Текст книги "Зачарованное паломничество"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

21

Полная луна встала над горизонтом, гася звезды и заливая поляну светом. Неярко горели костры, а на траве между лагерем и дорогой танцевали маленькие существа под резкие звуки скрипки.

После еды Сплетник развернул свой сверток и достал оттуда скрипку и смычок. Теперь он стоял, зажав под подбородком скрипку, держал левой рукой лады, а правой работал смычком. Поеденная молью ворона по-прежнему умудрялась сидеть у него на плече, подпрыгивая, чтобы удержать равновесие, и издавая при этом протестующие крики.

Под столом спала маленькая хромая собачка, объевшаяся мясом, которое ей бросали пирующие. Ее лапы вздрагивали, как будто она гонялась во сне за кроликом.

– Их так много, – сказала Мери.

– Когда мы появились, их не было так много.

Джоунз захихикал.

– Тут все мои и большинство ваших.

– И наши тут? Они вышли из укрытий?

– Да. Их привлекла еда и пиво. Ведь не станут же они прятаться, когда остальные едят.

– Тогда среди них должен быть и Бромли. Почему же он не подходит ко мне?

– Ему и так весело, – сказал Корнуэлл.

Среди танцующих показался Енот. Подойдя, он потерся о ноги Хола. Хол посадил его на колени. Енот обернул хвост вокруг лап и носа.

– Он слишком много съел, – констатировал Джиб.

– Он всегда так, – сказал Хол.

Скрипка пела и визжала. Рука Сплетника бешено работала, а ворон протестующе кричал.

– Я не совсем вас понял, – сказал Корнуэлл Джоунзу. – Вы сказали, что не бывали за Ведьминым Домом. Почему? И что вы здесь делаете?

Джоунз заулыбался.

– Странно, что вы у меня это спрашиваете. У нас много общего. Видите ли, сэр ученый, я тоже студент, как и вы.

– Но почему вы не учитесь?

– Я учусь. Здесь достаточно материала для обучения и изучения. Даже более, чем достаточно. Когда изучаешь что-нибудь, нужно все тщательно исследовать перед тем как делать следующий шаг. Придет время, и я пойду за Ведьмин Дом.

– Изучаете, вы говорите?

– Да, заметки, записи, картины. У меня груды записей, километры лент…

– Ленты, картины. Вы имеете в виду картины?

– Нет, – ответил Джоунз. – Я использую фотоаппарат.

– Вы говорите загадками, – сказал Корнуэлл. – Я такого слова не знаю.

– Не хотите ли взглянуть? Не нужно беспокоить остальных.

Он встал и пошел к палатке. Корнуэлл последовал за ним. У входа в палатку Джоунз остановил его.

– Вы человек без предрассудков? – спросил он. – Как ученый, вы должны им быть, но…

– Я шесть лет занимался в Вайлусинге, – ответил Корнуэлл. – Я стараюсь ко всему относиться без предрассудков, иначе трудно узнать что-либо новое.

– Хорошо. Какая у вас тут дата?

– Октябрь, – сказал Корнуэлл. – Год господа нашего 1975-й. Но какое точное число не знаю, так как потерял счет дням.

– Прекрасно, – сказал Джоунз. – Я только хотел удостовериться; к вашему сведению, сегодня семнадцатое.

– Причем тут дата?

– Может и не причем, а может понадобиться. У вас первого я смог узнать об этом. Здесь, в Диких Землях, никто не следит за календарем.

Он поднял входной клапан палатки и поманил за собой Корнуэлла. Внутри палатка оказалась больше, чем можно было представить снаружи. Она была уставлена множеством приборов. В углу стояла походная койка, рядом с ней стол и стул. В центре стола находился подсвечник с толстой свечей, пламя которой дрожало от сквозняка. В углу лежала груда книг в кожаных переплетах. Рядом с книгами были открытые ящики. На столе, кроме подсвечника, не оставляя места для письма, находился какой-то странный предмет. На столе, как заметил Корнуэлл, не было ни пера, ни чернильницы, ни песочницы, и это показалось ему странным. В противоположном углу стоял большой металлический шкаф, а рядом с ним у восточной стены часть помещения была отгорожена плотной черной тканью.

– Здесь я готовлю свой фильм, – пояснил Джоунз.

– Не понимаю, – напряженно сказал Корнуэлл.

– Взгляните.

Джоунз подошел к столу и взял из одного ящика пригоршню квадратных листов.

– Вот это фотографии, о которых я говорил. Не рисунки – фотографии. Давайте берите и смотрите.

Корнуэлл склонился над столом, не дотрагиваясь до так называемых фотографий. На него смотрели цветные рисунки, изображавшие домовых, гоблинов, троллей, фей, танцующих на поляне, воплощенный ужас – церберов, двухэтажный дом на холме с каменным мостом через ручей. Корнуэлл осторожно поднял рисунок дома и поднес его ближе к глазам.

– Ведьмин Дом, – пояснил Джоунз.

– Но это ведь рисунки, – заявил Корнуэлл. – Миниатюры. При дворе многие художники делают их для книг и других целей. Но они заключают их в рамку с изображением цветов, птиц, насекомых, что, по-моему, делает их привлекательными. Они работают долгие часы.

– Посмотрите внимательней. Вы видите следы кисти?

– Это ничего не доказывает, – упрямо ответил Корнуэлл. – На миниатюрах тоже не видны следы кисти. Художники работают так тщательно, что никаких следов не видно. И все же какая-то разница здесь есть.

– Вы чертовски правы, какая-то разница есть. Я использую эту машину.

Джоунз положил руку на странный черный предмет на столе.

– Я также использую и другие предметы, чтобы получить фото. Я нацеливаю машину, смотрю в это окошко, щелкаю и получаю снимок точно таким же, каким видит аппарат. А он видит лучше, чем глаз.

– Магия, – сказал Корнуэлл.

– Опять! Говорю вам, что здесь не больше магии, чем в моем велосипеде. Это наука, технология, способ делать вещи.

– Наука – это философия, – сказал Корнуэлл, – и не больше. Приведение вселенной в порядок, попытка найти во всем смысл. При помощи философии вы не можете делать все это. Тут должна быть магия.

– А где ваше отсутствие предрассудков?

Корнуэлл выронил фото и гневно выпрямился.

– Вы привели меня сюда, чтобы издеваться? Вы разыгрываете меня своей магией, уверяя, что это не магия. Почему вы хотите представить меня глупым и ничтожным?

– Вовсе нет, – сказал Джоунз. – Уверяю вас, вовсе нет. Я ищу вашего понимания. Впервые появившись здесь, я пытался объяснить кое-что этому маленькому народцу, даже Сплетнику, несмотря на его невежество и репутацию. Я говорил, что в этом нет магии и, я не колдун, но они меня не поняли. Потом я нашел, что слыть колдуном даже выгодно и больше не пытался им объяснить. Но по причине, которой сам не могу понять, мне нужен кто-нибудь, кто бы меня выслушал. Я думаю, что вы, как ученый, меня поймете. Ну что ж, по крайней мере я сделал честную попытку объяснить.

– Кто же вы такой? – спросил Корнуэлл. – Если вы не колдун, то кто же вы?

– Я такой же человек, как и вы, но живу в другом мире.

– Вы уже говорили об этом мире, о вашем мире. Но ведь мир только один, который есть у вас и у меня. Впрочем, может быть, вы говорите о Небесном Царстве? Это другой мир. Но мне трудно поверить, что вы оттуда.

– О, дьявол, – сказал Джоунз. – Все бесполезно! Я должен был это понять. Вы упрямы и тупоголовы, как и все остальные.

– Тогда объясните. Вы сказали, кем вы не являетесь. Теперь скажите, кто вы есть?

– Слушайте. Когда-то, как вы сами говорили, существовал лишь один мир. Не знаю, как давно это было – десять тысяч или сто тысяч лет назад. Это невозможно теперь установить. И вот что-то случилось, не знаю, что именно. Мы, наверно, никогда и не узнаем, как это произошло и почему, но, наверно, какой-то человек совершил поступок. Поступок этот совершил только один человек. Он что-то сделал, или выговорил, или подумал. Не знаю, что именно он сделал, но с того момента стало существовать два мира, не один, а два. В самом начале различие было ничтожным, миры еще не разошлись, они проникали друг в друга. Можно было подумать, что это по-прежнему один мир. Но различий становилось все больше, и стало очевидно, что мира два, а не один. Миры все больше расходились, так как были несовместимы. Люди, жившие в них, пошли по разным дорогам. Вот как один мир раскололся надвое. Не спрашивайте меня как это случилось, какие физические и метафизические законы ответственны за этот раскол. Я об этом не знаю, да и никто, наверно, не знает. В моем мире только горстка людей знает, что это вообще произошло. Остальные люди не знают, а если бы узнали, то все равно бы не поверили.

– Магия, – упрямо сказал Корнуэлл. – Вот как это случилось.

– Черт возьми! Вы опять! Как дойдешь до чего-нибудь непонятного, так опять выскакивает это слово. Вы ведь образованный человек. Вы учились много лет…

– Шесть нищих, голодных лет.

– Тогда вы должны знать, что магия…

– Я знаю о магии больше, сэр. Я изучал магию. В Вайлусинге приходится изучать магию. Это обязательный предмет.

– Но церковь…

– Церковь не спорит с магией. Только с неправильным использованием магии…

– Нам с вами бесполезно разговаривать, – сказал Джоунз. – Я говорю вам о технологии, а вы отвечаете, что это магия. Велосипед – дракон, фотоаппарат – злой глаз, ну, Джоунз, почему ты такой упрямый?

– Я не знаю, о чем вы говорите, – сказал Корнуэлл.

– Конечно, не знаете.

– Вы говорите, что мир разделился, что был один мир, но потом он раскололся и их стало два.

Джоунз кивнул.

– Да, так должно быть. Другим способом этого не объяснить. Вот ваш мир. В нем нет технологии, нет машин. О, я знаю о ваших машинах – об осадных механизмах, о водяных мельницах. Это, конечно, машины, но у моего мира другие машины. За последние 500 лет, а может и за тысячу, вы совершенно не продвинулись вперед в смысле технологии. Вы даже не знаете этого слова. Конечно, были события, например подъем христианства. Но главное – не имею представления, как это могло произойти – у вас не было Возрождения, не было Реформации, не было промышленной революции…

– Вы используете термины, которые я не понимаю.

– Простите, я увлекся. События, о которых я упоминаю, у вас не произошли. Не было ни единого поворотного пункта в истории, и еще кое-чего. Вы здесь сохранили магию и героев древнего фольклора. Здесь они живут, а в моем мире их нет, и они просто герои старых легенд. В моем мире утратили магию и всех этих малышей, и наш мир стал беднее.

Корнуэлл сел на постель рядом с Джоунзом.

– Вы хотите понять, как раскололся мир, – сказал он. – Я ни на минуту не допускаю, что вы говорите правду, хотя должен признать, что ваши машины меня поразили.

– Не будем о них говорить, – сказал Джоунз. – Сейчас мы просто два человека, отличающихся по подходу к некоторым фактам и философским проблемам. Конечно, я бы приветствовал выяснение причины раскола наших миров, но я явился сюда не за этим. И я сомневаюсь, что эту причину можно было выяснить, так как, вероятно, она давно исчезла.

– Она может еще существовать, – сказал Корнуэлл. – Какая-то вероятность есть, пусть безумная…

– О чем вы говорите?

– Вы сказали, что мы два честных человека, отличающихся друг от друга. Но ведь мы оба ученые.

– Вероятно. И что же?

– В моем мире ученые состоят членами особой гильдии, традиционного братства.

Джоунз покачал головой.

– За некоторым исключением, я согласен, что примерное существует и в моем мире. Ученые обычно честны друг с другом.

– Тогда, возможно, я открою вам тайну, не свою…

– Мы из различных культур, – сказал Джоунз. – Наши взгляды могут различаться. Мне было бы неприятно, если бы вы открыли мне тайну, которую мне не следует знать. Я не хотел бы затруднять вас ни сейчас, ни позже.

– Но ведь мы оба ученые, у нас общая этика.

– Ладно, – согласился Джоунз. – О чем же вы хотите мне рассказать?

– Где-то в дальних Диких Землях есть университет. Я слышал о нем и считал, что это легенда. Но оказывается, что он действительно существует. Есть древние летописи.

Внезапно снаружи прекратилась музыка и наступила полная тишина. Джоунз замер, а Корнуэлл сделал шаг к выходу и остановился, прислушиваясь. Послышался новый звук – далекий, но отчетливый крик, отчаянный и безнадежный.

– О, боже! – прошептал Джоунз. – Еще не все кончено. Они не позволили ему уйти.

Корнуэлл выскочил из палатки, Джоунз за ним. Танцующие отступили от дороги и столпились у стола. Они все смотрели на дорогу. Никто не разговаривал, и все, казалось, затаили дыхание. Костры по-прежнему поднимали к небу столбы дыма.

По дороге, спотыкаясь, шел обнаженный человек. Он шел и кричал. Его бессмысленный и жуткий крик поднимался и падал, но не прекращался. Откинув голову, он кричал прямо в небо. За ним и по обе стороны от него двигались церберы, зловеще черные во тьме ночи. Некоторые из них шли на четвереньках, другие, выпрямившись, на задних лапах, наклонившись вперед и размахивая передними лапами. Их короткие мясистые хвосты двигались в возбуждении, а ужасные клыки белели в черноте рта.

Оливер выбрался из толпы и подошел к Корнуэллу.

– Это Беккет, – сказал он. – Они его поймали.

Человек и свора церберов приближались. Крик человека не смолкал, но теперь стали слышны и другие звуки: басистый аккомпанемент ужасного крика – ворчание церберов.

Корнуэлл прошел вперед и встал впереди толпы, рядом с Джибом и Холом. Он попытался заговорить, но не смог. Холодная дрожь охватила его: он не мог унять стук зубов. Оливер оказался рядом с ним.

– Это Беккет, – повторил он. – Я узнал его. Я его часто видел.

Подойдя к лагерю, Беккет неожиданно перестал кричать и, пошатнувшись, повернулся лицом к толпе. Он протянул вперед свои руки.

– Убейте меня! – завопил он. – Ради любви девы Марии, убейте меня. Если среди вас есть человек, пусть он, ради любви Господней, убьет меня.

Хол поднял лук и потянулся за стрелой. Снивли перехватил лук и потянул его вниз.

– Вы сошли с ума! – закричал он. – Только попробуйте – и они набросятся на нас. Вы не успеете пустить стрелу, как они вцепятся вам в горло.

Корнуэлл, вытаскивая меч, пошел вперед. Джоунз преградил ему дорогу.

– Прочь с дороги! – проревел Корнуэлл.

Джоунз ничего не ответил. Его правая рука поднялась снизу вверх, и кулак ударил Корнуэлла в подбородок. От этого удара Корнуэлл упал, как подрубленное дерево.

На дороге церберы набросились на Беккета. Они не уронили его, оставили стоять, но рвали клыками его тело и отскакивали. Половина его лица исчезла, кровь струилась по щеке, зубы показались из-под нее, язык двигался в агонии, крик застрял в горле. Снова сверкнули клыки и внутренности человека вывалились наружу. Рефлекторно Беккет наклонился вперед, сжимая руками разорвавшийся живот. Острые клыки оторвали ему половину ягодицы, и он выпрямился, размахивая руками и дико крича. Потом он упал и задергался в пыли с воем и стонами.

Церберы отошли и сели кружком, рассматривая свою жертву с благожелательным интересом. Постепенно стоны стихли. Беккет медленно поднялся на колени, а потом встал. Он снова казался целым. Лицо и ягодицы не разорваны, внутренности на месте. Церберы лениво встали. Один из них подтолкнул Беккета носом, и тот пошел дальше по дороге, возобновив свой бесконечный крик.

Корнуэлл сел, тряся головой и держась за меч. Из тумана перед ним показалось лицо Джоунза.

– Вы ударили меня кулаком. Честный способ борьбы?

– Держите руки подальше от своей железной палки, – сказал Джоунз. Или я опять вас ударю. Мой друг, ведь я спас вас, вернее, спас вашу драгоценную жизнь.

22

Корнуэлл постучал, и ведьма открыла дверь.

– Ага, – сказала она Мери, – вот ты и вернулась. Я всегда знала, что ты вернешься. С того дня, как я рассталась с тобой, я знала, что ты придешь обратно ко мне. Тогда я поставила тебя на дорогу, ведущую в Пограничье, хлопнула по маленькой попке и велела тебе идти. Ты пошла не оглядываясь, но я знала, что ты вернешься, когда подрастешь. В тебе всегда было что-то странное. Ты не подходила для мира людей, и ты не обманула надежды старой бабки…

– Мне было тогда три года, может меньше, – сказала Мери, – но вы не моя бабушка и никогда ей не были. Я никогда не видела вас.

– Ты была слишком мала, чтобы помнить. Я бы оставила тебя у себя, но времена наступили опасные и неустойчивые, и мне казалось, что тебе лучше уйти с зачарованной земли. Хотя это и разбило мое сердце, потому что я тебя любила, моя девочка.

– Это все ложь, – сказала Мери Корнуэллу. – Я ее не помню, она не моя бабушка.

– Но это я поставила тебя на дорогу, ведущую в Пограничье, – сказала ведьма. – Я взяла тебя за маленькую ручку и побрела, согнувшись, так как меня тогда мучил артрит. Ты шла рядом со мной и щебетала.

– Я не могла щебетать, – возразила Мери, – я никогда не была болтуньей.

Дом оказался точно таким, каким описала его Мери. Старый, полуразрушенный дом на холме, а под холмом ручей, со смехом бегущий по равнине, с каменным мостом над сверкающей водой. Группа берез росла у одного из углов дома, а ниже по холму была живая изгородь, которая ничего не ограждала. За ней виднелась груда булыжников, а дальше, у ручья, был болотистый бассейн.

Остальные члены отряда стояли у каменного моста и ждали, глядя на дом, где перед открытой дверью стояли Мери и Корнуэлл.

– Ты всегда была извращенным ребенком, – говорила ведьма, – и всегда устраивала нехорошие шутки. Впрочем, это не было свойством твоего характера. Так ведут себя многие дети. Ты невыносимо дразнила бедного людоеда, бросая камни в его нору, так что бедняга едва мог спать. Ты наверно удивишься, узнав, что он вспоминает о тебе лучше, чем ты этого заслуживаешь. Услышав о том, что ты идешь сюда, он сказал, что надеется тебя увидеть. Хотя, будучи людоедом с большим чувством собственного достоинства, он не может сам выйти к тебе. По крайней мере, сразу. Так что, если ты хочешь увидеться с ним, то тебе придется подождать.

– Я помню людоеда, – сказала Мери, – и как мы бросали камни в его нору. Не думаю, что я когда-либо видела его. Я часто вспоминала о нем и гадала, был ли он на самом деле. Мне говорили, что он существует, но я сама его никогда не видела.

– Конечно, людоед есть, и очень милый. Но я совсем забылась. Я так рада увидеть тебя, дорогая, что боюсь оказаться невежливой. Вы стоите здесь, а мне давно бы следовало пригласить вас к чаю. И я еще ни слова приветствия не сказала рыцарю, который сопровождает тебя. Я не знаю, кто вы такой, – сказала она Корнуэллу, – но рассказывают чудеса о вас и вашей компании. И о тебе тоже, – добавила она, обращаясь к Мери, – я вижу, рог единорога больше не с тобой. Не говори, что потеряла его.

– Нет, не потеряла, – сказала Мери. – Просто его надоело нести. Я его оставила с теми, кто ждет у моста.

– Ну, хорошо, – сказала ведьма, – я погляжу на него попозже. Услышав о нем, я очень рассчитывала, что увижу его. Ты ведь покажешь мне его?

– Конечно, покажу.

Старая карга захихикала.

– Я никогда не видела рог единорога, и, хотя это кажется странным, самого единорога тоже. Даже в этой земле единорог очень редок. Но идемте пить чай, но только втроем, так будет уютней. А тем, у моста, я вышлю корзину печенья, моя дорогая. Ты всегда любила это печенье с семечками…

Она шире открыла дверь и сделала жест рукой, приглашая их войти. В прихожей было темно. Мери остановилась.

– Тут что-то не так. Я помню другое. Дом был яркий, полный смеха и света.

– Это воображение, – резко сказала ведьма. – У тебя всегда было сильное воображение. Ты выдумывала игры и играла с этим глупым троллем, который жил под мостом, и со Скрипичными Пальцами.

Она захихикала, вспоминая.

– Ты могла вовлечь их во что угодно. Они ненавидели те пироги из глины, но делали их для тебя. Они страшно боялись людоеда, но когда ты бросала камни в его нору, они шли и тоже бросали. Ты говоришь, что я ведьма, моя дорогая, с моей горбатой спиной, с моим артритом и с длинным изогнутым носом, но ты сама ведьма, и еще получше меня.

– Потише, – сказал Корнуэлл, берясь за меч. – Миледи не ведьма.

Старая карга протянула свою костлявую руку и легко положила ее ему на ладонь.

– Я ей сказала комплимент, благородный сэр. Нельзя больше похвалить женщину, чем сказать ей, что она ведьма.

Корнуэлл отбросил ее руку.

– Следите за своим языком.

Ведьма улыбнулась, показав обломки зубов, и повела их по темному, сырому коридору, в маленькую комнату, устланную старым ковром. У одной стены был камин. Через широкое окно лился солнечный свет, подчеркивая убогость обстановки. На узкой полке у окна – разбитые тарелки. В центре комнаты находился резной стол, покрытый скатертью, а на ней – серебряный чайный сервиз.

Ведьма указала им на стулья, а сама села перед дымящимся чайником. Потянувшись за чайником, она сказала:

– Теперь мы можем поговорить о старых временах, о том, что изменилось в мире, и что вы здесь делаете.

– Я хочу поговорить о своих родителях, – сказала Мери. – Я о них ничего не знаю. Мне нужно знать, кто они, что они здесь делали и что с ними случилось.

– Это были хорошие люди, – сказала ведьма, – но очень странные, не похожие на других. Они не смотрели сверху вниз на жителей Диких Земель. В них не было зла, а было глубокое понимание. Они разговаривали со всеми встречными. И вопросы, которые они задавали – о, какие они задавали вопросы! Я часто задавала себе вопрос: что они тут делают? Они ни чем не занимались. Говорили, что у них отпуск. Противно думать, что такие умные люди могут проводить свой отпуск здесь. И если у них был отпуск, то очень долгий. Они были здесь почти год, ничего не делали, просто ходили вокруг и были добры со всеми встречными. Я помню день, когда они пришли ко мне. Они шли вдвоем, дорогая, а между ними – ты. Они держали тебя за руки, как будто ты нуждалась в помощи, хотя она тебе никогда не требовалась. Подумать только! Люди спокойно идут по дороге в Диких Землях и ведут с собой ребенка, как будто вышли на прогулку. Помню, как они подошли к этому дому и постучали в дверь. Они спросили, не смогут ли они пожить тут, и я, конечно, сказала, что это можно. Я так добра, что никому не могу отказать.

– Я думаю, что вы лжете, – сказала Мери колдунье. – Я не верю, что это ваш дом. Мои родители не могли быть вашими гостями.

– Не будем спорить, – сказал Корнуэлл. – Правда или нет, пойдем дальше. Что с ними случилось?

– Они ушли к Сожженной равнине. Я не знаю, зачем они туда пошли. Конечно, они были приятными людьми, но мне ничего об этом не сказали. Они оставили со мной этого ребенка, а сами ушли к Сожженной равнине. С тех пор никто о них не слышал.

– И тогда вы отвели Мери в Пограничье?

– Ходили разные толки. Я боялась оставлять ее здесь.

– Какие толки?

– Не помню.

– Видите, – сказала Мери, – она лжет.

– Конечно, лжет, – сказал Корнуэлл, – но мы не знаем, насколько.

– Как печально, – сказала ведьма, – что они сидят за моим столом, пьют мой чай и не верят моим словам.

Она закрыла лицо руками.

– Они оставили после себя какие-либо бумаги? – спросила Мери. Письма или еще что-нибудь?

– Как странно, что ты спросила об этом, – сказала ведьма. – Об этом меня спрашивал другой человек. Его зовут Джоунз. Я сказала, что ничего не знаю. Я не подглядывала за ними. Я ему сказала, что, может быть, что-нибудь осталось на втором этаже. Я стара и не могу подниматься по ступенькам. О, я знаю, вы думаете, что ведьма может взять метлу и лететь куда угодно. Но вы, люди, не понимаете, есть определенные правила…

– Джоунз поднимался наверх?

– Конечно. Он сказал, что ничего не нашел. Но глаза у него бегали. Я помню, как спросила его…

Дверь дома распахнулась, и что-то влетело в прихожую. Ворвавшись в их комнату, Джиб с трудом затормозил.

– Марк, – сказала он. – Снова неприятности. Опять появился Беккет.

Корнуэлл вскочил.

– Беккет? Вот как? А церберы?

– Он бежал от них.

– Невозможно, – сказал Корнуэлл. – Как от них убежать? Где он?

– Он у моста. Прибежал к нам голый, но Бромли принес ему полотенце.

Дверь снова хлопнула. Тяжело вбежал Снивли.

– Это ловушка! – закричал он. – Мы не можем его оставить здесь. Церберы позволили ему убежать специально. Теперь они скажут, что мы ему предоставили убежище, и набросятся на нас.

– А, эти маленькие жалкие песики, – сказала ведьма. – Где моя метла? Ни один цербер не подойдет ко мне. Дам им разок как следует…

– Мы не можем его вернуть им, – сказал Корнуэлл. – После того, что мы вчера видели, он имеет право просить у нас защиты. В конце концов, он христианин, хотя и весьма плохой.

Корнуэлл быстро вышел наружу, а за ним последовали остальные.

Снаружи по склону холма к дому поднималась пестрая процессия. Посреди, обвязанный по талии полотенцем, шел Беккет, а за ним, обернув тетиву лука вокруг его шеи, шел Хол. Еще дальше, во главе толпы троллей, домовых, гномов и фей, шел Оливер.

Хол указал пальцем через плечо.

– Мы не одни, – сказал он Корнуэллу, не отводя взгляда от Беккета.

Корнуэлл посмотрел в указанном направлении. На вершине соседнего холма за ручьем сидела стая церберов, ничего не делая. Они кротко сидели и ждали, что произойдет.

С этого же холма, направляясь к мосту, спускался весьма неуклюжий гигант, примерно двадцати футов ростом, но с очень маленькой головой. Корнуэлл понял, что его голова не больше человеческой, а может, даже и меньше. Огромное тело гиганта не было мускулистым, это было мягкое, дряблое тело безо всякой силы. Двигался он медленно, и его большие ступни гулко ударялись о землю. Длинные вялые руки свисали, но не раскачивались, как у человека при ходьбе, а просто свисали и дергались при каждом шаге.

Корнуэлл пошел ему навстречу.

– Оставайтесь с Беккетом, – сказал он Холу. – Я с ним справлюсь.

Гигант остановился у моста. Он широко расставил ноги, и голос его загремел так гулко, что все могли его услышать.

– Я посланник церберов, – ревел он, – и я говорю с теми, у кого нет права находиться здесь. Я принес вам последнее предупреждение. Поворачивайте назад, возвращайтесь туда, откуда пришли. Но сначала выдайте того, который бежал.

Он замолчал и стал ждать ответа.

Корнуэлл услышал сзади шум и поспешил обернуться. Беккет вырвался от Хола и бежал к груде булыжников. Лук по-прежнему висел у него на шее. Хол гнался за ним. Неожиданно Беккет куда-то провалился. Он исчез, как-будто земля поглотила его.

Ведьма, ковылявшая сзади, испустила громкий крик.

– Вот сейчас начнется! – закричала она. – Он провалился прямо в нору к людоеду.

– Отвечайте! – взревел гигант. – Дайте же ответ!

Корнуэлл повернулся к нему лицом.

– Мы простые пилигримы, – сказал он. – И не хотим ни с кем ссориться. Мы лишь ищем древних.

Вестник загоготал.

– Древние, если вы их найдете, разрежут вас на куски, – ревел он. Вы сошли с ума, если их ищите. Никто не пройдет через Сожженную равнину, это запретное место, дальше вы не пойдете. Отдавайте пленника и поворачивайте назад. Если вы это сделаете, то мы вас не тронем и вы благополучно доберетесь до Пограничья. Даем вам обещание.

– Мы не повернем, – ответил Корнуэлл. – Не для того мы прошли так много, чтобы поджать хвост и бежать назад. И мы не отдадим пленника. Он уже ответил перед вами, и теперь должен ответить нам.

– Да будет так, – заревел гигант. – И да падет ваша кровь на ваши руки, а не на наши.

– Кровь совершенно не нужна, – закричал Корнуэлл. – Ни на чьих руках. Пропустите нас. Найдя древних, мы вернемся в свои земли.

– А пленник? Ему бежать еще много миль. И еще долго он должен кричать. Конец агонии – это не для него. Он осквернил нашу священную землю своим отрядом, и отныне, сэр ученый, это означает войну против чужаков. Но к вам мы пока мягки и добры. Будьте рады и этому, и отдайте нам нашу игрушку.

– Мы его отдадим, но только если вы его убьете, можно ужасно, но быстро.

– Зачем? Вы ведь не хотите лишить нас забавы?

– Если вы не убьете его быстро, тогда лишим.

– Поступите так, – загремел гигант, – и вы займете его место.

– Посмотрим, – сказал Корнуэлл.

– Значит, вы отказываетесь вернуть его?

– Отказываюсь.

Гигант повернулся и неуклюже пошел назад. Церберы не шевельнулись.

Сзади снова началось смятение и Корнуэлл обернулся. Тролли, гоблины и другие маленькие существа разбегались во всех направлениях. Из-под земли за булыжниками поднимался живой ужас.

Ведьма кричала, колотя метлой по земле:

– Я вам говорила, что сейчас начнется. Он провалился в нору к людоеду, а с людоедом шутки плохи.

Было видно, как людоед, что-то таща, пятился из норы. Подбежав ближе, Корнуэлл увидел, что он тащит. Это был Беккет, яростно вопящий, цеплявшийся за землю и упирающийся изо всех сил.

Людоед сильно дернул Беккета, и тот выскочил из норы, как пробка из бутылки. Лук Хола каким-то образом все еще держался на шее. Людоед презрительно отбросил его в сторону.

– Есть у вас уважение к чему-нибудь? – закричал он, обращаясь не только к Беккету, но и ко всем присутствующим. – Разве жилище не священно? И что тут происходит? Зачем вы тут все стоите?

– Сэр Людоед, – сказал Корнуэлл. – Мы чрезвычайно сожалеем, но мы не думали вас беспокоить.

Людоед оказался приземистым животным, похожим на жабу. Глаза у него были как блюдца, а рот ужасал острыми зубами. Тело его было сплошь покрыто грязью, которая отпадала кусочками, когда он двигался.

– Такого никогда не случалось, – сказал людоед, – все местные жители знают меня. Только чужак мог поступить так, как этот. Хотя, была когда-то девочка, которая швыряла в мою нору землю, камни и другие предметы. До сих пор не понимаю, какое удовольствие она находила в этом.

Его глаза-блюдца остановились на Мери.

– Если я не ошибаюсь, – сказал он, – вот она и есть, эта девочка. Немного подросла, правда, но это она.

Ведьма подняла метлу.

– Назад! – закричала она. – И не вздумай класть на нее свои грязные лапы. Она была живым ребенком и не хотела тебе вреда. Она играла и веселилась, ведь в нашей земле так мало веселья.

Мери сказала:

– Мне очень жаль. Я не понимала, что беспокою вас. Видите ли, мы делали вид, что боимся, бросая камни и палки – очень небольшие, как я помню – и тут же поворачивались и убегали.

– И ты, и этот домовой Скрипичные Пальцы, и сумасшедший тролль Бромли – впрочем, и этот домовой и все тролли сумасшедшие – вы думали, что я не знаю о вас, а я знал и хихикал над вами. Вероятно, вам трудно представить себе, как я могу хихикать.

– Не знаю, – сказала Мери. – Если бы я знала тогда об этом, то пришла бы к вам и представилась.

– Ну что ж, – сказал людоед, усаживаясь на землю. – Теперь ты знаешь, давай приходи.

Он хлопнул по земле рядом с собой.

– Иди сюда и садись.

Ведьма радостно взвизгнула.

– Иди, – сказала она Мери, – я принесу чайник и мы будем пить чай.

Она повернулась и заторопилась домой. Корнуэлл увидел, что Хол и Джиб крепко держат Беккета, который пассивно лежал на земле.

– Что с ним делать? – спросил Хол.

– Он заслуживает того, чтобы отрубить ему голову, – сказал Корнуэлл. – Правда, мы можем возвратить его церберам, но это кажется мне отвратительным.

– Умоляю о милосердии, – взвыл Беккет. – Как один христианин другого, прошу о милости. Вы не должны отдавать христианина на растерзание языческой орде.

– Вы зверь, – ответил Корнуэлл, – и очень плохой христианин. Я предпочел бы десять язычников подобному христианину, как вы. У меня нет сочувствия к человеку, который пытался меня убить.