Текст книги "Летнее приключение"

Автор книги: Клер Кук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Ты знаешь, папа, – заговорил он, – когда мама предложила это «вторжение»…

– Святая Италия! – воскликнул отец. – Почему же вы сразу не сказали мне, что это была ее идея?

Глава 13

Как только отец принимал решение, ничто уже не могло остановить его. Он решил полностью походить на Койяка.[15]15
  Тео Койяк – герой одноименного американского телесериала.


[Закрыть]

– Леденцы, – проговорил он, пока я снимала свитер цвета лосося с его плеч, а Тодд закутывал его в накидку. – Кто-нибудь, принесите мне леденцов.

Не знаю уж, к какому методу прибегала Шинед О' Коннор, но мне точно известно, что Бритни Спирс решила сразу воспользоваться электрическим триммером. Мы же подумали, что суетиться не будем и проведем всю процедуру торжественно.

Среди дисков с «Лучшими итальянскими операми», которые мы включали в нашем салоне, Анджела нашла «Севильского цирюльника» и сунула его в проигрыватель.

Папа блаженно закрыл глаза.

– О, Россини! – выдохнул он с таким видом, словно эта опера не звучала в его салонах ежедневно с начала шестидесятых.

Тьюлия первой взяла ножницы.

– Осторожнее! – хором сказали мы. Все шло очень хорошо, и не хотелось бы завалить столь удачно начатое дело.

– Я тебя люблю, папочка, – сказала Тьюлия, прежде чем первый раз щелкнуть ножницами. Она умудрилась даже не порезать его, что для Тьюлии было делом необычным. Потом она держала руки своих детей, которые тоже осторожно отрезали у дедушки по прядке.

– Я люблю тебя, Nonno, – говорили они по очереди.

– Ты можешь прийти ко мне на день рождения, – добавила Мэгги, когда настала ее очередь взять в руки ножницы.

Вики принялась подметать, как только на пол упали первые волоски.

– И пусть никто не вздумает выбросить мои волосы, – строго проговорил отец. – Я хочу, чтобы их похоронили вместе со мной. Именно так поступают в Италии.

– Думаю, ты имеешь в виду Египет, – сказала я. Глаза отца были плотно закрыты – он ждал, когда отрежут следующую прядь, – но голову в мою сторону он все же повернул.

– Ничего другого услышать от тебя я и не ожидал, мисс Всезнайка, – проворчал он. – Кто тут у нас эксперт?

– Ну хорошо, – кивнула я. – Давай считать, что так поступают и в Египте, и в Италии.

Когда каждый из нас отстриг отцу по пряди, Марио принес электротриммер.

– Не так быстро, – попросил папа. – Что у тебя за триммер?

Марио повернул машинку, чтобы прочесть название фирмы.

– «Ремингтон титаниум», – прочел он.

– Нет, так дело не пойдет, – заявил отец. – Я хочу только «Эндис Ти-Эджер», или мы немедленно расходимся.

Нужный триммер был немедленно принесен. Марио взял на себя самую ответственную часть работы, а мы все наблюдали за тем, как волосы нашего отца падают на пол длинными веретенообразными прядями.

Потом мы подвели отца к раковине, и София соскребла с его головы остатки спрея «Мгновенно скрывает вашу лысину». Теперь надо было воспользоваться отбеливающим кремом, чтобы вернуть черепу отца естественный цвет, и хотя дело это было непростое, повозиться стоило.

Наконец Тьюлия сняла с отца накидку, и мы все обступили его, любуясь результатом нашей работы.

Мать Софии, Линда, провела ладонью по голове отца.

– Гладкая, как попка младенца, – заключила она. – Тебя отлично обработали, Ларри Шонесси. – Линда говорила, растягивая слова и явно кокетничая с отцом, хотя давно была замужем за другим парнем.

– Очень красиво, – заявил Тодд. – Мне даже кажется, что вы теперь еще больше похожи на итальянца, если такое вообще возможно.

– Хорош лицемерить, – сказал Марио.

Я подала папе зеркало, и он принялся вертеть его мод разными углами, чтобы рассмотреть себя со всех сторон.

– Изумительно! – наконец изрек он.

Отец и в самом деле выглядел потрясающе. Теперь его сухопарая фигура казалась более четко очерченной, да и светло-карие глаза тоже как будто стали ярче. Кстати, у него отличная форма черепа. А цвет кожи – настоящий «МАК» оттенок NW25, начиная от затылка вверх к макушке головы и включая лицо. Разумеется, все члены нашей семьи, да и большая часть жителей Ирландской Ривьеры могли похвастаться таким же бледно-бежевым оттенком кожи.

Мы стали по очереди подходить к отцу, чтобы потереть его голову на удачу, а я даже поднесла к нему Прешес, чтобы и она тоже могла дотронуться лапкой до папиной головы.

– Да, конечно, мы команда, – заметила Анджела. Она чересчур увлекалась спортом, но мы все равно были вместе с нею, раз уж оказались все в одной связке.

– Ко-ман-да! – крикнули мы все хором, занеся руки над сверкающей новой лысиной Лаки Ларри Шонесси.

Тут кто-то постучал в дверь салона.

– Ну вот, кто-то пришел, – промолвил папа. – Это либо разносчик пиццы, либо папарацци.

– Arrivederci![16]16
  До свидания (ит.).


[Закрыть] – прокричал вслед родным папа, когда все стали расходиться по своим машинам.

Я задержалась, чтобы завернуть кусок пиццы в полиэтиленовую пленку. Поскольку сейчас только я и папа были в нашей семье одинокими, я решила, что нам следует поделить оставшуюся пиццу пополам, чтобы дома не возиться с едой, когда захочется есть.

Отец направился в кухню, Прешес семенила за ним по пятам.

– Ciao,[17]17
  Пока (ит.).


[Закрыть] Белла! – попрощался папа. Наклонившись, он поцеловал меня в щеку.

Я еще раз потерла рукой его лысую голову на удачу – мне она очень пригодится.

– Ты выглядишь отлично, папа, – заметила я.

– Надо было решиться на это много лет назад, – сказал отец. Я сразу живо представила историю, которая в данный момент формировалась в его голове. Пройдет совсем немного времени, и папа поверит в то, что все это было его затеей.

Отец прошел мимо меня к холодильнику.

– Послушай, Белла, – произнес он. – Посиди еще немножко, выпей стаканчик траппы со своим babbo.[18]18
  Папа (ит.).


[Закрыть]

– Ну уж нет, – отказалась я. – Только не граппы. Ты же знаешь, что я ее терпеть не могу.

– Ох, Белла, Белла, – вздохнул папа, вынимая бутылку из холодильника. – Ну какая из тебя итальянка!

Я взялась за дверцу холодильника и сунулась в него, чтобы положить на полку кусок пиццы.

– А есть ирландская выпивка? – спросила я. – Пап, ну должно же у тебя быть что-нибудь, не напоминающее по вкусу сироп! – Я принялась осматривать содержимое его холодильника и вскоре нашла бутылочку и вино. – Ну вот! Можно я открою?

Папа кивнул, и я начала охоту на штопор. Отец развелся со своей третьей женой уже три года назад, и с тех пор его кухонные шкафы и ящики зажили собственной жизнью. Из ящика для хранения приборов я вытащила три мяча для гольфа, колоду карт и лишь под всем этим обнаружила штопор. Высохшая старая и давно забытая пробка все еще была насажена на нем.

Папа открыл буфет и достал для меня винный бокал. Потянувшись за ним, я увидела целый ряд непочатых бутылок граппы, которые, словно строй солдат, вытянулись на нижней полке.

– Пап, – спросила я, – а где ты взял всю эту граппу?

Папа налил себе граппы в бокал для аперитива. Повернувшись, он с восхищением полюбовался на собственное отражение в стеклянных дверцах кухонных шкафов и провел рукой по лысой голове.

– Я просто сказал по телефону этим барракудам из жилищной конторы, что если они хотят заполучить мою землю, выходящую к воде, то им стоит подсластить чем-то нашу сделку, – ответил отец.

– Но ты же всерьез не думаешь продавать этот участок? – Я не могла представить себя жизни без этого дома, без флагманского салона, соседствующего с ним.

– Нет, не думаю, но это был отличный способ заполучить граппу, – объяснил мне папа.

– Будь осторожен, – предупредила я. Складывалось такое ощущение, что застройщики вознамерились скупить весь город. – Не подписывай ничего, не надев очки, чем бы ты ни был занят.

Отец исчез в соседней комнате, и через мгновение в доме грянула «Женитьба Фигаро». Папа вернулся и направился к столу.

Я присоединилась к нему. Мне нравился этот стол. То был старый складной сосновый стол, который мы уже порядочно изрезали за долгие годы. Все началось с того, что мы делали за ним уроки и слишком прилежно нажимали на карандаши – на столешнице до сих пор смутно виднелся отпечаток: 12:3 = 4.

После того как мама уехала из дома, мы начали портить стол нарочно, ведь нам надо было как-то справиться с переживаниями, проверить, на сколько хватит терпения отца. Помню, как он дал мне кусок наждачной бумаги, чтобы я уничтожила вырезанную мною надпись «Я тебя ненавижу». Меня выдала Анджела, но я сейчас решительно не помню, против кого была направлена эта надпись – то ли против Тьюлии, то ли против Софии.

Папа поднял бокал.

– Салют! – сказал он. – Чин-чин!

Я легонько дотронулась своим бокалом до его бокала.

– Что обычно говорил дедушка, когда поднимал тост? – поинтересовалась я.

– Доброго здоровья! – ответил папа.

– Доброго здоровья! – повторила я, чокаясь. – Теперь вспомнила. Мне всегда казалось, что он произносил эту фразу слишком быстро. – Я сделала глоток. – Знаешь, пап, иногда мне хотелось, чтобы ты вырастил нас как ирландцев, а не как итальянцев. Тогда наша жизнь была бы куда проще.

Отпив своей граппы, отец скорчил гримасу, но тут же его лицо обрело нормальное выражение.

– Жизнь никогда не бывает простой, – сказал он.

– Что, неужели тебе тоже не нравится граппа? – удивилась я.

– Эта граппа слишком сладкая, на мой вкус, – объяснил он. – Вот в Италии – другое дело, тамошняя граппа крепкая, жгучая. Впрочем, мне нравится пить любую траппу.

Откинувшись на спинку стула, отец закинул руки за голову и стал водить ладонями по гладкой коже.

– Думаю, когда-нибудь ты меня поймешь, – сказал он. – Если бы мы были итальянцами, живущими в Норт-Энде, я, возможно, считал бы ирландцев экзотической нацией. Любимым выражением моего отца было: «Если ты имеешь счастье быть ирландцем, то ты уже достаточно счастлив». По правде говоря, мой отец был никудышным парикмахером, и я мечтал о чем-то лучшем для своей семьи. Поверь мне, это мечта любого иммигранта.

Я слышала все это по крайней мере тысячу раз. Правда состояла в том, что папа родился в южном Бостоне, поэтому он не был настоящим иммигрантом. Но я не стала ничего говорить ему: я лишь молча отпила вина. Прешес вскочила мне на колени и уютно устроилась там, свернувшись клубочком. Интересно, спросила я себя, какой должна быть мечта дочери сына иммигранта? Мне никогда не удавалось представить себе наше генеалогическое древо.

Да, я не собиралась ничего говорить, но слова как-то неожиданно сорвались с моих губ:

– Папа, а ты считаешь, это я виновата в том, что София стала такой, какая есть?

– Что? Какой такой она стала? – Встав из-за стола, отец вылил остатки граппы из своего бокала и налил в него вина.

– Не знаю, – ответила я. – Мне кажется… она никогда не считала нужным развивать собственные интересы…

– И поэтому она положила глаз на твоего мужа? Папа подлил мне вина.

– Спасибо, – кивнула я. – Не знаю… Может, это чистой воды безумие. А может, и правда.

Подняв глаза к потолку, отец глубоко вздохнул.

– Полагаю, ты думала еще и о том, что выбрала бы себе мужа получше, если бы у тебя перед глазами не было такого примера, как я.

Я схватила отца за руку.

– Ох, папа, вовсе нет! Ничего такого я не думала, да и не вижу никакой связи между моим мужем и тобой, – заверила его я.

– И ты совершенно не несешь ответственности за поведение твоей сестры, – сказал отец.

– Сводной сестры, – поправила я его.

– Кровь гуще всего на свете.

– Даже гуще, чем граппа? – Я отпила вина, и Прешес заворочалась во сне. Она явно видела кошмарный сон о своем бывшем хозяине, этом ужасном Силли Сайрене. – Понимаешь, в чем дело, – продолжила я, – я скучаю по Софии больше, чем когда бы то ни было скучала по Крейгу. Но я представить себе не могу, что мы когда-то переживем этот разлад. Все-таки она меня предала.

– L'amore domina senza regoie, – провозгласил отец.

– Что это значит?

– Любовь не знает правил, – перевел папа. – Во всяком случае, мне кажется, что эти слова переводятся именно так. – Он усмехнулся. – Хотя не исключено, что я только что выругался при тебе по-итальянски.

– Так что же означает эта фраза? Полагаю, что ты все-таки правильно передал мне ее смысл.

Папа положил локти на стол.

– Каждый человек совершает в своей жизни глупости, Белла, – сказал он. – Только одни совершают больше глупостей, чем другие. Ты сейчас считаешь, что тебе удастся обойтись без этого. Или они так считают. А может, и ты, и они, эти другие, просто перестали думать. Такое тоже бывает. И когда это происходит, ты можешь травить себя мыслями, как ядом, а можешь продолжать жить как ни в чем не бывало.

– Так ты поступил с мамой? – спросила я.

– Нет, – ответил отец. – Так она поступила со мной.

Глава 14

Я рылась в своем ящичке для губной помады в поисках чего-нибудь сильного, увлажняющего и дающего уверенность. Пчелиный воск, масло масляного дерева, жожоба и миндальное масло – вот отличные увлажняющие ингредиенты. Наконец я нашла тюбик витаминной восстанавливающей помады от «Тарт» насыщенно-розового цвета под названием «Возрождающая». В ее состав входили жожоба, витамины А, С, К и Е, а также зеленый чай и экстракт личи, поэтому я решила, что она удовлетворяет моим потребностям. Возможно, если я съем эту помаду, как фруктовое мороженое, то мне пару месяцев не придется принимать витамины.

Я собиралась позвонить Шону Райану и сказать ему, что мы встретимся в «Провиденсе» на университетской ярмарке. Я хотела, чтобы он понимал, что нас связывает лишь бизнес. Меня интересовали только наборы, а то, что Шон Райан – вообще-то весьма привлекательный парень, и то, что меня год назад бросил муж, к делу никакого отношения не имеет.

Разумеется, я смутно помнила слова Шона, что он вроде тоже ничуть мною не интересуется. Но люди много чего говорят, потому не стоит переживать из-за того, что твои слова кто-то не очень хорошо расслышал. А поскольку я поеду в собственной машине, то это создаст между нами необходимую – профессиональную – дистанцию.

Я так смотрела на вещи: если мне удастся не усложнить наши отношения, то меня ждет долгая, почти лишенная неприятностей жизнь. Маленькая собачка, прогулки по живописным местам, приключение, связанное с созданием наборов. Множество людей живет примерно по таким схемам. И что это за нелепое старое утверждение, будто пары должны представлять собой половинки одного целого вроде солонки и перечницы. К тому же современные продвинутые люди давно перестали есть соль, разве не так?

А обременительные отношения мне вовсе не нужны, благодарю покорно. Если как следует подумать, получается, что Шон Райан предложил мне свое покровительство. У меня было такое ощущение, словно я чем-то пресытилась и вот теперь, обманутая женщина, бегу от этого прочь, и мне необходимо какое-то время, чтобы вновь обрести себя. Ха! После этого мне бы не захотелось бить по ветровому стеклу машины Крейга своей сумкой на ремне, бросаться камнями и – уж признаюсь – отправлять Софии в конверте его крем-смазку для пениса. Но все это было несколько веков назад. К тому же у меня и не было особого желания поступать именно так, честное слово.

Да, имелось у меня несколько разрушительных идей. Например, я хотела водрузить наш матрас на крышу своего «фольксвагена», отвезти его в Бостон и там сжечь посреди улицы напротив офиса Крейга. Но доехать до скоростной дороги Саут-Ист – это сущий кошмар, и попытку отвезти куда-то матрас можно смело сравнить с решением круто изменить свою жизнь и взять ее в свои руки. Но, подозреваю, София с Крейгом больше не спали в этой кровати. Да и к чему, если у Софии была отличная собственная кровать, которую она не делила ни с кем, расставшись с этим… как-его-там. Кавалеры у Софии подолгу не задерживались. Помню, я все спрашивала себя, кого ж это она поджидает, время-то идет. Теперь ответ мне известен: моего мужа.

Так что в конце концов я успокоилась на следующем: отдала все наши простыни и некоторые из свадебных подарков, которые мне никогда не нравились, в женский приют, а себе купила новое постельное белье. Конечно, жест этот довольно жалок, я это прекрасно понимаю, но, возможно, он свидетельствует о том, что я быстро излечивалась от своих проблем. Я была спокойна. Уверена в себе. Я начала собирать воедино разбросанные повсюду осколки моей жизни. В конце концов я была готова выступить в сольной партии.

Ну или почти в сольной. В кухню проскользнула Прешес. На ней была ее футболка с надписью «Не испытывайте ко мне ненависти, потому что я прекрасна». Нежно-желтый цвет отлично сочетался с новыми высветленными прядками в ее шерсти.

Как только она посмотрела на меня своими огромными глазищами помеси чухуахуа и терьера, я поняла, что Прешес все знает.

Я наклонилась, чтобы почесать ей за ушком.

– Прости меня, – сказала я, – но сегодня я правда не могу взять тебя с собой. У меня деловая поездка.

Подняв голову, Прешес прислонилась к моим рукам, а я продолжала гладить ее.

– А к родным мне не хотелось бы тебя везти – не хочу, чтобы они узнали о наборах, – продолжала я. – Никогда не знаешь, что у них на уме, ты говоришь им: «Пять», а они тебе – «Десять!», да еще и в дело не в свое суются, вмешиваются во все. Так что уж лучше мне помалкивать, ты меня понимаешь?

Прешес приподняла свои кустистые бровки. Подумать только, у меня уже выработалась привычка разговаривать с собакой! Я спросила себя, не будет ли полным хамством прямо сейчас позвонить Шону Райану и сказать ему, что мы встретимся там-то. Мне ведь нужно получить от него какие-то указания, поскольку я знала только, что мы едем куда-то в Провиденс, а это же огромный город. Может, я смогу следовать за ним на своей машине. Я ведь сказала ему, что после ярмарки мне понадобится ехать по делам, поэтому нет никакого смысла возвращаться сюда за машиной.

Это было похоже на тщательно разработанный план. Накануне, прежде чем лечь спать, я сложила все собранные мною наборы в две большие картонные коробки. Поэтому сейчас я поставила одну коробку на другую, накинула на плечо сумку и приготовила ключи. Пинком открыв дверь комнаты, я бросила туда собачью косточку, чтобы Прешес побежала за ней.

– Я скоро вернусь, – намеренно бесстрастно проговорила я. Господи, как же это родители детей своих оставляют одних?! Взяв коробки, я стала медленно выходить в дверь спиной вперед.

Захлопнув дверь, я прислонила коробки к косяку и заперла замок. Затем повернулась и сделала шаг вперед. И услышала, как взвизгнула Прешес.

Я закричала:

– Боже мой, с тобой там все в порядке?

Тут я услыхала, как внизу хлопнула дверца машины.

– Эта вы с собой разговариваете? – услышала я голос Шона Райана.

Я посмотрела вниз через перила.

– Нет, просто меня только что обхитрила чересчур умная собака. Как по-вашему, я могу взять ее с собой?

Шон Райан улыбнулся мне. На нем были темные джинсы и рубашка в бело-синюю полоску с закатанными рукавами. Хорошо, что он ответил мне, потому что я тут же забыла, о чем, собственно, его спрашивала.

– Почему бы и нет? – пожал плечами Шон Райан. – Она будет нашей компаньонкой.

Я открыла было рот, чтобы сказать, что нам никто не понадобится.

– Знаю, – остановил меня Шон Райан. – Нам никто не понадобится.

– Совершенно верно, – кивнула я.

– Совершенно верно, – повторил он. – В таком случае Прешес станет нашей помощницей. – Перепрыгивая через две ступеньки, он быстро взбежал по лестнице и забрал у меня коробки.

Шон Райан был уже на полпути вниз, когда я сообразила, что произошло.

– Я бы и сама справилась! – запоздало крикнула я ему вслед. Наклонившись, я взяла Прешес на руки. – Надеюсь, он не уронил коробки.

К тому моменту, когда мы с Прешес догнали Шона Райана, он уже укладывал коробки в багажник своего темно-зеленого «приуса».

– Хм! – бросила я.

Что-то не припомню, чтобы он когда-нибудь выглядел так замечательно.

– Может, мне все-таки взять свою машину? Ну, на случай, если у вас есть какие-то планы? Хотя нет, что это я говорю! Я хочу сказать, что это у меня есть планы. Да нет, забудьте об этом… – бессвязно, бормотала я. И мы с Прешес направились к пассажирскому месту.

– У вас все в порядке? – спросил Шон, когда я пристегивала ремни безопасности.

– Все отлично, – ответила я. – Интересно, сколько же миль вы можете проехать на одном галлоне топлива на этой штуке? – Мне показалось, что салон автомобиля мог бы быть и побольше. Когда я потянулась к защелке своего ремня, наши руки едва не соприкоснулись.

– Кто его знает! Но, сколько бы ни было, я чувствую себя на коне, когда еду в этой машине. – Тут Прешес перескочила к нему на колени. Само собой, обратно я ее звать не собиралась, так что ей придется самой искать пути отступления.

– Это как? – спросила я.

– Я пошутил, – ответил он. – А вы даже не улыбнулись. – Он сунул Прешес мне в руки, и на этот раз наши пальцы действительно соприкоснулись.

Я тут же отдернула свою руку.

– По-моему, это было не смешно, – заявила я. Шон Райан завел машину.

– Кажется, шлагбаум поднят, – сказал он, выводя машину задним ходом со стоянки и сразу направляя ее в сторону скоростной дороги. – Вы уверены, что все нормально?

– Лучше не бывает, – бодро ответила я. Разгладив складочки на брюках, я поправила летний жакетик от «Шико», который был на мне, чтобы он не помялся под ремнем безопасности. – Итак, сколько же я вам должна за право воспользоваться половиной вашего стола на сегодняшней ярмарке?

– Можете угостить меня обедом, – сказал Шон Райан.

Я хлопнула в ладоши. Звук получился громче, чем я ожидала, и Прешес спрыгнула вниз, а затем перебралась на заднее сиденье.

– Послушайте, – сказала я. – Это просто на тот случай, если вы забыли, что нас связывает только бизнес.

– О'кей, – кивнул он, – мы можем разделить счет. Но я заплачу только за то, что закажу сам. К примеру, если вы закажете закуску или аперитив, а я – нет, то я не захочу слушать ваше нытье, когда придется оплачивать счет.

– Ваше замечание неуместно, – заметила я.

– Кэтрин Хепберн – Кэри Гранту, «Воспитать ребенка», 1938 год, – отчеканил Шон Райан.

– Что?! – ошеломленно спросила я, поворачиваясь к нему.

– Это цитата из фильма, или что-то очень близкое к ней, – пояснил Шон Райан. – А после этого, насколько я помню, Кэри Грант говорит что-то о том, что его непостижимым образом тянет к ней, когда настает спокойная минутка.

– Иными словами, вы просите меня заткнуться?

Шон Райан рассмеялся. У него был отличный смех – громкий и от всей души; Шон не стеснялся его, не опасался, что кто-то может его услышать. Правда, я бы предпочла, чтобы этот смех не был направлен на меня.

Шон Райан поехал к скоростной дороге теми же переулочками, которые выбрала бы и я. Кто знает, может, мы долгие годы проезжали мимо друг друга. Я вообще-то женщина умная, по, кажется, мой разум на время отключился. Тем временем мы подъехали к скоростной трассе, Шон Райан включил поворотник, и мы пригото-нились влиться в поток автомобилей. Вот он нажал на педаль – миг – и мы уже смешались с потоком транспорта.

– А какой ваш любимый старый фильм? – поинтересовался он.

– Хм-м… – пробормотала я. – Думаю, в последнее время это был фильм «Тельма и Луиза». – Думаю, не стоило говорить Шону Райану, что я видела этот фильм три раза только за последнюю неделю, и он настолько увлекал меня, что я отматывала диск назад, чтобы снова и снова пересмотреть сцену выстрелов, представляя при этом, что тем самым парнем был Крейг. – Я хочу сказать, вот это была жизнь, люди боролись за нее! Да, в конце они умерли, но разве не все умирают?

Шон Райан кивнул.

– Господи, я помню, как жена буквально тащила меня на этот фильм! Правда, ничего не могу сказать, картина отличная. Моя жена редко бывала так права, – признался он.

Я повернулась к нему, чтобы проверить, не улыбается ли он. В это же мгновение Шон Райан посмотрел на меня.

– Мой муж тоже редко бывал прав, – заявила я.

– Думаю, у всех бывших есть одно общее качество, – сказал Шон Райан. – Они часто бывали не правы.

Я кивнула, а потом мы довольно долго хранили молчание. Прешес снова пробралась ко мне и устроилась у меня на коленях. Глядя в окно, я поглаживала ее жесткую шерстку.

– Как долго вы должны держать у себя эту собаку? – наконец спросил Шон Райан.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на него.

– Что вы хотите этим сказать? – удивилась я.

– Что я хочу этим сказать? – переспросил он. – Вы ведь должны вернуть ее, не так ли?

– Не знаю, – ответила я. – Думаю, если бы хозяева хотели забрать ее, то уже приехали бы за ней, вы так не считаете?

– Bay! – бросил Шон Райан. – Знаете, у вас настоящий талант к отрицанию, вы так не думаете?