Текст книги "Че: «Мои мечты не знают границ»"

Автор книги: Клаус-Петер Вольф

Соавторы: Хорст-Эккарт Гросс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

От множества светлых сигар с зеленоватым оттенком во рту остался горький привкус. Язык, казалось, весь распух. Он выпил воды, чтобы смыть неприятный привкус, и устало прилег на кровать.

Нет, на государственных деятелей они совсем не походили. Времени сходить в парикмахерскую у них не было. Лица их заросли всклоченными бородами. Они ходили в своей полувоенной форме и страшно гордились этим.

Они решили принять участие в ловле рыбы-меч в Карибском море. Ежегодно 15 мая здесь проводились такие соревнования. То, что раньше было доступно нескольким миллионерам с их океанскими яхтами, должно было теперь стать массовым видом спорта.

Фидель с трудом уговорил Че принять участие.

Тот считал, что есть более важные дела. Но Фидель был страстным рыболовом-спортсменом и хотел наглядно продемонстрировать своему старшему соратнику Геваре все великолепие этого вида спорта. Пока Хесус Монтане энергично взбирался на борт, Баудильо Кастельянос с Че весьма недоверчиво поглядывали на яхту. Че гораздо чаще, чем обычно, затягивался сигарой. Судно вызывало у него недобрые воспоминания. Фидель подошел к нему.

– Ну, что, старый вояка, «Кристал» тебе не нравится?

Че пожал плечами.

– Последний раз я плавал на яхте больше двух лет назад. Я не моряк. Еще пара деньков, и я бы умер на корабле.

Погода как нельзя лучше подходила для рыбной ловли. Безоблачное небо. Чистое, спокойное море. Мягкое солнце. Отплыв довольно далеко, они насадили наживу и укрепили удилища в специальных поручнях.

Че делал все весьма неуклюже и при этом недовольно ворчал. Фидель объяснил:

– Если мерлин клюнет, то голыми руками его не удержишь. Удилище должно быть закреплено, а вам всем надо пристегнуться. Иначе он потащит вас за собой. Кое-кто уже оказывался за бортом.

Рыбаки напряженно сидели возле своих удилищ и не сводили глаз с воды. Солнце уже начало сильно припекать. Че засучил рукава и подвернул штаны.

На некотором расстоянии от себя они увидели другое судно. Теперь Че так же сосредоточенно смотрел на море.

Это «Пилар»! – крикнул он. – Яхта Хемингуэя.

– Он всегда участвует в состязаниях рыбаков.

– Я хочу поговорить с ним о его последней книге.

– Это можно, Че. После рыбной ловли мы и так хотели встретиться.

– Посмотрим, будет ли его улов больше, чем наш.

– Смотри-ка, он уже зацепил одного!

– Но рыба прямо выпрыгивает из воды.

– Тогда Хемингуэй победил. Если он вынуждает рыбу выпрыгивать из воды, ей в легкие попадает воздух, и она уже не сможет так глубоко нырнуть. Я уже слышал об этом, – рассказывал Хесус Монтане.

Через некоторое время Че со скукой отвернулся от удилища. Он вытянул ноги и начал читать «Красное и черное» Стендаля.

– Похоже, – ухмыльнулся Фидель, – ты не особенно серьезно воспринимаешь рыбу-меч. Если она схватит наживу, ты не успеешь даже книгу отложить, как останешься без удилища.

– Пустяки. По-моему, это скучный вид спорта. Я лучше почитаю.

Компаньерос с недоумением восприняли поведение Че. Но это его мало трогало. Он захлопнул книгу, положил ее на колени и закрыл глаза. Он наслаждался брызгами вспененной соленой воды, падавшими ему на лицо. Солнечные лучи приятно грели кожу, и его охватило чувство глубокого спокойствия и удовлетворенности. Мерное гудение мотора. Светлая голубизна Карибского моря. Крики чаек. Затем перед ним возникло лицо Алеиды. Ее улыбка. Ее вера в победу над Батистой. Как же она храбро сражалась в рядах повстанцев!

Гудение спиннинга резко оборвало его мысли. Фидель обеими руками вцепился в удилище и уперся спиной в сиденье. Баудильо Кастельянос расстегнул свой предохранительный пояс и махнул рукой на свою удочку. Теперь он стоял позади Фиделя и не сводил глаз с моря.

– Отмотай побольше!

Хесус Монтане тоже присоединился к ним.

– Да она летит как ракета!

– Держи удилище, Фидель! Она снова ныряет.

Че теперь смотрел заинтересованно на своих друзей. Пока Фидель боролся с рыбой-меч, а Че откусывал кончик новой сигары, Хесус спросил:

– Ну что, команданте Гевара, тебе все еще скучно?

Че попытался закурить сигару, но ветер тут же задул ее. Чтобы закурить ее, он должен был бы спуститься в каюту, но его слишком увлекла борьба с рыбой.

По прошествии часа Фиделю, взмокшему и потному, все еще не удавалось заставить рыбу выпрыгнуть из воды.

– Ну и здорова же она! Это может длиться несколько часов. У нее сил, как у быка.

– О чем задумался, Че? – спросил он. – Не хочешь попробовать?

– Нет, я как раз обдумываю возможности дальнейшего увеличения нашей рыболовецкой флотилии. Может быть, с помощью экспорта рыбы удастся ликвидировать нехватку валюты…

– Внимание! Отмотай сейчас побольше! Она же вырвет у тебя удилище!

Смотри! Она прыгает! Она прыгает! Теперь ты победил, Фидель!

Баудильо восторженно хлопал себя по ляжкам. Рыба подобно серебряной стреле вылетела из воды. Из-за яркого солнца некоторые места в море, казалось, были покрыты сверкающим золотом. Рыба-меч снова исчезла в море.

Фидель попытался намотать несколько метров лески.

– Эта тварь сражается за каждый кусок лески.

– …Вся проблема заключается в том, – невозмутимо продолжал Че, – чтобы найти покупателя на рыбу.

Наемники, взятые в плен после разгрома десанта в заливе Кочинос, совершали прогулку по тюремному двору, когда туда вошел Че. Он молча обошел их, вглядываясь в лицо каждого, и остановился около высокого негра.

– Что, собственно говоря, побудило тебя действовать вместе с ними?

Он махнул рукой в сторону остальных пленных, которые в этот момент остановились.

– Небось тоже пожелал сражаться за «демократию» или они тебя просто купили? Пленный таращил глаза и молчал.

– Знаешь ли ты, в какую компанию попал? Восемьсот человек из тысячи двухсот наемников или их родители владели огромными богатствами, которые они пожелали вернуть. Среди них есть сто помещиков, владевших тремястами тысячами гектаров земли. Сегодня эта земля принадлежит кубинскому народу. Тридцать пять были владельцами промышленных предприятий, сто двенадцать владели крупными торговыми фирмами. Шестьдесят семь домовладельцев обирали жителей девятисот домов. И ты рисковал жизнью во имя возврата к порядкам, существовавшим до 1959 года! А эти порядки тебе хорошо знакомы.

Пленный едва заметно кивнул.

– Мы ввели на Кубе равенство всех рас. А твои друзья? Да они не пустили бы тебя на порог своих аристократических клубов, куда сегодня имеет доступ любой рабочий, любой негр.

Он повернулся к остальным пленным, которые на некотором расстоянии с любопытством рассматривали Че.

– Кто из вас был членом аристократического клуба?

Несколько человек подняли руки.

– Каких именно?

– «Яхт-клуб».

– «Мирамар».

– «Казино эспаньоль».

– «Билтмор».

– О, среди вас есть даже члены Biltmore Yacht and Country Club! Че с издевкой поклонился.

– Избранные из избранных. Сеньор состоял членом этого клуба?

Он вновь повернулся к негру.

– Ты был членом «Билтмор-клуба»? Негр смущенно опустил голову. Несколько пленных засмеялись.

– Мог бы ты вступить в него, даже если бы выиграл полмиллиона в лотерею?

– Нет.

– Конечно, нет. Они опасались, что ты загрязнишь воду в бассейнах, и дрожали при мысли, что будут пить свое виски рядом с тобой. В крайнем случае тебе разрешили бы мыть их туалеты. И ради этих субъектов, ради таких порядков ты рискуешь жизнью. Ты еще меньше, чем они, заслуживаешь снисхождения.

В ответ еле слышно прозвучало:

– Я знаю, команданте.

Во время полета в Индию Че написал матери короткое письмо. Уже была ночь. Светила лишь маленькая лампа. Остальные пассажиры уже спали. Че положил бумагу на колени и размышлял, что, собственно говоря, мешает ему выкурить еще трубку. Он все равно не мог заснуть. Он мечтал об открытии второго и третьего фронтов против империализма. Латинская Америка должна наконец восстать. Угнетенные народы мира. Пример Кубы вдохнул в них мужество.

Он писал: «Во мне очень сильно развилась антипатия ко всему, связанному с личной жизнью. Я по-прежнему одиночка, который без чьей-либо помощи ищет свой путь. Но теперь у меня есть сознание моей исторической миссии. У меня нет ни дома, ни жены, ни детей, ни родителей, ни братьев. Мои друзья остаются моими друзьями только до тех пор, пока они думают так же, как и я. И все же я доволен. Я знаю свою цель в жизни. Это не только мощная внутренняя сила, которую я всегда ощущал в себе, но также способность передать что-то другим, а также абсолютная убежденность в моем предназначении, которая избавляет меня от любой боязни».

На Кубу прибыл всемирно известный поэт Пабло Неруда. Естественно, Че хотел повидать его. Поговорить с ним. Сколько раз его стихи помогали ему выдерживать испытания. Он вновь вспомнил лица компаньерос, когда он ночью читал им стихи Неруды. Их измученные усталые глаза начинали вновь блестеть.

«В боях мы никогда не забывали про поэзию», – тихо сказал себе Че. Он вновь закурил сигару. Вот уже почти час он ждал Неруду. Он попросил его приехать в министерство в полночь. А теперь уже час ночи. Похоже, что Пабло Неруда застрял на какой-нибудь бесконечной официальной церемонии. Прошло еще довольно много времени, пока Неруда, наконец, постучал в дверь. Несколько минут они молча смотрели друг на друга.

«Мы представляем, наверное, весьма странное зрелище, – подумал Че. – Вот министр в сапогах и военном комбинезоне. За поясом револьвер, а в зубах сигара. А вот поэт со своим угловатым лицом. С теплыми, добрыми глазами и красноречием пророка».

Пабло Неруда нарушил молчание:

– Твое одеяние не очень-то подходит ко всему этому бюрократическому окружению.

Улыбка скользнула по лицу Че. Он все сильнее и сильнее чувствовал усталость. Вот уже несколько дней он почти не спал. Только работа и работа.

– Твою «Всеобщую песню» я всегда носил в рюкзаке, я читал партизанам в Сьерра-Маэстре стихи из нее.

– Это большая честь для меня. Я очень рад.

– Они придавали нам силу и мужество. В борьбе без таких стихов не обойтись. Че протянул Неруде коробку с сигарами.

– Ты чем-то обеспокоен, Неруда? Тебе не нравится на Кубе?

– Ну что ты! Конечно, мне нравится. Вы сделали все, чтобы возродить надежду и не дать ей рухнуть. Миллионы южноамериканцев пробудились от сна. Теперь у них есть цель в жизни. Вы заставили свободу и надежду занять место у стола народов Америки. Эта революция бросила клич всем народам нашего континента. Но я вижу, что над вашей революцией нависла угроза. Об этом пишут газеты и сообщает радио. Они готовят вторжение. Они хотят уничтожить надежду всей Южной Америки. Во всех стратегически важных пунктах Гаваны я видел мешки с песком. Я очень боюсь, что на Кубу пойдут войной.

При первых словах Неруды Че встал. Он слушал его, наморщив лоб. Он задумчиво вертел пальцами сигару и потирал виски. Наконец он повернулся к окну своего кабинета, за которым царила ночная мгла. Он окинул взглядом панораму Гаваны и заговорил.

Его слова не предназначались Неруде. Он просто вслух размышлял за них обоих. В его речи никогда еще не чувствовался столь явно аргентинский акцент.

– Война… война… Мы всегда выступали против войны. Но уж если мы один раз воевали, то не можем больше жить без борьбы. В любой момент мы хотим к ней вновь прибегнуть.

Че прочитал искренний ужас в глазах Неруды. Неруда воспринимал войну как кошмар.

– Это ты говоришь только потому, что сильно переутомился.

Неруда как бы пытался оправдать Че перед ним самим.

Че ничего не ответил. Он не мог сказать ему, что уже начал готовиться к новой борьбе за интернациональное дело. Конспирацию надо было соблюдать даже с Нерудой.

Дверь распахнулась, и целый каскад фотовспышек замелькал перед ним. Более двухсот журналистов, фоторепортеров, кинооператоров и телерепортеров столпились в маленьком зале, чтобы забросать его вопросами. Он возглавлял делегацию Кубы на конференции министров экономики в Монтевидео.[19]19
  Имеется в виду специальная сессия Межамериканского социального и экономического совета при Организации американских государств, происходившая в августе 1961 года на уругвайском курорте Пунта-дель-Эсте.


[Закрыть]

– Доктор Гевара, какие экономические отношения поддерживает Куба со странами восточного блока?

– Мы поддерживаем с социалистическими странами торговые связи. Мы не считаем, что торговые отношения с социалистическими странами противоречат нашему стремлению наладить хорошие торговые и экономические связи с государствами Латинской Америки.

– Сеньор Гевара, как поступит Куба с лицами, взятыми в плен после высадки в заливе Кочинос?

– Мы предложили обменять их на политических заключенных, арестованных в США, Испании и некоторых латиноамериканских странах. Однако это предложение было отвергнуто. Теперь их будут судить, и мы посмотрим, можно ли будет в дальнейшем вновь сделать их полезными членами общества. Как вы видите, среди этих людей почти нет рабочих. Когда Фидель разговаривал с ними, он спросил, кто из тысячи двухсот людей хоть раз участвовал в рубке сахарного тростника. Только один из них, как-то заблудившись, побывал на плантации. Теперь мы должны их перевоспитать, поскольку на Кубе кончилось время, когда можно было жить по принципу «кто не работает, тот ест».

Один журналист широко улыбнулся и с некоторой задержкой спросил:

– Скажите, а доктор Кастро и вы сами уже рубили сахарный тростник?

– Да, мы все время занимаемся этим. Как члены кабинета мы просто обязаны рубить сахарный тростник. Кроме того, я сам грузил бананы!

– Будучи министром?

– Да, мистер, а раньше я грузил бананы в портах Латинской Америки, когда работал грузчиком. Так что я познал деятельность монополии по торговле фруктами изнутри. Все, что я говорю, – правда, и не смотрите на меня так недоверчиво!

– Команданте Гевара, на Кубе все еще существует американская военно-морская база Гуантанамо, что представляет собой не только военную, но и политическую проблему. Как вы собираетесь ее решить?

– Мы постоянно заявляли и заявляем, что Соединенные Штаты в нарушении всех норм оккупируют кубинскую территорию. Мы никогда не смиримся с этим и постоянно указываем различным международным органам и организациям, что существование этой базы представляет собой покушение на наш национальный суверенитет. Но мы не будем ставить под угрозу мир во всем мире, совершая какие-либо акции против этой американской базы. Несмотря на все провокации со стороны размещенных там американских солдат, мы, как и прежде, занимаемся поисками только политического решения, а не военного.

– Мистер Гевара, почему в атмосфере якобы подлинной свободы на Кубе были закрыты католические школы?

– Это абсурд! Католические школы перешли под контроль государства.

– Означает ли это, что на Кубе больше не будет частных школ?

– Ни одной! Все они стали государственными, и все они доступны широким массам.

– Но они остались католическими школами?

– Нет, это просто школы!

Когда смех затих, к нему обратились со следующим вопросом. Пресс-конференция, казалось, никогда не кончится.

– Доктор Гевара, каковы в настоящий момент отношения между кубинским государством и церковью? Какую позицию занимает кубинское правительство в отношении церкви?

– Здесь мы занимаем совершенно определенную позицию. У нас нет государственной религии. У нас полная свобода вероисповедания, и мы никому не позволим именем религии сеять раздор и ненависть. В определенный период католическое духовенство, высший слой которого состоял исключительно из одних испанцев, попыталось в открытую встать на сторону контрреволюции. При этом они даже сбросили на парашюте над заливом Кочинос трех священников, одетых, понятное дело, в маскировочные костюмы. Тогда мы просто-напросто арестовали всех священников-испанцев и вернули их Франко, снабдив запиской: «Как видите, у вас здесь семьсот…»

– Не могли ли бы вы назвать имена этих священников?

– Всех семисот высланных?

– Нет, имена сброшенных на парашюте.

– Одного звали Луго, второго Мачо, а третьего Лас Эрас.

– Я из самой крупной уругвайской газеты «Эль Диарио», издающейся в Монтевидео.

Че оглядел собравшихся и спросил: «Это правда?» Он увидел, как многие закивали в ответ.

– Ну, хорошо, похоже, что правда.

– Она также самая популярная газета в стране. Возможно, некоторым коллегам мой вопрос покажется несерьезным, но мне хотелось бы создать на этой пресс-конференции несколько другую атмосферу. Не могли ли бы вы рассказать, как вы живете, что едите, любите ли спиртное, курите ли, нравятся ли вам, прошу прощения у присутствующих здесь дам, женщины?

– Я отвечу вам, поскольку приехал сюда, чтобы ответить на все вопросы. Но я хочу сразу вам сказать, что некоторые из ваших вопросов кажутся мне наглыми. Я не был бы мужчиной, если бы мне не нравились женщины. Сегодня я не был бы революционером, если бы я хоть в чем-то пренебрег моим революционным долгом или моими супружескими обязанностями только потому, что мне нравятся женщины.

– Команданте, вы все еще считаете себя аргентинцем?

– Я родился в Аргентине. Простите мне немного тщеславия, если я приведу следующее сравнение. Хосе Марти и Фидель Кастро родились на Кубе, но принадлежат всей Латинской Америке. Я родился в Аргентине и не отказываюсь от моей родины. Я сформировался там, но чувствую себя кубинцем и, кроме того, чувствую страдание и голод не только народных масс любой латиноамериканской страны, но и любого другого народа на земле. Вся Америка – это моя родина.

Вернувшись из Монтевидео, Че посетил свое прежнее место работы – Национальный банк. Он выслушал рассказ Виласеки о том, как проходила денежная реформа, которую он сам запланировал и подготовил.

– Большей неожиданности себе даже представить нельзя, Че. Некоторые люди мчались, сломя голову, к своим друзьям и знакомым, чтобы те обменяли им деньги. Таким образом мы напали на след многих спекулянтов.

– Неплохой побочный эффект. А что происходило в банках?

– Таких очередей ты даже представить себе не можешь. Каждый хотел знать, что будет с его деньгами. Когда же стало известно, что все банковские вклады на сумму свыше десяти тысяч песо заморожены и в месяц можно снимать со счета только шестьсот шестьдесят песо, вот тут-то они дали волю словам.

– Ну да, – промолвил Че, – кто хочет смыться в США, должен оставить здесь свои денежки. А кто останется здесь, тот на сумму шестьсот шестьдесят песо в месяц может жить просто распрекрасно. Это же в три раза больше среднего дохода рабочих и служащих. Так что им грех жаловаться. Знаешь ли ты, сколько песо оставило ЦРУ здесь? Пятьсот миллионов. Тем самым они хотели развалить нашу экономику. И это они вполне могли сделать. Теперь в их распоряжении бумага. Много бумаги. Теперь, надеюсь, мы добились равновесия между наличием товаров и денежными суммами, находящимися в обращении.

Че очень веселило, как разволновалась буржуазная пресса на Кубе, потому что он начал подписывать новые банкноты своим прозвищем. «И этот нахал стал во главе Национального банка!»

Маленькая Ильдита радостно кинулась ему на шею.

– Ах, папи! Я тебя столько уже не видела. Почему ты такой грязный?

Покрытый с ног до головы засохшей грязью и смертельно усталый, стоял он перед ней. С большим трудом он улыбнулся. Он взял дочь на руки и прижал ее к себе.

– Да, я весь в грязи. Я уже много дней не переодевался. Доченька, какой страшной опасности мы подвергались! Ты все узнаешь, когда подрастешь. Эти чертовы янки!

Девочка попыталась сделать вид, что все понимает, но надолго ее не хватило.

– Ты сможешь сегодня немного поиграть со мной?

– Да, пойдем поиграем на улицу.

– Можно я покатаюсь на тебе?

– Залезай!

– Ух, как здорово, ты моя лошадь, и мы поскачем по сказочному лесу!

И вот она уже вскарабкалась на спину Че и пришпорила своего ползущего на четвереньках отца, который двигался в направлении сада перед домом. Их маленькая дворняга бежала следом с громким лаем.

Вернулась Ильда и встала рядом с охранниками, которые, смеясь, наблюдали за ними.

Сделав несколько кругов, он поздоровался с бывшей женой. Она тотчас начала расспрашивать его о последних событиях. Че не верил в переговоры и договоры с империалистами.

– Вся история США свидетельствует, что они признают только силу. И это потому, что они сами действуют только так. Свою страну они создали путем подкупа и грабежа. С помощью неприкрытого насилия они отняли у Мексики огромную территорию. А потом? Сколько раз их солдаты вторгались в чужие страны? Возьми, к примеру, Кубу. 1889,[20]20
  По-видимому, имеется в виду 1898 г., когда началась война между США и Испанией. Она была развязана американским империализмом с целью захвата бывших испанских колоний, в том числе Кубы.


[Закрыть]1905, 1906, 1917 и 1933 годы. Разве Куба хоть раз нападала на США? Нет. Речь шла о распространении влияния их концернов. А сегодня? На всех континентах мы можем обнаружить их солдат и ракеты.

Че говорил горячо и бурно жестикулировал.

– А их слово? Их слово? Просто смех. Даже теперешний президент Кеннеди, который строит из себя благоразумного человека, на самом деле паршивый лгун. Полтора года назад он заявил на пресс-конференции, что ни один житель США не предпримет каких-либо акций против Кубы. В это время, даже в этот момент его наемники уже готовились к высадке на Кубу. Где финансировали их? В США. Где обучали их? В США. Где разрабатывали план вторжения на Плая-Хирон? В США. И кто самолично отдал приказ начать агрессию? Этот достопочтенный мистер Кеннеди! Слово гринго не стоит даже грязи под ногтями.

Он с презрением щелкнул пальцами.

– Но наш язык они поняли! Мы встретили их подобающе. Почему Кеннеди так и не отдал приказ своим солдатам начать атаку, когда их скопище ждало у нашего побережья сигнала к выступлению? Весь кубинский народ был готов встать на борьбу. А такую позицию эти сволочи очень уважают!

– Но ведь США ввели морскую блокаду и мобилизовали свои войска.

– Ильда, мы не позволим запугать нас. Мы выработали проект политического разрешения конфликта. О чем идет речь?

Разве мы ведем экономическую войну против США? Нет, они применили экономическую блокаду против нас, они делают все, чтобы помешать развитию нашей экономики. Я бы мог многое рассказать тебе об этом. Нам приходится ожесточенно бороться с этими трудностями. Разве мы совершили агрессию против США? Нет, это они финансируют банды наемников, которые проводят диверсии по всей территории Кубы. Разве мы угрожаем США высадкой наших войск? Нет, это они постоянно угрожают нам агрессией. Поэтому мы должны крепить нашу оборону. Нет, войны мы не хотим, но и запугать себя мы не позволим. Наша страна будет развиваться так, как мы этого хотим.

Че еще раз посмотрел на математические расчеты на доске и кивнул.

Похоже, что правильно. Да, Виласека?

– Правильно, Че.

– Это самое прекрасное в математике. Всегда знаешь, правильно или нет. Дифференциальные исчисления мы, правда, не закончили. Но я выработал хоть какое-то верное отношение к ним. Что дальше?

Он все еще стоял у доски, держа в руке мел.

– А теперь присядь, Че. Больше я тебя ничему не могу обучить. Вот уже больше четырех лет мы встречаемся два раза в неделю, если только не находимся в отъезде. По вторникам с восьми до девяти утра и по субботам, когда занятия часто затягиваются до полудня. А теперь вспомни, что мы за это время прошли? Начали мы с аналитической геометрии, поскольку предварительная подготовка у тебя была весьма слабой. Затем мы довольно интенсивно занимались дифференциальными и интегральными исчислениями, причем доказательства проходили не поверхностно, а очень внимательно, и всегда решали задачи. Затем мы очень основательно и интенсивно изучали теорию дифференциальных уравнений. На этом я исчерпал свои познания. Больше мне нечему тебя обучать.

– Но, Виласека, всегда можно продолжать учиться. Потом мы ведь можем это делать вместе. Будем изучать книги.

– А чему ты хочешь учиться теперь?

– Я кое-что читал о теории линейного приближения. Это же страшно важно для нас. Представь себе, мы можем вычислить наиболее рациональное использование паровозов на огромной сети железных дорог, по которым сахарный тростник направляется с полей на сахарные фабрики. Сколько же горючего можно будет сберечь! А несомненно, есть и еще масса других возможностей для применения этой математической теории.

– Вполне возможно.

– Виласека, поскольку мы являемся слаборазвитой страной, то должны досконально знать современные научные теории. Неизвестно, можно ли их применять уже сегодня. Но, только овладев научными познаниями, мы сумеем преодолеть отсталость. Я как министр промышленности организовал некоторое время назад небольшой научно-исследовательский институт, занимающийся конструированием компьютеров. И не только для этого необыкновенно важна математика. Ее значение мы вряд ли сможем переоценить.

– Согласен. Я раздобуду пару хороших книг. Продолжим в будущий вторник.

Че взглянул на свой календарь. 24 марта 1964 года. На сегодня прием был назначен лишь одному человеку, хотя было еще очень рано. Записано было только одно имя: «Таня».

Он снял трубку и коротко сказал: «Сегодня ко мне никого больше не пропускать». Затем он вытащил из сейфа папку с надписью: «Тамара Бунке». Тут в дверь постучали.

– Добрый день, команданте.

– Добро пожаловать, Таня. Рад тебя видеть. Садись, пожалуйста.

Че перелистывал личное дело, бормоча вполголоса: «В 1961 году переселилась из ГДР на Кубу… Работала переводчицей, кроме того, училась в университете… Член революционной милиции… Неоднократно принимала участие в добровольных трудовых мероприятиях…

Че посмотрел на Таню.

– Тогда мы несколько раз встречались и работали вместе. Не так ли?

– Да, команданте.

Че положил личное дело на стол.

– В марте 1963 года исполнилось твое желание полностью отдать себя делу революции. Тогда же тебя начали готовить к работе за рубежом.

– Это верно. Но я до сих пор не знаю, куда меня направят.

– Ты, конечно, удивлена, что разговариваешь об этом именно со мной? – спросил он.

Таня отрицательно закивала головой, но в ее зеленых глазах отражалось удивление. Че засмеялся.

– Нет, Таня, ты удивлена, что разговариваешь здесь, в министерстве промышленности, именно со мной о твоей работе. Не только ты, я тоже скоро получу новое задание. Вместе с остальными бойцами с Кубы и из других латиноамериканских стран мы откроем новый фронт. Выступление в разных странах следует скоординировать, чтобы усилить ударную мощь народов в борьбе против империализма. Ты можешь выполнить важное задание в Боливии, установив связи с военщиной и правительственными кругами. Мы должны знать, что происходит во вражеском лагере. Затем ты объедешь внутренние районы страны, чтобы ознакомиться с методами и степенью эксплуатации боливийских крестьян и рабочих, в частности горняков. Ты должна как можно лучше узнать врага. Он сделал короткую паузу.

– И все это я буду делать одна? – спросила Таня.

– В течение длительного времени да. С тобой позже установят контакт. Но сперва ты поедешь в Европу, чтобы сжиться с новым обликом. Затем ты отправишься в Боливию. Подробности операции в Боливии уже разработаны. О них тебе сообщат. Важно одно: ты не должна ни под каким видом ни с одним человеком сама разговаривать о твоем задании, ни с революционерами или представителями революционных партий, в какой бы трудной ситуации ты ни оказалась. Можешь быть уверена, что в Боливии другие товарищи работают так же, как и ты. Уже теперь. Ты не одна, но просто предоставлена сама себе на длительный срок. Справишься? Ее ответ прозвучал четко и ясно.

– Да, команданте. В этом я полностью уверена.

– Ты увидишь, что мы вместе будем сражаться в Боливии. Время придет. Но мы должны основательно подготовиться к этому. А теперь поговорим о политической ситуации в Латинской Америке, чтобы ты познакомилась с задачами и перспективами нашей борьбы.

Этот разговор затянулся на несколько часов.

В помещении резиденции Кубинского представительства при Организации Объединенных Наций Че еще раз просмотрел текст своего выступления. Он взглянул с 31-го этажа через Ист-Ривер на Куинс, затем перевел взгляд на Бруклин. Однако в этот дождливый туманный день он почти ничего не увидел.

Он вновь взялся за текст своего выступления, отыскал то место, где речь шла о проблеме разоружения. Он прочитал: «Одной из основных тем на этой сессии был вопрос о всеобщем и полном разоружении. Мы целиком одобряем всеобщее и полное разоружение. Кроме того, мы выступаем за уничтожение всех ядерных боеголовок и поддерживаем предложение о проведении конференции всех стран мира, чтобы помочь воплотить в жизнь стремление народов к разоружению. Наш премьер-министр, выступая на этой сессии, указал на то, что гонка вооружений постоянно приводила к войнам. В мире возникают новые ядерные державы, а значит, и увеличивается опасность вооруженной конфронтации. Мы считаем, что нужно провести всемирную конференцию с целью полного уничтожения всего ядерного оружия. Первым шагом в этом направлении должен стать запрет его испытаний».

«Да, это звучит недвусмысленно и несет в себе конструктивный заряд», – подумал он, пропустил пару страниц и стал читать дальше:

«Мы хотим построить социализм, и мы солидарны со всеми людьми, борющимися за мир. Мы – члены Движения неприсоединения, хотя и являемся марксистами-ленинцами, поскольку неприсоединившиеся страны борются против империализма. Мы хотим мира, хотим создать новую Кубу, обеспечить нашему народу лучшую жизнь и поэтому всячески стремимся не поддаваться на провокации янки. Но мы знаем образ мышления и взгляды членов правительства США. Они требуют очень высокую цену за мир. Мы отвечаем им, что цена эта не может быть выше суверенитета страны».

Он поднял глаза от текста.

«Мир – это просто когда не падают атомные бомбы? – спросил он себя. – Что, жители Гарлема живут в мире? Можно ли говорить о мире, когда каждый день приходится вести жестокую борьбу за выживание? Что делать с люмпенами, потерпевшими поражение в борьбе за существование?»

Он вспомнил фигуры, неподвижно лежащие на улицах. Люмпены, жертвы безжалостного общества. Они что, живут в мире?

После выступления на Генеральной Ассамблее ООН многие журналисты пытались получить у него интервью. Он согласился дать его корреспондентам телекомпании Си-би-эс и газетчику из «Нью-Йорк тайме». Эта беседа с министром промышленности Кубы транслировалась в эфир без предварительной записи.

Прежде чем Че вступил на площадку, освещенную ярким светом юпитеров, корреспондент обратился к нему: «Минутку, мистер Гевара. У нас еще есть немного времени».

Че остановился и увидел недоуменное выражение в глазах оператора. Все вопросы можно было прочесть на его морщинистом лбу: «С каких это пор министр промышленности выступает в военном комбинезоне? А может быть, этот Гевара самый обычный террорист?»

– Скажите, мистер Гевара, на большинстве фотографий, которые я видел, вы изображены с длинными волосами. Почему вы подстриглись?

Че пожал плечами. Какие же глупые вопросы задают эти журналисты!

– Просто сейчас я нашел на это время. Когда мы сражались в Сьерре, у нас были другие проблемы.