Текст книги "Миры Клиффорда Саймака. Книга 6"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

Глава 25

На следующее утро я отправился к Кошачьему Лику. На привычном месте его не оказалось, и я обошел всю яблоневую рощу под нашим передвижным домом. Я прошел все тропинки, звал его тихим голосом, силился разглядеть в чаще ветвей. Его не было видно нигде. В течение нескольких часов я точно так же обследовал и другие рощи вокруг холма.

Когда я вернулся домой, Райла сказала:

– Я бы пошла с тобой, но побоялась его спугнуть. Он же тебя знает довольно давно, а я для него всего лишь посетительница.

Мы сидели за дворовым столом совершенно подавленные.

– А вдруг мы его не найдем? – ужаснулась Райла. – Может, он знает, что стряслось с Хайрамом, и прячется, не желая показываться, пока Хайрама нет?

– Не найдем, так не найдем, – махнул я рукой.

– Но ведь «Сафари»…

– Ну и подождет «Сафари»! Ведь даже если Лик и отыщется, я не знаю, как с ним общаться!

– А может, он вернулся в Виллоу Бенд, – предположила Райла, – в сад около старой фермы? Это же была его излюбленная резиденция, не так ли? Если он знает о Хайраме, так, может, хочет быть к нему поближе?..

И в саду Виллоу Бенда я его нашел сразу же. Он висел на одной из яблонь у самого дома и таращился на меня своими огромными кошачьими глазами. Он даже улыбался мне!

– Лик, – сказал я, – Хайрам получил травму, но он поправится. Он вернется через несколько дней. Лик, ты можешь мне подать знак, моргнуть, например? Можешь закрыть глаза?

Он закрыл глаза и открыл их вновь, еще раз закрыл и открыл.

– Прекрасно, – сказал я. – Я хочу поговорить с тобой. Ты можешь меня слышать, а я тебя – нет. Но попробуем поговорить по-другому. Я буду задавать вопросы. Если ты захочешь ответить «да», закрой глаза один раз, если «нет» – закрой их дважды. Ты меня понял?

Он закрыл глаза и открыл их.

– Ты понял, что Хайрам вернется через несколько дней?

Он просигналил «да».

– И ты готов вот так пообщаться со мной? Говорить со мной, закрывая глаза?

– Да, – подтвердил Лик.

– Это не слишком удобный способ, не так ли? Лик моргнул дважды.

– Ну хорошо. Так вот, в Мастодонии… а ты знаешь, какое место мы так назвали?

– Да, – ответил Лик.

– Так вот, там, в Мастодонии, нам надо, чтобы ты проложил четыре временных туннеля. Я уже установил их границы стержнями, выкрашенными в красный цвет. На первом из них в каждом ряду красным флажком отмечено начало вхождения во временной туннель. Ты понимаешь меня?

Лик просигналил, что понимает.

– Лик, ты уже видел эти стержни и флажки? Лик ответил, что видел.

– Ну тогда, Лик, слушай внимательно. Первый временной туннель должен увести на семьдесят миллионов лет назад. Следующий должен вести во время, ближе к нам от первого на тысячу лет, то есть на семьдесят миллионов минус одна тысяча лет…

Лик не стал дожидаться моего вопроса о том, понял ли он, и сам просигналил «да».

– Третий канал, – продолжил я, – должен вести во время, ближе к нам еще на тысячу лет, а четвертый – на тысячу лет ближе, чем третий. Хорошо?

Лик подтвердил, что понял.

Мы еще раз прошлись по заданию, чтобы я был спокоен, что он все сделает как надо.

– Так ты построишь эти каналы? – спросил я. Он моргнул один раз и исчез. Я еще стоял там, идиотски вперившись в место, где он только что был. Я предположил, что он, в соответствии с моим заданием, уже переместился в Мастодонию и уже строит туннели. Во всяком случае, мне очень хотелось так думать.

Я нашел Бена в его кабинете, где он сидел, задрав ноги на стол.

– А знаешь ли, Эйза, – объяснил он мне, – это самая лучшая работа из всех в моей жизни. Мне она по душе!

– Но ведь у тебя полно дел в твоем банке?

– А-а, я скажу тебе то, что говорю не всякому: банк работает сам по себе. Конечно, я еще им руковожу, но это лишь рутинная работа. Я всего лишь беру на себя самые ответственные решения и подписываю наиболее важные бумаги.

– В таком случае, почему бы тебе не прихватить тот большой тяжелый ствол и не прогуляться в меловой период вместе со мной?

– В меловой? Да что ты, Эйза, в самом деле?

– Надеюсь, хотя не вполне уверен. Это следует проверить. Я бы предпочел это сделать в твоей компании. Я ведь еще «цыпленок», и мне одному идти не стоит.

– А те «слоновые» ружья еще на месте? Я кивнул.

– Но мы идем не на охоту, имей в виду! Еще не время. Мы просто проверим туннели.

Райла отправилась с нами. Мы сперва хотели взять машину, но потом решили, что лучше пойти пешком. Я полностью подготовился к тому, чтобы избежать случайностей. Мы прошли первую полосу, ограниченную стержнями. Но ничего особенного с нами не случилось. Мы попали прямо в меловой период. Там шел дождь, вернее, надолго зарядивший ливень. Мы вбили в землю захваченные с собой стержни, затем прошли немного вперед, чтобы еще раз проверить, где находимся. Стайка глупых «страусозавров» поскакала прочь при виде нас.

Остальные три канала тоже были в полном порядке. Ни в одном из них дождя не оказалось. И, насколько я мог отметить, в каждом из этих каналов местность оставалась почти неизменной. В течение тысячи лет ничего особенно не менялось, во всяком случае, на первый взгляд. Возможно, если бы мы пробыли подольше в каждом из этих времен, я бы и заметил изменения. Но мы почти не задержались там. Всего лишь воткнули наши стержни и вернулись.

Правда, в четвертом времени Бен ухитрился подстрелить небольшого анкилозавра длиной в шесть или семь футов. Должно быть, это был первогодок. Большая пуля из бенова ружья почти напрочь снесла голову животному.

– Имеем жаркое из динозавра, – порадовался Бен. Чтобы оттащить тушу в Мастодонию, потребовались усилия всех нас троих. Там нам пришлось прибегнуть к помощи топора, чтобы рассечь броню анкилозавра. Когда мы сделали это по периметру его туловища, оказалось возможным отделить панцирь, хотя и это далось совсем не легко. Бен отрезал «палицу» на конце его хвоста в качестве трофея. Я выволок из-под дома жаровню и развел в ней огонь.

Пока Бен поджаривал толстые ломти мяса, я спустился по холму в яблоневую рощу и обнаружил там Кошачий Лик.

– Я пришел, чтобы поблагодарить тебя, – сказал я. – Твои туннели превосходны!

Он моргнул своими глазищами не то четыре, не то пять раз.

– А не мог бы я сделать для тебя что-нибудь? – спросил я.

Он моргнул дважды, что означало «нет».

Тот страусовый динозавр, которым мы лакомились во время нашей первой разведывательной вылазки в меловой период, был весьма недурен по вкусу, и я полагал, что шашлык из «анки» нас разочарует. Они, эти анкилозавры, ведь такие противные на вид! Но никакого разочарования не последовало. Я накинулся на мясо, как волк, только поражаясь, до чего же много могу съесть!

Потом мы отчистили панцирь от остального мяса, запрятав несколько ломтей в свой холодильник и завернув остальное Бену, чтобы он отнес это домой.

– Завтра устрою прием с деликатесами из динозавров, – сказал он. – Может быть, приглашу кое-кого из этих лихих журналистов, пусть отведают. И напишут об этом в своих репортажах. Это же прекрасный материал!

Мы оттащили панцирь с клочками оставшегося на нем мяса под гору и опалили его на огне. Если бы его оставить так, вся округа провоняла бы на несколько суток. Но через два дня, прогулявшись вниз, я обнаружил, что кто-то, скорее всего, волки или лисицы, дочиста обглодали панцирь и поистине совершили работу идеальных уборщиков мусора. От анкилозавра остались лишь разбросанные вокруг пластины панциря.

Когда Бен ушел, Райла и я, умиротворенные, еще не скоро легли спать. Мы долго сидели за столом, взирая на свои владения. Я взял винтовку и пошел с Баузером поискать гремучих змей. Но мы не нашли ни одной.

На холм с визитом явился Стиффи. Он подковылял довольно близко к нам, поднимая хобот, фыркая в нашу сторону и хлопая ушами.

Я уже знал, что надо сделать, чтобы он не попытался любовно усесться нам на колени. Пока Райла держала ружье, прикрывая меня, я пошел к нему медленно, слегка покачиваясь. Он меня обнюхал, и я, вытянув руку, пощекотал ему хобот. Он заурчал и застонал от наслаждения. Я приблизился еще и почесал ему нижнюю губу. Он это особенно оценил. Он сделал все, чтобы показать мне, как ему это нравится. Я отвел его вниз в долину и велел там оставаться и, черт побери, держаться подальше от нас! Он дружелюбно забормотал. Я боялся, что он пойдет меня провожать, но он не стал этого делать.

Мы просидели весь вечер, наблюдая, как на мир спускаются сумерки. Райла спросила:

– А ведь тебя что-то беспокоит, правда, Эйза?

– Хайрам перевернул все во мне, – ответил я.

– Но он же поправляется! Потерпи еще несколько дней, и он к нам вернется.

– Он ясно показал мне, как зыбко наше положение, – объяснил я. – Весь этот временной бизнес основан лишь на Хайраме и Кошачьем Лике. Не дай бог, если что-то случится с одним из них. Мы тогда…

– Но ты же великолепно управился с Ликом! И наши временные туннели в полном порядке. Если что и пойдет не так, то мы все равно их уже имеем, а значит, и имеем бизнес с «Сафари» как основу всего дела. Конечно, со временем могут всплыть еще какие-нибудь трудности, но ведь уже есть возможность большой спортивной охоты…

– Райла, ты удовлетворена всем этим?

– Ну, пожалуй, не вполне, но все же мы владеем сейчас гораздо большим, чем раньше, не так ли?

– Я размышлял над всем этим… – сказал я.

– И что же ты надумал?

– Пожалуйста, постарайся меня понять, – попросил я. – Вникни в то, что я скажу. В тот день, когда ты отвезла Хайрама в госпиталь, я побывал в старом доме на ферме. С Баузером. Мы послонялись там немного и посидели на крыльце, как делали это раньше. Мы и в дом зашли, но дальше кухни я пройти не смог. Я поразмышлял за кухонным столом над тем, что вдруг произошло в моей жизни. И у меня появилось ощущение потерянности. Независимо от того, что я проделал и как далеко ушел вперед, я все равно чувствовал себя каким-то потерянным. Все так сильно изменилось вокруг…

– И тебе эти перемены не по душе?

– Дело в другом. Попробую тебе объяснить. Теперь все, что мы делаем, превращается в деньги, чего раньше со мною никогда не бывало. Мы можем путешествовать во времени, а это раньше никому не удавалось. И все же… Я думаю, мое уныние вызвано этой историей с Хайрамом и ощущением нашей уязвимости…

Она взяла мою руку своими ладонями.

– Понимаю, – сказала она, – я понимаю…

– Так ты тоже ощущаешь это? Она покачала головой.

– Нет, Эйза. Я – нет. Вспомни, я же всего-навсего «приблудный толкатель». Но я вполне понимаю, как ты можешь все это воспринимать. И я чувствую себя немного виноватой. Я втравила тебя во все эти дела. Подтолкнула.

– Да я и сам легко «подтолкнулся», – ответил я. – Не обвиняй себя ни в чем. Ничего нет такого, в чем бы можно было тебя упрекнуть. Просто дело в том, что я любил ту ферму. И, когда я вгляделся в нее в тот день, то ощутил потерю…

– Пошли пройдемся, – предложила она.

Мы спустились, держась за руки, по склону холма, и все вокруг нас дышало покоем Мастодонии. Где-то поодаль от холмов послышался жалобный крик козодоя, и мы остановились завороженные. Я никак не ожидал услышать здесь этот звук, я никак не мог предположить, что здесь водятся козодои! Этот крик для меня был зовом дома, он воскресил давние воспоминания и погрузил меня в те летние дни, когда с лугов неслось свежее благоухание только что скошенного сена и воздух звенел колокольчиками коров, возвращающихся на пастбища после дойки…

Прислушиваясь к крику козодоя, я вдруг почувствовал волну какого-то странного успокоения, овеявшую меня.

Мы вернулись в наш передвижной дом и позвали внутрь Баузера. Он прошествовал в свою с Хайрамом комнату. Было слышно, как он устраивается на покрывале, по-своему расправляя его перед сном. На кухне я вынул графин с манхэттеном и отнес его в гостиную. Мы посидели там со стаканами, расслабившись и слегка приобщаясь к цивилизованному миру.

– Ты помнишь тот день, когда я появилась на ферме? – спросила Райла. – После двадцати лет отсутствия вдруг снова возникла перед тобой?

Я кивнул. Еще бы не помнить! Я думаю, что запомнил эту встречу до каждой ее минуты.

– Пока я подъезжала к Виллоу Бенду, – сказала она, – я спрашивала себя, не пожалею ли об этом впоследствии? И с тех пор я еще не раз спрашивала себя об этом. А вот теперь, Эйза, я могу сказать, что ни разу не пожалела о своем приезде и что я теперь совсем перестала себя об этом спрашивать. И дело не в путешествиях во времени, и не в занятности всего этого, и даже не в деньгах. Дело в тебе. Я совершенно не жалею о том, что вернулась к тебе!

Я отставил свой стакан и подсел к ней на диван. Мы сидели рядком, в обнимку и еще долго оставались так, похожие на пару глупых детей, вдруг обнаруживших, что они любят друг друга.

Я был благодарен ей за услышанное и подумал, что мог бы и сам сказать ей то же самое, но у меня не находилось слов, чтобы связно изложить, что я чувствую. И все же я сказал ей то, что у меня было на сердце.

– Я люблю тебя, Райла. Наверное, я полюбил тебя в тот самый день, когда увидел впервые!

На следующий день сразу после полудня заявился Кортни за рулем одолженного ему Беном автомобиля. Рядом с ним восседал сенатор Эйбел Фримор.

– Я доставил сенатора в ваши руки, – произнес Кортни. – Старина ни за что не захотел говорить со мною. Он желает иметь дело только с вами и решил самолично «посмотреть в зубы коню». Еще должен сообщить, что подали признаки жизни налоговые инспектора. Они пожелали повидать меня, но я решил, что их нельзя совместить с сенатором.

– Ни в коем случае, – подал голос гость. – Как человек со здравым смыслом, я предпочитаю от этой публики держаться как можно дальше!

Он был немного тщедушен для человека, имеющего лицо истинного фермера, красновато-обветренное под редеющей белой шевелюрой. Он стоял рядом с машиной, внимательно разглядывая окружающий ландшафт.

– Так вот она, Мастодония, – констатировал он. – Кортни мне обрисовал ее. Так когда же вы начнете делить ее на участки?

– Мы вовсе не собираемся этого делать, – ответила Райла, – ибо не считаем ее своей собственностью.

– Я должен вам сообщить, – произнес Кортни, – что «Сафари» прибудет завтра. Бен передал мне, что туннели готовы. Рад, что вы с этим справились.

– И без особого напряжения, – ответил я.

– Мне бы хотелось побыть здесь у вас и засвидетельствовать отправку первой партии на сафари. Сенатор тоже выразил такое желание. У вас найдется место, чтобы оставить нас переночевать?

– У нас есть, кроме нашей спальни, еще две, – ответила Райла, – и мы будем вам рады. Но одному из вас придется разделить комнату с Баузером.

– А как, по-вашему, я имею шанс отправиться с ними? – спросил сенатор. – Только, чтобы окинуть все взглядом. Быстрый обзор местности, и я сразу же возвращаюсь…

– Это может решить только фирма «Сафари», – ответил я. – Вы должны будете обговорить это с руководителем одной из групп.

Сенатор посмотрел на Кортни.

– А вы как на это смотрите? Если они позволят, вы пойдете туда?

– Не знаю, – ответил Кортни. – Я видел фильм. Там весьма кровожадные твари. Мне следует это обдумать…

Сенатор обошел дом, внимательно изучая его окрестности, затем устремился к дворовому столу. Райла принесла кофе. Он, усаживаясь, принял из ее рук чашку.

– Благодарю вас, дорогая, – произнес он. – Я, старый парень с фермы, получаю эту чашку в награды за труды…

Мы уселись тоже, и Райла налила кофе и нам.

– Я полагаю, – заявил Фримор, – что мог бы немедленно приступить к изложению сути вопроса. Это не предложение и ничего слишком тяжеловесного я не подразумеваю. Ничего, что следовало бы улаживать с сенатом или правительством. Это всего лишь несколько вопросов, неотступно одолевающих мой мозг… – Сенатор пролил несколько капель кофе на стол и вытер их растопыренной ладонью, немного отвлекшись на эту процедуру. – Я боюсь, – сказал он, – как бы вы не посчитали меня старым глупцом, бросающимся в атаку на тени. И все же есть проблемы, которые приносят мне много бессонных ночей. Из них особенно важны две. И как бы мне представить их вам в наиболее ясном свете, чтобы вы не сочли их вздорными?

Он сделал паузу, как бы взвешивая аргументы. Но я был уверен, что никакой надобности во взвешивании у него не было. Это был всего-навсего риторический трюк. Слишком часто и в течение слишком многих лет он ораторствовал в сенате!

– Если подойти просто, – продолжал он, – у нас имеются две заброшенные проблемы: это положение сельского хозяйства в мире и наличие огромных масс обнищавшего населения, значительная часть которых проживает в нашей собственной стране. Они неудачники, их не используют, и они пребывают на самом дне социальной среды.

Мы, разумеется, способны произвести столько пищи, чтобы накормить население всей Земли. Но когда люди голодают, уже встает проблема не поставок, а распределения в чистом виде. И я боюсь, что недалек и тот день, когда даже возможность поставок продовольствия тоже начнет иссякать. Метеорологи говорят нам, и, скажу вам, весьма убедительно, что, по крайней мере, все северное полушарие, если не весь мир, вступает в цикл более холодной и засушливой погоды. Последние шестьдесят лет мы имели самые благоприятные за несколько столетий погодные условия, но уже сейчас тенденция к ухудшению явно ощущается. На огромных площадях посевов выпадает гораздо меньше осадков и становится все холоднее. Если это похолодание будет продолжаться, то времени на созревание урожая может не хватить. А это означает, что продовольствия станет меньше. И, сократись оно хотя бы на десять процентов в течение нескольких лет, сразу возникнут области, обреченные на массовый голод. За последние шестьдесят лет беспримерного улучшения погоды мир достиг больших социальных и экономических успехов. Но и население мира тоже росло. На снижение этого роста нет никаких особых надежд. Вот и выходит, что всего несколько избранных областей экономического бума вынуждены будут облегчать участь все нищающего человечества.

Вы понимаете, конечно, к чему я клоню. Ваш разум опережает мои слова. Моя концепция поначалу может вызвать негативную реакцию, но открытая вами возможность перемещений во времени позволит осваивать обширные сельскохозяйственные регионы, которые будут с лихвой компенсировать падение производства продовольствия, о котором я говорил. То падение, что связано с ухудшением метеорологических факторов Земли.

Это лишь одна из проблем. Вы помните, я сказал, что их две. Другая заключается в том, что часть нашего населения в течение всей своей жизни терпит нужду. Огромные массы таких несчастных скапливаются в гетто больших городов, да и во множестве мест в сельскохозяйственных районах. Это – не считая отдельных людей, которым попросту не везет и которых тоже немало везде. Мне представляется, что всех этих людей можно было бы с помощью вашего открытия переместить в прошлое, где они нашли бы возможность поправить свое положение. И, насколько я могу судить, они явились бы новым поколением пионеров, осваивающих новые земли, которые стали бы их собственностью. Это земли с нетронутыми природными богатствами, и там они смогли бы жить гораздо лучше. Я с прискорбием должен признать, что далеко не все из них смогут стать пристойными пионерами. Их бедность и приниженность, их отрицательное отношение к обществу, их повышенная жалость к самим себе могут воспрепятствовать им и не дать встать на собственные ноги. И весьма возможно, что эти люди не сделаются лучше, чем сейчас…

– Хотя, по крайней мере, – вставил я, – вы сможете от них избавиться…

Сенатор бросил на меня негодующий взгляд.

– Молодой человек, – произнес он. – Это несправедливый и даже недостойный выпад с вашей стороны!

Кортни вмешался:

– На словах то, что вы сказали, выглядит значительно проще, чем окажется на деле. Потребуются очень большие вложения. Вы же не сможете просто засунуть этих людей в какое-нибудь другое время и объявить им, что оно, мол, ваше! И правительство, и общество обязаны будут взять на себя ответственность за них. Им должны будут обеспечиваться приличные стартовые условия. И я предполагаю, что многие из них вовсе не захотят никуда перемещаться, попросту откажутся от этого. Конечно, какие-то преимущества эта идея дать может. Вы уменьшите расходы на пособия бедным, хотя подозреваю, что на реализацию вашей идеи денег понадобится еще больше. Но, как бы там ни было, вы не сможете сильно сэкономить на социальных расходах просто так, отправив людей в унылое дикое пространство и объявив им, что умываете руки!

Сенатор мотнул головой.

– Кортни, вы меня рисуете каким-то людоедом! Не можете же вы предполагать, что я эти факторы попросту отмел? Программа, если ее можно будет так назвать, должна весьма тщательно прорабатываться. Первоначальные расходы, возможно, и превысят то, что вы называете «экономией». И превысят, скорее всего, в несколько раз. Но гуманитарный аспект проблемы должен соизмеряться с экономическим… Я еще не говорил об этом ни с кем. Об этом первыми узнали вы трое. И прежде чем я уеду, мне нужно получить от вас несколько ответов. Я полагаю, что, несмотря на все хитроумие вашего изобретения, качество перемещений во времени вы обеспечиваете вполне надежно. И вы, предлагая себя как службу перемещений, делаете на этом бизнес. У меня же твердое личное убеждение, что ваше дело должно стать общественным предприятием, подверженным регулированию и управлению. Но, действуя в своей Мастодонии, вы достаточно удалены от возможности управления. Я даже не предполагаю, что понятие «Мастодония» будет признано как нечто суверенное…

– А мы убеждены, что оно будет признано, – ответил Кортни. – По моим ощущениям, его суверенитет никак нельзя будет опровергнуть!

– Вы просто блефуете, – возразил сенатор, – и все переводите на язык судебных крючкотворов. Возможно, так оно и будет, как вы говорите. Но это понятие не означает ни «здесь», ни «там». И все, чего я от вас сейчас добиваюсь, – это ответа на вопрос, насколько сочувственно вы бы отнеслись к такого рода программе и на какое сотрудничество с вами мы могли бы рассчитывать?

– Мы не можем дать вам никакого ответа, – сказал Кортни наиболее важным и сумрачным адвокатским тоном, на какой он был способен. – Мы можем принять к рассмотрению лишь конкретные предложения и тщательно их изучить. Вы отдаете себе отчет в том, что, призывая нас к поддержке ваших предложений об использовании обширных временных пространств, вы лишь провоцируете нас на продажу более выгодных лицензий на то же самое другим клиентам?

– Я отдаю себе отчет вот в чем, – отозвался Фримор, – я понимаю, что суть вопроса в том, что кто-то в обществе деградирует. И я спрашиваю вас, можете ли вы подключиться к моей программе социального спасения? Готовы ли вы принести дар обществу? Нелишне отметить, что, если вы потребуете за это нечто вроде гонорара и обратитесь за этим к другим клиентам, моя программа будет обречена. Она не сможет ни на что опереться. Мои предложения достаточно дорогостоящи и без выплаты денег за лицензии ассоциации Времени. Это не предусмотрено бюджетными ассигнованиями.

– Если вы апеллируете к нашей совести, – ответил Кортни, – то мы очень хотели бы соответствовать вашим ожиданиям. Но на данном этапе никаких обязательств мы на себя взять не можем.

Сенатор обратился ко мне.

– Если такая программа будет принята, то в какой исторической эпохе можно было бы ее осуществить? Прямо здесь? Непосредственно в Мастодонии?

Райла рванулась вперед, не дожидаясь моего ответа.

– Только не в Мастодонии! – выпалила она. – Здесь обосновались мы сами. И мы этого места никому не уступим!