Текст книги "Призрачная ночь"

Автор книги: Клаудия Грэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава одиннадцатая

Пока я смотрела, как Лукас принимает душ, у меня что-то случилось с мозгами.

Он пошел на урок, а я начала терзаться. Видеть его снова, эту мускулистую грудь, и ноги, и воду, льющуюся на его темно-золотистые волосы и полные губы… вспоминать все, что мы делали вместе в те несколько коротких недель в Филадельфии… Это вновь пробудило мой голод по нему. Теперь, когда у меня не было физического тела, желание стало другим, но это не значило, что я хотела Лукаса меньше.

И еще я хотела, чтобы вернулась наша близость. Я знала, что помогаю Лукасу приспособиться к новой жизни, так же как он помогает мне. Уж наверное нам не придется хранить целомудрие вечно, правда? Пока браслет у меня на руке, я вообще не вижу никаких сложностей.

После той нашей первой ужасной попытки Лукас больше не делал никаких шагов в этом направлении. Учитывая, насколько сложным был для него весь этот период, я с уважением относилась к тому, что он сохраняет между нами дистанцию, потому что знала: он любит меня так же сильно, как я его. Но может быть, первый шаг должна сделать я сама.

Стемнело. Я спустилась вниз по стене башни мальчиков и вошла в комнату Вика и Ранульфа. Они в дружеском молчании обедали: Ранульф пил кровь из кружки с логотипом «Иглз»[1]1
  «Филадельфия Иглз» – профессиональный футбольный клуб Филадельфии.


[Закрыть], а Вик жадно уминал горячий блин с мясом и овощами. Когда я появилась в комнате, Вик заулыбался и помахал мне.

– Эй, Бьянка! Как хорошо, что ты заглянула! Мы как раз собирались посмотреть фильм с Джеки Чаном. Старый, тот, где он настоящая чертова задница, а не американскую муру, где он смешной.

– Его задница останется чертовой во всех инкарнациях, – вмешался Ранульф. – В хорошем смысле слова «чертова» и весьма неопределенном смысле слова «задница».

– Всегда и везде чертова задница, – согласился Вик. – Но во времена «Пьяного мастера» немного более чертова. Будешь смотреть с нами, Бьянка? Побалдеешь?

– Вообще-то, – начала я, – я надеялась, что вы, ребята, пригласите к себе Балтазара. На пару часиков.

Вик глубокомысленно покивал.

– Понятно, наступило время повесить на дверную ручку галстук. – Ранульф нахмурился, и он пояснил: – Бьянка с Лукасом хотят побыть наедине.

– Я сразу увидел символизм в дверной ручке и галстуке, – сказал Ранульф.

– Погоди… Нет! – воскликнул Вик. – Это означает совсем не то. То есть мне так кажется…

Разговор грозил зайти в тупик.

– Так, может, ты пойдешь и позовешь? Я буду тебе очень благодарна.

Вик ухмыльнулся:

– Считай, что уже сделано.

Десять минут спустя, зайдя в комнату Лукаса, я увидела, что он один. Вик с Ранульфом уже увели Балтазара. Лукас сидел, обложившись учебниками, словно уже готовился к экзаменам.

– Ого! – воскликнула я, обретая форму. – На тебя что, налетело цунами домашней работы или что-то в этом роде?

– Занятия помогают, – спокойно ответил Лукас. – Когда я занимаюсь, могу хотя бы ненадолго сосредоточиться на чем-нибудь, кроме собственных мыслей.

Теперь книги, тетради и ноутбук стали выглядеть совсем по-другому, сразу же напомнив мне Черный Крест и Лукаса с оружием охотника. Его новообретенная страсть к учебе просто была еще одним способом защитить себя – на этот раз от внутренних демонов.

Надеюсь, у меня есть еще один способ.

– Как по-твоему, ты можешь ненадолго отвлечься?

Лукас поднял на меня взгляд зеленых глаз, такой теплый и ясный, что я чуть не растаяла.

– Ради тебя? Всегда.

– Мы одни. – Я провела рукой по его волосам; он закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением. – У тебя моя брошь, поэтому я могу обрести тело. Может быть, мы можем… сделать еще одну попытку?

Он долго молчал. Взял меня за руку, и я снова ощутила это искрящееся чувство соединения – восхитительную прохладу и прошедшую сквозь меня дрожь наслаждения. Я наклонилась, чтобы поцеловать Лукаса, но наши губы не успели встретиться. Он произнес:

– Мы не должны.

– Лукас, почему? – Я не чувствовала себя отвергнутой. Он просто излучал вожделение и любовь, поэтому я не понимала, что нас удерживает. – Я знаю, что в прошлый раз ничего хорошего не получилось, но теперь мы понимаем, что происходит. Что мы может делать, а что нет.

По мне, так все, что мы делать могли, было в сто раз интереснее, чем то, чего не могли.

– Секс и жажда крови тесно связаны, Бьянка. А для нас особенно.

– Но это не одно и то же. – Я целовала его в лоб, в щеки, в уголки рта. Он тяжело, прерывисто дышал, и я понимала, что он хочет меня так же сильно, как я его, а может, даже сильнее. – Теперь ты знаешь, что тебе нельзя пить мою кровь, это причиняет тебе боль и может вообще уничтожить. Значит, ты будешь держать себя в руках и не станешь меня кусать.

Лукас стиснул мои руки и посмотрел в глаза.

– Я знаю, что твоя кровь может меня уничтожить, – сказал он. – И поэтому боюсь, что укушу тебя.

Повисла тишина, тяжелая и ужасная, как и это новое знание. Я понимала, что Лукас борется, но до сих пор не думала, что его стремление к саморазрушению настолько сильно.

Должно быть, я выглядела потрясенной, потому что он торопливо произнес:

– О боже, Бьянка, прости. Мне так жаль!

– Ты сказал мне правду, – выдавила я, – А это главное.

Лукас обнял меня так крепко, как это было возможно в моем полупризрачном состоянии.

– Я мечтаю о тебе все время, – прошептал он мне в волосы. – Все время! Не знаю, как бы я выдержал, если бы не вспоминал, как мы были вместе. Но иногда я думаю: если бы я мог умереть… просто умереть, находясь с тобой, это было бы… почти раем…

– Лукас, нет!

– Я бы никогда так с тобой не поступил, – сказал он. – Никогда. Но… Бьянка, мы не можем.

Я кивнула, соглашаясь с тем, что между нами воздвигнут барьер. Это не навсегда, только до того времени, когда Лукас научится контролировать свою жажду крови и ненависть к себе, запрограммированную Черным Крестом. Но когда наступит этот день?

И наступит ли он вообще?

И, словно услышав мои мысли, Лукас произнес:

– Однажды.

– Однажды, – повторила я, давая обещание и ему, и себе.

Позже этой же ночью, чувствуя разочарование и тревогу за Лукаса, я переместилась в большой зал школы, пустой в это время ночи. Даже вампиры уже спали.

«Сколько вампиров не выдерживают перехода? – думала я. – Сколько поддаются суицидальным порывам, или жажде крови, или тому и другому?» И подозревала, что число это гораздо больше, чем соглашались признать мои родители. И меня снова охватила невыносимая тоска по ним. А я еще думала, что, если бы мы могли поговорить – по-настоящему поговорить, без вранья, – может быть, я сумела бы помочь Лукасу.

Возможно, я слишком погрузилась в свои мысли, или причиной тому стали ловушки спрятанные в стенах «Вечной ночи», но я внезапно остро ощутила, что не одна. Я чувствовала присутствие призраков.

И куда более отчетливо, чем раньше. Я не просто знала, что они здесь, но могла сказать, что их не меньше нескольких десятков. Они словно проникали в мое сознание, по отдельности, но при этом каждый был частью целого, как на небе звезды различной степени яркости образуют созвездия. Все равно что вдруг впервые увидеть ночное небо – всю жизнь быть слепым, а потом вдруг прозреть.

Только созвездия – прекрасные и мирные, а я ощущала вокруг отчаяние и безумие. И меня не ослепило – мне стало страшно.

Те, что бродили поодиночке, забрались в узкие щели между камнями или под подоконниками. Казалось, что они бьются головой о камень, причиняя себе боль только для того, чтобы напомнить, что они еще существуют.

Но хуже всех было пойманным в ловушки, от них исходил только чистый беспримесный ужас. Они превратились в ничто, в бесконечный безмолвный вопль.

И было еще несколько, тесно сбившихся вместе. Я чувствовала их, а они чувствовали меня.

И снова появились видения.

Я мысленно увидела миссис Бетани – не плод моего воображения, а как если бы кто-то проецировал эту картинку мне в голову, как фильм на киноэкран. Что-то буквально разрывало директрису на куски: кости, сухожилия, кровь, внутренности. Ничего более омерзительного я еще никогда не видела. Горло перехватило, меня тошнило, но картинка заполнила мое сознание, и я не могла ее прогнать.

Заговорщики (так я их назвала) повторяли: «Помоги нам».

Или что? Они нападут на тех, кого я люблю? Или на меня? Что может привидение сделать другому привидению? Я понятия не имела, но в сознании разворачивались жуткие картины отвратительного уничтожения миссис Бетани.

Рот у нее был раскрыт, челюсть отвисла, но отчаянный вопль в моем сознании был моим собственным…

И тут столб света пронзил это наваждение. Миссис Бетани исчезла, и «созвездия» тоже растаяли, словно начался рассвет.

Когда я снова смогла видеть, обнаружила, что передо мной в большом зале стоит Макси. Ее белая ночная сорочка слегка развевалась на невидимом ветру, и Макси казалась частью тумана.

– Ты меня спасла, – сказала я.

– Я их оттолкнула, больше-то я ничего не могу. – Она изогнула бровь, будто удивляясь, что ей пришлось меня спасать. – Это ты у нас девушка, обладающая сверхмогуществом, если ты до сих пор этого не поняла.

– Что еще может сделать одно привидение другому? Этот острый новый страх завладел мной. Я, как могла, придала себе уверенность, сделавшись чуть плотнее.

– Это что, головорезы Кристофера? Или призракорезы?

– Кристофер не имеет к ним никакого отношения, – ответила Макси. – К сожалению. Они слишком привязаны к человеческому миру, чтобы смириться с тем, что стали призраками.

– Они ненавидят «Вечную ночь», – сказала я. – Ненавидят миссис Бетани. Почему же они просто не уходят отсюда?

Макси скрестила руки на груди.

– А ты считаешь, что все мы умеем делать то же, что и ты? Так вот, мы не умеем. Большинство призраков не могут перемещаться так, как ты, и даже так, как я. Они следуют, за своими человеческими якорями из-за прочности этих уз. И думать они из-за этого не в состоянии, могут только подчиняться инстинктам. Они не могут думать, и точка. Это просто сгустки эмоций, разлетающиеся во всех направлениях.

– А почему они такие?

– Такой конец нас ожидает, если мы ведем себя неосторожно.

– Ты хочешь сказать, все заканчивается… безумием? – уточнила я.

– Расстройством. Нестабильностью. Это происходит, когда остаешься в человеческом мире, не будучи его частью. – Макси многозначительно посмотрела на меня, намекая, что я двигаюсь в том же направлении.

– Ты проводила время с Виком с его детства, – сказала я.

Вик был ее самым уязвимым местом, и я намеренно воспользовалась этим.

Когда я назвала его имя, Макси мягко улыбнулась.

– На людей можно смотреть. Их даже можно… можно любить. – На последнем слове голос ее дрогнул. – Но жить ты не можешь. Разрушения начинаются, когда притворяешься, что можешь.

– Я не притворяюсь, – сердито сказала я.

– Разве? Бьянка, если бы ты только поговорила с Кристофером…

Меня снова окатило страхом, я замотала головой:

– И не проси.

– Бьянка, ты так важна для призраков! – принялась упрашивать меня обычно язвительная Макси. – Разве ты сама не понимаешь? Ты можешь делать то, что не могут все остальные… Это не просто дым и туман. Это многое значит. Ты многое значишь.

Любопытство уже брало надо мной верх, но только я собралась начать расспрашивать, как Макси пришла в отчаяние, почти пугающее, и добавила:

– Ты нужна нам.

– Я нужна не только вам. – Я выплыла из большого зала, опасаясь, что она помчится за мной, но Макси не двинулась с места.

– Ты уверена, что хочешь этому научиться? – Патрис скрестила руки на груди, глядя на меня сурово, как миссис Бетани на экзамене.

Честным был бы ответ – «нет, не уверена». В некотором роде это пугало меня не меньше, чем тренировки в Черном Кресте: нет ничего приятного в том, чтобы учиться нападать на таких же, как ты.

Но единственный путь стать свободной – обрести могущество. А это значит – нужно научиться давать отпор призракам, если возникнет такая необходимость.

– Давай начнем, – ответила я.

Патрис вытащила пудреницу.

– Чтобы поймать призрак, – произнесла она, – прежде всего нужно его засечь.

– Считай, это сделано.

Патрис сердито на меня взглянула, но я сказала:

– Тут у меня своего рода преимущество, понимаешь?

– А, ну да. Теперь смотри. – Она нарочито медленно, как воспитательница в детском саду, открыла зеркальце. Я засмеялась бы, не будь ситуация настолько серьезной, а обстановка жутковатой. Сильный холодный дождь лил целый день, небо было серое. Хотя Патрис включила в своей спальне обе лампы, они не могли разогнать полумрак. Свет от одной лампочки заплясал на поверхности зеркала, по каменным стенам запрыгал солнечный зайчик. – Открывать зеркало нужно после того, как ты почувствовала присутствие призрака, но до того, как начнешь непосредственно атаку. Это тебе не ловушки миссис Бетани: если призрак поймет, что ты вот-вот нападешь, он сможет устоять против зеркала.

Я не выдержала. Увидев, что я улыбаюсь, Патрис в замешательстве склонила голову набок.

– Извини, – сказала я. – Просто так странно слышать, как ты рассуждаешь о нападении.

– Прошу прощения?

– Ну, понимаешь, ты же вечно боишься сломать ноготь и все такое.

У нее на лице мелькнуло раздражение, но она быстро сообразила, что я ее просто поддразниваю. Патрис вскинула бровь.

– Разве я сильно из-за этого волновалась, когда надирала задницу кое-кому из Черного Креста?

– Ни капельки, – признала я.

– И заметь, я давно этим не занималась. Собственно, все свои убийства я совершила давным-давно. Если пить кровь, изо рта начинает дурно пахнуть. И если тебя интересует мое мнение, то в академии «Вечная ночь» необходимо ввести курс гигиены, потому что до некоторых это не доходит.

Мне совершенно не хотелось сплетничать о тех, у кого воняет изо рта из-за того, что они пьют кровь.

– Ты… ты много убивала?

– Не особенно, – легко отозвалась Патрис. – Всего несколько рабовладельцев и неотесанных шерифов, да и то давным-давно. До провозглашения Декларации независимости в этой стране у черных то и дело пытались отобрать свободу. Я имею в виду – в буквальном смысле слова. В некотором роде это продолжается до сих пор. И, став вампиром, я больше не собиралась с этим мириться.

Практически каждый вампир, с которым я сталкивалась, время от времени убивал – за исключением моих родителей, да и то неизвестно, может, они просто не рассказывали мне об этом. Даже лучшие из них, как Патрис и Балтазар, убивали людей и пили их кровь. Балтазар убивал в основном во время войны, и я не могла осуждать Патрис за то, что она убивала тех, кто пытался отдать ее в рабство. Но все равно они пили человеческую кровь. Балтазар даже убил собственную сестру, и последствия этого мы расхлебываем до сих пор.

Значит ли это, что у Лукаса действительно нет выбора? Что рано или поздно он укусит? Я слишком хорошо его знала и не сомневалась, что он себе этого не простит. Ничего удивительного, что он отчаянно ищет возможность справиться с жаждой крови. Миссис Бетани предлагала ему то, чего он хотел больше всего на свете.

– Может, все-таки вернемся к уроку? – Патрис постучала по зеркальцу безупречным ногтем, накрашенным сиреневым лаком. – Хорошо. Очень помогает, если можешь уловить сквознячок или ветерок, – это дает какое-то представление о том, куда направляется призрак. Если их видно, это легко. Если нет, приходится обращать особое внимание на холодок в воздухе, иней и тому подобное. Нужно повернуть зеркало перпендикулярно движению призрака.

– То есть нужно держать его, как кетчер[2]2
  Кетчер – принимающий в бейсболе.


[Закрыть] свою перчатку, и призрак в него влетает?

– Если бы. – Патрис помедлила. – Самое главное, нужно думать о собственной смерти.

– Почему? – спросила я.

– Не просто думать. Быть в ней. Ты как бы ныряешь внутрь себя и… резонируешь на частоте смерти, если можно так выразиться. Нужно найти способ стать подобной призраку. Именно это затягивает их внутрь зеркала – они приближаются к тебе из-за этого резонанса, и тогда странный зеркальный амулет выполняет свою работу.

Ей не требовалось объяснять мне про «странный зеркальный амулет». Одной из неразрешимых загадок вампирского существования была та, что вампир перестает отражаться в зеркале, если долго не пьет кровь. Мы не понимали, почему это происходит, но вынуждены были с этим считаться.

Патрис продолжала:

– У тебя должно получаться лучше, чем у вампиров; насколько я понимаю, ты резонируешь с другими призраками очень легко. Вот человеку этот фокус вряд ли удастся.

– Понятно. Звучит достаточно просто.

– Звучит просто! – надулась Патрис. – Но нужно много тренироваться, чтобы научиться. По крайней мере, у меня было так.

Наши взгляды встретились, и ее маска безразличия исчезла. Должно быть, я выглядела очень встревоженной.

– Они пугают меня, – призналась я. – Я одна из них, но…

– Ты сильная, Бьянка. – Патрис заговорила шепотом. Я еще никогда не видела ее такой серьезной и такой искренней. – Сильнее, чем я могла ожидать от такого юного человека. Если кто-то и может справиться с ними, так это ты.

– Не знаю, чего я боюсь больше: того, что они причинят мне боль, или…

– Или что?

– Или заберут отсюда, от Лукаса и от всех вас. И не позволят вернуться обратно.

Патрис покачала головой. Ее локоны сияли в свете лампы.

– Только не тебя. Я знаю, что ты всегда найдешь дорогу домой.

Хотелось бы мне быть такой уверенной.

Заметив мои сомнения, Патрис выпрямилась и расправила свою форму.

– Просто нам придется дать тебе что-то, больше похожее на дом, чтобы было куда возвращаться.

– Куда мы идем? – спросил Лукас, когда я повела его вверх по винтовой лестнице башни мальчиков. – Надеюсь, будет что-нибудь поувлекательнее астрономии?

– Мне всегда казалось, что ты интересуешься астрономией!

– Конечно. Но еще больше я интересовался тобой.

– Это секрет, – сказала я, взъерошив ему прохладным ветерком волосы. – Увидишь, когда доберемся.

Сэмюэль Янгер спускался нам навстречу, и я почувствовала, как напрягся Лукас, когда поравнялся с ним. Сэмюэль фыркнул:

– Что, придурок, уже разговариваешь сам с собой?

– Приходится, раз уж умных собеседников не найти, – отрезал Лукас.

Сэмюэль, проходя мимо, показал ему средний палец, но не остановился.

Когда мы остались одни, я сказала:

– Нужно быть осторожнее.

– Все нормально. Кроме того, просто поразительно, сколького люди не замечают.

К этому времени мы уже почти добрались до верха башни – комнаты для хранения документов.

– В любом случае мы с Патрис думаем, что нам всем не стоит подолгу быть одним.

– Пока ты со мной, я не буду один.

Говоря это, Лукас открыл дверь и обнаружил внутри целую кучу народа: Патрис, расстилавшую на пыльном сундуке свой шарф, чтобы сесть, Вика и Ранульфа, притащивших сюда постеры и надувное кресло, и Балтазара, курившего в окно. В углу стояли чьи-то колонки и айпод, включенный не очень громко, чтобы не привлекать внимания.

При виде всего этого у Лукаса челюсть отвисла, и я прошептала:

– Мы всегда будем друг у друга, но и друзья нам тоже нужны.

– Привет, ребята! – Первым нас заметил Вик. – Мы решили, что можно немного оживить это место.

– Нет ничего лучше старых постеров Элвиса, чтобы добавить шика.

– Я могла бы предложить кое-что другое, – заметила Патрис тоном, дающим понять, что никакого «шика» тут и близко нет. Впрочем, она улыбалась.

– А это не опасно? – спросил Лукас.

Балтазар затушил сигарету о подоконник.

– Не вижу никакого риска. Нас, конечно, могут застукать, но, скорее всего, решат, что мы тут просто тусуемся.

– Ну мы и правда тусуемся, – сказала я, – но если серьезно, то нам нужно место, о котором не знает миссис Бетани. Место, чтобы… разработать план. Понять, что она задумала. Найти способ общаться с призраками, Я же не могу все время бормотать вам на ухо!

– Никто не догадается, что Бьянка тут, с нами, – согласилась Патрис. – А если кто-то и подслушает нас, ничего не заподозрит. Вот если мы и дальше будем встречаться с ней один на один, все решат, что мы начали разговаривать сами с собой, и начнут недоумевать. Кроме того, Бьянка может оставить тут что-нибудь, чтобы закрепиться. Ей имеет смысл быть привязанной не только к людям, но и к месту.

К этому времени веселость Вика несколько подувяла. Они с Лукасом настороженно смотрели друг на друга. Лукас произнес:

– Я не очень уверен… насчет этого.

– Он имел в виду – находиться рядом с Виком. Вообще долго находиться рядом с людьми.

Вик выпалил:

– Я обмазан.

– Что? – Лукас растерялся, и я его в этом не винила.

– В смысле – я попросил родителей прислать мне святой воды. Причем потребовалось придумать серьезное объяснение, и теперь, как мне кажется, они решили, что я собираюсь стать священником, что, прямо скажем, вряд ли когда-нибудь произойдет, но воду прислали. Я держу ее на своем столе, во флаконе из-под одеколона. И теперь я обмазан. – Вик оттянул воротник рубашки, и его галстук с гавайскими танцовщицами закачался. – Святая вода, полил ей всю шею. Так что, если ты даже потеряешь голову и укусишь меня – а я надеюсь, что нет, – ты обожжешься. Все равно что откусить… э… жгучий перец. Так что ты сразу отскочишь. – Он оглянулся на остальных. – Правильно?

– Гм… возможно, – выдавила Патрис.

Остальные промолчали.

Похоже, Лукас пришел в такое же замешательство, как и все мы, но все же медленно кивнул.

– Ты знаешь, как ни странно, но это может помочь. Не думаю, что мы должны оставаться тут наедине, но…

Вик слегка расслабился. Между ними все еще оставалась дистанция, но она заметно сократилась. Может быть, Лукас сможет общаться с человеком, если будет знать, что того опасно кусать; может быть, их дружба с Виком постепенно восстановится.

– Да ладно, приятель. Я уже больше года не надирал тебе задницу в шахматы. Пора бы уже поучить тебя скромности.

– Он подначивает тебя, потому что меня больше победить не может, – пояснил Ранульф.

Вик шутливо оттолкнул его от доски.

Лукас протянул мне браслет, я его надела и снова обрела телесность. Казалось, что впервые за целую вечность я смогу провести время с друзьями, как обычный человек. Это почти нормальная жизнь, нормальнее уже не будет.

– Все получится, не сомневайся.

– Да, – отозвался Лукас.

Но я видела, что он все еще беспокоится из-за Вика и всего остального.

«Не торопи события», – сказала я себе (и ему тоже).

Сумерки наступали все раньше, листья осыпались с веток и застилали землю толстым ковром, и Лукас навсегда отдал мне мой браслет. Брошь он оставил у себя, чтобы я в любой момент могла оказаться рядом с ним, а браслет, по предложению Патрис, я положила в небольшую коробочку и спрятала за камнем в стене. Так я могла достать его всякий раз, как пожелаю обрести тело.

– Вдруг что-нибудь случится с моими вещами? Не хочу, чтобы из-за этого ты осталась бесплотной, – сказал Лукас, положив браслет на мою ладонь.

– Ничего не случится, – возразила я, хотя понимала, что он прав. Просто не могла догадаться, как скоро жизнь это подтвердит.

Позже той ночью мы с Лукасом решили, что мне пора снова попробовать войти в его сон.

– На этот раз я буду знать, что ты придешь, – сказал он, пытаясь настроиться. – Это поможет мне вырваться из кошмара.

То, как буднично он произнес «кошмар», подсказало мне, что теперь все его сны превратились в кошмар.

– Все будет хорошо, – заверила его я и поняла, что соврала, потому что вовсе не была в этом уверена.

Я не рассказывала Лукасу про таинственные царапины, полученные в его сне, где он дрался с Эриком. Они очень быстро перестали болеть и полностью исчезли через несколько дней. Кроме того, это всего лишь Царапины, и никакого особого вреда они мне не причинили.

Лукас, решила я, и так слишком за меня волнуется. Ничего особенного не произойдет, если после его сна у меня останется какой-нибудь мистический синяк или царапина. Но если Лукас начнет переживать заранее, это может повлиять на его мысли и даже на сам сон. Ему нужно избавиться от тревоги, а не получить для нее дополнительные основания. Так что я решила промолчать.

Поздно вечером я спустилась в комнату Лукаса и Балтазара. Они как раз собирались спать. Я не стала сообщать о своем появлении – Лукас и так почувствует мое присутствие, – но пожалела об этом, когда Балтазар снял с себя одежду. Всю одежду.

– Гм… Балтазар? – окликнул его Лукас.

– Да? – Балтазар швырнул боксеры в корзину для стирки.

Я изо всех сил старалась не смотреть, но после брошенного украдкой взгляда поняла, что посмотреть очень хочется.

– Видишь ли, мы не совсем одни.

Балтазар на секунду застыл, быстро схватил подушку и прикрылся.

– Когда я говорил насчет совместного посещения душа, я шутил, Бьянка!

Я неровными буквами из инея вывела на стекле: «Извини!»

Лукас нахмурился:

– Когда это вы успели пошутить насчет совместного душа?

Балтазар, пытавшийся натянуть халат, не убирая подушку, нахмурился.

– Я иду в общий душ, чтобы уединиться. Звучит странно, но так оно и есть.

Он схватил пижаму и выскочил из комнаты.

Я прошептала Лукасу на ухо:

– Я не разговаривала с Балтазаром насчет совместного душа.

– Знаю, – ответил он, плюхнувшись на кровать. – Я тебе доверяю, просто иногда мне хочется его подколоть. Это забавно.

– Готов?

Он кивнул и сделал глубокий вдох, словно успокаивая себя перед сном.

– Да. Давай попробуем.

Через полчаса Лукас крепко спал, а Балтазар, похоже, решил принять самый долгий душ в мире. Я дождалась, когда густые ресницы Лукаса начали быстро подрагивать, собралась и нырнула в то, что, как надеялась, окажется его сном.

Мир вокруг сделался реальным, но ликование мое исчезло, едва я увидела, где мы оказались: в обветшалом заброшенном кинотеатре, где Лукаса убили. Он стоял чуть впереди меня в фойе, одной рукой стиснув кол, а другой зажимая нос и рот. Я не понимала почему, пока не учуяла запах дыма и не поняла, откуда эта мгла вокруг.

На экране что-то полыхало, но не фильм – это был пожар. Да, я попала в очередной кошмар. Сейчас посмотрим, удастся ли мне его прервать.

Но прежде чем я успела открыть рот, Лукас произнес:

– Черити.

– Привет, малыш. – Черити появилась из тени. Слово «малыш» прозвучало не как «милый» или «солнышко», а как если бы она обращалась к настоящему ребенку. На ее белокурых кудряшках плясали отблески пламени. Ее длинное кружевное платье было чистым – раз в жизни, во сне. – Как мой дорогой малыш себя сегодня чувствует?

– Отпусти меня, – проговорил Лукас, и его голос дрогнул.

– Не могу, даже если бы хотела. – Она торжествующе улыбнулась. – А я и не хочу.

– Лукас, – сказала я, – все хорошо. Не смотри на нее. Это просто сон. Посмотри на меня!

Но он не обратил на меня внимания. Я встала между ним и Черити, надеясь разрушить чары сна, не дающие ему узнать меня, но ничего не получилось. Лукас смотрел сквозь меня, словно меня и не было.

– Ты ищешь Бьянку? – Для того, кто не знал Черити, ее беспокойство могло бы прозвучать искренне. – Наверное, она оказалась в огне. Ты должен ее спасти!

Лукас побежал от нее в сторону пламени. Я резко повернулась, собираясь помчаться за ним, но Черити сказала:

– Теперь он мой, Бьянка. Ты больше никогда его не получишь.

Как это возможно, чтобы Черити меня видела, а Лукас даже не догадывался о моем присутствии, ведь она всего лишь часть его ночного кошмара?

Наши взгляды схлестнулись. Ее улыбка изменилась и стала менее вызывающей, но какой-то заговорщической. Как будто мы с ней разыгрывали общую шутку. Как все это может происходить в сне Лукаса?

Невозможно.

И я поняла, что она не часть кошмара. Она его причина. Все происходит по-настоящему. Здесь. В сознании Лукаса.

Должно быть, она увидела, что я все поняла, потому что улыбнулась шире, показав клыки.

– Я предупреждала тебя. Лукас мой.