Текст книги "Ветер с моря"
Автор книги: Констанс Хевен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)
Роберта большую часть дня не было дома, он обращался с нею со своей обычной вежливостью. Изабелла предпочла бы, чтобы он накричал на нее, побил, сделал бы что-нибудь, чем обращался бы с нею, как с чужой. Еду подавали и съедали в тишине или с несколькими незначительными замечаниями, и она обнаружила, что ничего не может есть. Она почти не притрагивалась к тому, что было на ее тарелке. Никогда время не шло так медленно.
Роберт уже находился в своем кабинете, заканчивая некоторые дела, когда ему принесли поднос с кофе. Он отставил его в сторону и посмотрел на лежавший перед ним миниатюрный портрет Изабеллы, нарисованный в Париже. В дверях появился Хоук.
– Приехал мистер Фрэзер, лорд. Он ждет в карете.
– Хорошо, я иду.
Повинуясь внезапному порыву, он взял оправленную в серебро миниатюру, закрыл крышку и поместил на груди между рубашкой и жилетом. Потом надел плащ, шляпу, перчатки и спустился вниз.
Изабелла видела из окна, как вышел Роберт, весь в черном, вплоть до атласного шейного платка. «Наверное, чтобы не быть слишком заметной целью», – мрачно предположила она. Ужасная тоска томила душу Изабеллы. Хотелось побежать за мужем, удержать, остановить, чтобы он не рисковал попусту своей жизнью. Карета отъехала, и Изабелла почувствовала, что не может оставаться дома, сидеть и ждать, она просто сойдет с ума. Надев костюм для верховой езды, она торопливо прошла на конюшню. Было еще очень рано, но Том со скребницей и щеткой уже был на месте.
– Оседлай для меня Зару, – быстро попросила она.
– Но, леди, вы не можете выезжать сегодня утром одна.
– Почему не могу? Делай, что я тебе сказала и быстро, пожалуйста.
В любой момент могла появиться Мэриан и начать разговор о том, что ехать одной не подобает. Нет, Изабелла хотела убежать от самой себя, пока Дэвид не привез ее мужа домой, раненого, умирающего, может быть, мертвого… Том помог хозяйке сесть в седло, и она выехала из конюшни быстрой рысью. Он смотрел ей вслед, когда из кухни выбежала Гвенни и подбежала к нему.
– Я пытался остановить ее, но она все равно уехала. Да поможет ей Бог.
– Да поможет Бог им обоим, – горячо сказала Гвенни.
Когда Роберт и Дэвид добрались до Уимблдонского выгона, Люсьен и шевалье уже были там. Эту, поросшую травой, поляну часто выбирали для решения подобных вопросов: от проезжей дороги ее закрывали высокие деревья. Утро выдалось холодным, мороз уже слегка тронул траву и посеребрил паутину, свисавшую с кустов.
Роберт ходил взад и вперед, пока секунданты обсуждали подробности дуэли. Потом он и Люсьен встали друг против друга, а шевалье подбросил золотой соверен, затем наклонился посмотреть, как монета упала на траву.
– Орел. Мой племянник стреляет первым.
Значит так тому и быть. Все решила судьба или случай. Пока отмеряли расстояние, Роберт смотрел вокруг, любуясь свежим осенним утром. И вдруг, особенно живо, вспомнил тот день, когда они вместе проснулись в Сабрина-Хаус, и Изабелла широко распахнула окно, удивляясь чудесному утру, и побежала босиком по мокрой траве. Позвала его за собой, а, вернувшись, они смеялись и любили друг друга. Черт побери, он все еще любил ее и знал, что, несмотря ни на что, не хочет умирать.
Дэвид протянул ему пистолет, и они заняли исходные позиции. Где-то над головой пели птицы.
– Огонь! – скомандовал шевалье, и Роберт ощутил глухой удар в грудь, который отбросил его назад. Он упал на одно колено, но почему-то не был убит – ни раны, ни крови.
К нему подбежал Дэвид. Люсьен уже повернулся, чтобы уйти, пока Роберт, шатаясь, вставал на ноги и поднимал пистолет.
– Стой! – крикнул Дэвид противнику. – Стой! Еще не все.
Голова у Роберта еще немного кружилась, он тщательно прицелился, но чтобы стоять спокойно, пока в тебя целятся, нужна особая храбрость. Люсьен невольно пошевелился, и пуля попала ему в плечо.
Роберт опустил руку. Теперь Дэвид смог подойти к нему.
– Боже мой, я думал, ты погиб. Что случилось?
– Не знаю, пока не знаю. А он?..
– Только задет.
Сопровождавший их хирург уже подошел к Люсьену.
– Все кончено. С него хватит. – Он потянул друга к карете. – Поехали.
Когда карета тронулась с места, Роберт сунул руку за борт сюртука и вынул портрет Изабеллы. Пуля прошла сквозь серебряную крышку, расколола портрет и застряла в тяжелой серебряной рамке.
Дэвид с изумлением рассматривал миниатюру, потом перевел взгляд на лицо друга.
– Какую бы боль Изабелла не причинила тебе, одно ясно: она спасла тебе жизнь.
– Кажется, так оно и есть.
Роберт провел рукой по лицу. Он твердо решил убить, но это ему не удалось. Сам он был на волосок от смерти и вернулся к жизни обновленным. Однако подобный опыт ослабляет дух.
В этот ранний утренний час в парке было мало верховых, тем более женщин. Мимо проехала группа гвардейцев, и Изабелла послала Зару вперед, находя облегчение в бодром галопе, когда ветер свистит в ушах. Кое-кто из всадников узнал ее и подумал, что она совсем забыла о приличиях, если скачет сломя голову, в то время как муж защищает ее честь на дуэли. История, в значительной степени приукрашенная и искаженная, уже обошла все салоны.
Изабелла бесшабашно мчалась вперед, когда на последнем повороте ей встретился слуга, выгуливавший двух хозяйских овчарок, как раз в этот момент он спустил собак с поводка, и они бросились наперерез через тропу для верховых – будто серые молнии, промелькнули перед аристократическим носом Зары. Животное, пугливое и в спокойной обстановке, так шарахнулось в сторону, что Изабелла потеряла поводья, безуспешно пыталась удержаться в седле, но была сброшена на землю. Какое-то мгновение она лежала, задохнувшись от удара, а потом с удивлением увидела, что вокруг уже собралась небольшая толпа. Люди отпускали замечания, чего ей хотелось меньше всего.
Изабелла поднялась на ноги, оттолкнув пытавшихся помочь ей, наугад отвечая на вопросы, желая лишь скорее оказаться подальше от этого места.
– Я не пострадала, только ушиблась и все. Не мог бы кто-нибудь привести мою лошадь…
Здоровяк гвардеец уже поймал лошадь и держал поводья, широко улыбаясь Изабелле.
– Со мной все в порядке, уверяю вас. Не могли бы вы помочь мне сесть в седло?
– С удовольствием, мадам, если вы уверены…
Высокий гвардеец в сверкающем шлеме посадил ее на спину Зары. Изабелла ослепительно улыбнулась ему и помахала рукой остальным, расступившимся, чтобы она проехала.
– Мне плевать, что там говорят про нее, – заметил один пожилой джентльмен другому, – но эта французская девочка – редкая красотка, и лорд Килгоур просто дурак, если не понимает этого!
К тому времени, как Изабелла добралась до Арлингтон-стрит, боль в спине стала невыносимой. Она соскользнула с седла, увидев, что Том взял лошадь, и собралась с силами, чтобы пройти через двор. Она сама не знала, как поднялась по ступенькам. Гвенни была в ее спальне, убирая разбросанную одежду. Изабелла уцепилась за ручку двери, во рту у нее было так сухо, что слова прозвучали едва слышно.
– Он… Мой муж вернулся?
– Вернулся, леди, вернулся с мистером Фрэзером несколько минут тому назад и без единой царапины.
Изабелла хотела сказать: «Слава Богу», но почему-то слова не произносились. Пол стремительно приблизился к ней, и она провалилась в темноту.
Изабелла пришла в себя на своей кровати. Озабоченная Гвенни раздевала ее.
– Ты уверена, что он не ранен? – выдохнула она.
– Он в полном порядке, леди, сейчас завтракает в столовой вместе с мистером Фрэзером. Вся ваша одежда покрыта грязью, что-нибудь случилось с вами, мисс Изабелла?
– Я упала. Ничего страшного. – Однако все ее тело горело, как в огне, от боли, а в спине мучительно болело место ушиба.
– Послать за доктором?
– Не беспокойся, не надо. Это всего лишь ушиб.
Но Гвенни знала о состоянии Изабеллы и волновалась за нее. Она устроила свою молодую хозяйку поудобнее, положила ей за спину подушки и уговорила выпить горячего кофе. Потом по черной лестнице спустилась в кухню, чтобы поискать Тома. Гвенни не собиралась просить разрешения ни у леди Мэриан, ни у мистера Эрмитейджа. Что мужчины понимают в таких делах? Она пошлет Тома к доктору Мерридрю под свою личную ответственность.
Проводив Дэвида, Роберт возвращался от входной двери, когда с удивлением увидел доктора, спускающегося по лестнице.
– Кто-нибудь болен? Моя жена? – озабоченно спросил он.
– Да, действительно, лорд, и я хотел поговорить с вами.
– Ничего серьезного, надеюсь?
Они прошли в салон. Доктору Мерридрю было известно о происшедшем на Уимблдонском выгоне, и он с облегчением увидел, что один из дуэлянтов, судя по всему, не пострадал, хотя тактичнее было не упоминать об этом.
– Леди Изабелла неудачно упала с лошади сегодня утром. Сильный ушиб, но, надеюсь, не слишком серьезный. Подождем, посмотрим.
– Моя жена ездила верхом? Сегодня утром?
– Кажется, да. – Доктор помолчал. – Печально говорить это вам, но боюсь, ей придется расстаться с надеждой родить вам ребенка.
Роберт нахмурился.
– Я не знал, что моя жена беременна.
– Вы не знали? Ну, я знаю по опыту, что молодые дамы иногда стесняются таких вещей. Она, без сомнения, ждала подходящего момента.
– Она вне опасности?
– Молю Бога, чтобы это было так. Но советую вам обращаться с нею помягче. Она очень расстроена, и ее немного лихорадит. Судя по всему, всю эту неделю она испытывала большое нервное напряжение. Я зайду завтра.
– Да, конечно. Спасибо, доктор.
Роберт посмотрел вслед уходящему доктору и поспешно поднялся в спальню. Почему она не сказала ему о том, что было так важно для них обоих? Почему ему пришлось узнать об этом таким образом? Почему? Ответ мог быть только один, и в душе Роберта закипала ярость.
Роберт подошел к кровати и посмотрел на Изабеллу. Она лежала с закрытыми глазами, длинные ресницы темнели на ее щеках. Слова вырвались помимо его воли.
– Это мой ребенок или его?
Изабелла открыла глаза. Они так потемнели от невыносимого страдания, что Роберту стало стыдно. Изабелла не ответила, а только покачала головой.
– Извини, – пробормотал он. – Извини. Но почему ты мне не сказала? Почему? Почему?
– Я собиралась сказать тебе… в тот день… я все продумала…
Ее голос затих, и Роберт увидел, как слезы медленно покатились по щекам его жены, у которой уже не было сил сдерживать их.
Она не лгала, видит Бог, не могла лгать, и в таком случае, это меняло все. Он был не прав, совершенно не прав. Но тайна, но загадка, оставались.
Роберт хотел обнять жену, утешить, сказать ей, что не все еще потеряно, но не мог – сомнение, чувство, что его доверием злоупотребили, удержало его.
Изабелла повернула голову и посмотрела на мужа.
– Роберт, ты убил его?
– Нет.
– А ты и вправду не ранен?
– Нет.
– Не понимаю…
Столько мучений, и ничего не выяснилось. Изабелла беспокойно зашевелилась, и Роберт ласково прикоснулся к ее щеке.
– Пусть это тебя не волнует, отдыхай. Поправляйся.
Когда Роберт ушел, Изабелла стала думать об этом. Опий, который прописал ей доктор, уже затуманил ее сознание. Из-за собственной глупости она потеряла свою самую заветную надежду, а тайна, загадка, осталась. И пока не будет найден ответ, они так и не смогут снова жить в мире и согласии.
Глава 19
Шевалье де Сен-Джордж был в ярости. Леденящий его душу гнев нарастал в течение последних пяти месяцев, с тех пор как они с Люсьеном вернулись после поездки в Париж этой весной. Пару лет тому назад его жизнь протекала весьма приятно. Благодаря везению и хитроумному использованию нужных людей, ему удалось избежать гильотины, а изгнание в Англию смягчалось тайно получаемыми суммами за то, что он собирал и передавал во Францию различные сведения. Англичане были настолько глупы, особенно будучи навеселе, что шевалье мог без труда вытягивать из них подробности, а те даже не осознавали, что выдают секреты. Всегда находились такие, кому вечно не хватало денег для удовлетворения своих потребностей: они убеждали сами себя, что продаваемая ими информация никогда не причинит им вреда. А были и такие, как Скетчард, что охотно работали бы и для той, и для другой стороны, если бы представилась возможность, и никогда не гнушались взяться за грязное дело. Все эти детали, собранные в единое целое, как в головоломке, складывались в интересную картину, которую очень ценили в Париже. Потом в его жизнь ворвался Люсьен де Вож, навязанный ему этой темной личностью, имевшей большое влияние в тайной полиции Фуше, и с тех пор все пошло вкривь и вкось.
В Париже им обоим дали понять, что за праздное времяпрепровождение платить им больше не будут, и если к концу года они не добьются конкретных результатов, то и обычная плата, так скрашивавшая дни шевалье на чужбине, поступать перестанет. И что же в итоге? Полное крушение, потому что этот мальчишка, вместо того, чтобы умно и умело заниматься делом, стал волочиться за никчемной девицей и спровоцировал скандальную дуэль со взбешенным мужем, что стало предметом разговоров во всем Лондоне, а этого следовало всячески избегать.
Он бросил взгляд на Люсьена, лежавшего на софе с забинтованным плечом, и почувствовал, как праведный гнев снова поднимается у него в душе. Все пошло прахом. Сеть, осторожно создаваемая им последние шесть лет и так успешно действовавшая, похоже, была полностью разрушена. При одной только мысли об этом кровь закипала у шевалье в жилах.
– Боже мой, разве я не сделал для тебя все, что мог? Если бы Дэвид Фрэзер был попроворнее, то заметил бы, что монета поддельная. Я дал тебе возможность, и даже тогда ты не смог убить его, – повторил он в сотый раз.
– Знаю, знаю. Сколько можно об одном и том же? Что дал этот трюк с выстрелом? Он даже не был ранен. Может быть, он надел пуленепробиваемый жилет?
– Чушь! Эрмитейдж не дурак. Он никогда не стал бы рисковать тем, что бросило бы тень на его честь. Можешь считать, тебе очень повезло, что рука у него дрогнула, а то тебя тут не было бы. У него репутация меткого стрелка. Пора бы тебе взглянуть на себя со стороны, мой мальчик. Все, чего ты добился, это то, что стал посмешищем, ничтожеством.
– Думаете, я не понимаю? – Именно этот факт невыносимо изводил Люсьена. Он не успокоится, пока не отомстит им обоим. Ему хотелось видеть, как они будут ползать у его ног. Днем и ночью, мучимый жаром и болью, он не мог думать ни о чем другом, кроме как о своих планах возмездия. И теперь вдруг понял, как мог бы добиться этого. – Я придумал, – сказал он, вставая и принимаясь расхаживать по комнате. – У меня есть план.
– Избави меня Бог от твоих дурацких планов! – заворчал шевалье. – Нам был дан приказ доставить девчонку и мальчишку вместе с Эрмитейджем через пролив и передать в верные руки без липшего шума, но и сейчас нам до этого так же далеко, как до луны.
– Вы не верите? – в глазах Люсьена блеснули опасные огоньки. – Послушайте, я недавно узнал кое-что интересное. Вероятно, скоро Роберта Эрмитейджа пошлют с очередным поручением.
– Откуда, черт побери, тебе это известно?
– Эта крыса Скетчард еще приносит пользу. Он всегда держит нос по ветру. Иногда, мне кажется, у него есть чутье.
– Даже если это и правда, как это обстоятельство поможет нам? Он проскользнет у нас между пальцев, как бывало и раньше.
– Но не на этот раз и не так легко. Теперь мы многое знаем о его обычном маршруте. Предположим, мы возьмем вместе с ним Изабеллу и ее брата, подстроим им всем троим одну ловушку?
– Ты сошел с ума. Ты воображаешь, что такой умный черт, как Эрмитейдж, доверчиво пойдет в твою западню?
– У него есть свои слабости, как и у всех мужчин, и я начал понимать его. Великолепный план пришел мне в голову ночью.
Две головы сблизились. Люсьен говорил, а шевалье слушал. Наконец, шевалье выпрямился и заговорил, но в голосе его все еще звучало сомнение.
– Только если фортуна будет на нашей стороне, план может сработать, вполне может получиться. И вот что я должен тебе сказать, раз и навсегда: теперь ты будешь предоставлен самому себе. Это твое дело, и ты можешь использовать там, на болотах, своих молодцов. Но, предупреждаю тебя, некоторые из них не так уж доверчивы, как тебе кажется, а я не собираюсь рисковать своей драгоценной жизнью.
– Поступайте, как знаете. Чем выше риск, тем больше награда, – весело сказал Люсьен.
– Награда! Скорее веревка на шее. Ты ведь знаешь, британцы вешают шпионов, а не отрубают им головы!
Октябрь сменился ноябрем, и погода начала портиться. За дождливыми днями последовали первые зимние туманы, нависшие над Лондоном, как тяжелая черная завеса. В ней слился дым сотен каминов, топившихся углем во всей столице. Изабелле стало казаться, что туман прокрался и на Арлингтон-стрит. Она больше не лежала в постели, но все еще чувствовала себя разбитой и была подвержена приступам слезливости, которых стыдилась, но не могла контролировать. Доктор бодро уверял, что остается только подождать, и через несколько месяцев, когда она снова забеременеет, все эти печали забудутся, но он не знал, насколько недосягаемым было это счастливое состояние. Каждый день ей приходилось противостоять молчаливому упреку Мэриан не только за то, что она так недопустимо запятнала честь ее брата, но и за то, что потеряла ребенка вследствие своего безответственного поведения в утро дуэли. Иногда ей хотелось, чтобы Мэриан накричала на нее. Бурная ссора разрядила бы атмосферу.
Ги, вернувшийся из загородного дома своих друзей, обрушил праведный, как ему казалось, гнев на свою сестру.
– Роберт – замечательный человек, – говорил Ги, – он был так добр к тебе и ко мне. Тебе следовало бы быть более благоразумной и не позволять себя увлечься таким распутником, как Люсьен де Вож.
– Я вовсе не увлекалась им, как ты изволил галантно выразиться, – возмущенно возразила Изабелла. – А ведь совсем недавно ты сам восхвалял достоинства Люсьена.
– Да, но это совсем другое дело, – высокомерно заявил брат. – Замужняя женщина в твоем положении должна быть очень осторожна. Теперь все говорят об этом, что мне совсем не нравится, скажу я тебе. Хотя, на мой взгляд, Роберт держится слишком сурово. Он никогда не был таким раньше.
Но Ги не знал подлинной сути дела, и даже своему любимому брату Изабелла не могла рассказать, чем вызвана такая холодность между нею и мужем.
В те ужасные дни Дэвид помог ей больше всех. Он заезжал после обеда и сидел у нее час-другой, развлекая рассказами о последних скандальных случаях. Так, он рассказал ей о своей встрече в Чатеме с Перри. Перри всем с гордостью показывал свою жену и корабль.
Дэвид рассказал, как сэр Хьюго Декстер спасал свое достоинство, рассказывая повсюду, какое облегчение он испытал, когда эта ветреная Венеция Бриджез сбежала накануне свадьбы, а не после нее, тогда как его дочери не могли нарадоваться такому повороту дела. Да и кому понравится, если ваша мачеха моложе вас самих!
Именно Дэвид рассказал ей о портрете, неожиданным образом спасшим Роберту жизнь.
– Что он с ним сделал? – задумчиво спросила Изабелла.
– Отдал опытному ювелиру, чтобы отреставрировать, насколько я знаю. А почему бы тебе не спросить его об этом самой?
Но Изабелла лишь покачала головой.
– Он должен сказать это сам.
– Но разве то, что он взял твой портрет с собой в то утро, не доказывает, что он еще любит тебя? – пытался убедить ее Дэвид.
– Мне бы так хотелось, чтобы это было правдой, – сказала Изабелла и вздохнула.
Роберт и Изабелла были очень вежливы друг с другом. Они обсуждали обычные житейские вопросы, которые возникают в любой семье. Роберт рассказал ей и Мэриан, что Британия активно готовится к отражению возможного вторжения, что уже начались работы по прокладке канала на болотах и что однажды вечером представление театра Друри-Лейн пришлось отменить, потому что все актеры были на военной службе. Однако, казалось, между ними существовала преграда, которую Изабелла не могла преодолеть. Близость влюбленных, общие интересы, обмен мыслями, шутками – все исчезло. В те дни она отклоняла все приглашения, ссылаясь на плохое самочувствие, а Роберт постоянно находился в Министерстве, ужинал в Уайтхолле или ехал в Уолмер, чтобы повидать Уильяма Питта.
Изабелла удивила Мэриан, попросив однажды взять ее с собой в благотворительный центр. Мэриан была доброй женщиной, она была готова пожертвовать деньги и время, могла бы раздавать одежду, еду, лекарства и отличные советы, но мало сочувствовала или не сочувствовала вовсе людям, толпившимся под навесом центра; многие из них были голодающими женами и членами семей, кормильцы которых находились в армии или на флоте. У Мэриан не хватало терпения разговаривать с беспомощными особами, которые покупали ребенку красивую игрушку вместо того, чтобы накормить его, и поэтому удивилась, а скорее почувствовала раздражение от того, что ее невестку здесь сразу полюбили. Изабелла многое узнала о нищете, помогая Харриет Холланд заниматься благотворительностью среди деревенской бедноты. Изабелла умела, оказывая помощь, облегчить тяжесть лишений, улыбнувшись, поцеловав ребенка или спросив, как они управляются и когда видели в. последний раз мужа, брата или сына.
– Я хотела бы прийти снова, если можно, – сказала она Мэриан в карете, когда Ян вез их домой, но так получилось, что больше ей не представилась такая возможность. План Люсьена медленно, но верно созревал, и скоро все они оказались в его сетях.
– Вы посылали за мной, лорд, – сказал Роберт в один из ноябрьских дней, входя в красивый кабинет Генри Дандаса и, осторожно закрывая за собой дверь.
– Входите, входите, мой дорогой друг, располагайтесь поудобнее. Вы не очень хорошо выглядите. Не страдаете ли вы простудой, которая, кажется, охватила половину Лондона, с тех пор как появился этот грязный туман?
– Благодарю вас, со мной все в порядке, – сказал Роберт, очень прямо сидя в кресле. – Могу я узнать, из-за чего вы вызвали меня?
– Да, конечно, дело в том, что мы хотели бы кое о чем попросить вас. Выполнить поручение, и вам удастся справится с ним лучше других, так как вы уже свели много знакомств на Ромнейских болотах.
– Я уже рассказывал вам, лорд, что мне известно об этом, я бы предпочел…
– Вы бы предпочли не выполнять больше эти наши поручения. Да, да, я помню, что вы сказали. Но на этот раз вы не будете подвергаться опасности, и в сложившихся обстоятельствах вы, может быть, будете рады уехать на какое-то время из Лондона.
– Почему вы так думаете? – холодно спросил Роберт.
– Мой дорогой, в гостиных еще шушукаются на ваш счет. Нетрудно догадаться, что у вас возникли сложности с вашей хорошенькой женушкой. Такие вещи случаются, к сожалению, и если помните, я предупреждал вас. Нет, не возражайте, я не хочу ничего слышать. Это ваше дело. Единственное, о чем я сожалею, это, что вы не убили того подлого молодого француза, когда были так близки к этому.
– Я сделал, что мог, – недовольно сказал Роберт. – Почему вы так говорите? Мне нет дела до этого парня. Но не кажется ли вам, что он злоупотребляет правами, которыми пользуется здесь?
– Действуя в качестве шпиона, вы хотите сказать, – сухо заметил Дандас. – Подозрений более чем достаточно и на его счет, и на счет этого шевалье де Сен-Джорджа, но недостаточно доказательств, чтобы повесить мерзавца. Впрочем, я этим занимаюсь. Вполне возможно, что, наконец, в руки нам попадет козырная карта. Кажется, на болотах в Кентском графстве происходит что-то непонятное. Один из наших людей сообщил, что Люсьена де Вожа видели в окрестностях. Он якобы навещал друзей, но не думаю, что ноябрь, с его сильными ветрами и туманом, толстым, как одеяло, лучший месяц для увеселительных поездок. За этим что-то кроется. Находится ли он там из-за строительства канала или по какой-либо другой причине, мы не знаем, но вы как раз тот человек, который может выяснить это, и раз вы уже будете там, то, может быть, вам удастся пробраться через пролив и предупредить тех отчаянных парней, замышляющих покушение на Бонапарта, что здесь на Даунинг-стрит не все умеют держать язык за зубами. Хотя у меня нет желания видеть, как Первый Консул доживет до преклонного возраста, должен признать, что его внезапная смерть войны не остановит, а может привести к международному кризису, чреватому ужасными осложнениями. Я надеюсь, вы возьмете на себя это поручение.
Роберт собирался сказать, что отправляться сейчас во Францию, все равно что совать голову в клетку со львами, но потом подумал, что опасность его никогда не останавливала. Он спросил:
– Это приказ?
– Это между нами, но вам обеспечена наша поддержка. Вы пойдете?
– Если я должен…
– Молодец. Как только будете готовы, отправляйтесь. Свяжитесь с нами перед отъездом, ситуация меняется каждый день.
В тот вечер за ужином Роберт сказал как бы между прочим:
– Я уеду на несколько дней.
Мэриан подняла на него проницательный взгляд.
– Уезжаешь? Снова в Кент?
– И туда тоже. Там возникли некоторые проблемы. Потом я проеду по побережью, взгляну на наши укрепления.
Изабелла ничего не сказала, но потом, когда Мэриан вышла и они остались вдвоем на несколько минут, она остановила Роберта, когда он собирался уходить.
– Ты снова едешь во Францию, Роберт?
– Почему ты так решила?
– Я не дурочка. Они не стали бы использовать тебя для осмотра береговых укреплений.
– Ты слишком высокого мнения о моих способностях.
– Нет, а ты рад уехать, правда? Рад оставить меня и все остальное, даже зная, как опасно это может быть для тебя сейчас?
– Наверное. Но ведь это не удивительно?
– Боже, неужели так будет всегда? Как будто между нами кирпичная стена, и я безнадежно бьюсь о нее.
– Должен напомнить тебе, что эту стену ты создала сама.
– Если бы только ты поверил мне, – в отчаянии воскликнула она, – если бы попытался понять.
Роберт бросил на жену долгий взгляд.
– Думаю, что я слишком хорошо все понял. Я не собираюсь отсутствовать долго.
Он вышел, закрыв за собой дверь, а она рухнула на софу, с чувством, что находится в ловушке, из которой нет выхода. Сумасшедшие мысли проносились у нее в голове. Что, если она пойдет к Люсьену и потребует от него, чтобы он сказал, где и когда почерпнул свои опасные сведения и что стояло за этим неустанным преследованием. Ведь не ее тело он хотел завоевать, это была только часть его плана. У него были другие цели, но какие именно, она не могла догадаться. Но даже если она и попытается, ясно, что идти к нему, значит, неизбежно добавить масла в огонь, который уже начал затухать. Изабелла поежилась при мысли о гневе Роберта, если только она сделает такую попытку. Однако прежде чем Изабелла успела что-нибудь предпринять, все трое оказались вовлечены в «большой проект», как насмешливо называл шевалье план Люсьена.
Наступил день отъезда Роберта в Кент. Он ушел очень рано, когда Изабелла еще спала, и только слуги уже были на ногах. Едва рассвело, было мрачное ноябрьское утро, запах смога пропитал все вокруг. Роберт взял с собой лишь небольшой чемодан и был слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить худого человека с лицом, напоминающим крысиную морду, который следил за ним из-за деревьев на противоположной стороне улицы. Несколько часов спустя этот же человек передал Хоуку записку, с просьбой немедленно вручить ее Изабелле.
Лакей взял записку, нахмурился и, не удостоив посланца взглядом, отдал ее Гвенни, та и отнесла записку в спальню к Изабелле. Изабелла была еще в утреннем платье, стоя на коленях на ковре, она распекала за что-то Рори. Изабелла сломала печать и развернула сложенный листок. Пробежав глазами написанное, сразу же вскочила на ноги. Лицо ее светилось удивлением и радостью.
– Гвенни, мистер Ги еще не ушел?
– Нет, мисс, он еще внизу, завтракает. И надо сказать, вид у него неважный, вчера он поздно вернулся домой.
– Пойди и скажи ему, я хочу его видеть, как только он поест. Это очень важно.
Девушка удивленно посмотрела на свою хозяйку. Давно она уже не видела ее такой счастливой.
– Это… это хорошие новости, мисс Изабелла?
– Самые лучшие, Гвенни, самые лучшие. Иди побыстрее, пока он не ушел.
Немного позже, когда Ги постучал и вошел, Изабелла уже сменила свой утренний наряд на теплое дорожное платье из темно-красной шерсти.
– Что за оживление, Белла? – спросил он, еще не вполне придя в себя после слишком веселой вечеринки с друзьями. – Бони напал на нас или мы выиграли войну?
– Лучше, гораздо лучше. Прочти это, – и она протянула ему письмо.
Это был грубый листок бумаги, вырванный из тетради. На нем, видимо в спешке, было написано рукой Роберта:
«Моя дорогая жена! Наша размолвка длилась слишком долго. Я понял это, когда оставил тебя сегодня утром. Тогда мне показалось, что это больше нельзя выносить. Как тебе известно, я должен провести несколько дней на побережье, где мы впервые встретились. Приезжай ко Мне сюда, и мы постараемся забыть все неприятности. Уверен, что Ги будет рад сопровождать тебя и, если в Уайтхолле у него возникнут какие-нибудь осложнения, я это улажу. До вечера, любовь моя».
Ги вертел в руках листок бумаги. Это был почерк Роберта, хотя и торопливый, печать была его – фамильная, с крестом, – и все-таки чувствовалась в этой записке какая-то фальшь.
– Ты уверена, Изабелла, ты вполне уверена, что это от Роберта?
Она повернулась к брату.
– Конечно, от него. Кто еще мог написать мне это? Наконец он захотел разделить со мной эту часть своей жизни, и это чудесно. Я знаю, где он всегда останавливается. В Райе, в гостинице «Святое Спасение». Ты ведь поедешь со мной, правда? Видишь, что он пишет?
Ее счастье, ее радость были такими явными, что Ги не мог испортить ей настроение. Конечно, если он поедет с сестрой, никакая опасность ей не грозит.
– Хорошо, поехали. Я пошлю в Уайтхолл записку, что болен и буду отсутствовать день или два. Если погода продержится, мы сможем быть там вечером. Возьмем карету. Ты собирайся, а я все улажу.
Он торопливо вышел, а Изабелла уже почти была готова, и Гвенни укладывала кое-какие необходимые вещи в небольшую сумку. Изабелла знала, что Мэриан нет дома, – она ушла на лекцию в Королевскую Академию в Сомерсет-Хаус, – поэтому написала ей записку. Как раз в это время вернулся Ги. Они решили путешествовать от гостиницы к гостинице, меняя лошадей. Это было дорого, но цель стоила того. Изабелла отбросила все мысли об усталости и холоде зимнего дня. Роберт будет ждать ее в конце пути, а все остальное было неважно.
День оказался утомительным. Каждый раз, когда они останавливались поменять лошадей, Изабелла сгорала от нетерпения, обуреваемая страхом, что случится нечто ужасное: Роберт подумает, что она не приедет, или его отзовут назад, прежде чем Изабелла до него доберется. Приехать и не найти его было бы невыносимо.
Том, которого недавно повысили в должности до второго кучера, ехал так скоро, как только позволяли лошади. Но темнело быстро, клочья тумана начали сгущаться в низинах. Все-таки они ехали быстро и к вечеру уже проезжали через деревушку Ламберхерст. Теперь они приближались к краю болот, и туман становился еще гуще, расползаясь, как толстая непроницаемая пелена, поэтому пришлось поехать медленно. Потом вдруг Том остановил карету так резко, что их обоих бросило вперед.
