Текст книги "Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III"

Автор книги: Кондратий Биркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Миновали праздники. Король с королевой возвратились в Берлин, и обыденная, будничная жизнь вступила в свои права.

– Слушай, Иеронимо, – говорил как-то Антонио своему патрону, сидя с ним наедине в лаборатории, – пора наконец подумать и об отступлении. Ходят слухи, что король по-прежнему благоволит к тебе; говорят, хочет даже пожаловать тебе и Черного Орла… Но ведь на нем не улетишь, а медлить нечего. Наш прошлогодний опыт не принес нам ничего, кроме убытку. Плавка золота, завернутого в листовой свинец, опыт прекрасный и поразительный, однако…

– Однако у меня еще есть порошок отца Франческо.

– Две, три щепотки? А на много ли их хватит? Подумай, что не сегодня, так завтра король за тебя ухватится, и плошать нечего!

– Будь спокоен, не оплошаю. Ты проводишь Розалию до Штеттина, где мы все сойдемся. Помни, друг, что теперь у нас пойдет игра большая, страшная. Со стороны короля – сотни тысяч, а с моей – голова. Славные ставки!

– Если ты дурак – проиграешь, а умен – выиграешь.

– Увидишь.

Антонио угадал. На другой же день король потребовал графа Каэтани к себе в кабинет.

– Ну, – сказал Фридрих I, – дошла очередь и до тебя, граф. Скажи прямо: сколько тебе нужно времени и денег на выделку золота и серебра суммою до двух миллионов талеров?

– Много и того и другого…

– Примерно?

– Не менее четвертой доли самой суммы.

– Хорошо, а во сколько времени ты воротишь эту сумму, учетверенную?

– Не ранее полугода, ваше величество!

– Не ранее? Это долго.

Король большими шагами заходил по кабинету.

– Поймите, граф, что я в последнее время вынужден был прибегнуть к займу у амстердамских и гамбургских банкиров; проценты огромные, и каждый месяц дорог, буквально дорог. Финансы мои – больной, вы – доктор.

– Я и вылечу больного, ваше величество; только на лечение время нужно.

– И верно то, что вы его вылечите?

– Мои опыты доказали вам…

– Да, все так… Но те опыты (если пошло на сравнение), те опыты – лечение больного зуба, а теперь предстоит пользование всего организма. Разница!.. Что твои познания не химера, а опыты не обман – я верю этому… Однако же, посвящая тебя в государственные тайны, я не могу не колебаться… Ты прости мне… не обижайся на мой вопрос: истинно ли ты честный человек, Каэтани?

– Бог видит, государь…

– Можешь ли ты взять его в свидетели, что ты не обманешь меня?

– Ваше величество, кажется, я доказал вам…

– Постой! – перебил король. – Опыты, которые ты делал, доказали мне одно из двух: или что ты действительно адепт, или что ты искусный обманщик. Если последнее справедливо, скажи мне прямо, и я ручаюсь тебе моим королевским словом, что я прощу тебе обман и плутни, если таковые были с твоей стороны… Но если теперь, когда я хочу сделать тебя моим сподвижником в деле народной пользы… если теперь ты намереваешься употребить во зло мою доверенность… Берегись! В случае успеха ты будешь первейшим из моих вельмож, но если обманешь меня – я буду безжалостен!

Каэтани побледнел.

– Ваше величество, – пролепетал он, – чем же я заслужил это недоверие?

– Нет, я тебе верю и тебе же вверяю счастье моих подданных.

Через несколько дней после этого разговора графиня Розалия Каэтани, сопровождаемая Антонио Беллуна, выехала из Берлина под предлогом пользоваться минеральными водами в Спа. Антонио поручено было, закупить материалы для предстоящих работ… На это Каэтани выдал ему из королевских денег до 150 000 талеров. Еще недели три прошло. Граф доложил королю, что Антонио должен прибыть в Берлин дня через два. Он говорил это утром, а вечером, когда Фридрих I послал за ним, требуя его к себе, Каэтани во дворце не оказалось. Никто не видел, когда и куда он вышел… И ночь прошла – но Каэтани не возвращался. Лаборатория, по обыкновению, была заперта на замок; ключ был унесен графом с собой.

Недоумевая, что бы это значило, король еще медлил принимать решительные меры к поимке беглеца и только к полудню приказал по всем дорогам разослать погони, которым велено было доставить Каэтани в Берлин, живого или мертвого.

В то время, при отсутствии телеграфов, поимка беглеца была делом крайне затруднительным. Покуда в Берлине снаряжали сыщиков и давали им маршруты, Каэтани, переодетый крестьянином, с тяжелой котомкой за плечами, плыл на рыбачьей лодке вниз по Одеру и к вечеру третьего дня своего побега прибыл в небольшую прибрежную деревушку, в которой лодочник намеревался передать его своему товарищу для дальнейшего плавания. Тут судьба готовила графу неожиданную встречу. Приятель лодочника сообщил ему, что у него в хижине уже целую неделю проживает какая-то госпожа, ограбленная своим лакеем, который должен был провожать ее до Штеттина. В этой путнице Каэтани узнал свою жену Розалию. Не теряя времени на подробный рассказ, она объявила мужу, что Антонио, оставив ее в деревне, бежал неведомо куда с ее бриллиантами и бывшими в его руках деньгами. Эта весть в одно и то же время огорчила и обрадовала графа Каэтани. Он сообразил, что в случае поимки мог сослаться на то, что сам отправился на поиски за похитителем. Эта мысль придала ему смелости, и он вместе с женой продолжал дальнейший путь, сравнительно говоря, в спокойном расположении духа. С 350 000 талеров в кармане он не тужил ни о 150 000 талеров, ни о бриллиантах жены, так как часть их еще оставалась в его руках.

Но Антонио не ограничился кражей. В небольшой деревушке, верстах в десяти от той, где беглец встретил свою жену, беглецы были остановлены и сданы в руки отряда солдат…

Антонио безымянным доносом известил короля о намерении графа Каэтани бежать в Штеттин. Таким образом, один вор спасся, выдав другого, и в ту минуту, когда Каэтани и жена его были схвачены, Антонио очень спокойно садился на голландский корабль в Штеттине.

Обманщик, схваченный с поличным, до того оторопел и растерялся, что даже не подумал сворачивать вину свою на предателя Антонио. По последствию, довольно продолжительному, оказалось, что Каэтани – самозванец и столько же граф, сколько ученый алхимик. Он сознался, что чудесные порошки, которыми он проводил первые свои опыты, были им похищены у убитого им священника в Кремоне, где отец Каэтани был кузнецом, а отец жены его торговал мясом. Антонио, бродяга, родом из Тироли, шесть лет разыгрывал при графе Каэтани роль фиглярского помощника, чтобы на седьмом сыграть с ним такую гнусную шутку. Галле, а с ним и некоторые другие ученые – очевидцы превращения графом Каэтани ртути в золото, тщетно домогаясь узнать сущность этого удивительного опыта, остались при том убеждении, что священник, убитый мнимым графом, был действительно обладателем философского камня.

Король Фридрих I был неумолим и утвердил над самозванцем смертный приговор, присудивший его к смертной казни через повешение, что и было исполнено в Потсдаме 27 июля 1701 года. Соединяя позор со смертью, король приказал, чтобы Каэтани был повешен в балахоне, обшитом мишурой.

Розалия Каэтани была выслана за границу.

Нам не должно казаться странным, что ловкий пройдоха мог обмануть короля, выдавая себя за обладателя философского камня. Верование в алхимию было сильно распространено в Европе 170 лет тому назад. Мы смеемся над легковерными предками точно так же, как наши правнуки будут смеяться над нами или над теми из нас, которые верили в спиритизм, ибо верование в эту глупость право, ничем не лучше верования в алхимию.

Теперь заключим биографический очерк короля прусского Фридриха I.

Фридрих Великий в своих записках (Memoires pour servir a l'histoire de la maison de Brandenbourg) отзывается о своем дяде, короле Фридрихе I, и непочтительно, и несправедливо. «Он был великим в малых делах, мал в великих». Антитеза даже и не остроумная. Создать из ничтожного курфюршества могучее королевство было дело немаловажное, на которое едва ли может быть способен «великий человек на малые дела». Вскоре после коронования королевским венцом Фридрих I обязался дать Австрии 10 000 вспомогательного войска в войне против Франции. После смерти Вильгельма III (в 1702 году) он предъявил права на наследство графства Линген; а после смерти герцогини Нембургской княжеств Нефшатель, Валангин, Мире. Во время борьбы Петра Великого с Карлом XII Фридрих I отклонил перенесение театра войны в Померанию и с этой целью виделся с русским царем в Мариенвердере. Государи поладили друг с другом и разменялись драгоценными подарками. Увеличив пределы своего королевства, Фридрих I прилагал горячее старание о благосостоянии подданных. В 1694 году он основал университет в Галле, в 1696-м – академию в Берлине; в 1707-м—королевское общество наук и словесности, президентом которого назначен был знаменитый Лейбниц. Кроме того, Фридрих I украсил Берлин многими прекрасными зданиями и у Бранденбургских ворот воздвиг памятник великому курфюрсту Фридриху Вильгельму (1640–1688).

Смерть короля сопровождалась очень странными таинственными обстоятельствами.

В 1683 году он сочетался браком с Елизаветой, принцессой Гессен-Кассельской, а по ее кончине с Софией Шарлоттой, принцессой Ганноверской. Прелестная собой, умная, образованная женщина, она содействовала королю во всех его деяниях в пользу народного образования. Овдовев в 1705 году, Фридрих женился на третьей супруге Луизе Мекленбургской. Больная, припадочная, Луиза была очень набожна; потом впала в ханжество и, наконец, помешалась. Поместив в отдельную комнату, приставив к ней докторов и многочисленную прислугу, Фридрих отдалился от нее по чувствам жалости и непреодолимого отвращения. Со времени ее болезни точно какой мрачный гений осенил дворец королевским своим крылом. Панический страх – следствие скуки и однообразия – овладели придворными. Из уст в уста распространился по дворцу и по всему городу рассказ о белой женщине, т. е. тени прародительницы дома Бранденбургского, появление которой, видно, предвещало скорую кончину которого-нибудь из чиновников царственной семьи. Они предвещали смерть курфюрстов Георга Вильгельма (1640) и Фридриха Вильгельма (1688), а равно и обеих жен короля Фридриха I. Но чуждый этого фамильного предрассудка, он с детства верил в белую женщину и был убежден, что она будет непременно вестницей и его смерти.

В первых числах января 1713 года в сумерки король сидел в креслах перед камином у себя в кабинете. Погода была ненастная; ветер напевал свои заунывные мелодии, нагонял тоску и склонял ко сну. Невольно Фридрих I погрузился в забытье и только что закрыл глаза, как странный стук и звон напомнил ему о действительности. Силясь привстать с кресла, чтобы позвонить пажа, король повернул голову к дверям и оцепенел от ужаса…

На пороге стояла белая женщина!

Платье ее длинным шлейфом облегало ее исхудалое тело, кисейный саван, концы которого были закинуты за плечи, окаймлял ее бледное лицо, будто ореол; глаза страшного призрака светились лихорадочным огнем, и из впалой груди вырывалось хриплое, прерывистое дыхание. Неслышными шагами белая женщина приблизилась к королю, протянула к нему костлявые руки… Он зажмурился и с закрытыми глазами чувствовал, как приближалось к нему привидение и затем охватило его шею холодными пальцами, вонзив в нее острые ногти!

Нечеловеческий, дикий крик исторгся из груди короля, и, собрав последние силы, он тщетно пытался высвободиться из объятия призрака. Ему помогли вбежавшие в кабинет придворные, белая женщина была не что иное, как помешанная королева Луиза, тайком вышедшая из своей комнаты и после долгой бессознательной ходьбы по дворцовым коридорам достигшая наконец королевского кабинета.

Короля, с которым сделался сильнейший нервный припадок, уложили в постель. Всю ночь он был в бреду, а поутру у него открылась сильнейшая горячка. Через шесть недель, 25 февраля 1713 года, он скончался. Ему наследовал сын его Фридрих Вильгельм I, родитель Фридриха Великого – король-фельдфебель, всю Пруссию превративший в обширную казарму, полагавший счастье отчизны в разводах, парадах, фухтелях и шпицрутенах. Впрочем, обзору его царствования мы посвятим в следующем томе особый рассказ.

ФЕРДИНАНД II (ИМПЕРАТОР ГЕРМАНСКИЙ, АВСТРИЙСКИЙ)
АЛЬБЕРТ ВЕНЦЕСЛАВ ЕВСЕВИЙ ВАЛЛЕНШТЕЙН, ГЕРЦОГ ФРИДЛАНД
(1619–1637)

Пруссия – здоровяк в цвете лет, богатырского сложения, носящий в своем организме богатый запас жизненных сил, которые можно назвать задатками его могущества и долголетия. Австрия – дряхлый старик, пораженный параличом, снедаемый гангреною, разлагающийся заживо. Пруссия – олицетворенный прогресс, Австрия – воплощенная отсталость. По мере возвышения первой клонится к упадку вторая. Слава Пруссии началась на полях Фербелина; бесславие Австрии – на полях битв тридцатилетней войны. Англия – крокодил в делах внешней политики; Австрия в них – ядовитая змея, во все время своего существования язвившая именно пригревавших ее у себя за пазухою. Держава, которая возвела коварство, вероломство и неблагодарность в принцип при своих сношениях с приязненными ей державами, этими же гнусными чувствами руководилась и в делах внутренней политики. Награждая золотом верных своих слуг во всех тех случаях, когда она имела в них надобность, по миновании таковой Австрия отделывалась от них железом или ядом. В одно и то же время подписать тайную конвенцию с одной державою против другой и заключить явный договор с третьей против первой – явление совершенно нормальное в австрийской политике; выдать врага своего союзника, заключив с этим общим врагом мир, – обыкновенный фортель венского кабинета; изменить данному слову, клятве или присяге, вечно обещать и ничего не исполнять, объявить амнистию, а потом казнить… но кто же из наших читателей этого не знает и кому из нас, русских, это неизвестно лучше, нежели кому другому? Турецкие войны в царствование Анны Ивановны, семилетняя война при Елисавете Петровне, наши союзы с Австрией при Екатерине II и Павле I; Суворов, покинутый на произвол судьбы на Альпах, двуличие Австрии при Александре I; ее спасение Николаем I, и отплата ее нашему императору во время несчастной войны с Турцией в 1853–1856 годах – вот факты, по которым каждый (и не посвященный в таинства политики) может составить себе точное понятие о том, что такое Австрия; что это за империя, являющая в своем составе вавилонское смешение языков и облеченная в порфиру, сшитую из разноцветных лоскутьев, хотя кровью и закрашенных – под один цвет. Нам скажут, пожалуй, в оправдание Австрии, что всему виною иезуиты. Но мы ответим на это, что для таких успехов в иезуитизме надобно же и государям австрийским обладать богатейшими для того способностями.

Начинаем наш рассказ с того рокового года, в котором Австрия была поражена страшным недугом, имевшим на дальнейшее бытие империи такое гибельное влияние. Кровавыми цифрами 1618 год занесен на страницы истории, и тридцатилетняя война не изгладится из памяти европейских народов.

Императоры австрийские, домогаясь неограниченной власти над Богемиею, навлекли на себя живейшее негодование всей страны, которую они же наводнили иезуитами и патерами всех возможных орденов для проповедей народу в духе политической пропаганды. Это явное глумление над религиею, которую потомки Рудольфа Габсбургского делали орудием своих честолюбивых замыслов, пуще прежнего ожесточало народ и возбудило в нем ненависть к самому католицизму. Дворянство и граждане целыми семьями стали переходить в протестантизм, и, наконец, вся Богемия разделилась (подобно Франции при Карле IX и Генрихе III) на две партии – католиков и протестантов. Император Матфий (1611–1619) при восшествии своем на престол особою грамотою разрешил богемским протестантам построить церкви в Браунау и Клостерграбе, принадлежавших к владениям епископа прагского. По его распоряжению выстроенные протестантами церкви были разрушены. За эту обиду, нанесенную его единоверцам, граф Турн, личный враг императора, решился отомстить жестоко и принял сторону протестантов. Жалоба последних на самоуправство католического духовенства была оставлена без внимания… Явясь в государственный совет со своими приверженцами, граф Турн начал настоятельно требовать удовлетворения; когда же и этот протест был оставлен без ответа, протестанты выбросили за окно секретаря и двух советников. Сигнал к восстанию был подан. Богемские протестанты изгнали иезуитов, овладели всеми частями государственного управления и занялись набором ополчения с целью поддержать свои права силою оружия. Император для усмирения страны клятвенно обещал подтвердить новою грамотою прежние привилегии протестантов, но граф Турн, зная по собственному опыту, что на обещания императоров австрийских полагаться не следует, начал военные действия и овладел многими городами Богемии. Затем к инсургентам присоединилась Силезия, Моравия и часть Австрии. Сподвижником Турна явился Эрнст, граф Мансфельд, подобно ему, личный ненавистник австрийских императоров-иезуитов, перешедший в протестантизм католик. Подвиги свои он начал взятием Пильзена. Поручив начальство над своими войсками графу Буккуа и Дампьеру, император Матфий скончался (20 марта 1619 года). С ним как бы пресеклась царственная династия Габсбургов. Брат его, эрцгерцог Альбрехт, наместник нидерландский, уступил права на престолонаследие линии Грец. Испанский дом, отказываясь от всяких притязаний на австрийский престол, предоставил его эрцгерцогу Фердинанду Австрийскому. Он был провозглашен императором после смерти бездетного Матфия (29 августа) и коронован (9 сентября 1619 года). Так как избрание в короли Богемии зависело от воли народной, богемцы объявили Фердинанда II лишенным престола и на его место избрали пфальцского курфюрста Фридриха V.

Новый император австрийский, Фердинанд II, сын младшего брата Максимилиана II, эрцгерцога Карла и супруги его принцессы Баварской, родился 9 июля 1578 года. Потеряв отца еще будучи в младенческих летах, Фердинанд был отдан матерью на воспитание герцогу Вильгельму Баварскому, ее родному брату. Герцог прилагал о племяннице отеческие попечения, дал ему прекрасное образование в Ингольштадтской академии, в которой преподавали отцы иезуиты. Ханжество и ненависть к лютеранизму, посеянные в сердце Фердинанда, пали на восприимчивую почву. Имея от роду семнадцать лет (в 1595 году), он вступил в обладание отцовским наследием: Крайнею, Каринтиею и Иллириею. Депутаты от всех сословий этих областей представили Фердинанду адрес с выражением желания пользоваться свободою совести и беспрепятственным отправлением обрядов лютеранского вероисповедания. На эту просьбу Фердинанд отвечал отрицательно… Надобно заметить, что незадолго перед тем он ходил на богомолье в Лоретто и в Рим, где был благословлен папою Климентом VIII. Покойный эрцгерцог Карл, отец Фердинанда, утвердил права протестантов формальным актом. Фердинанд решил отнять у них этот акт, но не силою, а хитростью. Этого таланта иезуитскому воспитаннику было не занимать стать. Исключая из акта одну статью, изменяя другую, вводя оговорки в третью, Фердинанд в течение немногих лет исподволь совершенно вытеснил протестантизм из своих владений. Иллирийские диссиденты переселялись в Богемию и присоединялись к тамошним протестантам; их старания немало способствовали устранению Фердинанда II от богемской короны… Впрочем, и корона императорская, которую он наследовал после Матфия, не совсем твердо держалась на его голове. Куда ни обращал он своих взоров – повсеместно свирепствовало пламя мятежа.[47]47
  Schiller. Geschichte des dreizigjahrigen Kriegs. Cotta's Auflage in 4, 1830, 922a.


[Закрыть] Силезия присоединилась к инсургентам богемским; Моравия – тоже; дух явного неповиновения и своеволия царил в Верхней и в Нижней Австрии; Венгрии угрожал Бетлен Габор, князь семиградский; турецкие полчища подвигались на юго-восточные области… Подданные Фердинанда, не причастные ни той, ни другой партии, колебались; приверженцы императора упадали духом, и только злоумышленники не теряли мужества. Половина Германской империи приняла сторону мятежников; другая выжидала: чья возьмет? О вспомоществовании Испании до времени Австрии нечего было и думать. По иезуитскому обычаю, Фердинанд II пустился в переговоры, щедрясь на обещания; но на все его льстивые предложения протестанты отвечали отказом, покоряя города. Одна область за другою меняла вероисповедание и образ правления… Наконец, войска инсургентов проникли и в самое эрцгерцогство Австрию и стали в виду Вены.

Отправив свое семейство в Тироль, император остался в столице, ежеминутно ожидая, что и она восстанет; его же окружала ничтожная горсть телохранителей, но и ее привязывали к Фердинанду одни денежные интересы… В недальнем будущем подданные императора видели его в монастыре, а детей его силою обращенными в протестантизм.

Тяжелые минуты переживал державный иезуит. Неприятельские пули свистали по улицам венских предместий; во дворце, в отдаленной комнате сидел сам император, окруженный семнадцатью вельможами, осыпавшими его упреками и принуждавшими подписать мирный договор с богемцами. Один из собеседников, схватив императора за пуговицу камзола и потрясая его, кричал:

– Да подпишешь ли ты, Фердинанд?

В эту позорную минуту во дворе раздались трубы и лошадиный топот: Дампьер со своими кирасирами вступил в город. Буйные олигархи, покинув императора, бежали в лагерь Турна… Вслед за тем пришло известие о поражении Мансфельда графом Буккуа под Будвейсом и о приступе имперских войск к Праге. Богемцы отступили; Вена и император были спасены. Пользуясь этою счастливою переменою, Фердинанд короновался; а в это же самое время богемцы провозглашали своим королем курфюрста Фридриха V. Последнему обещали свое содействие и поддержку его тесть, король английский Иаков II. Трусливый, бесхарактерный Фридрих долго не решался принять короны, казавшейся ему слишком тяжким бременем для его слабой головы, наполненной астрологическими бреднями. Он уступил требованиям своей честолюбивой супруги.

– Стоишь ли ты быть мужем дочери короля, – говорила она ему, – если боишься принять корону, которую тебе предлагают? Я согласна скорее есть черствый хлеб, сидя за королевским столом, нежели наслаждаться вкуснейшими яствами за столом курфюрстшеским!

Покорствуя супруге, Фридрих принял корону и венчался королем Богемии с неслыханною пышностью в Праге. Ему присягнули Силезия и Моравия; его признали королем Англия, Дания, Швеция, Голландия и Венеция, и Фридрих V помышлял об утверждении своей династии на престоле богемском, возлагая при этом особенную надежду на князя Бетлен Габора. Этот заклятый враг Австрии и католицизма, отнявший Трансильванию (Семиградие) у Гавриила Батория, надеялся расширить свои владения, пользуясь религиозными усобицами. Заключив союз с Богемией, Бетлен в то же время уверил Фердинанда, что он тем вернее погубит Фридриха V; и ему удалось провести иезуита. Утешая его обещаниями, Бетлен внезапно вторгнулся в Венгрию и в Пресбурге был провозглашен королем. Отсюда он двинулся к Вене, от стен которой был отражен графом Буккуа. Соединив свои войска с богемскими, Бетлен вторично осадил Вену, прервал подвоз в столицу империи съестных припасов по Дунаю и сухим путем… К счастью для Фердинанда, повальные болезни в лагере Бетлена принудил последнего отступить. С этого времени дела императора приняли благоприятный оборот, а дела его противника, короля богемского, напротив, весьма дурной. Австрия смирилась, получив от Фердинанда II совершенное согласие на свободное отправление протестантизма. Пользуясь этим, император привлек на свою сторону герцога Максимилиана Баварского и заключил с ним союз против Богемии. Герцог согласился принять на себя главное и полновластное начальство над союзными войсками. Стараниями австрийского посланника в Мадриде, графа Кефенгюллера, король испанский присоединился к австро-баварскому союзу, дав субсидию в миллион гульденов и обещая дать вспомогательные войска для вторжения в Пфальц – родовое владение Фридриха V.

По мере усиления союза католического ослабевала уния протестантская. Бетлен Габор оставался в бездействии; Голландия отступилась от Фридриха, боясь Испании; обольщенный последнею, и король английский охладел к своему зятю; курфюрст Саксонский Иоанн Георг перешли на сторону императора австрийского. Тем не менее протестанты под предводительством маркграфа Анспахского расположились близ Ульма, а имперские с Максимилианом у Донауверта. В самую минуту начала битвы неприятели без выстрела разошлись в разные стороны, получив весть о заключении мира при посредничестве Франции. Основною статьею договора было то, что, признавая Фридриха V курфюрстом Пфальцским, Франция отнюдь не защищает его как короля богемского… Другими словами, императору австрийскому и его союзникам можно было беспрепятственно отнять у Фридриха его королевство. Соединив свои войска с нидерландской армией, предводимой графом Буккуа, Максимилиан вторгнулся в Богемию, оттеснив князя Христиана Ангальта к стенам Праги. Здесь, на Белой горе, 30 000 богемцев должны были сразиться с 50 000 имперского войска, и 8 ноября 1620 года произошла решительная битва, окончившаяся, как и следовало ожидать, совершенным поражением богемцев. Эта роковая весть застала Фридриха V за обеденным столом. Растерянный, не зная на что решиться, король богемский просил перемирия на 48 часов; Максимилиан дал ему только восемь, и ими воспользовался Фридрих, чтобы бежать сначала в Бранденбургию, оттуда в Голландию… Богемия покорилась Фердинанду II как законному (?) королю, заключив с ним мир в Праге.

У всех народов, не только христианских, но и языческих, мир означает прекращение военных действий и с тем вместе забвение минувших несогласий. Габсбурги этому слову придавали всегда совсем иное значение. Заключая мир, как победители или как побежденные, они продолжали мстить неприятелям и тем более перед ними пресмыкались, чем больнее желали уязвить. Примиряясь с так называемой мятежной областью, Габсбурги клятвенно обещали ей всепрощение, но вместо амнистии – рубили головы, расстреливали и вешали… Оно неблагородно, зато, с иезуитской точки зрения, практично и полезно. Начальники народного восстания в Богемии после Прагского мира возвратились в свои дома, полагаясь на слово Фердинанда. Из них 48 человек были схвачены, отданы под суд, приговоривший 27 человек к смертной казни. Из простого народа, «говорит Шиллер», казнено было бесчисленное множество.[48]48
  Schiller. Gesch. d. dreizigj. Kriegs. S. 926b.


[Закрыть] Имущества казненных и не явившихся на вызов правительства были конфискованы. Протестантские пасторы были изгнаны; иезуитское богослужение восстановлено; прежние эдикты о свободе богослужения были уничтожены собственною его католического величества рукою! Подобно волку в басне, Австрия проглотила ягненка – Богемию и досыта упилась ее кровью, но, подобно волку же, в другой басне – подавилась костью…

Журавлем, выхватившим кость из волчьей пасти, был Валленштейн, которого Фердинанд II и отблагодарил по-Габсбургски, т. е. хуже, нежели волк в басне отблагодарил своего благодетеля. Закон Христа говорит: «люби ближнего как самого себя, воздавай добром за зло; люби ненавидящих тебя», но иезуитский алкоран гласит другое: «люби себя больше всех ближних: воздавай злом за добро, ненавидь всех, тебя любящих», – и надобно отдать ей справедливость, Австрия всегда была неизменно верна этим правилам… ad rnajorem Dei gloriam.

Покорив Богемию, Фердинанд II задумал поработить и всю протестантскую Германию. Контрибуция в 40 миллионов гульденов, собранная с Богемии и Моравии, могла бы дать ему возможность расплатиться с союзными войсками и продолжать войну, если бы не была им растрачена на иезуитов и на придворных приспешников; но на вознаграждение Максимилиана Баварского денег у Фердинанда не хватило, и отблагодарить верного союзника он не нашел иного способа, как подарив ему Пфальц, владения Фридриха V, которые всемилостивейше позволил завоевать Максимилиану. Узнав об этом решении австрийского императора, ни один из недавних союзников короля богемского не решился защищать его прав, и только граф Мансфельд, находившийся в Пильзене, еще отстаивал правое дело с оружием в руках. В короткое время войска его возросли до 20 000 человек. С ними он занял Верхний Пфальц, откуда, обманув бдительного баварского генерала Тилли, проникнул и в Нижний, производя страшные грабежи во владениях католических епископов. По выступлении Мансфельда из Нижнего Пфальца он был занят испанскими войсками под начальством генералов Спинолы и Кордубы. Мансфельд удалился в Эльзас и здесь собрал громадную контрибуцию, давшую ему возможность возвратиться в Пфальц с целью вытеснить оттуда испанцев. Кроме Мансфельда защитниками протестантской Германии явились: Георг Фридрих, маркграф Дурлах-Баденский, Иоанн Георгий, курфюрст Бранденбургский, и Христиан, герцог Брауншвейгский. Иаков, король английский, опять приняв сторону своего несчастного зятя Фридриха V, склонил на его сторону и Христиана IV, короля датского. Князь Габор Трансильванский снова взволновал Венгрию, куда должен был поспешить со своими войсками граф Буккуа из Богемии. Он пал под стенами Нейгейзеля, а сподвижник его Дампьер незадолго перед |тем погиб при осаде Пресбурга. Габор, соединясь с графом Турн, приближался к границам эрцгерцогства Австрии – этого гнилого ядра империи, этой ничтожной вотчины Габсбургов… Имперцам и союзникам Фердинанда опять приходилось очень плохо. Этим временем Фридрих V, переодетый, пробрался в Пфальц, где был свидетелем соединения войск Мансфельда с войсками Георга Фридриха и их поражения генералом Тилли у Вимпфена (1622). Христиан Брауншвейгский снабдил Мансфельда 20 000 войска, в чаянии этой горсткой храбрецов остановить, успехи Тилли и Спинолы. Заклятый враг Австрии, а с нею и католицизма (т. е. иезуитизма), герцог Брауншвейгский из серебра, награбленного в монастырях, чеканил монету с оригинальной надписью: Друг Бога и враг попов (Gottes Freund und der Pfaffen Feind). Войска Христиана и Мансфельда соединились близ Текста и вторично были оттеснены генералом Тилли в Эльзас. Потеряв надежду на помощь друзей, Фридрих V вступил в переговоры со своим врагом Фердинандом. Император требовал, чтобы он покорился и, удалясь в Голландию, ожидал там решения своей участи. Фридрих повиновался.

Граф Мансфельд и герцог Христиан, находившиеся в Лотарингии, которую грабили жестоким образом, получили весть о примирении бывшего короля богемского с императором и в первую пору не знали, на что решиться. Мансфельд предложил свои услуги Фердинанду II; император их отверг. Голландцы, угнетаемые испанским генералом Спинолою, предложили Мансфельду и Христиану заключить с ними союз, на что эти искатели приключений с радостью согласились. После отчаянной битвы с испанцами при Фрежюсе они пробрались в Голландию и принудили Спинолу снять осаду Берген-оп-цоома. Несмотря на это, голландцы поспешили избавиться от союзников, которые оказались ничем не лучше врагов. Мансфельд со своими войсками расположился в западном Фризе; Христиан, увидевший супругу Фридриха V, страстно влюбился в нее и возвратился со своими отрядами в Нижнюю Саксонию, дав курфюрстине клятву защищать ее интересы до последней капли крови. Он пристегнул ее перчатку себе на шляпу вместо пера, а на знаменах велел вышить: «Все для Бога и для нее!» Вообще в кровавой трагедии тридцатилетней войны герцог Христиан явился лицом чисто комическим; это был истый Дон-Кихот, готовый на бой и с врагами, и с ветряными мельницами.