Текст книги "Мы взлетали, как утки... (СИ)"

Автор книги: Комбат Найтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

  – По бочкам, там рядом другие лежали, те – загорелись.

  – Ну и молодец, пошли, закажи мне завтрак, я скоро.

  – В штаб принесу, тебя ж оттуда не выпустят! – смотри, заботливой становится, а то сразу: 'Убью!'.

  Подошел Алексей Михайлович, похлопал меня по плечу.

  – Молоток, Сережка, вывел точно и операцию хорошо продумал. Я все голову ломал: почему напрямую не идем, там вроде бы удобнее, а после виража понял, что мы сразу на вторую площадку носом вышли. Пошли в штаб, доложимся Наумычу, где, интересно, остальные машины?

  – Там на РЛС и посмотрим.

  – Как тебе стрелок?

  – Да ничего! Глазастая.

  – И симпатичная, и наша! – он погрозил мне пальцем. Все Кристину простить мне не может. Кстати, с ее запиской надо что-то делать. Там агентура немецкая в Кейданах.

  – А зря вы ее ругаете.

  – Кого?

  – Кристину. Смотрите, что перед отъездом передала.

  – Она уехала?

  – Не знаю, говорила, что через час поезд, и в Москву. Она слышала по радио, что будут призывать поляков в польскую армию на территории СССР.

  – Я такого не слышал. Ладно, передам Евсееву. Сегодня там будет. А что сам не передал?

  – Сразу на вылет пошел, а его в штабе не было. Отдавать через третьи руки не хотелось.

  В штабе выяснилось, что никого из начальства нет. Остался только майор Ложечников. Как выяснилось, у него в полку нет летчиков, только десяток 'чаек', проще говоря, полка нет, вот он и подумал увести из 8-й в 7-ю САД практически целый полк. Хитрец. Оставлен Ионовым для получения опыта руководства штурмовым полком на 'Ил-2'. После принесенного Аксиньей завтрака с горячим какао захотелось спать, поэтому, оставив в штабе дежурного, расползлись по землянкам. На этот раз пистолет под подушку никто не совал. Мирный договор вступил в действие. Но, долго рассыпаться не дали. Подскочившую, было, Ксению уложил обратно в койку.

  – Ты спи, тебе еще рано.

  – А ты?

  – А мне пора.

  Утром на вылет пошли без меня, у меня две дырки штопают: осколки от 'Феньки' дотянулись и перерубили стрингеры на хвосте. Так что – ремонт. Ребята бомбили со ста, как положено, у них дырок нет. Опять вылет к Ковно, уже знакомая обстановка, только, если повезет, подольше поработают над целью. 'Повезло'! Три машины возвратились похожими на решето, и именно в звене комиссара. Видимо, неправильно были выставлены задержки у 'соток'. На земле тоже новости от Ионова: переброшена 2-я эскадрилья старшего лейтенанта Васина из 15-го полка. У нас появились 'МиГи', и прибыл 516 батальон аэродромного обслуживания. Пока не в полном составе, только командование и одна рота на автомобилях, но приказ у них имеется, так что ждем. Официально закрепили две батареи 37мм за нами, и передали радиолокационную роту 12-й дивизии ПВО в количестве 8 человек и двух радиолокационных станций. Теперь это не захомяченная, а собственная, пусть и отдельная часть. Приказом закрепили приданность эскадрильи Мальцева. Прилетели Мамушкин и Гущин. Несмотря на раннее утро, от обоих несло хорошей порцией коньяка, правда, прилетели они пассажирами, так что ничего не нарушили. Комдива вижу второй раз в жизни. Он довольно высокий, с зачесанными назад волосами, в пилотке, а не в фуражке, причем пилотка старого образца, синяя, с голубыми полосками. Сухо отмахнулся от рапорта, спросил только: почему не в воздухе.

  – Ночью бомбили Рагнарский авиаузел, прилетело по машине, в ремонте. Через два часа закончат, клей еще не высох.

  – Комиссар где?

  – В воздухе, он повел группу.

  – Почему мне не доложили, что новые бомбы сделали?

  – Я не знаю, командир эскадрильи связи с комдивом не имеет.

  – Показывай, приказано развернуть их производство и сборку.

  – Это вон там! – я показал на лес, где находились вооруженцы. Чуть помотав головой, комдив понял, что идти придется. Тащить сюда тяжеленую бомбу никто не будет.

  – Где все остальное делали?

  – В полковой столярной мастерской, чертежи есть у ее начальника, начальника вооружений и у старшего техника полка.

  – А эта проволока зачем?

  – Разрезать контейнер после сброса. Гранаты должны выпасть из него и сбросить предохранительные рукоятки.

  – Сам придумал?

  – Сам, но они находятся на испытаниях, там немного другой взрыватель к 'Ф-1', а РПГ-40 используется как есть.

  – Ладно, особо сложного ничего нет.

  – Важно соблюсти вот этот размер, и равномерно пробивать проволокой. В заводском контейнере будут пирозамки, и он состоит из двух половинок. Но в полевых условиях такой не сделать.

  – Давно придумал?

  – Осенью сорокового.

  – Нас вчера возили под Плунгяны, и я, как дурак, не мог ничего сказать, как удалось так раздолбать полковую колонну. Подставили Вы меня, Степан Наумович, да и ты, тоже хорош, не мог в прошлый раз сказать?

  – Вы не спрашивали, Вы тогда больше о торпеде говорили. Моряки же здесь были.

  – С торпедами придется повторять, только еще левее. Немцы прорвались на левом фланге, завтра-послезавтра будут у Немана.

  – Торпеде крыло требуется, и пиропатрон его сброса. Три торпеды из шести зарылись в грунт. Возвращаются! – я показал пальцем в небо.

  – Пошли встречать.

  Первыми сели поврежденные машины, сплошное решето. Как дошли непонятно. Летчики разводят руками, утверждают, что проверяли задержку. Возвращаемся в парк, поставили задержку на осколочный взрыватель, вместо 10 секунд он рванул на 6-й. Брак. Роемся в бумагах, партия на задержку не проверялась. Неправильно установлен лимб, смещен на 4 секунды, у всей партии. Шум, визг, поиск врагов, ты виноват! Но, обошлось, так как партия вскрывалась ночь, до этого мы бомбы с этими взрывателями не использовали, в момент подготовки я находился в воздухе. Так что попало только вооруженцам.

  Вышли с позиции, успокоившись Гусев сказал:

  – Ладно, не беда, идет эшелон с 'Илами', сорок штук, я его направил к тебе, Наумыч. А с тебя, лейтенант, обучение всех, кого направлю. Быстро и качественно. Понял?

  – Понял, товарищ полковник, вот только увеличение групп потребует увеличения численности прикрытия, и замены самолетов 'И-153' на 'ЛаГГ-3'.

  – Где ж я их тебе возьму? Даже в армии нет ни одного ЛаГГа.

  – Я знаю, но вопрос надо поднимать именно сейчас. Немцы, рано или поздно, соберут в кулак истребительную авиацию, и постараются с нами разделаться. Чем больнее мы их будем кусать, тем резче будет немецкий ответ. Пару или четверку восьмерка 'Чаек' отгоняет, а с большим количеством справиться будет очень сложно. Мы, конечно, поможем, чем сможем, но задача истребителей затягивать немцев под наш огонь.

  – Ладно, лейтенант, не сгущай краски, и так хватает неприятностей. Фактически из дивизии летает только 15-й полк, 202 вылета за вчера, ну и твоя группа произвела 127 вылетов.

  – 148-мь, товарищ полковник, еще 'Аисты' не посчитали, а они вели разведку, подбирали летчиков, обеспечивали переброску Л/С. Много летали.

  – Ты, чего, Наумыч, к титьке припал и сидишь в Кейданах?

  – Мне что, работы не хватает? Полк по разным точкам сидит, всех обеспечивать надо. Только и успеваем вагоны разгружать. Там станция, и держаться надо за Кейданы двумя руками, а помощники у меня хорошие, и Мирошкин, и Шкирятов, и другие.

  – Сколько он у тебя?

  – Третий месяц.

  – И все ИО и младший лейтенант? Не солидно! Ведь почти полком командует! Подавай, документы, Ионов подпишет, вернулся очень довольным.

  – Напишу. – мрачно ответил Мамушкин.

  Подбежал посыльный.

  – Товарищ полковник! Разрешите обратиться к младшему лейтенанту Шкирятову?

  – Обращайтесь.

  – Товарищ командир, просили передать: большая группа самолетов курсом на нас, дистанция 100 километров.

  – Объявите тревогу. Товарищ полковник! Разрешите идти? Вам лучше улететь. Видимо, по нашу душу идут.

  Бегу на КП. Дежурный докладывает: группа самолетов около 50-100 отметок появилась на высоте 4000 метров от Инстернбурга. Пеленг на цель не меняется, идут сюда. У КП командиры, в том числе командир дивизии.

  – Слушай боевой приказ! – все застыли.

  – Группа вражеских самолетов, двумя эшелонами, следует к аэродрому. Высота нижнего эшелона – 2000 метров, верхнего – 4000. Скорее всего, нижний – Ме-110, верхний – Ju-87. Им идти 15 минут. Взлетаем все и набираем в стороне 6-7 тысяч, пропускаем под собой, истребителям связать боем прикрытие, штурмовики займутся пикировщиками, с Ме-110 будет работать артиллерия и те, кто провалится вниз. Полное радиомолчание до моей команды, канал связи два, запасной – семь. Мигари, у вас связи нет, держитесь поближе. Будет туго, подводите Мессы перед нами. Поможем. По машинам, прогреваться на рулежке! Взлет по готовности, высоту набирать в стороне от аэродрома. Всем – к запуску!

  Я и Ксюша рванули к машине, помогаем сбросить маскировку и запускаемся, двойной свисток о готовности стрелка, взлет с места. Отхожу к Шуливе, и там, прикрываясь кучевыми облачками, начинаю набирать высоту, за мной идут и истребители, и штурмовики, пока вразнобой, но перестраиваются. Че-то у меня машина тяжеловато высоту набирает! И тут я вспоминаю, что вылет-то мне отменили, но 4 осколочных контейнера у меня с собой. Смотрю вниз в прицел, подо мною машины, не сбросить. Беру по сетке дистанцию, и понимаю, что могу довольно точно ее измерить! А прицел мне выдаст точную поправку по разнице скоростей. Тоже дело! Выругался, но ползу вверх, на пяти тысячах дал поддув в кабину. Мне-то хорошо, а каково сейчас Ксюхе! Подул в трубу.

  – Справа – маска, только кислород старый, осторожнее. Как ты там?

  – Пока в норме.

  – Начнешь терять сознание – стреляй.

  – До шести я летала.

  Шесть, значит шесть. Перешел в горизонталь. Получаю с земли курс, дистанцию и курсовой угол на цель. Все, доворот! Дал команду доворачивать.

  Курсовой слабо меняется на корму, чуть довернул. Нас пока скрывает довольно большое облако, но оно скоро кончится. Им до цели осталось 7 минут. Цель вижу, и немецкое прикрытие нас обнаружило. Шесть пар немцев полезли наверх, четыре пары крутятся у бомберов. Черт, 'МиГам' не передать команду атаковать нижних. Впрочем, смотрю, Васин сам сообразил, что делать, он разделился: две четверки атакуют поднимающиеся мессы, а одна пошла ниже.

  – 'Чайкам', атака! 'Горбатые' за мной! – валюсь на крыло и ухожу в пикирование, одновременно прикрывая щитки двигателя. С интересом заглядываю в нижний прицел, он имеет 'привычку' забрызгиваться маслом. Слегка успел, но еще видно, взлетели всего 12 минут назад. Предупредил своих, чтобы близко к бомберам не лезли, работать пушками с пятисот метров, бомберы поджались, и готовятся отражать атаку. Так, последняя девятка вползла в прицел, эх, высоковато иду! Накренил нос, дав 10 градусов пике, выровнялся и сброс. Обороты и наверх. Одна, две, три, четыре, пять, шесть! Свистит свисток Ксюхи! И по радио: 'Ни хрена себе!'. А мне ни фига не видно! Чертов 'Ил', все, что сзади рассмотреть почти невозможно. Наползает еще одна девятка, эти по мне ведут огонь. Маневрирую активно, выполняя 'змейку'. В прицеле, сброс, загрохотал 'ШКАС', замигали лампочки: доворот вправо. Иду вправо, в зеркале вижу хищную морду 'месса'. Опять 'ШКАС', и 'мессер' запарил движком. Второй проскочил подо мной, так как я сбросил скорость. Бью вдогон из всех стволов. Есть! Свисток от Ксюхи: короткий, чисто! Иду на третью девятку, доворачивая налево. Есть, сброс. И вижу, как Юнкерсы валятся в разные стороны на крылья и их строй распадается, они уходят в пикирование, не доходя до цели. Четвертая впереди, крайняя кассета.

  – Не будь жадным, нам оставь! – послышалось в наушниках.

  Дую в трубу Ксюхе.

  – Обстановку сзади дай!

  – Наши ведут огонь по девятке, они ниже триста, 'мессеров' не видно, они пошли за третьей, наверху бой, много парашютов, в основном – белые, немецкие.

  До четвертой дойти не успел, она рассыпалась, собираю своих, и командую прикрытию выходить из боя впереди нас. Налета верхних не будет, теперь бы узнать, что там внизу. Снизу докладывают, что несколько 'Мессеров' обстреливают лес и пустые стоянки, 15-й полк идет на выручку. Просят продержаться пять минут. И мы начали спускаться, находясь в постоянной готовности встать в круг. Несколько 'чаек' притащили за собой хвосты, которые пришлось отсекать пулеметно-пушечным огнем, но, разгром эскадры убавил желание у немцев разделаться с нами прямо сейчас. 'Чайки' уверенно маневрируют на виражах, прикрывая нас огнем и маневром. В Зибулях приземлились только подбитые машины, остальные ушли в Кейданы. Я там завис с машиной на сутки. Около сотни пробоин и куча вмятин на броне.

  А женщины любят героев! Теперь я точно это знаю! Мы плюхнулись на поле в Кейданах, и я зарулил в 'свой' капонир. Развернулся прямо перед ним. Еще не успел отстегнуться и нас заталкивали назад под сеть, как Ксюха выскочила на крыло, открыла мой фонарь и сунула мне в руку осколок, который срикошетировал от пулемета и упал ей на колени. И начала меня целовать. Видимо, перепугалась. Я встал и поцеловал ее по-настоящему. И она ответила. Мы так и стояли на виду у всех, а все аплодировали. Мудаки! Страху, и я, и она, мы натерпелись! Сто метров это не дистанция! Потом она зарделась, вырвалась, и закричала: 'Больше двадцати бомберов за вылет, и два 'Мессера'! Я ЕГО ЛЮБЛЮ! УРА!!!' Большая часть людей тоже начала орать 'ура', и лишь пожилые, видавшие виды, механики понимали наше состояние. И не сильно верили в случившееся. Я ничего не видел, но сзади сели мои ребята, которые гурьбой бежали к моему самолету. Что-то переспросив, они принялись кричать 'ура', и, только Мирошкин стоял и улыбался. Потерь не было! И аэродром мы отстояли! Я спрыгнул с крыла и протянул руки Ксюше. Она буквально упала мне в руки, и пришлось звать доктора.

  – Перенапряжение! – констатировал он. У меня ноги тоже подкашивались. Ксюху положили на носилки, а мне дали посидеть у колеса самолета. Полет окончен! Все – живы!

  Ну, а насчет остального... Вечером мне дали окончательный ответ: 'Да, я тебя люблю. Я – согласна. Поссовет через речку. И у нас все будет хорошо!' Я взглянул на хронометр на руке: 20.45.

  – У тебя платье есть?

  – Какое и ЗАЧЕМ?

  – Свадебное! Я – щаз!

  Бегу в 'Слизняк'. Бургомистра, то есть Председателя Поссовета, в одном лице, нет. Говорят, что плохо себя чувствует, и дома сидит. Ну, не дома, а на гауптвахте, не фиг общаться, с кем не следует, плюс ключи от сейфа с печатями у него изъяли. Короткий визит к Евсееву:

  – Ты че, с дуба рухнул?

  – Ну, товарищ лейтенант ГБ, наверное! Но, моя невеста требует, чтобы все было оформлено по всем законам. А если ждать перевыборов, то я помру холостым.

  – Ты? Точно! Кто невеста?

  – Дочь коменданта Ковенской погранкомендатуры.

  – Ксюша?

  – Она.

  – Дежурный! Открой пятую! И арестованного ко мне!

   Нас 'повенчали'. Но на этом мои приключения не кончились! Пришлось гнать Колю Мальцева за матерью и отцом невесты на 'шторьхе', потом выслушивать то, что они нам пожелали. В общем, полковник Сергей Голубев сказал самую мудрую фразу:

  – Я женился на Алевтине на третий раз, как ее увидел. И ничего, на других баб не тянуло.

  – Примерно то же самое мне отец рассказывал.

  – Время сложное, Серега. А она – стрелок.

  В общем, пока я бегал и извлекал 'бургомистра' с 'губы', дружный коллектив ДКС-5, в котором мы проживали в тот момент, под чутким руководством сержанта ГБ Голубевой и жены батальонного комиссара Ефросиньи Андреевны, отправили в Ковно Колю Мальцева за 'родителями невесты', благо, что тут всего 45 км, остальные обитатели 'ограбили' весь 'слизняк', выносили из комнат и сдвигали столы на втором этаже общаги с коридорной системой: 'на 38 комнаток всего одна уборная', их было, правда, две, и две больших умывальных. Душа не было, вернее, был летний, во дворе. Посланы гонцы в столовую за харчем, в четырех печках запекались курицы, немногочисленные еще не уехавшие жены всех летчиков всего полка потянулись к ДКС-5 со своими припасами, все равно их девать некуда, только бросить. Из Даукши начали подтягиваться 'знакомые' девушки летчиков, тоже не с пустыми руками. Запахло чесноком и приправами на твороге. Появились музыканты с пейсами, которые не могли пропустить бесплатную выпивку. Подключился Мамушкин, который выдал 'наркомовскую водку', которую задолжал эскадрилье, и за 'сбитые', тоже, в общий котел выставил. Я появился вместе с Евсеевым и 'бургомистром', в момент, когда нас уже 'устали' ждать, и начали разогреваться перед процедурой. Невеста, как положено, была бледна и взволнована. Платье ей ушили крупными стежками чье-то свадебное. Была даже фата. Под 'Мы рождены, чтоб сказку сделать былью', которую подхватили все, процессия двинулась через плотину к бывшей мэрии, теперь поссовету. На крыльце дома нас спросили о нашем согласии на добровольное заключение под стражу, на что мы оба согласились, а потом все закричали 'Горько'. Невеста запустила свой букет: На кого бог пошлет, и мы вернулись к праздничному столу. Уже пошли разговоры: 'Ты меня уважаешь?', когда дневальный внизу прокричал 'Смирно!'. Мамушкин тут же навострил уши, поднялся, схватил чью-то пилотку и побежал вниз. Вслед за ним побежал и Мирошкин. Меня, само собой, не отпустили, а попытку подняться блокировали очередным 'Горько'. Полковник Голубев, само собой, был уже внизу.

  Какие гости! Сам Представитель Ставки Главнокомандования, и с ним ЧВС фронта корпусной комиссар Диброва с группой товарищей. Очень самоуверенные летчики побежали за дополнительными стульями и посудой. Разноса не последовало, более того, штрафную все накатили. Закусили. Проникновенную речь толкнул товарищ Мехлис и лично сказал, что ему 'Горько'. Свадьбу не испортили, а вот брачную ночь, просто в ноль раскатали.

  Минут через двадцать ко мне подошел старший майор ГБ и, на ухо, мне сказал, чтобы я вместе со всеми выходил для разговора. Попробуйте не послушаться генерала КГБ! Само собой, прошептал на ушко невесте, что я скоро, ее 'угу' было наполнено такой печалью, она-то понимала, что неизвестно, когда я вернусь, и вернусь ли вообще в ближайшие дни. Надев пилотку, спускаюсь вместе с начальством. Мехлис быстрым шагом идет в сторону штаба, в машину не сел, хотя они завелись и едут за нами.

  – Лейтенант, Вам утром надо быть в Москве. Ваш опыт следует немедленно передать в войска, сделать это можно только там.

  – Что передавать, товарищ армейский комиссар 1-го ранга?

  – Что-что!!! Как сбивать двадцать шесть самолетов за два дня.

  – На чем?

  – Как на чем? На 'Ил-2'!

  – А я на нем не летаю. На нем это невозможно выполнить.

  – Не понял!!!

  – Я летаю на полевой переделке самолета ЦКБ-57 под самолет ЦКБ-55. Таких машин в мире всего две, и они обе у нас в эскадрилье.

  – Так, а почему мне об этом никто не доложил? Летчик, на 'Ил-2', сбил за два дня 26 самолетов противника! Что за херню мне передают! – он шумел минут двадцать и обещал всех отдать под суд военного трибунала, меня в том числе. В конце концов успокоился и произнес:

  – Что за машина, и почему возникла путаница.

  – Эта машина имеет схожие очертания с 'Ил-2', это ее прототип, но, корпус у нее от другого самолета, который в серию не пошел: ЦКБ-55 – прототип двухместного штурмовика Ильюшина. На который и существовало государственное задание. Но, из-за того, что двигатель АМ-35 не развивал достаточной мощности, а двигатель АМ-38 не прошел к тому времени заводских и государственных испытаний, этот самолет не мог развить скорость, прописанную в техзадании. Требовалось либо уменьшить бомбовую нагрузку, либо снять стрелка и его вооружение. Просто сняв стрелка и его вооружение не получилось. Этот самолет имеет меньшую, на 15 км/час скорость, чем в техзадании. Тогда, инициативным порядком, КБ Ильюшина 'режет' бронекапсулу, и делает его полностью одноместным. Забронирован только двигатель спереди, с боков и снизу, и бронеспинку переместили сразу за летчика. Вместо стрелка воткнули бензобак, и 'влезли' по дальности. Сумели сдать такую машину и запустить ее в серию. У нас две машины имеют корпус и бронекапсулу необрезанную. Бензобак мы удалили, восстановили кабину стрелка, и поставили туда пулемет. Можем пройти в ПАРМ и посмотреть. Машина получила сотню пробоин и большое количество пуль срикошетировало от брони. Но, эти повреждения незначительны для нее, и мы свободно дошли, несмотря на потерю части горючего и сели на основном аэродроме.

  – Так, минуту, но, ту же операцию мог выполнить и одноместный самолет.

  – Нас еще на подходах ко второй девятке атаковало прикрытие: два 'мессершмитта-109-ф'. Один был сбит стрелком, вы ее видели, это моя жена, это она мне жизнь подарила, вот я и стал ее мужем, а второго сбил я, когда он проскочил подо мной. После этого мы разделались со второй и частью третьей девятки. Могли сбить и четвертую, но ребята упросили ее им оставить. В общем, товарищ армейский комиссар, рекламировать пока нечего. Контейнерные бомбы, которые мы применяем, изготавливаются кустарно. Взрыватель у них стандартный УЗРГ, который имеет малую задержку, и взрыв происходит, когда самолет находится в зоне поражения осколками самой гранаты. Конструкция бомбы передана мной в наркомат вооружений еще в ноябре, но воз и ныне там. Так что, никуда я не полечу, а буду показывать свои цирковые номера здесь, под куполом литовского цирка. Немцы, слева от Ковно, подходят к Неману, нужно бить мосты там. Кроме этих самолетов, выполнить торпедную атаку наплавного моста никто не может.

  – А танки чем бьете?

  – Тоже контейнерными несерийными бомбами с гранатами РПГ-40. По ним замечаний нет, только их достать трудно.

  – Да, задал ты задачку, лейтенант. – задумчиво сказал Мехлис, сдвигая кожаную фуражку на затылок и почесывая себе лоб.

  – Товарищ Мехлис, разрешите вопрос? – с сильным акцентом сказал тот самый старший майор ГБ. Мехлис мотнул головой разрешая.

  – Аткуда Ви, таварищ Шкирятов, так харашо знаете, что дэлалось в КБ таварища Илиюшина? Эта сэкрэтные свэдэния.

  – Эти машины я испытывал на практике в ЛИС 18-го завода в Воронеже. В документах четырех из пяти первых машин в полку стоят мои подписи под военной приемкой.

  – Могу подтвердить это! – сказал Мамушкин.

  – И я. Это я разрешил переделку машин в двухместный вариант, когда узнал о нем. – не побоялся ответственности батальонный комиссар Мирошкин. – И я сам летаю на такой машине, со стрелком и полной бронекапсулой. Машина – очень хорошая, а то, что радиус меньше, так мы далеко не летаем, и лейтенант Шкирятов уже изготовил дополнительные баки для них. У него – много предложений по использованию и боевому применению машины. Очень эффективных предложений.

  – Вы в состоянии командовать этой эскадрильей, если товарищ Шкирятов ненадолго уедет? Я имею в виду немецкие переправы?

  – Сам я бросал торпеды, в мае, в море. И один раз в реке, но, неудачно. Но можно попробовать противотанковыми кассетами их достать. Как считаешь, Сергей?

  – Трудно сказать, щелей там много, если попадет в трюм, то толк будет, а взрыв сверху может перебить троса. Торпедой надежнее, но много сложнее. Там крыло нужно, и устройство, которое освободит торпеду от него. Его нет пока. Так что, бомбами и кассетами придется бить.

  – Тогда так и решим. Вы, товарищ Шкирятов, летите в Москву.

  – Есть смысл лететь на моем самолете. На пальцах объяснять очень сложно.

  – Он же в ремонте, когда он будет готов?

  – Обещали, что завтра.

  – Товарищ Мамушкин, выделите необходимое количество людей для его ремонта.

  – Даже если собрать вместе 9 беременных баб... Есть, товарищ армейский комиссар.

  – Что вы хотели этим сказать?

  – Клей АК-88 имеет строго регламентированное время сушки, товарищ армейский комиссар. – 'А наш Наумыч – орел! Не смотри, что мелкий. Впрочем, мал клоп, да вонюч.'

  – Так, все вон! Лейтенант, останься. – Кроме меня, остался и старший майор, он, видимо, не все. Мехлис достал бумагу, золотой 'Паркер', и начал писать что-то на листе хорошей бумаги. Я сидел и помалкивал, потом мне надоело, я сказал:

  – Может я пойду, там меня невеста ждет...

  – Нэ нэвэста, а жена, она уже ныкуда нэ дэнэтся! – и сам рассмеялся своей шутке майор. Ухмыльнулся и Мехлис.

  – Я пишу товарищу Сталину, вы можете потребоваться, чтобы я ничего не перепутал. Я – не специалист в авиации.

  Писал он долго, несколько раз, действительно, спрашивал о тонких вопросах, уже рассвело, но он продолжал писать. Судя по всему, он писал не только обо мне и авиации. Затем запечатал конверт и передал его майору. Тот вытащил какую-то тетрадь, и записал туда что-то, достал ленту, и еще раз проклеил конверт, зажег маленькую спиртовку, накапал сургуч. Мехлис подошел к столу, где колдовал майор и прислонил свою печать. Майор прислонил к пакету какие-то штампы. Вытащил из портфеля бутылку с КС, проверил крепление ампулы, обернул пакет вокруг бутылки. Достал еще пакет, и упаковал все сооружение в него. Опять полез в портфель и достал оттуда фельдъегерскую сумку. Уложил и скрепил своими печатями закрытые замки. Ключи от нее сунул себе в карман. А Мехлис переспросил имя отчество и номер командирского удостоверения личности. Заполнил бумажку и передал ее мне.

  – Это пропуск в Кремль, с пометкой 'лично в руки'. У секретаря Сталина вскроют пакет, сам пакет передадите лично, и ожидайте в Приемной ответ. Все понятно? Пакет – особой важности, так что, до вылета будете оставаться здесь, под охраной.

  – За женой моей надо послать.

  – Это еще зачем?

  – Она – стрелок-радист моего самолета. – Мехлис усмехнулся.

  – Сплошная семейственность. Пусть поспит, но я распоряжусь, чтобы не препятствовали члену экипажа.

  – А завтрак? И все прочее?

  – С бытом? С бытом вопрос решаемый, фельдслужба поможет, но, только с сопровождением. До свидания, товарищ Шкирятов. Рад был познакомиться с таким знаменитым летчиком.

  Я обернулся направо и налево, за спиной никого не было. Мехлис понял мою шутку.

  – Все впереди, а начало, начало – прекрасное, особенно на фоне событий. Жаль, что не смогу вылететь с Вами. Дела, и не очень радостные.

  Я пристроился на стульях, и малость придавил. Брачная ночь закончилась, не начавшись, затем около половины одиннадцатого принесли новенькую форму, с лейтенантскими петлицами, попросили передать удостоверение личности. Вместе с формой принесли шикарнейший черный кожаный реглан. Летом это, конечно, излишество, но такими регланами могли похвастаться только очень старые летчики. Он был новый, где-то висел на плечиках, но петлицы аккуратно пристеганы именно лейтенантские. Не иначе Наумыч распорядился. Их уже пару лет не выпускают. Новенькие, надраенные до зеркального блеска хромовые сапоги, и все моего размера. Гимнастерка даже ушитая. Вспоминаю, что Ефросинья Андреевна – начальник швейной мастерской. В общем, полк своих не бросает, и хочет утереть нос 'масковским'. Затем прибыл штурман полка, и передал мне полетную карту с нанесенной обстановкой на двух участках фронта. На карте пометка '001', пришлось расписаться в получении.

  – На виду не держи, и перед вылетом обратно не забудь заранее сдать ее в штурманскую часть в Москве. Там нанесут, с изменениями. Отметка об этом есть. Машина будет готова через час-полтора.

  – Зовите фельдъегеря, мне завтракать пора или обедать, хрен разберешься. – Чекист, который охранял меня, куда-то позвонил, через некоторое время мы с ним пошли в столовую. Прямо у штаба на скамейке в курилке сидит Ксюха.

  – Пошли завтракать, стрелок!

  – Ваши документы, пожалуйста, товарищ сержант ГэБэ! – вежливо попросил лейтенант. Он – старший по званию, поэтому право на проверку он имел.

  – Это – мой борт-стрелок.

  – Насчет борт-стрелка распоряжение было. Вы с нами?

  – Минуту! – она вошла еще раз в курилку и взяла с собой ворох обмундирования, в том числе такой же реглан. Ну, Наумыч расщедрился! Завтракали мы за отдельным столиком, вместе с лейтенантом. О том, что, зачем и куда ни одного слова. Присутствие двух чекистов возле меня у всех отбивало настроение что-либо спрашивать. Вернулись в комнату уже втроем. Расписались в передаче сумки. Звонок, машина готова. Лейтенант потащился с нами на старт, сучок! Поэтому, приняв машину у техника, я и лейтенанта отправил подальше:

  – Ваша миссия закончена, отойдите от машины и уйдите со старта. Примета плохая.

  Лейтенант улыбнулся о откозырял, только открыл рот пожелать...

  – К черту, иди, иди! Не фиг на старт таскаться.

  Не, ну, я крут сегодня, как командир корпуса или армии: восемь 'чаек' выруливают вместе со мной, и после взлета пристраиваются сзади. Свисток от Ксюши, ей поболтать хочется.

  – В чем дело и почему тебя задержали?

  – Летим в Москву с пакетом Сталину. Мы с тобой сегодня фельдъегеря!

  – Фу, перепугалась, просто слов нет.

  – Все, не болтать, следи за воздухом. Идем до Смоленска, если будет ветер, то до Орши. Хотя топлива до Смоленска должно хватить, если боев не будет. Как поняла?

  – Все понятно!

  Я вставил свисток на место. 'Чайкам' до Смоленска тоже хватит топлива. Держу 380, чтобы им было удобнее. Идем по 'разрешенному' коридору от одного поста ВНОС до другого. Чем дальше от линии фронта, тем больше истребителей в небе! Дежурят, мать их за ногу! Да еще и перехватить пытаются, а у 'МиГарей' связи нет, да и мозгов маловато. Дважды сопровождению приходится отсекать попытку сблизиться со мной предупредительными очередями. Наконец, сели в Смоленске. Очень жаль, что топлива мало, и приходится смотреть, что наделали 'юнкерсы' на наших аэродромах. Больше часа сидели у машин, прежде, чем подвезли топливо. Пришлось сгонять жену на КП, чтобы навести порядок. Не успели заправиться, еще закрываем пробки, как дежурный орет, чтобы мы взлетали и уходили, идет большая группа 'Юнкерсов' и 'Ме-110'. Правда, они еще до Орши и Витебска не дошли, но уже море мата в эфире. Взлетаем. Как мужики будут обратно добираться? В Москву с вооружением не пускают. У Кубинки нас перехватывают, и, уже по радио, МиГи требуют произвести посадку и разрядить оружие. Садимся. Предъявляю предписание, что мне на Центральный аэродром. Мужиков оставляют здесь, а я, в сопровождении одного МиГа, иду на Центральный. Заход только с запада, отворот вправо запрещен.

  – Понял, принял. Прошу добро!

  – Ожидайте!

  Убавляюсь до предела, выпустил щиток, иду, 'МиГ' так не может, ему приходится нарезать виражи, но у него посадки нет, вообще. Наконец:

  – '82010', Вам посадка.

  Чуть прибавляю, и опускаю нос, затем парашютирую, ловя встречный ветер. Слышу сзади ругательства 'Мигаря', типа: нет, чтобы на второй уйти. Хрен тебе, я на минимале подхожу на 'Т' и касаюсь третьей точкой в двух сантиметрах от него. Садиться с шиком мы могем! Рулю, направляют обратно в самый дальний угол. И хрен с Вами, завтра вручную будете его толкать к парадному входу. Не успел сесть, как на крыле оказался еще один работник НКВД. Показывает запрещающий сигнал глушить двигатель, и требует предъявить документы. Не открывая фонаря показываю фельдъегерские бумаги. Большой палец вверх, и перекрещивает руки, разрешая заглушить двигатель. А вот толкать на место машину приходится нам вдвоем, как и ставить расчалки и упоры. Целую Ксюшу, и оставляю ее заниматься заправкой машины, а сам иду на КП, выяснять, что дальше делать. От Ходынки до Кремля довольно далеко, и с такими бумагами не походишь. Угу, служба здесь поставлена неплохо, сразу получил замечание за расстегнутую пуговицу и распахнутый реглан. Ждать автобус возле спецчасти, он развезет фельдъегерей. А времени уже 17.20. Сижу. Подошла и уселась рядом Ксюша. Глаза усталые, ночь ведь не спали, и три перелета.