Текст книги "Миры Клиффорда Саймака. Книга 6"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

Глава 26

Первая группа приехала сразу после полудня. Они поместились в двух тяжелых грузовиках и трех четырехколесных вездеходах. Их было двадцать пять человек. Оборудование прибыло в Миннеаполис на арендованном грузовом самолете, в котором летели и многие члены экспедиции. Трое клиентов прилетели обычным рейсом, без груза. Из Миннеаполиса группа сафари двинулась к Виллоу Бенду. Перед входными воротами их облепили репортеры и телевизионщики с камерами.

– Пресс-конференция, или как вы ее там назовете, задержала нас больше чем на час, – сказал мне Перси Эспинволл, руководитель экспедиции. – Однако я не смог им отказать и постарался быть как можно любезнее. Там, в Нью-Йорке, люди ведь ждут максимальной информации о нас!

– То, через что вы прошли сегодня, – заметил я, – ерунда по сравнению с тем, что ожидает вас по возвращении, особенно если вы принесете с собой несколько приличных голов-трофеев.

– Стил, я рад случаю пообщаться с вами, – сказал он. – Я надеялся, что мы некоторое время там пробудем вместе. Вы можете рассказать мне, каких неожиданностей нам следует остерегаться? Ведь вы один из троих, побывавших в меловом периоде!

– Мы пробыли там чуть больше суток, – ответил я. – И увидели немало представителей фауны того времени. Но местность просто кишит необычными зверями, и далеко не все из них попали в поле зрения наших палеонтологов. Вы видели фильм, снятый Райлой?

– О да! Хорошая работа. Пожалуй, чуточку жутковатая…

– Ну тогда вы видели почти то же, что и мы. Вы запаслись крупнокалиберными ружьями?

– Шестисотками. Теми же, что были у вас.

– Учтите одно, – посоветовал я. – Не дожидайтесь, пока ваши клиенты будут готовы выстрелить. Если какая-нибудь тварь двинется на вас и вы ни в ком из охотников не будете уверены, бейте по ней сами! А каковы ваши клиенты? Что за публика?

– Публика вполне надежная, – ответил Эспинволл. – Слегка староваты, на мой взгляд, но все имеют приличный опыт охоты. Например, в Африке, до того как охотничьи зоны стали там иссякать… У этих людей есть полевой опыт, они не бахвалы и вполне дисциплинированны. Скажем, Джонатан Фридли и его жена. Он добыл в свое время самые крупные из виданных мною бивней. Фридли – председатель совета стальной компании. Потом еще Горас Бриджес. Он президент химической корпорации. Все трое – весьма респектабельные люди. Другие – не хуже.

– Ну тогда у вас не будет с ними особых проблем.

– Надеюсь. И если даже я сам кого-то из зверей подстрелю, они не будут в претензии и поймут.

– С вашей группой жаждет пойти сенатор Фримор. Он уже говорил об этом с вами?

– Да, он налетел на меня почти с бегу. Я категорически отказал. Не могу взять на себя ответственность. Я бы рад пойти ему навстречу, но подставлять свою шею под удар мне ни к чему. Ему это очень не понравилось. Он выразил легкое негодование. Но я тоже не имею права брать случайных попутчиков, подобных тем, что голосуют на дорогах… Вот если бы захотели пойти вы…

– Нет, благодарю вас, – ответил я. – Сюда должны прибыть и другие группы от вашей фирмы, и мне надо оставаться на месте. Кроме того, я ведь там уже побывал.

– Я вынужден вас оставить, – сказал он, – мне надо еще раз проверить оснастку. Рад был нашему знакомству!

Я протянул ему руку и произнес: – Удачи вам, Эспинволл!

Я проследил за тем, как они въезжали в туннель, одна машина за другой в ряд, и как по очереди исчезали из виду, пересекая невидимую границу времен.

Райла отвезла сенатора и Кортни обратно в Виллоу Бенд. Сенатор был весьма не в духе.

Я спустился в яблоневую рощу поглядеть на Кошачий Лик и нашел его оседлавшим дерево на западном краю рощи. Я рассказал Лику, что первый из туннелей уже использован и что в ближайшие дни будут задействованы и остальные. Я спросил, доволен ли он, и Лик моргнул утвердительно. Было чуточку нелепо беседовать с ним таким вот образом. Ведь единственное, на что я был способен, были наводящие вопросы, в ответ на которые он моргал по системе «да-нет». И все же, несмотря ни на что, это была хоть какая-то беседа, и я, стоя перед ним, явственно ощущал исходящее от него дружелюбие, да и он, наверное, чувствовал мою к нему симпатию! Он смотрел на меня как бы полуулыбаясь и тем выказывал мне свое расположение.

Я пытался представить себе, чем же он являлся по своей сущности, и выстроил для себя некую умозрительную схему, согласно которой он, в нашем понимании слова, не был «существом». Он не имел ни тела, ни плоти вообще, и я не мог понять, из какого же вещества он состоял?

Но я все же обнаружил в своем отношении к нему нечто новое. До сих пор я воспринимал его просто как пришельца, чужака, необъяснимого и не подлежащего пониманию. А теперь вот я вдруг понял, что отношусь к нему как к персоне, как к конкретной личности, как к другу! Конечно, все это – в тех пределах, которые определялись возможностями нашего общения.

Я размышлял о тех пятидесяти тысячах лет, которые он здесь провел, и пытался представить себе, чем же они для него были? Я силился вообразить, чем бы они были для меня самого, разумеется, если бы я, вопреки здравому смыслу, мог прожить столько. Но я понял, что эти рассуждения неправильны, ибо отождествлять себя с Кошачьим Ликом я никак не мог хотя бы потому, что мы являли собой совершенно разные формы жизни. Я припоминал то, что узнал о его повадках в последние несколько лет: о неразумных играх в «охотника и дичь» с Эзрой и Роджером, о конструировании забавы ради туннелей времени для Баузера (представляю, сколько походов в прошлое совершил мой Баузер!), о случайных беседах Лика с Хайрамом, вернее, о попытках что-то рассказать ему, хотя тот не очень-то мог сообразить, что же ему хотят сообщить. Стало быть, такое сообщение вряд ли могло принести Лику какое-нибудь удовлетворение! Но ведь все это происходило совсем недавно, в последние лишь годы. А раньше его наверняка могли наблюдать и другие люди (вернее, он им сам являлся), и это, несомненно, их пугало. Я предполагал, что в более далеком прошлом он, должно быть, общался и с индейцами, и с их давними предками. А может, они принимали его за божество или за духа своего племени? Видел ли он мамонтов, мастодонтов и древних предков бизонов?.. Я сперва стоял, потом сел на землю под деревом. Кошачий Лик спустился вниз, и теперь мы были с ним «лицом к лицу»!

Я услышал, как наверху к дому подъехала Райла, вернувшись из Виллоу Бенда, поднялся и сказал Лику.

– Я навещу тебя завтра или послезавтра, и мы поговорим подольше.

Райла привезла известие о том, что Бен снова разговаривал с религиозной группой и что они завтра заедут в Виллоу Бенд. Бен их приведет к нам для собеседования. Он все еще никак не возьмет в толк, чего же им от нас надо.

Из госпиталя, как она узнала, сообщили, что Хайрама пока не выписывают. Бен побывал в Ланкастере, чтобы повидать его, и говорит, что вид у него неважнецкий. Хайрам справлялся сперва о Баузере, потом о нас двоих и о Кошачьем Лике. Еще интересовался, как идут дела у Стиффи. Но, задав эти вопросы, он больше ни о чем говорить не пожелал…

Бен привел к нам этот самый комитет религиозных общин на следующий день. Их было трое, но говорил с нами лишь один из них. Двое остальных просто сидели рядом, покачивая головами или кивая в знак солидарности со своим говорящим коллегой по фамилии Хотчкисс.

Этот Хотчкисс был не из тех людей, кто склонен попусту терять время. Это был крупный мужчина с лицом, словно сошедшим с фрески о Страшном Суде. Оно было вытянуто острым углом, как волчья морда. На таком лице улыбка была бы чем-то совершенно чужеродным, да он, на мой взгляд, вряд ли позволял себе когда-нибудь улыбнуться!

Он сразу же перешел к изложению сути дела. Обычные вежливые пассы были сведены до минимума. Нисколько не усомнившись в возможности перемещений во времени, он, по-видимому, принял их за абсолютную данность. Не спрашивал он и о принципах их осуществления, его интересовало не это. Он спросил всего-навсего, каких гарантий мы не даемпри осуществлении этих перемещений…

– Нас интересует, – заявил он, – приобретение прав или лицензий, называйте это как хотите, на тот период, который охватывается житием Иисуса Христа. Это должны быть исключительные права. Для нас и никого более.

– Я говорил вам, – сказал Бен, – когда мы встретились с вами впервые, что мы готовы рассмотреть любое законное предложение, но неспособны дать вам никакого ответа, пока не вникнем в истинный смысл вашей заявки. Вы просите исключительное право на довольно большой кусок истории, и мы должны знать, не возникнут ли там по вашей вине какие-нибудь парадоксы?

– Какие еще парадоксы? – осведомился Хотчкисс.

Бен проявил крайнюю предупредительность и терпимость.

– Отрезки истории, – пояснил он, – могут быть использованы для многих целей. И поэтому нам совершенно необходимо знать, в каких целях и каких географических рамках вы собираетесь использовать названное вами время. Внедрение пришельцев из будущего в исторически известное время должно сопровождаться выполнением обязательств, полностью гарантирующих от изменения хода истории, то есть от парадоксов. Ни один из людей, живущих в то время, не должен даже заподозрить в вас пришельцев. Все «посетители» должны быть одеты как те люди, должны знать их обычаи и язык, должны быть осведомлены обо всем, что в то время происходило…

– Можете не продолжать, – прервал его Хотчкисс. – Мы не собираемся заниматься никакими исследованиями и посещениями.

– Но если вы не хотите ни исследовать, ни посетить то время…

– В этом именно и состоит суть нашего подхода, – отрезал Хотчкисс. – Мы вовсе не хотим туда проникнуть, но не желаем, чтобы это сделал и кто-нибудь другой! Вот зачем нам нужны эти исключительные права!

– Не понимаю, – вмешался я. – Это же та временная область, в которой, как мне кажется, для любого богослова столько интересного материала! Ведь едва ли кто-нибудь знает достоверно…

– Именно в этом и заключается суть, – отрубил Хотчкисс. – Вы попали в самую точку наших соображений. Ведь историческая достоверность личности Христа всегда была под вопросом. О Нем лично очень мало известно. Имеется лишь одно или два упоминания историков, да и те могут оказаться поздними вставками в тексты. Мы не знаем ни точной даты, ни места Его рождения. Принято повсеместно считать, что Он родился в Вифлееме, но даже по этому поводу имеются сомнения. То же относится к любому отрезку Его жизни. Некоторые исследователи вообще ставят под вопрос, существовал ли такой человек? Но в течение веков предания, связанные с Ним, были приняты, обрели почву, структуру, стали самим существом христианской веры. И мы желаем сохранить ее в том же виде. Любая попытка заглянуть в это прошлое может разрушить здание Учения, возводившееся в течение веков. И может привести к неподобающим последствиям. Что случится, по-вашему, если обнаружится, что Он родился не в Вифлееме? Что тогда делать с Рождеством? А что, если не найдется доказательств Поклонения Волхвов?.. – Он остановился и оглядел нас. – Вы понимаете меня? – вопросил он.

– Мы можем понять вашу точку зрения, – ответил я. – Но нам хотелось бы над ней поразмышлять…

– Прежде чем вы решите – дать нам просимые права или нет?

– Да, что-то в этом роде, – подтвердил я. – То, что вы просите, может у многих вьзвать ощущение захлопнутой перед их носом двери.

– Никоим образом не разделяю вашего мнения, – отпарировал Хотчкисс. – Оно подразумевает лишь то, что наша вера слаба. Но истина заключается в том, что наша вера самодостаточна и настолько, что мы допускаем безупречность христианства, даже зная, как мало известно о Господе, и что даже это малое может оказаться недостоверным. И вот что нас пугает: история, известная нам сейчас, может быть разнесена на кусочки «исследователями». Ведь даже само христианство разорвано на лоскутки. Благодаря своему открытию вы держите в руках устрашающую по мощи возможность. И мы хотим вам хорошо заплатить, чтобы вы ее не использовали. Райла вдруг спросила:

– А нельзя ли уточнить, кто это «мы»? Вы употребляете это местоимение. Так кто же под ним подразумевается?

– Мы – это комитет, – ответил Хотчкисс, – составленный в срочном порядке. В него вошли те, что раньше других осознали опасность, узнав об открытии возможности перемещений во времени. Мы получили реальную поддержку или обещание поддержки от большого числа христианских общин. Мы также развиваем контакты с теми, от кого ожидаем дополнительной поддержки…

– Вы имеете в виду поддержку финансовую?

– Да, мадам, финансовую поддержку. Это начинание требует денежных вложений. Я полагаю, они понадобятся и для оплаты лицензии.

– И в весьма ощутимом количестве, – заметила Райла.

– Если мы вообще решим продать такую лицензию, – добавил я.

– Обещайте мне лишь одно, – произнес Хотчкисс. – По крайней мере, уведомьте нас, если вы получите другие предложения по этой эпохе. А в том, что они поступят, я нисколько не сомневаюсь! Дайте нам возможность узнать о содержании таких предложений.

– Не уверен, что мы могли бы дать вам такое обещание, – ответил Бен. – Скорее, наоборот, я уверен, что мы не можем вам этого обещать. Но само ваше предложение мы рассмотрим.

Стоя у порога дома и глядя, как они с Беном отбывают в Виллоу Бенд, я вдруг ощутил какой-то страх. Их позиция, их точка зрения были почему-то неприемлемы для меня, но я не мог бы четко проанализировать или определить, почему у меня возникло чувство отвращения. Ведь я и сам полагал, что определенные области истории должны оставаться «заповедными» и вхождение в них будет запретным. И значит, я, вопреки тому, что испытываю сейчас, должен был бы с симпатией отнестись к этим визитерам? Ведь многое из того, что погребено в прошлом, должно так и оставаться в нем погребенным!

– Эйза, о чем ты задумался? – спросила Райла.

– Не по душе мне все это, – сказал я. – Не знаю сам почему, но они мне антипатичны.

– Я ощущаю то же самое, – подтвердила Райла. – Они говорят о «хорошей оплате». Но я не думаю, чтобы эти люди были горазды на что-нибудь путное. Назовем им миллион, и они падут бездыханными…

– Поглядим, – заключил я. – Мне вообще претит иметь с ними какие бы то ни было дела. Они произвели на меня впечатление нечистого. Хорошо бы узнать, что по этому поводу скажет Кортни.

Еще две группы сафари прибыли и отправились в меловой период. Четвертая заехала через четыре дня после них.

Стиффи неуклюже взобрался на холм с визитом к нам. Райла предложила ему пучок салата-латука и несколько морковок, завалявшихся в холодильнике. Он с удовольствием зачавкал морковью, а салат отверг. Я отвел его обратно в долину, слушая его пыхтение и бурчание всю дорогу.

Я снова пошел к Кошачьему Лику. В Мастодонии его не оказалось, он почему-то расположился почти на земле в саду старой фермы. Мы немного побеседовали, хотя это было и не очень легко. Зато «посидели» вместе, испытывая взаимную симпатию, и это, по всей видимости, его вполне устраивало. Странно, но такое «общение» стало удовлетворять и меня самого. Контакт с ним каким-то образом улучшал мое самочувствие. И у меня возникало довольно занятное чувство, что Лик пытается говорить со мной… Я не знаю, чем именно это чувство вызывалось, но впечатление, что он пытается наладить мысленную связь, становилось все сильнее…

Мне вспомнилось, как мальчишкой я частенько ходил поплавать в речушке Тоун Крик 1010
  Форелевый проток.


[Закрыть]. Это название казалось забавным, ибо никаких форелей там и в помине не было. Возможно, в дни первых поселенцев-пионеров впервые появившиеся здесь белые люди и увидели в этой речке форелей. Она впадала в основную реку Виллоу Бенда чуть повыше городка и была совсем небольшой, почти струйкой. Но перед впадением в реку Тоун Крик образовала заводь, в которой нам наши родители, пока мы были слишком малы для плавания в реке, разрешали плескаться. Глубина заводи не превышала трех футов, и течения там почти не ощущалось. И мы, детишки, любили, забавы ради, делать вид, что тонем. Те летние ленивые дни были так прекрасны, хотя еще больше мне запомнилось в них другое: как я один пытался удержаться на плаву в более глубоких участках заводи, а потом заплывал в мелководье у самого ее края и оставался лежать там неподвижно – голова на песчаном берегу, а туловище вытянуто под водой.

Хорошо было лежать так, иногда забывая, что у тебя есть тело! Вода была достаточно глубока, чтобы оно в ней висело как бы в невесомости и чтобы его можно было совсем не ощущать. В той заводи было полно рыбьей мелюзги, мальков длиной всего в два-три дюйма, и когда я там оставался достаточно долго и не двигался, они начинали тыкаться в кончики пальцев на моих ногах, словно целуя их своими крошечными ротиками. Я думаю, их привлекала шелушащаяся кожа, а может, и маленькие струпья. У нас же всегда на ногах были эти струпья, поскольку мы шлялись босиком и вечно саднили ноги, натыкаясь на какие-нибудь колючки. И, наверное, рыбешки считали эти запекшиеся корочки и отшелушивающиеся кусочки кожи весьма желанным для себя лакомством! Но как бы то ни было, лежа там, я явственно ощущал их нежные прикосновения к моим ногам и, в особенности, к кончикам пальцев. Мне хотелось смеяться, как от щекотки, и все мое нутро бывало охвачено какой-то искристой радостью от столь сокровенной близости к этим крошечным тварям!

И вот теперь в присутствии Кошачьего Лика со мной начинало происходить что-то очень похожее. Я начинал чувствовать, как какие-то мельчайшие создания тычутся в мой мозг, нежно прикасаясь к его клеточкам, в точности так, как рыбешки тыкались в кончики пальцев. В этом ощущении содержалось что-то потустороннее, но оно вовсе не было пугающим, и мне так же, как тогда с рыбками, хотелось смеяться, но уже оттого, что Лик и я можем так близко соприкасаться!

Я твердил себе, что у меня всего лишь разыгрывается воображение, и все же теперь всегда при встрече с Ликом ощущение маленьких существ, тычущихся в мой мозг, становилось все явственнее…

Выйдя из сада, я зашел к Бену в офис. Он «висел» на телефоне, что не помешало ему при виде меня расплыться в улыбке.

– Это Кортни, – сообщил он. – Там объявилась кинокомпания с побережья с весьма серьезными намерениями. Они хотят снять видовой фильм об истории Земли, начиная с предкембрийской эры и до наших дней!

– Это всего лишь прожекты, – усомнился я. – Разве они соображают, сколько им на это понадобится времени?

– Сдается мне, что соображают, – ответил Бен. – Похоже, что эта идея их захватила целиком. Они желают сделать добротную вещь и не остановятся ни перед чем.

– И все же вряд ли они понимают, что их ждет. Например, отправляясь в ранние периоды формирования земной суши, они должны запастись изрядным количеством кислорода, ибо до самого силурийского периода в атмосфере Земли свободного кислорода почти не было. Он появился лишь около четырехсот миллионов лет назад. Я уж не говорю о многом другом, что очень трудно учесть!

– И все же я думаю, что они не пренебрегают этими вещами. У них была обстоятельная беседа с Кортни. По-видимому, они достаточно серьезно собираются подготовиться к этим съемкам.

– И Кортни полагает, что этот интерес подлинно научен? Я склонен предположить, что киношники постараются, во-первых, поменьше потратить на всю эту затею, во-вторых, сделать из своего фильма беглый обзор, использовав в качестве фона какой-либо из доисторических периодов. В этом есть что-то крайне амбициозное. Ибо, если это делать всерьез, это обойдется в биллионы. Им же понадобится научный штат, масса специалистов, способных проанализировать и объяснить, что запечатлела их пленка!

Бен сказал:

– Насчет цены ты абсолютно прав. Кортни считает, что затея потребует весьма увесистой бюджетной дотации.

Но как бы там ни было, новость была очень даже приятная, и я искренне ей обрадовался, ибо пока что у нас в активе было всего лишь одно стоящее дело – все тот же бизнес с фирмой «Сафари»!

– Что нового у Кортни с «Комитетом Иисуса»? – спросил я.

– Я спрашивал его. Он пока не очень занимает этим свою голову. И сомневается, что они вообще окажутся платежеспособными. Там замах на широкую поддержку церкви, но вряд ли на деле это осуществимо!

– Они попросту фанатики, – заметил я. – А фанатики никогда особого достатка не имели. Мне кажется, мы должны от них отписаться.

Спустя четыре дня после этого разговора вернулась третья группа сафари. Они появились на несколько дней раньше запланированного срока. У них оказалась очень недурная добыча: с полдюжины крупных трицератопсов, три головы тиранозавров, немало других трофеев. Они бы пробыли до конца обусловленного времени, но один из клиентов-охотников заболел, и группе пришлось вернуться.

– Его одолела медвежья болезнь, лихорадка страха, – объяснил мне их руководитель. – Он уже никак не мог себя сдержать. А стрелок он совсем неплохой, но страх оказался сильнее его. Господи, да на меня это тоже находило. Стоит увидеть, как это чудовище с пастью, полной зубов, надвигается на тебя, как твои кишки сразу начинают течь! Теперь-то, когда мы вернулись целыми, он воспрянул духом. Теперь он снова великий охотник, бесстрашный, отважный, с железными нервами. Таким он предстанет перед репортерами, как только выйдет из ворот.

Он ухмыльнулся.

– Так стоит ли его опровергать? Пусть играет свою роль сколько влезет. Это же совсем неплохо для бизнеса!

Райла и я проводили группу к туннелю в Виллоу Бенд под холмом и дождались, пока они исчезли в его «жерле».

– Эти трофеи поработают сами за себя, – заметила Райла. – Стоит им только появиться на экранах телевизоров и в газетах, ни у кого не останется и тени сомнения, что путешествия во времени – это реальность! Нам уже не понадобится ничего доказывать.

На следующее утро, еще до того как мы встали, к нам постучался Герб. Я надел халат и домашние туфли.

– Чего там еще, черт возьми? – буркнул я. Херб помахал номером миннеаполисской «Трибьюн» перед моим носом. Я выхватил газету из его руки. Там, на первой полосе, был помещен снимок нашего отважного охотника, красующегося рядом с установленной на подпорке головой тиранозавра. Заголовок над шестью колонками текста трубил о возвращении группы, впервые побывавшей на таком сафари.

На расстоянии нескольких дюймов от этой публикации, в нижней части газетной полосы, виднелся другой заголовок над двумя колонками, гласивший:

«РУКОВОДИТЕЛИ ЦЕРКОВНОЙ ГРУППЫ ОБЪЯВЛЯЮТ ДИСКРИМИНАЦИЮ ПУТЕШЕСТВИЯМ ВО ВРЕМЕНИ»

Первый параграф второй статьи был таков:

«Нью-Йорк, Н.-И. Доктор Элмер Хотчкисс, глава Независимого комитета христианских церквей, обязавшийся наложить запрет на непосредственное изучение времени Христа, сегодня заявил, что ассоциация Времени отказалась продать комитету права на блокирование указанного отрезка истории…»

Я опустил газету и сказал:

– Но, Герб, ты же знаешь, что это неправда? Мы ведь им не отказывали!

Герб просто трясся от возбуждения.

– А ты что, не понимаешь? – воскликнул он. – Это же создает видимость полемики. И, пока истечет сегодняшний день, все церковные общины и все богословы мира сплотятся в единый фронт. Эйза, мы и не мечтали о такой рекламе!

В гостиную вошла Райла.

– В чем дело? – спросила она. Я передал ей газету.

У меня внутри все как будто оборвалось и возникло ощущение безнадежности…