Текст книги "Че: «Мои мечты не знают границ»"

Автор книги: Клаус-Петер Вольф

Соавторы: Хорст-Эккарт Гросс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

«Мои мечты не знают границ»

Только к полудню 1 января 1959 года Фиделю удалось связаться с ним по телефону.

– Че, говорит Фидель. Ты, конечно, уже слышал, что Батиста бежал. Настал критический момент. Мы должны закрепить победу. В Гаване произошел государственный переворот, вернее, это пародия на него. Генерал Кантильо подобрал пару-тройку прожженных политиканов и несколько дряхлых членов Верховного суда, которые и провозгласили его главой государства. Все это организовано посольством США. Он, правда, не обладает реальной властью, но мы все равно должны действовать. Нам необходимо как можно скорее занять столицу. Это поручается тебе и Камило. Камило уже получил приказ занять военный лагерь «Колумбия». Ты же займешь второй по величине лагерь – «Кабанья». Я немедленно выезжаю на радиостанцию, чтобы огласить призыв к всеобщей забастовке. Желаю успеха!

На следующий день Че и Камило во главе своих колонн вступили в Гавану. Население восторженно приветствовало их. Освободителей встретили ликующими криками. Призыв к всеобщей забастовке нашел самый широкий отклик.

Находившиеся в лагере «Колумбия»– главной ставке Батисты – двадцать тысяч солдат сдались без единого выстрела. Че занял Гавану, не встретив фактически никакого сопротивления. Путч Кантильо потерпел позорный провал.

Через два дня после вступления Че в Гавану корреспонденту уругвайской газеты «Эль Паис» удалось взять у него интервью.

– Нет, я не войду в правительство, – категорично и ясно заявил Че. – Я всего лишь команданте революционной армии, и, когда ситуация нормализуется, я вновь стану гражданским лицом и посвящу себя своей профессии. Я хотел бы тогда уехать в Аргентину и немного отдохнуть от тягот двухлетних боев.

– А когда же ситуация нормализуется? Че только пожал плечами.

Че пригласил на обед своего старого приятеля Селайю. Теперь он был военным комендантом «Кабаньи».

Когда Селайя вошел в маленькую комнату с видом на море, Че сидел на походной раскладушке, широко расставив ноги, и чистил свой револьвер 45-го калибра. Комната была примерно метров двенадцать, у стен две железные койки, между ними небольшой шкаф и старое зеркало. Повсюду лежали книги. В стену был вбит большой гвоздь. На нем висел автомат. Над ним черный берет с маленькой звездочкой.

– Садись, старый каторжник, и рассказывай, что тебе довелось вынести. У нас здесь чудесный вид на море. Давай наслаждайся им. Ты ведь довольно просидел за решеткой после того, как они сцапали тебя вскоре после высадки с «Гранмы». Или это не так?

– А, пустяки! Мне здорово повезло, меня не расстреляли, как других ребят с «Гранмы». Меня отдали под суд, видимо, потому, что я мексиканец. Батиста хотел доказать, что налицо международный заговор против него.

– Сколько тебе дали?

– Шесть лет. Судья с издевкой спросил меня, почему я, будучи мексиканцем, вздумал сражаться за освобождение Кубы. Я процитировал слова Хосе Марти о том, что человек, для которого понятия «справедливость» и «честь» что-нибудь да значат, должен сражаться за свободу везде, где над ней нависла угроза.

– Я слышал, ты еще пытался распространить сокращенный вариант речи Фиделя «История меня оправдает».

– Да, я пытался это сделать. Они, по-видимому, испугались, что вы пойдете на штурм тюрьмы, поэтому меня и выслали в Мексику. Я тут же начал оказывать помощь «Движению 26 июля» в Сальвадоре, Гватемале и Гондурасе.

– Насчет истории с посольством – это правда?

– Да, 1 января я находился в Тегусигальпе вместе с несколькими кубинскими компаньерос. Узнав по радио о бегстве Батисты, мы решили занять кубинское посольство. Это оказалось легче легкого, но тут прибыла полиция, и нас забрали. В тюрьме я потребовал предоставить мне возможность поговорить с президентом. Эти типы выпучили глаза, и кто-то из них заявил даже, что я рехнулся. Офицер спросил меня, уж не являюсь ли я закадычным другом президента. «Тонко подмечено, – ответил я, – в эмиграции президент часто гостил у нас». Офицер счел разумным позвонить в приемную президента. Вернувшись, он отсалютовал нам так лихо, как, видимо, никогда еще в жизни не делал. Мы побеседовали с президентом, и через час военный самолет с нами на борту взял курс на Гавану.

– А что тебе еще довелось пережить в Центральной Америке? Я слышал, ты много сделал для «Движения 26 июля».

Че заставил Селайю подробно рассказать о своей деятельности, а затем очень серьезно спросил:

– Твои родители написали мне. Вот уже несколько лет они не получают от тебя никаких вестей. Почему?

– У меня не было времени. Я постоянно находился в разъездах, выполняя задания Движения.

– Революционер не должен забывать о родителях. Всегда можно выкроить немного времени для семьи.

– Но, Че, ты же знаешь, как я был занят…

– Ты только не оправдывайся. Всегда есть время черкнуть пару строк.

– Может, ты и прав. Но сам-то что делал в Мексике? Ты что, писал тогда своим родителям? По-моему, ты потерял всякий контакт с семьей?

Че улыбнулся.

– Да, мне следовало бы почаще писать.

В «Кабанье» зазвонил телефон.

– Эрнесто, ко мне приехал друг из Чили, лидер социалистической партии, очень хотел бы с тобой познакомиться. У тебя есть время? – спросил Карлос Рафаэль Родригес.

– Что? К тебе приехал Сальвадор Альенде? Для кого другого, а для него у меня всегда есть время. Я еще должен его отблагодарить.

– Ты его знаешь?

– Лично, к сожалению, пока нет. Но я ему многим обязан. Передай, что буду очень рад.

Когда Альенде вошел, Че лежал на кровати. В руке он держал ингалятор. Жестом он попросил гостя немного подождать. Испуганный Альенде уже хотел звать на помощь. Но Че движением руки пригласил его сесть.

Через некоторое время он поднялся. Это потребовало от него больших усилий.

– Добро пожаловать, компаньеро Альенде. Как видите, моя астма дает мне жару.

– Рад познакомиться. Видя, какой у вас приступ, я с трудом представил себе, что вы так долго сражались в Сьерре. У вас там тоже были такие тяжелые приступы?

– Да, и довольно часто. Но я уже привык к ним. Хочу поблагодарить вас за рекомендательное письмо адвокату в Гуаякиле, которое вы дали Рикардо Рохо.

– Какое рекомендательное письмо? Я что-то не припомню.

– С тех пор прошло почти семь лет. Благодаря вам я смог выехать тогда в Гватемалу, хотя вообще-то собирался в Венесуэлу. Кто знает, может быть, без вашей поддержки я до сих пор работал бы в каком-нибудь лепрозории в Венесуэле.

Альенде отмахнулся.

– Не стоит даже говорить о такой мелочи. Но скажите, тут кое-кто называет вас коммунистическим заправилой этой революции. Так что же, выходит, я заправлял самим заправилой? Какая честь для меня!

Оба рассмеялись.

– Что будет дальше на Кубе, компаньеро Гевара? Все революционеры в Латинской Америке с напряженным вниманием следят за развитием событий. Попытка посла США установить режим Батисты только без него самого полностью провалилась. С генералом Кантильо ничего не вышло. А что теперь? Фидель Кастро назначил премьер-министром Миро Кардону. Это – адвокат-реакционер, защищавший убийц профсоюзного лидера Хесуса Менендеса и делавший это по убеждению. Он известен своими проамериканскими симпатиями. Многие его министры – известные старые политиканы, которые никогда не проявляли особого рвения в борьбе с Батистой. Только немногие бойцы из «Движения 26 июля» вошли в правительство. Неужели целью всей борьбы было лишь изгнание Батисты? А что же дальше?

– А дальше посмотрим! Но позвольте мне объяснить ситуацию. Батиста бежал. Но это еще не означает, что весь режим уничтожен. Скорее, наоборот. С другой стороны, режим Батисты деморализован, у него нет опоры среди населения. Это с особой очевидностью выявилось два месяца назад, когда Батиста попытался сделать хитрый ход, чтобы укрепить свои пошатнувшиеся позиции. Он решил провести всеобщие выборы, стремясь придать своей диктатуре демократическую окраску. И знаете, сколько людей приняло в них участие? Не набралось и двадцати процентов от общего числа избирателей, и это при том, что все они обязаны были участвовать в выборах.

На основании этого вы можете судить, как сильно население поддерживало нашу борьбу. Но это еще не означало окончательной победы. Мы знаем, как настойчиво посол США требовал от Батисты покинуть страну, чтобы образовать правительство, которое было бы угодно гринго и при этом пользовалось популярностью у населения. Но здесь нам, можно сказать, здорово повезло. Батиста заупрямился и не пожелал уступать своего места.

– Все очень интересно, – перебил его Альенде, – но это же ничего не объясняет!

– Напротив. Разве опасность переворота устранена? Нет. Здесь, в «Кабанье», вы видите только бойцов Повстанческой армии. Но поезжайте в военный лагерь «Колумбия», бывшую главную ставку Батисты. Только там сосредоточено двадцать тысяч его вооруженных солдат и офицеров. Ну хорошо, они сдались повстанцам. Но сколько у Камило бойцов в этом лагере? Всего пятьсот человек. Правда, каждый батистовец церемонно отдает честь первому встречному барбудо,[16]16
  Бородач (исп.) – так именовали бойцов Повстанческой армии на Кубе в период их борьбы против диктатуры Батисты.


[Закрыть] но какое же это соотношение сил? Почти повсюду в стране армия Батисты сохранила свое вооружение. Полиция тоже. Мы должны действовать осторожно. Во всяком случае, новых попыток переворота пока не было, и речь идет о том, я повторяю, речь идет о том, кто в этом государстве стоит у власти!

– Итак, вы полагаете, что назначение Кардоны было всего лишь маневром со стороны Фиделя с целью избежать попыток переворота?

– Я этого не говорил. Но позвольте мне еще кое-что объяснить. Каковы наши ближайшие задачи? Во-первых, мы привлечем к ответу бандитов из различных секретных служб Батисты. Они творили произвол, убивали, пытали, насиловали. За семь лет диктатуры погибло около двадцати тысяч человек. За это все каждый из них понесет наказание. Этого требует и население, которое не поймет снисхождения к преступникам. А что потом? Мы должны распустить армию и полицию Батисты. Пока они существуют, власти у нас нет!

– Но почему же? Армия капитулировала. Разве она не может служить новому правительству? Ну хорошо, у вас есть Повстанческая армия, родившаяся в боях. Но сколько в ней человек? В вашем распоряжении всего лишь около трех тысяч вооруженных бойцов. Вы могли бы слиться со старой армией. А зачем распускать полицию? Преступников нужно, конечно, привлечь к ответу. Ну, а дорожный полицейский, он-то при чем?

– Армия, полиция и секретные службы были основной опорой Батисты. В армии и полиции у нас довольно много компаньерос, – заметил Че не без удовлетворения, – но в общем и целом там служат не революционеры, а люди, воспитанные в духе приверженности диктатуре. Они теперь разбиты и деморализованы, но в принципе их можно использовать против нас.

Он сделал паузу.

– По-моему, компаньеро Альенде, вы настроены скептически?

– Честно говоря, да. У нас в Чили к этому совсем другое отношение. Наша армия и наши карабинеры настроены патриотически и мыслят сугубо профессиональными категориями. У нас существует давняя традиция невмешательства вооруженных сил в политическую жизнь.

Взгляды Альенде вызывали резкое возражение Че.

– Как вам известно, я был в Гватемале. И что же я там пережил? Якобы аполитично настроенная армия подняла мятеж против правительства, которое законно пришло к власти и проводило реформы, предусмотренные конституцией. Хакобо Арбенс, сам полковник этой армии, поклялся, что она обеспечит поддержку реформам. Народ, избравший его, хотел видеть правительство, проводившее реформы, шедшие вразрез с интересами мощных американских концернов. Когда же США почувствовали угрозу своим интересам, то больше не стало существовать ни конституционного правительства, ни аполитичной армии, и начались убийства и пытки. Нет, я считаю, что армии, не вмешивающейся в политику, вообще не существует, во всяком случае там, где стремятся провести глубокие социальные преобразования. Вооруженные формирования, будь то армия или полиция, должны преследовать те же политические цели, что и правительство. Я могу только процитировать одного из моих любимых авторов – Ленина: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться…»[17]17
  Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 122.


[Закрыть]

Да, вооруженные силы обязаны защищать революцию. Если мы будем исходить из того, что армия будет спокойно стоять в стороне, пока мы проводим реформы, то тогда мы погибли.

– Ну, здесь можно поспорить. Чили дала мне совсем другой урок. Я даже считаю, что армия может внести важный вклад в экономическое развитие страны. Но оставим эту тему. Каковы ваши ближайшие задачи?

– Я остаюсь команданте. Кроме суда над батистовскими палачами, мы распустим армию и полицию и создадим революционную армию и революционную полицию. Это далеко не просто, поскольку одно дело – сражаться в рядах партизан с регулярными войсками, а другое дело – формировать армию, которая будет защищать страну. Мы должны учитывать и возможность агрессивных действий США. Поэтому весь народ должен быть подготовлен к ведению войны против интервентов. Мы создадим народную милицию. В мои функции входит политическая подготовка. Я хочу сделать все, чтобы наша новая армия целиком была на стороне революции. И в этом я полностью солидарен с новым министром обороны, Раулем Кастро. Если мы хотим чего-нибудь достичь с помощью этой революции, мы должны уметь защищаться.

– Это звучит так, как будто имеется общий план проведения социалистической революции классического образца! Что, на Кубе происходит именно такая революция?

– Сейчас вам этого не скажет никто. Могу только заверить, что наша революция – это вовсе не обычный дворцовый переворот, когда одна клика оттесняет от кормушки другую. Нет, Фидель Кастро желает глубоких перемен, и он является, бесспорно, вождем этой революции. Нищета и голод, трущобы и проституция, засилье иностранных концернов в экономике – все эти проблемы, затрагивающие большинство народа, должны быть решены. Этого хочет и «Движение 26 июля», или, точнее, его большинство. Произойдет ли социалистическая революция? Многие бойцы не желают ее, но, я думаю, им ничего другого не остается, если они хотят претворить свои мечты в жизнь. Нам нужно посмотреть, как развернется процесс преобразований.

– Таким образом, Фидель и другие лидеры «Движения 26 июля» не являются социалистами или коммунистами?

Че неопределенно развел руками.

– Они твердо убеждены, что в нашей стране многое, очень многое нужно изменить. А разве это не главное? Если последовательно придерживаться этой линии, то мы станем свидетелями настоящей революции на Кубе!

Сразу же после победы революции Ильда с дочерью прилетели на Кубу. Повозившись всласть с дочкой и уложив ее спать, Че сразу принял серьезный вид. Он сообщил Ильде, что познакомился с другой женщиной, с которой хотел бы связать свою судьбу. Это Алеида Марч.

Ильда была потрясена. Че видел, что она с трудом сдерживает слезы.

– Она моих лет?

Че не ответил. Ильда продолжала:

– Я должна была на это рассчитывать… Я же на десять лет старше тебя. Ты, правда, постоянно повторял, что тебя это не трогает, но годы не вернешь.

– Ильда, дело не в этом, поверь мне… Я… Тут у нее на глазах появились слезы. Она дала волю своим чувствам.

– Я не противилась, когда ты захотел отправиться в эту экспедицию на «Гранме». Это было нелегко. Мне одной пришлось заботиться о нашем ребенке. Я не знала, увижу ли тебя еще когда-нибудь… Я не хотела тебе мешать, но ты не думай, что мне жилось легко и просто. Ты даже представить себе не можешь, сколько раз мне сообщали, что ты погиб… В Ла-Пасе у меня был из-за этого нервный шок, и мне пришлось обратиться к врачу. Этот постоянный страх за тебя и ребенка… Я переехала в Аргентину к твоим родителям, потому что я чувствовала себя такой одинокой и…

У Че комок подступил к горлу. Он столько раз думал о ней, когда шли бои. Теперь, когда она стояла перед ним и, плача навзрыд, рассказывала, как она жила в годы одиночества, ему казалось бесчеловечным расставаться с ней. Но что толку обманывать ее. Он не хотел омрачать ложью свою жизнь. Им нужно вместе пройти через это.

Может, – сказал он, – может, было бы лучше, если бы я погиб в бою.

Ильда пристально посмотрела на него и энергично замотала головой.

– Нет, нет! Хорошо, что ты жив, Эрнесто. Ты можешь еще столько сделать для революции. Ты очень нужен. Я тоже хочу жить на Кубе и помогать строить новую жизнь. Давай останемся друзьями!

Теперь его глаза тоже наполнились слезами. Он обнял ее и прижал к себе.

– Прости меня, Ильда, прости меня! Она высвободилась из его объятий и предложила подать на развод, чтобы все встало на свои места.

Он смущенно кивнул. Он охотно сказал бы еще что-нибудь, но приходившие на ум слова казались неуместными и пошлыми. Некоторое время они молча сидели рядом и смотрели друг на друга. Потом Че поставил воду на огонь, чтобы вскипятить чай.

Нет, нет, писать надо осторожней. Че уже стал легендой.

Как раскрыть всю сложность и противоречивость этого человека? Он не хотел поддаваться искушению и делать из него живой монумент. Он начал вспоминать. Тогда, когда он осознал, что жизнь – вещь сложная, в нем пробудилось желание выбрать себе в качестве ориентира какую-нибудь личность…

Он стал искать честного политического деятеля. Человека, в котором можно было бы не сомневаться. Он прочел сказанное Сартром о Че Геваре: «Я думаю, что он был не только интеллектуалом, но и самым совершенным человеком нашей эпохи».

Он счел это чрезмерно громкой фразой, но все же повесил это хлесткое изречение на стену. Тогда он начал, сперва, правда, бессистемно, собирать материалы о Че Геваре. Почему бы. в конце концов, не попытаться найти в прошлом другого человека оправдание собственному существованию? Почему бы не выяснить, как другие справлялись с собственными проблемами и трудностями?

Многие уже брались писать о Че Геваре. Авторы биографий, желавшие сознательно оболгать его, пытались заниматься изучением его личности. Другие же, напротив, хотели ограничиться исследованием только политического аспекта и не видели в нем человека. Для них его жизнь как бы распадалась на две части, четко отделенные друг от друга: общественную, политическую, с одной стороны, частную, недоступную для других – с другой.

Как можно научиться чему-либо у другого человека?

Он начал искать исходные данные.

Наконец прибыл долгожданный самолет кубинской авиакомпании. Сколько времени он не видел своих родителей! За это время он уже стал знаменитостью, легендой. Но несмотря на это, его родители остались просто его родителями, а он их сыном. Их очень тревожило его будущее и состояние его здоровья.

Он бросился им навстречу прямо на взлетной полосе.

– Мама! Папа!

Тэтэ!

После первых бурных объятий отец сразу же спросил:

– Что ты будешь теперь делать? Как быть с твоей профессией врача? Твоими медицинскими познаниями?

Че был слегка разочарован. Он рассчитывал, что его будут расспрашивать совсем о другом. О победе революции. О трудностях борьбы за нее.

Некоторое время он медлил и был довольно мрачен, но затем радость встречи возобладала. Может быть, родители и должны быть именно такими? Может быть, они во всем мире одинаковы? Кто знает, быть может, родители русских революционеров после победы революции спрашивали своих сыновей и дочерей, не застудили ли они свои ноги? При мысли об этом он улыбнулся и ответил на вопрос отца:

– Мои медицинские познания? Что я с ними буду делать? Погляди, старина, тебя ведь, как и меня, зовут Эрнесто Гевара. Я дарю тебе мой диплом. Ты спокойно можешь вывесить на здании твоей строительной компании табличку со своим именем и надписью «врач». И можешь затем без всякого риска для себя калечить людей.

Че сам больше всех смеялся над собственной шуткой. Но отец вновь насел на него.

– Ну хорошо, если для тебя это так важно. Я уже давно не занимаюсь медициной. Я теперь борец, помогающий строить новое общество.

– Да, но что будет с тобой? У тебя же должны быть какие-то планы дальнейшей жизни. Революционер – это же не профессия.

– Что будет со мной? Я не знаю. Я даже не знаю, где в один прекрасный день похоронят мои останки.

Отец Че прямо горел желанием осмотреть все те места, где сражался его сын. Он хотел в Сьерру, в Санта-Клару, в Уверо…

– И конечно, я охотно посмотрел бы место, где причалила «Гранма».

Че закурил новую сигару и кивнул:

– На мой взгляд, прекрасная идея. Я, конечно, не смогу поехать с тобой, слишком много дел. Но я могу дать тебе человека, который участвовал во всех боях. Он знает все пути, ведущие туда, и расскажет массу историй.

– Отлично!

– Но тебе придется оплатить бензин и еду для вас обоих.

– Ты что, серьезно?

– Конечно.

– Тэтэ, у меня нет с собой столько денег.

– Тогда ты не сможешь поехать. Может быть, в другой раз. Уж не думаешь ли ты, что я из тех, кто может свободно распоряжаться государственными средствами. Я получаю твердый оклад, и все.

Еще два раза отец пытался уговорить сына, но Че был непреклонен. Никаких послаблений. Зато он постарался как можно лучше показать отцу облик новой Кубы.

Через несколько дней он уже прощался с ними в гаванском аэропорту «Ранчо Бойерос».

Внезапно к ним подошел какой-то аргентинец.

– Извините, вы команданте Че Гевара? Че кивнул.

– Тогда позвольте мне как земляку пожать вам руку.

Че засмеялся и крепко пожал ему руку. Тот вытащил из кармана небольшую тетрадку и произнес:

– Не могли бы вы дать мне автограф?

Иначе никто в Аргентине не поверит, что я в самом деле видел вас.

Че резко повернулся к нему спиной и продолжил разговор со своими родителями. Однако аргентинец продолжал нетерпеливо вертеть тетрадкой перед его носом.

– Нет, – сказал Че, – я не кинозвезда.

Он вновь взглянул на документ, лежащий перед ним на письменном столе. 7 февраля 1959 года он был принят новым кубинским правительством. Вновь вступила в силу конституция 1940 года, отмененная диктатором Батистой. С учетом новой ситуации в нее были внесены небольшие изменения и дополнения. Еще раз он прочел статью XII, которая начиналась словами: «Коренными кубинцами являются…», а заканчивалась так: «…те иностранные граждане, которые сражались против диктатуры в рядах Повстанческой армии в течение двух или более лет и при этом по крайней мере год носили звание команданте».

Че знал, что имелся один-единственный иностранец, к которому относилось это постановление. Он испытывал чувство гордости и благодарности. До него лишь один иностранный подданный удостоился такого отличия. Это был Максиме Гомес, который в XIX веке рисковал жизнью в двух войнах против испанцев за независимость Кубы и даже встал во главе восставших.

О высшей награде он не мог и мечтать.

Нет, он отнюдь не жаждал стать президентом Национального банка. Но, с другой стороны, он сознавал, что должен сражаться там, где нужен революции. И он согласился занять эту должность. Одетый в потрепанную форму бойца «Движения 26 июля», засучив рукава и даже не причесавшись, пришел он в банк. Естественно, он был вооружен.

Через два дня Че позвонил Сальвадору Виласеке.

– У меня теперь новая работа.

– Я уже прочитал об этом в газете. Это вызывало бурю страстей. Здесь люди буквально брали банки с боем, чтобы снять со счетов свои деньги.

– Ну, естественно. Люди думали, что уж коли президентом Национального банка назначают человека с репутацией радикала, значит, жди беды. Но в данном случае это не так.

– Я читал также твое заявление в газете «Революсьон». Речь фактически идет о том, чтобы взять под жесткий контроль внешнюю торговлю и приостановить ввоз импортных изделий.

– Вот именно, Виласека. Мы должны следить за тем, на что расходуются запасы нашей валюты. Цены на сахар сильно упали, и валюта нам требуется на создание промышленности, а не на предметы роскоши. Вот в чем заключается моя задача. Или, точнее говоря, наша задача.

– Наша?

– Я хочу спросить, а не хочешь ли ты стать вторым человеком в банке. Во время нашей экспедиции ты произвел на меня хорошее впечатление.

– Че, но я же ничего не понимаю в банковском деле!

– Будь спокоен, я тоже.

– И как ты себе все это представляешь?

– Мы вместе войдем в курс дела. Поговорим с экспертами и служащими банка. В частности, с теми, кто сочувствует революции, но не только с ними. Я не хочу полагаться только на одних экспертов. Нам придется очень много читать. Ты сам увидишь, что предстоит очень трудная работа, ибо мы не можем действовать дилетантски. Но если мы будем учиться, то справимся с ней.

– Звучит красиво.

– Я знал, что ты не откажешься. Проходило обычное собрание акционеров Национального банка. На повестке дня стояло обсуждение финансового плана на будущий бюджетный год. Председательствовал Че.

– Переходим к пункту «Разное». Какие будут предложения, господа? Он оглядел собравшихся.

– Если у вас нет никаких предложений, то рассмотрим тогда одно небольшое дело. Я предлагаю сократить оклад президента Национального банка с четырех тысяч до тысячи двухсот песо. Мера экономии, смысл которой вам всем ясен, а посему объяснений не требуется. Прошу высказываться.

Банкиры смущенно посмотрели друг на друга. Его радовало их удивление. Кто-то робко спросил:

– Разве тысяча двести песо – это подобающий оклад для вас как президента Национального банка Кубы?

– Во-первых, этот оклад предназначен не мне, поскольку я не возьму ни одного сентаво из этих денег. Я – команданте Повстанческой армии, получаю там свое жалованье, и его мне хватает. Во-вторых, этот все равно довольно высокий оклад предназначается моему преемнику, у которого, возможно, не будет никаких других доходов и которому придется жить на эти деньги. Это вполне приличный оклад. Он все равно гораздо выше среднего дохода. Есть еще вопросы?

Вопросов больше не было. Была принята резолюция.

– Так, господа. Вы также очень много говорили о необходимости экономии. Я предлагаю теперь в равной степени уменьшить оклады членов Наблюдательного совета и руководящих служащих. Немедленно был задан вопрос: «Только лишь руководящих служащих? Или также всех сотрудников?»

– Нет, только руководящих служащих. Вы что думаете, мы должны уменьшить доходы мужчин или женщин, сидящих за окошком кассы? Они и так не слишком много зарабатывают. Я уже навел справки.

Приняли резолюцию и по этому вопросу.

– Благодарю вас, господа. Я привез вам всем маленькие подарки. Это только что увидевшие свет экземпляры моей книги «Партизанская война». Первый экземпляр я хотел бы подарить уважаемому коллеге из «Чейз Манхэттан-банка»[18]18
  Один из крупнейших банковских концернов США.


[Закрыть] и от всего сердца пожелать ему приятного чтения и успешного сотрудничества с нами.

Че отодвинул папку с последними статистическими данными о состоянии валютных резервов и от всей души зевнул. Он устал. Надо ли готовиться к докладу перед молодыми врачами? Он заварил матэ. Завтра утром ждут его доклада, который затем будут обсуждать. Он просто обязан подготовиться.

О чем же им рассказать? Речь пойдет об организации медицинской помощи, об их будущих задачах. Для разрешения этих задач Кубе требовались врачи с совершенно другими взглядами. С совершенно другим отношением к труду. Как же им это разъяснить?

Он несколько раз прошелся взад-вперед по комнате. Он вспоминал, о чем думал, когда сам еще был молодым врачом. «Понятно, я могу объяснить суть дела на примере становления себя как личности. Какие же у меня были идеи, когда я начал изучать медицину? Я хотел утвердить себя точно так же, как это желает сделать любой человек на свете. Моей мечтой было стать великим исследователем. Я мечтал самозабвенно трудиться, чтобы принести человечеству какую-нибудь пользу. Таким образом, я стремился к личному успеху. Я жаждал славы.

Но сперва мне хотелось посмотреть мир. Я много путешествовал и познакомился с нищетой, голодом и страшными заболеваниями. Теперь я собственными глазами увидел то, о чем до этого только читал в книгах. Какая же это разница! Я начал понимать, что оказывать этим людям помощь так же важно, как и стать великим исследователем. Но я думал, что смогу помочь этим людям собственными силами, хотел добиться чего-либо в одиночку».

Он достал новую сигару и откусил кончик. Гнев и ярость охватили его при мысли о Гватемале, о том, с какой зверской жестокостью были попраны там зачатки общества, основанного на гуманистических принципах. Бегство в Мексику, ночные дебаты с целью постичь смысл происшедших событий. Тогда сперва смутно, а потом все более ясно он начал осознавать: изолированные усилия одного человека не приведут ни к чему, даже если человек этот готов пожертвовать жизнью. Личное усилие необходимо, но оно должно сочетаться с усилиями многих других людей. Необходимо создать все условия для личного участия каждого. «Здесь, на Кубе, революция создала основные условия для этого, – записал он. – Здесь у нас каждый получает необходимую медицинскую помощь. Растет число врачей, и благодаря системе бесплатного медицинского обслуживания…»

Тут он перестал писать и заново обдумал свой тезис. Но достаточно ли только создать новые условия? Будет ли новое общество построено руками людей старого мира или же человека также нужно изменить? Он подумал о группе молодых врачей, всего несколько дней назад завершивших свое образование. Они отказались выехать в отдаленные сельские районы. В лучшем случае они согласны были это сделать за повышенную оплату. Но разве можно разрешить данную проблему с помощью денег? Осознают ли тогда врачи, насколько крестьяне и сельскохозяйственные рабочие нуждаются в медицинской помощи? Нет! С другой стороны, можно ли ставить этим врачам в вину их поведение?

Он закурил сигару. «Раньше я, по всей вероятности, действовал бы точно так же, – пришло ему в голову. – Нужно готовить врачей, обладающих не только хорошими профессиональными знаниями, но также готовых по собственной инициативе оказывать помощь людям, где бы те ни проживали. Речь идет не только об осознании необходимости помогать людям. Тогда на переднем плане остаются усилия одного отдельного человека. Гладиатор, одинокий борец».

Он улыбнулся сравнению. Затем он продолжил свои записи: «Врач-революционер своими познаниями и способностями служит делу революции, служит народу. Не потому, что он вынужден это делать, или из корыстных соображений, а по убеждению».

Его сигара потухла. Он вновь зажег ее. «Во всяком случае, этот новый человек должен быть очень инициативным, должен развивать свои индивидуальные способности, должен быть творческой личностью. Для строительства нового общества нам не нужны поддакивающие и со всем соглашающиеся манекены. Напротив, нам нужны активные борцы, которые не во имя личных интересов, а творчески участвуют в построении социалистического общества. Вот наша цель».