в однорукости мгновенного порыва,

Когда твой дух – слепых слепей.

Коль хочешь убивать, убей —

Как пишут музыку – красиво.

ТУМАННЫЙ КОНЬ

Уж давно, на гранях мира, заострился жгучий терн,

Уж не раз завыли волки, эти псы, собаки Норн.

Мистар-Марр, созданье влаги, тяжко-серый конь Валькирий

Опрокинул бочки грома, и низвергнул громы в мире.

Битва длится, рдяны латы, копья, шлемы, и щиты,

Меч о меч стучит, столкнувшись, ярки искры Красоты.

Их тринадцать, тех Валькирий, всех из них прекрасней Фрея,

Кравчий Асов, цвет и птица, лебедь белый и лилея.

Мистар-Марр гремит копытом, брызги молний – чада мглы.

Быстро вороны промчались, реют с клекотом орлы.

На кровавой красной ткани судьбы выткала Сеанеита.

К пиру! В Вальгёлль! Там сочтем мы, сколько воинов убито.

ДВЕ ВОДЫ

В сутках две воды.

Архангельская поговорка

Две воды – одна с высот,

А другая – из низин.

Две беды – одна убьет,

Над другой – ты властелин.

Две воды – а капель счет

Слит в одно в игре пучин.

Тучно пучится она,

Вековая глубина.

Колыхается, как кит,

В час, когда в пучинах спит.

Тучны вечные снопы,

Звучны косы и серпы.

Холод кончен, тает лед,

Зеленеет гладь долин.

Ледоход, вода идет,

Мать мертва, но весел сын.

Ключ поет, в цветах есть мед,

Две воды, а путь один.

ЖЕЛАЙ

Желай того, чего желают Боги,

Хотеньем божески-прямым,

И ты пройдешь несчетные дороги,

А не развеешься, как дым,

Твои восторги будут многи,

Ты станешь памятью, преданьем вековым,

Желай, чего желают Боги,

Нельзя идти путем иным.

ОГНЕННАЯ МЕЖА

День Купалы, день Ивана, зорко сторожи,

Этот день есть знак раздельный огненной межи.

Все, что было, круг свершило, отступает прочь,

Выявляет блеск свой сила в огненную ночь.

Если ты сумел бесстрастно точный круг замкнуть,

В чаще леса не напрасно ты держал свой путь.

Сонму всех бесовских полчищ не прейти черты,

Пусть их жмутся, не прорвутся в область Красоты.

Сотни рук, несчетность цепких, в жажде тьмы и бед,

Не ухватят твой недвижный папоротник-цвет.

Все зрачки, искусных в сглазе, острых вражьих глаз

Не дождутся, чтобы взор твой, светлый взор погас.

Все шептанья, все дыханья в чаще вековой

Не осилят заклинанья, – круг всевластен твой.

Дух твой светел, ты распутал все узоры лжи,

Ты крещен великой тайной огненной межи.

СВАДЬБА ВОДЫ И ОГНЯ

Свадьба Воды и Огня

Это зеленые храмы растений,

При всемирных свечах светлоглазого Дня,

При несчетных свечах звездосветных полночных горений.

Лики Воды и Огня,

Обвенчавшихся в пресуществленьи двойного начала,

Принимают все краски, и Временность, в Вечность маня,

Одевается в золото, светится ало,

И на свадьбе Воды и Огня

Сколько есть изумрудов, играний опала,

Сколько раз между трав переменный алмаз

Целовался с Водой, и росинка зажглась,

Сколько раз по одежде живой изумруда

Пробежал поцелуйный шиповник-рубин,

И, желание в стебле кольнув, он стремление вызвал оттуда.

Лепестки поманил, расцвеченности тайных глубин,

И пожаром червонным зажглось многоцветное чудо,

И на долы Земли снизошла вышина,

И зажглось Семизвездье с улыбкой Венеры,

В незабудках, в сирени, в лазурностях льна,

В сонмах маленьких лун, солнц, живущих вне меры,

В сочетаньях планет

Луговых и лесных,

В бесконечностях разных сплетений,

Впивающих Свет,

И его претворивших в пахучий и красочный стих,

Фимиамы во храме зеленом растений,

Гул хоралов колдующих Ночи и Дня,

При великом слияньи двух разных святых наваждений,

На свадьбе Воды и Огня.

РУНЫ

Чья была впервые руна?

Индры, Одина, Перуна?

Всех ли трех? Иного ль Бога?

Есть ли первая дорога?

Вряд ли. Вечны в звонах струны.

Вечны пламенные руны.

Вечен гром с его аккордом.

Вечен Ворон с криком гордым.

В Ветре молкнет ли рыданье?

В Море ль стихнет причитанье?

Полюбив, не минешь битвы.

Не забудешь слов молитвы.

Чтоб пройти леса и горы,

Нужно ведать заговоры.

Значит, нужно ведать руны,

Ибо чащи вечно-юны.

Значит, нужно ведать чары,

Ибо горы вечно-стары.

И всегда душе знакомы

Руны, молнии, и громы.

ДУХ ДРЕВА

Своей мечтой многоветвистой,

Переплетенной и цветистой,

Я много храмов покрывал,

И рад я знать, что дух стволистый

В телесном так воздушно-ал.

Но, если я для верных, нежных,

Для изнемогших, безнадежных,

Свои цветы свевал светло,

Я знаю, в лепетах безбрежных,

Как старо темное дупло.

И, если вечно расцветая,

Листва трепещет молодая,

Я, тайно, слушаю один,

Как каждый лист, с ветвей спадая,

Впадает в летопись судьбин.

И те, что ведают моленья,

И те, что знают исступленье,

И те, в которых разум юн,

Как буквы, входят в Песнопенье,

Но буквы не читают рун.

МОРАНА

МОРАНА

Умирание – мерещится уму.

Смерть нам кажется. Лишь верим мы во тьму.

Эти сумерки сознанья и души,

Смерть всемирную пред ночью утиши.

Умягчи Морану страшную мольбой.

Зачаруй ее в пустыне голубой.

Разбросай среди жемчужин алый цвет.

Зачаруй. Морана – дева, ты – поэт.

Засвети сияньем звездным брызги слез.

Дай алмазов темноте ее волос.

«Меркнуть рано», прошепчи, – она вздохнет.

Поцелует, усыпит, но не убьет.

ТКАЧИХА

Дева вещая, ткачиха,

Ткет добро, с ним вместе лихо,

Пополам.

Левой бедою рукою

Нить ведет с борьбой, с тоскою.

А рукою белой правой

Нить прямит с огнем и славой.

Ткани – нам.

Дева вещая, ткачиха,

В царстве Блага, в царстве Лиха,

Где-то там.

Пой для Девы, Дева глянет,

Только ткать не перестанет

Никогда.

Сердцем зная все напевы,

Заглянул я в сердце Девы.

Полюбил, и полюбился,

В замке Девы очутился

Навсегда.

Любо мне, но душу ранит

Шум тканья, что не устанет

Никогда.

Диво вечное, ткачиха.

Тки, колдуй, но только тихо,

Не греми.

А не то проснутся люди,

И придут гадать о чуде.

Нам вдвоем с тобою дружно,

Нам не нужно, не досужно

Быть с людьми.

Дева вещая, ткачиха,

Тише, тише, в сердце – тихо,

Не шуми.

ЧЕРЕЗ СТОЛЕТИЯ СТОЛЕТИЙ

Камень. Бронза. Железо. Холодная сталь.

Утро. Полдень звенящий. Закатность. Печаль.

Солнце. Пьяные Солнцем. Их спутанный фронт.

Камнем первый повержен был ниц мастодонт.

Солнце. Воины Солнца и дети Луны.

Бронза в бронзу. И смерть. И восторг тишины.

Солнце. Ржавчина солнца. Убить и убить.

Воду ржавую пьют, и еще будут пить.

Солнце тонет в крови. Мглой окована даль.

Камень был. Бронзы нет. Есть железо и сталь.

Сталь поет. Ум, узнав, неспособен забыть.

Воду мертвую пьют, и еще будут пить.

ТРИ ДУШИ

Три души блуждали, вольные от жизни,

В радости эфирной неземных пространств.

Там, где нет, не будет места укоризне,

Там, в неизреченном, средь живых убранств.

Средь живущих вечно, меж всегда живого,

Три души блуждали, и спустились вниз.

Предземное царство было им так ново,

Три свечи на Небе новые зажглись

В трех бессмертных душах вспыхнуло желанье,

Загорелись очи, зазмеился страх.

И у вышних окон, в Доме созиданья,

Замелькали руки безглагольных Прях.

Для одной души – пернатая сорочка,

Для другой души – осенний волчий мех,

Лик людской – для третьей... «Что ты плачешь,

дочка?

Расскажи, поведай. Горе? Или грех?»

Плачут, плачут, плачут очи человека,

Волк в лесу боится, пробуждая страх,

Бесприютна птица в воздухе, от века,

Три души забыли о совместных днях.

МИРОВАЯ ПАУТИНА

Есть странные люди, безумные люди,

Что живут лишь в стремленьи одном,

В вековом они кружатся, в призрачном чуде,

Под негасимым огнем.

Над ними, под ними проходят планеты,

Сжигаются солнца со свитою лун,

Но эти безумные – ветром одеты,

Их носит, бросает бурун.

Не пьют, не едят. В том какая причина?

Кто знает? Причинен ли в полночь наш бред?

Под ветром летят, как летит паутина,

А смерти им нет.

ДОЛИНЫ СНА

Пойду в долины сна,

Там вкось растут цветы,

Там падает Луна

С бездонной высоты.

Вкось падает она,

И все не упадет.

В глухих долинах сна

Густой дурман цветет.

И странная струна

Играет без смычков.

Мой ум – в долинах сна,

Средь волн без берегов.

ТЕНЬ

Загадка

Ходит без ног

Цепко без рук,

Уста без речи.

Придет на порог,

Предвестником мук

Таинственной встречи.

И взором слепым

Глядит без глаз,

Души не покинет.

Густеет как дым,

И светлый наш час

Темнеет, стынет.

Ползет без ног,

Хватает без рук,

Говорит без речи.

И доныне не мог

Уме лукавством наук

Избежать этой встречи.

НАД ВЕЧНОЮ СТРАНИЦЕЙ

1

Супруг несчетных инокинь,

Любовник грезы воспаленной,

Оазис внутренних пустынь,

Твой образ дивен, взор твой синь,

Ты свет и жизнь души смущенной.

Но если именем твоим

Тереза умеряла стоны,

То им же обратили в дым

Народы с прошлым вековым,

Людей убили миллионы.

О, кто же, кто ты, зыбкий дух?

Благословитель, или мститель?

Скажи мне ясно, молви вслух.

Иль свод небесный вовсе глух?

Спаси меня! Ведь ты – Спаситель!

2

Многоликий, ты мне страшен,

Я тебя не понимаю.

Ты идешь вдоль серых пашен

К ускользающему Раю.

Ты ведешь по переходам,

Где уж нет нам Ариадны.

Ты как свет встаешь под сводом,

Где в Июле дни прохладны.

Ты звенишь в тюрьме жестокой

Монастырскими ключами.

Ты горишь, и ты высокий,

Ты горишь звездой над нами.

Но в то время как сгорает

Узник дней, тобой зажженный, —

И тюремщик повторяет

То же имя, в жизни сонной.

Но в то время как свечами

Пред тобою тают души, —

Ты вбиваешь с палачами

Гвозди в сердце, в очи, в уши.

И не видят, и не слышат,

И не чувствуют – с тобою,

Кровью смотрят, кровью дышат,

Кровь зовут своей судьбою.

И схватив – как две собаки

Кость хватают разъяренно —

Крест схватив в глубоком мраке,

Два врага скользят уклонно.

И твоей облитый кровью,

Крест дрожит, как коромысло,

К Свету-Слову, и к присловью,

Липнет чудище, повисло.

Разлохматилось кошмаром,

Два врага бессменно разны,

Старый мир остался старым,

Только новы в нем соблазны.

Только крючья пыток новы,

Свежи красные разрывы.

Кто же, кто же ты, Суровый?

Кто ты, Нежный, кротче ивы?

3

Чтоб тебя понимать, я под иву родную уйду,

Я укроюсь под тихую иву.

Над зеркальной рекой я застыну в безгласном бреду.

Сердце, быть ли мне живу?

Быть ли живу, иль мертву, – не все ли, не все ли равно!

Лишь исполнить свое назначенье.

Быть на глинистом срыве, упасть на глубокое дно,

Видеть молча теченье.

После верхних ветров замечтаться в прозрачной среде.

Никакого не ведать порыва.

И смотреть, как в Воде серебрится Звезда, и к Звезде

Наклоняется ива.

КРУГОВОЙ ВЕРТЕП

Я в лесу, бродя, увидел тайный склеп.

Постучал неосторожно в тот вертеп.

Вышли духи. Говорят: Зачем стучал?

В круговом вертепе каждый мирно спал.

Встали духи, и глядят светло и зло.

Восемь было их, змеиное число.

Окружил меня враждебный этот хор.

С ним навеки неразлучен я с тех пор.

В чаще бродим мы, должны блуждать мы в ней.

Зацепляемся за все шипы ветвей.

Ходим всюду, но решением судеб

Каждый вечер мы приходим в круглый склеп.

И опять, едва забрезжит, мы идем.

Мы повторным устремляемся путем.

В миге зрячий, в сутках вечно взор наш слеп.

В круг вступив, мы возвращаемся в вертеп.

Что я, где я, все равно мне. Я устал.

Я давно кукушку слушать перестал.

Где б я ни был, не пройдешь, кружась, вертеп.

Много ль жить мне, мало ль жить, предел

мой – склеп.

ПРИЧАСТИЕ НОЧИ

Полюбите слезы, в вас воскреснет смех.

Прикоснитесь боли, удалится грех.

Помолитесь Ночи, вам сверкнет Заря,

С светлым, с темным сердцем светом говоря.

Прикоснитесь к Миру мыслию своей,

На касанье мысли – поцелуй лучей.

Поцелуй безгласный просиявших глаз,

Посмотревших ясно из души на вас.

Причаститесь боли, это верный путь,

Чтоб на вольной воле глубоко вздохнуть.

СВЕТ ПРОРВАВШИЙСЯ

1

...Он упадал прорвавшимся лучом,

Он уводил в неведомые дали,

И я грустил, не ведая о чем,

И я любил влияние печали,

И плакали безгорестно глаза...

2

...Над скалистою страной,

Над пространством бледных вод,

Где с широкою волной

Мысль в созвучии живет,

Где химерная скала

Громоздится над скалой,

Словно знак былого зла,

Мертвый крик вражды былой...

3

...Хоть я любил тот край, там не было полян,

Знакомых с детства нам пленительных прогалин,

И потому, когда вечерний шел туман,

Я лунною мечтой был призрачно печален,

И уносился вдаль...

4

...Чей облик страшный надо мной?

Кто был убит здесь под Луной?

Кентавр? Поморский царь? Дракон?

Ты сон каких былых времен?

Чей меткий так был зол удар,

Что ты застыл в оковах чар?

Так в смертный миг ты жить хотел,

Что тело между мертвых тел,

Чрез сотни лет, свой лик былой

Хранит, взнесенный ввысь скалой...

5

...Упоительные тени,

С чем, о, с чем я вас сравню?

Звездоцветные сирени,

Вам ли сердцем изменю?

Где б я ни был, кто б я ни был,

Но во мне другой есть я.

Вал морской в безмерном прибыл,

Но не молкнет звон ручья...

6

...Он журчит, он журчит,

Ни на миг не замолчит,

Переменится, вздохнет,

Замутит хрустальный вид,

Но теченьем светлых вод

Снова быстро заблестит,

Водный стебель шелестит,

И опять мечта поет,

Камень встанет, – он пробит,

Миг и час уходят в год,

Где-то глыбы пирамид,

Где-то буря, гром гремит,

Кто-то ранен и убит,

Смерть зовет.

И безмерна тишина,

Как безмерен был тот гул,

В рунном облаке Луна

Говорит, что мир уснул,

Сердце спит,

Но воздушная струна,

Но теченье тонких вод,

Неуклонное, звучит,

И по разному зовет,

И журчит,

И журчит...

...Непобедимое отчаянье покоя,

Неустранимое виденье мертвых скал,

Молчанье Зодчего, который, башню строя,

Вознес стремительность, но сам с высот упал.

Среди лазурности, которой нет предела,

Среди журчания тончайших голосов,

Узор разорванный, изломанное тело,

И нескончаемость безжалостных часов.

Среди Всемирности, собой же устрашенной,

Над телом близкий дух застыл в оковах сна,

И в беспредельности, в лазурности бездонной,

Неумолимая жестокая Луна...

НАШ ТАНЕЦ

Nasz taniec, nasz taniec...

Przybyszewsky3

Наш танец, наш танец – есть дикая пляска,

Смерть и любовь.

Качанье, завязка – шептанье, развязка,

Наш танец, наш танец, когда ж ты устанешь, и будет

безмолвие вновь?

Несказанность слов, неизношенность чувства, теченье

мгновений без скрипа минут,

Цветов нераскрытость, замкнутые очи, красивость ресниц

и отсутствие пут.

Завесы бесшумные бархатной Ночи, бездонность затонов,

и свежесть глубин,

И тихая, тихая нежность, нежнее, чем стоны свирели и плач

мандолин.

Наш танец, наш танец – от края до края, наш вал

сновиденный – небесная твердь,

Любовь нас уводит, – о, злая, о, злая! – и манит нас добрая,

добрая Смерть.

ОСЕНЬ

Осень. Мертвый простор. Углубленные грустные дали.

Завершительный ропот, шуршащих листвою, ветров.

Для чего не со мной ты, о, друг мой, в ночах, в их печали?

Столько звезд в них сияет, в предчувствии зимних снегов.

Я сижу у окна. Чуть дрожат беспокойные ставни.

И в трубе, без конца, без конца, звуки чьей-то мольбы,

На лице у меня поцелуй, – о, вчерашний, недавний.

По лесам и полям протянулась дорога Судьбы.

Далеко, далеко, по давнишней пробитой дороге,

Заливаясь, поет колокольчик, и тройка бежит.

Старый дом опустел. Кто-то бледный стоит на пороге.

Этот плачущий – кто он? Ах, лист пожелтевший шуршит.

Этот лист, этот лист... Он сорвался, летит, упадает...

Бьются ветки в окно. Снова ночь. Снова день. Снова ночь.

Не могу я терпеть. Кто же там так безумно рыдает?

Замолчи. О, молю! Не могу, не могу я помочь.

Это ты говоришь? Сам с собой – и себя отвергая?

Колокольчик вернись. С привиденьями страшно мне быть.

О, глубокая ночь! О, холодная осень! Немая!

Непостижность Судьбы: – Расставаться, страдать, и любить.

ХРУСТАЛЬНЫЙ ВОЗДУХ

Какая грусть в прозрачности Небес,

В бездонности с единственной Звездою.

Изваян, отодвинут в Вечность лес,

Удвоенный глубокою водою.

Из края в край уходит длинный путь.

Хрустальный воздух холоден, без ласки.

О, Май, ужель ты был когда-нибудь?

Весь мир – печаль застывшей бледной сказки.

ПРОЩАЙ

Мне жаль. Бледнеют лепестки.

Мне жаль. Кругом все меньше света.

Я вижу, в зеркале реки

Печаль в туманности одета.

Зажглась Вечерняя Звезда,

И сколько слез в ее мерцаньях.

Прощай. Бездонно. Навсегда.

Застынь звездой в своих рыданьях.

ПОЛЯ ВЕЧЕРНИЕ

Поля вечерние. Печальные закаты.

Холодность бледная осенних облаков.

В грустящей памяти виденья тесно сжаты.

Созданья дней иных и невозвратных снов.

Тихонько сетуя, печалясь, и тоскуя,

Беззвучно шепчутся поблекшие мечты.

И словно чудится прощальность поцелуя

В туманном шествии вечерней темноты.

СТВОРКИ РАКОВИН

Створки раковин я вижу на песке.

В створках раковинок кто-то жил когда-то.

Чайка белая мелькнула вдалеке.

– Помнишь брата?

Чайка, помнишь? Чайка, помнишь? – Нет пути

Речь вести со всем кругом, что так люблю я.

Лишь одно могу – узоры слов сплести

Из стихов и поцелуя.

НЕ ПОГАСАЙ

Не погасай, она сказала,

Твой свет восторг. Не погасай. —

О, нашей власти слишком мало,

Чтоб не уйти в закатный край.

Закат алеет нежной кровью,

И стынет в бездне голубой.

Не плачь, припавши к изголовью.

Я умер, пусть. Я был с тобой.

ТЕЛЕСНОСТЬ

О, храм из белых облаков,

Из темных туч, и тучек рдяных,

Зачем порваться ты готов,

Не просияв и двух часов,

Пока я медлю тут в туманах?

Я ждал, я долго ждал и ждал,

Моля мучительно бездонность,

Чтоб долог неба заблистал,

Чтоб белым он и алым стал,

Чтоб, наконец, зажглась червонность.

Она в небесности зажглась,

Она телесностью блестела,

Но вот звезда, и день погас,

Глядит душа из грустных глаз,

И мир – как раненое тело.

ВОЗГЛАС БОЛИ

Я возглас боли, я крик тоски.

Я камень, павший на дно реки.

Я тайный стебель подводных трав,

Я бледный облик речных купав.

Я легкий призрак меж двух миров.

Я сказка взоров. Я взгляд без слов.

Я знак заветный, и лишь со мной

Ты скажешь сердцем: «Есть мир иной».

ЖИВОМУ ОТ ВЕЧНО ЖИВОГО

Я по Земле прошел всей полнотой захвата

Приливно-рвущейся волны.

Душа других людей всегда в условьях сжата,

Я безусловно верил в сны.

Я закрывал глаза, я опускал ресницы,

Я в глубь души своей глядел.

Я лунно-спящим шел, и узкий край темницы

В безмерной обращал предел.

И больше нет меня. Я схоронен навеки.

Но ты, неведомый мне брат,

Пойми, и будь как я, и будешь ты как реки,

Как в море впавший водопад.

ЗВЕЗДА К ЗВЕЗДЕ

О, Млечный Путь, о, Млечный Путь,

Поймем ли мы когда-нибудь,

Что только пламенный поток

От безразличности далек.

О, сколько звезд, тех грез-невест.

От Скорпиона – в Южный Крест,

Чрез символ Арго – в Орион,

И дальше, дальше – в вечный сон.

Звезда к звезде, звезда с звездой,

Поток всемирно-молодой.

Дорога душ, дорога птиц,

Дай быть мне там, где нет границ.

БЕЛЫЙ ЗВОН

1

Бледный лик одной Звезды

Чуть мерцает, чуть горит.

Месяц светел гладь воды

Колыхает, серебрит.

Я не знаю, что со мной,

Не пойму я, что светлей:

Бледный лик Звезды одной,

Или Месяц в снах лучей.

2

Наступает тишина.

Приходи побыть со мной,

Ангел Смерти, Ангел Сна,

В лике бабочки ночной.

Дай прощальный поцелуй,

Разлучи меня с тоской,

В ровный ропот сонных струй

Вбрось и вздох последний мой.

Без упрека, без мольбы,

Проскользнем мы над Землей,

Ангел Смерти, дух Судьбы,

Мы уйдем с тобой домой.

3

Хорошо скользить с тобой,

В легком звоне примиренья,

Над уснувшею Землей,

Как безгласное виденье.

Ночью вольно дышит грудь.

И звездится цвет сирени.

Кротко светит Млечный Путь.

Тихой Вечности ступени.

Млеет сумрак голубой,

Чуть колышутся растенья.

Улетает птичий рой,

В белом свете восхожденья.

Ниспадают лепестки,

И звезда порой сорвется.

Свет Белеющей Реки

Белым звоном отдается.

РАЗЪЕДИНЕННЫЕ

Я давно полюбил мою душу,

Я замкнул ее в светлый свой дом,

И ее тишины не нарушу,

Хоть не сдержан в блужданьи своем.

Я брожу меж людей только телом,

Я хожу между них лишь как тень.

В сладострастьи замру онемелом,

Как охваченный страхом олень.

И как яркий встаю пред толпою,

И как жалкий склонюсь под грозой.

Над фиалкой стою голубою,

Напою все растенья росой.

И душа моя в доме скучает,

Моего возвращения ждет,

И слезами свой лик расцвечает,

И потерян алмазностям счет.

И душа так жалеет, жалеет

О моем бесконечном пути,

Но покинуть чертог свой не смеет,

И не смею я к ней подойти.

ОДЕЖДА ДУШИ

Как бы из ризы своея,

Душа блестящая моя,

В глубинный час, в предпервый час,

С борьбой великой извлеклась

Из тела сонного.

И стала подле, и глядит,

Каков у этой ризы вид,

И жаль ей тела своего,

Но бросить надобно его,

Для сна бездонного.

Над тихой полночью лугов

Блуждают сонмы огоньков,

Горят ночные мотыльки,

Полеты их недалеки,

Близь тела сонного.

Но ты, душа, но ты, душа,

Из тела к вольности спеша,

Не медли здесь, и в путь иной

Умчись надземной вышиной,

Для сна бездонного.

ХРУСТАЛЬНЫЙ ЗВОН

Хрустальные звоны, кристальность, уклоны,

Дрожания света в мельканьях теней.

Какие в вас храмы? Какие амвоны?

В какой литургии горенье свечей?

Хрустальные звоны полей запредельных,

И гор, и озер, что мы видим во сне,

В лучах бесконечных, в лучах колыбельных,

При матовой снежно-вершинной Луне.

Хрустальные звоны, побудьте со мною,

Влиянье виденья, меня не покинь.

Да буду всегда я, там в сердце, с Луною,

С красивой Луною небесных пустынь.

КОСОГОР

Как я пришел на крутой косогор?

Как отошел от всего?

Лунностью полон небесный простор,

Вольно, воздушно, мертво.

Тихие, вечные волны морей,

Волны морей голубых.

Сердце, молчи, засыпай поскорей,

В лунности песен немых.

Свет лиловатый застывших цветов

Зыбко слагает венцы.

Вещая сказка молчащих волчцов,

Мертвые дремлют волчцы.

ЭТО ЛИ?

Это ли смерть? Или сон? Или счастие?

Рокот безмерный органного пения.

Тайна великих затонов бесстрастия.

Мление вольное. Сладость забвения.

Окна цветные застыли от холода,

Льдяные, встали воздушной преградою,

Было ли? Умерло? Было ли молодо?

Было ли, стало ли новой отрадою?

Краски огнями горят необманными,

Сказки закрыли холодную твердь.

Сердце рыданьями дышит органными.

Это ли смерть?

УСНИ

Дымящихся светильников предсмертные огни,

Дрожащие, скользящие, последние. Усни.

Мерцающие лилии, пришедший к цели путь,

Пройденности, бездонности грозившие. Забудь.

Развязана запутанность, окончен счет с людьми,

Предсказанность безмолвия идет к тебе. Прими.

Возьми рукой притихшею воздушный жезл свечи,

В безгласности горения сожги слова. Молчи.

Возвышенные лилии расцветом смотрят вниз,

И ждут в благоговейности последнего. Молись.

Ни шопота, ни ропота, в зеркальном прошлом дни,

Подходит Ночь бесслезная, вся звездная. Взгляни.

ЗВЕЗДНОЕ ТЕЛО

Страстное тело, звездное тело, звездное тело, астральное,

Где же ты было? Чем ты горело? Что ж ты такое печальное.

Звездное тело, с кем целовалось? Где лепестки

сладострастные?

Море шумело, Солнце смеялось, искристы полосы властные.

Чудо-дороги. К свету от света. Звезды в ночах караванами.

Очи и очи. Губы с губами, пьяными, жадно-румяными.

Гроздья сияний, дрожи и смеха. Слиты все выси с низинами.

Сердце у сердца. Светлое эхо. Дальше путями змеиными.

К свету от света. Радость одета мглою – игрой многопенною,

Песни поются, и песня пропета, век ли ей быть неизменною?