Текст книги "Ветер с моря"
Автор книги: Констанс Хевен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)
– Никчемная чертова сука, – жаловался Барти мистеру Форесту. – Она ест даром свой хлеб. Надо от нее избавиться. Будущее Бет висело на волоске до тех пор, пока двое мужчин с суровыми лицами не поддались страстным мольбам Изабеллы. Благодаря этому Бет осталась живой. Она очень быстро научилась затаиваться, когда в доме находился сэр Джошуа, но в его отсутствие ее тайком подкармливала Гвенни, а по черной лестнице она могла пробраться к спальне спасительницы и попытаться по-своему, по-собачьи, доказать свою преданность.
Изабелла позвала ее за собой и осторожно пробралась к лачуге, хотя в этот утренний час галечный берег был еще пуст. Далеко отсюда, у маяка, играли с полдюжины ребятишек. Они убегали от волн, накатывавшихся на берег. Она привязала вожжи к столбику, оставшемуся от исчезнувших ворот, приказала Бет сидеть рядом и, быстро осмотревшись, вошла в лачугу.
Незнакомец вытянулся на ложе из соломы и хвороста. Он снял разорванную рубашку и лежал сейчас так тихо, что девушка с испугом подумала, что он умер. Потом она увидела, что грудь его поднимается и опадает, и поняла: он заснул, крепко заснул, измученный, вероятно, долгой борьбой с морскими волнами. Изабелла опустилась на колени рядом с ним, легонько отерла кровь с его лица и осмотрела рану под густыми черными волосами. Кровь еще сочилась из глубокой ссадины. Девушка наложила немного мази, которую принесла с собой, потом приподняла его голову, чтобы перевязать. Незнакомец пошевелился и что-то пробормотал во сне.
У него было красивое, продолговатой формы лицо с изогнутыми черными бровями и прекрасно очерченным ртом. Она слегка дотронулась до его губ пальцем. Дрожь прошла по его телу, и Изабелла быстро отпрянула назад. Ей пришло в голову, что лежа здесь в мокрых бриджах, он может простудиться, и начнется жар, но она не решалась будить его и нарушать целительный сон.
Изабелла постояла в нерешительности, потом вдруг приняла решение. Осторожно расстегнула ремень и медленно сняла рваные бриджи. Она заметила, что на одной ноге был сильный ушиб и припухлость. Когда девушка дотронулась до лодыжки, незнакомец вздрогнул и беспокойно задвигал головой. Прежде она никогда не видела обнаженного мужчину и теперь, как зачарованная, смотрела на длинное, тонкое, но мускулистое тело, чувствуя себя неловко, будто вторгалась во что-то запретное. Щеки ее густо покраснели. Она взяла принесенный с собою плед и, накрыв им незнакомца, подоткнула его со всех сторон. Одно было ясно: загорелый незнакомец не был ни моряком, ни крестьянином. Узкая кисть свесившейся руки была красивой формы – свидетельство того, что никаким ремеслом он не занимался. В карманах не оказалось ничего, что могло бы рассказать о том, кто он, откуда и как оказался в этом унылом месте.
Время шло, и девушке пора было возвращаться. Она поставила молоко и еду поближе к спящему, разложила мокрую одежду так, чтобы солнце и ветер, проникавшие через разбитое окно, высушили ее, и вышла из хижины. На двери не было задвижки, и, выходя, Изабелла плотно прикрыла ее. Она вернется, думала девушка, найдет какой-нибудь повод и выберется сюда из Хай-Уиллоуз поближе к вечеру, принесет еще еды. Она села в седло и поскакала полями. Джейсону едва хватило времени почистить кобылу, прежде чем ее осмотрел своими зоркими глазами мистер Крейн.
Полчаса спустя, одетая в свое скромное ситцевое платье, с волосами, перевязанными сзади лентой, Изабелла уже направлялась к миссис Бедфорд, чтобы вместе с нею заняться сортировкой белья, хранившегося в огромных сундуках. Они должны были решить, какие вещи еще можно починить, а какие уже нельзя – эту работу она ненавидела. Изабелла научилась рукоделию еще дома, и это было очень кстати, так как тетя Августа не собиралась тратить деньги на новую одежду для бедной сироты, тем более, что на наряды Венеции уходило много денег. Обноски кузины были велики Изабелле, фасоны и цвет платьев ей не нравились, но она умудрялась так их перешить, что получались удивительные вещи.
В половине пятого ее отпустили.
– Ты хорошо потрудилась, моя дорогая, – ласково сказала миссис Бедфорд, – а день сегодня такой хороший. Подыши свежим воздухом. Иди погуляй в саду.
– Я бы навестила мистера Холланда. Я должна вернуть ему книгу.
– И отнеси его сестре баночку моего клубничного варенья. Я знаю, бедной Харриет нелегко сводить концы с концами. И постарайся не задерживаться, мне не хочется, чтобы ты бродила в сумерках по болотам.
– Хорошо, – сказала Изабелла и быстро вышла из комнаты.
Экономка, вздохнув, проводила ее глазами. Она знала, что не следовало позволять Изабелле дружить с Гильбертом Холландом, но у ребенка было так мало радостей. С нею обращались не как с членом семьи, но и не как со служанкой, она не относилась ни к тем, ни к другим. Что станет с ней и ее братом? Судя по тому, что она недавно услышала, парень водил дружбу с плохой компанией. Когда же решится их судьба?
Гильберт Холланд был викарием в Снаргейте, крохотной деревушке в Уолленд Марш на полпути между поместьем и городком Рай. Официально жители деревеньки были приписаны к приходу Лидда. Кардинал Уолси был здесь когда-то приходским священником. Он и построил эту величественную церковь. Она, подобно маяку, возвышалась над равнинным краем, а ее стрельчатая крыша была видна с каждого корабля, пересекавшего Ла-Манш. Гильберт Холланд был ученым человеком, он страстно увлекался местной флорой и фауной, и уделял гораздо больше внимания своим книгам, чем деревенским прихожанам, и в последние два года он стал одним из лучших друзей Изабеллы. Их встреча произошла случайно.
Однажды он ходил по болотам, отыскивая одно редкое растение и увидел девушку, прислонившуюся к кочке и поглощенную чтением лежавшей на коленях книги. Викарий знал, кто эта девушка. Все на болотах знали о пришедших в дом сэра Джошуа детях-беженцах, как знали и об их сомнительном прошлом. Живя в поместье, семья посещала по воскресеньям церковь в Лидде, и вследствие отчужденности, ставшей принципиальной, – что было достойно сожаления – Гильберт Холланд мало общался с ними, правда, его сестра иногда пила чай с миссис Бедфорд.
Бет, будучи не злой собакой, встрепенулась и коротко тявкнула, когда подошел Гильберт. Изабелла подняла глаза от книги и вскочила на ноги.
– Не убегай, дитя, – мягко произнес викарий. – Скажи мне, что ты так увлеченно читала? – Он взял книгу, которую девушка неохотно выпустила из рук. – Боже мой, оды Горация! Ты умеешь читать по-латыни?
– Немного, не очень хорошо. Во Франции к нам домой приходил учитель.
– Понимаю.
– Я нашла это в дядиной библиотеке, но книга очень трудная.
– Вряд ли нашлось бы что-нибудь более трудное, – сухо заметил мистер Холланд.
– Я не хочу забывать то, чему научилась, – с вызовом ответила девушка.
– А ты хотела бы узнать больше?
Он сам не понимал, что побудило его произнести эти слова, ведь, как многие настоящие ученые, он терпеть не мог учить, и те несколько занятий, которые он был вынужден как-то однажды провести, оставили у него ужасные впечатления. Но что-то в этой французской девушке тронуло его сердце.
Изабелла смотрела на него с сияющим лицом.
– О да, больше всего на свете.
Он нахмурился, вспомнив давнишнюю неприязнь.
– А сэр Джошуа позволит тебе брать у меня уроки?
– Не думаю, что моего дядю волнует, чем я занимаюсь, лишь бы это не стоило ему ни гроша, – откровенно сказала она и сделала паузу. – Но может быть вы…
– Нет, нет, нет, – поспешил он заверить. – Мне не нужно платы. Для меня это будет удовольствием.
– Тогда я могла бы спросить у миссис Бедфорд.
– Спроси и дай мне знать.
Вот так все и началось. В Хай-Уиллоуз об этом не было известно, хотя миссис Бедфорд иногда приходилось нелегко, и занятия Изабеллы стали их общей тайной радостью. Дважды в неделю она бежала через поля и проводила там час, а то и два, в обществе культурного образованного человека. Они занимались латынью и многими другими предметами. Викарий давал ей книги и подготовил ее ум для восприятия истории, поэзии и музыки. А его сестра, считавшая девушку слишком худенькой, кормила ее сытными пирогами с мясом, масляными лепешками и другой домашней стряпней.
Холланды жили в старом деревянном доме позади церкви. Дом находился в низине, и здесь всегда было сыро. Зимой, когда валил снег, они сидели в кухне, самой теплой комнате в доме, поставив ноги на каминную полку. Вокруг были разложены книги.
Клонился к закату день – день ее рождения. Проникавшее в открытую дверь и окно солнце безжалостно высвечивало жалкую мебель и облезлые стены. И все-таки Изабелле нравилось здесь. Дом напоминал ей запахи детства: старой кожи в отцовском кабинете, цветов в саду, мяты, растущей под окном. Только здесь Изабелла чувствовала себя как дома, чего не скажешь о Хай-Уиллоуз.
Сегодня она была менее внимательна, чем обычно. Раза два мистеру Холланду пришлось напоминать ей строки стихотворения, которое они читали.
– Извините, что-то сегодня я не могу сосредоточиться, – просительным тоном сказала Изабелла. Старик удивился. Девушка вела уединенную жизнь, ни с кем не встречалась, ей не позволяли даже участвовать в сельских праздниках. Неоднократно она рассказывала ему, что сэр Джошуа дал ясно понять – очень скоро ей придется уйти и самой зарабатывать себе на жизнь. – Я должна учиться и учиться, – продолжала она, – ведь если я смогу учить других, то буду иметь возможность содержать брата и себя.
Жалость переполняла викария: тяжелая жизнь у девушки, лишенной любви близких, которая в более счастливые времена могла бы стать украшением высшего общества.
Обычно в этот час викарий баловал себя чашкой чая, и очень часто Изабелла пила чай вместе с ним, но на этот раз она не осталась.
– Я должна торопиться. Я нужна дома.
– Как жаль, – сказала сестра викария, входя с наполненным подносом. – А я как раз испекла все, что ты любишь.
Изабелла нерешительно произнесла:
– А нельзя ли… не покажусь ли я нескромной, если попрошу у вас разрешения взять с собой один пирожок?
– Возьми сколько хочешь, моя дорогая, – воскликнула Харриет, подумав, что подтверждались ее худшие опасения: наверное, этот старый скряга, сэр Джошуа, держал их на голодном пайке, пока его собственная семья находилась в Лондоне. Она завернула в белую салфетку два пирога с мясом и несколько лепешек. – Возьми полакомиться.
– Спасибо, спасибо, тысячу раз спасибо, – сказала Изабелла и наклонилась, чтобы поцеловать Харриет. – Вы так добры ко мне. – Пока у нее нет возможности воспользоваться расположением к ней Гвенни и запасами кухни в Хай-Уиллоуз, это пригодится незнакомцу.
И она ушла легким шагом, с оживленным лицом, тая в себе какую-то радость. Шестидесятилетний мистер Холланд почувствовал зависть. Неужели она нашла кого-то моложе, чем он, с кем она будет смеяться, радоваться невинным удовольствиям? Старик надеялся, что этот человек не причинит зла девушке.
Он отвернулся от ворот, снова принялся за чай и увидел, что сестра пытается незаметно от него открыть нечто, напоминавшее бочонок с бренди. В их экономном хозяйстве бочонок бренди мог появиться только из одного источника, и викарий был глубоко потрясен своей догадкой.
– Что это у тебя, дорогая моя? – воскликнул он.
Харриет виновато взглянула на брата, но потом храбро вздернула подбородок. Ничего не поделаешь, придется отвечать:
– А на что это похоже, по-твоему? – не растерялась она.
– Харриет, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к таким вещам. Разве не говорил я об этом сотни раз? Я не хочу иметь никаких дел с контрабандистами. Это противозаконно.
– Ладно, но тогда ты должен запретить им пользоваться разрушенной часовней, которую они приспособили под перевалочный склад для своих контрабандных товаров, – резко сказала Харриет.
– Харриет, ты сама не понимаешь, что говоришь. Это неправда. Я не верю.
– Конечно, это правда. С тех пор, как эту часть часовни пришлось закрыть для прихожан из-за того, что грозил обвалиться потолок, они использовали ее для разгрузки товара. И если бы ты не был слеп, как летучая мышь, и не сидел бы вечно, уткнувшись в книгу, а прошелся бы в этой части кладбища, то сам увидел бы отпечатки копыт пони и отличный новенький замок на боковой дверце часовни.
Викарий в ужасе посмотрел на сестру.
– И давно тебе это известно? – строго спросил он.
– Уже, наверное, больше года, – легкомысленно заявила она. – Окно моей спальни выходит на ту сторону. Однажды ночью я проснулась и услышала шорох, осторожные шаги. Я испугалась: вдруг это грабители? Встала и подошла к окну, вот все и увидела.
– Боже мой, а они тебя заметили?
– Не думаю. Они были слишком заняты, но вскоре после того случая я нашла в дровяном сарае бочонок с бренди.
– И сколько же раз с тех пор мы принимаем их дары? – с сарказмом спросил он.
– Точно не знаю, это случается не регулярно, – уклончиво ответила Харриет. – Не понимаю, что в этом такого? Ты так радуешься пуншу в холодные зимние вечера. И как нужен бывает глоток спиртного, когда случается, что у тебя садится голос. А как ты полагаешь, я могла бы все это добывать?
– Хорошо, если мы не можем позволить себе такие вещи, то следует обходиться без них. Это бесчестно. Я немедленно должен сообщить в таможенное управление.
– И послать больше десятка человек в тюрьму или на виселицу, а их жен и детей оставить умирать с голоду или отправить просить подаяние на паперти. И за что? За жалкие крохи налогов, которые теряет правительство? И это ты называешь христианским поступком? Предупреждаю тебя, Гильберт, если ты это сделаешь, меня тоже арестуют, потому что я скажу, что все происходило с моего ведома, а ты ничего не знал.
Взгляд викария упал на чайницу и чайник.
– Догадываюсь, что это тоже часть подношений, – горько произнес он.
Она кивнула.
– Неслыханно! Тут творятся такие дела, которые я порицаю в проповедях. Мы должны отказаться раз и навсегда от нечестивых подношений.
Но Харриет знала, что он сомневается, и села рядом, положив ладонь на его руку.
– Мне невыносимо видеть, что ты лишен столь малых радостей, – вкрадчиво начала она. – Тебе платят так мало, а тут еще я для тебя обуза. Несправедливо заставлять тебя трудиться за такое пустяковое жалованье. Но если ты действительно хочешь, в следующий раз я оставлю записку, что нам ничего больше не нужно от них… Только это может их обидеть… и потом, дорогой, ты всех их так хорошо знаешь. Ты их женишь, хоронишь, крестишь их детей. – Это было верно. Его сопротивление ослабело, и Харриет поняла, что победила. Она была практична за двоих, и если правительство в Лондоне установило несправедливые пошлины, то умная женщина не упустила возможности извлечь из этого пользу. Она похлопала брата по руке. – Вот твой чай, дорогой. Потом ты все как следует обдумаешь и поймешь.
Харриет не сказала, что однажды, подглядывая из своего окна за разгрузкой, она узнала одного из контрабандистов. Но лучше об этом молчать, ведь совесть ее была неспокойна.
– Верни любимого ты мне, о, ветер с моря, – тихонько пела Изабелла, торопливо шагая по тропе, а Бет весело бежала впереди. С самого момента своего пробуждения она знала, что это будет особенный день, так и получилось. Настоящее приключение, вроде тех, что они с Ги придумывали, оставаясь вдвоем, вошло в ее серую монотонную жизнь, и она почувствовала себя по-детски счастливой.
Раскрасневшаяся и взволнованная, девушка подбежала к лачуге, гадая, там ли еще незнакомец или исчез, как те сны, что кажутся реальными, но сразу улетучиваются, когда проснешься. Дневная жара спала, и берег моря был залит золотым светом наступающего вечера. Она задержалась на пороге, чтобы отдышаться, собака остановилась рядом с нею. Ее волосы развевал ветер, отбрасывая пряди на прелестное лицо. Изабелла не представляла, какое впечатление она производит в своем выцветшем ситцевом розовом платье, отделанном кружевом, споротым с одного из старых платьев, найденных на чердаке.
Молодой человек, прислонившись к задней стене лачуги, удивленно и зачарованно смотрел на нее. Она увидела, что он надел рубашку. Темные волосы ниспадали на повязку, которую она сделала утром. Глаза у юноши были не черными, как ей показалось раньше, а бархатисто-карими. Несколько секунд они молча рассматривали друг друга, потом Бет коротко гавкнула, и они вышли из оцепенения.
Молодой человек наклонился вперед.
– Кто вы, черт побери? – спросил он на хорошем английском языке.
Изабелла ступила в лачугу.
– А вы не помните? Это я привела вас сюда сегодня утром.
– Не может быть, чтобы это были вы. Я, конечно, был едва жив, но отчетливо помню, что это был мальчик, парнишка-рыбак, который говорил со мной по-французски.
Изабелла очаровательно засмеялась своим заразительным смехом.
– Я француженка. И этим парнишкой тоже была я.
– Так это вы оставили мне молоко и хлеб, перевязали голову и накрыли этим пледом?
– Да, – она слегка покраснела при воспоминании о стройном обнаженном теле под пледом.
– Господи! Мой добрый ангел, и прекрасный ангел к тому же!
– Далеко не ангел, – сухо заметила она и подошла поближе. – Я смотрю, вы снова оделись. Высохла ваша одежда?
– Вполне высохла. – Он нахмурился. – Что вы здесь делаете, если вы француженка?
– Это длинная история. Как вы себя сейчас чувствуете? – Изабелла опустилась на колени рядом с молодым человеком, положив свой узелок, развернула салфетку. – Я принесла вам немного поесть. Лучше я ничего не могла найти, но все испечено сегодня, – с беспокойством сказала девушка.
– Выглядит соблазнительно, а пахнет еще более соблазнительно. Вы это украли для меня?
– Не совсем так. У меня есть друзья. Дайте мне сначала посмотреть вашу рану на голове. Я волновалась за вас утром.
– С раной дело обстоит неплохо. Немного болит, когда резко двигаю головой. – Он откусил большой кусок пирога с мясом. – Вот нога меня беспокоит. Я пытался пройтись, но смог сделать только несколько шагов. Боюсь, придется мне остаться на вашем попечении еще несколько дней. Безопасное ли это место?
Изабелла была в нерешительности. Она не подумала о том, что будет, если его здесь обнаружат. Ведь путники и бродяги иногда находили себе пристанище в этих заброшенных хижинах.
– Сюда мало кто ходит, разве только рыбаки. – Она села и серьезно спросила: – А что с вами случилось? Вы бежали из Франции?
– Похоже что так, верно, – грустно ответил он. – И в большой спешке. Видите ли, у меня не было никакого желания записываться в армию Бонапарта, но избежать этого очень трудно. В Кале я нашел капитана, который за плату согласился переправить меня на своем судне в Англию, но посреди пролива у нас возникли трудности…
– Вероятно, из-за таможенных судов в поисках добычи. А потом они забрали ваши деньги и бросили вас за борт?
– Откуда вы знаете?
– Догадываюсь. Это и раньше случалось. Закон очень суров к тем, кто пытается нелегально проникнуть в страну, и к тем, кто им помогает.
– А теперь, если меня поймают, то как только я открою рот, меня арестуют как шпиона и отправят в тюрьму.
– Возможно. Сейчас в Дуврской тюрьме таких много.
– Брр! – содрогнулся юноша. – Лучше уж пусть сразу ставят к стенке и расстреливают.
– О нет. Это было бы ужасно!
– У меня есть друзья в Лондоне, но как до них добраться? Вот в чем проблема.
– Я уверена, вы найдете выход. Можете остаться здесь на несколько дней, – горячо продолжала она. – Я могла бы приносить вам еду, а когда вы поправитесь…
– То смогу отправиться в дорогу. – Он мило улыбнулся ей. – В тот же момент, как я увидел вас, я понял, что вы будете моим ангелом-хранителем.
Он взял руку девушки и поцеловал, и тут Бет, терпеливо ожидавшая хозяйку у порога, вскочила и зарычала.
– Кажется, вашей собаке я не нравлюсь, – сказал он, улыбаясь.
– О, Бет очень дружелюбная собака, но немного ревнива. – Изабелла протянула руку. – Пойди сюда, глупая. Иди познакомься.
Однако Бет, готовая любить всех подряд, упрямо стояла на месте, отказываясь подойти к незнакомцу и не принимая кусочка лепешки, которую тот ей протянул.
– Она хочет сказать вам, что мне нельзя доверять, – произнес юноша. – Je suis désolé [5]5
Je suis désole (франц.) – я в отчаянии.
[Закрыть].
– Вовсе нет. Она дает понять, что пришло время ужина, и она права. – Изабелла встала. – Я не должна задерживаться. Если я опоздаю, то начнутся вопросы. Но я приду завтра рано утром и принесу компресс из настоя трав для вашей ноги.
– Вы еще и лекарь? Как мне повезло. – Он поймал ее руку, когда она собиралась уходить. – Как зовут мою спасительницу?
– Изабелла, – робко ответила девушка. – А вас?
– Моя мать звала меня Люсьеном. Какое-то мгновение она не могла сдвинуться с места, захваченная в плен чарующим взглядом, потом резко вырвала свою руку.
– Я должна бежать. До свидания, до завтра.
– До завтра, Изабелла. Ma belle [6]6
Ma belle (франц.) – моя красавица.
[Закрыть].
Она ушла, а юноша со вздохом облегчения откинулся назад. Весь день он горевал по поводу своих безнадежно рухнувших планов, но теперь передышка обеспечена, причем самым приятным образом. Конечно, девушка могла бы предать его, но он ей доверял. Трудная жизнь с раннего детства научила его разбираться в людях, к тому же он вполне осознавал свои способности очаровывать. В запасе было несколько дней, чтобы подумать о будущем.
Когда Изабелла вернулась домой, шел уже восьмой час. Она поспешно поднялась в свою комнату, вымыла руки и привела себя в порядок, прежде чем пойти ужинать с миссис Бедфорд. Когда дядина семья жила в Лондоне, они с Ги обычно ужинали в комнате экономки.
– Сегодня ты припозднилась, дорогая, – мягко сказала миссис Бедфорд. – Неужели ты так долго была у мистера Холланда?
– Нет, но вечер был изумительный, и я пошла с Бет к морю. Там так прохладно, а это так приятно после дневной жары, и я зашла дальше, чем намеревалась.
– Ты не должна ходить туда по вечерам. Мало ли кого можно встретить.
– Обычно там бывают только рыбаки и дети. Многие из них мне знакомы.
Миссис Бедфорд нахмурилась.
– Твой брат был с тобой?
– Сегодня нет. Наверное, мистер Форест задержал его.
– Хорошо, не будем ждать его. Позвони, пожалуйста, в колокольчик, милая.
Ужин подали, а Ги так и не пришел. Потом Изабелла уединилась в своей комнате. Было жарко и душно, она пошире раскрыла окна и достала книги. Ей нужно было перевести латинский стих к следующему занятию с мистером Холландом, но как она ни старалась, мысли ее были далеко от изящных стихов Горация.
Quis multa gracilia te puer in rosa
perfumis liquidis urget odoribus…
«Что за юноша с волосами, умащенными благоуханными маслами, ласкает тебя, Пирра, в гроте, убранном розами…»
Нет, это грубо и нескладно. И недостойно оригинала. Она с отвращением отбросила карандаш. Сегодня получалось плохо, слова не приходили на ум, а мысли упрямо возвращались к событиям прожитого дня. «Люсьен», – вспомнила она. Она не знала никого с таким именем. Было ли оно настоящим? Откуда он явился и зачем? Было что-то притягательное и необычное в его бархатистых глазах и смуглой коже оливкового оттенка. Он не был похож ни на кого из тех, с кем ей доводилось когда-либо встречаться, хотя надо признать, что ее опыт общения с другими людьми был весьма ограничен.
Девушка оттолкнула книги, встала, подошла к окну и облокотилась о подоконник, вдыхая полной грудью ароматы летнего вечера. Она вдруг остро почувствовала, как устала от этой замкнутой однообразной жизни. Но должен же когда-нибудь придти этому конец? У Изабеллы появилось жгучее желание убежать из дома на берег моря, туда, где ветер будет трепать ей волосы, ласкать ее щеки, сольется с ее губами в соленом терпком поцелуе.
У незнакомца красивый рот. Она вздрогнула, вспомнив его стройное обнаженное тело. Кровь прилила к щекам, и Изабелла прижала к ним ладони, стыдясь и одновременно радуясь волнению своего тела, чувствам, ранее неведомым и не являющимся даже в мечтах. Внизу хлопнула дверь, залаяли собаки, и она вернулась к действительности. Боже, что это она? Мечтает о нищем бродяге, может быть, преступнике. Незавидная участь. Голос рассудка говорил ей, что она вела себя, как дура, как романтическая идиотка.
Было уже около полуночи, когда девушка разделась и легла в постель. Все еще стояла духота, и она никак не могла заснуть. Когда же наконец начала дремать, ее внезапно разбудил топот ног на лестнице, потом раздался стук двери. Это должно быть Ги так поздно. Где же он пропадал? Ему уже семнадцать, но Изабелле он все еще казался маленьким мальчиком, нуждающемся в опеке. Она выскользнула из постели, накинула халат, снова зажгла свечу и вышла из комнаты. Тихо постучала в дверь комнаты Ги. Никто не ответил, и она вошла. Ги лежал ничком на кровати в рабочей одежде. Изабелла прикрыла дверь и подошла к брату.
– Ги, что случилось? Почему ты не пришел ужинать? Ты заболел?
– Уйди. Оставь меня в покое, – сказал он приглушенным голосом.
Но она уже заметила темно-красную полосу на его щеке и окровавленные костяшки пальцев.
Изабелла поставила свечу и подошла к кровати.
– Ги, ты снова дрался?
– Ну и что, если даже и дрался? Какое тебе дело?
Она вздохнула.
– Дай посмотреть.
Ги перевернулся на спину и мрачно глянул ей в глаза.
– Пустяки.
Изабелла взяла полотенце, намочила его водой из кувшина и вернулась к кровати. Брат неохотно приподнялся и позволил смыть засохшую кровь с большой ссадины на лице и обмыть пораненную руку.
– Зачем было драться? Что в этом хорошего? С кем на этот раз?
Его глаза блеснули в свете свечи.
– Ты знаешь, как он назвал меня? Трусом, который боится сказать дяде, что я думаю о том, как он обращается со мной; лягушатником, как называют всех французов; ублюдком, чья мать была шлюхой… И он ударил меня, тогда я и дал ему. Одно утешение, что ему досталось больше. Я испортил его смазливую физиономию на несколько дней.
– О Ги, так это был Дик Форест? И зачем только ты его слушаешь? Ты ведь знаешь, что будет. Его отец побежит жаловаться сэру Джошуа, когда тот приедет.
– Пусть жалуется. Пусть даже побьет меня, мне все равно. – Он вдруг так сильно схватил Изабеллу за руку, что ей стало больно. – Я бы не остался здесь ни на минуту, только бы меня и видели, если бы не ты. Я не могу оставить тебя с ними. Ведь у нас с тобой никого больше нет, правда? Мы должны быть вместе, но иногда что-то взрывается во мне, и нужно это выплеснуть. Не мог я сегодня вечером быть домашним котенком с миссис Бедфорд, сидеть с ней, беседовать. Я бродил по берегу. Кругом никого, только я и море.
Изабелла забеспокоилась.
– Ты никого не встретил?
– Ни единой души. – Он вдруг усмехнулся. – Сегодня лунная ночь, поэтому лодок на море не было.
– Ги, ты не должен ходить с ними в море, слышишь? Ведь ты не связан с контрабандистами?
– Я подумывал об этом. Младший брат Джонти Дейли учился со мной в школе. Он не раз намекал мне. Они были бы рады тому, кто умеет говорить по-французски. Вот была бы пощечина сэру Джошуа, а? Чертовски правильный он: пьет их бренди и в то же время наказывает за то, что они это бренди ему доставляют.
– Нет, Ги, ни за что! Обещай мне, что не пойдешь к ним. Это опасно. – Она подумала о том, что ее новый знакомый едва не утонул. – Многие гибнут.
Он откинулся на подушки.
– Не беспокойся, Белла. Эти дурацкие игры до добра не доведут. Думаешь, я не понимаю?
Но Ги отвел глаза, он не хотел встретиться с ней взглядом, и она подумала, что брат увяз гораздо серьезнее, чем сам считал. Чувство опасности привлекало юношу, переживающего крушение надежд, придавая остроту его ощущениям.
Изабелла поднялась.
– Уже поздно, а мне надо вставать.
– Собираешься взять Джуно?
– Хотелось бы. Вряд ли йотом представится еще возможность.
– Можно мне поехать с тобой?
– Ты должен выспаться. А я люблю ездить верхом одна.
Ги насмешливо улыбнулся.
– С кем это ты там встречаешься? С возлюбленным?
– Не говори глупостей. С кем здесь можно встречаться?
– Да, конечно, ты права. Дядя держит нас в черном теле. Почему, Белла? Почему так? Он как будто чего-то боится. Тебе не кажется?
– Не знаю, и совсем не время гадать об этом. – Сестра наклонилась и поцеловала его. – Доброй ночи, милый.
Она лежала в постели с открытыми глазами. Глядя в темноту, девушка думала, что Ги был прав: что-то здесь не так. Снова и снова она приходила к мысли о том, что за грубостью сэра Джошуа скрывался страх.
