355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Колин Маккалоу » Прикосновение » Текст книги (страница 8)
Прикосновение
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 05:08

Текст книги "Прикосновение"


Автор книги: Колин Маккалоу



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Александр отправился в путь днем раньше и теперь поджидал спутников на расчищенной поляне в лесной глуши. С собой он привез Саммерса и вереницу вьючных лошадей, груженных мотками проволоки, ложечным буром, прочными деревянными стойками, палатками, квадратными пятигаллоновыми жестянками керосина, фонарями, топорами, кирками, мотыгами, кувалдами и всевозможными пилами, чтобы валить местные деревья и пилить стволы на столбы для ограды. В резных сундуках Суна хранились только запасы еды: рис, вяленая рыба и утятина, семена лука, сельдерея и капусты, всевозможные соусы в склянках и груз яиц, хранящихся в желатине.

– Ночного привала не будет, – предупредил Александр Суна, путешествовавшего в крестьянской одежде. – Попробуем за день преодолеть большой отрезок пути, а следующей ночью отдохнем. Да, это не прогулка, но я считаю, нам надо уйти поскорее и подальше.

– Согласен.

Александр представил Саммерса:

– Он будет связующим звеном между Батерстом и нами, Сун. На окраине города у меня есть дом, где приготовлено все, что нам может понадобиться. Саммерс будет понемногу перевозить к нам эти припасы, тайком, чтобы в Батерсте ничего не заподозрили. А экономку я отправлю в Сидней с длинным списком поручений и приказом оставаться у родственников, пока я не пришлю за ней.

Сун нахмурился:

– А она не проболтается?

Саммерс усмехнулся:

– Нет, мистер Сун. Она поклялась мне в супружеской верности и хорошо понимает, с какой стороны хлеб намазан маслом.

– Отлично.

К концу января 1873 года ограда была готова, а каменный дом Александра спешно достраивали. Сам Александр и половина работников-китайцев уже хлопотали вокруг устройств для промывания породы, окрещенных «том» – существенно усовершенствованных лотков. В местной породе золота содержалось гораздо больше, чем рассчитывал Александр; жила простиралась дальше западной границы участка, а это означало, что именно там будет основан новый приисковый город, куда ринутся несметные орды золотоискателей. Сун и все его китайцы получили лицензии, но, согласно такой лицензии, старатель имел право на участок площадью всего двенадцать квадратных футов. Участки возле водопада предусмотрительно обнесли кольями, и, пока в дело не вмешались посторонние, двадцать два человека рассеялись вниз по течению реки, чтобы собрать за пределами своих участков урожай побогаче. И несмотря на это, золота в округе оставалось с избытком: подпочвенный наносной слой оказался толще, чем предполагалось, и простирался далеко за пределы речного русла: тысячу лет по этой земле протекали полноводные реки.

Золотоискатели разнообразили свой рацион свежими яйцами и мясом пятидесяти кур, уток и гусей – обитателей птичника, свиней из сарая, а также овощами с собственного огорода. Александр обожал китайскую кухню, хотя с насмешливым удивлением заметил, что Саммерсу она не по вкусу. Китайцы поставили палатки поодаль от дома, где Александр жил вместе с Суном. Саммерс предпочел постоянно быть в разъездах.

За шесть месяцев было добыто около 10 тысяч унций золотого песка и мелких самородков, несколько более крупных и один редкостный красавец весом более сотни фунтов. Общая стоимость находок превышала 125 тысяч фунтов стерлингов и росла с каждым днем.

– По-моему, пора нанести визит мистеру Чарлзу Дьюи, – сообщил Александр Суну. – Бывшему арендатору этой земли.

– Странно, что он до сих пор не снизошел до нас, – поднял тонкие изящные брови Сун. – Не мог же он не заметить, что ты занял его землю!

Александр приложил указательный палец к носу пренебрежительным жестом, который Сун прекрасно понимал.

– Да уж, этого не заметил бы только слепой, – согласился он и ушел седлать кобылу.

Усадьба Данли расположилась на берегу реки Аберкромби, к западу от Транки-Крика, который в 1868 году из заурядного прииска превратился во второй Клондайк. Когда Транки-Крик был официально объявлен прииском, Чарлз Дьюи вознегодовал, но после обнаружения жилы золотоносного кварца начал вкладывать средства в несколько местных рудников, и они уже принесли ему 15 тысяч фунтов стерлингов.

Не подозревая, что и мистер Дьюи занимается добычей золота, Александр подъехал к впечатляющей усадьбе с ухоженными строениями и безукоризненной оградой с белыми столбиками. Перед конюшнями и хозяйственными постройками высился величественный двухэтажный особняк из отесанных известняковых глыб, хвастливо выставляя напоказ башни и башенки, застекленные двери, крытую веранду и шиферную крышу. Спешиваясь, Александр заключил, что мистер Дьюи – богач.

Дворецкий-англичанин известил посетителя, что мистер Дьюи дома, всем видом выражая неодобрение – чудной наряд, неухоженная лошадь! Однако мистер Кинросс излучал спокойное достоинство и властность, и дворецкий согласился доложить о нем.

Чарлз Дьюи походил на кого угодно, только не на земледельца. Невысокий, крепкий, седовласый, он брил подбородок, но носил пышные бакенбарды и костюм с Сэвил-роу; воротник его хрустящей белой рубашки был накрахмален так туго, что стоял торчком, подхваченный шелковым галстуком.

– Вы застали меня в городском платье – видите ли, я ездил на встречу в Батерст. Солнце уже садится, – продолжал Дьюи, приглашая гостя в кабинет. – Значит, можно и пропустить по стаканчику, верно?

– Я не любитель, мистер Дьюи.

– Возбраняется верой? Воздержание и все такое?

Чарлзу Дьюи представилось, что, не будь они в доме, Кинросс смачно сплюнул бы на землю.

– У меня нет веры – ни религиозной, ни какой-нибудь другой, сэр.

Антиобщественный, по сути, ответ ничуть не встревожил Чарлза; истинный сангвиник, он был снисходителен к чужим причудам и никого не осуждал.

– В таком случае выпейте чаю, мистер Кинросс, а я глотну нектара с торфяных болот вашей родины, – добродушно заключил он.

Усевшись в кресло со стаканом шотландского виски, скваттер с интересом оглядел гостя. Запоминающаяся внешность – особенно надломленные черные брови и изящная вандейковская бородка. Глаза, которые ничего не выдают и все подмечают. Вероятно, в высшей степени умен и образован. Чарлз Дьюи слышал о Кинроссе в Батерсте: о нем ходили слухи, потому что никто понятия не имел, что он за птица, но все понимали – этот малый далеко пойдет. Американский наряд выдавал золотоискателя, но хотя Кинросса несколько раз видели в Хилл-Энде, поговаривали, что золото он искал там только в волосах Руби Коствен.

– Странно, что вы не нанесли мне визита, мистер Дьюи, – заметил Александр, с удовольствием отпивая глоток ассамского чая.

– Визита? Куда? И с какой стати?

– Я приобрел триста двадцать акров земли, которую еще год назад арендовали вы.

– Какого дьявола! – выпалил Чарлз и резко выпрямился. – Впервые об этом слышу!

– Но вы должны были получить письмо из земельного управления.

– Должен был, но, уверяю вас, сэр, я ничего не получал!

– Ох уж эти мне чиновники! – Александр прищелкнул языком. – Ручаюсь, здесь, в Новом Южном Уэльсе, они еще нерасторопнее, чем в Калькутте.

– Непременно побеседую об этом с Джоном Робертсоном. Это он заварил всю эту кашу с указом об отчуждении земель, принадлежащих короне, а ведь он сам скваттер! Нет, это дело дойдет до нашего парламента, пусть даже он почти беспомощен: его члены вечно смотрят сквозь пальцы на все, что не приносит выгоды. А десять фунтов в год, которые скваттер платит за землю, не делают погоды.

– Да, с Джоном Робертсоном я встречался в Сиднее, – сообщил Александр и отставил чашку. – Мистер Дьюи, с моей стороны это отнюдь не визит вежливости. Я прибыл, чтобы сообщить вам, что обнаружил месторождение золота на реке Кинросс, на территории моей фермы.

– На реке Кинросс?.. На какой реке?

– Бывшем безымянном притоке Аберкромби, который я назвал в свою честь. Река будет напоминать обо мне еще долго после того, как я умру. Между прочим, золота в ней невероятно много.

– О господи! – простонал Дьюи. – Ну почему на моей земле вечно кто-нибудь находит золото? Мой отец впервые арендовал эту землю в 1821 году, Кинросс, он первым занял здесь двести квадратных миль. А потом появились золото и Джон Робертсон. Сэр, поместье Данли с каждым годом становится все меньше.

– Ну и ну, – невнятно отозвался Александр.

– И какой участок вы купили?

На свет была извлечена карта из земельного управления; Дьюи отставил стакан, заправил за уши дужки бифокальных очков и заглянул в карту через плечо Александра. Дьюи заметил, что от гостя приятно пахнет чистым здоровым телом и ароматной замшей. Длинный палец красивой формы указал на восточную границу Данли.

– Тот участок я попробовал было расчистить еще в юности. – Дьюи опустился в кресло. – В те времена, когда о золоте мы и не мечтали. Вряд ли у меня когда-нибудь дошли бы руки до тех земель. Там начинаются горы, хороших пастбищ для овец и коров мало, в лесах скот часто разбредается и пропадает. И вот вы явились и доложили, что река полна золота. Значит, появится прииск, а вместе с ним и трущобы, и отбросы человеческого общества, изгои всех мастей, движимые алчностью…

– А еще я прикупил на торгах десять тысяч акров вот здесь, у вершины горы, – продолжал Александр, подливая себе чаю. – Там я построю дом, чтобы не сталкиваться с «отбросами человеческого общества», как вы выразились. – Он подался вперед, у него вспыхнули глаза. – Мистер Дьюи, я не намерен враждовать с вами. Я разбираюсь и в геологии, и в инженерном деле, так что в моем мнимом безумии есть система – я не просто так отдал пять тысяч фунтов за никчемную гору, которую тоже назвал своей фамилией. И любой город, который вырастет возле прииска, тоже будет называться Кинросс.

– Необычная фамилия, – заметил Дьюи.

– Она принадлежит мне, и только мне. Будь Кинросс обычным приисковым городком, он опустел бы, как только месторождение было бы исчерпано. Но меня тревожат не местные запасы золота, хотя большая их часть уже принадлежит мне. В глубине горы таится то, что в Калифорнии называют основной, или материнской, жилой: пласт кварца, содержащий свободное золото, то есть не связанное с пиритами. Как вам известно, добывать золотой песок способен всякий, но разрабатывать глубинную жилу, уходящую в толщу скальных пород, простым старателям не по карману. Для этого нужна сложная техника и внушительный стартовый капитал. Поэтому, когда я начну разрабатывать месторождение на моей собственной земле, мне понадобятся частные вкладчики и своя компания. Уверяю, каждый ее инвестор разбогатеет, как Крез. Мистер Дьюи, я предпочел бы, чтобы вы не настраивали против меня своих политических соратников из Сиднея, а стали моим союзником.

– Другими словами, – подхватил Чарлз Дьюи, подливая в свой стакан, – вы ждете от меня вложений капитала.

– Не сейчас, со временем. Я не хочу, чтобы моей компанией управляли люди, с которыми я не знаком лично и которым не доверяю. Она будет частной – следовательно, источники финансирования тоже. А кому еще быть акционером, если не человеку, семья которого живет на этой земле с 1821 года?

Дьюи поднялся.

– Мистер Кинросс… Александр, зовите меня Чарлзом. Я вам верю. Вы не мечтатель и прожектер, а расчетливый шотландец. – Он тяжело вздохнул. – Противостоять натиску уже слишком поздно – так что дадим саранче набить карманы золотоносным песком, а потом откроем близ Кинросса цивилизованный рудник – такой как Транки-Крик. Благодаря вложениям капитала в Транки-Крик я сумел выстроить этот дом. Не соблаговолите ли остаться на ужин и переночевать у меня?

– Только если вы простите мне отсутствие смокинга.

– Разумеется. Я тоже не переодеваюсь к ужину.

Александр отнес седельные сумки наверх, в элегантную комнату, из окон которой открывался вид на окрестные холмы и унылую реку Аберкромби, загрязненную десятком золотых приисков, расположенных выше по течению.

Констанс Дьюи заранее была предубеждена против Александра Кинросса, но, как ни странно, он ей понравился. В молодости, лет двадцать назад, она слыла блистательной красавицей пятнадцатью годами моложе супруга. Александр догадался, что именно хозяйке дом обязан со вкусом подобранной обстановкой – роскошной оправой для самой Констанс в кремовом атласе с небольшим турнюром, какие только начинали входить в моду. Рубины она носила на шее, в ушах и на запястьях, поверх кремовых атласных перчаток длиной до локтя. Гость сразу заметил, что Констанс и Чарлз прекрасно ладят.

– Наши три дочери – сыновей у нас нет – учатся в школе в Сиднее, – со вздохом объяснила Констанс. – Как я по ним скучаю! Но не держать же их всю жизнь под присмотром гувернантки! В двенадцать лет пора общаться с другими девочками, заводить полезные связи в обществе, готовиться к замужеству… А вы женаты, Александр?

– Нет, – коротко отозвался он.

– Недосуг искать свою единственную? Или предпочитаете холостяцкую жизнь?

– Не то и не другое. Мой выбор давно сделан, но с браком придется повременить до тех пор, пока я не построю дом. Такой, как этот. Чарлз, это ведь известняк? Но где вы умудрились найти опытных каменщиков, чтобы плотно пригнать каменные блоки? – ловко сменил тему Александр.

– В Батерсте, – объяснил хозяин дома. – Когда правительство прокладывало железную дорогу через Голубые горы, пришлось огибать крутые западные склоны и от самого Кларенса вести ветку по трем высоким виадукам. Песчаника поблизости хватало, но каменщиков инженеру Уиттону никак не удавалось найти. Пришлось выписывать их из Италии – вот почему виадуки и этот дом построены по чертежам, на которых размеры указаны в метрических, а не в имперских единицах.

– Виадуки я заметил еще в первый приезд из Сиднея. Они совершенны, как все, что построено римлянами.

– Действительно. Закончив строительство, несколько каменщиков осело в Батерсте, где для них постоянно находилась новая работа. Я открыл каменоломни возле пещер Аберкромби. Оттуда возили каменные глыбы, из которых каменщики-итальянцы и выстроили этот дом.

– И я так сделаю, – решил Александр.

После ужина мужчины перешли в кабинет, Дьюи пригубливал портвейн, Александр попыхивал сигарой. В этот момент Александр и завел щекотливый разговор.

– От меня не ускользнуло, – начал он, – что в Новом Южном Уэльсе недолюбливают китайцев. И полагаю, в Виктории и Квинсленде тоже. А как относитесь к китайцам вы, Чарлз?

Пожилой скваттер пожал плечами:

– Никакой ненависти к узкоглазым язычникам я не испытываю – вот и все, что я могу сказать. В конце концов, я с ними почти не сталкиваюсь. Они селятся у приисков, впрочем, в Батерсте есть китайский ресторан, несколько лавчонок. Насколько я успел заметить, это мирные, приличные люди, которые никому не причиняют вреда и занимаются своим делом. К сожалению, их трудолюбие раздражает многих белых австралийцев, которые не желают зарабатывать деньги упорным трудом. Вдобавок китайцы не смешиваются с другими народами и не признают христианство. Их храмы называют кумирнями – явный намек на то, что там творится всякое. И уж конечно, всех возмущает то, что китайцы отсылают деньги на родину. Как будто высасывают из австралийской земли ее богатства. – Он хохотнул приятным баском. – А по-моему, то, что уплывает в Китай, – капля в море по сравнению с целыми состояниями, которые достаются Англии.

Вспомнив о собственном счете в Английском банке, Александр беспокойно заерзал. Очевидно, Чарлз Дьюи принадлежал к числу первых австралийских патриотов, неприязненно относящихся к англичанам.

– Мой партнер – китаец, – объяснил Александр, – с ним я готов пойти в огонь и в воду. В Китае я убедился, что у этого народа немало общего с шотландцами – то же трудолюбие, та же бережливость. Не мешало бы еще шотландцам научиться смеяться так же часто, как это делают китайцы. Господи, какие же все-таки унылые зануды эти шотландцы!

– А вы строги к собственному народу, Александр.

– И не без причины.

– У меня создалось впечатление, Конни, – сказал Чарлз жене, старательно расчесывая ее длинные волосы, – что Александр Кинросс – один из тех удивительных людей, которые никогда не ошибаются.

В ответ Констанс пожала плечами:

– О боже! Помнишь поговорку «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке»?

– Впервые слышу. Хочешь сказать, чем больше у него денег, тем выше духовная цена, которую ему придется заплатить?

– Вот именно. Спасибо, дорогой, достаточно, – добавила она и повернулась от туалетного столика к мужу. – Нет, у меня нет к нему неприязни, совсем напротив. Но по-моему, ему не дают покоя мрачные мысли. О своем, о личном. Вот в личных делах он и споткнется, потому что убежден: их можно решать так же логично и жестко, как проворачивать сделки.

– Помнишь, он сказал, что уже выбрал жену.

– Видишь? Странный подход. Будто спрашивать согласия избранницы он вообще не намерен. – Констанс задумчиво погрызла ноготь. – Если бы он не был богат, все разрешилось бы само собой. Но состоятельные женихи – завидная добыча…

– А ты вышла за меня из-за денег? – с улыбкой перебил Чарлз.

– В этом убеждена вся округа, но ты-то прекрасно знаешь, что это не так, плут! – Ее взгляд смягчился. – Ты был такой веселый, покладистый и галантный. А от твоих бакенбардов становилось так щекотно… между ног!

Чарлз отложил расческу.

– Идем в постель, Констанс.

Глава 3
Поиски жилы и невесты

В Хилл-Энд и Голубую комнату в заведении Руби Коствен Александр Кинросс вернулся через год после того, как нашел золото на берегах реки Кинросс.

Руби встретила его тепло, но сдержанно: такой прием говорил о том, что Александра она по-прежнему считает другом, но его шансы лечь с ней в постель… невелики. Ее позиция была продиктована гордостью, тем более что Руби постоянно тянуло к Александру, и даже Суна и Ли не было с ней рядом. Из-за болезней, разочарований и ссор состав подчиненных Руби за этот год полностью сменился; из теперешних пяти девиц Александр не знал ни одной.

– Вообще-то мне понадобились свежие лица, но эти все какие-то потасканные, – устало говорила Руби, наливая Александру чаю. – Слишком долго я занимаюсь своим делом. Когда в баре не протолкнуться, я, хоть убей, не могу вспомнить, кто из них Пола, а кто Петронелла. Петронелла! Ну надо же! Кажется, такой штукой натираются, чтобы отпугивать комаров.

– То цитронелла, – мягко поправил Александр и вынул из кармана конверт. – Возьми, это часть твоей доли.

– Господи Иисусе! – ахнула Руби, уставившись на банковскую выписку. – Десять тысяч! Это сколько процентов от общей суммы?

– Одна десятая моей доли. На свою Сун уже купил участок площадью триста двадцать акров на вершине холма, в четырех милях от города, и теперь строит целый город из одних миниатюрных пагод – с покрытой лаком керамической черепицей, из разноцветных кирпичей, с изогнутыми карнизами и многоярусными крышами. Мне он одолжил сотню кули, чтобы возвести плотину из камня с землей возле устья, в долине. А потом мы все вместе повернем реку и пустим чистую воду к плотине. Ну а там возьмемся и за строительство моей собственной железной дороги. Само собой, платить я буду китайцам как белым. Сун счастлив, как китайский император.

– Милый Сун! – вздохнула Руби. – Теперь мне ясно, что тревожит Сэма Вона. Без Полы, Петронеллы и всех прочих я как-нибудь обойдусь, но только не без Сэма и Чань Хэя. А они все рвутся домой, в Китай.

– Теперь они богаты. Сун купил им участки, как сделал бы любой брат. – Александр хитро поглядывал на Руби из-под ресниц. – На прииске Кинросс все старатели равны, и китайцы в том числе.

– Александр, ты прекрасно знаешь, что Сэм не брат Суну, а Чань – не кузен. Они прислуга… вассалы… не знаю, как в Китае называют освобожденных рабов, принадлежащих господину.

– Помню-помню. И могу понять поступок Суна. Он феодальный властитель с севера, свято чтит древние традиции, носит привычную одежду и от своих подданных требует того же. Китайцы, перенявшие английские обычаи, вряд ли одобряют его.

– Может быть, но не думай, что Сун не имеет власти над китайцами, которые отрезали косицы и облачились в накрахмаленные рубашки. У них есть общий враг – белый человек. – Руби извлекла из золотого портсигара тонкую манильскую сигару. – И ты для них белый, хоть и взял их в дело и обращаешься с ними как с людьми.

– Зато я мог рассчитывать, что они не проболтаются, и не ошибся – так у меня в запасе появились лишние полгода, – возразил Александр, указывая на банковскую выписку. – Этот счет так стремительно вырос только потому, что Сун умеет добиваться от своих людей послушания. Все они были немы как рыбы, пока участки не перешли в нашу собственность.

– И теперь ты хозяин прииска с десятью тысячами палаток.

– Вот именно. Но я уже принял меры, чтобы сдержать нашествие. Пройдет еще много лет, прежде чем Кинросс превратится в прекрасный город, но я уже знаю, как он будет выглядеть. Я сам выбрал земельные участки для будущих властей города и нанял шестерых полицейских. Народ отборный, проверенный и злобу на китайцах срывать не посмеет. А еще я привез на прииск санитарного инспектора, задача которого на данный момент – руководить сооружением выгребных ям, чтобы нечистоты не смешивались с грунтовыми водами. Не хватало нам еще в Кинроссе эпидемии тифа. Будут проложены две дороги: на Батерст – по ней мы пустим дилижансы «Кобб и К°» – и на Литгоу. Сейчас кочан капусты на прииске стоит фунт стерлингов и столько же фунт моркови, яйца идут по шиллингу каждое, но так не может продолжаться вечно. Хорошо еще, что засухи в этом году не случилось, а когда она нагрянет, плотина уже будет достроена.

Зеленые глаза горели воодушевлением и азартом. Руби расхохоталась:

– Александр, ты неподражаем! Любой другой на твоем месте выработал бы месторождение до последней крупицы и смылся, но только не ты! Не понимаю только, зачем ты назвал город Кинроссом. Правильнее было бы окрестить его Александрией.

– А ты, вижу, почитываешь.

– И Александра Македонского уже знаю как облупленного.

– На углу Кинросс-стрит и Аурик-стрит я приберег отличный участок земли, лакомый кусочек. Он занимает по сто футов длины каждой улицы, места хватает для конюшен, сараев, двора. На плане города в этом месте значится отель «Кинросс», владелица – Р. Коствен. Очень советую тебе строить здание из кирпича. – Его взгляд стал пронизывающим. – И еще. Своих потаскух оставь в Хилл-Энде.

Руби мгновенно вскипела, открыла было рот, но Александр опередил ее:

– Молчи! И думай, сварливая гусыня, думай! Женщин, которые сами управляют принадлежащими им отелями, на свете найдется не много, но если отель приличный, такое дело достойно уважения. И Ли не придется стыдиться материнской профессии, когда он будет искать свое место в мире. Что толку вкладывать бешеные деньги в образование сына, если ему придется вечно трястись и бояться, как бы кто не узнал, что мать его содержит бордель на золотых приисках? Руби, я предлагаю тебе начать все заново, в новом городе. Хочу дать тебе шанс стать добропорядочной горожанкой. – И он расцвел чудесной, обезоруживающей улыбкой. – Если же ты откроешь в Кинроссе публичный дом, рано или поздно тебе придется покинуть город. Святошам хватит власти, чтобы изгнать блудниц из города, вываляв их в смоле и перьях. А я не мыслю жизни без тебя. Если ты уедешь, кто же будет слушать, как я проклинаю церковников, которые посмели наводить в моем городе собственные порядки?

Она рассмеялась, но тут же посерьезнела.

– На строительство приличного отеля у меня уйдет треть суммы, которую ты мне отдал. Нет, этого я не могу себе позволить. Половину я заплачу за учебу Ли – очень вовремя, я как раз ломала голову, не зная, как наскрести денег на очередной взнос. Месторождение Хокинс-Хилл скудеет, вместе с ним умирает и Хилл-Энд. Добрая половина старателей из Хилл-Энда или уже переселилась в Кинросс, или собирается туда. Так что будем откровенны: во-первых, вместе с ними переедет на новое место и моя репутация. Во-вторых, я сама в ближайшем времени переберусь в Кинросс, но построю мазанку на окраине и опять заставлю девчонок заниматься единственным доступным им ремеслом. В ваших словах есть смысл, император, но исполнять ваши приказы я не стану. Может, через год ты привезешь мне еще один чек, но этим дело и кончится. Месторождение иссякнет.

– Пойдем-ка проведаем мою старую кобылку, – предложил Александр, поднимаясь и подавая руку Руби.

Час спустя ошарашенная Руби вернулась к себе, чтобы переодеться в платье, которое приберегала к возвращению Александра, – бархатное, оттенка свежего апельсинового джема, элегантное и вполне достойное жены министра. Или владелицы отеля «Кинросс».

Жила. Он сказал, что в его земле есть золотоносная жила.

Отрешенным взглядом Руби окинула свое отражение в зеркале. «Нет, тридцати одного года мне не дашь. Двадцать пять, не больше. Хорошо, что кожа не обожжена солнцем. До чего жаль бедняжек, которые день-деньской мотыжат свои огороды, пока мужья горбатятся на приисках! А все оттого, что на считаные гроши, которые зарабатывают какой-нибудь Хэ По или Лин Пу, овощи на рынке не купишь. Да еще мелюзга цепляется за юбки, а в печке подгорает хлеб… Руки загрубелые, хуже чем у рудокопов. Не знаю, как они все это терпят, я бы ни за что не стала. Наверное, любят мужей. Но если это любовь, значит, я никогда никого не любила – ни Суна, ни Александра. А ведь кое-кто из этих женщин в молодости был красивее меня. Вот именно – был.

Вспомни-ка свои тридцать с лишним лет, Руби!

Я наглядный пример того, что за грехи надо платить. Махни я на себя рукой, опустись, как эти бессловесные рабыни на своих огородах, – и никто из мужчин, которые сейчас помогают мне, на меня бы и не взглянул. Говорят, рождением человека управляет судьба – да, судьба, а еще тысячи нищих женщин: их гораздо больше, чем женщин, которых способны обеспечить мужья. Вот и Александр рассказывает, что девушки в наше время учатся в университетах, но лишь те, кого посылают туда богатые родители, оплачивающие учебу. А меня мать могла послать лишь в одно место – в паб, за кувшином пива. Отца я в глаза не видела, знаю только, что этого мерзавца звали Уильям Генри Морган. Скотокрад, закоренелый преступник и сын арестанта. Он был женат, потому на моей матери не женился, и она вышла за другого уголовника. И умерла от гангрены, по пьяни сломав ногу. Все мои сводные сестры пьют горькую и торгуют собой, сводные братья сидят по тюрьмам или промышляют грабежами и разбоем.

А почему я не такая, как они? Откуда у меня взялись силы, чтобы выкарабкаться, как-то устроить свою жизнь?

Братец Монти изнасиловал меня, когда мне было одиннадцать, – ну, это даже к лучшему. Цветок сорван – беречь нечего. Никаких тебе окровавленных простыней наутро после первой брачной ночи, но и никаких надежд на удачное замужество. Мужчины, которые женятся, хотят быть первыми. И Александр Кинросс такой же, руку даю на отсечение!

Чего я всегда боялась до смерти, так это сифилиса. Всю жизнь он таится где-то совсем рядом, подстерегает меня. Когда Монти взял меня, он был еще здоров, а через год заразился. Но я не стала ждать: как только мой цветок сорвали, сбежала в Сидней и сделалась содержанкой одного богатого старика. Его вечно приходилось ублажать губами, сам он ничего не мог. Радости, конечно, мало, зато и залететь не боишься. А еще он завещал мне пять тысяч – ух и взбесились же его родичи, когда узнали! Объявили, что мне не перепадет ни гроша. Но я прочла им письма моего старичка, заявила, что, если понадобится, предъявлю их в суде, и они остыли. Расплатились без звука. Даже работа языком бывает прибыльной.

С деньгами я осела в Хилл-Энде, занялась единственным делом, в котором кое-что смыслила – открыла пивную и бордель, – и влюбилась в Суна. В красавца. Князя. Но по-житейски мудрого, как Александр. А он сделал мне бесценный подарок – Ли. Моего сыночка, мою надежду, мое будущее. Ли никогда не узнает, что по материнской линии происходит от преступников и пропойц. Благодаря Александру Кинроссу Ли избежит позорного клейма.

Знает ли Александр, что я его люблю? Разве поймешь! Может, он даже любит меня. Хорошо еще, что о браке между нами и речи быть не может. Александр хочет, чтобы я принадлежала ему, а я не желаю быть чужой игрушкой. Его будущую жену можно только пожалеть, но я заранее ненавижу ее – за кражу.

Жила. Он клянется и божится, что она где-то здесь, уверяет, что нынешние мои доходы – капля в море по сравнению со сказочным богатством, которое меня ждет. А я? Верю я ему или нет? Да, тысячу раз да! Потому выполню все его условия, построю из настоящего кирпича отель «Кинросс» и буду добропорядочной горожанкой».

Руби встала, взмахнув пышным шлейфом, и сошла вниз, к ужину.

– В Литгоу можно закупить отличный кирпич, – сообщил за ужином Александр, – и перевезти его поближе к Кинроссу на грузовых платформах. К тому времени, как мы достроим отель, в городе наладится водоснабжение – самотеком, от плотины. Будет и канализация. Я как раз нашел местечко для огородов, которые мы будем орошать сточными водами, для его обработки нам вполне хватит китайцев. Это очень выгодный и дешевый способ выращивания овощей – да-да, грядки поливают водой с предварительно очищенными человеческими нечистотами. Мало того, ветер дует от города в сторону этого участка, так что страдать от вони мы не будем.

«Своей нескончаемой болтовней об этом треклятом Кинроссе он кого угодно сведет с ума, – думала Руби. – Его манит не столько золото, сколько возможность им распорядиться».

Материнскую жилу Александр нашел в феврале 1874 года. За три месяца до этого начались проходные работы на расстоянии мили от водопада, причем Александр бдительно следил, чтобы горизонтальная штольня не выходила за границы его участка. В узком тоннеле высотой в человеческий рост он работал сам – взрывал, крепил, рыл, – а единственными его помощниками оставались порох, двухфутовые рельсы и одна вагонетка, на которой он вывозил и сбрасывал в отвал за пределами штольни отработанную породу.

Углубившись в основание горы на пятьдесят футов, Александр наткнулся на кварцевую жилу в конце тоннеля – там, где очередной взрыв прозвучал глухо и невнятно. Ширина жилы превышала два фута, она уходила вверх влево и вниз вправо. Просеивая обломки породы при тусклом свете керосиновой лампы, Александр нашел крошащиеся в руках комки золота вперемешку со сланцами и кварцем. Эльдорадо! Но откуда он знал, где копать? Быстро и ловко он погрузил простую породу в вагонетку, оставив сбоку место для золотоносной. Зажав в кулаке кусок породы, он нетвердой походкой направился к выходу из штольни, залитому сияющим солнечным светом, и замер как загипнотизированный. Боже мой! Почти половину куска породы составляло золото!

Он перевел взгляд на гору, улыбнулся, пошатываясь на ослабевших ногах. Жила уходит в обе стороны, ее протяженность может быть огромной. И таких жил здесь может найтись десяток – значит, Кинросс поистине золотая гора. Незаконнорожденный сын неизвестного отца станет хозяином этой земли, которую купил; правительство подчинится ему… Улыбка погасла, он заплакал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю