Текст книги "Шесть шагов к счастью"

Автор книги: Коллин Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Шаг третий – заставить женщину растаять, часть третья

Через несколько минут Найджел уже шел следом за Кимберли через холл Белладжо, отделанный белым мрамором и золотом, с яркими всплесками красных, желтых и оранжевых цветов. Щебетали птички. Бабочки трепетали крылышками, перелетая с цветка на цветок. И надо всем этим великолепием висела прекрасная хрустальная люстра с прозрачными шарами, разукрашенными цветными полосами.

Кимберли внезапно остановилась и повернулась, жестом указывая в сторону бара.

Она подвернула выбившуюся из пучка прядь своих белокурых волос.

– Не торопись, когда войдешь.

– Что?

Она показала розовым ноготком в направлении его ног.

– Чтобы не косолапить.

Он хотел сказать, что в нем полторы сотни килограммов твердых, как камень, мускулов. Неужели она и в самом деле думает, что женщины опустят глаза, когда он войдет, чтобы разглядывать его ботинки сорок восьмого размера?

– Правильно, – согласился он. – Я войду медленно.

Он поглядел на ее волосы, вспоминая тот вечер, когда сказал ей, что у нее волосы цвета солнца. Ему вспомнилась сказка про Рапунцель, любимая сказка его самой младшей сестры. У Рапунцель были длинные золотистые волосы, которые она сбросила из окна, чтобы ее возлюбленный принц смог подняться к ней по ее сверкающим локонам.

– И помни, пусть женщина первой дотрагивается до вас.

– Мои руки связаны.

Кимберли испуганно замолчала.

Он протянул вперед свои загорелые руки, скрестив запястья.

Она долго молча смотрела на него.

– Да, – сказала она прерывающимся голосом, – я поняла.

Ему захотелось узнать, осознает ли она, как выглядит сейчас. Ее глаза стали большими и влажными, а на щеках играл предательский румянец, очень яркий на фоне ее желтого, как сливочное масло, платья.

Неужели перед ним стоит та чертовски уверенная в себе Кимберли, которую он впервые увидел неделю назад? Теперь перед ним женщина, которую очень легко взволновать.

И если он продолжит свою игру, то, возможно, она расслабится.

Действуй медленно. Говори просто и естественно. Сумей дать ей понять свои чувства.

Он накрыл ее руку, которая все еще касалась его пиджака, своей рукой и позволил теплу ее кожи смешаться с его теплом. Какая у нее мягкая, шелковистая кожа!

– Доверься мне, – сказал он, слегка пожимая ей руку. – Я смогу понять чувства женщины, ее намеки и то, что она захочет получить…

Она рассмеялась – пожалуй, слишком нервно.

– Хорошо, но на самом деле это следует отложить до…

– …следующего шага, – закончил он за нее, позволив своим пальцам переплестись с ее пальцами. – Целовать ее так, чтобы она…

Его взгляд опустился на ее прекрасные розовые губы, и он вспомнил, что чувствовал, когда целовал ее.

– …умоляла о большем, – шепотом закончила фразу Кимберли.

Он сделал паузу, чрезвычайно медленно проводя большим пальцем по тыльной стороне ее руки.

– Что ты сказала?

Она приоткрыла губы и осторожно сделала дрожащий вдох.

– Умоляла… – она резко остановилась. – Или у тебя плохо со слухом, или ты развлекаешься, заставляя меня снова и снова повторять слова «умоляла о большем».

– Неужели ты думаешь, что я могу так поступить с тобой?

Теперь он передвинул большой палец к ее ладони и поглаживал ее.

Она задержала дыхание, и он мог бы поклясться, что чувствует, как дрожь прошла по ее руке до кончиков пальцев.

Они долго стояли так, не замечая ничего вокруг – ни шума голосов, ни трелей птиц. В мире были только он и Кимберли, маленькие огоньки, которые он видел глубоко в ее глазах, робкая улыбка на ее губах, предназначенных для поцелуев. И почему он до сих пор не заметил крошечную ямочку у нее на подбородке? Он не мог дождаться дня, часа, минуты, когда бы она попросила, чтобы он опять поцеловал ее. Он был уверен, что так это и будет – она попросит. Она сделает первый ход, а он с удовольствием сделает второй, третий…

Кимберли заморгала, будто медленно пробуждаясь.

– Я думаю, мы обсудили все.

Он кивнул и подумал, что она очень сильно ошибается.

Освобождая свою руку, она сказала:

– Поскольку я ваш инструктор, то буду неподалеку, только чтобы видеть тебя и делать заметки.

Это что еще?

– Послушай, я хочу выполнить каждый шаг, но мне не хочется, чтобы ты записывала каждое мое движение.

Подбородок с ямочкой упрямо приподнялся.

– Я не буду много писать.

Он понял, что ничего больше от нее не добьется.

– Ладно. Начнем представление.

– Еще одна вещь.

Он выгнул бровь.

– Если нам случится разговаривать, я буду называть тебя Ники.

Он почти забыл о своем новом имени.

– Зачем?

– Это для меня. – Она пригладила рукой свой пиджак. – Так мне легче дистанцироваться от тебя.

– Конечно, – ответил он, задавая себе вопрос, понимает ли она, что становится ближе к нему, а не отдаляется. – Конечно, – повторил он, предчувствуя победу, – если хочешь, называй меня Ники.

И самоуверенно подмигнув Кимберли, Найджел медленно направился к бару.

Кимберли задержалась в холле на несколько минут.

Ей нужно время, чтобы собраться с мыслями, прийти в себя. У него такие большие руки.И ей скорее надо забыть, как приятно ощущать его прикосновение.

И еще надо поскорее забыть, как нежно ласкал он ее ладонь большим пальцем.

На стене рядом с ней было зеркало в резной позолоченной раме. Она увидела, что ее лицо горит, как в лихорадке. Успокойся, девочка.

Кимберли порылась в сумочке, нашла коробочку мятных леденцов и сунула один в рот. Потом выпрямилась, отвела плечи назад и направилась к бару.

Кимберли протискивалась через толпу посетителей и, пытаясь обогнуть группу людей, споткнулась – ладно бы один раз, но дважды! Черт бы побрал эти новые туфли!

Она сделала в уме заметку, чтобы провести беседу с Найдж… то есть с Ники. Она не хотела, чтобы он влюбился в первую встречную женщину. И еще надо было бы напомнить ему, что до окончания шага шестого он должен забыть о приготовлении пирожных с орехами и о сидении рядом с телефоном. Прежде он был слишком доступен, и теперь ему предстояло изучить ценность тайны.

Через минуту Кимберли уже сидела на табурете у стойки.

Его она увидела сразу. Огромный силуэт закрывал почти всю стену аквариума, перед которым он стоял.

Слева стояла высокого роста женщина, одетая в белые слаксы, которые облегали ее стройную фигуру, и футболку – отвратительную прозрачную футболку, не скрывавшую, что лифчика на женщине нет.

Негодующе фыркнув, Кимберли выхватила свой блокнот и, быстро сделав пометку, посмотрела опять. Мерзавка без лифчика откинула назад свою огромную гриву и засмеялась.

Ники сказал что-то забавное?

Кимберли сделала еще одну запись.

И посмотрела опять.

Справа от Ники стояла миниатюрная женщина в облегающем платье персикового цвета. Женщина в прозрачной футболке опять смеялась неизвестно над чем. Две женщины? Кимберли поглядела на часы. Он провел здесь – не может быть! – меньше десяти минут?!

И уже привлек внимание двух женщин?!

– Что будете пить?

Она посмотрела на бармена.

– Диетическую колу с ломтиком…

Зазвеневший смех привлек ее внимание.

Кимберли посмотрела через плечо.

Как? Третья женщина присоединилась к двум первым, стоявшим рядом с Ники?

Рыжеволосая, в кожаном топе, который чересчур ей короток и не закрывает живот.

Кимберли откусила еще кусочек от своего хлебца и с трудом начала жевать, внезапно возненавидев эту скучную желтую хламиду, которая была на ней. Юбка, скрывающая колени, это же ужасно! Хуже того, утром она надела лифчик из чистого хлопка и такие же трусики. И то, и другое было в лиловых разводах от свитера, случайно попавшего в стиральную машину с белым бельем.

Юбка, скрывающая колени. Хлопковое белье с пятнами. Страшно подумать, до чего же она дошла!

– Нет. Я хочу розовый коктейль, – решила она. Бармен ничуть не удивился, и Кимберли решила, что он уже повидал все на свете.

– «Космополитен».

– Да, – сказала Кимберли, глядя на Ники и трех смеющихся, неприлично одетых бесстыдниц. – Сделайте двойной.

– И тогда я победил Смертоносного за тридцать восемь секунд в первом раунде.

Найджел рассказывал, поочередно глядя в глаза каждой из женщин – Джи-Джи, Пэтти и… как это сказала миниатюрная в тесном платье, ее имя Кэра или Кэрол?

Они смотрели на него, ловя каждое слово.

Он покосился туда, где, как он знал, находится Кимберли. Двое парней, потягивающих пиво, загораживали ее. Странно было бы сейчас подойти к ней и начать обсуждать ее заметки.

Парни переместились, и Найджел увидел Кимберли, сидящую у стойки.

Светильники на потолке желтыми каплями света отражались в полированной деревянной стойке, заставляя отсвечивать золотом одежду Кимберли и ее белокурые волосы. Казалось, она прилетела из волшебной сказки, обернутая в тонкое светящееся облако.

Но то, что она заказала, было совсем не из волшебной сказки, Найджел прищурился.

Постой-ка, бармен пододвигает ей еще один стакан с розовой гадостью?

Сколько же она успела выпить?

– Оставь, – садясь на табурет рядом с Кимберли, он вынул стакан у нее из руки.

Кимберли с преувеличенным изумлением посмотрела на него.

– Не поняла?

– Довольно.

Он поставил стакан так, чтобы она не могла дотянуться. Она показала наманикюренным пальчиком на стакан и посмотрела на него в упор. Если бы она не с таким трудом удерживала равновесие, то выглядела бы внушительно.

– Никто не может указывать мне, что делать.

– А жаль. Тебе иногда было бы полезно. – Он взял ее блокнот, увидел несколько накарябанных заметок о женщинах, которые должны носить лифчики и которые смеются слишком много. Найждел нахмурился, засовывая блокнот в ее сумочку.

– Упряма, как всегда, – ворчал он, поднимая ее с табурета. Она встала, сразу же упала на Найджела, и ее волосы мягко прикоснулись к его щеке. – Слушай, по пути домой я куплю тебе холодной воды. Утром ты будешь чувствовать себя лучше, поверь мне.

Кимберли посмотрела на него и захлопала ресницами.

Великолепно. Всего лишь двойной «Космополитен», и Кимберли Логан готова стать роковой женщиной. Но он никогда не воспользовался бы тем, что женщина слишко много выпила и не отвечала за себя. Никогда. Его бабушка Алиса, старушка с удивительно мягким характером, сумела внушить ему это простое правило, когда ему было всего пятнадцать лет: «Если ты хоть раз воспользуешься тем, что женщина пьяна, то я буду гнаться за тобой, пока не поймаю, а поймав, собственноручно вздерну на ближайшем дереве».

Едва оправившись от такой угрозы, Найджел пообещал себе, что у любимой бабушки никогда не будет причины гоняться за ним.

Это обещание он ни разу не нарушил.

– Где твоя машина?

Кимберли начала тщательно разглаживать морщинки на платье.

– Где-то снаружи.

Учитывая, что «где-то снаружи» стояли тысячи автомобилей, Найджел решил не думать об этом. Он отвезет Кимберли на своем джипе. А машину она сможет забрать завтра.

Через пятнадцать минут они уже мчались в плотном потоке машин. Раздавались гудки, в соседних машинах гремела музыка. Но голос Кимберли перекрывал шум дороги – она пела все старые мелодии из кинофильмов, какие могла вспомнить.

И все было бы хорошо, если бы она не так сильно фальшивила.

Или хотя бы знала слова.

Через двадцать минут они оказались около ее дома, вошли в лифт и поднялись на двадцать второй этаж.

– Ключ есть? – спросил Найджел, когда они подошли к ее двери.

– Да. – Ей стало смешно.

– В сумочке?

Она положила руки на голову.

– Обыщи меня, вдруг найдешь его где-нибудь на мне.

Кимберли может быть игривой? Кто бы мог подумать!

– Дай мне сумочку.

Притворно надувшись, она подчинилась.

К счастью, сумочка была почти пустой. Бумажник, ключи, солнцезащитные очки, несколько тюбиков губной помады, пилка для ногтей, коробочка мятных леденцов, блокнот, ручка, остатки сухого хлебца. Дверь открылась со второй попытки.

Он помог Кимберли войти, потом пошарил по стене в поисках выключателя и зажег свет.

Ее квартира оказалась такой, какую он и ожидал увидеть, и все же другой. Девственно-белая кушетка и соответствующие стулья по бокам.

Сверкающий паркет. Изящные светильники, очень дорогие, какие не смог бы себе позволить человек со средним заработком.

Но в этой квартире не было души.

Все чисто и опрятно, все красиво, все расставлено в безупречном порядке, будто здесь потрудился профессиональный декоратор.

Шатаясь, Кимберли вошла в гостиную. Несколько прядей выбилось у нее из пучка.

Рапунцель, Рапунцелъ, распусти свои волосы.

– Ты должна допить воду, – сказал Найджел, указывая на бутылку, которую она все еще держала в руках. Он купил еще и пакетик крендельков с солью и большое яблоко, чтобы она поскорее пришла в себя после «Космополитена». В перерывах между песнями она успела сжевать часть яблока и несколько крендельков.

Она сбросила одну туфельку, потом другую, что-то бормоча о прихотях. Поймала его взгляд и покорно выпила глоток воды.

Как маленький ребенок. Но Найджел не мог избавиться от чувства, что ребенком она не была никогда.

– С тобой все нормально? – спросил он, шагнув назад, к двери. Ему не хотелось оставлять ее одну.

Она нахмурилась.

– Не знаю.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет.

Она медленно подошла к нему, не отводя от него глаз, и прижалась к нему грудью. У него перехватило дыхание.

Он слегка коснулся ее спины, чтобы поддержать ее, и ему страшно захотелось обнять ее крепче. Но он знал, что делать этого не следует. И он не будет этого делать.

С игривой улыбкой Кимберли помахала бутылкой.

– Давай притворимся, что мы снова на мосту Белладжо, – прошептала она.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

– Притворимся, что мы…

Найджел резко вдохнул. Он почувствовал жар ее тела и дразнящий аромат ее духов.

– …на мосту Белладжо, – повторила она, встряхнув бутылку. – Ты помнишь, как это было на мосту, – прошептала она, уткнувшись ему в грудь подбородком. – Брызги фонтанов, музыка. Огни, цвет…

Он представил себе Кимберли на мосту, такую соблазнительную в ярком желтом платье, с лицом, засиявшим, когда она увидела его, у него где-то глубоко внутри начал тлеть огонь.

Он взял ее за плечи.

– Давай не будем притворяться, – тихо сказал он.

– Хорошо, давай играть всерьез.

Играть всерьез. Для этого он и пришел в ее агентство. И меньше чем через неделю он стоит здесь и держит в объятиях женщину, чьи глаза сияют плутовским светом.

Боже, как же сильно он хочет ее…

Собрав остатки воли, он мягко отстранил Кимберли, еще не зная, уйти ему или остаться. Остаться – значит попасть в неприятность. Лучше всего уехать.

– Тебе нужно что-нибудь перед тем, как я уйду?

Она посмотрела на него, и на мгновение он испугался, что сейчас она превратится в разъяренную фурию и потребует, чтобы он немедленно убирался из ее квартиры. Навсегда. И подумать только, не прошло и нескольких часов с того момента, когда он поклялся себе, что если она сделает первый шаг, то он сделает все остальные…

Конечно, он не рассчитал, что коктейль розового цвета изменит его планы.

– Да, нужно, – внезапно сказала она, и ее глаза снова замерцали. – Я должна кое-что сделать. – Но прежде, чем он успел ответить, она добавила, снова начав петь: – Я сейчас, сейчас вернусь.

– Что?

Она уже не слышала. Она было занята тем, что старалась удержать равновесие. Пряди волос выбивались из распадающегося пучка.

Хлопнула дверь.

Кимберли танцевала в направлении спальни. Ему предстоит увидеть необыкновенную Кимберли Логан, которая готовится свести с ума эту большую, соблазнительную, гладко выбритую голову!

Она качнулась, останавливаясь перед шкафом, и спросила свое отражение:

– Что же мне выбрать?

Куда она засунула тот черный пыточный корсет, который подарил как-его-там-зовут-не-по-мню? Добрый старый как-его-там-зовут. О, правильно. В комод. В нижний ящик. Склад ненужных вещей. Если она помнит правильно, то пара черных чулок в сеточку тоже валяется где-то там.

Через несколько минут она утягивала свое тело черным атласом корсета со шнуровкой и проволоками под чашечками лифчика, которые не только обещали ложбинку между грудей, но создавали ее.

Отлично.

Она отошла назад, ухватилась за стул и посмотрела на свое отражение.

– Ну ничего себе!

Черт, она и не знала, что у нее такая пышная грудь!

– Теперь нужны высокие каблуки, – заворчала Кимберли, поворачиваясь к шкафу. Тут обнаружилась небольшая проблема – дышать в корсете было почти невозможно, но она подумала и решила, что готова вынести все.

Через несколько минут, последний раз взглянув в зеркало, она направилась в гостиную, готовая играть всерьез.

Все это время Найджел то спрашивал себя, что Кимберли там делает, то волновался о ней. Он несколько раз порывался уйти, но всякий раз не мог двинуться с места. Он не хотел, чтобы она вышла и увидела, что его нет. Джентльмен никогда не разочарует леди. К тому же он был встревожен ее состоянием.

Ему было интересно, о чем она думает, что делает и когда же наконец он сможет прекратить эту безумную игру и быть с нею, только с нею одной?

Неужели она не понимает, что я люблю ее?

Стоп. Он закрыл глаза, пытаясь разобраться, когда же успел пересечь границу. Можно было надеяться, что мне хватит здравого смысла выбрать женщину, которая тоже хочет вступить в брак, создать семью.Но нет, я влюбился в женщину, которая хочет сделать карьеру и… и только карьеру.

Но он ясно видел, что его и Кимберли непреодолимо тянет друг к другу, и такого у него не было никогда и ни с какой другой женщиной.

Он никогда не забудет, как засияло ее лицо, когда сегодня вечером на мосту они увидели друг друга.

Представив это себе, Найджел почувствовал, будто что-то перекрутилось у него внутри, сжимаясь в тугой узел.

Он почувствовал, будто призрак бабушки Алисы уже явился за ним.

Из спальни раздался очередной глухой удар, за которым последовало восклицание: «Ну ничего себе!»

Тяжело вздохнув, Найджел направился в гостиную.

Он сделал шаг с полированного паркета на дорогой белый ковер. Белые стулья и кушетка. Ледяные синевато-серые стены. Бутафорский камин цвета слоновой кости, увенчанный большим квадратным зеркалом. Это уж ни в какие ворота не лезет! Настоящий камин мог бы сделать комнату уютнее, согреть ее.

Среди этого царства белизны было несколько черных предметов. Маленький черный столик сбоку, на котором стоял музыкальный центр. Стол побольше с каменной столешницей, тоже черной, на которой в беспорядке лежали какие-то мелкие предметы. Черный стул.

Судя по всему, в этой комнате она не проводит много времени.

Он подошел к столу. Несколько квадратиков бумаги – разноцветных – с торопливо набросанными на них словами. Хм. Он предполагал, что у нее почерк опрятный и аккуратный, как и она сама, но, очевидно, ошибся. На углу стола стояла хрустальная ваза с искусственными шелковыми цветами цвета слоновой кости. Рядом кофейная чашка, наполненная карандашами и ручками. Кофейная чашка? Он склонился над ней и прочитал слова, написанные на наружной поверхности: «Утро – время птиц».

И в его воображении возникла Кимберли в халате, еще сонная, бредущая на кухню, чтобы сварить кофе. Интересно, сколько чашек она пьет, чтобы окончательно проснуться? Две? Три?

Если бы он был рядом, то после первой чашки кофе предложил бы ей травяной чай.

Его взгляд переместился на фотографию в серебряной рамке. Четыре человека – женщина, мужчина, мальчик и девочка.

Он взял фотографию, чтобы рассмотреть поближе.

В девочке лет примерно десяти с белокурыми волосами и большими серыми глазами он сразу узнал Кимберли. Она стояла рядом с женщиной, у которой были точно такие же белокурые волосы и такое же выражение, какое он видел один или два раза на лице Кимберли. Во взгляде женщины была не то тоска, не то желание чего-то невозможного.

– Это моя семья.

Найджел поднял глаза от фотографии и едва не лишился рассудка.

Перед ним стоял Кимберли, одетая как «госпожа» в садомазохистском спектакле.

Его взгляд опустился на ее туфли, задержался на красивых ногах в сеточке, потом – на небольшом участке кожи цвета сливок, проглядывавшем через черное кружево. И когда он поднял глаза к потрясающим атласным выпуклостям…

– Ух…

Он потерял дар речи.

Неподготовленный мужчина может и не выдержать…

– Кимберли, – ему не хватало воздуха, – какого черта?

Она глубоко вздохнула, и на мгновение ему показалось, что вся ее грудь поднялась над корсетом.

– Женщины… в баре.

– Какие груди… то есть какие женщины?

Она прислонилась к столу прекрасно очерченным бедром.

– Я не хочу, чтобы ты пошел вразнос и создал моему агентству плохую репутацию.

– Так ты нарядилась таким образом, – он проследил взглядом вверх и вниз по корсету из черного кружева и атласа, и сразу же его пульс оказался у него в горле, – чтобы удостовериться, что я не пойду вразнос?

Голос бабушки Алисы явственно зазвучал у него в ушах: «Я буду гнаться за тобой…»

– Но этого я сегодня вечером делать не буду, – быстро добавил он. У него внезапно вспотели ладони, и он вытер их о свои брюки. – Кимберли, дорогая, ты сейчас не похожа на инструктора.

– Нет, я инструктор!

– Ты ревнуешь, только и всего.

Она негодующе фыркнула.

– Еще чего! Вовсе не ревную.

– Это не критика, это комплимент.

Найджел помнил только одно – он должен уехать, должен уехать…

Она покачнулась.

– Сними эти небоскребы, – велел он, – а то еще упадешь ненароком и сломаешь себе шею.

Только этого не хватало ему сегодня вечером – везти ее среди ночи в больницу!

Она посмотрела на свои ноги в сетчатых чулках, потом на Найджела.

– Это мои туфли «приди и возьми меня».

Можно подумать, он нуждается в ее пояснении! Но она хоть не стала спорить и сбросила их. Он посмотрел вниз и увидел ложбинку. Надо признать, прекрасную ложбинку, такую зовущую, между двух мягких, полных округлостей…

– Возьми мой пиджак, – прохрипел он, набрасывая его на ее плечи.

Кимберли жестом указала на фотографию.

– Это снимок был сделан в тот год, когда мама заболела.

– Мне жаль, – сказал Найджел, немного приходя в себя.

– Все нормально. – Кимберли подняла фотографию и стала разглядывать ее. – Папа всегда говорил, что я похожа на маму. – Поставив фотографию, она отступила на шаг и вновь взглянула на Найджела. – Я понимаю, что именно поэтому он так отдалился от меня, когда мама умерла. Каждый раз, когда он смотрел на меня, он видел ее. А позже, когда я так разочаровала его, он вообще повернулся ко мне спиной…

Она смолкла, но Найджел успел услышать, как ее голос надломился.

Он обнял ее, притянув к себе. Что бы тогда ни случилось, – а он предполагал, что это имело некоторое отношение к ее отъезду из города на черной лошади, хотя сейчас не было никакой возможности спросить ее об этом, – только негодяй с холодным сердцем не попытался бы утешить ее. Слегка поглаживая ее по спине, он взглянул на ее черно-белую гостиную, и внезапно эти цвета обрели для него смысл.

Эта квартира не была домом. Это было место, куда она возвращалась каждый вечер, где в одиночестве проводила ночь. Она боится иметь дом, потому что он может исчезнуть, как дом ее детства.

Некоторое время он молча держал ее в своих объятиях, потом спокойно произнес:

– Я думаю, что уже поздно. Ночь на дворе.

– Не уходи.

– Ким…

– Пожалуйста, – сказала она, поднимая голову и просительно глядя на него. Пока он собирался ответить, она прижала указательный палец к его губам. – Будем считать, что ты согласился, – прошептала она, высвободилась, подошла к проигрывателю и вставила диск.

Глубокий голос Ната Кинга Коула начал петь «Незабываемое».

– Помнишь? – спросила Кимберли, поворачиваясь к Найджелу.

Конечно. Эта песня звучала, когда он вошел в ее агентство на следующий день после той вечерней вспышки их страсти.

– Да.

– Дочь Ната Кинга Коула записала с ним вместе этот вариант. – Кимберли подошла ближе и протянула к нему руки, приглашая. – Один танец?

Найджел уже собрался ответить отказом, но ее губы изогнулись в застенчивой, умоляющей улыбке.

– Только один.

А потом он уйдет.

Она упала в его объятия, и на мгновение он потерял способность двигаться. Он никогда не умел танцевать, в лучшем случае просто качался на месте взад и вперед, но с ней он почувствовал себя лучшим в мире танцором.

Он поглядел в зеркало над бутафорским камином. Ему нравилось, как голова Кимберли прислоняется к его груди. И ниже полы его пиджака он видел дразнящий проблеск ее ног.

Она пробормотала что-то.

Он положил ладонь ей на поясницу и притянул ее немного ближе.

– Да?

– Мне никогда в жизни не было так хорошо. Ни с кем.

Она обвила руки вокруг его шеи и, встав на цыпочки, поцеловала.

Волны жара кругами стали расходиться по его телу, будто его всего охватил волшебный огонь. И хотя он думал «хватит, хватит», его пальцы сами собой вынули заколку, держащую ее пучок, и локоны, рассыпавшиеся золотым водопадом, были ему наградой.

– Тебе надо носить распущенные волосы, – решил он.

– А тебе, – прошептала она, отступая назад из его рук, – надо наклониться.

– Что?

– Юл Бриннер, помнишь? «Король и я»?

– Это фильм, я полагаю?

– Да, – ответила она с очень довольным видом. – Он самоуверенный, невозможно сексуальный король Сиама, а она нежная, но со стальным характером, Анна. Юл Бриннер играл короля. – Она поглядела на голову Найджела. – У него тоже бритая голова.

– Из-за нее он и выглядел невозможно сексуальным?

– Да. Точно так же, как ты.

Разве после таких слов мужчина не сделает все, о чем ни попросит его женщина?

Найджел тут же наклонился.

Нежные, робкие пальцы тронули его голову, задержались, потом двинулись вниз, к ушам, и потом опять поднялись к макушке.

– Я хотела сделать это с того самого дня, когда мы были в примерочной, – прошептала она.

Она ласкала его голову, потом ее пальцы скользнули к затылку и стали описывать медленные, плавные круги.

Он ощущал каждую точку, которой касались ее теплые пальцы. Когда же он неожиданно ощутил кожей ее горячее дыхание, волны жара снова охватили все его тело.

– Я должен идти, – сказал он напряженным голосом, начиная выпрямляться.

– Еще нет.

Он застонал, когда ощутил у себя на голове бархатную теплоту ее губ. Один раз. Другой. Поцелуи были сперва медленными, но очень быстро ее разгорающаяся страсть превратила их в жаркие, прожигающие насквозь.

Сделав большое усилие над собой, он наконец поднял голову.

Помада на губах Кимберли была смазана, ее глаза мерцали.

– Анна, – тихо сказал он. – Твой король приказывает тебе отправляться в кровать.

Это оказалось легче сказать, чем сделать.

Бросив на него последний жаркий взгляд, она, пошатываясь, отправилась в спальню, по дороге выскальзывая из его пиджака. В дверном проеме она подержала пиджак, подмигнула, затем бросила его на пол и исчезла. Дверь щелкнула, закрывшись за ней.

По сравнению с Кимберли, одетой в корсет, женщины в баре казались невинными школьницами.

Он направился к закрытой двери спальни. Сейчас он подберет пиджак и уйдет.

Но когда он наклонился, Кимберли позвала его через дверь спальни.

– Найджел!

– Да?

– Корсет. – Раздался прерывистый шум. – Он слишком тесный.

Он зажмурил глаза, борясь с видением.

– Ой-ой-ой! Ну помоги же!

Когда он открыл дверь, то понял, что ему следует собрать все жалкие остатки своей воли.

Кимберли лежала боком на кровати, заведя руки назад и извиваясь в попытках дотянуться до застежек на спине.

– Проклятые крючки и петельки, – сердилась она.

– Перевернись на живот!

Он наклонился, разглядывая длинный ряд сверкающих крючков и петелек. Интересно, как она смогла застегнуть этот корсет без посторонней помощи?

Он начал возиться с первым крючком, и его пальцы показались ему слишком большими и неуклюжими. Но вот каким-то чудом удалось расстегнуть этот крючок. Потом второй.

Когда он достиг десятого или двадцатого, у него рябило в глазах, а пот крупными каплями выступил на лбу. Найджелу пришлось схватить угол простыни и вытереть голову.

Наконец он расстегнул последний.

Кимберли осталась лежать на животе. Ниже левой лопатки была маленькая, соблазнительная родинка.

Он глубоко вздохнул, как ныряльщик перед прыжком в воду, поднял Кимберли на ноги и, прочистив горло, спросил:

– Теперь-то ты можешь это снять?

– Ммм, да.

На ее лице засияла широкая самодовольная улыбка. Он начал говорить, но осекся и спросил:

– Это твое «Ой-ой-ой! Ну помоги же!» было только представлением, чтобы заставить меня войти к тебе в спальню?

Она откинула голову назад, и ее глаза наполнились серым мерцанием.

– Один «Космополитен», и я отвергнута?

– Это был огромный «Космополитен», и ты пила уже второй, когда я подошел к тебе.

Она поцокала языком.

– У меня голова немного кружится, не более того.

А у меня плоть бушует, не менее того.

– Я буду гнаться за тобой… – почти неслышно напомнил он себе.

– Что?

Он открыл глаза, и у него разве что слюни не потекли при виде ее великолепных грудей, подобных зрелым плодам. Он с трудом сглотнул.

– Меня еще в юности приучили никогда не пользоваться тем, что женщина нетрезвая.

– Ну а я не нетрезвая. И чтобы избавить тебя от забот… – ее голос понизился до хриплого шепота, – я сама воспользуюсь тем, что ты оказался здесь. – Она положила обе руки ему на бицепс и сжала его. – Мне нравится, как надуваются твои мускулы, когда ты двигаешься.

– Хорошо. Но я должен идти, прежде чем…

Ее руки скользнули вниз по его телу.

– Как ты сам сказал мне в тот вечер, – прошептала она, лаская его, – ты слишком много волнуешься.

Он испустил звук, подобный крику раненого животного, а Кимберли тихо рассмеялась, начиная медленно расстегивать молнию у него на джинсах.

– Хорошо, что горит свет, – заметила она, – так что я смогу видеть тебя.

Он снова застонал. Слов у него уже не осталось.

Она села на кровать, продолжая ласкать его мягкими движениями. Подняв глаза, она встретила его потемневший взгляд.

Его дыхание прервалось на миг, потом он спросил:

– У тебя есть?..

– Нет.

Она, такая организованная и аккуратная, совсем не планировала, что в тот вечер, когда она пришла к Найджелу, он будет ласкать ее. Того, что происходит сейчас, она тоже не ожидала. Ей и в голову не могло прийти, что они окажутся у нее дома. И она уже столько времени жила в одиночестве, что о предохранении и не задумывалась.

Но сейчас она точно знала, чего хочет.

Она продолжала смотреть на Найджела. Его лицо было крупнее, чем у большинства людей, но теперь она видела нежность в его резковатых чертах.

– Сегодня моя очередь ласкать и целовать тебя.

Много позже Найджел тихо опустился на кровать, держа Кимберли в объятиях. Она лежала, прижавшись щекой к его мерно поднимающейся и опускающейся груди, а он ласкал ее руки, плечи, лицо.

Как же ей сейчас хорошо! И как легко! Конечно, в следующий раз она подготовит все, чтобы испытать, как Морис изящно выражался, «все от начала до конца». Возможно, ей следует купить большую упаковку презервативов. Там их, наверное, несколько дюжин.

Что это с ней? О чем она думает?

То, что случилось сегодня, было восхитительно, но это все, что может быть. Еще один мужчина на одну ночь. У нее нет времени для серьезных отношений. Иначе на агентство не останется ни сил, ни внимания.