Текст книги "Зачарованное паломничество"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Саймак Клиффорд Дональд
Зачарованное паломничество

1

Гоблин со стропил следил за прячущимся монахом, который шпионил за ученым. Гоблин ненавидел монаха и имел для этого все основания. Монах никого не ненавидел и не любил: он был фанатичен и честолюбив. Ученый тайком спрятал рукопись, найденную им в переплете книги.

Был поздний час, в библиотеке затихало. Где-то украдкой скреблась мышь. Свеча, стоявшая на столе, над которым согнулся ученый, почти догорела.

Ученый сунул рукопись под рубашку. Он закрыл книгу, поставил ее на полку и пальцами погасил огонек свечи. Бледный лунный свет сквозь высокие окна, доходящие почти до стропил, залил библиотеку призрачным светом.

Ученый, пробираясь между столиками, направился в фойе. Монах еще больше вжался в тень и позволил ему пройти. Он не пытался остановить ученого. Гоблин, полный ненависти к монаху, в задумчивости поскреб голову.

2

Марк Корнуэлл ел хлеб с сыром, когда раздался стук в дверь. Комната была маленькой и холодной: горстка горевших прутьев в маленьком камине не согревала ее.

Марк встал и, прежде чем подойти к двери, стряхнул крошки сыра с одежды. Он открыл дверь: перед ним стояло маленькое сморщенное существо, едва ли трех футов ростом, одетое в изорванные кожаные брюки. Ноги у него были голые и волосатые, на теле – изношенная куртка алого бархата, а на голове красовался колпачок.

– Я гоблин со стропил, – сказало существо. – Можно войти?

– Конечно, – ответил Корнуэлл. – Я о вас слышал. Но я думал, что вы миф.

Гоблин вошел и устремился к камину. Присев на корточки, он протянул руки к огню.

– Почему вы считали меня мифом? – обидчиво спросил он. – Вы знаете, что существуют и гоблины, и эльфы, и другие из Братства. Почему же вы усомнились в моем существовании?

– Не знаю, может быть потому, что я вас никогда не видел.

– Я прячусь. Остаюсь на стропилах, там много укромных мест, и меня трудно увидеть. Некоторые читатели очень пугливы. У них нет чувства юмора.

– Хотите сыра? – спросил Корнуэлл.

– Конечно, хочу. Что за глупый вопрос?

Он отошел от огня и примостился на грубой скамейке у стола. Осмотрелся.

– У вас не очень легкая жизнь. В комнате нет мягкости. Все жесткое и суровое.

– Я доволен, – сказал Корнуэлл. Он достал из ножен кинжал, отрезал сыра, потом хлеба и протянул их гоблину.

– Грубая еда, – заметил гоблин.

– Все, что имею. Но вы ведь пришли не за хлебом и сыром.

– Нет. Я видел вас вчера вечером. Видел, как вы стащили рукопись.

– Ага. И что же вам нужно?

– Ничего, – ответил гоблин. Он откусил сыра. – Я пришел сказать, что монах, Освальд, тоже следил за вами.

– Если бы он следил, то задержал бы.

– Мне кажется, – заметил гоблин, – что вас совершенно не мучают угрызения совести. Вы даже не пытаетесь скрыть это.

– Вы видели меня, – сказал Корнуэлл, – и тоже не остановили. Тут дело гораздо серьезнее, чем кажется.

– Возможно. Вы долго здесь были студентом?

– Почти шесть лет.

– Больше вы не студент. Ученый.

– Особой разницы нет.

– Конечно, – согласился гоблин, – но вы больше не стыдливый школьник. Вы переросли простого студента.

– Возможно, но я не совсем понимаю…

– Дело в том, что Освальд видел, как вы крадете документ, и все же позволил вам уйти. Мог он знать, что вы украли?

– Сомневаюсь. Я сам не знал, пока не увидел. Я не искал его. Я даже не знал, что он существует. Снимая книгу с полки, я заметил в переплете что-то странное. Он был слишком толстый. Похоже было, что в нем что-то спрятано.

– Если это было так заметно, почему же его до сих пор никто не нашел? Можно еще сыра?

Корнуэлл отрезал еще сыра.

– На ваш вопрос ответить очень легко. Вероятно, уже сто лет книги не трогали.

– Затерянный том, – сказал гоблин. – Таких много. Не расскажете ли, о чем он?

– Рассказ путешественника. Написан несколько столетий назад. Очень древний почерк. Какой-то монах давным-давно прекрасно переписал его, со сложными разноцветными буквами и рисунками на полях. Но все – пустая трата времени. В основном это собрание небылиц.

– Зачем же вы его искали?

– В небылицах иногда скрываются зерна истины. Я искал упоминание об одном обстоятельстве.

– И нашли?

– Не в книге. В спрятанной рукописи. Я склонен считать, что книга копия с оригинала. Вероятно, единственная копия. Такие рассказы не часто переписываются. Должно быть, монах работал с рукописью путешественника. Он изготовил великолепную книгу, которой вправе был гордиться.

– Вы думаете, что его мучила совесть, и он пошел на компромисс: не переписал страницу, а спрятал ее под переплет?

– Что-то в этом роде, – сказал Корнуэлл. – Ну, а теперь поговорим, зачем вы пришли сюда.

– Монах, – сказал гоблин. – Вы не знаете этого Освальда, как я его знаю. Из всех подонков он самый худший. Для него нет святынь. Ни один человек не может считать себя в безопасности рядом с ним. Вы, должно быть, догадались, что он не зря позволил вам уйти.

– Мое воровство, похоже, вас не беспокоит, – заметил Корнуэлл.

– Вовсе нет. Я на вашей стороне. Много лет этот проклятый монах отравлял мне жизнь. Он пытался поймать меня, пытался стащить вниз. Я громко говорил о его грехах, старался так или иначе отплатить ему, но он продолжал меня преследовать. Вероятно, вы поняли, что я не желаю ему добра.

– Вы думаете, что он хочет донести на меня?

– Если я его хорошо знаю, – ответил гоблин, – то он продаст информацию.

– Кому? Кто в ней заинтересован?

– Подумайте сами, – сказал гоблин, – рукопись, спрятанная в древней книге, украдена. Значит, она достаточно важна, чтобы быть спрятанной и украденной. Интересно?

– Вероятно, вы правы.

– В городе и в университете найдется немало беспринципных авантюристов, которые заинтересуются этой информацией.

– Вы думаете, рукопись у меня украдут?

– Не сомневаюсь. Да и жизнь ваша в опасности.

Корнуэлл отрезал еще сыра и протянул гоблину.

– Спасибо, – поблагодарил гоблин. – И хлеба, пожалуйста.

Корнуэлл отрезал и хлеба.

– Я вам признателен, – сказал он. – А что вам в этой истории интересно?

– Я думаю, что это очевидно, – ответил гоблин. – Я хочу, чтобы этому проклятому монаху прищемили нос.

Он положил хлеб с сыром на стол, сунул руку под куртку и извлек несколько листочков пергамента.

– Я думаю, сэр, вы владеете пером?

– Мне кажется, да, – ответил Корнуэлл.

– Это старый пергамент, прежние надписи на нем стерты. Я предлагаю снять копию с украденной рукописи и положить в таком месте, где бы ее смогли бы найти.

– Но я…

– Копия, но с некоторыми изменениями… Маленькими изменениями, которые собьют со следа.

– Это легко сделать, – сказал Корнуэлл. – Но чернила будут свежими, будут отличия в почерке и…

– Кто сейчас разбирается в разных почерках? Кроме вас, никто не видел рукописи. Никто и не догадается, если стиль немного изменится. Пергамент старый, а что касается старой записи, то в древние времена, когда пергамента не хватало, часто использовали исписанный.

– Ну, не знаю, – заметил Корнуэлл.

– Ученый смог бы распознать подделку, но вероятность того, что рукопись попадет к ученому, очень мала, во всяком случае, вы к тому времени будете далеко…

– Далеко?

– Конечно, – сказал гоблин. – Не можете же вы оставаться здесь после происшедшего.

– Вероятно, вы правы. Я сам думал об этом.

– Надеюсь, сведения в рукописи стоят всех этих беспокойств. Но если даже и нет…

– Я думаю, они стоят, – заметил Корнуэлл.

Гоблин слез со скамьи и направился к двери.

– Секунду, – сказал Корнуэлл. – Как вас зовут? И увидимся ли мы снова?

– Меня зовут Оливер, по крайней мере так я себя называю. И вряд ли мы еще встретимся. Хотя… погодите. Сколько времени вам нужно для изготовления подделки?

– Немного.

– Тогда я подожду. Моя власть невелика, но кое-чем я могу помочь. Я знаю небольшое заклинание, от которого чернила поблекнут, а пергамент будет выглядеть древним.

– Я в долгу перед вами, – сказал Корнуэлл. – Но вы не спросили, о чем идет речь в рукописи.

– Вы сможете рассказать за работой.

3

Лоуренс Беккет со своими людьми засиделся за выпивкой. Ужинали рано, но они все еще сидели за столами, на которых валялись кости и куски хлеба. Горожане, завсегдатаи таверны, уже разошлись, и хозяин, отослав слуг, сам остался у прилавка. Он хотел спать, и часто зевал, но не торопил гостей: не так уж часто в «Кабаньей голове» появлялись посетители с таким количеством денег. Студенты заглядывали редко и приносили больше беспокойства, чем прибыли, а горожане прекрасно умели растягивать один стакан на целый вечер. «Кабанья голова» стояла не на главной дороге, а на боковой улице, и купцы не часто находили сюда дорогу.

Дверь открылась, и вошел монах. Он постоял, вглядываясь в полутьму таверны. Хозяин за прилавком напрягся; какое-то шестое чувство подсказало ему, что этот визит не принесет ему ничего хорошего. Уже много лет люди в рясах не переступали порога его таверны.

После недолгого колебания монах натянул капюшон на голову, как бы не желая смешиваться с посетителями, и направился к столу, где сидел Беккет и его люди. Он остановился перед Беккетом.

Беккет вопросительно взглянул на него, монах молчал.

– Альберт, – сказал Беккет, – налей этой ночной птице вина. Редко приходится пить с людьми в такой одежде.

Альберт налил вина и протянул монаху.

– Мистер Беккет, – сказал монах, – я слышал, что вы в городе. Хочу поговорить с вами наедине.

– Конечно, – сердечно отозвался Беккет, – поговорим. Но только не наедине. Эти люди все равно, что я. То, что могу услышать я, годится и для их ушей. Альберт, стул сэру монаху.

– Разговор должен быть наедине, – настаивал монах.

– Ладно, – сказал наконец Беккет. – Пересядьте за другой стол, сказал он собутыльникам. – Можете взять с собой свечку.

– Вы смеетесь надо мной, – сказал монах.

– Смеюсь. Не могу представить себе, чтобы вы сказали что-нибудь важное.

Монах сел рядом с Беккетом, осторожно поставил на стол кружку с вином и подождал, пока остальные не отойдут.

– Ну, что за тайну вы хотите мне рассказать? – спросил Беккет.

– Прежде всего, я знаю, кто вы такой на самом деле. Не просто торговец, как думают некоторые.

Беккет ничего не сказал, просто взглянул на монаха. Но выражение лица у него не изменилось.

– Я знаю, что у вас есть доступ к церкви, – продолжал монах. – За то одолжение, что я вам сделаю, вы замолвите за меня словечко.

– А что за одолжение?

– Час назад в университетской библиотеке украдена рукопись.

– Пустяки.

– Возможно, но рукопись была спрятана в древней и почти неизвестной книге.

– Вы знали об этой рукописи? О чем она?

– Не знал, пока вор не отыскал ее. И о чем она, я не знаю.

– А книга древняя?

– Написана очень давно путешественником по имени Тейлор. Он путешествовал по Диким землям.

Беккет нахмурился.

– Я знаю о Тейлоре. Вернее, слухи о его находках, но я не знал, что он написал книгу.

– Почти никто не знает о ней. Ее переписали только раз. Это копия в нашей библиотеке.

– Вы читали ее, сэр монах?

– До сих пор она меня не интересовала. На свете так много книг. И рассказы путешественников обычно лживы.

– Вы думаете, что рукопись имеет какую-либо ценность?

– Да. Уж очень хорошо она была спрятана. Зачем иначе ее было прятать?

– Интересно, – негромко сказал Беккет. – Очень интересно. Но ценность ее не доказана.

– Если у нее нет ценности, вы мне ничего не должны.

– Джентльменское соглашение.

– Да, – согласился монах, – джентльменское соглашение. Рукопись нашел ученый, Марк Корнуэлл. Он живет в самой верхней мансарде наемного дома на углу улиц Короля и Доски.

Беккет нахмурился.

– Корнуэлл?

– Несносный человек откуда-то с Запада. Неплохой студент, но слишком замкнутый. Не имеет друзей. Живет бедно. Почти все его товарищи по учебе разъехались, довольные тем, что получили. Он же остался. Думаю, главным образом из-за того, что интересуется древними.

– Как это «интересуется древними»?

– Он считает, что они еще существуют. Он изучил их язык, или, вернее то, что считает языком древних. Об этом есть несколько книг. Он изучил их.

– Почему он интересуется древними?

Монах покачал головой.

– Не знаю, я не знаю этого человека. Я говорил с ним один или два раза. Интеллектуальное любопытство, может быть. А может, что-нибудь другое.

– Может, он думает, что Тейлор писал о древних?

– Может быть. Тейлор мог о них писать. Я не читал эту книгу.

– Рукопись сейчас у Корнуэлла? Он спрячет ее?

– Сомневаюсь. Если спрячет, то не очень далеко. Он считает, что его воровство никому не известно. Я видел, как он украл ее, но позволил ему уйти. Я не пытался остановить его. Он не мог знать обо мне.

– Не кажется ли вам, сэр монах, что этот студиозус, ваш друг с легкими пальцами, стоит на краю ереси?

– Это, мистер Беккет, предстоит решить вам. Вокруг нас множество знаков ереси, но лишь мудрец может дать точное определение.

– Как вы думаете, бывает политическая ересь?

– Я никогда не думал об этом.

– Это хорошо, – сказал Беккет, – потому что при определенных, точно указанных условиях, сам университет, а особенно его библиотека, могут оказаться под подозрением в ереси из-за того, что стоит на ее полках.

– Могу заверить вас, что книги не используются со злыми намерениями. Только для того, чтобы выработать инструкцию по борьбе с ересью.

– Ну, если вы ручаетесь, то мы можем оставить это, – сказал Беккет. Что касается другого дела, то я могу считать, что вы не готовы раздобыть рукопись и отдать ее нам.

Монах пожал плечами.

– У меня нет возможностей для такой операции. Я сообщил вам, этого достаточно.

– Вы считаете, что я больше подхожу для этого?

– Поэтому я и пришел к вам.

– Откуда вы узнали, что я в городе?

– В городе повсюду уши. Мало что в нем остается неизвестным.

– И вы слушаете внимательно?

– Такова моя привычка.

– Хорошо, – сказал Беккет. – Договорились. Если документ будет найден и окажется ценным, я замолвлю за вас слово. Этого вы хотите?

Монах молча встал.

– Говоря о вас, я должен знать и ваше имя.

– Я брат Освальд.

– Запомню, – сказал Беккет. – Кончайте же вино, и примемся за работу. Король и Доска?

Монах кивнул и потянулся к вину. Беккет встал, подошел к своим людям, потом вернулся.

– Вы не пожалеете, что пришли ко мне, – закончил он.

– Надеюсь, – ответил брат Освальд.

Он допил вино и поставил кружку на стол.

– Я увижу вас снова? – сказал он.

– Если будете искать меня.

Монах завернулся в плащ и пошел к двери. Снаружи луна скрылась за деревьями, и в узком переулке было темно. Монах шел осторожно, нащупывая путь по скользким булыжникам.

К нему скользнула тень. В темноте тускло сверкнула сталь. Монах захрипел и упал, из его горла хлынула кровь. Потом он затих. Его тело нашли утром.

4

Джиб из Болот встал до восхода солнца. Он всегда вставал рано, но сегодня у него было очень много дел. Именно сегодня гномы велели ему прийти за новым топором: лезвие старого, изношенное и стершееся, уже невозможно было наточить как следует.

Обычно по утрам в это время года болото затягивал низкий туман, но сегодня утро было ясное. Несколько клочьев слоистого тумана висело над островом, где добывались дрова, но в целом тумана не было. На восток и на юг тянулось плоское болото, коричневое и серебряное, поросшее тростником и травами. Утки плескались в прудах поблизости, мускусная крыса плыла по полоске воды, оставляя за собой аккуратный разбегающийся след в виде буквы «V». Где-то далеко крикнула цапля. К западу и северу на фоне неба поднимались холмы, заросшие лесом – дубами и кленами, и некоторые из них уже были тронуты огненными красками осени.

Джиб стоял и смотрел на холмы. Где-то там, в густом лесу, был дом его лучшего друга – Хола из Дуплистого Дерева. Почти каждое утро, если не было тумана, он пытался различить это дерево, но никогда не мог: на таком расстоянии деревья не отличались друг от друга. Он знал, что сегодня у него не будет времени навестить Хола: взяв топор, он должен проведать одинокого отшельника, который жил в известковой пещере одного из отдаленных холмов. Уже целый месяц он не навещал отшельника.

Он скатал коврик из гусиного пуха и шерстяное одеяло и спрятал их в хижине в центре плота. Если было не холодно и не шел дождь, он всегда спал под открытым небом. На металлической пластине на передней части плота он разжег костер, используя сухую траву и прутья, которые у него хранились под навесом для дров, так же, как и фитиль, кремень и огниво.

Когда костер разгорелся, Джиб сунул руку в прикрепленный к плоту садок и вытащил рыбу. Он убил ее ударом ножа и быстро выпотрошил. Потом бросил филе в котел, который поставил на решетку над огнем, а сам присел на корточки, чтобы присматривать.

В болотах было тихо. Лишь негромко крякали утки, да изредка слышался плеск рыбы. Впрочем, подумал Джиб, в это время всегда тихо. Позже в камышах начнут ссориться птицы, над головой со свистом пронесется дичь, станут слышны резкие крики чаек.

Восток посветлел, и болота, раньше бывшие неразличимыми, коричнево-серебристыми, стали приобретать новые очертания. Показалась в отдалении линия ив; они росли на узкой полоске земли, отделявшей отдаленную речку от болота. Стала видна полоска тростника у лесистого холма; видно было даже, как покачиваются на бродячем ветру его метелки.

Джиб ел из котелка, не заботясь о тарелке, а плот мягко покачивался на воде. Джиб попытался представить, какой же должна быть жизнь на прочной земле без этого постоянного покачивания. Всю жизнь он провел на плоту, который замирал лишь тогда, когда болота замерзали.

Думая о холодах, он перебрал в уме все необходимые приготовления к зиме. Нужно закоптить побольше рыбы, собрать корни и семена, постараться добыть несколько мускусных крыс для зимней одежды. И приготовить дрова. Но это дело пойдет быстрее, когда у него будет новый топор.

Он вымыл котелок, потом отнес в привязанную к плоту лодку узелки, которые связал перед сном. В них была сушеная рыба и дикий рис – подарки для гномов и отшельника. В последний момент он положил в лодку и старый топор: гномам металл пригодится.

Джиб тихо греб вниз по протоке, не желая нарушать утреннюю тишину. На востоке вставало солнце, и на противоположных холмах ранние осенние краски вспыхнули ярким сиянием.

Приближаясь к берегу, за поворотом протоки Джиб увидел плот. Частично он скрывался в воде, но задняя часть выдавалась в канал. Старый болотник сидел на корме плота и плел сеть. Когда появился Джиб, старик, вглядываясь, принялся приветливо махать руками. Это был старый Друд, и Джиб удивился, что это он тут делает? Когда он в последний раз слышал о Друде, его плот был поблизости от ивового берега у реки.

Джиб причалил свою лодку к плоту и веслом удерживал ее.

– Давненько не виделись, – сказал он, – а когда вы переплыли сюда?

– Несколько дней назад, – ответил Друд. Он оставил сеть и присел на корточки рядом с лодкой. Джиб видел, что Друд постарел. Насколько он мог вспомнить, его всегда звали старым Друдом, даже когда он не был старым, но теперь годы начали оправдывать прозвище. Друд поседел.

– Подумал, что смогу раздобыть здесь дров, – сказал он. – На той стороне, у реки, осталось не так уж много ив, да и горит ива плохо.

Переваливаясь, из-за хижины вышла миссис Друд. Она заговорила высоким, писклявым голосом:

– Мне показалось, что слышу кого-то. Это молодой Джиб? – она прищурила свои слабые глаза.

– Здравствуйте, миссис Друд, – ответил Джиб. – Рад, что вы теперь мои соседи.

– Мы вряд ли останемся здесь надолго, – сказал Друд. – Вот только наберем дров.

– А у вас есть дрова?

– Немного. Дело идет медленно. Никто не помогает. Дети разошлись и ведут теперь свою жизнь. А я не могу работать, как раньше.

– Мне тут не нравится, – сказала миссис Друд. – Здесь волки.

– А у меня топор, – сказал Друд. – Ни один волк не подойдет ко мне, пока со мной топор.

– Все дети разошлись, – повторил Джиб. – Когда я в последний раз вас видел, с вами были Дэйв и Алиса.

– Алиса вышла замуж три месяца назад. За парня с южного конца болот. Дэйв построил себе плот. Хорошая работа. Не позволил мне помогать. Сказал, что должен сделать сам. Прекрасный плот. И передвинулся на восток. Мы время от времени видимся с ним и Алисой.

– У нас есть эль, – сказала миссис Друд. – Хотите кружку эля? Я и позабыла спросить у вас, вы завтракали? Я приготовлю за минуту.

– Спасибо, миссис Друд, я завтракал. А вот эля бы выпил.

– Принеси и мне тоже, – сказал Друд. – Нельзя позволить Джибу пить одному.

Миссис Друд побрела в хижину.

– Да, сэр, – сказал Друд, – не так-то просто заготовить дрова. Но со временем я справлюсь. Здесь хорошие дрова: большей частью дуб и клен. Сухие, хорошо горят, и много упавших деревьев. Их годами никто не трогает. Пройдет иногда караван, разведет костер, но это никак не сказывается. А выше по холму растут гикори с лохматой корой – это же вообще лучший сорт дров. Их внизу не часто найдешь. Но тащить их оттуда…

– Сегодня я занят, – сказал Джиб, – но завтра и послезавтра могу вам помочь.

– Не нужно, Джиб. Я и сам управлюсь.

– Мне самому нужны дрова гикори.

– Тогда другое дело. Буду рад вместе поработать. И спасибо.

Вернулась миссис Друд с тремя кружками эля.

– Еще одну я принесла для себя, – пискнула она. – У нас не часто бывают гости. Немного посижу с вами, пока мы пьем эль.

– Джиб поможет мне завтра с дровами, – сказал Друд. – Мы пойдем за большим гикори.

– Гикори хорошие дрова, – отозвалась миссис Друд.

– Я иду за новым топором, – сказал Джиб и добавил, – старый почти весь стерся, мне его дал еще отец.

– Я слышала, твои родители вблизи Енотовой отмели, – сказала миссис Друд.

Джиб кивнул.

– Да, последнее время жили там. Хорошее место. Много дров, отличная рыбалка, множество мускусных крыс, полоска с диким рисом поблизости, я думаю, что они там останутся.

– Вы получите новый топор у гномов? – спросил Друд.

– Да, пришлось немного подождать. Я говорил с ними об этом прошлым летом.

– Прекрасные работники, эти гномы, – рассудительно сказал Друд. – И железо хорошее. У них сейчас жила отличной руды. Все время приходят караваны и забирают у них товар. У них прекрасная репутация, и им легко все продавать. Иногда приходится слышать про гномов ужасные вещи. Но сами гномы не такие. Не знаю, что мы без них бы делали. Они здесь давно, никто уж и не помнит, как давно.

– Если сердце доброе, – сказала миссис Друд, – всегда можно ужиться.

– Гномы не нашего племени, мать, – напомнил Друд.

– Ну и что? Они живые существа и не многим отличаются от нас. Во многих отношениях к нам они ближе, чем люди. А народ холмов еще ближе к нам.

– Главное то, – заключил Друд, – что мы все живем мирно. Возьми нас и людей. Люди вдвое выше нас, и у них гладкая кожа, а мы покрыты шерстью. Люди умеют писать, а мы не умеем. У людей есть много такого, чего у нас нет, но мы не завидуем, а они не смотрят на нас свысока. Пока мы живем мирно, все в порядке.

Джиб прикончил свой эль.

– Мне пора, – сказал он, – впереди долгий путь. Я должен получить топор и навестить отшельника.

– Я слышал, что отшельник болен, – заметил Друд. – Он очень стар. Погодите минуточку, я кое-что хочу послать ему. Кусочек дикого меда, который мне дал народ холмов.

– Ему это понравится, – заметил Джиб.

Миссис Друд торопливо ушла.

– Я часто думаю, – сказал Друд, – как живет отшельник. Он сидит на своем холме, в своей пещере, никогда никуда не ходит и ничего не делает.

– К нему многие приходят, – ответил Джиб. – Он знает лекарства от всех болезней. От живота, от горла, от зубов. Но не все приходят только лечиться. Некоторые просто хотят поговорить.

– Да, он, наверное, со многими видится.

Вернулась миссис Друд с пакетом и отдала его Джибу.

– Приходите ужинать, – сказала она. – Если задержитесь, я сберегу для вас ужин.

– Спасибо, миссис Друд. – Джиб оттолкнулся от плота и поплыл по извилистой протоке; перед ним взлетали птицы, пролетали над головой, возмущенно кричали.

Джиб добрался до берега. Здесь земля круто поднималась от болота. Огромные деревья далеко над водой и над травой вытягивали свои ветви. Большой дуб рос так низко, что вода смыла землю с его корней, и они теперь, как когти, торчали над берегом.

Джиб привязал лодку к корню, взвалил на спину узлы, старый топор и начал забираться вверх. Он шел по еле заметной тропинке, извивающейся между двумя холмами. Он миновал дорогу, которой пользовались редкие торговые караваны.

Болота теперь были полны шума, но по мере того, как Джиб углублялся в лес, тишина смыкалась над ним. Шумела на ветру листва, время от времени раздавался глухой удар: это желудь падал на землю. Ранним утром трещали белки, приветствуя восход солнца, но теперь они неслышно занимались своими делами, как темные тени скользя в листве.

Подъем был крутой, и Джиб прислонился к поросшему мхом валуну, чтобы передохнуть. Лес ему не нравился. Попадая в него даже на короткое время, он всегда тосковал по болоту. Леса угрюмы и скрытны, а болото открыто. В болоте всегда знаешь, где находишься, а тут так легко заблудиться.