Текст книги "Книги крови III—IV: Исповедь савана"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Наутро жители убедились в том, что ночные звуки не были обычным громким шумом. То, что высветило поднявшееся над городком солнце, свидетельствовало о событиях не менее печальных, чем конец света: перевернутый вверх дном церковный двор, разбитая дверь ризницы, кордоны бронированных автомобилей на северной дороге.

О празднике урожая не могло быть и речи.

– Я хочу вернуться в Лондон, – настаивала Мэгги.

– Еще вчера ты уговаривала меня остаться. Тебе, кажется, хотелось глубже вникнуть в суть народных традиций.

– Но вчера была пятница и… не было этого маньяка.

– Если мы уедем, то назад уже не вернемся. Никогда.

– О чем ты говоришь? Конечно же, мы будем сюда приезжать…

– Если мы убежим, испугавшись этого места, мы откажемся от него.

– Это смешно, Рон.

– Тебе хотелось покрасоваться перед теми, кто здесь живет. Но сегодня мы рискуем присоединиться к тем, кто здесь умер. Рискуем и завтра, и послезавтра. Как долго это будет продолжаться? Ты знаешь? Нет. И если ты не хочешь узнать, чем все закончится, можешь ехать. И взять с собой детей. А я останусь.

– Нет, Ронни.

Он тяжело вздохнул.

– Мне надо убедиться, что его поймали. Увериться, что он больше не появится. И тогда я скажу, что мы не зря выбрали это место.

– Тогда давай хоть ненадолго выберемся из этих стен, Рон. – Мэгги неохотно кивнула. – Дети извели миссис Блэттер, я опасаюсь, не будет ли у нее истерики. Возьмем их с собой покататься на машине, а? Хоть немного подышим свежим…

– Почему бы и нет? – Он стремительно встал.

Сентябрьское утро встретило их теплым благоуханием Какие сюрпризы преподносит погода! По обе стороны от шоссе проносились пестрые ковры поздних цветов. Птицы низко планировали над крышей машины. Небо синее, как в сказке, облака – цвета сбитых сливок. Здесь, в нескольких шагах от городка, таяли кошмары предыдущей ночи, растворяясь в цветении дня. Настроение Рона улучшалось с каждой новой милей, увеличивавшей расстояние между ними и Зелом. Он даже запел.

Дебби беспокойно ерзала на заднем сиденье – то: «Папа, мне жарко»; то: «Папа, я хочу апельсинового сока». И наконец: «Папа, я хочу пи-пи».

Рон остановил машину на безлюдной ровной дороге. Пришлось изобразить добренького папочку. Если и дальше ему придется играть эту роль, к концу дня дети избалуются окончательно.

– Итак, солнышко мое, сейчас ты сделаешь пи-пи, и мы поедем дальше, чтобы поискать тебе мороженое.

Вмешалась Мэгги:

– Детка, сходи туда – на полянку около дороги. Видишь ее?

Дебби остановилась в нерешительности. Рон обменялся с Иеном полуулыбками. Мальчик скорчил смешливую гримасу, поддразнивая сестренку:

– Чего же ты не идешь? Давай, торопись, а то пока будем искать подходящее место, ты описаешься.

«Подходящее место, – думал Рон. – Что он имеет в виду? Уж не Лондон ли?»

Дебби никак не решалась:

– Я там не могу, мамочка!

– Почему?

– Меня там может кто-то увидеть.

– Что ты, никто тебя не увидит, – убеждал Рон. – Ты сделаешь, как скажет мама, и все будет в порядке.

Он повернулся к Мэгги:

– Сходи с ней, любовь моя.

Мэгги не шелохнулась:

– Она и сама умеет.

– Ты же видишь – она боится. Да и как она перелезет через эту решетку?

– Тогда сходи с ней сам.

Рону не хотелось возражать и начинать бессмысленный спор. Он выдавил из себя улыбку и сказал:

– Пойдем.

Дебби вышла из машины. Рон помог ей перебраться через железную ограду, за которой раскинулось широкое поле. Урожай с него уже был собран. Оно пахло… свежей землей.

– Ты что папа? Не смотри! – выговорила ему дочка. – Ты не имеешь права смотреть.

Как она любит командовать и управлять, а ведь ей всего девять! Она уже умела играть на его нервах не хуже, чем на фортепиано, которым занималась три года. Они оба знали это. Рон улыбнулся и зажмурился.

– Видишь? Папа закрыл глаза. Давай, девочка, делай все побыстрее.

– Только ты не вздумай подглядывать. Обещай, что не будешь подглядывать?

– Я не буду подглядывать, – торжественно продекламировал Рон.

Боже, она устраивает целый спектакль!

– Поторопись, солнышко.

Он обернулся в сторону машины: Иен сидел, склонив голову над страницами очередного глупого комикса, его глаза неподвижно замерли над чем-то уж очень интересным. Весь день он был угрюм и серьезен. Единственный раз лицо его стало мягче, когда они оба обменялись чем-то вроде улыбки. То, что отразилось на лице Иена, вряд ли было естественным – ему не хотелось улыбаться, и он не собирался смеяться над сестренкой. Он казался сегодня слишком задумчивым.

Дебби стянула штанишки и присела. После всех волнений у нее ничего не получалось, как она ни старалась.

Рон окинул взглядом поле, вплоть до горизонта. Там кружились шумные стаи чаек. Рон смотрел на них: сначала спокойно, потом со все большим нетерпением.

– Скорее, детка.

Рон снова оглянулся на машину: Иен теперь смотрел на него. На лице его была печать скуки. Бледное, грустное лицо. Что же с ним? Какая-то безысходность сквозила во взгляде. Рон терялся в догадках. Как будто – или на самом деле? – не замечая, что на него смотрит отец, Иен снова взялся за сборник комиксов.

Дебби вдруг резко взвизгнула В ушах у Рона зазвенело.

– Господи! – Рон полез через ограду.

За ним спешила и Мэгги.

– Дебби!

Рон нашел дочь у загородки. Она уставилась вниз, что-то бормоча себе под нос Лицо девочки раскраснелось.

– Боже мой, что случилось?

Она лишь беззвучно шевелила губами. Глаза Рона проследовали за ее взглядом.

– Что случилось? – Мэгги пыталась перелезть через ограду.

– Кажется… Кажется, ничего особенного.

Там был всего лишь мертвый крот. Он лежал на земле. Его глаза выклевали птицы. Трупом насыщались полчища мух.

– Боже мой, Рон! – Мэгги сверкнула глазами. Так, словно он сам подложил сюда труп животного. – Все хорошо, моя сладенькая. – Она толкнула Рона локтем и взяла девочку на руки.

Ребенок постепенно успокаивался.

«Это городские дети, – думал Рон. – Надо приучать их к таким вещам, ведь когда-нибудь они будут жить среди этого. Здесь нет и не будет машин, убирающих с земли все и вся».

Мэгги качала малышку на руках.

– Ну вот, сейчас она успокоится, – сказал Рон.

– Конечно успокоится. Правда, детка? – Мэгги помогла ей подтянуть штанишки.

Дебби лишь хлюпала носом, вовсе не стесняясь. Слишком большое огорчение, чтобы отстаивать свою самостоятельность.

Иен слышал, как сестренка закатывала концерт, и пытался сосредоточиться на комиксах.

«Дайте же мне наконец сконцентрировать внимание», – думал он.

И его желание было выполнено.

Внезапно стало темно. Слишком темно, чтобы разглядеть картинки.

Он отвел глаза от страницы, и сердце бешено застучало в его груди. Он был здесь – новый объект для изучения. Всего в шести дюймах от мальчика: он заглядывал в салон машины, и глаза его сверкали пламенем ада. Иен не смог закричать – язык отказался повиноваться. Намочив сиденье, он толкнул противоположную дверь. Она не открылась, и в тот же миг покрытые рубцами руки влезли в окно и вцепились в его ноги. Когти царапали лодыжки, разрывая новые носки. На землю свалился ботинок. Наконец руки победили – Иен поехал по влажному сиденью к открытому окну. К нему вернулся голос, но вряд ли это был его голос: слишком жалостливый и слабый для выражения смертельного ужаса, охватившего его. В этом не столь уж необычном сне снова был его отец. Когда окошко оказалось под животом Иена, мальчик посмотрел на отца: тот размахивал руками у ограды. У него был такой смешной вид. Он карабкался через нее, он спешил на помощь. Но Иен с самого начала знал, что отец не спасет его. Он столько раз умирал в своих снах именно потому, что отец не успевал вовремя.

Рот чудовища оказался еще шире, чем Иен мог себе представить. Туда он и должен сейчас провалиться. И непременно вперед головой. Рот вонял, как мусорный ящик, что стоит во дворе школьного буфета. Как миллион таких ящиков. Подступила тошнота. Один из ящиков захлопнулся, оттяпав ему часть головы…

Рон ни разу в жизни не кричал, он считал крик уделом женщин. Но сейчас, когда он увидел, как голова сына исчезла в страшных челюстях, все вокруг утонуло в звуке безумного вопля.

Голый Мозг обернулся без тени страха Кто же сумел издать такое? Он встретил чьи-то глаза Он пронзил их своим всепроникающим взглядом, заставляя противника прирасти к шоссе. Мэгги оцепенела. Ее голос звучал как из могилы:

– О… пожалуйста… не надо.

Рон, пытаясь не замечать страшных глаз, бросился к машине. К своему сыну. Но его короткой растерянности хватило для того, чтобы чудовище успело скрыться. Голый Мозг стремительно удалялся, не выпуская изо рта жертву, которая раскачивалась на ходу. Спустя мгновение монстр исчез. Распыленные в воздухе капельки крови Иена подхватил ветер. Рон почувствовал, что его лицо оросилось мелким дождем.

Неподалеку от оскверненного алтаря Святого Петра стоял Деклан. У ворот дежурила полиция. За стенами бушевало людское море. Оно было встревожено, оно требовало объяснений. Но никто не входил в церковь – все столпились около нее и кричали. Деклан понимал, что рано или поздно придется выйти, чтобы успокоить их. Угомонить. Уничтожить, наконец… Ведь его новый господин наверняка хочет этого. И Деклан должен помочь ему, пусть это даже будет стоить жизни. В смерти не может быть ничего страшного. А в жизни ничто не имело теперь значения, кроме того, что некогда скрытые от всех – а может быть, и от него самого – надежды Деклана воплотились.

Когда ночью он смотрел на мочащееся ему в лицо чудовище, он испытал необъяснимую радость и счастье. Раньше он счел бы эту процедуру омерзительной, но она оказалась восхитительной. Какой же тогда может стать смерть? Чем-то приятным вдвойне? Да… И если Голый Мозг захочет убить его своей зловонной рукой – это лишь удесятерит наслаждение.

Он взглянул на алтарь и на следы огня, потушенного полицейскими. Полиция наверняка будет разыскивать его после гибели Кута, но он знает десятки потаенных мест, куда они не доберутся никогда. Деклан не сомневался: его хозяин людям не по зубам. Он собрал разбросанные листы молитвенника и швырнул их в тлеющие угли. Подставки для свечей покоробились в пламени. Крест исчез – наверное, рассыпался или его прихватил с собой какой-нибудь полицейский. Деклан выдернул из недогоревшей книги несколько страниц: псалтырь. Ветхая бумага вспыхнула от поднесенной спички.

В горле Рона стояли слезы, хотя он давно забыл их вкус В последний раз он плакал несколько лет назад, а рыдать в присутствии мужчин ему вообще никогда не приходилось. Но сейчас он плакал Он не стеснялся: вряд ли в этих людях осталось что-то человеческое. Хоть капля сострадания. Они спокойно слушали его страшную историю и все время кивали, как идиоты.

– Наши люди разосланы в радиусе пятидесяти миль, мистер Милтон, – говорил один из них, с каменным лицом и понимающими глазами. – Они прочешут все холмы. Мы схватим его, кем бы он ни был.

– Он отнял у меня сына, вы понимаете? Убил мальчика на моих глазах…

Казалось, они не чувствовали ужаса происходящего.

– Мы делаем все, что в наших силах.

– Но это вряд ли вам по силам. Он… не человеческое существо.

Айвенго опять посмотрел понимающим взором: он вполне представлял себе это нечеловеческое существо.

– Здесь есть представители министерства обороны, но им нужны доказательства, чтобы подключить армию, – сказал он. – Ведь это деньги налогоплательщиков, сэр.

– Вы идиот! Вы думаете о том, сколько стоит его убить. Вы не видите, что он не человек? Это тварь из ада!

Взгляд Айвенго перестал быть сочувственным.

– Если бы он пришел из ада, сэр, – сказал он, – не думаю, что ему удалось бы так легко поймать преподобного Кута.

Кут. Рон знал его. Почему он не подумал об этом раньше? Кут…

Рон никогда не был религиозным человеком, но он старался придерживаться широких взглядов и менять свое мнение при необходимости. Сейчас он готов поверить во что угодно, чтобы отыскать хоть какое-то орудие против дьявола.

Надо добраться до Кута.

– Что с вашей женой? – спросил полицейский.

Мэгги сидела безмолвно, убитая горем. На ее руках спала Дебби. Здесь они в полной безопасности и им не нужна его помощь.

Надо найти Кута раньше, чем его найдет смерть.

Преподобный расскажет ему все, что знает о чудовище: он понимает, что такое боль, в отличие от этих мартышек. В конце концов, гибель ребенка – дело не только полиции, но и церкви.

Рон сел за руль. Перед его глазами стояло лицо сына; мальчик носил его имя (он был крещен как Иен Роналд Милтон). Сын – часть его самого, кровь от крови, плоть от плоти. Ребенок, в отчаянии глядевший на отца из машины.

Рон уже не плакал. Настало время мстить.

До полуночи оставалось минут тридцать. Над Королем взошла луна. Он сидел под луной посреди поля к юго-востоку от фермы Николсона От земли поднимался густой дух ее спелых плодов. Король собирался обедать. Главное блюдо – Иен Милтон – лежало перед ним: можно опустить руку в разорванную грудь и выбрать лакомство царственными перстами.

Он пировал под серебряным навесом лунного света, поедал плоть человеческого ребенка Ему никогда не было так хорошо. На десерт была детская почка. Голый Мозг проглотил ее целиком.

Сладко.

Боль утихла, и Кут думал, что умер, но смерть не приходила к нему. Теперь Кут не звал ее – страдания прекратились. В расплывавшихся кругах среди желтых стен комнаты возникло чье-то лицо. Кто-то молил его об ответе. Кут знал, что на том свете ему придется предстать перед Богом. Отвечать на его вопросы. Платить за свои грехи. Он даже предполагал, о чем пойдет речь. Но бог произнес слова, которых он не ожидал. Эти слова потрясли его:

– Он убил моего сына, – говорил Рон. – Расскажите мне о нем все, что знаете. Прошу вас. Я поверю всему, что вы скажете. – Им владело великое отчаяние. – Помогите мне справиться с ним!

Картины вихрем закружились в голове Кута: крещение Деклана, облик страшного чудовища, алтарь… Он хотел помочь, он должен помочь.

– Там, в церкви…

Рон наклонился ниже.

– Где алтарь… он боится… где алтарь…

– Ты имеешь в виду крест? Он боится креста?

– Нет… не…

Кут сделал хриплый выдох и умер. На изуродованном лице появились метки смерти: радужная оболочка единственного глаза наполнилась кровью, слюна убралась в недвижный рот. Рон долго смотрел. Затем он вызвал сестру и тихо вышел, оставив дверь открытой.

В церкви кто-то был. Полиция закрыла дверь на висячий замок, но теперь его сбили, а дверь приоткрыли. Рон тихо увеличил щель и скользнул внутрь. Помещение освещали не свечи – вместо них горел небольшой костер, разведенный на полу. Огонь поддерживал молодой человек, показавшийся Рону знакомым – они пересекались на улицах городка. Продолжая подкармливать пламя книгами, человек оторвал взор от костра.

– Чем могу помочь? – спросил он.

– Я пришел, чтобы…

Рон затруднялся продолжить. Должен ли он говорить этому человеку правду? Наверное, нет: что-то здесь было не так.

– Я, кажется, задал вопрос. Так что вам нужно?

Рон шел между рядами скамей. Прямо к огню, который все лучше освещал черты вопрошавшего, его грязную одежду в пятнах, глаза, впавшие так глубоко, словно мозг всосал их в себя.

– Никто не давал вам права входить сюда.

– А я думал, любой может зайти в церковь, – выговорил Рон, уставившись на черневшие в пламени страницы.

– Но только не сейчас. Сейчас вы должны убраться отсюда ко всем чертям.

Рон продолжал идти к алтарю.

– Я же сказал: ко всем чертям. Вы глухой? Вон отсюда!

– Мне нужен алтарь. Я уберусь только тогда, когда взгляну на него поближе.

– Вы ведь говорили с Кутом, не так ли?

– С Кутом?

– И что же наболтала эта старая лживая развалина? В жизни он не сказал ни слова правды, вам известно об этом? За правду он держал вот что. – Деклан швырнул на стол молитвенник.

– Я взгляну на алтарь. И тогда станет ясно, часто ли он лгал и лгал ли вообще.

– Этого никогда не будет!

Засунув в огонь новую стопку книг, человек преградил Рону дорогу. От него пахло не пылью – это был запах дерьма. Пальцы Деклана впились в шею Рона со стремительностью ястреба. Тот повалился на пол, и схватка началась. Священник пытался выдавить ему глаза, зубы яростно скрипели у самого носа.

Рон поразился слабости собственных рук. Почему он и сейчас действует как обычно, когда Мэгги поднимала его на смех? Почему гнев не придает ему сил? Надо обороняться, ведь этот безумец может убить его.

Вдруг все вокруг озарила вспышка света, словно чернота ночи внезапно сменилась блеском дня. Восточное окно наполнилось оранжевым светом. Отовсюду раздавались крики. Сильнейший огонь окрасил пространство в свой собственный цвет, сделав пламя костра почти незаметным на фоне беснующегося марева.

Деклан забыл на секунду о поверженном противнике, и тот воспользовался этим. Рон оттолкнул от своего лица подбородок врага, ударил его в живот коленом и с силой сбросил с себя. Соперник хотел возобновить сражение, но вторая атака не удалась: Рон рванулся к нему, крепко схватил за волосы и повалил на землю, нанося удары кулаком. Он колотил Деклана по лицу до тех пор, пока не услышал, как ломаются кости черепа. Не прекращал бить и тогда, когда из носа противника потекла кровь, когда зубы были выбиты и челюсти переломаны. Он останавливался и бил снова, пока из наткнувшегося на острую кость кулака не хлынула кровь.

Зел превратился в огромный костер.

Голый Мозг часто устраивал пожары. Бензин стал новым элементом в искусстве применения огня, к нему надо было приноровиться. Голый Мозг научился быстро: надо было всего лишь ломать железные коробки на колесах, чтобы из них вытекала кровь. Он так и делал, идя вдоль Хай-роуд, судорожно глотая наполненный ароматом бензина воздух. Он плескал этой кровью на дома и сады города. В считанные минуты Зел охватило пламя.

Рон отдирал обшивку алтаря. Из его головы не выходили Дебби и Мэгги – он пытался успокоить себя тем, что полиция должна позаботиться о них. А если нет? Все равно он обязан довести дело до конца.

Под обшивкой находился большой ящик, его переднюю панель покрывала резьба. Рисунки сейчас не имели значения, Рон не стал разбирать изображения. Вой зверя уже раздавался за стенами, совсем рядом. Боевой клич этого непобедимого существа, апофеоз его абсолютной власти.

Кровь ударила Рону в голову: надо выйти навстречу чудовищу, вызвать его на поединок. Победить его или погибнуть.

Ящик под алтарем явно был источником энергии. Рон чувствовал ее всем своим существом. В нем родилась сила: волосы грозно ощетинились, словно шерсть дикого зверя, мускулы налились энергией. Мощный приток крови охватил все его тело, в нем забурлила жажда жизни, он ощутил могучую эрекцию. Воспламененные кипящей кровью руки схватились за ящик, но пальцы едва не обгорели, прикоснувшись к поверхности. Рон отпрянул назад и на миг почти потерял сознание от страшной боли. Он озирался в поисках какого-то орудия, чтобы приоткрыть ящик, не прикасаясь к нему.

Рон решительно замотал руки тканью, покрывавшей алтарь, и вытянул из костра один из накалившихся подсвечников. Ткань задымилась, жар пополз к его локтю. Как безумец, Рон стал крушить медным подсвечником алтарь. Полетели щепки – только это имело теперь значение. Рук Рон уже не чувствовал, боль существовала отдельно от его сознания. Спасение скрывалось в алтаре. Спасение от всех новых опасностей. Надо добыть его во что бы то ни стало.

– Иди ко мне. – Рон вдруг осознал, что повторяет эти слова. – Я здесь. Здесь. Иди ко мне. Иди ко мне! Ко мне.

Словно там скрывалась любимая и страстно желанная девушка.

Наконец толстое дерево было проломлено, и Рон, используя ножку подставки в качестве рычага, вскрыл алтарь. Он был полым, как Рон и ожидал. Полым и пустым.

Внутри не было ничего.

Только небольшой камень размером с небольшой футбольный мяч. Вот так сюрприз. Но не это ли он искал? Раскрытый алтарь по-прежнему заряжал воздух электричеством, кровь Рона бурлила в жилах. Словно ничего не переменилось. Он наклонился и взял странную вещицу в руки.

За стенами праздновал свой триумф Голый Мозг.

Рон взвешивал на ладони небольшой предмет. Сознание его парило над улицами преданного огню городка, воображение рисовало то труп с обгоревшими ногами, то охваченную пожаром детскую коляску, то бегущую собаку, ставшую живым огненным шаром.

Все это происходило там, за стенами.

А у Рона вместо оружия был только этот камень.

Всего лишь полдня его жизнь наполняла надежда и вера в Бога. Эта вера поддерживала его, заставляла бороться до конца. Теперь она покинула Рона: он должен противодействовать силам преисподней, держа в руках кусок мертвого минерала. Он осматривал его со всех сторон: ничего особенного, кроме мельчайших трещин и выбоин. Не в них ли скрывалось спасение? Они означают что-то?

В дальнем углу церкви послышался шум: треск, крики и, наконец, шипение бушующего снаружи пламени.

Внутрь вбежали два опаленных человека. На их спинах тлела одежда.

– Он хочет сжечь город, – произнес один из них.

Рон узнал его голос: полицейский, который не верит в ад. За ним шла миссис Блэттер. Наверное, он только что спас ее, вытащив из горящего отеля. На ней была ночная рубашка, прожженная в нескольких местах. Женщина не прикрывала обнаженную грудь и, видимо, не отдавала себе отчета в том, где она находилась.

– Христос да поможет нам, – произнес Айвенго.

– Здесь нет вашего сраного Христа, – раздался голос.

Это Деклан поднялся и повернулся страшным проломом лица к вошедшим. Рон не видел, на что тот был похож, но не сомневался: зрелище не из приятных. Деклан медленно шел в сторону миссис Блэттер. Прямо к двери, у которой стояла испуганная женщина. Она попыталась отступить назад, но вдруг бросилась в другую сторону и, обогнув восставшего из мертвых священника, оказалась рядом с алтарем Когда-то ее с мужем обвенчали здесь – в том месте, где теперь пылал костер.

Потрясенный Рон смотрел на нее: то, что он видел, не походило на обычное тело полной женщины. У нее были груди неимоверных размеров и огромный живот, свисавший и прикрывавший ее женское естество. Но именно она подходила для его возбужденных чресел, для его рук…

Он понял – вот что он держал, в руке. Женщина была живым воплощением каменной статуэтки, что он сжимал в ладони. Да, камень изображал женщину – Венеру, еще более могучую, чем миссис Блаттер: ее огромный живот наполнен детьми, ее груди вздымаются, как горы, ее лоно – долина, куда входит целый мир. Все прошедшие годы прихожане в церкви поклонялись богине, скрытой под алтарным покровом.

Рон бросился к выходу, отталкивая с дороги миссис Блэттер, полицейского и безумного Деклана.

– Не выходи! – крикнул ему вслед Айвенго. – Он совсем рядом.

Рон все крепче сжимал камень.

Священник за его спиной громким и скрипучим голосом бормотал что-то, обращаясь к своему хозяину. Да, он предупреждал монстра об опасности.

Рон распахнул дверь сильным толчком. Вокруг свирепствовал огонь. Он увидел обгоревший труп младенца, обожженное мясо собаки со сгоревшей шерстью… И чудовищный силуэт посреди океана огня. Голый Мозг поворачивал голову – возможно, он прислушивался к доносившимся из церкви словам Деклана. Чудовище озиралось по сторонам. Похоже, оно уже почуяло, что его противник нашел каменную женщину.

– Сюда! – крикнул Рон. – Я здесь! Я здесь!

Чудовище направилось к нему, уверенно ступая по углям. Походка победителя, идущего к месту финального сражения. Шаги палача, подступающего к связанной жертве. Почему оно столь уверено в себе? Почему не замечает, что в руках Рона смертельное оружие?

Оно не слышит предупреждения Деклана? Оно не замечает опасности?

Или…

О боже!

Или Кут ошибся, и это всего лишь камешек. Безобидная и глупая безделушка.

Шею Рона сдавили пальцы.

Это безумец.

– Сволочь, – выстрелил в ухо голос Деклана.

Голый Мозг приближался.

Помешанный кричал ему:

– Он здесь! Возьми его! У бей его! Он здесь!

Внезапно хватка ослабла, и Рон увидел вполоборота, как Айвенго оттащил сумасшедшего к церковной стене. Тот продолжал хрипло выкрикивать:

– Он здесь! Здесь!

Рон обернулся и увидел, что грозная фигура уже рядом. Он не успел бы даже замахнуться своим камешком для самозащиты. Но Голый Мозг направлялся не к Рону – чудовищу нужен был Деклан. Монстр шел, прислушиваясь к его голосу и вынюхивая его запах. Айвенго отпустил Деклана, когда страшные пальцы, царапавшие воздух, слегка коснулись Рона. Дальнейшего Рон не увидел – он не мог смотреть, как руки Мозга схватили Деклана. Но он слышал мольбы о пощаде, сменившиеся стонами безнадежного отчаяния. Наконец он оглянулся: по стене и на земле было размазано то, что уже нельзя было назвать человеком…

Теперь гигант двинулся к нему, намереваясь повторить содеянное или сотворить еще худшее. Огромная голова вытягивала шею и жмурила глаза, необъятный живот колыхался. Казалось, монстр не мог разглядеть новую жертву. Огонь сильно изменил его внешность. Шерсть с его тела слетала на землю, скрученная и паленая, грива растрепалась, кожа на левой стороне лица покрылась черными пузырями. Глаза плавали в затопившей их смеси слизи и слез. Так вот почему Голый Мозг выбрал Деклана – тот производил больше шума. Рон остался незамеченным, поскольку гигант почти ослеп.

Но сейчас он должен видеть. Должен.

– Здесь… здесь, – проговорил Рон. – Я здесь! Я здесь!

Теперь Голый Мозг слышал его. Он повернулся. Он смотрел, но не видел. Зрачки вращались, пытаясь прояснить изображение.

– Да здесь же я! Здесь!

Голый Мозг взревел Поврежденное огнем лицо раскалывала боль. Ему хотелось убраться отсюда подальше. Туда, где земля прохладна, где льется лунный свет.

Потускневшие глаза остановились на камне – человек держал его в своей маленькой ладони. Голый Мозг почти не видел его, но он все знал. Воображение восполняло потерю зрения. Воображение мучило и пугало его.

Перед ним был символ проклятия, знак силы. Он боялся его больше всего на свете: месячная кровь женщины, ее разверстое лоно, принимающее в себя семя и извергающее детей. Эта женщина была сама жизнь, вечное плодородие. Она ужасала его.

Голый Мозг отпрянул от нее, запачкав ногу собственным дерьмом. Страх на его лице придал Рону уверенность. Зажав в кулак камень, он сделал шаг навстречу зверю. Потом другой… Он медленно шел, заставляя монстра отступать. Он вряд ли заметил, что к нему присоединился вооруженный Айвенго, едва сдерживающий желание открыть огонь.

Собственные силы Рона предали его. Камень, поднятый вверх, чтобы чудовище могло видеть его, вдруг оказался слишком тяжелым для его руки.

– Идите! – крикнул Рон собравшимся зелотам. – Идите и возьмите его.

Толпа зашевелилась и начала медленно приближаться.

Она была для Голого Мозга одним лишь запахом.

Слишком хорошо знакомым, слишком неприятным и ненавистным. Глаза его не отводили невидящего взгляда от женщины.

Он почувствовал, что запах смыкается вокруг него плотным зловонным кольцом, и выпустил клыки из обожженных десен.

Панический страх на мгновение развеял чары и заставил его броситься в атаку – туда, где ощущалось присутствие камня. Туда, где был держащий его Рон. Атака была стремительной и неожиданной. Клыки впились в скальп Рона, хлынула кровь, потекла по лицу.

И тогда людское кольцо стало сжиматься. Человеческие руки – слабые и маленькие – вскидывались и опускались. По позвоночнику били кулаки, кожу царапали ногти.

В ногу впился нож, разорвав коленное сухожилие. Голый Мозг отпустил Рона, издав агонизирующий вопль – оглушительный, словно это небеса упали на землю. Он оседал под своей тяжестью, его позвоночник сломался, а в его обгоревших глазах вспыхивали звезды. Люди бросились на него. Он отбивался, откусывал подвернувшиеся пальцы и распарывал склонившиеся над ним лица.

Бесполезно. Его мучителей уже не остановить. Их ненависть подкреплялась той, древней ненавистью, что выдержана веками.

Он еще сражался, лежа под ногами набросившихся на него людей, но знал – смерть близко. Он больше никогда не воскреснет, и коротать вечность под землей ему не придется. Он умрет не только в памяти людей. Он умрет совсем. Абсолют вечности станет абсолютом пустоты.

Эта мысль успокоила его. Он уставился незрячими глазами на отца своей последней жертвы, как тогда на дороге. Но теперь взгляд Голого Мозга потерял свою парализующую силу. Его лицо было пустым и ровным, как поверхность полной луны.

Рон отпустил камень на гигантскую голову. Камень вошел между закрывшихся глаз и нырнул в глубину мягкой головы, которая раскрылась, расплескав свое содержимое.

Король умер. Тихо, без церемоний и оплакивания. Его просто не стало, раз и навсегда.

Рон не стал трогать камень, наполовину утонувший внутри головы мертвого чудовища. Он выпрямился и, покачнувшись, поднес руку к своей голове: скальп был сорван, и Рон коснулся своего черепа. Кровь текла не останавливаясь. Но есть руки, что поддержат его, и в мире больше нечего бояться.

Никто не заметил, как в теле Голого Мозга лопнул пузырь. Никто не видел, как фонтанирующая моча превращалась в стекающий вниз по дороге ручеек, отклонявшийся то влево, то вправо в поисках убежища Встретив на своем пути трубу сточного канала, ручеек заструился по ней и вытек там, где в полотне шоссе зияло проломленное отверстие. Там его и впитала благодарная земля.