Текст книги "История германского фашизма"
Автор книги: Конрад Гейден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Три тысячи членов
Гитлер мог быть доволен истекшим годом. В «Фелькишер беобахтер» его друг Эссер[28]28
28 Эссер – см. прим. 16.
[Закрыть] в отчетах о собраниях уже писал о том, какой блестящий оратор Гитлер, как он пленяет и гипнотизирует своих слушателей. Он писал, что Гитлеру надо выступать во всех городах Германии. Возникает тот личный культ Гитлера, который впоследствии приобрел столь важное значение для ореола самого дела.
За истекший год в Мюнхене состоялось 46 национал-социалистических собраний, стало быть – почти еженедельно по собранию. Странное дело, другие не понимают секрета этого успеха, не видят, что последний объясняется только настойчивостью и упорством, с которым национал-социалисты добиваются осуществления поставленной себе цели. Уже Гораций знал, что именно в таких случаях помощь богов обеспечена. В других баварских городах национал-социалисты тоже как-никак провели за этот год 32 пропагандистских собрания, хотя иногда приходилось думать о том, где добыть докладчику денег на дорогу. В Розенгейме и Ландсгуте были основаны местные группы. Даже во Франкфурте-на-Майне имеется уже в одной пивной постоянный национал-социалистический уголок; впрочем, это было делом случая. Зато в Пфорцгейме в Бадене возникла уже заправская дисциплинированная местная группа национал-социалистической партии, возглавляемая заводским мастером Витманом; а в Штутгарте некий Ульсгефер руководит национал-социалистическим союзом.
В общем это был хороший год для национал-социалистов. При своем возникновении партия имела 64 члена, теперь же она насчитывала 3000 членов. Такой успех нельзя объяснить даже ораторским искусством Гитлера. Гитлер лишь давал имя, служил вывеской для группы, наполовину остававшейся скрытой от публики и бывшей прежде всего орудием Рема. А Рем был если не тайным господином, то почти всемогущим агентом разных добровольческих отрядов и дружин, из которых медленно вырастал рейхсвер. Он направлял к Гитлеру солдат и офицеров, посылал в партию всех активистов, которых можно было раздобыть. Другим поставщиком людей и средств был «баварский блок порядка», влиятельное объединение полуполитических правых организаций. Однако всякая помощь тщетна, если нет человека, твердо решившегося использовать ее. В области пропаганды таким человеком был именно Гитлер. То, что другие в состоянии были сказать массам самое большое раза три, он повторял без устали четыре, пять, десять раз. Он не останавливался в своей пропаганде перед самым низменным стилем, если только мог рассчитывать вбить таким образом свои идеи в головы слушателей. Его не пугал не только низменный стиль, но и вещи похуже. Ведь это он подвизался на улицах, устраивал сражения на митингах, срывал собрания противников. Он пошел на то, на что не решались другие, – на террор. Он взял на себя риск борьбы и риск того, что вина будет возложена на него, так как знал, что власть не может возникнуть без вины. Другие убоялись этого и стушевались. За Гитлером же осталась ответственность перед историей и… 3000 членов партии.
Шаг в сферу внешней политики
В январе 1921 г. стало известно, что «зоркий» промышленник и политик Арнольд Рехберг[29]29
29 Речь идет о том самом «Арнольде Рехберг» е, которому т. Сталин на XVI съезде ВКП(б) дал исчерпывающую характеристику: «Я имею в виду известного «промышленника» Рехберга, который, собственно, мало похож на промышленника и скорее всего напоминает «промышленника» среди литераторов и «литератора» среди промышленников» (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 491, изд. 1933 г.). Своей ролью «литератора» Рехберг обязан своему брату, крупному промышленнику без кавычек, владельцу калийных копей. Германские калийные промышленники, чьи интересы особенно тесно переплетаются с интересами французского капитала, были непосредственно заинтересованы в сближении с Францией. Этим в первую очередь объясняются маклерская роль и прожекты Рехберга, предлагавшего французским военным и промышленным кругам общий поход на большевиков.
[Закрыть] обратился к руководящим деятелям Антанты с запиской, в которой выступал с предложениями о вооруженной интервенции в советской России. Рехберг прежде снабжал «Фелькишер беобахтер» антибольшевистскими статьями; свою записку он составил по поручению генерала Людендорфа,[30]30
30 Перед приходом Гитлера к власти «Людендорф» отошел на задний план, растеряв значительную часть того колоссального авторитета в офицерско-монархических кругах, которым он пользовался в первые годы после Первой мировой войны и благодаря которому он естественно являлся одним из вождей каждой контрреволюционной попытки переворота (путч Каппа, пивной путч Гитлера). В 1924 г. был кандидатом лагеря «фелькише» на выборах президента республики и собрал около четверти миллиона голосов. С 1926 г. издает в Мюнхене газету «Фольксварте», в которой нападает на масонов, евреев, на расслабляющую германский дух христианскую религию, особенно на римскую церковь, на национал-социалистское руководство и т. д. Вместе со своей женой является основателем новой религиозной секты «Дейчглаубе» (немецкая вера). Весной 1933 г. его газетка была закрыта фашистскими властями на 3 месяца. Авторитет Людендорфа как одного из руководителей германской армии в Первую мировую войну был вновь высоко поднят фашистами после отмены ими пятого раздела Версальского договора и введения всеобщей воинской повинности. Его семидесятилетие (9/IV 1935 г.) было отпраздновано с большой помпой всей фашистской Германией.
[Закрыть] незадолго перед тем поселившегося в Мюнхене.
Как раз в эти дни национал-социализм обретает также свою собственную внешнюю политику. Это уже не только система жестов и протестов, а политика тактического расчета. В новогоднем номере «Фелькишер беобахтер» – газета уже десять дней являлась собственностью партии – была напечатана анонимная статья; витиеватые периоды этой статьи долго продолжали служить внешнеполитической программой партии, отчасти являются ею и поныне. Автор статьи исходит из того, что, хотя Россия и проиграла войну с Польшей, Советы в более или менее близком будущем все же попытаются захватить Польшу. Он пишет:
«Но когда эта гроза соберется над немецкими землями на востоке, необходимо будет отправить туда сто тысяч самоотверженных людей. Если по указке разных Конов и Леви[31]31
31 «Кон» Оскар и «Леви» Пауль – германские социал-демократы. Пауль Леви – ренегат. Будучи независимцем, перешел в германскую компартию, где оставался с 1920 до 1924 г. Из компартии перекочевал обратно в с.-д. партию. Умер в 1930 г.
[Закрыть] германские железнодорожники забастуют, надо будет заблаговременно отправить эти сто тысяч бойцов в пешем строю. Придется считаться с возможностью временного советского режима на некоторых немецких территориях – ничего не поделаешь. Придется быть готовым ко всякой крайности также в связи с поведением западных евреев, засевших за Рейном с французскими пушками и танками; эти евреи поднимут жалобный вой, когда их братьям на востоке придется круто. Если Ленин в Польше задержится, то все еще будет время освободить Польшу. Польша походит на утопающую истеричку, которой надо дать удар по голове, для того чтобы она очнулась и позволила вытащить себя из воды. Главное – это нанести русской армии второе поражение под Танненбергом и погнать ее обратно в Россию. Это исключительно дело немцев, и это и будет собственно началом нашего возрождения. Армия, хлынувшая назад в страну, будет самым злым врагом советского правительства».
Итак, «большая внешняя политика» национал-социализма начинается с плана германского крестового похода против советской России. Ибо автор этой статьи – новый политик – теоретик партии, балтийский немец Альфред Розенберг.
Он – немец по происхождению, но у него склад ума русского. Он родился в 1893 г. в Ревеле в Эстонии, во время Первой мировой войны был студентом в России; при вступлении немцев, – рассказывает Розенберг, – он явился к немецкому командованию и предложил свои услуги в качестве добровольца, но не встретил доверия. В числе многих других русских эмигрантов он в 1919 г. нашел убежище в Мюнхене, где через Дитриха Эккарта пришел в соприкосновение с национал-социалистами. По своей профессии он архитектор, отсюда и его личная связь с Гитлером. Последнему импонировал человек, талант которого состоял в умении построить из самых невозможных предпосылок целую систему идей, целое здание, почти царский дворец. Вероятно, в Германии найдется теперь немного людей, предающихся такому беспардонному систематизированию и догматизированию, как Розенберг, обуреваемых такой неукротимой страстью возводить на несуществующем фундаменте здание детальных выводов. Грандиозные проекты, остающиеся на бумаге, архитектурные замыслы, которым не суждено осуществиться, – вот что представляют собой внешнеполитические планы Розенберга.
Русские влияния
Планы Розенберга, принесенные им в подарок национал-социалистам, это не немецкая внешняя политика, это – внешняя политика русских белоэмигрантов, Мюнхен-Кобленц[32]32
32 «Кобленц» – германский город в Рейнской области недалеко от французской границы. Во время Великой французской революции был центром контрреволюционной дворянской эмиграции. Отсюда нарицательное значение слова Кобленц как центра всякой белой эмиграции.
[Закрыть] а этих эмигрантов, которые очень желали бы вовлечь Германию в кампанию борьбы против Ленина. Эта политика вообще становится понятной только в связи с тем кардинальным значением, которое она придает еврейскому вопросу.
Было бы преувеличением назвать начинающуюся отныне внешнюю политику национал-социализма царистской. Но фактически ее духовные истоки находятся в царской России, в России черносотенцев и «союза русского народа». Вынужденные эмигрировать из России и скитаться на чужбине, эти слои приносят в Среднюю и Западную Европу свои представления, свои мечты и свою ненависть. Мрачное, кровавое русское юдофобство пропитывает более благодушный немецкий антисемитизм. Уже Мережковский проповедует ненависть к «большевистскому антихристу». У нас в Германии усердно читают так называемые «Протоколы сионских мудрецов»[33]33
33 «Протоколы сионских мудрецов» – апокриф, в котором описывается «еврейский заговор» о захвате всего мира. Авторами «протоколов» являются русские черносотенцы. Из России «протоколы» попали во Францию, а оттуда были заимствованы германскими расистами и антисемитами и составили украшение таких «трудов», как «Моя борьба» Гитлера.
[Закрыть] б. Для антибольшевизма белой эмиграции старое русское юдофобство – самое подходящее оружие. Но теперь оно – совсем некстати – стало исходным пунктом германского национал-социализма в области его внешнеполитических идей. Можно как угодно подходить к еврейскому вопросу, исходя из немецких национальных предпосылок, но ясно одно: тот антисемитизм, в который балтийские немцы запрягли Гитлера и его друзей, во всяком случае не является немецким делом. Это – двойник Агасфера: вечный антисемит, скитающийся по миру за «вечным жидом».
В конце мая 1921 г. в Рейхенгалле в Баварии состоялся конгресс русских монархистов. Видную роль играл на нем гетман Скоропадский, которому германское командование в 1918 г. отдало власть над Украиной. Его круги поддерживали в продолжение известного времени сношения с национал-социалистами, до тех пор пока нескольку лет назад Скоропадский не был заподозрен в симпатиях к Франции. Русские эмигранты писали в «Фелькишер беобахтер», выступали на национал-социалистических собраниях, как, например, Немирович-Данченко, бывший заведующим отделом печати у Скоропадского.
Розенберг твердо убежден, что еврейские финансисты во Франции – союзники большевиков, Гитлер быстро усваивает эти истины. В том же номере «Фелькишер беобахтер» он высказывает убеждение, что евреи замышляют только революцию и нарушение чистоты чужих рас и что «каждый еврей – какие дьяволы! – в своей сфере действует прежде всего для этой последней великой цели, действует именно политически».
«Проснись, Франция!»
Внешняя политика национал-социалистов была в то время антисемитской и вместе с тем антибританской – во всяком случае в гораздо большей мере, чем антифранцузской. Утверждение, что французское правительство состоит из «приказчиков англосаксонской мировой фирмы» звучит скорее состраданием к французам, чем ненавистью к ним «Фелькишер беобахтер» возвещает весну народов в Европе…»когда французский народ, в котором мы без зависти признаем и ценим его благородное ядро, поймет… что… уже теперь можно заметить ростки, из которых во Франции, как и в других странах, вырастет национальный социализм будущего. Франция должна снова запереть в гетто евреев. Грядет национал-социалистическая мировая революция, ее лозунг: «Антисемиты всех стран, соединяйтесь!»
Тогда же – это было в феврале 1921 г. на первом грандиозном митинге Гитлера в цирке Кроне – Гитлер мечет громы и молнии против «этой Англии, которая с дьявольским умыслом травит до смерти ирландский народ, доводя его до вечных революций против Англии, которая жульническим способом захватила старое культурное государство – Индию. Кто поверит теперь, что Англия когда-либо добивалась свободы малых наций, если она лишила последних следов свободы один из величайших культурных народов мира, Германию?»
В то время материальные блага нации еще были для Гитлера важнее, чем честь ее оружия. Он согласен на полное разоружение Германии, если будут аннулированы репарации.
«Покончите, – обращается он 15 февраля 1921 г. в «Фелькишер беобахтер» к министру иностранных дел Симонсу, – с вопросом о репарациях (тогда это еще не называлось «данью» для Франции), уничтожьте двенадцатипроцентный сбор с нашего экспорта, прекратите всякую дальнейшую возможность этой унижающей нас опеки разбойничьего союза (Антанты), создайте для нас таким образом возможность существования и освободите нас от вечной угрозы гражданской войны в Германии. Тогда мы готовы будем освободить остальной мир от нависшей угрозы со стороны наших баварских дружин обороны страны. Тогда мы разоружимся». Такого рода внешнюю политику тот же Гитлер в позднейшие годы назвал бы политикой филистеров; ведь за аннулирование репараций она готова продать право на вооружение и самооборону.
Это были дни лондонского ультиматума, установившего сумму репарационных платежей Германии в 132 млрд. Гитлер и Розенберг проповедуют и тогда сопротивление. Но делают это неспроста… нет, у этих реальных политиков уже есть «могучий» союзник на востоке. «Только не подписывайте капитуляции, как в 1919 г., на пять минут раньше времени. Вся Россия как раз восстает против еврейского террора» (Розенберг).
Эта внешняя политика 1921 г., инспирируемая Людендорфом, генералом Гофманом[34]34
34 Правительство Гофмана пало в дни капповского путча, когда генерал фон Мель вынудил его подать в отставку (14 марта 1920 г.). Место Гофмана занял монархист, верный слуга династии Вительсбахов фон Кар.
[Закрыть] и Рехбергом, переписанная начисто Розенбергом и по частям излагаемая Гитлером народу, направлена на создание антисемитской, антибольшевистской и антибританской континентальной Европы. Хребтом ее должен быть союз между пробудившейся Германией и проснувшейся Францией.
ПЕРВЫЙ МАССОВЫЙ МИТИНГ
Была ли эта внешняя политика опасна или, наоборот, не имела никакого значения, она во всяком случае расширила круг деятельности Гитлера. Он познакомился с Людендорфом. Их объединял также один из вопросов внутренней политики – борьба против баварского федерализма. Впоследствии пути их на долгое время расходятся; они снова сблизились лишь летом 1923 г.
Влияние Гитлера растет. Правда, он еще не владеет массами. Незадолго перед лондонским ультиматумом конкуренты из «патриотической» партии устроили грандиозный митинг на площади Одеон, на котором присутствовало более 20 тыс. человек Гитлер тоже хотел выступить там с речью, но, когда он пытался сделать это, оркестр заиграл туш и самый пламенный оратор Мюнхена так и не был услышан. Так или иначе он убедился, какие массы народа можно поднять на ноги с помощью лондонского ультиматума. На 132 млрд. может сыграть всякий, кто сумеет инсценировать манифестацию протеста. 3 февраля 1921 г. Гитлер впервые отважился выступить в самом большом зале Мюнхена – в цирке Кроне. Этот зал вмещает больше 8 тыс. человек; пришли 4 тыс. Благодаря умелой «расстановке» зал с грехом пополам наполнен. Но хотя этот митинг был наполовину провалом, Гитлер показал другим пример того, как надо вести борьбу. Его соперники, гордые своим успехом, своими 20 тыс. слушателей, почили на лаврах. Гитлер же на следующей неделе снова бьет в набат, снова созывает свою публику в цирк Кроне; он неутомим, потому что знает, что в это горячее время масса тоже неутомима. Таким образом он постепенно добился цифры в 8 тыс.; со временем число его слушателей превысит 20 тыс., цифра, на которой успокоились его соперники.
Диапазон растет. Прежний небольшой кружок серых ремесленников постепенно сошел на нет. Гитлера окружают теперь новые люди различного социального положения; среди них мало мелких мещан. Это – буйные, авантюристские, – есть и темные, – но во всяком случае интересные натуры, как и сам Гитлер. Большинство из них более самоуверенны, чем он, но ни один из них не достигает в решительный момент его нервного неистовства. К Дитриху Эккарту, единственному «кавалеру» в старом кружке, присоединяются теперь Розенберг и молодой студент, заграничный немец Рудольф Гесс[35]35
35 «Рудольф Гесс» (1894–1987) – родился в Южной Америке; в Первую мировую войну – офицер-летчик. Один из активных участников свержения советской власти в Баварии и мюнхенского путча 9 ноября 1923 г. Вместе с Гитлером был приговорен к заключению в крепость. «Вышел в люди» в качестве фактотума Гитлера. В 1925 г. – частный секретарь и 1-й адъютант «вождя». В 1932 г. – председатель политического центрального комитета. С апреля 1933 г. – заместитель Гитлера (см. «Путеводитель по национал-социализму», раздел «Жизнеописание наших вождей»).
[Закрыть]2а, лучший друг Гитлера, ставший впоследствии его личным секретарем и неизменным спутником. Таковы люди, которые бескорыстно или с расчетом верят в него.
«ВОЖДЬ»
Снова подтвердилось старое положение, что если три человека с твердой решимостью стремятся к одному и тому же, они достигнут цели, хотя бы они поставили себе задачей завоевать весь мир. Герман Эссер первый приветствует Гитлера как «вождя» после сомнительного успеха в цирке Кроне. Возникает некий круг руководителей национал-социализма; его несокрушимой догмой является неограниченная власть Гитлера над рядовыми членами партии как над толпой профанов.
Со стороны в партию приходят уже «важные господа» и обладатели громких имен. В партию вступил капитан-лейтенант Гельмут фон Мюкке,[36]36
36 «Капитан ВМФ Мюкке Хельмут фон» (1881–1957) – позднее порвал с фашистами по тем причинам, что национал-социалистская партия, как он заявил при выходе, является капиталистической организацией. Создал свою группу национал-большевистского – Боевое движение немецких социалистов.
[Закрыть] командир «Айши» и национальный герой; что еще важнее, он добывает для партии финансовые средства. Однако в то же время начинаются также раздоры между вождями. Эссера обуяла бешеная ненависть в Розенбергу. Забываясь, он иногда переносит эту ненависть даже на Гитлера. В эти моменты он пытается натравить «идиота» Дрекслера против более сильного «товарища». Гитлер начинает верить в самого себя. Ему еще долго придется играть скромную роль «барабанщика» перед другими лицами, превосходящими его своими влиянием, образованием, остроумием. Когда он находится наедине с Людендорфом или Пенером, он в эти моменты, пожалуй, и сам верит в свою скромную роль. Но потом, оставшись без такого визави, когда он сидит один за столом и речь снова льется потоком из под его пера, – ибо писания его та же речь, – он уже мечтает о том, как «в один прекрасный день явится железный человек, быть может, в грязных сапогах, но зато с чистой совестью, положит конец разглагольствованиям этих вылощенных джентльменов и преподнесет нации действия».
Железный человек! Можно побиться об заклад, что это не кто иной, как богом одаренный человек, выступивший перед четырьмя тысячами и в своем волнении, вероятно, принявший их за восемь тысяч. На нем как раз «грязные сапоги»… некогда он прогулял свой экзамен и теперь хвастает перед своими товарищами, капитанами и лейтенантами, что он был только «простым» ефрейтором. Несмотря на грязные сапоги, он превосходит всех других своим подвижным умом, способностью быстро схватывать новые ситуации. Он не только понял сущность фашизма, появляющегося теперь на сцене в Италии, но схватил также стиль коллеги – Муссолини, тоже пришедшего из окопов в грязных сапогах. Гитлер решил «преподнести нации действие».
Впоследствии один итальянский фашист назвал этого подражателя римского стиля «Юлием Цезарем в тирольской шляпе». Однако в Гитлере не раз еще скажется стиль бывшего венского строительного рабочего. Издеваясь над орлом в новом имперском гербе, он пишет в «Фелькишер беобахтер»: «Народную массу гораздо больше интересуют жареные курочки и уточки; наш народ с его здоровым инстинктом смеется над этой безобразной скотиной». Затем трещотку сменяют фанфары: «В этом новом имперском гербе преобладающее большинство народа видит не эмблему честных и свободных мужей, а каинову печать самой низкой измены». В этой мозаике стилей народный тон еще безыскусствен, цезаризм же вымучен. Но Гитлер ставит себе целью стать Цезарем пропаганды, человеком, у которого в крови нечто императорское, человеком, который лишь снисходит к фамильярному тону разговора с толпой. Несколько лет спустя он без запинки и не краснея перещеголял Куртс-Мелер (Куртс-Мелер – оперная певица, выступающая в вагнеровских ролях (прим. перев.).): «О судьба, тебя приветствует коричневая гвардия». Когда же в 1932 г. одно время запрещены были штурмовые отряды, наш дуче сладко пел: «Пока у штурмовиков есть сердце в груди, они будут верны мне и только мне».
ТРЕБУЮТ ВИСЕЛИЦЫ
«Требуются виселицы» – так изысканно выражается Гитлер в позднейшие годы. Но во время своих первых крупных успехов Гитлер чуть было не испортил все дело своей опасной склонностью к иронии. Его язык порою звучит как еврейский жаргон. Природа мстила здесь за то, что Гитлер старался слишком наглядно представить своим слушателям манеры и образ мышления «избранного народа». Когда Гитлер говорит о «гоготании истерических дур-революционерок», – эта травля уже бьет мимо цели, – Гитлер зарапортовался… Гораздо большее впечатление производят следующие слова: «Мы предлагаем повесить Виктора Коппа[37]37
37 «Виктор Копп» – советский полпред в Берлине в 1920–1921 гг.
[Закрыть] перед окнами русского посольства; Зеверинг и Герзинг[38]38
38 «Зеверинг и Герзинг» – Карл Зеверинг – германский социал-демократ, долголетний министр внутренних дел Пруссии, заменявший министра-президента Брауна накануне разгона фон Папеном прусского с.-д. правительства. Зеверинг сыграл одну из первых ролей в борьбе с революционным рабочим движением, преследовании компартии и запрете Союза красных фронтовиков, покровительствуя и прикрывая своей политикой фашистов. При Гитлере был арестован, но через некоторое время был освобожден. Получает пенсию от фашистского правительства. Герзинг – руководитель «республиканского флага», правый социал-демократ, после прихода гитлеровцев к власти эмигрировал.
[Закрыть] должны получить не меньше двадцати лет каторжных работ».
Это первые членораздельно выраженные угрозы. Впервые здесь произнесена фраза о «головах, которые покатятся с плеч». В программе национал-социалистов фигурирует смертная казнь только для ростовщиков и спекулянтов. Но 28 апреля 1920 г. Гитлер заявляет уже:
«Мы требуем предания суду преступников перед нацией, начиная с Эрцбергера до Симонса (ставшего впоследствии председателем имперского суда) и включая всю парламентскую сволочь, соучастников их преступлений. Все они должны предстать перед судом верховного трибунала. Но мы твердо уверены, что эти преступники умрут не от почетной пули, а на виселице. Уже теперь мы позволяем себе обратить внимание будущего национального трибунала на то обстоятельство, что ввиду экономии света многие фонарные столбы у нас свободны».
Это напечатано в «Фелькишер беобахтер», и прокуратура не воспрепятствовала этому. Несмотря на этот слишком уж кровавый стиль, газета прекрасно отвечала тогда своему назначению – гораздо лучше, чем когда бы то ни было впоследствии. Это было заслугой ее молодого редактора Эссера, специалиста по части «исследования» тайн еврейских квартир. Эссер обладает гораздо большим журналистским талантом, чем Гитлер. Гитлер отлично знает вибрирующие, чувствительные струнки своей аудитории и умеет играть на них, но он не знает чувствительных мест читателя. Аудитория собраний принимает слова на веру, отдельный же читатель настроен более критически, к нему надо подойти конкретно, а этого Гитлер не умеет.
Здесь более темпераментный, более дерзкий и путанный Эссер превосходит своего товарища. Школой для этой национал-социалистической журналистики послужил «Мисбахер анцайгер», захолустная газетка, несколько лет пользовавшаяся чуть ли не мировой известностью благодаря своей борьбе против республики. «Фелькишер беобахтер» быстро усвоил этот тон, но кроме того он имел и некоторое преимущество перед мисбахской газетой: у него была конкретная историческая цель.
Дворцовый переворот
Молодая слава Гитлера растет. Он становится известным уже за пределами Мюнхена. В начале лета 1921 г. он живет несколько недель в Берлине. Здесь он связывается с северогерманскими правыми кругами и выступает в национальном клубе. Он замышляет не малое: распространить движение за пределы Баварии. С этой целью Гитлер ведет переговоры также с консервативными лидерами бывшей прусской палаты господ: графом Йорком фон Вартенбургом и графом Бером. Но тут за его спиной произошло событие, которое заставило его спешно вернуться в Мюнхен. Молодая слава вдруг оказалась под угрозой. Основатели партии собираются свергнуть слишком высоко поднявшегося Гитлера.
Первым толчком к этому явилось слишком поспешное распространение движения за пределы Мюнхена. В движение было вовлечено много иногородних групп и много новых вождей, но переварить их сразу не удалось. В Нюрнберге с 1920 г. подвизался Юлиус Штрайхер, по профессии учитель, по убеждениям антисемит и ненавистник «чистой публики», милостью божьей – агитатор, могущий помериться с Гитлером своими местными успехами. Правда, по уму он уступает Гитлеру, язык его примитивнее, беднее, путаннее.
Штрайхер превосходит мюнхенского коллегу своим гражданским мужеством и отсутствием брезгливости: он собственноручно роется в навозе и с небольшими паузами преподносит обывателям Нюрнберга, которые, как все жители больших городов, падки до сенсаций, каждый раз новый скандал. Когда он берет за шиворот противника – большей частью еврея, – разыскав какую-нибудь грязную историю, он, несмотря на все преувеличения и обобщения, оказывается в том или ином пункте действительно прав. Одним словом, подобно Эссеру, он имеет перед Гитлером преимущество большей конкретности и восполняет ею отсутствие политической прозорливости, а также вкуса и такта.
Штрайхер был смертельным врагом Гитлера. До сих пор ему не приходилось подчиняться последнему, но он хотел большего, – он хотел побить Гитлера, отнять у него руководство мюнхенской Организацией. Вскоре он нашел союзника в лице д-ра Диккеля. Последний стоял в Аугсбурге во главе одного из так называемых рабочих содружеств, которые исстари существовали здесь и получили от профсоюзов презрительную кличку «желтых профсоюзов». В «немецкой рабочей партии» Штрайхер видел нечто аналогичное. При этом в некоторых пунктах он был радикалом. Так, например, в июле 1921 г. он по приглашению мюнхенского партийного руководства выступил с резким докладом, направленным против крупного землевладения: он объявлял последнее столь же опасным, как еврейство. Это был, можно сказать, единственный выпад против крупного землевладения, который когда-либо имел место в национал-социалистической партии, к тому же так близко к ее верхам.
Дрекслер и Штрайхер против Гитлера
Появление на сцене Диккеля подало сигнал к перевороту. Какое «партийное руководство» пригласило его? Это был не Гитлер – он в то время находился в Берлине, – это сделал старый партийный комитет, т. е. те лица, которые некогда в кафе «Германская империя» основали «германскую рабочую партию» в составе тридцати человек. Ныне они видели, как эта партия все более уплывает из их рук в руки Гитлера.
Эти основатели партии отнюдь не были рабочими, как они воображали, они не были также социалистами, как их в этом убеждали, они были лишь бедняками, до известной степени гордящимися своей беднотой. Их невыутюженные брюки являлись в их глазах признаком более высокой морали, отличавшим их от «спекулянтов». В их среде возникала этика буржуазной бедноты, вернейший признак возникновения нового класса. Помятые брюки стали гордостью пролетаризированных средних слоев, точно так же как в свое время мозолистые руки стали отличительным признаком настоящего пролетария. Этими людьми и выдвинут был первый председатель партии Антон Дрекслер, они же выдвинули руководство партии, одним из членов которой был Гитлер. И тем не менее они все же оказались за бортом.
Ибо член партии № 7 сумел сделать свое ведомство пропаганды чуть ли не единственным органом партии. Председатель, комитет, член партии – все они оказались лишь придатками к этому раздутому ведомству. Отдел пропаганды и его заведующий были видны окружающему миру, а номинальному главе партии приходилось отправляться в провинцию и там импровизировать свои серые выступления посредственного оратора. Возможно, что это распределение ролей в старом партийном аппарате тоже содействовало тому, что Гитлер односторонне увлекся только пропагандой. Политический акт, пожинающий плоды пропаганды, всегда имел для него лишь второстепенное значение.
Чем объясняется это перемещение влияния в партии? Несколько рядовых маленьких политиков, долго и упорно высиживавших свои взгляды, столкнулись с человеком, легко поддающимся влиянию, но каждый раз обнаруживающим большой темперамент. Бороться с ним оказалось им не по силам. Этот темперамент привлек в движение новых людей из других, более обеспеченных слоев студентов и офицеров. Они, правда, не занимали должностей в партийном аппарате, но они писали в «Фелькишер беобахтер», выступали на собраниях, причем прикрывались всегда авторитетом заведующего пропагандой Гитлера и ни в грош не ставили авторитет партийного руководства в целом.
Если в этом партийном руководстве были хоть мало-мальски живые люди, между ними и Гитлером должна была наконец произойти борьба за власть. Случай к этому представился в его отсутствие. В Берлине проявили интерес к партии. Нельзя ли сломить силу Гитлера, перенеся центр в Берлин? Нельзя ли при этом прийти к соглашению с «немецкими социалистами» Бруннера и Штрайхера? Диккель раззадорил в этом смысле Дрекслера, а Штрайхер поддержал этот план. Объединение с другими группами на равных началах должно было, по их плану, надолго затормозить растущее влияние Гитлера, тем более что ему пришлось бы иметь дело с менее покладистыми людьми, чем мюнхенцы.
Гитлер парировал этот замысел ударом необычайной силы. Он вернулся в Мюнхен и заявил, что выходит из партии. Противники, не ожидавшие такого оборота, стали уговаривать его; в особенности старался Дрекслер. Последнему пришлось слышать в ответ такие комплименты, как «жалкий идиот» и «подлая собака». Кроме того, разгневанный Гитлер заявил, что передает дело на суд членов партии и будет сам выступать перед ним. На это в свою очередь не могло пойти партийное руководство. Но поставленное перед альтернативой совершенно потерять Гитлера или подчиниться ему, оно предпочло последнее. Какие соображения играли при этом роль? Вспомним, что и материальными средствами партии, а именно газетой «Фелькишер беобахтер» распоряжался Гитлер. Ибо Федер и Эккарт, в руках которого находились деньги, полученные от генерала фон Эппа, были на стороне Гитлера, точно так же как Розенберг и Гесс, т. е., другими словами, – вся «чистая публика». Кроме того, Гитлера поддерживал также Эссер, самый сильный и влиятельный оратор партии после Гитлера. Партия не могла пойти на потерю своих лучших членов и вместе с ними своих вернейших денежных ресурсов и газеты.
«На какие же, собственно, средства он живет?»
Победа Гитлера казалась уже окончательной, когда он 14 июля обратился к партийной верхушке с письмом-ультиматумом, в котором требовал для себя диктаторских полномочий. Но тут противная сторона снова стала на дыбы. Она разослала членам партии листовку-циркуляр, в котором на Гитлера возводились тяжелые, отчасти небезосновательные обвинения. Между прочим, там говорилось:
«Гордыня власти и личное честолюбие заставили Гитлера вернуться на свой пост из Берлина, где он провел шесть недель, причем до сих пор еще не высказался о целях своей поездки. Он считает момент подходящим для того, чтобы по заданию скрывающихся за ним темных личностей внести раздор в наши ряды и таким образом способствовать интересам еврейства и его приспешников. Теперь все более обнаруживается, что национал-социалистическая германская рабочая партия служила ему только средством для грязных целей, для захвата руководства в свои руки и перевода партии в подходящий момент на другие рельсы. Лучшим доказательством этого является ультиматум, с которым он на днях обратился к партийному руководству. Он требует в ультиматуме, в числе прочего, полной и безраздельной диктатуры для себя, отставки партийного комитета, а также ухода основателя и вождя партии слесаря Антона Дрекслера с поста первого председателя партии. Он требует этого поста для себя; кроме того, он требует, чтобы в течение шести лет не велось никаких переговоров об объединении нашей партии с прочими национал-социалистами и немецкими социалистами. Уже одни эти требования означают не что иное, как попытку держать партию в черном теле и не дать ей возможности расти…
Другим пунктом является вопрос о его профессии и заработке. Когда отдельные члены партии обращались к нему с вопросом, на какие средства он, собственно, живет и какова была его профессия в прошлом, он каждый раз приходил в раздражение и сердился…
А как он ведет борьбу? Он передергивает факты и представляет дело так, будто Дрекслер – плохой революционер и желает вернуться к системе парламентаризма. В чем дело? Дрекслер еще ни на йоту не отступил от своих взглядов, которые высказывал при основании партии. Правда, наряду с революционной деятельностью Дрекслер желает указать немецкому рабочему путь, по которому он должен идти для достижения своей цели, другими словами, наряду с бичующей критикой нынешних возмутительных условий он желает проводить также положительную экономическую политику.
Гитлер нашел компаньона для своих происков в лице г-на Эссера. Человек, которого сам Гитлер не раз называл вредным для движения, человек, который неоднократно требовал у Дрекслера снятия Гитлера, вдруг избран последним для проведения его темных планов. И самое замечательное то, что сам Гитлер неоднократно заявлял (это могут подтвердить свидетели): «Я знаю, что Эссер – негодяй, но буду держать его только до тех пор, пока он может мне пригодиться». Национал-социалисты, судите сами о людях с таким характером. Не давайте ввести себя в заблуждение. Гитлер – демагог и выезжает на своем ораторском таланте; с помощью последнего он надеется одурачить немецкий народ и в особенности втереть очки вам. Он преподносит вам вещи, которые весьма далеки от истины. Протестуйте против того, что с честными основателями нашей партии собираются поступить так же, как это прежде делалось в других партиях…»