Текст книги "Миры Клиффорда Саймака. Книга 6"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

Глава 2

Когда в дверь постучали, Марк Корнуолл ел хлеб с сыром. В маленькой комнате было холодно; в очаге потрескивали дрова, но тепла от них исходило всего ничего. Корнуолл встал, стряхнул с куртки крошки сыра и открыл дверь. На пороге стояло весьма странное существо – крошечное, не более трех футов ростом, худое и сморщенное. Из-под поношенных кожаных брюк виднелись босые, густо заросшие шерстью ноги. Наряд существа дополняли старенькая рубашка из алого бархата и остроконечный колпак.

– Чердачный гоблин, – представилось существо. – Могу ли я войти?

– Разумеется, – ответил Корнуолл. – Я слышал о тебе, но, признаться, всегда считал тебя выдумкой.

Гоблин переступил порог и тут же устремился к очагу. Присев перед ним на корточки, он протянул ладони к огню.

– Это почему же? – справился он. – Тебе ведь известно, что на свете существуют гоблины, эльфы и другие члены Братства. Почему же ты не верил в меня?

– Может, потому, что никогда не видел, – отозвался Корнуолл. – По-моему, ты до сих пор вообще никому не попадался на глаза. Так что, сам понимаешь…

– Я прятался, – заявил гоблин, – скрывался у себя на чердаке, благо там до меня не так-то просто добраться. Дело в том, что некоторые ваши монахи ведут себя, ну, что ли, неразумно. Они начисто лишены чувства юмора.

– Сырку не хочешь? – предложил Корнуолл.

– Что за глупый вопрос? Конечно, хочу!

Гоблин отодвинулся от очага, огляделся и взобрался на деревянную скамью, что стояла у стола.

– Сдается мне, – заметил он, – жизнь у тебя не из легких. Обстановочка, прямо скажем, бедноватая.

– Какая есть. – Корнуолл вынул из висевших на поясе ножен кинжал, отрезал кусок сыра и ломоть хлеба и вручил угощение гоблину.

– И пропитание скудноватое, – продолжал тот.

– Увы. Однако я полагаю, ты явился не за сыром?

– Нет, – сказал гоблин. – Я видел тебя сегодня вечером. Видел, как ты украл манускрипт.

– И что? – поинтересовался Корнуолл. – Он тебе нужен?

– Ни капельки, – проговорил гоблин, вгрызаясь в сыр. – Я всего лишь хотел сообщить тебе, что видел не только я, а еще и монах по имени Освальд.

– Раз так – почему же он меня не остановил? Почему позволил уйти?

– У меня такое впечатление, что твоя совесть совершенно спокойна. Ты даже не пытаешься отрицать своей вины.

– Ты же видел меня, – произнес Корнуолл. – Видел, но вмешиваться не стал. Значит, у тебя имелись свои соображения.

– Может быть, – согласился гоблин. – Сколько лет ты здесь проучился?

– Почти шесть.

– То есть ты уже не студент, а ученый. Книжник.

– Разница небольшая.

– Возможно. Тем не менее ты вышел из того возраста, когда люди занимаются всяким озорством.

– Наверно. Но что-то я никак не пойму, куда ты клонишь…

– Я клоню к тому, что Освальд видел тебя и все же позволил тебе уйти. Может, он знал, что именно ты крадешь?

– Вряд ли. Я и сам не подозревал о существовании манускрипта, пока не наткнулся на него. Просто, когда книга очутилась у меня в руках, мне показалось, что переплет выглядит как-то странно. Из-под него словно что-то выпирало, как будто между кожей и основой находился посторонний предмет.

– Если он был таким заметным, почему же никто не обнаружил его раньше? – спросил гоблин. – Кстати, как насчет добавки?

Корнуолл отрезал еще сыру.

– Я думаю, ничего тут сложного нет. Должно быть, мне единственному на протяжении целого столетия взбрело в голову снять с полки этот том.

– Что ж, вполне вероятно, – признал гоблин. – А о чем говорилось в той, которую ты листал?

– Рассказ древнего путника, записанный в незапамятные времена каким-то монахом, который, надо отдать ему должное, сделал из книги произведение искусства: красочные инициалы, причудливые узоры на полях. А содержание – так, набор побасенок.

– Тогда зачем она тебе понадобилась?

– Порой из груды лжи проклевывается вдруг росток истины. Я искал упоминание о том, что меня интересовало.

– И нашел?

– Да, но не в книге, а в манускрипте. Мне думается, рассказ в книге записан со слов самого путешественника. Я вовсе не уверен, что подобное нагромождение небылиц могло удостоиться чести быть скопированным хотя бы пару раз. А монах молодец – такой работой можно и нужно гордиться.

– Ты говорил про манускрипт.

– Вообще-то манускриптом его назвать трудно, ибо он состоит всего-навсего из одного листка. Все то же повествование, но с подробностями, которые монах-переписчик почему-то опустил.

– Ты полагаешь, что его в конце концов замучила совесть и он пошел с ней на сделку, сунув листок за переплет?

– Может быть, – отозвался Корнуолл. – Но мы немного отвлеклись. Так зачем ты пришел?

– Монах, – сказал гоблин. – Ты не знаешь этого Освальда, а я знаю. Из всей их братии он самый опасный. Для него нет ничего святого, он готов шпионить за кем угодно. Ты, наверно, уже сообразил, что он намеренно выпустил тебя из библиотеки и не стал поднимать шум.

– Похоже, мое поведение тебя ничуть не возмущает, – хмыкнул Корнуолл.

– Ты прав. Скорее, я на твоей стороне. Этот треклятый монах столько лет отравлял мне жизнь, все норовил поймать меня, загнать то в одну, то в другую ловушку. Я, разумеется, не давал ему спуску, отплачивал всякий раз, когда он проворачивал очередную гнусность, однако он не отступался. Так что, как ты, вероятно, уже догадался, я питаю к нему отнюдь не добрые чувства.

– Ты думаешь, он выдаст меня?

– Насколько я его знаю, – ответил гоблин, – он попытается продать свои сведения.

– Кому? Кому они нужны?

– Начнем с того, – сказал гоблин, – что похищенный тобой манускрипт был спрятан за переплетом старинной книги. То, что его позаботились спрятать – и похитить, – наводит на размышления, не правда ли?

– Пожалуй.

– Как в городе, так и в самом университете, – продолжал гоблин, – найдется немало беспринципных искателей приключений, которые наверняка заинтересуются рассказом монаха.

– По-твоему, манускрипт могут утащить?

– Разумеется. А вместе с ним в опасности и твоя жизнь.

Корнуолл вновь угостил гоблина сыром.

– Благодарю, – сказал тот. – А нельзя ли получить еще хлебушка?

– Ты оказал мне услугу, – проговорил Корнуолл, выполнив его просьбу, – и я тебе весьма признателен. Но скажи, какого исхода ты ожидаешь?

– А разве не ясно? – удивился гоблин. – Я хочу, чтобы этот противный монах сел в лужу и как следует извозился в грязи. – Он положил хлеб с сыром на стол, сунул руку за пазуху и извлек оттуда несколько листов пергамента, которые расстелил на столе. – Сдается мне, сэр книжник, ты умеешь обращаться с пером.

– Во всяком случае, писать я пишу, – ответил Корнуолл.

– Ну и хорошо. Вот старый пергамент, с которого стерли весь прежний текст. Я предлагаю тебе переписать твой листок и возвратить его на место.

– Но я не…

– Перепиши его, – перебил гоблин, – но не целиком, а с изменениями, маленькими, незаметными, которые собьют ищеек со следа.

– Это просто, – сказал Корнуолл, – но свежие чернила выдадут подделку, и потом, мне не под силу скопировать в точности почерк. Обязательно проявятся различия, которые…

– Да кто сумеет их установить? Манускрипт видел только ты, поэтому за почерк можно не беспокоиться. Пергамент достаточно древний, а что касается стертого текста, то в старину такие вещи проделывали довольно часто.

– Не знаю, не знаю, – пробормотал Корнуолл.

– Чтобы отличить оригинал от подделки, нужен глаз книжника – а с чего ты взял, что твое творчество попадет в руки кому-нибудь из них? К тому же тебя все равно здесь не будет…

– Не будет?

– Конечно. Или ты полагаешь, что можешь оставаться тут после всего, что случилось?

– Наверно, ты прав. Честно говоря, я и сам подумывал уйти.

– Надеюсь, то, что написано в манускрипте, не окажется пустой выдумкой. Но даже если…

– По-моему, не окажется, – заявил Корнуолл. Гоблин соскользнул со скамьи и направился к двери.

– Постой, – окликнул его Корнуолл. – Ты не назвал мне своего имени. Мы еще увидимся?

– Меня зовут Оливер – по крайней мере, так я представляюсь людям. А насчет того, чтобы увидеться… Вряд ли. Хотя… Сколько тебе понадобится времени, чтобы изготовить подделку?

– Немного.

– Тогда я подожду. Мои возможности невелики, но кое в чем я смогу тебе помочь. Я знаю заклинание, которое обесцвечивает чернила и придает пергаменту, если его правильно сложить, весьма древний вид.

– Я сяду за работу прямо сейчас, – сказал Корнуолл. – Ты не стал расспрашивать меня, что же там такое написано, и большое тебе за это спасибо.

– Так ты же прочтешь мне, – заявил гоблин.

Глава 3

Лоуренс Бекетт засиделся со своими людьми допоздна. Все они усердно накачивались вином. Есть никому уже не хотелось, хотя на огромном, сплошь покрытом щербинами столе по-прежнему стояло блюдо с наполовину обглоданной бараньей ногой, а рядом лежало полбуханки хлеба. Горожане, которые заглянули в таверну, чтобы скоротать вечерок, давно разошлись по домам; хозяин отослал слуг спать, а сам остался за стойкой. Его клонило ко сну, он то и дело зевал, но вовсе не сердился на загулявших посетителей, ибо те проявляли столь редкую для «Головы вепря» щедрость. От студентов, которые порой заходили в таверну, было больше шуму, чем прибыли, а горожане, как правило, не давали себе воли; к тому же «Голова вепря» располагалась на одной из многочисленных боковых улочек, поэтому торговцы вроде Лоуренса Бекетта были в ней нечастыми, но всегда желанными гостями.

Дверь распахнулась, и в залу вошел монах. Он постоял, привыкая к царившему внутри полумраку, потом огляделся по сторонам. Хозяин за стойкой весь подобрался. Чутье подсказало ему, что появление этого посетителя сулит мало хорошего. Помимо всего прочего, святые отцы вообще не баловали таверну своим вниманием. Монах выждал мгновение-другое, похоже, справился с сомнениями, подобрал рясу, чтобы не волочилась по полу сего прибежища скверны, и направился в тот угол, где сидел за столом Лоуренс Бекетт. Подойдя поближе, он остановился и посмотрел Бекетту прямо в глаза. Тот ответил ему вопросительным взглядом. Монах промолчал.

– Элберт, – позвал Бекетт, – налей-ка этой ночной пташке вина. Когда еще придется чокнуться с человеком, который носит рясу?

Элберт наполнил стакан и, повернувшись на стуле, протянул его монаху.

– Мастер Бекетт, – сказал монах, – мне надо поговорить с вами наедине.

– Ну конечно, – Бекетт растянул губы в улыбке, – конечно. Но наедине не получится. Мои люди со мной заодно, и то, что предназначено услышать мне, годится и для их ушей. Элберт, подай нашему гостю стул.

– Нет, – возразил монах, – только наедине.

– Ладно. Давайте, ребята, пересаживайтесь за другой стол. Если хотите, можете прихватить с собой свечу.

– Мне кажется, вы смеетесь надо мной, – заметил монах.

– Ну да, – согласился Бекетт. – А что, нельзя? Монах сел на стул рядом с Бекеттом, осторожно поставил на стол стакан с вином и стал наблюдать, как перебираются в другой угол спутники торговца.

– И какую же тайну ты хочешь мне открыть? – справился Бекетт.

– Прежде всего, я знаю, кто вы такой на самом деле. Знаю, что вы никакой не торговец.

Бекетт молча разглядывал его.

– Я знаю, – продолжал монах, – что вы пользуетесь влиянием среди служителей церкви. В благодарность за услугу, которую я вам окажу, будьте добры, замолвите за меня перед ними словечко. Ведь вам это ничего не стоит.

– Что за услуга? – спросил Бекетт, сразу посерьезнев.

– Речь идет о манускрипте, украденном из университетской библиотеки всего лишь час назад.

– Ну и что?

– Он был спрятан в старинной и мало кому известной книге.

– Ты знал о нем? Знал, что там написано?

– Я видел, как вор доставал его из книги. А что там написано, я могу только догадываться.

– Что за книга?

– Очень древняя. Ее написал некий Тэйлор, который странствовал по Пустынному Краю.

– Я слыхал про Тэйлора и про находки, которые он якобы сделал. – Бекетт нахмурился. – Надо же, его книга.

– Редкая вещь. Ее скопировали всего лишь однажды, и в нашей библиотеке как раз копия.

– Ты читал ее, сэр монах?

– До сих пор она не представляла для меня интереса, – проговорил монах, пожимая плечами. – Мне и без нее хватает что читать. К тому же рассказам путешественников не стоит особенно доверять.

– Как по-твоему, чем ценен манускрипт?

– Наверно, чем-то он ценен, коль его так хитроумно спрятали. Иначе зачем было запихивать его под переплет?

– Интересно, – пробормотал Бекетт, – очень интересно. Однако загвоздка в содержании.

– Если в нем не будет ничего важного, значит, вы ничем мне не обязаны. Но я готов поспорить, что это не так.

– Играем по-честному?

– Да, – согласился монах, – по-честному. Манускрипт украл книжник по имени Марк Корнуолл. Он живет на чердаке в меблированных комнатах на углу Королевской улицы и улицы Плотников.

– Кто он такой? – спросил Бекетт.

– Не слишком приятный человек, явился сюда откуда-то с запада. Был прилежным студентом, разве что чересчур мрачным. Друзей у него нет. Перебивается с хлеба на воду. Все его сокурсники разъехались, а он остался. Мне думается, потому что хочет больше узнать о Древних.

– Что значит «больше»?

– Он считает, что они до сих пор живы. Изучил их язык – то, что именуется у нас их языком. В библиотеке хранятся учебники, и он все их проштудировал.

– А зачем ему Древние?

– Не знаю. – Монах покачал головой. – Мы с ним незнакомы, так, разговаривали пару раз. Наверно, любопытство ученого. Или что-то еще.

– Быть может, он полагает, что Тэйлор мог писать про Древних?

– Возможно. Все возможно. Я не читал той книги.

– Итак, манускрипт у Корнуолла. Наверняка он его припрятал.

– Вряд ли. Во всяком случае, недалеко. У него нет причин опасаться за свое сокровище. Он уверен, что его никто не видел. Я позволил ему уйти, так что он и не подозревает, что его уличили в краже.

– А не кажется ли тебе, сэр монах, что этот наш ученый и ловкий приятель чем-то смахивает на еретика?

– То решать не мне, а вам, мастер Бекетт. На мой взгляд, еретики окружают нас со всех сторон, но, чтобы изловить их, нужен острый, проницательный ум.

– Ты сказал, что еретики повсюду, или мне послышалось?

– Вам послышалось.

– Хорошо, – заметил Бекетт, – а то и университет, вернее, его библиотека, может подпасть под подозрение из-за книг, которые стоят на ее полках.

– Уверяю вас, книги не опасны. Мы используем их против еретиков.

– Хорошо, – повторил Бекетт, – твоего слова мне достаточно. Что же касается остального… Ты сумеешь добыть манускрипт и передать его нам?

– Мне страшно, – пробормотал монах с дрожью в голосе. – Я известил вас, а дальше уже не мое дело.

– А чье? Мое?

– Мне так показалось. Поэтому я к вам и пришел.

– Откуда ты узнал о том, что мы в городе?

– У стен есть уши. Мало что проходит незамеченным.

– А ты, надо полагать, ловишь каждое словечко?

– Привычка, – признался монах.

– Что ж, – сказал Бекетт, – договорились. Если пропажа найдется и окажется сколько-нибудь ценной, я позабочусь о тебе. Хорошо?

Монах кивнул.

– Чтобы сделать это, мне нужно знать, как тебя зовут.

– Брат Освальд.

– Я запомню твое имя, – произнес Бекетт. – Допивай вино, а мне пора. Ты сказал, на углу Королевской и Плотников?

Монах кивнул и потянулся за стаканом. Бекетт подошел к своим людям, переговорил с ними, потом вернулся обратно.

– Ты не пожалеешь, что доверился мне, – заявил он.

– Я надеялся на вас, – отозвался брат Освальд. Он опорожнил стакан и поставил его на стол. – Мы еще встретимся?

– Нет – если только ты не разыщешь меня снова. Монах подобрал рясу и направился к двери. На улице было темно: луна спряталась за крыши соседних домов. Монах ступил на мостовую и осторожно двинулся вперед. Внезапно в дверном проеме за его спиной блеснуло лезвие ножа. Монах рухнул навзничь. Пальцы его цеплялись за камни мостовой, из горла хлестала кровь. Потом он затих.

Тело нашли утром, когда встало солнце.

Глава 4

Болотный Джиб поднялся еще до рассвета. Он всегда вставал рано; к тому же сегодня предстояло многое сделать. Ведь именно к сегодняшнему дню гномы обещали изготовить новый топор, который был ему ох как необходим, ибо лезвие старого затупилось настолько, что его, как ни старайся, уже невозможно было наточить. Обычно утренники в эту пору года выдавались туманными, но сегодня лишь несколько клочьев тумана висело над островком, на котором обитатели болота добывали лес. На восток и на юг болото – то бурое, то серебристое, заросшее камышом и травой, – тянулось до самого горизонта. В чистых заводях плескались утки, мимо Джиба проплыла, оставляя за собой расходящийся след на воде, ондатра; где-то в отдалении подала голос цапля. С запада и севера болото ограничивали холмы, на которых росли дубы, клены, гикори и другие деревья. Некоторых из них уже коснулись первые краски осени.

Джиб поглядел в сторону холмов. Там, в лесном краю, жил его добрый друг, Хэл из Дерева-с-дуплом. Каждое утро, если, конечно, на болото не наползал туман, Джиб выходил из дома, поворачивался лицом к холмам и, напрягая зрение, пытался разглядеть дерево Хэла, но на таком расстоянии все деревья казались одинаковыми. Жаль, но сегодня заглянуть к Хэлу не удастся: ведь после того как он заберет топор, нужно будет навестить старого отшельника, который укрылся от мира в пещере среди холмов. Последний раз они со стариком виделись месяц с лишним тому назад. Джиб скатал шерстяное одеяло и вместе с набитой гусиным пухом подушкой сунул его в хижину, что стояла посреди плота. Если позволяла погода – то есть если не было холодно или не шел дождь, – он предпочитал спать на свежем воздухе. На носовой части плота лежала железная пластина, и на ней Джиб развел огонь: он чиркнул кресалом, и искра воспламенила пучок сена и трут.

Когда костер разгорелся, Джиб пошарил рукой в садке, что покачивался, привязанный к бревнам, на воде рядом с плотом, извлек оттуда рыбину, прикончил ее одним ударом ножа, быстро очистил и нарезал на куски, которые бросил на сковородку, стоявшую над огнем на специальной подставке.

Царившую на болоте тишину нарушало только негромкое кряканье уток; порой слышался короткий всплеск – то выпрыгивала из воды какая-нибудь рыба. «По утрам, – подумалось Джибу, – здесь всегда так тихо. Зато потом в камышах примутся браниться дрозды, зашелестят над головой крылья водоплавающих птиц, раскричатся горластые чайки…» Небо на востоке посветлело, и стали видны прежде неразличимые детали пейзажа. Вдалеке проступила из мрака рощица ив, росшая по гребню возвышенности, что отделяла болото от реки. Пара рогозов у берега подрагивала на ветру, покачивая бурыми головками.

Джиб поел прямо со сковороды. По воде побежала рябь. «Интересно, – подумал он, – каково это – жить на твердой земле, которая неподвижна в любое время года?» Сам он, сколько себя помнил, всегда жил на плоту, а тот замирал в неподвижности лишь тогда, когда болото одевалось льдом. Кстати, о холодах: пора готовиться к зиме. Надо будет накоптить побольше рыбы, запастись корнями и травами, изловить несколько ондатр и сшить из шкур шубу и, конечно, нарубить дров. И тут ему никак не обойтись без нового топора.

Он сполоснул сковороду, потом уложил в лодку узелки, которые увязал накануне вечером. В них были сушеная рыба и дикий рис – дары для гномов и для отшельника. Поразмыслив, он прихватил с собой и старый топор: металл пригодится гномам в любом случае. Перебравшись в лодку, Джиб взял весло и двинулся в путь. Греб он медленно и осторожно, ибо хотел подольше насладиться утренним покоем. Солнце поднялось над холмами, и в его лучах засверкали первые краски приближающейся осени.

У самого берега Джиб заметил плот, уткнувшийся носом в прибрежные камыши. На его корме сидел, чиня сеть, старый болотник. Увидев Джиба, он приветственно махнул рукой. Джиб узнал старика Друда и удивился: что он тут делает? Ведь говорили, что Друд обосновался на берегу под ивами. Джиб причалил к плоту и зацепился за него веслом.

– Давненько не виделись, – сказал он. – Когда ты перебрался сюда?

– На днях, – ответил Друд. Он бросил сеть, подошел к краю плота и присел на корточки рядом с лодкой. «А он стареет», – подумал Джиб. Друда всегда называли стариком, даже в зрелом возрасте, но теперь прозвище, похоже, соответствовало наружности: Друд поседел. – Решил вот пособирать дровишек. У нас там одни ивы, а они, ты знаешь, горят не очень.

Из хижины показалась матушка Друд.

– Значит, мне не померещилось, – проговорила она высоким, визгливым голосом. – Сдается мне, к нам пожаловал молодой Джиб. – Зрение у нее было слабое, и, рассматривая гостя, она сильно щурилась.

– Здравствуйте, матушка Друд, – сказал Джиб. – Я рад, что мои соседи – вы.

– Ну, мы вряд ли задержимся, – сообщил Друд. – Нам бы только дровишек набрать.

– Но запас-то у вас есть?

– Веточка-другая, может, и завалялась. Тяжело, помогать некому, детишки все сами по себе. А я уже не тот, что раньше.

– Да и страшно, – прибавила матушка Друд. – Говорят, тут полно волков.

– А топор на что? – спросил Друд. – Ни один волк и близко не подойдет, пока у меня в руках топор.

– Выходит, вы вдвоем, – сказал Джиб. – А где же Элис с Дейвом?

– Элис вышла замуж три или четыре месяца назад, – ответил Друд. – За паренька с южной оконечности болота. А Дейв построил свой плот. Он у нас с руками, обошелся и без моей помощи. Плот у него получился просто отличный. Он уплыл на восток. Нет, они с Элис нас не забывают, навещают иногда, но…

– Эля хочешь? – спросила матушка Друд. – Да, а может, ты не завтракал?

– Спасибо, матушка Друд, я завтракал, но вот от кружечки эля не откажусь.

– И мне тоже, – вмешался Друд. – Негоже Джибу пить одному.

Матушка Друд заковыляла обратно в хижину.

– Такие дела, – проговорил Друд. – Дрова достаются нелегко, но я худо-бедно справляюсь. А лес тут хороший, сплошь дубы да клены, и все сухие, хоть бери да сразу в огонь. Да, сушняка навалом. Порой, правда, останавливаются на ночевку путники, но что они там сожгут – всего ничего, так что это ерунда. А на холме, чуток подальше, валяется гикори. Древесина, скажу я тебе, первый сорт. Такая не часто попадается. Жаль, идти далеко…

– Сегодня я занят, – сказал Джиб, – но завтра и послезавтра я могу вам помочь.

– Не стоит, Джиб. Сам справлюсь.

– Зачем надрываться? И потом, гикори мне тоже не помешает.

– Ладно, уговорил. Спасибо тебе большущее.

– Не за что.

– Я и себе плеснула, – заявила матушка Друд, вернувшись с тремя кружками эля. – Все-таки гостей мы принимаем редко. С вашего разрешения, я присяду.

– Джиб поможет мне завтра, – сказал Друд. – Мы с ним пойдем за гикори.

– Хорошее дерево, – одобрила матушка Друд.

– Мне должны сделать новый топор, – сказал Джиб. – Старый совсем никуда не годится. Его еще подарил мне отец.

– Твои, я слышала, живут у Лощины Енота, – проговорила матушка Друд.

– Да, они там уже давно, – кивнул Джиб. – Неплохое местечко: деревья, рыбалка, без счета ондатр, заводь, в которой растет дикий рис Я думаю, переселяться им не захочется.

– А топор тебе делают гномы? – спросил Друд.

– Они самые. Долго возятся. Я говорил с ними еще прошлым летом.

– Умельцы они на диво, – заметил Друд рассудительно. – А металл у них просто загляденье. И то сказать, жила-то вон какая богатая. Торговцы покупают у них все без разбора. Знаешь, про гномов каких только слухов не ходит, в чем только их не обвиняют, но с нашими гномами нам повезло. Не представляю, как бы мы обходились без них. Сколько раз они нас выручали.

– Чего ж соседям не ужиться, – обронила матушка Друд. – коль они не держат зла друг на друга.

– Гномы не наши родичи, матушка, – напомнил ей Друд.

– Ну и что? – сказала она. – Они живые существа и не так уж сильно отличаются от нас. Во всяком случае, гораздо меньше, чем мы – от людей. Конечно, не то что Народ Холмов, но все же…

– Главное то, – заявил Друд, – что мы все как-то уживаемся друг с другом. Взять хотя бы нас с людьми. Они вдвое выше нас, у них гладкая кожа, а у нас мех, они умеют писать, а мы нет. Они покупают вещи за деньги, а мы обмениваем одно на другое. У людей много такого, чего нет у нас, но мы не завидуем им, а они не презирают нас. В общем, пока мы уживаемся, все в порядке.

– Мне пора, – сказал Джиб, допивая эль. – До гномов дорога длинная, а мне надо навестить отшельника.

– Я слыхал, ему приходится тяжко, – проговорил Друд. – Стареет, ничего не поделаешь. Сдается мне, он почти такой же старый, как холмы.

– Ты заглянешь к отшельнику? – переспросила матушка Друд.

– А то ты не слышала, – буркнул Друд.

– Подожди минутку. Я хочу кое-что ему передать. Пошлю ему дикого меда. Мне подарил его Народ Холмов.

– Он обрадуется, – сказал Джиб. Матушка Друд исчезла в хижине.

– Я вот все думаю, – произнес Друд, – чем он живет? Сидит себе на холме над своей пещерой, никуда не ходит, ничего не делает.

– Его навещают, – отозвался Джиб. – Он раздает лекарства – от живота, от горла, от зубов. Но некоторые идут к нему не за лекарствами, а чтобы поговорить.

– Да, пожалуй, гостей у него хватает.

Матушка Друд возвратилась со свертком и вручила его Джибу.

– Ждем тебя к ужину, – сказала она. – Не беда, если припозднишься, чем-нибудь я тебя все равно накормлю.

– Спасибо, матушка Друд, – поблагодарил Джиб.

Он оттолкнулся от плота и направил лодку по протоке. Из камышей стаями вспархивали дрозды; они кружили у него над головой, неумолчно переругиваясь между собой.

От кромки воды берег круто уходил вверх. На краю болота росли огромные деревья, простиравшие ветви над трясиной. Один дуб-великан стоял так близко к воде, что его корни, с которых со временем смыло всю землю, торчали из земли словно растопыренные пальцы. Джиб привязал лодку к одному из корней, перекидал на сушу узелки и топор и выбрался сам. Закинув узелки за спину и подобрав топор, он двинулся по еле заметной тропинке, которая уходила в лощину между двумя холмами. Вскоре тропинка сделалась более утоптанной: здесь ходили торговцы, которые направлялись к пещерам гномов.

Над болотом по-прежнему носились с криками дрозды, но чем глубже Джиб забирался в лес, тем тише становилось вокруг. Шелестела на ветру листва да слышался порой глухой стук – то ударялся о землю упавший желудь. Раньше поутру на ветвях цокали белки, но сейчас они приумолкли и лишь сновали по стволам едва различимыми тенями, добывая себе пищу.

Подъем был достаточно крутым. Джиб остановился, чтобы перевести дух, и привалился к замшелому валуну. Лес ему не нравился. Он покинул болото несколько минут назад, но уже начал по нему скучать. Лес был мрачным и таинственным, в нем легко заплутаться, тогда как на болоте всегда можно определить, где ты находишься. Нет, лес ему был не по душе.