Текст книги "Книги крови III—IV: Исповедь савана"
Автор книги: Клайв Баркер
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Я извиняюсь, – неуверенно произнес Рики.
– Извиняешься?
– Ну да…
– Не думаю, что ты так просто отделаешься.
– Но это какая-то ошибка…
– Ничего не знаю. От вас, приезжих, вечно одни неприятности. Чего стоил этот мальчишка; спустил штаны по самые щиколотки и гадил в салуне! Где вас, сукиных сынов, учили таким манерам? В ваших долбаных школах?
– Я, право же, не знаю, как объясниться…
– Не стоит труда. Ты вместе с мальчишкой?
– Если можно так сказать…
– Не говори загадками!
Рики почувствовал, как холодный ствол пистолета уперся ему между лопаток. Джон продолжал:
– С ним ты или без него?
– Мои слова означают…
– Твои слова ничего не значат здесь, на моей территории. Как и твоя жизнь, запомни. – Уэйн отстранился. – А теперь, парень, ты повернешься, и мы посмотрим, что у тебя внутри.
Рики уже видел такие сцены: человек поворачивается, и Уэйн стреляет. Никаких дебатов, ни минуты на обсуждение этики происходящего; пуля всегда более права, чем словесные аргументы.
– Поворачивайся, я сказал.
Медленно, очень медленно Рики повернулся к герою вестерна. Перед ним стоял вполне реальный человек – или столь же великолепно, как все остальное здесь, выполненная иллюзия. Уэйн среднего периода, тех времен, когда он еще не приобрел брюшко и нездоровый цвет лица Старый добрый Уэйн, весь в пыли после долгих путешествий, глаза сощурены от пристального вглядывания в горизонт. Рики никогда не любил вестерны. Он ненавидел стреляющие ружья, возвеличивание грязи и дешевый героизм. Его поколение засовывало цветы в жерла танков и призывало заниматься любовью вместо войны; Рики до сих нор не изменил убеждений.
Лицо человека, стоявшего перед ним, – бескомпромиссное, подчеркнуто мужественное – воплощало всю официальную ложь о славе американских первопроходцев, о справедливости правосудия, о нежных сердцах суровых людей. Рики ненавидел это лицо; руки его непроизвольно сжались для удара.
Черт возьми, если этот актер, кто бы он ни был, намерен пристрелить Рики, почему бы не вмазать напоследок ублюдку по физиономии? Импульсивно, не успев ничего толком сообразить, Рики сжал кулак и резко выбросил его вперед. Костяшки пальцев встретили подбородок Уэйна. Актер оказался более медлительным, чем персонаж на экране. Он пропустил удар, и Рики получил возможность выбить пистолет из рук противника. Он закрепил победу серией ударов по корпусу, какие видел в кино. Вид со стороны, наверное, был захватывающий.
Ковбой был крупнее и крепче Рики, но не устоял перед натиском. Он покачнулся и отступил, запутавшись шпорами в волосах мертвого юноши, споткнулся о тело и упал.
Рики при виде поверженного врага ощутил незнакомое прежде возбуждение, почти ликование. Боже, он одолел самого крутого в мире ковбоя! Победа пьянила, и Рики едва сдерживал радостный вопль.
Буря усиливалась. Уэйн лежал на земле, утирая кровь с разбитых носа и губы.
– Вставай, – приказал Рики решительным голосом, стараясь не упустить преимущество, добытое с таким трудом.
Уэйн усмехнулся.
– Неплохо, сынок, – заметил он, потирая подбородок. – Из тебя получится настоящий мужчина.
Буря шумела вокруг, песок летел в глаза и уши Рики, кружил в воздухе, сплошной пеленой укрывал Уэйна. Внезапно Рики потерял его из виду. Перед ним была форма, которая одновременно являлась и не являлась Уэйном. В ней проступало нечто нечеловеческое.
Пыль залепила глаза Рики. Он отступил на несколько шагов, совершенно потрясенный. Ветер хлестал в лицо, толкал, шумел в ушах. Внезапно Рики увидел дверь, и руки его уперлись в стену. Это выход, о боже, это спасение!
Оказавшись в тишине и безопасности кинотеатра, он заплакал (впервые с тех пор, как начал бриться и пообещал себе всегда быть крутым), а потом впал в ступор.
В фойе Линди Ли рассказывала Берди, почему она не любит кино.
– Дин любит фильмы про ковбоев. Мне они не нравятся. Наверное, я не должна говорить вам…
– Нет, говори, все в порядке.
– Но я действительно не в восторге от этих фильмов. У вас, наверное, все иначе. Вы ведь здесь работаете.
– Мне тоже нравится далеко не все.
– Правда? – Девочка выглядела изумленной. Многое в этом мире, похоже, изумляло ее. – А я вот, знаете, люблю кино про животных.
– Про животных?
– Ну да, про их жизнь и всякое такое прочее.
Берди сразу поняла, что оратор из девчонки никудышный, но, несмотря на некоторую косноязычность, Линди Ли была очень и очень мила.
– Интересно, что их там задержало? – нахмурилась Линди.
Рики отсутствовал несколько минут в реальном времени. Но в кино время течет по своим законам.
– Пойду взгляну, – сказала Берди.
– Он ушел без меня, я знаю, это точно, – снова повторила девочка.
– Не расстраивайся, сейчас все выясним.
– Спасибо.
– Все будет хорошо.
Берди легко коснулась тонкого запястья девушки и двинулась прочь. Оставшись одна, Линди вздохнула Дин был не первым мальчиком, бросившим ее. Ей не везло с приятелями. Но сейчас, если честно, она была не слишком расстроена Линди придерживалась своих представлений о том, какие отношения и с кем ей заводить. С Дином явно не стоило поддерживать близкое длительное знакомство. От его волос и рук несло дизельным топливом, он был наглым и ненадежным. Ну и черт с ним; как говорит в таких случаях мама Линди, не последняя рыбка в море.
Девушка изучала расписание фильмов на следующую неделю, когда какой-то стук сзади заставил ее обернуться. Посреди фойе сидел толстенький серый кролик. Шерсть кое-где вылезла, и была видна нежная розовая кожица Зверек смотрел на Линди.
– Привет, – улыбнулась девочка.
Кролик начал вылизывать шкурку, потешно переставляя лапки и быстро шевеля ноздрями.
Линди любила животных. Единственный киножанр, интересовавший ее, – съемки зверей в естественной среде обитания. Затаив дыхание, она наблюдала за таинственными танцами скорпионов, потешными ужимками обезьян, быстрыми антилопами… Но больше всего девочка любила кроликов.
Кролик подпрыгнул, затем остановился в нерешительности, секунду подумал и сделал еще пару прыжков к девочке. Линди наклонилась, чтобы погладить животное. Кролик был мягким и теплым, он уткнулся ей в ладонь влажным носиком Глазки у него блестели, как бусинки. Кролик помедлил с минуту около Линди и поскакал мимо нее вверх по ступенькам.
– Ой, не думаю, что нам с тобой следует туда подниматься, – сказала Линди.
Наверху, куда направился кролик, было темно. Светящееся табло на стене гласило: «Только для обслуживающего персонала». Кролик остановился на предпоследней ступеньке и повернулся к девочке, словно призывая следовать за собой, и Линди взбежала по ступенькам.
– Эй, где ты? – крикнула она в темноту, но зверек исчез.
Вместо него что-то странное смотрело из темноты светящимися глазами.
Для Линди Ли не требовалось создавать сложные иллюзии – как, например, для Рики. Девчонка и так была погружена в мечты. Легкая добыча.
– Привет, – сказала Линди Ли, слегка напуганная присутствием непонятного существа в темноте.
Но ответа не последовало. Она старалась разглядеть хоть какие-нибудь очертания, но тщетно: ничего. Не видно лица, даже не слышно дыхания.
Линди отступила на шаг, собираясь сбежать вниз по ступеням, но не тут-то было. Существо настигло ее в одно мгновение. Несчастная не успела издать ни звука, когда ее схватили и утянули наверх, в темноту проема. Все произошло за считанные секунды. Фойе снова погрузилось в ночную тишину и покой, словно ничего и не случилось.
– Рики! О боже, Рики!
Берди склонилась над бездыханным телом приятеля и потрясла его. Затем прислушалась: нет, дыхание есть, хоть и слабое. Сначала ей показалось, что парень истекает кровью, но при детальном рассмотрении выяснилось: у Рики всего лишь слегка оцарапано ухо.
Она встряхнула его посильнее, но с тем же результатом. После нескольких попыток все-таки удалось нащупать пульс. Очевидно, на Рики напали. Возможно, это сделал отсутствующий приятель Линди. В таком случае, где он сейчас? Наверное, по-прежнему скрывается в туалете, вооруженный и безумный. Берди не до такой степени дура, чтобы проверять это лично. Подобные ситуации она видела в тысяче фильмов. Женщина в опасности – весьма трогательный и увлекательный сюжет. В темной комнате притаился вооруженный бандит или хищная тварь, а героиня, дрожа от страха, переступает порог. Нет, Берди не последует этому клише. Она будет действовать благоразумно: преодолев естественное любопытство, немедленно вызовет полицию.
Оставив Рики лежать на том же месте, она вышла в фойе.
Там никого не было. Возможно, Линди Ли не стала дожидаться своего дружка, а нашла на улице кого-то другого, кто проводит ее до дому. Так или иначе, входная дверь в кинотеатр захлопнута, а Линди исчезла, оставив после себя лишь слабый запах детской пудры «Джонсонс». Прекрасно, одной проблемой меньше, решила Берди и направилась в кассу, где стоял телефон. Она почти радовалась, что у девчонки хватило здравого смысла закончить свое неудачное свидание.
Берди сняла трубку и немедленно услышала голос, вкрадчиво проговоривший:
– Не правда ли, уже слишком позднее время для телефонных звонков?
Это не оператор, Берди была уверена – ведь она не успела даже набрать номер. В любом случае голос в трубке чертовски походил на голос Питера Лорра[1]1
Питер Лорр (1904–1964) – американский киноактер, сценарист, режиссер. (Здесь и далее прим. ред.)
[Закрыть].
– Кто говорит?
– А вы меня не узнаете?
– Я хочу позвонить в полицию.
– С удовольствием помогу вам. Чем могу быть полезен?
– Немедленно убирайтесь! Это возмутительно! Мне нужно дозвониться в участок.
– Весьма сожалею.
– Кто вы?
– Вот, вы уже включились в игру.
– У меня неприятности… Не могли бы вы…
– Бедный Рики!
Странно, откуда этот неизвестный мерзавец знает Рики? Бедный Рики, сказал он. Дико.
Берди почувствовала, как лоб покрывается испариной. Ситуация все больше и больше пугала ее.
– Бедный, бедный Рики, – опять промурлыкал голос в трубке. – И все же я уверен, что нас ждет счастливый конец, не так ли?
– Это вопрос жизни и смерти. Освободите линию! – настаивала Берди, удивляясь своей выдержке.
– Я знаю, – ответил Питер, или кто он там был. – Не правда ли, это возбуждает?
– К черту! Освободите линию! Или помогите мне…
– Помочь? К чему? Что такая толстая глупая девчонка, как ты, может сделать в подобной ситуации?
– Заткнись, ублюдок!
– С превеликим удовольствием.
– Я знаю тебя?
– И да и нет. – Голос в трубке странно менялся.
– Один из друзей Рики, да?
Идиотские игры. Эти парни иногда позволяют себе совершенно дурацкие шутки.
– Ладно, пошутили – и будет, – спокойно сказала Берди. – Теперь мне нужно дозвониться в участок, пока не случилось ничего серьезного.
– Конечно-конечно, я понимаю. – Голос становился все более мягким. – Как не понять… – Теперь голос был женским, акцент и интонации изменились. – Ты пытаешься помочь мужчине, которого любишь, это так трогательно.
Это был голос Греты Гарбо. Не узнать ее невозможно.
– Бедный Ричард, – вздохнула Гарбо. – Он так старался, несчастный.
Она говорила нежно, как агнец. Берди онемела. Преображение казалось невероятным, интонации стали настолько же безупречно женственными, насколько мужественными были в начале разговора.
– Хорошо, вам удалось произвести на меня впечатление. Не могу ли я теперь наконец связаться с копами?
– Сегодня чудная ночь, Берди. Замечательная ночь для прогулок при луне. Как хорошо было бы нам, двум милым девушкам, пройтись и подышать воздухом.
– Вы знаете мое имя?
– Да, конечно. Я ведь рядом, совсем близко.
– Что вы подразумеваете под словом «близко»?
Ответом был смех. Низкий грудной смех Греты Гарбо.
Берди больше не могла этого выносить. Трюк был исполнен мастерски, и она даже начала поддаваться иллюзии, будто действительно разговаривала со звездой.
– Нет, вы не убедили меня, – из последних сил сохраняя спокойствие, произнесла Берди. Затем ее терпение лопнуло, и она заорала в трубку: – Подонки! – так громко, что задрожала мембрана. И швырнула трубку на рычаг.
Берди вышла из кассы и направилась к входной двери. Ее ждал неприятный сюрприз: дверь была не просто закрыта, а заперта снаружи на ключ. Берди тихо ругнулась.
Неожиданно фойе стало теснее, чем обычно, словно пространство вдруг сузилось. И запас терпения тоже вдруг иссяк. Берди почувствовала, что она на грани истерики, но усилием воли сдержалась. Надо все обдумать, решила она. Итак, первое: дверь заперта. Линди Ли не делала этого, Рики тоже не мог, а уж за себя Берди ручалась. Следовательно…
Второе: здесь находится некто посторонний. Возможно, преступник или маньяк. Это он (она, оно) только что разговаривал по телефону. Следовательно…
Третье: он, она или оно имеет доступ к другому аппарату в этом здании. Второй телефон стоит в складском помещении. Но Берди не собиралась проявлять чудеса героизма и подниматься наверх по темным ступенькам. Следовательно…
Четвертое: нужно отпереть дверь тем ключом, что имеется у Рики.
Вот конкретный выход. Надо взять у Рики ключи. Итак, вперед.
Она пошла через фойе в зал. Лампы вокруг то гасли, то вспыхивали, словно подмигивая. Или это мерещится с перепугу? Нет, точно. Кажется, Берди улавливала в этом мерцании какой-то ритм, словно биение сердца.
Некогда над этим задумываться. Вперед.
Она ускорила шаг. Впереди послышались тихие стоны: Рики приходил в себя. Верди наклонилась к нему, но не обнаружила ни связки ключей, ни ремня, на котором она висела.
– Рики… – позвала Берди.
Стоны усилились.
– Рики, ты меня слышишь? Это я, Берди.
– Берди?
– Да, я. У нас неприятности. Мы заперты. Где твои ключи?
– Ключи?
– У тебя была связка ключей, Рики. – Она говорила медленно и внятно, словно беседовала с дауном – Куда она делась? Подумай.
У Рики, очевидно, что-то прояснилось в мозгу, и он сел, обхватив руками голову.
– Мальчик, – сказал он.
– Какой мальчик?
– В туалете. Он мертв.
– Мертв? Боже! Ты уверен?
Казалось, Рики находится в трансе. Он смотрел не на Берди, а куда-то в пустоту перед собой, словно разглядывал что-то невидимое для других.
– Где ключи? – настойчиво повторила Берди. – Рики! Это важно. Сосредоточься.
– Ключи?
Ей хотелось дать ему пощечину, но лицо Рики было окровавлено, и ударить его смог бы лишь садист.
– На полу, – произнес Рики через некоторое время.
– В туалете? На полу в туалете?
Он кивнул, а затем замотал головой, отгоняя от себя какие-то ужасные мысли. Казалось, он едва сдерживает слезы.
– Все уладится, – произнесла Берди.
Рики обхватил руками лицо, словно желая удостовериться, что это действительно он.
– Я… здесь? – тихо произнес Рики.
Но Берди уже не слышала его – она решительным шагом двинулась к двери в туалет. Она войдет туда и возьмет ключи. Есть там труп или нет, ее не касается. Она сделает это немедленно. Зайдет, возьмет ключи и спокойно выйдет.
Берди открыла дверь. В мужской туалет она заходила в первый и, как надеялась, в последний раз.
Внутри было темно. Слабо мерцала лампочка. Ее мигание напоминало пульсирующие вспышки света в фойе, только значительно слабее. Берди постояла в дверях, ожидая, пока глаза привыкнут к полутьме, затем переступила порог. Туалет был пуст. Никакого мальчика, ни живого, ни мертвого.
Зато обнаружились ключи. Ремень был погружен в унитаз, и Берди, чертыхаясь, принялась вылавливать его из зловонной жижи. Отвратительный смрад раздражал обоняние. Отделив кольцо с ключами, Берди поспешила вернуться в относительную чистоту и свежесть кинотеатра Все очень просто, никаких проблем.
Рики тем временем дополз до кресла, опустился в него и теперь ожидал Берди с несчастным выражением лица. Он выглядел очень скверно и явно жалел себя.
– Я нашла ключи, – сообщила Берди. – Они действительно были там.
Рики поднял на нее глаза и промычал нечто нечленораздельное. Да, он действительно был не в себе. Остатки симпатии покинули Берди. Рики явно галлюцинировал, и это снова его проклятая химия.
– Никакого мальчика там нет, Рики.
– Что?
– Я говорю, в туалете никого нет. Ни мертвого мальчика, ни живого. Признайся честно, на чем ты теперь сидишь? Снова какая-нибудь дрянь типа транквилизаторов?
Рики взглянул на свои трясущиеся руки.
– Я ничего не принимал. Честное слово.
– Очень глупо. Идиотский розыгрыш.
Однако Берди говорила без особой уверенности. Она знала, что такие шутки вовсе не в стиле Рики. Он в этом смысле был очень строг, что являлось одной из его привлекательных черт.
– Рики, а не позвать ли нам врача?
Он медленно покачал головой.
– Ты уверен?
– Не нужно врача.
Ладно, пусть будет, как он хочет.
Берди двинулась к выходу, потом остановилась у двери в фойе.
– Послушай, здесь творится что-то странное. Не мог бы ты последить за дверью, пока я вызову копов? Кажется, к нам проник кто-то посторонний.
– Да, конечно.
Рики сидел в кресле, наблюдал за мигающими огоньками ламп и всерьез думал о своей вменяемости. Берди сказала, что никакого мальчика там нет; предположим, что она права Лучший способ убедиться – еще раз сходить туда самому. Если действительно никого и ничего нет, все тихо и мирно, то полчаса назад у него случилась галлюцинация. До жути реальный бред, вызванный каким-то препаратом, принятым накануне. В этом случае стоит пойти домой, выспаться как следует и утром проснуться со свежей головой. Все так, но меньше всего на свете ему сейчас хотелось снова заглядывать в мерзкий вонючий сортир… А вдруг Берди ошиблась, вдруг это у нее голова не в порядке? Интересно, существует ли такая вещь, как бред нормальности?
Кое-как Рики заставил себя подняться и побрел к двери в туалет. Переборов минутное замешательство, он все же вошел. Внутри царил полумрак, но вполне можно было разглядеть, что никаких песчаных бурь, мертвых мальчиков, вооруженных ковбоев здесь нет и быть не может. Все-таки воображение – чертовски занятная штука, думал Рики. Так легко создать другую реальность. Это чудесно. Жаль, что нельзя направить психическую энергию в более конструктивное русло. Какие-то химеры, которые сам себе создаешь и сам же их боишься. Но ничего не поделаешь; что-то теряешь, что-то находишь.
А затем он увидел кровь. На кафельном полу. Совершенно реальную. И это была не кровь из его расцарапанного уха, нет. Ее пролилось слишком много, она уже засохла и побурела. Случившееся – вовсе не иллюзия. И неизвестно, что хуже: слегка съехать и галлюцинировать, что вполне поправимо, или же действительно оказаться игрушкой в руках неведомой силы.
Рики проследовал за кровавой линией на полу. Она вела к одной из кабинок, теперь закрытой, но прежде она была открыта, это Рики помнил точно. Рики понял сразу, даже не заглядывая внутрь: убийца спрятал мальчишку там. Это и так было ясно, но он все же резко потянул за ручку, и дверца кабинки открылась. Он увидел тело мальчика, лежащее в неудобной позе на полу возле унитаза, с раскинутыми руками и ногами. Глаз у трупа не было. По щекам висели нервные окончания, и чувствовалось, что глаза удалены не рукой хирурга, а вырваны грубо и небрежно. С трудом сдерживая рвотные позывы, Рики повернулся и пошел к выходу. Желудок его конвульсивно сжимался, явно намереваясь выплеснуть наружу свое содержимое, но усилием воли Рики сдержался. Прикрыв рукой рот, он подошел к двери. Все время ему казалось, что труп сейчас поднимется на ноги и пойдет за ним, требуя вернуть деньги за билет в это ужасное заведение. Черт бы побрал Берди! Толстуха ошибалась – у нее, а не у Рики были галлюцинации. Смерть здесь. И даже хуже…
Рики выскочил в кинотеатр, плотно прикрыв за собой дверь. Настенные огни мерцали, отбрасывая причудливые тени; казалось, они сейчас погаснут, как догоревшие свечи. Но темнота – это слишком, ее он не перенесет. Мерцание что-то напоминало, что-то знакомое было в этом пульсирующем свете. Рики мучительно пытался вспомнить, но не мог. В совершенной растерянности он минуту стоял в проходе между рядами. Затем он услышал голос.
«Вот и моя смерть», – подумал Рики и поднял голову.
Она шла по проходу ему навстречу и улыбалась.
– Привет, Рики! – сказала она.
Это была не Берди. Берди никогда не носила таких чудных полупрозрачных платьев, подчеркивающих великолепную фигуру (которой, кстати, тоже не имела); эти белокурые локоны и красные чувственные губы тоже никак не могли принадлежать ей. Перед ним стояла Монро, цветущая американская роза.
– Не хотите ли со мной познакомиться? – вкрадчиво произнесла она. Глаза ее сияли, обещая неземное наслаждение.
– Э-э-э…
– Рики, Рики, Рики… И после этого всего…
После чего «всего этого»? Что она имеет в виду?
– Кто ты? – спросил он.
Она послала ему ослепительную улыбку.
– Как будто ты не знаешь.
– Но ты же не Мерилин. Мерилин мертва.
– В кино никто не умирает, Рики, ты знаешь это не хуже меня. Ты вновь можешь воскреснуть на экране. Целлулоид сохранит твой образ от разрушительного воздействия времени.
И тут Рики понял, что напоминает ему мерцание ламп в зале: луч прожектора, проходящий сквозь целлулоидную пленку, мелькание кадров, рождающее живые образы из тысяч маленьких смертей.
– И вот мы снова здесь, снова танцуем и поем, как прежде, – она засмеялась нежным смехом, словно льдинки зазвенели в воде. – Наши лица никогда не сотрет безжалостное время, мы будем вечно молоды и прекрасны.
– Но ты ненастоящая, – произнес Рики.
Мерилин сделала скучающее лицо, словно ей до ужаса надоели его нудные мелочные придирки. Теперь она была совсем рядом, не более чем в трех шагах от него. Иллюзия была полной и настолько реальной, что Рики уже не решился бы утверждать, будто перед ним не живая Монро. Она была прекрасна и желанна, и Рики готов взять ее прямо сейчас, здесь, в этом зале между рядами. Пускай даже она – лишь игра воображения. Иллюзию тоже можно трахнуть, если не хочешь жениться на ней.
– Я хочу тебя, – сказал Рики, и нелепость собственных слов поразила его.
Но еще больше шокировал ответ Мерилин:
– Это я хочу тебя. Ты мне ужасно нужен. Ведь я очень слаба.
– Ты слаба?
– Ты же знаешь, как тяжело быть в центре внимания. Начинаешь нуждаться в этом больше и больше. Тебе становится необходимо ежедневное обожание и поклонение, эти тысячи глаз, неотрывно следящие за каждым твоим жестом.
– Я и слежу.
– Ты находишь меня прекрасной?
– Ты божественна, кем бы ты ни была.
– Какая разница, кто я? Я твоя.
Прекрасный ответ. Она – его воплотившаяся мечта, великолепная иллюзия, созданная воображением и ставшая реальностью.
– Смотри на меня, Рики. Ты будешь смотреть на меня вечно. Мне нужны твои любящие взгляды. Я не могу без них жить.
Чем дольше Рики смотрел на нее, тем реальнее становился ее образ. Мерцание света угасло, и зал погрузился в спокойный, ровный полумрак.
– Не хочешь ли обнять меня?
Он уже начал бояться, что об этом не зайдет речь.
– Да, – произнес он.
– Прекрасно.
И Мерилин улыбнулась такой манящей улыбкой, что Рики невольно подался вперед и протянул к ней руки. Но в последний момент она уклонилась от его объятий и, смеясь, побежала по проходу к экрану. Рики бросился следом, сгорая от нетерпения. Она хочет поиграть; что ж, прекрасно, так ему даже больше нравится. Мерилин забежала в узкий закуток возле экрана, откуда не было выхода. Там-то он ее и настигнет. Мерилин явно ждала этого: она прислонилась к стене, слегка расставив ноги и немного закинув голову назад.
Рики был уже в двух шагах от цели, когда внезапно налетевший порыв ветра задрал ей юбку. Словно парус, развевающийся под дуновением ветерка, юбка обернулась вокруг талии Мерилин, открыв ее тело ниже пояса. Она смеялась, прикрыв глаза. Белья на ней не было. И вот он настиг ее; теперь она не уклонялась от его прикосновений. Рики уставился, как зачарованный, на ту часть Мерилин, которую никогда прежде не видел и о которой грезили миллионы зрителей. На внутренней поверхности ее бедра он увидел два кровавых отпечатка Белоснежная кожа контрастно подчеркивала небольшие бурые пятна, и Рики понял, что это не ее кровь. Для него вдруг все переменилось: он не видел больше живой зовущей плоти. Ему явилось нечто нечеловеческое, и в этом странном видении отчетливо выделялись глаза – кровавые глаза мальчика. Это был бред. Рики смотрел, не отрываясь. По выражению его лица Мерилин (или кто это?) поняла, что он увидел слишком много.
– Ты убила его, – потрясенно прошептал Рики.
Видение было настолько чудовищным, что Рики почувствовал, как у него сжимается желудок. Но странно: отвращения он не ощутил Кошмарная картина не уничтожила его желание, а, наоборот, усилила его. Пускай перед ним убийца, но ведь она – легенда, и это главное.
– Люби меня, – медленно произнесла Мерилин. – Люби меня вечно.
Он подошел к ней, полностью отдавая себе отчет в том, что совершает ошибку. Что его поступок означает смерть. Но что есть смерть? Ведь все относительно в этом мире. Настоящая Мерилин мертва, но какое ему дело? Вот она стоит перед ним: призрак, сотканный из воздуха, или бред воспаленного воображения – какая разница. Он будет с ней, кем бы она ни была.
Они обнялись. Рики поцеловал ее, ощущая нежность и мягкость ее губ. Поцелуй доставил ему невероятное удовольствие. Желание достигло апогея. Мерилин обхватила Рики тонкими, почти прозрачными руками. Он чувствовал себя на вершине блаженства.
– Ты придаешь мне силы. Продолжай смотреть на меня, иначе я умру. Так всегда происходит с призраками.
Объятия сжимались все сильнее. Рики уже было тяжело и хотелось освободиться.
– Не пытайся, – проворковала она ему на ухо. – Ты мой.
Он обернулся, чтобы посмотреть на ее руки, теснее сжимавшие кольцо объятий. Но рук уже не было – ни пальцев, ни запястий. Они превратились в петлю, что стягивала его все более туго.
– О боже! – вырвалось у него.
– Смотри на меня! – Ее голос утратил всякую мягкость.
Ничего не осталось от той Мерилин, что обнимала его пару мгновений назад. Петля снова сжалась, и из груди Рики вырвался вздох. Попытки к бегству бесполезны. Его позвоночник треснул под невыносимым давлением, и боль пронзила тело как пламя, взорвавшись в глазах всеми цветами радуги.
– Убирайся из этого города, – услышал Рики.
Но перед ним была уже не Мерилин. Сквозь прекрасные и совершенные черты ее лица проступило лицо Уэйна. Ковбой смотрел презрительно. На какую-то долю секунды Рики отметил его взгляд, но затем образ стал разрушаться. Теперь что-то иное, незнакомое, проявилось в обращенном к нему лице. Тогда Рики задал последний в своей жизни вопрос:
– Кто ты?
Он не получил ответа Существо явно обретало энергию от его изумления. Из груди создания вырвались щупальца, напоминающие рожки улитки, и потянулись к голове Рики.
– Ты нужен мне.
Это был не голос Монро. И даже не голос Уэйна. Он принадлежал неведомой жестокой твари.
– Я чертовски слаб. Жизнь в вашем мире очень утомляет меня.
Чудовище тянулось к Рики, готовясь запустить в него ужасающие щупальца, заменившие ласковые руки Мерилин. Рики чувствовал, как из него уходит энергия и жизненные силы оставляют его. Неведомое существо насыщалось и становилось все более мощным по мере того, как жертва слабела и угасала. Рики отдавал себе отчет, что должен быть уже мертвым, поскольку давно перестал дышать. Он не знал, долго ли это продолжалось – возможно, минуты. Рики не был уверен.
Пока он прислушивался к биению своего сердца, щупальца обвили его голову и проникли в уши. Даже в таком состоянии ощущение было отвратительным Рики хотелось закричать, чтобы прекратилось это. Но щупальца уже рылись в его голове, рвали барабанные перепонки, проникали в мозг, копошились в нем, словно черви. Он был еще жив – даже теперь, глядя на своего мучителя и ощущая, что конечности твари нащупали и выдавливают его глаза. Глаза Рики разом вспухли и вырвались из глазниц. В одно мгновение он увидел мир с совершенно неожиданных точек, в новом ракурсе. Взгляд его скользнул по собственной щеке, затем по губам, подбородку. Ощущение было ужасающим, но, к счастью, коротким. Картины тридцати семи лет жизни прокрутились перед мысленным взором Рики, и он упал, погрузившись в неведомое.
Происшествие с Рики заняло не более трех минут. Все это время Берди перебирала ключи из связки, пытаясь найти тот, что подходит к двери. Но бесполезно. Если бы не ее упрямство, давно пора было вернуться в зал и попросить о помощи. Механические предметы, в том числе замки, являли собой вызов ее самолюбию. Она презирала мужчин, вечно чувствующих свое превосходство во всем, что касается приборов, систем или логики. Берди скорее умерла бы, чем поплелась к Рики, чтобы продемонстрировать ему свою неспособность открыть чертову дверь. К тому времени, когда она оставила эти попытки, Рики был уже мертв. Берди красочно выругала каждый ключ в отдельности и всю связку в целом – она признала поражение. Видимо, Рики знал секрет обращения с этими штуковинами. Ну бог с ним. Теперь она желала одного: поскорее вырваться отсюда. Стены начали давить на нее. Она боялась оказаться взаперти, так и не узнав, что же стряслось наверху.
Ко всему прочему, огни в фойе стали меркнуть. Они умирали один за другим. Что это, в конце концов, за чертовщина?
Внезапно все огни погасли. Берди готова была поклясться, что в тот же миг за дверью послышалось какое-то движение. Откуда-то сбоку на нее струился свет более сильный, чем луч фонаря.
– Рики? – бросилась она в темноту, которая поглотила ее слова. Берди не очень-то верила, что там Рики, и потому повторила шепотом: – Рики…
Створки раздвижной двери мягко сомкнулись, будто кто-то прикрыл их изнутри.
– Ты?!
Воздух был наэлектризован: она шла к двери, с ее туфель слетали искры, волосы на руках стали жесткими, свет делался ярче с каждым шагом Берди на мгновение остановилась, задумавшись о природе своего любопытства. Она понимала, что это не Рики. Возможно, это тот, с кем она разговаривала по телефону. Какой-нибудь маньяк со стеклянными глазами, охотящийся на полных женщин. Берди отступила на два шага к билетной кассе, из-под ног ее разлетались электрические искры. Она потянулась под стойку за железным ломиком, который Берди называла колотун. Берди держала его здесь с тех пор, как однажды ее поймали в кассе три бритоголовых вора с электрическими дрелями. В тот раз она закричала, и воры сбежали, но она поклялась, что в следующий раз скорее прикончит кого-нибудь (или всех), не раздумывая, чем позволит себя терроризировать. Ее орудием стал трехфутовый колотун.
Вооружившись, она посмотрела на дверь.
Та внезапно распахнулась, и страшный рев оглушил Берди. Сквозь шум она услышала:
– На тебя смотрят, детка!
Глаз, один-единственный огромный глаз заполнил все пространство в дверном проеме. Шум сделался невыносимым. Огромный влажный глаз лениво моргнул Он пристально изучал стоящую перед ним фигуру с любопытством, достойным бога-создателя целлулоидной земли и целлулоидных небес.
Берди была потрясена. Это не походило на киношный ужас, захватывающее предчувствие и приятный испуг. Это был настоящий кошмар: животный страх, гадкий и липкий, как дерьмо.