Текст книги "Тайна квартала Анфан-Руж"

Автор книги: Клод Изнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Мадам Баллю, вдова.

– Я с ней непременно побеседую. Консьержки – неиссякаемый источник ценной информации.

– Святая правда, – подтвердила Эфросинья, – она знает все. Даже то, сколько собак задавили на улице за последние несколько лет.

Закончив со ступеньками, мадам Баллю принялась натирать перила мастикой.

«Десятки людей пользуются этой лестницей и ведь знать не знают, чего мне стоит каждый день приводить ее в порядок», – подумала она и тут увидела, что к ней приближаются несколько человек.

– Месье Легри ограбили! – сообщила ей Эфросинья. – Господин инспектор желает с вами поговорить.

Мадам Баллю, довольная неожиданной передышкой, с готовностью сообщила, что никого не видела и не слышала, а потом, эффектно опершись на швабру, добавила:

– Разве что… Была тут одна дамочка, одетая по-русски.

– Что? – не понял Рауль Перо.

– Ну, так называют русский стиль в моде. Все эти роскошные блузы из парчи, меха… Всякий раз, когда я листаю иллюстрированный журнал мод, у меня возникает чувство, будто я на восточном базаре…

– Итак, дамочка, одетая по-русски, что дальше? – вернул консьержку к теме разговора инспектор Перо.

– Она приходила вчера, я это точно помню, потому что вчера у меня был день капусты с салом. Так вот, дамочка поинтересовалась, сдается ли квартира месье Мори, – потому как заметила, что ставни там заперты. А потом пошла к Примоленам, они живут на четвертом, и очень скоро спустилась, я видела ее из-за занавески. Тут-то я и вспомнила, что Примоленов тоже нет дома, они гостят у родни в Вилль-д'Аврэ. Это вылетело у меня из головы, иначе – не сойти мне с этого места! – я бы отправила ее восвояси. Мы, консьержки, тоже получаем инструкции от полицейских. Как знать, а вдруг у нее распихана по карманам взрывчатка. Вот мы и проявляем бдительность, кого ни попадя не пускаем…

– Как она выглядела?

– Думаете, я помню? Плащ в русском стиле… и еще вуаль.

Жозеф побагровел. В воскресенье вечером женщина в плаще упала на тротуар у «Эльзевира», и, хотя он не мог сказать, в русском или австро-венгерском стиле она была одета, зато отлично помнил, что вуалетка на ней была.

Инспектор Перо поблагодарил мадам Баллю.

– Итак, составьте список пропавших вещей и пришлите его мне, – напомнил он Виктору. – Если сможете нарисовать их, это поможет расследованию… Э-э-э… Никто из вас не желает приютить сиротку-черепашку?

– Можете быть свободны, – сказал Виктор Жозефу и велел закрыть лавку.

– Мне кажется, патрон, будет разумнее остаться и выяснить, что именно у нас украли. – Жожо тщетно пытался придумать предлог, чтобы дождаться появления Айрис. – Я сказал инспектору, что уверен – все книги на месте, но на самом деле не мешало бы еще раз проверить.

Виктор догадался, в чем причина такого рвения, но сдержал улыбку.

– Что ж, действуйте.

Жозеф подтащил тяжелую лестницу к книжным полкам. Небесный покровитель приказчиков сегодня к нему благосклонен, и скоро он увидит свою Дульсинею!

– А как же обед? – возмутилась Эфросинья.

– Придется отложить его и довольствоваться легкой закуской.

– А что прикажете делать с тем, что я наготовила?! Как вам не стыдно! Во времена осады парижане голодали, а вы теперь готовы выбрасывать еду в помойку!

Кэндзи собирал разбросанные по полу книги и расставлял их в шкафу. Айрис наблюдала за ним, стоя в дверном проеме.

– Как интересно! Меня впервые ограбили! – воскликнула она, разглядывая хаос, царивший в кабинете отца.

Кэндзи, явно не разделяя ее восторгов, молча принялся наводить порядок в коллекции эфесов, лаковых шкатулок и пиал. Опрокинутая чернильница лежала на ковре в центре синего пятна.

– Мой шкаф перерыт, мебель перевернута, воры даже стянули покрывало и перевернули матрас. Думаю, они искали что-то конкретное, – продолжила Айрис.

– Почему вы так думаете?

– Моя шкатулка с украшениями стояла на самом видном месте, а ее не тронули. Так поступил бы ребенок, который ищет спрятанное варенье.

– Ну, как? – появился за ее спиной Виктор. – Что-нибудь пропало? Гравюры целы?

– Мне нужно тщательно все проверить, а это займет немало времени, – проворчал Кэндзи, разглаживая измятые страницы книги.

Жозеф спустился вниз, почесывая макушку. Да, такое и представить себе сложно. Даже если грабитель не охотился за редкими изданиями, он не мог не заметить три прекрасных и очень дорогих альбома «Розы» Пьера-Жозефа Редуте,[28]28
  Пьер-Жозеф Редуте (1759–1840) – французский художник и ботаник бельгийского происхождения, королевский живописец и литограф, мастер ботанической иллюстрации. Его альбом акварельных иллюстраций «Лилейные» (1802) со скидкой на инфляцию является самой дорогой печатной книгой в истории после «Птиц Америки» Дж. Одюбона.


[Закрыть] выставленные в витрине. Но самое удивительное – из святая святых месье Мори, где тот хранил заморские диковинки, тоже ничего не пропало. И все же вор потрудился снять слепок с ключа и изготовить копию, чтобы проникнуть сюда…

Шаги на втором этаже отвлекли его от размышлений. Месье Мори и его дочь вот уже час расхаживали там, наверху, и Айрис не удалось улизнуть даже на пять минут – а Жозеф так хотел ее увидеть! Все ясно, она его больше не любит. Бесконечная тоска сжала сердце юноши. Но как же письмо, ее письмо? Они не спускают с нее глаз, вот в чем дело. Особенно месье Легри. С тех пор, как он узнал, что Айрис – его сводная сестра, в нем проснулась дуэнья.

Жозеф уже собрался поставить лестницу на место, когда вдруг услышал знакомый аромат духов…

– Бедняжка Жозеф, у вас ни минуты свободной. Пойдемте же, я привезла вам из Лондона сувенир.

– Айрис! Наконец-то! – воскликнул Жозеф охрипшим от избытка чувств голосом.

– Не знаю, что и думать, – признался Кэндзи, – вор унес всего две книги. Первая – действительно очень редкое издание «Французского кондитера» Эльзевиров[29]29
  Эльзевиры – семья голландских типографов-издателей XVI–XVIII вв. Эльзевирами называются также выпущенные их типографией книги, напечатанные особым шрифтом «эльзевир»; «Французский кондитер» – кулинарная книга, содержащая преимущественно рецепты изготовления кондитерских изделий самого разного вида; считается большой редкостью; издана в Амстердаме в 1655 г. Лодевейком-младшим и Даниилом Эльзевирами.


[Закрыть] стоимостью четыре-пять тысяч франков. Зато вторая – «Правила выживания» барона Стаффа – никакой ценности не представляет. Я купил ее на набережной за двадцать сантимов. Очень странно.

Он раздвинул перегородку-фусуму, отделявшую кабинет от спальни. Матрас, стеганое одеяло и деревянная подставка для головы на приподнятом полу алькова были сдвинуты в сторону, но, к счастью, вор не обнаружил тайник с личными бумагами, устроенный под одной из досок пола. Кэндзи вздохнул с облегчением, но тут же увидел, что у тяжелого деревянного сундука, стоявшего у изголовья, выбиты петли на крышке.

Виктор держался на расстоянии. В этом японском сундуке хранились личные воспоминания, и его владелец терпеть не мог, когда кто-то совал в них нос. Вот и теперь Кэндзи поморщился и отбросил со лба седую прядь.

– Мне не помешает чашечка зеленого чая, – с явным намеком пробормотал он.

– Сейчас приготовлю, – ответил Виктор и вышел на лестницу.

Свесившись через перила, он увидел, что Айрис и Жозеф сидят рядышком за прилавком. Он кашлянул и знаком попросил сестру подняться наверх.

– Что со списком, Жозеф?

– Я проверил книги, все на месте. Мне осталось только упаковать те, что заказаны на завтра, и я закрою лавку. А у месье Мори как дела? Что-то украли?

– Пока неясно. Что ж, хорошего вечера, Жозеф.

– Вам тоже, патрон. До завтра, мадемуазель Айрис.

Виктор и Айрис сидели на кухне за столом, на котором стоял маленький чайник. Кэндзи долго молчал, не сводя глаз с чашки, потом произнес:

– Настоящая загадка. Не считая двух книг, вор взял из моего сундука чашу, с которой связаны мои личные воспоминания. Несколько лет назад я получил из Шотландии посылку и письмо. Вот оно. И он прочитал:

«Бруэм Грин», 14 октября 1889 года

Дорогой господин Мори!

Исполняя последнюю волю моего брата, питавшего к Вам дружескую привязанность, посылаю несколько предметов, которые он распорядился передать Вам в память об исследованиях на юго-востоке Азии. Прежде всего чашу – по его словам, на ней лежит таинственное заклятие. Вам наверняка известно, что он обладал отличным чувством юмора и скептически относился к верованиям анимистов,[30]30
  Анимизм – форма первобытного мышления, приписывающего всем предметам душу.


[Закрыть] потому не сочтите, что им двигали злые намерения. Несмотря на невзрачный вид этой чаши, брат был уверен, что она принесет Вам удачу.

Искренне уверяю Вас в своей дружбе и остаюсь преданной Вам

леди Фанни Хоуп Пеббл.

– Вы не показывали мне эту чашу! – воскликнула Айрис. – Как бы я хотела увидеть ее…

– Милое дитя, зная о том, как ловко вы обнаруживаете все мои тайники, я запер сундук на ключ, – ответил Кэндзи, подмигивая Виктору.

– Намекаете на то, что я слишком любопытна?

– Даже глухой лис почует ласку, если она подберется к его норе. Вот только зря я не навесил на сундук еще и замок. Может, с ним бы грабитель не справился. У этой лисы нюх оказался что надо. Кстати, чаша была завернута в фуросики…

– Фуросики? – переспросил Виктор.

– Тонкую шелковую ткань, в которую по японскому обычаю заворачивают подарки. К счастью, у меня сохранился еще один кусок.

– Аисты с распростертыми крыльями! Такая красивая, я видела ее, когда… – Айрис осеклась и покраснела, поняв, что выдала себя.

– И когда же? – мягко спросил отец.

Она молчала, и он продолжил ровным тоном:

– Когда вы сдвигали матрас на моей кровати. Чтобы вытереть пыль, я полагаю… Оставим этот разговор.

– Вернемся к чаше, – пришел сестре на выручку Виктор. – Вы можете ее описать? Я попрошу Таша набросать эскиз.

– Она выглядит весьма своеобразно. Это череп обезьяны – гиббона, без сомнения, – укрепленный на маленьком металлическом треножнике, украшенном тремя бриллиантами и крошечными изображениями кошачьих морд с глазами из крапчатых агатов.

– Странное дело, – заметил Виктор, – у вас похитили две книги и третьесортную вещицу, не тронув ни гравюры, ни наиболее ценные экземпляры из библиотеки.

– Настоящая загадка, – усмехнувшись, произнес Кэндзи. – Я бы сказал, что здесь орудовал начинающий грабитель. Пойдемте, Айрис, закончим наводить порядок.

Жозеф с головой ушел в перевод статьи из «Таймс», что давалось ему нелегко. На лбу проступили морщины мучительного раздумья, ибо слова отказывались соединяться в осмысленные фразы.

– Жозеф, вы еще здесь?

Молодой человек поднял голову. Виктор с насмешливым видом разглядывал его.

– Патрон, эту газету привезла мне мадемуазель Айрис, чтобы я мог читать по-английски, она ведь дает мне уроки… – Он прикусил язык. Глупая улыбка расплылась на его лице. – Кстати, а как переводится pebble?

– У вас ужасный акцент. Как это слово пишется?

– Р, е, двойное b, l, е.

– Камень, булыжник, галька. Закрывайте ставни, нам пора.

– A murder, патрон?

– Убивать, уничтожать. Все, хватит. Придумывайте свои криминальные загадки в свободное от работы время.

– Я не придумываю, патрон, а перевожу.

– Вы правы, Жозеф. Изучайте язык усерднее. Возможно, уроки мадемуазель Айрис принесут свои плоды.

Жозеф, расценив эти слова как поддержку, закрыл газету, но его радость сменилась беспокойством, когда Виктор, выходя, сурово добавил:

– Вот вам совет на прощанье: обучение языку должно быть последовательным.

В мастерской было пусто. Виктор бросил взгляд на мольберт, посмотрел на стол и увидел письмо.

Дорогой!

Я вернусь поздно: собрание в издательстве.

Не жди меня. Эфросинья приготовила отличное рагу, его нужно только разогреть.

Люблю, целую везде!

Таша

Фотографии детей просто чудесные!

За окном серое, нависшее небо. Скоро пойдет дождь.

Виктор рухнул на кровать. Напротив него мадам Пиньо, сжимая в руках зонт, разглядывала площадь Вогезов. Почти завершенная картина напоминала некоторые работы Берты Моризо.[31]31
  Берта Моризо (1841–1895) – французская художница-импрессионистка.


[Закрыть]

Посреди ночи он резко сел в постели, разбуженный мыслью, которая внезапно пришла ему в голову во сне. Это было важно и, как ему казалось, связано с событиями, случившимися накануне. Он силился вспомнить, что это было, но тщетно.

Когда Таша вернулась – часа в три утра, – Виктор спал, так и не раздевшись, поверх стеганого одеяла.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Понедельник, 11 апреля

– На первом этаже мест нет! Поднимайтесь наверх! – крикнул кондуктор и встряхнул сумку, полную монеток, – три су были платой за проезд.

Виктор вскарабкался по лестнице на империал, и пронзительный ветер тут же забрался к нему за шиворот. Виктор жалел о том, что не взял фиакр, а поспешил к омнибусу маршрута «Клиши – Одеон». Какая-то молодая женщина пихнула его в спину, он поднял воротник куртки, тщетно пытаясь защититься от ветра.

– Велосипед – вот что мне нужно, – пробормотал он, пристраиваясь на самом краю скамьи, так что одна нога болталась в воздухе.

Мысль, посетившая его во сне, все еще мучительно брезжила на краю сознания. К ней невозможно было подобраться, а болтовня пассажиров только рассеивала внимание.

«Хуже, чем в приемном покое», – с раздражением подумал Виктор, вынужденный слушать беседу двух пожилых буржуа с седоватыми усами.

– …Уже страшно и на улицу выйти! Любой студент-химик может купить все необходимое, изготовить взрывчатку и устроить фейерверк, а у его соседей ни малейшего подозрения не возникнет.

– Предположим, эта отрасль торговли будет регламентирована. Гораздо важнее – контроль за применением взрывчатки в шахтах и карьерах. Держу пари, этот Равашоль украл динамит со склада в Суази-су-Этуаль…

– Правительство обещает принять меры, постоянно ссылается на «секретные» источники. Высылка сорока анархистов-иностранцев, которая…

– И это только начало! Между прочим, Равашоль голландец по отцу, его фамилия Кёнигштайн…

Тут империал тряхнуло, и пассажиры едва не попадали с сидений: у кого-то слетел цилиндр, послышались топот сабо и звон монеток, заглушившие разговор двух мужчин. Омнибус остановился. Молодая женщина, едва не упав на Виктора, метнула в него грозный взгляд. Краем глаза он заметил ярко-красную афишу, превозносящую очищающие свойства слабительного средства «Тамар Грийон», и его вдруг пронзила страшная мысль: вдруг Таша тоже вышлют из Франции, и он больше никогда ее не увидит?

«Идиот, ты бредишь! Таша не имеет никакого отношения к анархистам».

Омнибус тронулся, и двое буржуа возобновили беседу.

– Вы были на улице Клиши? Когда я увидел, что случилось с домом номер тридцать девять, у меня мурашки побежали по коже![32]32
  27 марта 1892 года Равашоль совершил второй теракт, взорвав дом под номером 39 на улице Клиши. Погиб адвокат Бюло, семнадцать человек получили ранения.


[Закрыть] Все стекла треснули, лестницы обрушились, квартиры разворочены. Только фасад уцелел. Интересно, что какие-то вещи разлетелись на мелкие куски, а какие-то остались в целости и сохранности.

– Приятель сказал мне, что после взрыва дом завален остатками мебели, словно кратер вулкана – камнями.

Камни, камни… В неуловимом сне Виктора точно были камни. «Вся, как каменная греза, я бессмертна, я прекрасна»…[33]33
  Шарль Бодлер, «Красота» (пер. Эллиса).


[Закрыть] Под лежачий камень вода не течет… Краеугольный камень…

– …Это просто чудо, что только полтора десятка человек пострадали! В Луаре погибли по меньшей мере трое. За эти злодеяния Равашоль заслуживает гильотины.

– Полностью с вами согласен. Надеюсь, труды господина Бертильона[34]34
  Альфонс Бертильон (1853–1914) – французский юрист, изобретатель системы бертильонажа – системы опознавания преступников по их антропометрическим данным.


[Закрыть] обезопасят нас в будущем от подобных субъектов. Достаточно знать характерные приметы преступника, чтобы вычислить его. Полицейские из Сент-Этьена, задержавшие Кёнигштайна в семьдесят девятом году по подозрению в краже, использовали именно этот метод. Они отправили антропометрические данные шельмеца в префектуру полиции, а оттуда их разослали во все газеты. Официант Леро из ресторана «Вери» опознал Равашоля по шрамам на руке и лице, и того схватили. Альфонсу Бертильону оставалось только осмотреть и сфотографировать подозреваемого, чтобы подтвердить, что он и Кёнигштайн – одно лицо. Вот это я понимаю!

– Я бы спал спокойнее, если бы министр внутренних дел[35]35
  Эмиль Лубе (1838–1929) – французский политический деятель.


[Закрыть] позаботился, чтобы наша страна не пошла по пути Германии и Италии, запуганных фанатиками, а Париж не превратился в окопавшийся лагерь. Страх уже просачивается сквозь стены…

На перекрестке у театра «Одеон» Виктор с облегчением вышел из желтого омнибуса. Его тоже взволновали взрывы на бульваре Сен-Жермен и на улице Клиши – один в непосредственной близости от лавки «Эльзевир», другой – недалеко от его собственного дома. Угроза нависла над дорогими ему людьми. Вдруг Таша окажется на месте следующего теракта? Эти опасения мучили Виктора больше всего.

– Это же надо – ливануло именно сейчас, когда мне надо идти на рынок! Эти тучи меня просто преследуют! – Мадам Пиньо сновала по магазину, не обращая внимания на сына, занятого миловидной покупательницей с хорошеньким вздернутым носиком. Эфросинья решила, что с возвращением месье Мори никто не посмеет ограничить свободу ее передвижения.

Она извлекла из подставки для зонтов самый большой – из фиолетового мадаполама. На пол порхнул квадратик бумаги. Она наклонилась за ним, ворча:

– Эдак я себе спину надорву, поднимая все, что вы роняете. Гляди-ка, да это визитная карточка. Вот уж подходящее место, чтобы оставить свой адрес… Жозеф краем глаза наблюдал за матерью.

«Этого еще не хватало… Только бы она не совала нос в наши дела», – подумал он, заметив визитную карточку у нее в руках, и подчеркнуто повернулся к ней спиной, но тут на пороге появился Виктор. Он сразу же увидел визитку, которую мадам Пиньо прислонила к стакану с ножницами, взял ее и пробежал взглядом по строчкам, написанным изящным почерком:

Дорогой месье Мори,

Я должен немедленно поговорить с Вами.

Леди Пеббл дала мне Ваш адрес, заверив, что я могу рассчитывать на Вашу помощь.

В надежде на нее,

Антуан дю Уссуа.

Пеббл… Пеббл… Где он слышал это имя? Виктор перевернул карточку.

АНТУАН ДЮ УССУА

Профессор зоологии

Музей естественной истории

И тут в голове у него будто щелкнуло.

– Черт возьми! Мой сон! – Ему приснилось, что на дом, где жил Кэндзи, обрушился ливень из камней, в разрушенной квартире, среди кусков штукатурки, ползали черепахи.

Все встало на свои места. Слово «камень» соединилось, как соединяются вагоны, с английским pebble, и Виктор будто снова услышал следующий вопрос Жозефа: «Патрон, как перевести на французский murder?». Убивать, уничтожать, ответил он тогда.

Виктор застыл на месте, охваченный чувством ирреальности происходящего. «Таймс»! Он должен немедленно найти эту статью.

– Жозеф, где газета, над которой вы вчера корпели?

Оставив на секунду симпатичную покупательницу, юноша подбежал к нему.

– Я не просто корпел, я весьма успешно справился с переводом!

– Могу я попросить у вас газету?

Жожо неохотно вытащил из ящика свернутую в трубочку «Таймс» и протянул Виктору.

– Не забудьте вернуть.

– Не беспокойтесь. Скажите, когда к нам попала эта визитная карточка?

– Какая карточка? Ах, эта… Тот господин заходил в пятницу, спрашивал адрес месье Мори.

– Вы его дали?

– Разумеется!

– Вы заняты надолго? – кивнул Виктор в сторону покупательницы, начинавшей проявлять нетерпение.

– Это подруга Саломеи де Флавиньоль, почитательницы Пьера Лоти,[36]36
  Пьер Лоти – псевдоним Жюльена Вио (1850–1923), французского моряка и романиста, создателя жанра «колониального романа».


[Закрыть] только что ставшего членом Академии. Мы делились впечатлениями об «Исландском рыбаке».

– Не знал, что вы интересуетесь ловлей трески. Попросите месье Мори подменить вас, он будет рад потолковать о «Госпоже Хризантеме» с этой очаровательной дамой, а сами отправляйтесь в хранилище и найдите мне Лагарпа.[37]37
  Жан Франсуа де Лагарп (1739–1803) – французский драматург и теоретик литературы.


[Закрыть]

– Тридцать два тома! У нас наверняка не все!

– Хватит тех, какие найдете. Я обещал их одному букинисту.

Жозеф с мрачным видом отправился выполнять поручение. Виктор поспешно развернул «Таймс». В номере за 8 апреля 1892 года бросался в глаза мрачный заголовок:

ЛЕДИ ФАННИ ХОУП ПЕББЛ УБИТА

В СВОЕМ ИМЕНИИ В «БРУЭМ ГРИН»

5 апреля в 21 час камеристка леди Фанни Хоуп Пеббл, Оливия Монроуз, нашла свою хозяйку мертвой. Доктору Барли, лечащему врачу леди Пеббл, оставалось только констатировать смерть и установить, что причиной ее стал выстрел из огнестрельного оружия. Расследование ведут сержант местной полиции Джон Дамфри и офицеры Скотленд-Ярда

Дэннис Блит и Питер Старлинг. Согласно показаниям прислуги из «Бруэм Грин», леди Пеббл незадолго до гибели принимала посетителя…

Виктор вскочил, пораженный внезапной догадкой.

«Кэндзи! Пеббл! Письмо насчет чаши! Немедленно проверить».

Подруга Саломеи де Флавиньоль щебетала что-то Кэндзи, тот внимал ей с любезным видом. Их беседа грозила затянуться, и Виктор решил вмешаться.

– Прошу прощения, мадемуазель, но дело не терпит отлагательств, – улыбнулся он белокурой любительнице Лоти и отвел Кэндзи в сторону.

– Что-нибудь еще пропало? – спросил Виктор.

– Нет. Только Эльзевиры, барон Стафф и столь дорогая мне чаша.

– Вы знакомы с дамой, приславшей ее вам?

– С леди Пеббл? Нет, не имел удовольствия. Только с ее братом, Джоном Кавендишем.

– Это тот самый путешественник, которого убили три года назад во Дворце колоний?[38]38
  См. роман «Убийство на Эйфелевой башне».


[Закрыть] Я думал, он американец!

– Так и есть. Но его сестра вышла замуж за английского лорда, и последние несколько лет жизни Джон жил в их поместье. Простите, но эта тема вызывает во мне печальные воспоминания. Я нашел его письмо. Держите.

Мой милый друг,

Если вы читаете эти строки, значит, я обрел покой в краях моих предков и терпеливо жду Вас на другом берегу Ахерона.

В 1886 году я отправился в экспедицию, чтобы исследовать флору Кракатау, обильно разросшуюся после извержения вулкана. Эту чашу работы малайского мастера из региона Тринил я нашел в Сурабайе и купил ее, думая о Вас. Вы, конечно же, помните счастливые часы, которые мы провели вместе, пересекая Китайское море на борту посудины под командованием капитана Финча, любителя скримшоу.[39]39
  Скримшоу (англ. scrimshaw) – резные безделушки из раковин и кости, которые мастерили и коллекционировали моряки.


[Закрыть] Помните, как Вы восхищались коллекцией фигурок китобоев, изготовленных из челюстей кашалота, и капитан подарил Вам моржовый клык, на котором был искусно вырезан портрет коммодора Перри?[40]40
  Мэттью Кэлбрейт Перри (1794–1858) – военный и политический деятель США, офицер и коммодор Военно-морских сил США.


[Закрыть]

Вы сохранили его? Я дарю Вам эту чашу на память (понятия не имею, в чем ее предназначение: возможно, это курильница или плевательница).

Джон Рескин Кавендиш.

P.S. Говорят, бриллиант теряет свой блеск, когда его владелец умирает. Уверен, что эти три не потускнеют, пока XX век не расцветет во всем его великолепии.

– Теперь вы понимаете, почему мне так тяжело ворошить прошлое. Я так и не смирился с трагической гибелью друга. Эта чаша – словно привет с того света, – произнес Кэндзи, аккуратно складывая письмо.

Виктор сочувственно кивнул.

Покинутая всеми покупательница, заскучав, вышла из магазина как раз в то мгновение, когда вернулся Жозеф, сгибаясь под тяжестью книг и покрытый пылью с головы до ног.

– Вот ваши «соловьи»,[41]41
  Книги, не имеющие ценности (они хранятся на самых высоких полках, как соловьи, живущие на верхушке деревьев).


[Закрыть] патрон. Трех томов не хватает.

– Для кого это? – спросил Кэндзи.

– Для Мобеша.

– Букиниста с набережной Конти?

– Ему нужно чем-то заполнить витрину… Жозеф, заверните их, я жду уже битый час.

– Вы ждете минут двадцать, – возразил Жожо. – И, кстати, патрон, как насчет моей газеты? – воскликнул он, показывая на карман Виктора.

Сверток с книгами оттягивал руку, но Виктору было не до того. Он должен был пройтись, проветрить мозги, и потому воспользовался первым попавшимся предлогом улизнуть от Кэндзи и Жозефа.

Развиднелось. Над набережной сияло голубое небо, редкие в это ранний час уличные торговцы раскладывали свой товар. Облокотившись о перила, Виктор рассеянно наблюдал за детьми, устроившими на берегу игру в «Матушку Гаруш». Мальчишка, стоя в центре нарисованного мелом круга, крикнул: «Матушка Гаруш выходит из дома!» – и бросился бежать за одним из игроков, стараясь коснуться его рукой. Дети смеялись, кричали, стегали «матушку Гаруш» свернутыми жгутом платками, и та вернулась «домой» ни с чем.

Шум и гам не отвлекали Виктора от размышлений. Его мучили две загадки: что означал визит Антуана дю Уссуа, который, несомненно, имеет какое-то отношение к леди Пеббл, и не связано ли недавнее ограбление с убийством этой женщины.

Вторая версия казалась Виктору перспективной. Он сразу же попал под обаяние Тайны. Ему нравилось пробираться на ощупь по лабиринту расследования, различить впереди слабый свет и двигаться к нему, пока тот не сделается ярким, возвещая выход – когда тьма и тени останутся лишь воспоминанием.

Но куда же приведет его эта странная история?

Орас Тансон, он же Здоровяк, он же Малый Формат, специалист по продаже Казена,[42]42
  Юбер-Мартен Казен (1724–1795) – издатель и букинист из Реймса. Положил начало публикации собраний сочинений в форматах 18 и 24, которые назвал своим именем.


[Закрыть] был одним из тех букинистов, кто не имел ящиков для книг, накрепко прикрепленных к парапету.[43]43
  В 1891 году букинистам было разрешено постоянно держать ящики на парапетах. До этого они каждый вечер увозили их в специальных повозках.


[Закрыть] Когда Виктор заглянул к нему, он как раз выкладывал товар из своей повозки.

– Приветствую вас, Легри! А у меня отличная новость! Я, наконец, опубликовал мою книгу «Ненасытный спрут»! Призываю вас подписать петицию с требованием закрыть все большие магазины, это вопрос жизни и смерти! Иначе мелкой торговле конец. Спрут монополизации протянул щупальца к Парижу, и если мы не будем ему противостоять, он придушит нас прежде, чем мы успеем пискнуть: «Мама!».

Виктор сослался на важную встречу и обещал поставить свою подпись позже. Сгибаясь под тяжестью книг, он повернул обратно к улице Сен-Пер. Решено, сегодня после полудня он отправится в музей и, возможно, ему посчастливится найти этого Антуана дю Уссуа.

– Вы принесли книги обратно? – удивился Жозеф, принимая у него из рук сверток.

– Мобеша не было, я схожу к нему в другой раз. Книги пока сложите куда-нибудь в угол.

– Но ради них вы отвлекли меня от покупательницы! Зачем было все это выдумывать – пошли бы лучше прямиком в полицию. Рауль Перо наверняка мучается теми же вопросами, что и вы…

– Не ворчите, Жозеф, отнесите-ка лучше вашему собрату по перу томик Жюля Лафорга. Я посоветовал инспектору с вами побеседовать, – сказал Виктор.

Он не питал склонности к разглядыванию скелетов, и экспонаты, выставленные в новой галерее музея, не впечатлили его, как и набитые соломой чучела млекопитающих: слона, антилоп, жирафов.

В зале, посвященном рептилиям, птицам и коллекциям яиц, Виктор заблудился, а проходя мимо витрин с насекомыми, ускорил шаг, почувствовав тошноту при виде термитника, соседствовавшего с огромным осиным гнездом. Он справился об Антуане дю Уссуа у охранника, тот проводил его в зал антропологии, и Виктор бродил по нему уже почти час.

Он без всякого удовольствия осмотрел несколько голов кабилов,[44]44
  Кабилы – берберский народ, живущий в горных районах Северного Алжира.


[Закрыть] отрубленных ударом ятагана и высушенных солнцем Африки, скрюченные перуанские мумии с открытыми в жутковатых ухмылках ртами. Скелет «готтентотской Венеры» – несчастной женщины, вывезенной из Африки, выставленной на ярмарке на потеху толпе и умершей в нищете, – вызвал в нем только горечь. Второй охранник, стоявший на посту около стеклянного колпака, под которым лежали челюсти древних людей, найденные Жаком Буше де Пертом[45]45
  Жак Буше де Перт (1788–1868) – французский археолог, один из основателей научной археологии.


[Закрыть] около Аббевиля, сообщил Виктору, что месье дю Уссуа, очевидно, сейчас в большом амфитеатре на конференции, организованной палеонтологом Альбером Годри.

У входа в зал горячо обсуждала что-то толпа студентов и профессоров. Слоняясь от группы к группе, Виктор увидел высокого мужчину лет сорока с густой шевелюрой и бородой в форме подковы, обрамлявшей довольно приятное, хотя и чуть одутловатое лицо. Он говорил громче остальных, и Виктор подошел ближе.

– Простите за беспокойство, но мне посоветовали обратиться к вам… Я ищу месье Антуана дю Уссуа.

Мужчина с интересом поглядел на Виктора.

– Он еще не пришел. Это на него не… Постойте-ка. Шарль!

К ним подошел молодой человек. Несмотря на то, что был одет по последней моде, он казался среди присутствующих чужаком. Загорелая кожа, чисто выбритый подбородок, прозрачные голубые глаза, упругая, решительная, но лишенная изящества походка – он напоминал крестьянина, заблудившегося в городе.

– Позвольте представить вам Шарля Дорселя, секретаря моего кузена Антуана. Меня зовут Алексис Уоллере, я профессор геологии. С кем имею честь?

– Виктор Легри, книготорговец, улица Сен-Пер, восемнадцать. Ваш кузен заходил к нам в лавку и выражал желание поговорить с моим компаньоном – месье Кэндзи Мори. Я предположил, что он хочет продать библиотеку…

– Неужели он решил расстаться со своими книгами? Очень странно. Какая муха его укусила, вы не знаете, Шарль?

– Нет… Продать книги – это вряд ли. Он бы мне сказал.

– Странно, что кузен запаздывает, – снова перевел взгляд на Виктора Уоллере. – Обычно он по-военному пунктуален. Мы с ним живем в одном доме, но у нас разное расписание. Быть может, у него встреча.

– Именно так, месье дю Уссуа в Медоне, с профессором Гере, – сообщил Шарль с некоторым раздражением. – Он составляет доклад для журнала «Вокруг света». Ловите момент, Алексис. Вы можете загнать месье Легри свои книжки и купить камни!

– «Загнать»! Когда вы только научитесь нормально выражаться? Я хочу их продать.

Шарль Дорсель уставился на Алексиса Уоллерса с откровенной неприязнью. Он говорил с легким акцентом, происхождение которого Виктору не удавалось распознать.

– Загнать или сбыть, главное – цена, не так ли? – И Дорсель подмигнул Виктору. – Месье Легри, глядите, – он указал на невысокого сутулого человечка с черным портфелем подмышкой, – это месье Лакасань, бывший смотритель музея. Он безуспешно разыскивает «Смешные драгоценные камни» Поклена,[46]46
  В русском переводе пьесы Мольера (настоящее имя – Жан-Батист Поклен) закрепилось название «Смешные жеманницы».


[Закрыть] у вас случайно не найдется этой вещицы?

– Нет ничего невозможного, – рассмеявшись, ответил Виктор. – Один клиент с пеной у рта доказывал мне, что автором «Рассуждения о методе» является не Декарт, а некий Картезий.[47]47
  Речь идет о французском написании фамилии Декарта (René Descartes) и латинском (Renatus Cartesius).


[Закрыть]

– Мы это обсудим, – обронил Алексис Уоллере, – но месье дю Уссуа не имеет права опаздывать на занятия со студентами.

– Что ж, в таком случае, прощаюсь, – объявил Виктор.

У улицы Кювье он остановился, вернулся назад, придал лицу тупое выражение, подошел к сторожу и вцепился ему в рукав:

– Такие красивые часы… Я бы оставил их себе, да мой товарищ уверил меня, будто они принадлежат месье дю Уссуа. Мой долг вернуть их!

– Вам придется подождать, у месье в три часа начались занятия.

– Нет, дю Уссуа вернулся домой из-за приступа мигрени.

– Оставьте часы, я ему передам, – проворчал сторож.

– За кого вы меня принимаете, старина? Не то чтобы я не доверял вам, но на мне лежит моральная ответственность…

– А кто докажет, что вы сами, месье, не приберете часики себе?..

– Что?! – вскричал Виктор. – Вы осмеливаетесь сомневаться в порядочности Гийома Эльзевира, главного специалиста по термитам? Я запрещаю…

– Ну-ну, придержите коней, – проворчал сторож и сверился со списком. – Мсье дю Уссуа живет на улице Шарло, двадцать восемь.

Тут Виктор заметил выходящего из здания Алексиса Уоллерса и поспешил скрыться.

…Таша услышала, как в замочной скважине повернулся ключ, и поспешно спрятала письмо, которое уже выучила наизусть.

Она пересела к мольберту и изобразила глубокую сосредоточенность. Сердце глухо стучало в груди. Завтра! Завтра она бросится к нему в объятия – после стольких лет разлуки!

Она почувствовала, как губы Виктора коснулись ее волос и шеи, но не осмелилась повернуться, опасаясь, что он заметит, как она взволнована.

– Дорогая, переоденься. Мы ужинаем в ресторане. Ты пишешь портрет мадам Пиньо?

Виктор прошел к умывальнику, умылся, вытер лицо полотенцем, вернулся к Таша и обнял ее за талию.

– Давай съездим куда-нибудь вдвоем. Как насчет Бретани? Там прекрасный свет, ты сможешь писать на свежем воздухе.

– Я не… – она замялась, – Виктор, я уезжаю. Это такая удача, выставка… в Барбизоне, и…

– Когда ты узнала о ней?

– Совсем недавно.

– Может, мне поехать с тобой? Я бы фотографировал там пейзажи.

– Ты же занят в лавке.

Он кивнул и обнял ее еще крепче:

– Ну да, но ведь Барбизон – не в Америке.