Текст книги "Искатель. 1981. Выпуск №6"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

Соавторы: Анатолий Ромов,Андрей Дмитрук,Дж. Джейвор,Виктор Пшеничников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Разговоры в эфире. Перекличка постов, мелкие происшествия по городу, переговоры по СКАМ. Эти разговоры в эфире на все время его пути, часов до четырех, станут постоянным фоном. Весь его расчет и все надежды сейчас только на них, на эти разговоры в эфире. Голубая мечта, что Семенцов еще до четырех возьмет налетчиков у «Судостроителя», но это не более чем голубая мечта. Если налет действительно организован серьезно, то он может произойти в любой точке города. А это значит, что он сам, конечно же, наткнуться на следы преступной группы в первые минуты налета не сможет.

Ровнин убрал громкость приемника; теперь голоса звучали приглушенно. Навстречу не спеша двигались дневные улицы, и он вдруг подумал, что за два с лишним месяца в Южинске он так и не успел по-настоящему рассмотреть эти улицы. Вот такие, какими он их сейчас видит. Заполненные солнцем, оживленные, южные, с особым ароматом и вообще с чем-то особым, что может быть только у южного города. Это особое он знает, помнит с детства, но так и не может понять, в чем же оно, это особое. Ну в тентах, в кофейных под открытым небом. Но прежде всего это особое скрыто в запахе. Он, например, уверен, что это смешанный с выхлопными газами запах дынных корок, к которым примешивается ветер с моря. Здесь, в центре, да еще в это время, меньше красоток в скупых сарафанах и юношей в замысловатых теннисках, белых брюках и пижонских кепочках. Тут в это время дня несколько другой коленкор; народ идет постарше. Стоят за газированной водой командированные, вымокшие в своих костюмах и рубашках с галстуками. Тучные дамы в крепдешиновых платьях и немыслимо широкополых шляпах несут сумки с фруктами. Среди отдыхающих сразу можно выделить отцов семейств в стандартных солнцезащитных очках и шапочках с большими козырьками и одинаковой надписью на околыше: «Южинск». В скверах и на набережных сидят и режутся в шахматы и домино старички в ковбойках. Конечно, это центр, а не пляж и ресторанчики на берегу, возле которых совсем другой дух.

Минут через десять по сторонам потянулись двухэтажные домики из побуревшего кирпича. Ровнин понял, что это последние дома города; на табличках написано «улица Ветеранов», а улица Ветеранов замыкает окраину и заканчивается лесопарком. Дорога, ведущая сквозь лесопарк, выходит на развилку. От развилки прямо тянется дорога на аэропорт. Направо начинается Приморское шоссе; пройдя вдоль линии пляжей, у порта оно сворачивает в город. Налево идет Московское шоссе, начинающееся уже за чертой города и ведущее на север.

Мелькнул в зелени и остался сзади последний двухэтажный домик, и сразу же за ним начался лесопарк. Въехав под кроны деревьев, Ровнин прислушался к фону в приемнике. Голоса звучат почти непрерывно, иногда накладываясь и перебивая друг друга. Все, что он пока услышал за это время, было главным образом переговорами постов ГАИ и докладами о мелких происшествиях. Среди них только один раз он услышал экстренное сообщение о наезде: на углу Большой Садовой и улицы Нестерова грузовая машина сбила велосипедиста. Позже постовой сообщил, что пострадавший доставлен в больницу. Вслушиваясь в эфир, он перешел на другую волну. Следить за всеми сообщениями на диапазоне УВД было трудно, но Ровнин понимал, что если он и может на что-то рассчитывать, то только на эти монотонные и непрерывные переговоры.

Проехав первые километры по лесопарку, Ровнин совсем сбавил скорость. Асфальтированная дорога проходила под нависшей над ней листвой, в окна залетал чистый лесной ветер. Движение здесь было стеснено, и Ровнину дважды пришлось прижаться к бровке, чтобы сначала пропустить просигналившее такси, а потом тяжелый, заполненный пассажирами рейсовый «Икарус».

Перед развилкой дорога круто пошла под уклон. Вынырнув из-под деревьев, Ровнин повернул машину на стрелку с надписью: «Аэропорт – 11 км». По дороге на аэропорт впереди все как будто распахнулось. Приморское и Московское шоссе, расходящиеся в обе стороны, остались сзади. Дорога была четырехрядной, шла по открытому полю и просматривалась со всех сторон. Сейчас в приемнике были громко и отчетливо слышны переговоры автоинспекции. Как он вскоре понял, говорили с открывшегося впереди стационарного поста ГАИ. Доехав до стеклянной будки поста, Ровнин развернулся к городу; чуть притормозил около стоявшего у обочины старшины с жезлом. Тот никак не прореагировал: наверняка он знал эту машину. Снова доехав до развилки, Ровнин на этот раз повернул налево, на Приморское шоссе. Во входившем в окно ветре стала чувствоваться свежесть, скоро ставшая почти прохладой. Стало ясно – дорога выходит к морю. Ровнин хорошо представлял себе эту дорогу вдоль пляжей, он помнил всю прибрежную линию, до последней прогулочной станции и прокатной базы. Значит, мимо пляжей он на той же скорости доедет до порта и потом снова по тому же маршруту еще раз пересечет город. Да, если бы это была обычная преступная группа, все пляжи до самого порта можно было бы смело считать для налета мертвой зоной. Но они хорошо знакомы с психологией, и доказательство – налет на инкассаторов у торгового центра. Знакомы и отлично понимают, что такое страх. Они и рассчитывают главным образом на страх. На страх, на панический ужас, который, как столбняк, охватывает безоружных людей, на которых направлено оружие. Оружие гипнотизирует, он знает. Ведь при втором налете весь их расчет был главным образом на страх, и, увы, этот расчет сработал.

Сработал, подумал Ровнин, разглядывая из окна загорелые тела, брызги прибоя, слушая музыку транзисторов. Единственным, кто тогда попытался сломать этот расчет, был Лешка. Лешка знал, что нет больших трусов, чем те, кто рассчитывает на страх безоружного перед направленным на него стволом. Просто этот страх надо хоть кому-то преодолеть, и тогда тем, кто на него рассчитывает, конец, хана. Но на этот раз все получилось наоборот. Хана пришла Лешке, потому что Лешка чуть-чуть не успел. Чуть-чуть.

Наконец пляжи кончились, шум стих, полоса гравия постепенно сошла на нет. Мимо потянулся высокий забор порта. Ровнин повернул к городу и минут через десять снова выехал в центр. Второй раз миновав «Большевичку» и «Сельмаш», он повернул на знакомую уже улицу Ветеранов. И здесь, среди шума в эфире, услышал продравшийся сквозь переговоры голос: «Внимание, Говорит четырнадцатый. Всем постам ГАИ и ПМГ. Говорит четырнадцатый. На развилке при выезде в аэропорт тяжелая авария. Столкнулись машина инкассаторов и фургон «Мебель». Повторяю. На развилке при выезде в аэропорт тяжелая авария. Столкнулись машина инкассаторов и фургон «Мебель».

Место аварии оказалось метрах в двадцати от развилки, как раз там, где кончались деревья. Затормозив, Ровнин прежде всего увидел съехавший в кювет большой грузовик-фургон с надписью на бортах: «Перевозка мебели». Кабина грузовика была пуста, дверца со стороны водителя открыта. У обочины стоял мотоцикл ГАИ с коляской, за ним виднелась машина инкассаторов: представлявший сейчас собой жалкое зрелище защитного цвета «рафик» с искореженным левым боком и выбитыми стеклами. Правая дверца кабины микроавтобуса была открыта. В кабине Ровнин увидел двух инкассаторов. Казалось, оба сидят совершенно спокойно, будто ничего не случилось. У распахнутой двери микроавтобуса стоял немолодой старшина милиции, тот самый, которого Ровнин видел на обочине, разворачиваясь у будки ГАИ. Подойдя к «рафику», Ровнин прежде всего осмотрел инкассаторов и понял: оба тяжелы и вряд ли в ближайшее время придут в себя. Он повернулся к старшине. Из-под козырька на него глянули маленькие, окруженные сетью морщин глаза. По одному этому взгляду было видно, что старшина хват.

– Семнадцатый оперативный. – Ровнин показал удостоверение. – Это спецперевозка?

– Она, – с досадой сказал старшина.

– Где инкассаторская сумка?

Ближний из инкассаторов открыл глаза. Лоб его был сине-черным после удара о стекло, из носа густо текла кровь.

– Сумку… взяли… – сказал он.

Все ясно. Надо торопиться. Каждая секунда сейчас на счету. Инкассатор попытался что-то сказать – и закрыл глаза.

– Вызвали «Скорую»? – спросил Ровнин.

Старшина кивнул:

– Еще у будки.

Почему у будки? Что, старшина узнал об аварии не здесь?

– Вы что, не сами обнаружили аварию?

– Мне сказал о ней шофер такси. Он видел, как они столкнулись.

– Где этот шофер?

– Задержан. В будке сидит.

– Что, он и налетчиков видел?

– Нет, он не понял, что это налет. Только видел, как люди выходили из автофургона. Хотел остановиться, чтобы оказать помощь, но решил доехать до меня.

– Срочно вызовите его! Пусть его подвезут сюда. Вы поняли – срочно!

– Слушаюсь! – Старшина включил рацию, заговорил вполголоса: – Десятый! Десятый, четырнадцатый вызывает! Серега? Сергей, это я! Шофер такси там? Ну, который сообщил? Давай срочно его сюда, на развилку. Срочно, ты понял?

Ровнин пригнулся к инкассатору, достал платок. Осторожно вытер кровь. Среагировав, инкассатор вздрогнул и открыл почти бессмысленные глаза. Да, поломало его изрядно.

– Потерпи, – сказал Ровнин. – Сейчас приедет «Скорая».

Значит, они были на автофургоне? А потом? Может быть, пересели на другую машину, подготовленную заранее? Пересели… Если так, то куда они поехали? По Приморскому шоссе? К пляжам? Или по Московскому?

– Говорить можете? – спросил Ровнин. Инкассатор моргнул.

– Как они вас?

– Навстречу… – еле слышно сказал инкассатор. – Через осевую…

Значит, фургон «Мебель» ехал навстречу. И ударил. Не совсем в лоб, а под углом. Шофер успел отвернуть, но это не спасло. Выбрано самое удобное место: кругом лесопарк, впереди развилка, ищи на все три стороны.

– Вы их видели? Сколько их было?

– Кажется… Трое… Или четверо… – прошептал инкассатор.

Трое или четверо. Скорее четверо. А «или» потому, что четвертый наверняка сразу побежал к запасной машине, вот только куда. Четвертым должен быть «Шофер».

– Лица их вы видели? Спрашиваю, лица налетчиков вы видели?

– Д-да. – Инкассатор еле шевелил губами. – В-видел.

Значит, на этот раз они были без масок; вот только куда же они делись? Вряд ли они рискнут скрываться в лесопарке, слишком много народа кругом. Их наверняка ждала машина; но куда она поехала? По отрезку к аэропорту – исключено. По Московскому шоссе? Или по Приморскому, в город?

– Вы видели, куда они скрылись?

Инкассатор кивнул.

– Кажется… к развилке… через лес…

– Куда? Туда? – Ровнин показал налево. – Или в другую сторону? Налево? Или направо?

Молчит. Плохо, если он не ответит.

– Вы слышите? Куда они побежали? Налево?

– Н-нет… – Губы инкассатора чуть шевельнулись. – Направо.

Направо. Значит, если у них была запасная машина и она была укрыта в лесу с правой стороны от выезда на развилку, они могли поехать только направо, по Приморскому шоссе. Только направо, в город, и не иначе. Что же, они сами полезли в Западню? Впрочем, почему в западню? Может быть, они просто решили раствориться среди загорающих на пляже. Инкассатор как будто отключился.

Осматривая панель управления, баранку, сиденье в надежде, что остались хоть какие-то следы, Ровнин попытался прикинуть, сколько прошло времени с момента налета. Если шофер такси не сообщник и если он не врет, то до будки ГАИ езды минут пять, ну семь. Пока «четырнадцатый» сообщил об аварии, прошло еще минуты три Хорошо, пять. Значит, примерно десять-двенадцать минут. Если они пробежали через лес к приготовленной заранее машине, от одиннадцати надо отнять минуту, ну две. Остается девять. Округляем – значит, у них с самого начала было чистых десять минут на то, чтобы оторваться от погони. На машине с обычным мотором, это километров двенадцать-пятнадцать; Приличная фора. Они успели уехать, вот только куда? К пляжам? Или к Москве? Треск мотоцикла. В коляске парень лет тридцати с усиками и бакенбардами, за рулем совсем молодой лейтенант.

– Вот, – старшина кивнул на коляску. – Он мне сообщил.

– Вы видели столкновение? – спросил Ровнин.

– Да – Парень вылез из коляски. – Я сначала услышал удар. А потом вижу, фургон прямо в лоб «рафик» саданул. Хорошо, скорость небольшая. Обе машины в кювет. Я хотел сначала остановиться, ну а потом, думаю, там люди все равно, они из фургона вылезли – рванул к посту.

– Четырнадцатый! – заговорили рации у старшины и лейтенанта. – Четырнадцатый, «Букет» вызывает. Вы слышите, четырнадцатый? «Букет» вызывает.

Это СКАМ.

– «Букет», я семнадцатый оперативный, вы меня поняли? – пригнувшись, сказал Ровнин в микрофон старшины. – Я семнадцатый оперативный, нахожусь на месте аварии, это налет, я выясняю обстоятельства налета. Сейчас свяжусь с вами, не уходите с волны, вы поняли меня, «Букет»?

– Понял вас. Жду.

Ровнин повернулся к водителю такси.

– Вспомните, когда вы выезжали на развилку, вы не видели машины, стоявшей у обочины?

– Машины? – Парень задумался. Если он не сообщник, то должен был что-то увидеть. Хотя они вполне могли поставить ее за деревьями.

– Видел, – сказал парень. – Точно, видел машину. Справа стояла, на обочине, на Приморском. В кустах.

Парень сообщник? Очень уже все складывается.

– Какая машина?

– Легковушка, «Москвич» или «Жигули», я не разобрал, спешил.

Не разобрал, спешил. Натяжка. Любой водитель такси сразу отличает «Жигули» от «Москвича».

– Не помните, какого цвета?

– Кажется, темно-синего. Да, темно-синего.

Наводка? Теперь уже трудно понять, наводка это или нет.

– Номер машины не заметили?

Парень прищурился.

– Да я вот все вспоминаю. Даже в будке сидел вспоминал. Не помню номера.

– Может быть, все-таки вспомните?

– Ч-черт. – Парень вжал голову в плечи. Зажмурился. – Что-то такое… Первые две цифры, кажется, сорок один. Четверка и единица.

– Четверка и единица?

– Как будто, но точно не помню.

Четверку и единицу он помнит, а марку машины не разобрал. Ладно, больше из него, ничего не выжмешь. И еще – он скорее всего не сообщник. Ровнин снова пригнулся к микрофону старшины.

– «Букет», я семнадцатый оперативный! Как меня слышите?

– Слышу вас хорошо.

– По показаниям свидетелей и потерпевших, на развилке около двадцати – двадцати пяти минут назад совершено ограбление машины, проводившей спецперевозку в аэропорт. После столкновения трое или четверо налетчиков, похитив сумку с деньгами, скрылись, возможно, на легковой машине «Москвич» или «Жигули» темно-синего цвета, первые цифры номера – сорок один, четверка и единица. Как поняли?

– Все понял отлично. Темно синяя легковая машина, первые две цифры сорок один.

– Правильно. Есть предположение, что машина ушла по Приморскому шоссе в сторону города.

Сейчас он должен на полной скорости, ужом, змеей, как угодно, разыскать эту темно-синюю легковушку, которая оторвалась от него теперь уже примерно на тридцать минут.

– Лейтенант! – крикнул Ровнин, кинувшись на сиденье и отжав сцепление. – Дальше держите связь сами! И держите место, поняли?

– Так точно, понял.

Доклад лейтенанта СКАМ Ровнин услышал, поворачивая на развилке в сторону пляжей. Выжав из мотора все, что только мог, он услышал, как радиоконтроль оповестил все ПМГ о темно-синей легковой машине, ушедшей в город.

Машина впереди. Чуть отпустил ее, угадываешь соотношение скоростей, чувствуешь паузу; бросок влево по осевой на третьей скорости, обгон, тут же резкий бросок вправо; торможение. Этот старый и проверенный способ обгона, систему вождения машины «лесенкой» Ровнин хорошо изучил, не раз отрабатывал специально и поэтому сейчас шел по Приморскому шоссе к городу довольно легко, обгоняя все идущие впереди машины. Единственное, что требуется здесь, – это чувство паузы и ритма, иначе рискуешь врезаться на третьей скорости во встречный поток. Остальное уже зависит от техники вождения. Пройдя на непрерывном обгоне около минуты, Ровнин встретил пока только одну темно-синюю машину – идущую на средней скорости новую «Волгу» с единственным водителем. Решив, что учитывать ее не стоит, тем более что этой «Волгой» все равно займется ближайший же пост, и продолжая обгонять машины, Ровнин вдруг понял, что совершенно не уверен в том, куда же они должны были поехать. В город? Или от города?

В город. Но ведь они понимают, что город для них – это кольцо. Замкнутое кольцо и блокировка, то есть самая что ни есть западня. Западня – если только им не удастся незаметно бросить машину. Тогда у них появится серьезный плюс: пляжи. Пляжи, многокилометровые пляжи с тысячами отдыхающих.

От города. Это значит, что кольца уже нет, и перехватить машину смогут только посты ГАИ или вертолет. Но вертолета пока еще нет, и неизвестно, когда он будет, а они уже уходят. Пост же ГАИ – это всего только пост ГАИ. Не более того, если учесть четыре пистолета.

Впереди показался знак разворота. И вдруг Ровнин понял, отчетливо, ясно понял, если по делу, то они должны были здесь развернуться. Обязаны были. Вот здесь, на этом развороте. Развернуться и уходить от города по Московскому шоссе. Если бы на их месте был он, он бы обязательно развернулся и поехал назад, сбив тем самым с толку преследователей.

До разворота остается около двухсот метров. Значит, если он сейчас не угадает и развернется впустую – все, они окажутся отрезанными от него где-то в городе. Правда, в городе они в любом случае будут иметь дело с Семенцовым и с хорошо отлаженной сетью ПМГ.

До разворота меньше ста метров. Разворачиваться? Хорошо. Но если они поедут в город и им удастся где-то незаметно остановиться, раздеться и лечь на пляже, у них будет огромное преимущество. Машину можно будет найти, но попробуй поищи их самих среди тысяч голых тел. Правда, не так легко незаметно выйти из машины, раздеться и лечь. Решай. Решай, Ровнин. Нет. Если они все продумали серьезно, то и раздеться и затеряться на пляже они вполне смогут. И все-таки? Все-таки разворот. Так и не успев просчитать все до конца, не успев взвесить, что и как, Ровнин резко затормозил и развернулся. И почти тут же в приемнике, среди многих незнакомых голосов, вызовов и откликов он услышал знакомый голос и понял, что это голос Семенцова:

– Семнадцатый! Семнадцатый, говорит третий! Семнадцатый, где находитесь в настоящий момент? Семнадцатый, отзовитесь!

Семенцов. Его голос. Ровнин представил себе, как сейчас весь город, все посты, вся отработанная за эти месяцы система блокировки пришла в движение. Перекрыты магистрали; выставлены группы захвата; проверяются и останавливаются все подозрительные машины. Судя по вызову Семенцова, налетчиков пока еще не нашли.

– Семнадцатый! – повторил голос в приемнике. – Семнадцатый, вас вызывает третий! Я – третий! Отзовитесь!

Все так же, «лесенкой», угадывая паузы во встречном движении, Ровнин продолжал обгонять машины, понимая, что с каждой секундой удаляется от города. Что он может ответить Семенцову? «Думаю, они уходят по Московскому шоссе, следуя в этом направлении?» Но ведь они вполне могут вести радиоконтроль за эфиром. Вполне. Поэтому сейчас грамотней будет не сообщать Семенцову ничего конкретного.

– Семнадцатый! Семнадцатый, я третий! Вы слышите меня?

– Слышу вас, третий, – сказал Ровнин. – Я – семнадцатый, слышу вас хорошо. Нахожусь недалеко от места аварии. Прошу разрешения на самостоятельные действия.

Кажется, он все сейчас сказал правильно. Семенцов должен, обязан понять, в чем дело. Обязан, если он действительно профессионал.

– Как меня поняли? – спросил Ровнин. – Третий, как поняли?

Грузовик впереди. Поймать паузу; бросок влево; вправо. Можно увеличить скорость, впереди свободное пространство. Почему не отвечает Семенцов?

– Семнадцатый, я – третий, – наконец отозвался Семенцов. – Понял вас хорошо. Действуйте. Только держите меня в курсе.

Начальник ОУР колебался и поэтому так долго не отвечал. Бежевые «Жигули» впереди. Поймать паузу; обгон; снова втиснуться в общий поток. Кажется, Семенцов все понял. Больше того, кажется, полковник даже понял, что он уходит от города. Ровнин продолжал обгон, всматриваясь вперед. И вот, только он подумал, что происходит какое-то колдовство и впереди не проглядывается ничего похожего на темно-синюю легковую машину, как увидел мелькнувшее впереди темно-синее пятно. Еще через несколько секунд он понял, что это явно легковая машина. Он прибавил скорость, внимательно следя за тем, как она идет. Идет средне. Теперь уже она была всего в ста метрах впереди. Кажется, это «Москвич». Методично приближаясь к идущему теперь совсем близко синему «Москвичу», Ровнин попытался рассмотреть, сколько же людей в машине. Как будто трое. Да, трое. Причем, как минимум, одна из них женщина. Она сидит рядом с водителем. Очень похоже, что и на заднем сиденье тоже женщина. Ровнин обогнал последний, отделяющий его от темно-синего «Москвича» ГАЗ-24. «Москвич» – вот он, прямо перед ним. Номер не тот, 87–63. Ни четверки, ни единицы, но в принципе номер у них вполне может быть съемным или переворачивающимся.

На обочине стоит мотоцикл ГАИ. В нем два милиционера; остановившись, они наблюдают за машинами. Хороши – никакой реакции на синий «Москвич». Почему? У них нет рации? Или из-за номера?

Мираж. Просто мираж. Если рассудить спокойно, за чем он сейчас гонится? Может быть, ничего похожего, никакой темно-синей легковушки вообще и не было. Ведь вся его погоня основана на показаниях водителя такси. Но водителю такси все это могло показаться. Или, скажем, вдруг он скрытый дальтоник и машина была другого цвета? Уж насчет номера говорить не приходится, ошибиться в номере – раз плюнуть. Почему он пока встретил только один мотоцикл ГАИ? Что, в УВД не сообразили, что нужно держать и выезды?

Некоторое время Ровнин вел свою машину на одной скорости рядом с синим «Москвичом», внимательно разглядывая водителя и пассажиров. Водитель самый обычный. Белесые волосы, хрящеватый нос. Сухощавый, в голубой рубашке с закатанными рукавами. Но главное – этот водитель никак не реагирует на него, не обращает никакого внимания на то, что он едет рядом, вплотную, и внимательно его разглядывает. Женщина, сидящая рядом с ним, верней всего, жена. Полная, в открытом платье, с тщательно уложенной сложной прической. Она вообще совершенно спокойна. Сидит, будто старается рассмотреть что-то на стекле. Сзади дремлет старушка лет шестидесяти. Конечно, все может быть, но это самая обычная семья, и машина здесь явно ни при чем.

Ровнин дал газ и ушел вперед. Проехав по свободному шоссе около километра, он вдруг наткнулся на длинную колонну машин и сразу понял, что стоят они у опущенного шлагбаума. Далеко впереди виден пустой переезд. Еще не веря своей неудаче, Ровнин резко, затормозил. Впереди, метрах в трех перед ним стоит потертый «газик» с сельским номером. Слышно, что где-то далеко идет поезд, но именно где-то. Главное – он никак не может разглядеть отсюда всю колонну, и непонятно, есть ли там что-то темно-синее. Выходит, все его ухищрения, погоня, «лесенка», скорость, все это потеряло сейчас всякий смысл. Не говоря уже о том, что если он угадал, они успели проскочить шлагбаум раньше, и сумеют оторваться от него уже прилично, восстановив разрыв в полчаса, если не больше. А там свернут на какой-нибудь проселок. Значит, он может спокойно возвращаться в город. Потому что если их и будут сейчас ловить, то уже другие.

Ждать, пока пройдет состав и поднимется шлагбаум, пришлось около пятнадцати минут. За это время за его машиной выстроился целый хвост. Через, машину за ним остановился уже знакомый ему темно-синий «Москвич» № 87–63. Ровнин посмотрел на часы: пятнадцать минут пятого. Да, пока все складывается как нельзя хуже. Причем, судя по переговорам в приемнике, в городе их пока тоже не нащупали. Это называется – крупно не везет. И вот, когда колонна наконец медленно тронулась и Ровнин попытался отогнать мысль о том, что он должен вернуться в город, он вдруг явственно услышал ровный гул. Он не сразу понял, что это вертолет; а когда понял и выглянул, то разглядел на хвосте низко проплывшего вертолета цифры патрульной милицейской службы. И почти тут же увидел впереди, в начавшей не спеша растягиваться колонне, темно-синие «Жигули». Он опять включил «лесенку» и понял, что минут через десять нагонит эти синие «Жигули». Правда, он пока не понимал, почему же они идут так медленно. Маскируются? Вглядываясь в синее пятно впереди, Ровнин почувствовал прилив сил, почти радость. «Чему же я радуюсь? – подумал он. – Ведь если в синих «Жигулях» сидят они, то, как только я их догоню, сразу же наверняка последует схватка. Перестрелка, и перестрелка серьезная, не на жизнь, а на смерть». И тем не менее, Прислушавшись к себе, он почувствовал радость. Да, он обрадовался, но по-настоящему обрадовался не возникновению синих «Жигулей», а вертолету. Хотя ясно, что ждать сейчас помощи от этого вертолета, который, жужжа, плывет уже где-то впереди, смешно. Ведь вертолет наверху, и на его борту наверняка никто не знает, что пролетает над машиной Ровнина. Но глухим жужжанием, доносящимся сверлу, вертолет сейчас говорил ему, что Семенцов понял его туманную фразу и догадался, что, он выехал на Московское шоссе. Вот до темно-синих «Жигулей» осталось около десяти машин; теперь семь, пять. Продолжая обгон, Ровнин одной рукой открыл лежащий рядом на сиденье кейс и развернул тряпку, в которую был завернут «малыш». Если в синих «Жигулях» они, то по тому, как он приближается к ним, то и дело вылетая на встречную полосу, они вполне могут понять, что это за ними. Значит, стрельба может начаться с ходу, как только он поравняется с синей машиной. Правда, сначала он попробует обойтись пистолетом, но не исключено, что придется взяться и за автомат. Три машины впереди. Обгон. Две. Обгон. Одна. Ровнин разглядел наконец номер «Жигулей»: 88–52! Не тот. Опять ни четверки, ни единицы. Он обогнал последнюю отделявшую его от «Жигулей» грязно-зеленую потертую «Ниву». Пристроился сзади, вгляделся. Кажется, снова мимо. За рулем «Жигулей» сидит какой-то сжавшийся толстяк. Рядом женщина; на коленях у нее мальчик лет шести-семи. Да, это не то. Явно не то.

Ровнин нагнал синие «Жигули» и пошел с ними рядом, окно в окно. Машина шла медленно, не больше пятидесяти километров, и их, идущих рядом, обходили теперь все машины. Ровнин посмотрел на толстяка. Толстяк посмотрел на него. Толстяку этому лет тридцать пять. Маленький нос. Надутые щеки. На голове не первой свежести белая кепочка. Интересно, что же это в глазах у толстяка? Что же? Просто даже мороз пробегает по коже. Жалко человека. Кажется, в глазах у этого толстяка сейчас самый настоящий ужас. Смертельный страх. Что же с ним? Зрачки расширены, губы дрожат. Да и с женщиной, с ней тоже происходит что-то непонятное. Обхватив мальчика, вцепилась в него так, будто его сейчас у нее вырвут. Ей лет тридцать, и лицо как будто очень приятное, если бы не испуг. Что же с ними? Ну и номер! Впечатление, что им секунду назад кто-то приставил нож к горлу. Или прицелился в лоб. Толстяк смотрит так, будто чего-то ждет. Вот судорожно отвернулся. Глотнул слюну. Выждал. Снова смотрит. В глазах у него ужас, настоящий ужас. Даже непрофессионал понял бы, что здесь что-то не то. Явное не то, и пахнет жареным. Ровнин нащупал пистолет. Может быть, налетчики сидят, спрятавшись под сиденьями? Несколько мгновений он пытался даже не разглядеть, а почувствовать, есть ли еще кто-то в машине. Нет, кажется, кроме этого толстяка и женщины с ребенком, в машине никого нет. Ровнин поднял руку и ладонью показал толстяку: прижмитесь к обочине, остановитесь. Спросил кивком: понятно? Толстяк кивнул в ответ: понятно. Свернул к кювету, затормозил. Поставив свою машину впереди синих «Жигулей», Ровнин подошел к левой передней дверце.

– Что с вами? У вас что-то случилось?

– Н-нет, – запинаясь, сказал толстяк.

Женщина, обхватив мальчика, повернулась к Ровнину. Кажется, она смотрит на него чуть ли не со злостью. Да, она явно его тихо ненавидит. Реакция. Естественная реакция на длительный испуг.

– То есть д-да, – толстяк сглотнул слюну.

– Что значит, «да», «нет»? Это ваша машина?

– Коля! – сказала женщина. – Коля!

Толстяк глянул на нее и тут же снова повернулся к Ровнину. Мальчик, тот просто весь дрожит. Что же случилось? Надо их как-то успокоить. Ровнин достал удостоверение.

– Я из милиции. Что случилось?

Женщина вдруг заплакала, прижавшись к мальчику. Выдавила, дрожа:

– Они. Они же. М-могли нас убить.

Бухнуло, застучало лихорадочно: они. Это налетчики, и он у них на хвосте. Значит, нельзя терять ни секунды. Тут же краем уха Ровнин засек, что жужжание вертолета постепенно исчезает. Вот оно совсем исчезло: вертолет ушел куда-то вперед и в сторону.

– Объясните: кто «они»?

Толстяк умоляюще посмотрел на жену, прижал руку к груди. Его, губы лихорадочно прыгают.

– Я сейчас все расскажу. Они заставили нас остановиться. Они ехали на вот этой машине. Показали пистолет. Я остановился. Они говорят: «Мы из милиции». Говорят, перелезайте и садитесь в эту машину. И езжайте, только медленно.

– Коля, я же тебе с самого начала сказала, что они не из милиции, – прошептала женщина.

– Откуда же я знаю, если угрожают пистолетом? – взвизгнул толстяк. – И если со мной ребенок? Откуда?

– Коля! – Лицо женщины сморщилось.

– Спокойней! – сказал Ровнин. – Спокойней!

Не хватало еще истерики. Окрик подействовал, толстяк удивленно посмотрел на него и вжал голову, будто боялся, что Ровнин его сейчас ударит.

– Сколько их было?

– Четыре человека.

Значит, это они, и они сейчас уходят.

– Мам! – дрожа, сказал мальчик.

– Володенька, молчи. – Женщина прижала его к себе. Мальчик уткнулся ей в грудь и выдавил:

– Мам, мне страшно.

– Молчи, маленький. Молчи. – Женщина погладила его по голове.

– Какого цвета ваша машина? Какая марка? – спросил Ровнин.

– «Жигули». У нас тоже «Жигули», только желтого цвета, – сказал толстяк. – Знаете, этот цвет называется «банан».

«Банан». Но ведь он не должен упускать и эту темно-синюю машину, потому что это улика. Черт, сейчас бы сюда тот мотоцикл ГАИ с двумя инспекторами.

– Номер вашей машины?

– Номер? Шестнадцать – ноль пять.

Ровнин обошел синие «Жигули», присел, осмотрел номер. Похоже, номер здесь двойной. Он нажал на щиток, потянул, и табличка, поддавшись, сползла с нижней. Магнитные края. Вот он, второй номер, тот, который был, когда машина ждала у развилки: сорок один – четырнадцать. Значит, это точно преступная группа, и они сейчас уходят по Московскому шоссе на желтых «Жигулях» № 16–05. Надо немедленно выходить в эфир. Ровнин вернулся к толстяку.

– Ваша фамилия, имя, отчество?

– Молчанов. Молчанов Николай Петрович.

– Где работаете?

– Механик в СМУ-одиннадцать Южинскстроя.

– Николай Петрович, успокойтесь. Преступники будут задержаны, но вы должны оказать нам помощь, и очень простую: никуда не выходить из этой машины, пока к вам не подъедет сотрудник милиции.