Текст книги "Прикосновение"

Автор книги: Колин Маккалоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Мисс Лиззи, вам обязательно надо поесть, – твердила Яшма, показывая хозяйке аппетитный кусочек поджаренного хлеба с лежащей на нем креветкой.

– Не могу. Не сегодня, – отнекивалась Элизабет.

– Надо, надо, мисс Лиззи! Вон вы какая худенькая – это вредно для ребенка. Чжан приготовит все, что вы пожелаете, вы только скажите!

– Заварной крем, – устало выговорила Элизабет, которой совсем не хотелось крема, но, чтобы ее оставили в покое, требовалось высказать вслух свое пожелание. По крайней мере крем легко проглотить, а может, и удержать в желудке. Яйца, молоко, сахар. Пища для беспомощного больного, прикованного к постели.

– Посыпать сверху мускатным орехом?

– Мне все равно. Ступай, Яшма, дай мне побыть одной.

– Мне страшно, – признался Александр Руби. – Страшно, что Нелл останется сиротой. – Его лицо исказилось, на глазах выступили слезы; уткнувшись в грудь Руби, он разрыдался.

– Тише, тише, – заворковала она, укачивая его, как младенца. – Все пройдет, ты выдержишь, Элизабет будет жить. Я боюсь другого: что с каждым новым младенцем она обречена умирать и воскресать.

Он отстранился, стыдясь, что проявил недостойную мужчины слабость, и вытер лицо ладонью.

– Ох, Руби, что же мне делать?

– А что говорит наш кладезь мудрости сэр Эдвард?

– Что, если Элизабет выживет, больше ей нельзя иметь детей.

– И я только что сказала то же самое. Вряд ли это известие разобьет ей сердце.

– Сейчас не время язвить!

– Ничего, потерпишь. Отступись, в таких битвах не бывает победителей.

– Знаю, – сдавленно выговорил он, надел шляпу и вышел.

А Руби принялась мерить шагами будуар, твердо зная только одно: что ее любовь к Александру неискоренима. Она всегда будет рядом – стоит ему только позвать или попросить, она всегда утешит его и даст ему все, что он захочет. Между тем Руби успела привязаться к Элизабет и сама себе удивлялась. По всем законам логики ей следовало бы презирать соперницу за немощность, слабость, за вечную тоску и хандру. Должно быть, сочувствовать Элизабет побуждала ее молодость: в свои восемнадцать лет она родила, снова ждала ребенка и была на грани смерти. Так и не успев пожить.

«Похоже, я испытываю к ней материнские чувства. Злая шутка! Мать, которая спит с мужем дочери. О, как бы я хотела видеть Элизабет счастливой! Нашедшей свою судьбу и любовь! Должен же быть где-то в мире человек, которого она способна полюбить. Вот и все, что ей нужно, о большем она и не мечтает. Ей ни к чему богатство и роскошь. Достаточно одного – любимого. Одно я знаю точно: Александра она не полюбит никогда. А ему-то каково! Какой удар для его шотландской гордыни, какое фиаско для человека, не знающего, что такое поражение. Как это могло случиться? Мы накрепко связаны – Александр, Элизабет и я».

На следующее утро Руби отправилась навестить Элизабет, решив поговорить об отношениях между ней и Александром и намекнуть, что в них-то и кроется первопричина болезни. Нет, Руби вовсе не считала болезнь Элизабет выдумкой! Просто за долгие годы она повидала столько женщин, что сбилась со счета. Но, едва шагнув в комнату Элизабет, Руби отказалась от своих намерений. Поделиться мыслями значило рассориться с Элизабет и расстроить ее, а этого Руби не могла допустить. Пожалуй, гораздо полезнее будет просто уговорить больную позавтракать.

– Как Нелл? – спросила Руби, присаживаясь у постели.

– Не знаю. Я ее почти не вижу, – ответила готовая расплакаться Элизабет.

– Полно, голубка, смотри веселей! Осталось всего-то шесть или семь неделек! И не заметишь, как они пролетят, и ты снова запорхаешь.

Элизабет вымученно улыбнулась:

– Жалкое я зрелище, да? Прости, Руби. Ты права, я снова запорхаю. Если выживу. – Она показала гостье руку – тоненькую, сухую, как птичья лапка. – Больше всего я боюсь умереть. Я не хочу, но мне кажется, что конец уже близок.

– Рано или поздно всему на земле наступит конец, – отозвалась Руби, нежно взяв собеседницу за руку. – Мне вспомнилось, как еще до твоего приезда Александр показывал нам найденную золотоносную жилу – Чарлзу, Суну и мне. Чарлз назвал это зрелище апокалиптическим – ты же знаешь Чарлза, он любит мудреные словечки. Хорошо еще, не припомнил какой-нибудь «катаклизм» или «фантасмагорию». Но Александр ухватился за это слово и сказал, что по-гречески «апокалипсис» – мировая катастрофа, конец света. А когда я спросила Ли в письме, он ответил, что это слово означает откровение, важное пророчество, а ведь он в то время еще не учил греческий – удивительно, правда? Словом, Александр решил, что его находка – событие неслыханной важности, потому и назвал рудник «Апокалипсисом». Но этим дело не кончилось – наоборот, только началось. «Апокалипсис» до неузнаваемости изменил жизнь всех, кто с ним соприкасался. Если бы не золото, Александр не послал бы за тобой, я до сих пор содержала бы бордель, Сун был бы простым язычником-китайцем с замашками аристократа, Чарлз – заурядным скваттером, а Кинросс – городом-призраком на месте истощившегося прииска.

– Католики называют апокалипсисом библейское Откровение Иоанна Богослова, – объяснила Элизабет, – так что Ли прав. Да, золотой рудник Александра – поистине откровение. Он показал нам, какие мы на самом деле.

«Вот так-то лучше! – думала Руби. – Такой оживленной я не видела ее уже несколько недель. Может, мало-помалу и удастся перевести разговор на ее отношения с мужем…»

– Не знаю я, что там у вас в Библии, – усмехнулась она. – В религии я полный профан, так что объясняй.

– О, а я знаю Библию как свои пять пальцев! От корки до корки, от Бытия до Откровения – вот как! Да, лучшего названия для золотой горы Александра не подберешь. Откровение, пророчество начала и конца. – Голос Элизабет зазвучал странно, жутковато, глаза зажглись лихорадочным огнем. – Там говорится о четырех всадниках – смерти на бледном коне и трех других. Эти трое – Александр, ты и я. Потому что мы вышли из «Апокалипсиса». Значит, нам конец – и мне, и тебе, и Александру. Мы уже не молоды, нам не пережить Судный день. Остается только скакать верхом на своих конях. А когда мы погибнем, «Апокалипсис» поглотит нас, и мы станем его узниками.

«Ну и как мне воспринять это… пророчество?»

Руби приняла решение: фыркнула и легонько шлепнула ладонью по худенькой руке.

– Ерунда! Верно говорит Александр – тебе задурили голову эльфы. – Шум из-за двери спас положение, Руби обернулась и заулыбалась. – А вот и завтрак, Элизабет! Я давно проголодалась, а у тебя такой вид, будто тебя «умерщвляют мечом и голодом», так что обязательно поешь.

– Ага, попалась! Ты меня обманула, Руби. Ты прекрасно знаешь, кто такие четыре всадника Апокалипсиса.

Руби так и не поняла, с чего вдруг Элизабет заговорила о пророчествах, но, похоже, разговор все-таки достиг цели, ибо больная расправилась с завтраком, удержала его в желудке, а потом целых полчаса принимала у себя в постели Нелл, развлекая ее разговорами. Девочка не пыталась убежать и не капризничала, а Руби, которая наблюдала, как Нелл заглядывает в лицо Элизабет, казалось, что малышка гораздо старше своих лет, что она все понимает и бесконечно сочувствует матери. «Видно, эти шотландцы и вправду родня эльфам, – думала Руби. – Элизабет и ее дочь явно не от мира сего. Разве такому закоренелому материалисту, как Александр, под силу их понять?»

Сэр Эдвард Уайлер приехал проведать Элизабет первого апреля. Почему-то он выглядел смущенным и привез с собой леди Уайлер.

– У меня… хм… выдался свободный день, – неумело солгал он, – я узнал, что как раз сегодня отходит поезд в Кинросс, вот и решил заглянуть к вам, миссис Кинросс.

– Просто Элизабет, – поправила она, приветливо улыбаясь ему. – Зовите меня по имени всегда, а не только когда мне плохо. Леди Уайлер, я очень рада вас видеть. Скажите же скорее, что ваш «свободный день» можно растянуть на неделю!

– Откровенно говоря, леди Уайлер уже устала от сиднейской жары. Это лето ее изнурило. Если вы не против, Элизабет, она погостит у вас денек-другой. Увы, меня ждут дела, поэтому я осмотрю вас и постараюсь успеть на обратный поезд.

Объявив, что пациентка в полном порядке, разве что слишком похудела, и выпустив пинту крови, сэр Эдвард удалился.

– Пока мужа нет с нами, зовите меня Маргарет, – заговорщицким шепотом попросила леди Уайлер. – Эдвард – замечательный человек, но с тех пор как ему пожаловали титул, он словно помешался на нем и даже сам величает меня не иначе как леди Уайлер. Наверное, нравится, как это звучит. Понимаете, он рос в бедной семье, его родители во всем себе отказывали, лишь бы выучить его на врача: отец работал в трех местах, а мать стирала и гладила чужое белье.

– Он учился в Сиднейском университете? – спросила Элизабет.

– О нет, что вы! Там в то время не было медицинского факультета – в сущности, когда Эдварду минуло восемнадцать лет, Сиднейского университета вообще не существовало. Поэтому он отправился в Лондон служить при больнице Святого Варфоломея – это вторая по старшинству больница мира, если не ошибаюсь, основанная более тысячи лет назад. А может, это она самая старая в мире, а вторая после нее – «Отель Дье» в Париже. Словом, больница Святого Варфоломея открыта с незапамятных времен. В то время акушерско-гинекологическое отделение только появилось, туда привозили главным образом женщин с послеродовым сепсисом. Большинство пациенток Эдварда рожали дома, а ему приходилось бегать по городу и повсюду таскать черный саквояж – трудный, но бесценный опыт. А когда он вернулся в Сидней, где родился в 1817 году, поначалу ему пришлось еще труднее. Видите ли, мы евреи, а как относятся к евреям, всем известно.

– Как к язычникам-китайцам, – тихо отозвалась Элизабет.

– Вот именно. К нехристям.

– Но мистер Уайлер выстоял.

– О да. Поверьте, Элизабет, он отличный врач! Он на голову выше этих… коновалов, называющих себя акушерами. Однажды он спас роженицу из высшего общества, и на этом его беды кончились. Ему стали доверять, даже забыли, что он еврей. Оказалось, что и евреи бывают полезны, – сухо добавила Маргарет.

– А вы, Маргарет? Вы тоже родились в Сиднее? Выговор у вас английский.

– Нет, мы познакомились в больнице Святого Варфоломея, где я служила акушеркой, потом поженились и вместе отправились на родину мужа. – Ее лицо осветилось. – А как он любит читать, Элизабет! Изучает каждую новую статью, берет на вооружение каждую медицинскую новинку. Например, недавно он прочел, что в прошлом году в Италии одна роженица выжила после кесарева сечения. В сентябре мы уезжаем в Италию к хирургу, который провел операцию, – его тоже зовут Эдвард, точнее, Эдуардо Порро. Если мой Эдвард научится спасать женщин и младенцев с помощью кесарева сечения, он будет вне себя от счастья.

– А его родители?

– Они успели порадоваться тому, как далеко шагнул их сын. Бог был милостив к ним.

– Сколько лет вашим детям?

– Рут скоро тридцать, она замужем за врачом-евреем, а Саймон учится в Лондоне, при больнице Святого Варфоломея. Закончив учебу, он будет помогать отцу.

– Как я рада, что вы здесь, Маргарет.

– И я рада встрече. Если я вам не помешаю, я могла бы пробыть с вами до самых родов.

Губы Элизабет изогнулись в улыбке:

– Нам с Александром вы нисколько не помешаете, Маргарет.

А через два дня состояние Элизабет резко ухудшилось: вместе с приступом эклампсии начались преждевременные роды. Александр дал срочную телеграмму сэру Эдварду в Сидней, но узнал, что приезд врача откладывается на целые сутки. Задачу спасения Элизабет и ребенка возложили на леди Уайлер, а она выбрала своей помощницей Руби. То же предчувствие, которое погнало сэра Эдварда в Кинросс-Хаус, заставило его снабдить жену всем необходимым – на случай, если во время родов самого врача не окажется рядом. Поэтому Маргарет Уайлер заняла место мужа, начала колоть роженице сульфат магния и усмирять судороги, а Руби поручила следить за процессом родов; работая, они перебрасывались отрывистыми и краткими замечаниями.

На этот раз судороги повторялись чаще, во время одного из приступов на свет появился младенец – крошечное, тщедушное существо, такое синюшное и безжизненное, что Маргарет Уайлер пришлось оставить Элизабет на попечение Яшмы, а самой вместе с Руби заняться оживлением новорожденной девочки. Пять минут обе женщины трясли и шлепали ее, без устали массировали хрупкую грудку, и наконец малышка вздрогнула, схватила ртом воздух и слабо заскулила. Дальше Руби предстояло действовать в одиночку: Маргарет снова занялась Элизабет. Наконец через два часа судороги прекратились; Элизабет была жива, роковую кому удалось предотвратить.

Повитухи решили перевести дух и проглотить по чашке чаю, который принесла им заплаканная Шелковый Цветок.

– Она выживет? – спросила измученная Руби, которой едва хватало сил сидеть, уронив голову на согнутые колени.

– Кажется, да. – Маргарет Уайлер неотрывно смотрела на собственные руки. – Тремор… никак не могу унять дрожь, – удивленно произнесла она. – Проклятая работа! Не хотела бы я вынести такое еще раз. – Она заставила себя улыбнуться и обратилась к Яшме, сидящей возле Элизабет: – Яшма, ты умница. Без тебя мы бы не справились.

Миниатюрная китаянка просияла, продолжая украдкой щупать пульс хозяйки.

– Ради нее я готова умереть, – выпалила она.

– Маргарет, посмотришь ребенка? – спросила Руби и поднялась.

– Да, сейчас же. Яшма, если заметишь хоть что-нибудь, – зови сейчас же. – Леди Уайлер склонилась над колыбелькой, где лежало хнычущее сморщенное существо, синюшная кожа которого постепенно приобретала розовый оттенок. – Девочка, – произнесла она, откинув простынку, которой Руби укутала младенца. – Недоношенная – ей месяцев восемь или чуть больше. Надо бы согреть ее, но Элизабет жара вредна. Жемчужина! – громко позвала она.

– Да, миледи.

– Растопи камин в детской, положи грелку в детскую кроватку. Потом принеси кирпич, нагрей его и заверни получше, чтобы не обжечь ребенка. Да поживее!

Жемчужина унеслась.

– Яшма, – продолжала Маргарет Уайлер, повернувшись к постели, – как только Жемчужина согреет кроватку, унеси ребенка в детскую, уложи и останься с ним. Следи, чтобы девочке было тепло, но не слишком жарко. Теперь ты отвечаешь за нее – мы с мисс Коствен не можем оставить без присмотра Элизабет. Будь начеку, и если малышка снова начнет синеть, зови нас. Уложите Нелл спать в комнате Крылышка Бабочки – пусть Жемчужина перенесет туда ее кроватку сразу же, как только приготовит детскую для ребенка.

Все было исполнено в мгновение ока; Яшма уступила свое место у кровати леди Уайлер, приняла из рук Руби ребенка и благоговейно залюбовалась искаженным от плача крошечным личиком.

– Малышка моя! – проворковала Яшма, нежно баюкая подопечную. – Вот она, моя девочка!

Она ушла, а леди Уайлер и Руби заняли места по обе стороны от узкой кровати, на которую перенесли Элизабет, едва начались схватки.

– Кажется, спит, – сказала Руби, переводя взгляд с неподвижной Элизабет на осунувшееся лицо акушерки.

– Пока – да. Но бдительность терять нельзя, Руби.

– Хватит с Элизабет детей, – заявила Руби.

– Верно.

– Маргарет, ты ведь мудрая женщина, – начала Руби, стараясь не оскорбить ненароком собеседницу, – то есть я хочу сказать, что ты повидала всякое.

– О да, Руби. Иногда мне думается, что лучше бы я этого не видела.

– И мне.

Сделав первый решительный ход, Руби умолкла, сосредоточенно кусая губы.

– Поверь, Руби, меня ничем не напугаешь и не шокируешь, – мягко произнесла леди Уайлер.

– Речь не обо мне. – Руби не сомневалась, что шокировать приличное общество способна только она сама. – Об Элизабет.

– Продолжай.

– Я про… близость, – выпалила Руби.

– Ты хочешь знать, можно ли теперь Элизабет вступать в близкие отношения с мужем?

– И да, и нет, – ответила Руби, – но можно начать и с этого. Мы обе понимаем, что Элизабет больше нельзя иметь детей. Значит ли это, что и близости с мужем она должна избегать?

Маргарет Уайлер нахмурилась, прикрыла глаза и вздохнула.

– Хотела бы я ответить, Руби, но не могу. Если женщина уверена, что половой акт не повлечет за собой зачатие, тогда да, она может вести нормальную половую жизнь. Но…

– Да знаю я все эти «но»! – перебила Руби. – Я содержала бордель, а кому, как не бандерше, лучше знать, как избежать зачатия? Все эти спринцевания, подсчеты дней, прерванный акт… Но беда в том, что иногда никакие ухищрения не помогают. Остается шесть недель пить настой спорыньи и молиться, чтобы он подействовал.

– В таком случае ты уже знаешь ответ на свой вопрос. Единственный надежный способ – полный отказ от близости.

– Дело дрянь, – отозвалась Руби и распрямила плечи. – Внизу ждет ее муж. Что мне ему сказать?

– Пусть подождет еще час, – ответила леди Уайлер. – Если за это время состояние Элизабет не изменится, скажем ему, что с ней все в порядке.

Спустя еще час Руби негромко постучалась в дверь и вошла в библиотеку, отделанную в тускло-зеленых тонах клана Мюрреев.

Александр сидел на своем любимом месте – у большого окна, откуда открывался вид на Кинросс и далекие холмы. Еще не стемнело, но Руби, свидетельнице мучений Элизабет, минувшие девять часов показались вечностью. На коленях Александра лежала книга, на лицо падал отблеск заходящего солнца, невидящий взгляд был устремлен в гневно-багровое небо. От неожиданного стука в дверь он вздрогнул, обернулся и неуклюже поднялся.

– Жива, – тихо сказала Руби, взяв его за руку. – Еще в опасности, но нам с Маргарет кажется, что она поправится. А у тебя родилась еще одна девочка, дорогой.

Обмякнув, он резко сел на прежнее место. Руби заняла кресло, стоящее напротив него, и с трудом улыбнулась. За последнее время Александр постарел, поседел, осунулся, будто растратил все силы на борьбу с противником и проиграл.

– Если можешь, Александр, принеси сигары и самый большой графин коньяку, – попросила она. – И лучше не закрывай дверь – я могу понадобиться наверху. Буду курить и прислушиваться одним ухом.

– Конечно, любовь моя. Ты ведь знаешь, ты моя любовь. – Он подал ей сигару и помог прикурить. – Больше никаких детей, – продолжал он, вставая и направляясь к буфету за коньяком, – ни в коем случае. Несчастная Элизабет! Может, хоть теперь она немного придет в себя. И даже начнет радоваться жизни. Без Александра в постели.

– Значит, мы сходимся во мнении. – Руби приняла из его рук стакан, отпила огромный глоток и удовлетворенно вздохнула: – Господи Иисусе, какая роскошь! Я готова на все, лишь бы больше никогда не видеть то, чего насмотрелась сегодня. Твоя жена невыносимо страдала, хоть и не чувствовала боли. Странно, правда? Если бы я не напоминала себе об этом, я бы не выдержала. Когда рожаешь сама, не представляешь, как это выглядит со стороны. Впрочем, мои роды были легкими.

– Сейчас Ли уже… Сколько ему? Двенадцать или тринадцать?

– Меняешь тему, Александр? Тринадцать ему исполнится шестого июня. Зимнее дитя. Носить ребенка осенью легче, хотя, Бог свидетель, в Хилл-Энде и осени бывают жаркими.

– Он будет моим главным наследником, – сообщил Александр, отпивая из своего стакана.

– Александр! – Руби резко выпрямилась и широко распахнула глаза. – Но у тебя уже есть две наследницы!

– Девочки. Да, Чарлз твердит, что дочери могут привести в семью достойных мужчин, готовых принять мою фамилию. Но я всегда знал, что Ли для меня не просто сын любимой женщины.

– А на каком коне поскачет он? – с горечью спросила Руби.

– О чем ты?

– Не важно. – Руби посмотрела в свой стакан, отпила еще глоток и продолжала: – Александр, я люблю тебя и всегда буду любить. Но обсуждать будущее, когда твоя жена все еще при смерти, – кощунство. Так нельзя.

– Почему же? Элизабет не осудила бы нас. Все мы признаем, что мой брак был ошибкой. Но мне некого винить, кроме самого себя. Моя гордость смертельно уязвлена. Я так стремился доказать двум мерзким старикам, что Александр Кинросс способен править всем миром… – Он улыбнулся – неожиданно умиротворенно и спокойно. – Знаешь, несмотря на все беды, которые причинил нам мой брак, я часто думаю о том, что спас Элизабет от страшной участи – прозябания в Шотландии. Она этого не понимает, но все-таки я прав. А теперь, когда я перестану навещать ее в постели, ее жизнь изменится к лучшему. К ней я буду относиться со всем уважением, но мое сердце принадлежит тебе.

– Скажи, кто такая Гонория Браун? – решила воспользоваться шансом Руби.

Александр в первый момент растерялся, потом усмехнулся:

– Моя первая женщина. Хозяйка ста акров хорошей земли в Индиане, приютившая меня на ночь. Ее муж погиб на Гражданской войне. Она была готова подарить мне не только себя, но и все свое имущество – если бы я остался, женился на ней и обрабатывал ее землю. Я взял то, что хотел, – ее тело, – и отказался от остального. – Он вздохнул и смежил веки. – Руби, с тех пор я не изменился. И вряд ли когда-нибудь изменюсь. Гонории я объяснил, что мне не судьба быть фермером в Индиане. И ускакал рано утром, увозя пятьдесят пять фунтов золота.

В зеленых глазах заблестели слезы.

– Александр, Александр, сколько боли ты себе причинил! – воскликнула Руби. – А своим женщинам! Что с ней стало?

– Понятия не имею. – Он отставил пустой стакан. – Можно мне проведать жену и новорожденную?

– Конечно. – Руби устало поднялась. – Но ни той, ни другой сейчас не до тебя. Ребенок появился на свет синевато-черным, как лицо Элизабет во время судорог. Мы с Маргарет Уайлер добрых пять минут не могли оживить твою дочь. Она родилась на месяц раньше срока, она крошечная и слабенькая.

– Она умрет?

– Вряд ли, но такой, как Нелл, ей не стать.

– И Элизабет больше не в состоянии исполнять супружеские обязанности?

– Так говорит леди Уайлер. Риск слишком велик.

– Да, чересчур. Придется ограничиться двумя дочерьми, – сказал Александр.

– Ты ведь знаешь, Нелл – умница.

– Знаю. Но ее тянет ко всему живому.

Руби медленно поднималась по лестнице.

– Удивительно, что в пятнадцать месяцев ее вообще к чему-то тянет. Правда, если вдуматься, и Ли был таким. Значит, и Нелл будет опережать сверстников, как Ли. И еще неизвестно, чем она увлечется со временем. Детям хватает воодушевления на все.

– Я намерен выдать ее за Ли, – объявил Александр.

Руби круто обернулась, оттолкнувшись от двери спальни Элизабет; ее глаза метали молнии, она схватила Александра за обе руки с такой силой, что он поморщился.

– Значит, так, Александр Кинросс! – прошипела она. – Чтобы больше я этого не слышала! Никогда! Не смей распоряжаться чужой жизнью, как рудником или железной дорогой! Мой сын и твоя дочь сами выберут себе пару!

Вместо ответа он открыл дверь и вошел в спальню.

Элизабет, которая уже пришла в себя, повернула голову и улыбнулась гостям.

– Я жива, – прошептала она. – А я думала, что уже не выкарабкаюсь. Александр, Маргарет говорит, что у нас снова девочка.

Он наклонился, нежно поцеловал ее в лоб и взял за руку.

– Да, милая. Руби мне сказала. Вот и хорошо. Ты уже придумала ей имя?

Элизабет беспомощно нахмурила брови и зашевелила губами.

– Имя… – озадаченно повторила она. – Имя… Нет, ничего не идет в голову.

– Тогда придумаем потом.

– Нет, надо сразу дать ей имя. Подскажи что-нибудь.

– Может быть, Кэтрин? Или Дженет? Или Элизабет – в твою честь? Анна? Мэри? Флора?

– Анна, – удовлетворенно повторила она. – Да, Анна мне нравится. – Она подняла руку и коснулась щеки мужа. – Боюсь, нам снова понадобится кормилица. Молока у меня опять нет.

– Кажется, миссис Саммерс уже нашла кормилицу. – Александр осторожно высвободил руку, в которую Элизабет вцепилась словно когтями. – Ирландку Бидди Келли. Ее ребенок позавчера умер от крупа, вот она и предложила миссис Саммерс выкормить нашего, если молоко не пропадет. А поскольку наша Анна родилась раньше срока, у Бидди Келли наверняка есть молоко. Послать за ней, Элизабет? А хочешь, я попрошу Суна найти кормилицу-китаянку…

– Нет-нет. Сойдет и Бидди Келли.

Только Руби нахмурилась: Мэгги Саммерс опять нашла способ втиснуться в гущу событий. Несомненно, эта Бидди Келли – сплетница-католичка, которая раззвонит по городу обо всем, что услышит в доме хозяев. И в ближайшие шесть месяцев от нее никуда не денешься. Будет гонять чаи на кухне, шептаться и секретничать со слугами. Значит, все тайны Кинросс-Хауса станут достоянием Кинросса.