Текст книги "Полночь в Часовом тупике"

Автор книги: Клод Изнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– И что там было?

В магазин зашли три суетливые домохозяйки, но это не помешало вдове выплеснуть до конца свою ярость:

– Труп и еще какая-то гнусная надпись. Я уже говорила с полицией, у меня порядочное заведение, вон те дамы могут подтвердить. Не так ли, мадам?

Дамы бурно закивали.

– Дайте мне две плитки шоколада – это для моей дочки, и пакетик драже, – сказал Жозеф и как бы невзначай поинтересовался: – А что, собственно, за надпись?

– Да гадости всякие! Типа, что торговый дом не дает в кредит, и еще какая-то белиберда про время, не то, в котором мы живем, а то, что бежит… Ну это же вранье! Как подумаешь, сколько народу у меня отоваривается в кредит… В рай этого Фермена Кабриера точно не пустят, даю слово Пелажи Фулон.

– Дайте еще, пожалуйства, пакет кофе и скажите мне, где живет эта пожилая дама, которой я тогда накупил ваших прекраснейших продуктов, я обещал занести ей кофе, но замотался и забыл.

– Матушка Ансельм? Дом 38 по нашему бульвару, шестой этаж. Не беспокойтесь, вашего друга, мсье… м-м-м… Клюзеля, обслужат как махараджу.

На четвертом пролете черной лестницы Жозеф почувствовал, что ноги у него подкашиваются от усталости. На пятом сбилось дыхание.

«Ненавижу высоту…»

Наконец шестой! Вот радость-то!

Покоритель вершин устремился в коридор с множеством дверей в комнаты служанок. В конце коридора свет не горел, нужно было двигаться на ощупь.

«Швейцар сказал, что она живет здесь».

Он постучал.

Матушка Ансельм встретила его, ласково улыбаясь, усадила на соломенный стул и сама села на кровать. Жозеф оглядел скромную обстановку: все лучилось чистотой. Он тотчас же почувствовал себя уютно, как дома: словно в детство попал.

– Я принес вам пакет кофе.

– О! Как это мило с вашей стороны, а то все цикорий да цикорий… Кофе мне не по карману, больно уж дорог. Вы просто умница, молодой человек, потому что лазить по этим лестницам с моими суставами… Двадцать лет я как вьючный мул таскала тележку с овощами и фруктами, закупалась в Ле-Аль и взад-вперед ездила по бульвару Рошшуар. А с какой стати вы оказываете мне эти услуги?

– Я могу задать вам один вопрос?

– Ну давайте.

– Вы знакомы с Ферменом Кабриером?

– Знакома ли я с ним! Да я его еще мальчиком помню. В былые времена мы с моим стариком жили на Холме, мы были молоды, эх! Мы жили на улице, которая круто спускалась вниз, к мостовым и рынку, это еще до строительства Сакре-Кёр, тут была деревня деревней. У каждого был собственный сад, собственный колодец, мы держали корову, и я продавала масло до того, как заняться торговлей овощами. Мы жили деревенской жизнью, как одна семья, помогали друг другу. После школы я смотрела за детишками тех соседей, кто работал допоздна. Фермен был моим любимчиком, такой был славный парнишка, не дергался по пустякам, десять лет ему было, тощий как жердь, маленький мышонок, да что там говорить, недоношенный, сперва вообще говорили, не жилец! Он хорошо учился, вечно сидел над книжками, которые ему давал учитель. Он часто получал награды, но поскольку был замкнут и нелюдим, его считали слегка ненормальным. Он уже тогда рисовал, мечтал стать художником, только, сами понимаете, заниматься у мастера в мастерской, когда твои родители едва сводят концы с концами, а у тебя при этом еще время от времени случаются припадки падучей… Когда его папа и мама померли, он собрал свои манатки и исчез. Я хотела оставить его у нас, но мы слишком бедны. Увидела его снова я только через два года. Он рассказал мне, что ходил на корабле до Тонкина, драил палубу и колол матросам татуировки. Это все, что мне удалось узнать, он по большей части молчун. Живет как живется, выкручивается, лишь бы получалось делать то, что ему нужно, а ему в жизни одно нужно – рисовать на тротуаре. Иногда он находит себе какую-нибудь сдельную работенку часа на три, но ничего постоянного даже не намечается. Знаете, мсье, люди чешут языками, они болтают, что безработные все бездельники, подонки общества, но когда ты с детства ни в чем не нуждаешься, ты не имеешь права судить других. Я пытаюсь ему как-то помочь тем, что в моих силах. А почему вы им интересуетесь?

– Вы мне показывали амулет, который он вам подарил, я подумал, что вы дружите и…

Жозеф оглядел по очереди слуховое окно над водостоком, начищенную плитку, железную кровать, милое лицо матушки Ансельм в облаке седых волос. И решился.

– Поскольку вы все равно это узнаете, скажу: полиция подозревает его в двух убийствах, которые были совершены в Часовом тупике.

– Что вы говорите? Его? Да он кроткий как ягненок. А когда было совершено первое преступление?

– 29 октября, примерно в полночь.

– Тогда это точно не он, он был тогда у меня. Надо вам сказать, что это день моего рождения, шестьдесят восемь лет стукнуло. Я Скорпион по знаку, но я не могу предательски ужалить из-за угла. Было поздно, холодно, он спал на коврике, завернувшись в покрывало, и ушел с утра, выпив кружку цикория. Вы мне верите, а?

– Да, я вам верю, но вам придется повторить свое свидетельство полиции.

– Я готова подтвердить, будьте уверены. А когда произошло второе убийство?

– Вчера. На том же месте в тот же час.

– Не он это! В хорошую погоду с наступлением сумерек он ночует на Холме в кустах. А зимой находит пристанище на заводе по сборке омнибусов, на углу улицы Шампьонне. Он старается принести людям пользу, спросите кого хотите, о нем никто дурного слова не скажет.

– Я это и хочу сделать. Не беспокойтесь, я вытащу его оттуда. А к вам я еще зайду.

Матушка Ансельм помрачнела.

– Ох, нервы у меня шалят! Не представляете, чего только себе на ночь не напридумываешь! Мысли бегут, не остановишь. Ну вы точно ко мне еще придете? Обещаете?

– Обещаю, – твердо сказал Жозеф, кладя на стол пакетик драже и две плитки шоколада.

Большой завод на улице Шампьонне выполнял все операции по сборке омнибусов и трамваев. На его территории теснилось огромное количество мастерских и объединений. Каких здесь мастеровых только не было! Каретники, мастера по колесам, наладчики рессор, кузнецы, плотники, краснодеревщики, стекольщики, фонарщики, токари, оцинковщики, болторезчики, шорники населяли этот маленький трудолюбивый город. Как же проникнуть туда? К кому обратиться, чтобы найти среди толпы рабочего люда Фермена Кабриера?

Небо потемнело. Вскоре заводской гудок отпустит всех на волю. Жозеф решил рискнуть. Он подошел к будке и спросил ночного сторожа, который как раз заступал на ночную смену. Тот недоуменно пожал плечами.

– Я ночной сторож, вот дневной может знать. Не я же сюда рабочих нанимаю. Завтра зайдите, я узнаю. Как, вы сказали, его зовут?

Тут Жозеф заметил в глубине сторожки, на столе, рядом с котелком, страницу газеты «Ле Пти Паризьен», где две полосы занимала статья с заголовком:

Второе убийство в Часовом тупике. Предполагаемый преступник – Фермен Кабриер – в настоящий момент разыскивается полицией.

– Мишель Бувьер, – тут же ответил он. – Высокий блондин, краснодеревщик.

– Не знаю такого, – пробормотал ночной сторож, шуруя в печи кочергой.

Глава девятая

Суббота, 4 ноября

Хельга Беккер ворвалась в книжный сразу после открытия.

– Здравствуйте, мсье! Ну вот, нас избавили от убийцы, Париж весь бурлит! А во всем остальном мире тоже все убивают друг друга как хотят, вот ужас-то!

Жозеф, который стоял на лесенке возле полок, соскользнул вниз.

– О чем это вы? – нехотя поинтересовался Кэндзи.

– О преступлениях в Часовом тупике, о Бурской войне, ну не знаю! Нет ни одной газеты, которая бы не разжигала в человеке самые низменные истинкты. Вместо того чтобы стараться поднять народ до своего уровня, как учит мсье Эмиль де Жирарден, газеты сами опускаются до уровня читателя, я, в конце концов, стану читать только журналы мод!

Она швырнула на прилавок «Паспарту», которую мгновенно подхватил Виктор.

– Они его поймали, – шепнул он Жозефу.

– Кого?

– Фермена Кабриера. Какой-то служащий омнибусной компании его выдал.

– Немного внимания, пожалуйста, – попросила фройляйн Беккер, – у меня важная новость: я обручилась!

Кэндзи, оживившись, поднял голову:

– Мои поздравления. И кто счастливый избранник?

– Торговец автомобилями из Франкфурта. С его помощью я получила «Сертификат специальной способности» к вождению транспортных средств не более ста пятидесяти килограммов веса. Вы можете себе представить, французскими префектурами было выдано всего тысяча восемьсот таких дипломов! Я вместе с экзаменатором села за руль авто «Клеман-Гладиатор», проехала по трудному маршруту и…

Виктор метнул быстрый взгляд на Кэндзи, убедился, что тот плотно взят в осаду, и кивнул Жозефу на дверь задней комнаты.

– Что они собираются с ним сделать? – заволновался Жозеф. – Я уверен, что это не он, меня убедила матушка Ансельм. Где они его отыскали?

– В мастерской шорников.

– Как же глупо получилось! Надо было мне там походить по заводу позавчера!

– А кто вам сказал, что ваша матушка Ансельм не лжет, не покрывает его? Как бы то ни было, Огюстен Вальми постарается довольствоваться этим подозреваемым и побыстрей закрыть расследование.

– Виктор! Жозеф! Идите сюда, нужно произвести инвентаризацию Мюссе! – в голосе Кэндзи слышалось беспокойство.

– Это крик о помощи, – заметил Виктор. – Пойдем, а то хуже будет.

Когда они пришли, Кэндзи уже прижался к камину, теснимый напористой Хельгой Беккер.

– Надо жить в ногу со временем, мсье Мори, За несколько су вы можете использовать одно из ста десяти электрических авто, которые Генеральная компания транспорта предоставила в общий доступ.

– Я все-таки боюсь, что на каждом перекрестке нашего города тогда окажутся задавленные пешеходы, – проворчал Кэндзи.

– Я предпочитаю ходить ногами по твердой земле, – заявила Эфросинья, которая как раз собиралась подняться по винтовой лестнице. На самом верху лестницы стояла Мели Беллак и боязливо на нее поглядывала.

– Наш внучок все такой же непоседа? – поинтересовался Кэндзи, внимательно разглядывая бюст Мольера.

– Если бы он был в том возрасте, когда носят форму, он бы показал этим «бузотерам и буроломам», которые осмелились восстать против англичан.

– Вообще-то это голландские фермеры, – уточнила Хельга Беккер.

– Да и наплевать! Я так подозреваю, что это дикари, которые пляшут под звуки тамтама. И потом, что это за страна такая, с гулькин нос: Трамваль какой-то. Кто о ней до этого слышал?

– Трансвааль, четвертая «н», два «а», – бросил Кэндзи, явно уже на грани нервного срыва. – Будь я проклят, если вам удастся найти его на карте.

– А вот и ошибаетесь! Я найду его там, где ему самое место, в Африке, это континент, где куча неизученных земель, и меня туда не заманишь, ни пешком не пойду, ни на велосипеде не поеду, ни на вашей этой электрической машине. Вот так, давай, потешайся, – крикнула она Жозефу, – насмехайся над матерью! Ох, уснуть бы и никогда не проснуться! А вы там, альпинистка-скалолазка, не хотите что-нибудь приготовить на ужин?

Виктор наклонился к Жозефу и прошептал ему в ухо:

– Мне надо увидеться с комиссаром Вальми. Прикройте меня, а потом подходите к трем часам в кафе «Взад-вперед». Попробуйте еще расшевелить вашу матушку, пусть побушует, тогда никто и не заметит, как я уйду.

– Да ее и шевелить не надо. Она и так готова к извержению, точно вулкан.

Он сказал нарочито громко, жалобным тоном:

– Мама, если тебе не трудно, ты могла бы говорить на полтона ниже, а то я не могу сосредоточиться на Мюссе.

Невзирая на свою занятость, Огюстен Вальми весьма любезно принял Виктора. В его свежевыкрашенном кабинете теперь красовалась репродукция картины «Разбитый кувшин». Ему нравилась эта работа Грёза[37]37
  Жан-Батист Грёз (1725–1805) – французский художник-жанрист.


[Закрыть], которая символизировала утраченную девственность: она укрепляла его в уверенности, что женщины – непредсказуемые создания, и их хрупкость – лишь иллюзия, приманка для сильного пола. Огюстен Вальми был непривычно весел, потирал руки и даже предложил гостю сигару.

– Дорогой мой Легри, ну вот мы и избавились от этого заковыристого дела. Уличный художник, куда катится мир? Он в камере предварительного заключения.

– А какой, вы считаете, у него мотив преступления?

– Вскорости выбьем из него и мотив. Все указывает на него, он постоянно размалевывает тротуар кошмарными сценами, иллюстрирующими убийство Робера Доманси и Шарля Таллара. Он обронил свой мелок возле его тела. Кроме того, две почтенные личности практически опознали его. Тут дело ясное.

– Почему же он выдал себя таким глупейшим образом?

– Потому что он, дорогой мой, потому что он действовал по образу и подобию любого другого преступника. Я информировал мать Робера, в Узесе, она настаивает, чтобы сына похоронили там. Это у черта на куличках, я туда не поеду!

– Узес? Мне приходят на память две строчки из Жана Расина, который жил там как-то в течение года:

 
Прощай, Узес, о город вкусной снеди,
Здесь двадцать корчмарей чудесно проживут,
Но с голоду умрет книготорговец.
 

– Расин? Надо же. Жаль, но я не стану совершать туда паломничество, лучше денек отдохну и поужинаю у Прюнье. Вознагражу себя за работу супом с устрицами и блюдом улиток, потом проведу вечер «У Максима», где светские вертихвостки будут пытаться меня соблазнить. Интересно, посчастливится ли мне повстречать Лиану де Пужи, чья постель слывет такой гостеприимной?

– Господин комиссар, вспомните, что случилось с нашим последним президентом Республики.

– Прошу вас, мсье, я на пятнадцать лет моложе старины Феликса Фора, придерживаюсь строгой диеты, постоянно хожу пешком, романтизм мне чужд, я не рискую сложить оружие во цвете сил в объятиях красотки. Ну я не лишаю себя иногда приятных излишеств, чего-нибудь мучного, например, потому что при разумном соблюдении чувства меры это вовсе не опасно.

– Я не собирался читать вам нотации.

– Я видел вас в компании этой бесстыдницы в саду Пале-Рояль, вы, кажется, были готовы поддаться ее чарам. Проще поймать ветер в поле.

– Вы что, меня выслеживали?

– Какое противное слово! Я просто убедился, что вы преисполнены доброй воли помочь мне, но теперь это больше не нужно, поскольку мы поймали убийцу.

– Он уже признался?

– Терпение, у нас свои методы.

– А как же мотив? Вы меня, конечно, извините, но просто так не убивают.

– Какой может быть мотив, когда мы имеем дело с неуравновешенным субъектом, или же у него раздвоение личности, как у доктора Джекила, героя знаменитого романа Стивенсона, который я читал в оригинале?

Виктор вспомнил свою беседу с Шарлиной Понти и ее ироничное, даже язвительное замечание по поводу Робера Доманси: он словно хотел усидеть одним задом на двух стульях…

– Я очень признателен вам за вашу своевременную помощь, мсье Легри. Я надеюсь, что отныне вы сможете целиком отдаться торговле книгами. Подумайте над словами Расина о том, что «умрет книготорговец» и пословицу о том, как «повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить». Ваша военная служба окончена, возвращайтесь в семью.

– К черту ваши цитаты и поговорки! – отмахнулся Виктор. – Я не дурак и всегда был очень осмотрителен.

Огюстен Вальми встал и оперся руками на стол: аудиенция была окончена.

– Да, кстати, Легри, когда вы мне наконец найдете «Мемуары Видока»?

«Вот наглец! Спровадил меня, вроде как отпустил домой, словно я его подручный. Жалкий фат! Конечно, тебе удобно подвести под монастырь беззащитного бедолагу. Художника всякий обидит! Надо поговорить с воздыхателем Шарлины, как его, Арно… Арно Симпатяга».

Арно Шерак сомневался в своем таланте настолько, что порой считал себя отвратительным актером и через день раскаивался в решении покинуть родную деревушку Латуй-Лентийяк и переехать в Париж. Ни успех, ни комплименты, ни похвальные отзывы критики не могли убедить его в собственной значимости. Когда его хвалили, он думал, что над ним насмехаются. Давали ему главные роли, но он оставался на ролях второго плана. Иногда он вставал с постели, исполненный воодушевления, божественного вдохновения, которое уже привело его в труппу «Комеди-Франсез» и не оставило до сих пор. Но неделя сладкого опьянения проходила, он достигал вершин своей отваги и силы, и тут на него вновь набрасывались беспокойство и хандра. Трах-тарарах! И одного вскользь оброненного слова, одного неправильно понятого замечания хватало, чтобы это непрочное душевное равновесие рухнуло и неуверенность вновь начала охватывать его при каждом шаге. Эта тоска так изнуряла его, что он нашел себе некую паллиативную меру[38]38
  Зд.: полумера, временная помощь.


[Закрыть], на которую возлагал все свои надежды: любовь. Только нежная подруга сумеет внушить ему веру в себя. Его выбор пал на головокружительную Шарлину Понти, он разразился каскадом букетов, духов и лакомств, и каков оказался результат: ему предпочли Робера Доманси, тщеславного нахала, который считал себя выше гениального Фредерика Леметра. Страшную смерть соперника он воспринял с облегчением, но к цели все равно не приблизился. Истерзанный духом, он оставил надежды покорить прелестницу и довольствовался тем, что подавал ей реплики на сцене.

Хотя на улице было прохладно, он безо всякого аппетита жевал молочный хлебец с куском холодного мяса, сидя на скамейке в парке Пале-Рояль и глядя на бассейн. И тут к нему подошел какой-то незнакомый человек.

– Мсье Шерак? Мне в билетной кассе театра сказали, что вас можно найти здесь. Разрешите представиться: Виктор Легри, книготорговец. Шарлина Понти мне о вас рассказывала.

Арно Шерака словно током пронзило, он уронил свой сэндвич, из-за которого тут же начали ссориться воробьи и голуби.

– Вы друг Шарлины?

– О нет, просто знакомый. Тайна бродит по парижским улицам, преступления и злодейства вызывают мое любопытство. Убийство Робера Доманси показалась мне интересным случаем. Вы были дружны с ним?

Арно Шерак смахнул крошки с брюк.

– Не ждал ничего другого от Шарлины, она меня презирает. Она, наверное, растрезвонила про наши с Робером разногласия. Меня подозревают, да? Нет смысла притворяться книготорговцем, господин инспектор. По правде сказать, я очень рад, что этого коварного соблазнителя казнили. Вяжите меня, мне наплевать! И знайте, что его смерть меня только порадовала.

– Нет-нет, вы ошибаетесь, я, правда, книготорговец. Вот моя визитная карточка. Никто вас не подозревает. Шарлина Понти…

– Сучка! – яростно воскликнул Арно Шерак.

– Она испытывает к вам чувства, уверяю. Она просила, чтобы вы подтвердили то, что она рассказала мне.

– О чем еще?

– Она услышала, как Робер Доманси ссорился в своей гримерке с незнакомцем, вы были там?

– Я был в коридоре, она меня оттолкнула.

– Она только претворяет в жизнь изречение Пьера Корнеля: «И желание растет, если осуществление затягивается»[39]39
  Из пьесы «Полиевкт» (акт 1, сцена 1), 1642 г.


[Закрыть].

Арно Шерак изволил улыбнуться.

– Вы действительно так считаете?

– Типичная женская тактика. Шарлина Понти оттачивает на вас свое искусство: заставить просить, как о милости, то, что она сама горит желанием вам предложить. Расскажите мне, что вы заметили.

Виктор сосредоточенно крутил педали, направляясь к северу столицы. Таким образом он успокаивал нервы после разговора с Арно Шераком. По правде сказать, он был в этом состоянии с тех пор, как Огюстен Вальми его безжалостно отстранил от дела.

«Погоди маленько, старина, если ты решил, что меня обставил, ты попал пальцем в небо: я на корпус впереди тебя».

Он остановился, заскочил в кафе «Дюваль», чтобы согреться, заказал рагу из баранины с репой и графинчик красного. Прежде чем вновь прыгнуть в седло, он позвонил Кэндзи и извинился за внезапный отъезд: горло вдруг заболело, видимо, начинается ангина.

Въезд в Часовой тупик был перегорожен, туда пускали только жителей окрестных домов. Бульвар Рошшуар являл собой печальную картину пейзажа после свадьбы: небольшие группки людей шушукались, стоя на тротуаре. Человек с длинной палкой, на конце которой были губки, переходил улицу и чуть не протаранил Виктора, который едва успел затормозить.

– Осторожней нельзя? – пробурчал человек с палкой.

– Простите, – ответил Виктор, – я журналист, разыскиваю служащего кабаре «Небытие», того, который нашел тело.

– Рене Кадейлана?

Человек с палкой наклонился и поднял одну из своих губок. Его явно больше заинтересовал велосипед, чем вопрос.

– Это то, что мне надо, за сколько вы приобрели вашу машинку?

– Я не знаю, это мой патрон покупал. Так что с мсье Кадейланом?

– Рене так надоели легавые и репортеры, что он свалил с квартиры. Он квартируется в бакалее Фулон, где работает его цыпочка, это дом 42 по бульвару Клиши. Только молчок! Если он узнает, что это я вас направил туда, он мне уши надерет.

Пелажи Фулон довольно прохладно отнеслась к идее Виктора припарковать велосипед в помещении магазина.

– Прислоните его к стене, вот здесь, между капустой и картошкой. Что вам угодно?

– Я бы хотел поговорить с мсье Рене Кадейланом.

– Ну, здесь на гостиная и не переговорная комната, здесь бакалея! Идите внутрь, в подсобное помещение, – сухо сказала она. – Он там увивается вокруг этой фефелы Катрин, хорошо, что хоть Колетт испытывает какую-то тягу к труду!

Виктор пошел вдоль полок. Рыжеволосый гигант беседовал с двумя девушками: одна – темненькая, кругленькая, разрумянившаяся, вторая – блондинка, с тонким, бледным лицом, которая улыбнулась Виктору.

– Мадам, добрый день. Мсье Кадейлан, у меня к вам дело. Я журналист, я знаю, что вас уже замучили мои коллеги, но я отниму у вас всего несколько секунд.

– «Паспарту», «Галуа», «Эклер», легавые – да это уже просто скучно! Не рассказывайте только, что моя персона популярна на юге Франции и что вы работаете в «Пти Провансаль»!

– Рене, – вмешалась блондинка, – дай ему отработать свой хлеб, ответь ты этому господину, ты ведь сам в восторге, что оказался в центре внимания.

– Спасибо. Мадемуазель…?

– Колетт Роман.

– Это вы отмывали надпись и рисунок на пороге вашего магазина?

– Откуда вы знаете?

– Это было в статье в «Паспарту». Приказчик рассказал.

– Да, я. Мне это показалось забавным, я пыталась объяснить вдове Фулон, что стирать их было бы неправильно, но она не желала меня слушать.

– А вы помните точный текст этой надписи?

– Да, я даже переписала. Одну минуточку.

Она открыла выдвижной ящик и протянула Виктору листок. Он прочитал:

Такое время года, что нет времени на чувства.

– А я как же? – спросил Рене Кадейлан. – Что я могу вам сообщить, что еще не рассказывал остальным? Дату битвы при Мариньяне? 1515 год.

Колетт и брюнетка прыснули, а Виктор тем временем снял с ручки колпачок и приготовился записывать на оборотной стороне листка, который дала ему Колетт.

– Я пишу статью для «Эко де Пари», – сказал он. – Для меня важнее всего ваше личное впечатление. Был задержан человек, уличный художник, который рисует мелками, ему вменяют в вину два убийства. Мне показалось, что полиция немного поспешила.

– Ох, ну наконец-то хоть у одного голова на плечах. Я того же мнения. Стрелочник у них виноват, единственная улика – кусок мела, оставленный на месте последнего преступления, да его кто угодно мог оставить, я это пытался объяснить полицейским, а они только глазами хлопают. Только и надо им, что повязать человека да в камеру запихнуть! Фермен Кабриер – это мечтатель, это добрая душа, плоть от плоти парижских улиц! Когда небо серое и мрачное, он раскрашивает мир в яркие краски. Когда у него у самого дурное настроение, его преследуют страшные видения, и он передает их на картинах! Но между рисунками и убийством есть некоторая разница, а?

– Я с ним согласна, – подтвердила Колетт Роман, – Фермен миролюбивый тип, да Катрин?

– Она права, – согласилась брюнетка, – он вообще-то славный малый, этот Фермен.

– А правда, что он одержим временем?

– В смысле, временами одержим или одержим временем, которое проходит?

– Ты глупая или как? Хронологией, часами, ходиками, днями, месяцами! – воскликнула Колетт, явно раздосадованная.

– Девочки, не ссорьтесь! – вступил Рене. – Фермен Кабриер, насколько я знаю, не один нам голову морочит с датами, знаю еще одного такого. Тип не из тех, кому отпустят грехи без исповеди! Я позавчера вечером выставил его за дверь кабаре «Небытие», и причем не первый раз. И он еще угрожал мне ножом!

– А кто другой-то?

– Луи Барнав, чокнутый старик, и пьет при этом как лошадь. Он убежден, что через десять дней Земля столкнется с кометой, ну все эти бредни из календарей, которые ни имеют никакого отношения к науке. В кабаре «Небытие», где я работаю, решили обернуть эти дурацкие предсказания и панические настроения в свою пользу и сделать на этом рекламу, такой вот план.

– Это шутка дурного толка! – возмутилась Колетт Роман. – Некоторые всерьез воспринимают ваше объявление, ведь есть же ограниченные, недалекие люди! Нельзя шутить с такими вещами.

– О-ля-ля, отчего бы не посмеяться, тем более что жизнь не балует, кругом борьба! А Луи Барнав правда свято верит в эту ахинею, уверяет, что, если человеческий род исчезнет с лица Земли, невелика будет потеря и что времени надоело быть часами труда для бедняков и наживы для богачей.

– А где мне можно найти этого Луи Барнава?

– Он водит дружбу с угольщиками, навещает виноторговцев, захаживает в кафешки низкого пошиба, во всякие кабаки на Холме. Можно прочесать местность и порасспросить завсегдатаев. Кто-нибудь точно укажет, где искать типа, одетого в коричневый плащ, который может стоять самостоятельно без поддержки, такой он засаленный. Тревога, дракон летит!

Мадам Фулон, встрепанная и злая, вышла из-за угла строевым шагом, словно главнокомандующий перед войском.

– И за это я вам плачу, дорогие девушки? Там народ собрался, беспокоится! А вы, могильщик, идите сторожите свое кладбище, и чтобы я больше не видела вашего дружка, который испражняется своим искусством на моем пороге, иначе хуже будет!

Катрин подошла к Рене и расцеловала его в обе щеки, явно напоказ.

– Ох, – сухо заметила вдова Фулон, усмехнувшись с видом человека, которого на мякине не проведешь, – Этот рыжий дурень вовсе не нуждается в ваших телячьих нежностях. Поправьте платье, бездельница, и идите отпустите фунт масла! А что до вас, велосипедист, раз вы ничего не покупаете, извольте освободить территорию, здесь люди работают!

– Он журналист, – ввернула Колетт.

– Я журналист и книготорговец, у меня уникальная коллекция учебников с правилами хорошего тона, принятыми в современном обществе, дорогая мадам, вот моя визитная карточка, буду рад вам услужить.

Потом Виктор повернулся к Колетт Роман, у которой дрожали губы от сдерживаемого смеха.

– Мадемуазель, взвесьте мне триста граммов пралине и двести граммов розового реймского печенья.

– Слушайте, я вспомнил! – вдруг сказал Рене Кадейлан. – У Луи Барнава излюбленное место – «Бускара» на площади Тертр.

Виктор доверил свой велосипед заботам мадам Баллю, консьержки дома на улице Сен-Пер: он решил не показываться в магазине. Он сидел в бистро на улице Бонапарта, потягивая стакан белого вина. Пыльные шары газовых ламп заливали помещение тусклым светом. Запыхавшийся Жозеф плюхнулся на стул рядом с ним и бросил на стол «Паспарту».

– Я остановился по дороге у газетного киоска. Рено Клюзель интересуется предметами, которые были разложены вокруг тел, он вот-вот догадается об их символическом значении!

– И дальше что? Как это поможет ему найти настоящего убийцу?

– А Вальми что об этом думает?

– Доволен донельзя, получил своего убийцу.

– Какой идиот! У него нет никаких доказательств его вины.

– Кто знает?

– Ну что, мы так это и оставим? Удовлетворимся?

– Вот ничто вас не удовлетворяет, Жозеф. Сплошной негатив.

– А вы что выяснили, пока я повышал сборы от продажи книг в магазине?

– Я прощупал актера по имени Арно Шерак, он увивается за Шарлиной Понти и очень доволен смертью своего соперника. Он признался мне, что был свидетелем ссоры между Робером Доманси и каким-то незнакомцем. Вы записываете?

– А как же!

– Эта сцена происходила в «Комеди-Франсез», в гримерке Робера Доманси. Он был, похоже, взбешен, а незнакомец уговаривал его успокоиться. Потом в скважине повернулся ключ, и Шерак скрылся, но успел увидеть силуэт мужчины. Но это не все.

Виктор вынул из кармана листок бумаги.

– Сегодня днем в бакалее Фулон одна из продавщиц дала мне вот это. Это копия той самой надписи мелом перед магазином.

Жозеф прочел и улыбнулся

Такое время года, что нет времени на чувства,

Торговый дом в кредит не отпускает.

– Забавно. А это было написано до или после ареста Фермена Кабриера?

– А это как раз следует выяснить. Хозяйка заставила стереть рисунок и надпись. Верните мне листок, я там с обратной стороны записал имена. Один тип, служитель в кабаре «Небытие», Рене Кадейлан, указал мне на старикашку, который помешался на теме времени, его зовут Луи Барнав. Надо найти его, займитесь этим, он удостаивает своим присутствием бистро «Бускара» на площади Тертр.

– Холм, кусты, дешевые кабаки – это по моей части, завтра туда отправлюсь.

Маленькая развязная дамочка подскочила к Жозефу и спросила у него, который час. Он только собирался посмотреть на часы, как Виктор перехватил его запястье и показал женщине на большие настенные часы. Она не стала настаивать, пожала плечами, окинула их высокомерным взглядом и двинулась к другому посетителю.

– Что все это значит? – удивился Жозеф.

– Вы извините, что я к вам придираюсь, но вы все-таки удивительно наивны. Это была проститутка, высматривающая простофилю, которого можно обвести вокруг пальца. Хотите что-нибудь выпить?

– Проклятие! Кэндзи мне разрешил отойти только на час, он поднимет шум и будет разыскивать меня с собаками!

Единственное возможное решение: свалить без шума и пыли.

Рафаэль Субран мысленно поздравил себя, что владеет таким минимумом имущества. Он жил в меблированных комнатах, и его скарб, который пополнился только за счет нескольких книг и немудреной кухонной утвари, весь умещался в двух сумках. От пассажа Вердо до его новой резиденции на улице Фобур-Пуассоньер было недалеко. Он двумя днями раньше познакомился с консьержами и очаровал их, посулив бесплатные билеты в театр «Жимназ».

Поднявшись по лестнице до последнего этажа, он оказался в комнате под самой крышей, где уютно гудела угольная печь, где кровать его была убрана, на столе стоял графинчик вина и лежали колбаса с булочкой. Он был в безопасности.

Откуда взялась эта тревога, которая поселилась в нем после того, как блондинчик-журналист подошел к нему после спектакля? Почему интересовался его отношениями с Робером Доманси? Терзаемый сомнениями, Рафаэль Субран стал припоминать все слова и движения Шарлины Понти и этого ничтожества Арно Шерака. Тут он вспомнил, что они оба о чем-то шушукались с велосипедистом, словно сошедшим со страниц «А вот и крылья»¹, юмористического романа о спортсменах, который он прочитал в прошлом году. Это еще усилило его беспокойство.[40]40
  ¹ Роман Мориса Леблана, автора книг об Арсене Люпене, вышедший в 1898 году.


[Закрыть]