Текст книги "Тайны семейного альбома"

Автор книги: Клаудиа Кроуфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– Мне всегда нравилось имя Элеонора. – И поскольку рядом не было ни бабушек, ни дедушек, которые жаждали предложить что-то свое, доктор Леви записал в свидетельство о рождении именно это имя.

Время, отведенное для посещений, истекло. И в этот момент в конце коридора раздались шаги Виктора. Он опустился на колени перед кроватью Ханны и прижался губами к ее руке:

– Прости, дорогая. Скажи мне, что ты не сердишься?

Всех посетителей попросили покинуть комнату. Остался только Виктор. Он готов был сидеть всю ночь, если только ему позволят. Ханна, уже уставшая от всего, закрыла глаза. Виктор оставался рядом, он что-то говорил, но она не слышала его. Так незаметно прошло время, и девочку принесли снова – ее пора было кормить.

– Я назвала ее Элеонорой, – сказала Ханна, не вдаваясь в объяснения. Ей незачем искать оправданий. Он коснулся личика дочери ладонью, погладил ее по ресничкам, и слеза выкатилась из уголка его глаза.

– Элеонора, – он осторожно уложил ее на руки к матери. – Элеонора – прекрасное имя.

– Тебе она нравится?

– Прелестная девочка. Точь-в-точь как ее мама.

Когда няня снова забрала девочку, Виктор прилег рядом с Ханной.

– Виктор, пожалуйста…

– Не волнуйся. И не отодвигайся от меня. Все, что я хочу, – это обнимать тебя до тех пор, пока ты не заснешь.

Она заснула глубоким и спокойным сном, пока девочку не принесли в полночь, чтобы снова покормить. Виктор оставил ей записку, в которой писал, что любит ее и придет утром. И запах его любимого одеколона все еще оставался в комнате, Ханна чувствовала его.

Несмотря на то, что произошло между ними, а может, именно вследствие этого она еще сильнее желала близости с Виктором.

19
1953
РЕЙЧЕЛ

Рейчел немного удивилась, увидев Виктора, которого привратник впустил в дом. Она занималась деловыми бумагами. Маркус ушел в офис рано утром. Ханна с девочкой должна была прийти попозже.

Рейчел даже вытянула шею, высматривая, не идут ли они.

– А где же Ханна? Я же предупреждала ее, что с утра буду заниматься делами. Я не ждала ее так рано. И тебя, кстати, тоже, – добавила она шутливым тоном.

Он виновато остановился у ее стола, как провинившийся школьник:

– Ханна не знает, что я здесь, и не должна знать об этом. Я пришел к тебе, Рейчел. Я в отчаянии.

Опять все та же история: небось задолжал в клубе и не может расплатиться. Ему не позволят играть в бридж. Рейчел понимает: джентльмен с такими аристократическими корнями должен быть безупречным в глазах новых друзей, которых он завел в Комитете по делам беженцев. Он уверял, что от них зависит его дальнейшая карьера. Но Рейчел сердила мысль о том, что он сам не в состоянии выкрутиться из создавшегося положения.

Ее вообще удивляло, на что существуют он и Ханна. Плата за дом, который они снимали, должна быть дорогой. Она никогда не допытывалась у Маркуса, но, может быть, он оказывает им поддержку. Конечно, они завалили Элеонору подарками, наборами мебели, одежды и всего остального – самого высокого качества. В день ее рождения Маркус положил вклад в банк на ее имя, и у нее будут деньги для того, чтобы получить образование, а потом с этого вклада пойдут проценты, на которые она сможет жить.

Рейчел достала чековую книжку. Как бы дорого это ни стоило, но Виктор тоже является определенным вкладом в будущее. Ей нравилось окружать себя красивыми вещами. И по всем меркам Виктор настоящий красавец. И маленькая Элеонора унаследовала во многом его черты. Рейчел рассматривала его так, словно это было произведение искусства. Его волнистые волосы лежали скульптурными завитками, легкая седина тронула виски, костюм сидел на нем, как на члене королевской семьи. Вдобавок ко всему он все-таки ее родственник и она не может оставить его в затруднительном положении, в котором он оказался. Но как быть с Маркусом? Он потребует отчета за эти расходы.

– И сколько же тебе надо, мой дорогой? – улыбнулась она. Конечно, это останется между ними. – У меня есть кое-какие свои деньги. Мне хочется, чтобы ты и Ханна были счастливы.

– Да нет же! Речь идет не о деньгах.

Ей и прежде приходилось видеть, как он лицемерил, и она всегда восхищалась тем, с каким мастерством он это проделывает.

Но тут что-то другое. Он и в самом деле чем-то встревожен.

– Тогда в чем же дело? Элеонора? Она не больна?

Он с трудом разжал губы:

– Ханна просит развод.

Что это Ханна надумала? И как она решилась пойти на то, чтобы внучка Рейчел выросла без отца? У Ханны странные представления о порядочности. Рейчел давно не вмешивалась в дела дочери, даже если считала, что она делает не то, что следует. Как она смеет разрушить, что так упорно и долго строилось? Сейчас, когда у них родилась дочь, когда в семье есть мать, бабушка…

Перепланировка дома на Риверсайдской дороге подошла к концу. У них был большой особняк с видом на реку Гудзон – памятник пристрастий Рейчел. Ее Тадж Махал – как заметил Маркус. Этот дом на Риверсайде – его дар любимой, обожаемой им женщине, королеве его сердца. И Рейчел готовилась к тому, чтобы наконец-то продемонстрировать Ханне свои владения, показать ей коллекцию одежды, которую она держала в специальных шкафах и где было то, что она надевала еще до рождения Ханны. До рождения Сэма – впрочем, о нем Рейчел по сей день не могла вспоминать и говорить без слез.

А затем она собиралась устроить ланч на открытой террасе, где маленькая Элеонора могла играть в свои игрушки, пока женщины будут болтать о своем.

– Мне казалось, что вы идеальная супружеская пара, – промолвила она наконец.

– И я тоже так думал. Я люблю ее, Рейчел, восхищаюсь ею. В ней вся моя жизнь. Ведь именно она спасла ее. Мне казалось, что после рождения ребенка все пойдет самым наилучшим образом. Но… – его голос упал, – но она отказывается ложиться со мной в постель. Мне известно, что случается с некоторыми женщинами после рождения ребенка… но я не представлял, что такое может произойти и в нашей семье. Она укладывает Элеонору с собой, а я могу только смотреть на них из другой комнаты.

– Постарайся быть со мной предельно откровенным. Ведь Ханна чрезвычайно покладистая. Давал ли ты какой-нибудь повод…

– Никогда, клянусь…

– Может быть, ты и сам не заметил…

– Думаю, что могу с полным основанием сказать тебе, что я очень хороший любовник. Не такой, как американские мужчины. В этом смысле европейцы преуспели куда больше. У меня была любовница, когда мне исполнилось четырнадцать лет. И она научила меня, как возбуждать женщину, как удовлетворять ее и как научить женщину, чтобы она удовлетворяла меня.

– А как насчет денег? Если ты уйдешь, как она собирается платить за дом? Ее статьями не проживешь.

– Какая плата? – удивился он.

– Ну как, какая? За дом, который вы снимаете.

Он пожал плечами, еще более удивленный:

– Но это ее дом. Разве ты не знаешь?

Откуда у Ханны может быть собственный дом? Просто немыслимо. Странно, что у дочери есть от нее тайны.

Когда это началось? После смерти Сэма, наверное. Рейчел знала, как была уязвлена Ханна, но Маркус уверял, что она все поняла и простила мать. И когда она вышла замуж за Виктора, Маркус и Рейчел решили, что теперь они будут как одна большая семья.

Неужели Маркус втайне от нее помогал Ханне? Пожалуй, именно так – иначе не объяснишь. Как только появится Ханна, надо будет узнать, что произошло на самом деле.

– Знаешь, сейчас уже много времени. Она скоро должна появиться. Тебе лучше уйти, я постараюсь разузнать, в чем дело. Не беспокойся. Ханна любит тебя независимо от того, что она сейчас говорит. И я думаю мне удастся выведать, что у нее там накопилось против тебя.

Она поднялась, чтобы проводить его, невольно отмечая, какой элегантной и молодой она выглядит в новом костюме от Диора, с волосами, зачесанными по новой моде. И она задержала его руку в своей, чтобы почувствовать ответное пожатие. Должно быть, ее дочь не в своем уме. Как можно отталкивать такого мужчину?

Но скоро она все узнает. Ей всегда казалось, что Ханна простушка. Теперь она убедилась в обратном. Первый вопрос – откуда у нее взялись деньги? Не связано ли это с ирландской девчонкой? Еще одна такая же простушка, как и Ханна. И к тому же неблагодарная. Она заигрывала с Сэмом после всего, что Рейчел сделала для нее. Люди до сих пор говорят о ее великодушии. Признаться, ей и в голову не приходило, что Кэтлин способна на такое, пока, перебирая вещи Сэма, не наткнулась на их фото. Они катались в лодке в Центральном парке. И еще одно. На пикнике где-то за городом с Ханной и каким-то парнем в солдатской форме.

В этот момент появилась Ханна с Элеонорой.

– Нан-на! На-на! – Малышка отпустила руку матери и бросилась бегом к бабушке.

Рейчел подхватила ее и подняла вверх, делая вид, что не замечает разгневанного выражения лица Ханны.

– Мама, что здесь делал Виктор?

– Давай не при ребенке. Иди-ка сюда, малышка. У бабушки есть для тебя сюрприз.

Ханна последовала за ними:

– Пожалуйста, только не печенье. Она не должна есть в промежутке между обедом и полдником.

– А изюм?

– Мама, я задала тебе вполне конкретный вопрос.

– И я тоже.

Она усадила Ханну на террасе так, чтобы кресла их стояли лицом друг к другу, пока Элеонора возилась с игрушками на полу.

– Скажи мне, пожалуйста, откуда у тебя взялись деньги на покупку дома? Знаешь, я всегда ломала голову, откуда у вас с Виктором берутся деньги для оплаты таких счетов.

– С каких это пор ты стала беспокоиться обо мне?

– Не надо переводить разговор на другое. Ответь мне, каким образом ты смогла купить дом? Это Маркус помог тебе?

– Маркус? – Мысль о том, что он решится на что-нибудь за спиной Рейчел, рассмешила Ханну.

– Хорошо, это не он. Тогда кто же?

– Но это тебя не касается. И мое замужество и развод тоже. Ведь он из-за этого приходил? Он говорил о разводе?

– Нет, давай все по порядку. Ты расскажешь или заставишь меня беспокоиться?

После восьми лет молчания, быть может, признание стало бы облегчением. Быть может, сегодня впервые Рейчел не будет отказываться говорить с ней о Сэме.

– Итак, Ханна. Я жду.

– Ты в самом деле хочешь знать правду?

– Несомненно.

– Ты считаешь, что я не имею права сохранить это в тайне?

– Не серди меня.

– Ты еще больше рассердишься, когда узнаешь. – Ханна облизнула пересохшие губы. Боль сочувствия и симпатии пронзила ее и прошла. – Хорошо. Деньги я получила… от Сэма.

– Сэма? – Это было настолько неожиданно, что Рейчел не сразу сообразила, о чем идет речь. – От какого Сэма?

Ханна снова постаралась взять себя в руки и спокойным голосом, словно они вели самый обычный разговор, проговорила:

– Моего брата.

И вдруг, она и сама не знала, как это произошло, копившаяся столько лет печаль взорвалась. Она зарыдала. И Элеонора, увидев плачущую мать, бросила игрушки, подбежала к ней и обхватила ее колени:

– Мма-мма!

Ханна слышала о том, как сереют лица. Но никогда не видела этого в жизни. И вот теперь у нее на глазах кожа Рейчел превратилась в нечто безжизненное. И все-таки ей удалось выдавить из себя:

– О чем ты говоришь? Как он мог купить дом? Он умер – мой сын мертв! – И все, что так тщательно скрывалось, вмиг смела глубокая печаль. Рейчел откинулась на спинку кресла:

– Прости меня, Ханна. Мне очень жаль…

Обняв дочку и прижав ее к себе, Ханна почувствовала, как крошечное тельце приникло к ее груди. И словно обретя источник силы, Ханна смогла объяснить матери, что произошло:

– Я хотела рассказать еще тогда, но ты не желала со мной говорить. Ты отворачивалась, как только я приближалась к тебе.

Голос Рейчел прозвучал так, словно она была где-то далеко:

– Да, я была так… Я отчетливо помню, что сказала в тот раз. Мне очень жаль. Прости меня… если сможешь. – Она сидела, не открывая глаз. – Сможет ли Сэм простить меня?

Сказав это, она подалась вперед. И вдруг все трое – маленькая Элеонора, Ханна и Рейчел оказались так близко друг к другу, что от этой близости у них перехватило дыхание.

А потом Ханна рассказала, как она вела дело. Как она всегда сидела, внимательно прислушиваясь к тому, о чем говорили Рейчел и Маркус. Теперь, когда все вышло наружу, она хотела бы продать дом, оформить эту сделку через фирму Салинко. И еще она рассказала о некоторых своих идеях по маркетингу.

И наконец, уставшие от пережитого, они прошли на кухню, где Рейчел достала салат, сандвичи, кофе, а для маленькой Элеоноры – пюре, морковный и яблочный сок.

– А теперь о Викторе. Ты знаешь, он просто пал духом. Он сломлен, убит. Умоляю тебя, объясни…

– Он, видимо, прекрасно сыграл роль…

– Нет, он в самом деле искренне страдает.

– Делает вид, что страдает. Это человек, который может заставить тебя развязать ему галстук, потому что сумеет сделать вид, что без тебя ему ни за что не справиться.

Рейчел внимательно прислушивалась не только к тому, что говорит дочь, но и к тому, как она это говорит.

– Мне кажется, что за этим что-то стоит, о чем ты не хочешь говорить.

– Не будь такой подозрительной.

– По твоим глазам все видно и так. – Рейчел изящным движением долила кофе из сияющего серебром кофейника и протянула чашечку Ханне. Дочь хранила напряженное молчание.

Себе Рейчел решила выбрать что-нибудь из вазы с фруктами, которую она некоторое время рассматривала так, словно перед ней скульптура из музея Метрополитен. И, взяв красиво очищенную дольку яблока, продолжила все тем же тоном:

– Я не могу настаивать и требовать от тебя откровенных признаний. Для этого мы никогда не были с тобой слишком близки, так ведь?

– Пожалуй.

Слова Рейчел поднимали в памяти одну волну за другой.

– Меня очень порадовала твоя речь на выпускном вечере, тогда мы на какое-то время подружились. А потом, когда Сэм ушел…

– Умер. Сэм не ушел. Он мертв. И ты… – голос Ханны задрожал, словно она вот-вот потеряет контроль над своими чувствами. – И ты сказала, что лучше бы это случилось со мной. Я простила тебя, но я никогда не смогу забыть этих слов.

У Рейчел навернулись слезы:

– Думаешь, я забыла? Неужели ты думаешь, я не вспоминаю их каждый день, желая вернуть их обратно? Мне очень хотелось бы подружиться с тобой, чтобы мы стали настоящими друзьями, которые любят друг друга и помогают друг другу в трудную минуту. Я мечтаю об этом, Ханна.

– Ты никогда не говорила об этом прежде.

– Но это так. Мы должны стать единой семьей. Маркус, я, ты, Элеонора и Виктор. Видишь ли, вы – это все, что у нас есть. И мы нужны друг другу. Тебе нужен Виктор. Будь честной сама с собой. Ты ведь все еще любишь его?

– В зависимости от того, что называть, что считать любовью…

– Хорошо, придется мне пойти в первый класс. Я не знаю, что имею в виду, говоря «любовь». Тогда попробуем сказать иначе. Ты все еще хочешь его?

– Если хочешь знать, я собираюсь пойти к психиатру.

Рейчел покачала головой от огорчения.

– Я говорю всего лишь о постели. О сексе.

– Хочешь узнать правду?

Рейчел взглянула на внучку, которая пыталась накормить картофельным пюре свою куклу:

– Пожалуйста, не при ребенке.

Ханна засмеялась:

– Не бойся, я сумею найти подходящие слова. Уж мне ли в новинку находить более адекватные выражения вместо не совсем удачных. Я все-таки журналист. Так вот. До рождения Элеоноры, когда мы занимались любовью, я чувствовала себя, словно балерина. И когда мы начинали, я уже не могла остановиться, я готова была заниматься этим еще, и еще, и еще, до тех пор, пока не умру. Ты понимаешь, о чем я?..

– Так я влюбилась только однажды…

– Ты имеешь в виду отца?

Отца? Рейчел долго не могла понять, о ком говорит Ханна.

– Нет, дорогая. К сожалению, это был другой человек. Моя первая любовь. Его убили на первой мировой войне.

– О, мама!

– Вилли Лоуренс спас мне жизнь, но не смог спасти свою. Но я никогда не прощу ему, что он бросил нас.

– Это несправедливо.

– А жизнь вообще очень несправедлива. Он бросил меня с двумя детишками на руках и с кучей долгов – выше Эмпайер Стейт Билдинг. Нас бы выбросили на улицу, если бы в моей жизни не появился Маркус.

– Ты настолько ненавидишь его?

– Не мне его судить. Я не имею на это права. И ты тоже. А теперь вернемся к Виктору, вспомни, что ему пришлось пережить. Плавание на подводной лодке, прыжок в воду – а он знал, что в него будут стрелять, и не имел ни малейшего представления, что патрульная служба спасет его. Ты помогла ему. Ему выдали кредит, а теперь он должен постоянно подводить дебет. И то, что в постели…

– Ради Бога, мама…

– Он отвечает твоим представлениям как любовник?

Ханна пристально посмотрела на мать:

– Тебе все-таки хочется узнать, что он сделал? Он давал мне таблетки, чтобы возбуждать мое желание. Это было еще до рождения Элеоноры. Очень вредные для здоровья таблетки. Они могли убить и меня и ребенка. Так сказал доктор Леви.

– К сожалению, у Аарона весьма устаревшие представления о жизни. Он считал и, наверное, по сей день считает, что женщина создана для того, чтобы рожать, и для того, чтобы доставлять удовольствие мужчине. Но доставляет ли это удовольствие ей? Об этом в его кодексе не говорится ни слова. А Виктор старался сделать так, чтобы ты получила максимум удовольствия. Попробуй понять, почему он решился давать таблетки.

Ханна уже ходила по этой тропинке умозаключений. Она готова была признать и то, что Виктор замечательный, заботливый отец. Каждый вечер он читал Элеоноре вслух книжки перед сном. Пел ей песенки. А когда девочка простудилась, помогал растирать ей грудку и давал питье.

– Попробуй еще раз…

Ханна покачала головой с сомнением. Было еще кое-что, о чем она так и не смогла сказать Рейчел.

Мать взяла дочь за локоть:

– Ты меня очень беспокоишь. Ты выглядишь такой измученной.

– У меня бессонница. Не могу уснуть из-за того, что чувствую себя такой одинокой.

– Перебирайся ко мне. Я знаю, что я просто ужасная мать. Но, быть может, мне лучше удастся роль друга? Оставайся здесь хоть сию минуту.

Ханна отпила последний глоток кофе и с легкой гримасой зажала кубик льда между зубами.

– Посмотрим, если дело обернется так, что мне придется перебраться сюда, я не забуду о твоем предложении. Спасибо. А сейчас лучше будет, если мы с Элеонорой пойдем домой. Ей пора поспать.

Но девочка не дождалась положенного часа. Она свернулась на полу вместе с куклой и уже спала.

– До чего же изумительное зрелище. Словно на картине, – восхитилась Рейчел.

Обе они с нежностью смотрели на это божественное создание.

– Не надо ее будить. Пусть она останется до вечера.

– Не могу. Она, конечно, выглядит сейчас как ангелочек, но когда она проснется – ты услышишь жуткий вой.

– Я очень хорошо помню тебя в таком же возрасте.

– Правда? – искренне удивилась Ханна. Ее детские воспоминания были связаны только с Сэмом и Вилли. И не хранили ничего, что имело отношение к Рейчел.

Рейчел уязвил и сам вопрос и интонация.

– Разумеется. Ты была ужасно упрямой и капризной. Помню, я сшила тебе новое платьице, и мы вышли погулять все вместе. И все прохожие говорили, какие чудесные у меня детишки. Ты не помнишь этот день?

Ханна уже почувствовала свою вину и тотчас подхватила:

– Да, да, очень хорошо помню. – Она солгала. Но по такому случаю не грех было это сделать. Новая Рейчел, открывшаяся ей, стоила того, чтобы пожертвовать кое-какими принципами.

– Вот и чудесно. Так что давай располагайся. Куда тебе спешить? Я сейчас позвоню Маркусу в офис и предупрежу, что не смогу прийти после обеда. Я останусь с моей красавицей внучкой. Ты можешь делать, что тебе хочется. Можешь сходить домой. Или принять ванну. Поспи. Почитай журнал. Пойди в парикмахерскую и уложи волосы.

Ханна помедлила, раздумывая над тем, что сказала мать.

– Присмотри за ней, я позвоню Маркусу.

Но Рейчел сделала два звонка. Один мужу, а другой Виктору.

– Ну, а теперь можешь идти, – заявила Рейчел дочери, возвращаясь на террасу.

Но Ханна отчего-то все еще медлила:

– Мама…

– Давай, давай, отправляйся гулять. Вот что я тебе советую.

– Мне просто хотелось сказать, как я жалею о том, что у меня вылетело насчет Сэма. В смысле…

Рейчел привлекла дочь к себе:

– И мне очень жаль, что я сказала. Сэм сделал, что мог, что ему хотелось. Я потеряла сына. Но я рада, что у меня есть дочь. А теперь иди, пока моя тушь на ресницах не расплылась. Ты ведь догадывалась, что это не настоящие ресницы?

Когда Ханна пришла домой, Виктор ждал ее. Не тот элегантный, изысканный Виктор с цветами и шампанским, образ которого он постоянно создавал, а очень расстроенный, печальный и одинокий.

20
1956
ДЖЕССИ

Любовь многих сводит с ума, но к Ханне это не относится. В то время, когда монакский принц Ренье женился на голливудской звезде Грейс Келли, Маргарет Трумэн вышла замуж за Даниэля Клифтона, Барбара Хаттон за барона фон Храмма, Грегори Пек предложил руку и сердце Веронике Пассани, а Фрэнк Синатра спел свою знаменитую песню «Любовь и супружеская жизнь», – Ханна подала заявление о разводе. И пока шло оформление документов, вдруг оказалось, что Виктор исчез и вместе с ним исчезли ценные бумаги Салинко на общую сумму в несколько сот тысяч долларов.

Рейчел сделала все, чтобы состоялось примирение дочери с мужем. И в результате Ханна снова забеременела. В честь рождения Джесси Маркус пообещал Рейчел взять Виктора на работу в свой офис.

– Слава Богу, – радовалась Рейчел. Виктор обаятельный человек, знает несколько языков, он идеально подходит для того, чтобы представлять их фирму в Европе, вести там переговоры от имени компании, которая находилась в Америке.

– Это моя вина! – заявила Рейчел, узнав о случившемся. – Мне следовало больше доверять тебе и примириться с разводом.

– При чем здесь ты, мама?

– Мне казалось, что вы любите друг друга и что ты по-прежнему испытываешь влечение к нему. Мне так хотелось, чтобы ты была счастлива.

Конечно же, мать заботилась в первую очередь обо мне, – думала Ханна. – А не о том, как это приятно иметь такого умного, красивого, образованного зятя, который мог бы так достойно представлять фирму Салинко и потихоньку завоевывать рынок сбыта в послевоенных Франции и Италии, Дании и Швеции, расширяя сферу влияния фирмы. Наверное, она мысленно представляла, как все восхищаются удивительно молодой тещей и в то же время совладелицей фирмы и как представители торговых фирм других стран готовы, увидев такую деловую пару, подписать любые договоры.

Отдавая Рейчел должное, Ханна вынуждена была признаться, что после ее вмешательства в их супружеские дела она целый год жила очень счастливой жизнью с Виктором. Причиной тому, может быть, стал страх Виктора оказаться выброшенным в этот жестокий мир без всяких средств к существованию. Холодок снова прошел меж ними после рождения Джесси. Виктор очень хотел мальчика. Он пытался придать юмористический оттенок своему замечанию:

– Меня окружают одни женщины. Моя жена, теща, дочь. Вроде бы достаточно. На этот раз у нас родится сын.

Вдобавок ко всему, он ждал, что второй ребенок окажется таким же красивым, как Элеонора.

– Ты уверена, что это наша дочь? Может быть, нам подменили ребенка? У нее нет ничего общего с сестрой.

Сарказм оказывал странное воздействие на Ханну. Он приводил ее скорее в состояние грусти и разочарования, чем гнева. Ведь Ханна знала и понимала Виктора лучше, чем он думал. Основное, что она скрыла от Рейчел во время того, памятного разговора, – это его способность лгать.

Она не открыла Рейчел то, о чем уже давно догадалась. Что Виктор – немецкий шпион. Она выясняла это постепенно, и проявлялось это в самых разных ситуациях. О многом он сказал ей сам. Только сначала она не задумывалась, что лежит за его случайными фразами, за его высказываниями. В первые месяцы замужества он по привычке держал бутылку коньяка у постели. Страстные, бурные любовные сцены выводили Ханну из привычного душевного состояния, и она долго не могла заснуть, лежа с закрытыми глазами, пока восстанавливалось дыхание и биение сердца. Его голос сам по себе возбуждал ее, и она не вникала, что именно он говорит. Она не обращала внимания на его слова, пока вдруг однажды не почувствовала, насколько агрессивным становится его тон.

Такое впечатление, что он вообще забыл о ее присутствии. Он стал похожим на тех сумасшедших, что ходят по улицам и разговаривают вслух сами с собой, проклиная судьбу и своих мнимых недругов: «Дураки и идиоты. Все они!»

Она вздрогнула. «Ханна?» – она сделала вид, что спит.

Он поцеловал ее в лоб и еще теснее прижал к себе. А сам потянулся за бутылкой, и она услышала бульканье. Ханна перевела дыхание и попыталась очистить ум от эротической паутины, окутавшей ее так крепко. Он говорил на смеси немецкого и английского, но все же она могла разобрать смысл его слов.

Первое, что она сумела уяснить из обрывков слов и фраз – это, что Гитлер самый большой дурак из всех, кого он знает. Что ему следовало опираться на евреев, а не отворачиваться от них. В особенности на таких богатых, какой была семья Виктора. На таких, которые давно ассимилировались и заняли высокое положение в обществе, которых нельзя было равнять с остальными евреями. «Господствующая раса? Это евреи господствующая раса. И мы могли, действуя сообща, достичь этого положения в мире. Мы вместе могли бы управлять всем земным шаром».

Он презирал тех евреев, которые позволяли загонять себя, как стадо баранов, в крематории, шагая под звуки «Хатиква». Мученики во имя чего? «Хатиквы»! И он запел хриплым голосом:

 
Ха-тик-ва, это…..
 

«Дураки и идиоты», – снова повторил он, оборвав песню. Теперь он имел в виду тех, кто не придавал значения его сообщениям. Его возмущало, что никто не заботится об объединении страны и его предложения на этот счет не вызывают никакой реакции. Он говорил, что он в совершенстве владеет английским, что он живет в Нью-Йорке и изучил береговую линию как свои пять пальцев, он знал, что все подводные лодки, оказавшиеся в водах Америки, будут схвачены.

Но он оказался хитрее. Он позволил, чтобы его схватили, и предложил сотрудничество американской военной разведке. Отличная задумка. Великолепный ход. Германия все равно победит, и он станет лидером немецкой оккупации в Америке.

Его план созрел почти мгновенно, когда он оказался в чрезвычайной ситуации. На субмарине было очень жарко. Он снял нижнюю рубашку, чтобы вытереть пот, и в этот момент кто-то заметил его.

«Еврей!»– слова молоденького матроса привлекли внимание остальных. Шепоток прошел в их рядах. Его начала окружать толпа разгневанных моряков, которые сорвали с него одежду. И в эту минуту он почувствовал дуновение ветерка и увидел открытый люк. Ему удалось прорваться к нему.

Ханна лежала и слушала бессвязное бормотание Виктора.

– А когда ты дала мне сигарету, я понял, что Господь Бог благосклонен ко мне. Как же мне было не верить в Бога после того, что он сделал для меня. Патруль, оказавшийся на берегу в тот момент, спугнул подводную лодку и спас мне жизнь.

– Я ошиблась, – призналась Рейчел, когда обнаружилась растрата. – Мне следовало поддержать твое решение развестись с ним, как ты и собиралась.

– Но ты ведь не знала всего о нем, мама.

Конечно, присваивание чужих денег – это очень скверное дело. Но все остальное, что она знала о Викторе, она будет хранить до самой могилы. Вся та грязь, что была связана с ним, никогда не запачкает имена двух ее дочерей.

Нанятый Маркусом детектив нашел Виктора, живущего в отеле «Вальдорф-Астория» и к тому же под своим собственным именем. На требование представить объяснение, он ответил:

– Я уехал от жены. Что, разве в Америке это является преступлением?

Маркус и Рейчел встретились с ним лично. Фирма Салинко стала одной из самых преуспевающих фирм в мире, и, конечно, они не стремились к тому, чтобы выносить сор на потеху газетчикам и публике. Скандал всегда плохо сказывается на ведении дел. И поэтому они решили заключить с Виктором устный договор. Пусть, так и быть, Виктор оставит те деньги, что он перевел в швейцарский банк на свое имя. Но зато Виктор не станет опротестовывать решение о разводе и никогда не будет предпринимать попыток видеться с Ханной и девочками.

Когда разговор подошел к концу, Рейчел знаком показала Маркусу, чтобы он шел к машине и ждал ее там. Ей хотелось остаться с Виктором наедине и поговорить с глазу на глаз.

– Что ты теперь собираешься делать?

– Вернусь в Европу.

– Мне не совсем понятно твое поведение, Виктор. Ведь у тебя здесь было все.

Он щелкнул каблуками, поклонился и поцеловал ей руку:

– Знаю.

Сукин сын. Она вспыхнула от гнева, развернулась и ушла. Его надо было бы показать врачу-психиатру. Еще никому не удавалось так надолго выводить ее из себя. У него была жена, дом, дети, он еще довольно молод, а уже имел положение в обществе, уважение! И почему, когда Ханна пришла от Рейчел после разговора о разводе, он чуть не плакал и грозился выброситься с балкона, если она оставит его?

Ханна относилась к уходу Виктора иначе. Она почувствовала облегчение, освободившись от той чудовищной зависимости, в которой держал ее Виктор. Даже написала снова статью и взялась за новеллу, о чем уже давно мечтала.

И обе девочки теперь еще больше радовали ее.

Она как-то встретила свою подругу Цецилию, которая вышла замуж за владельца рекламного бюро. Цецилия пришла в восторг от Элеоноры.

– Ее можно снимать для рекламных плакатов.

– Но ей всего четыре года.

– Ширли Темпл было два года, когда ее начали снимать.

Маленькая Джесси дернула Цецилию за пальто:

– Мне два года!

Цецилия обняла ее:

– Два годика! Какая большая девочка!

В рекламном агентстве, куда Ханна по просьбе Цецилии привела девочек, пришли в восторг от Элеоноры.

– Невозможно поверить, что у нее свои ресницы. Ангел! Настоящий ангел.

– Как жаль, что вторая рядом с нею будет выглядеть такой заурядной, – проговорил фотограф, собиравшийся снять Элеонору. У него была слава человека, умевшего сразу угадывать, какая модель будет пользоваться популярностью.

– Как вы смеете это говорить в присутствии девочки и так обижать ее, – возмутилась Ханна.

Но если Джесси и услышала это замечание, похоже, оно не задело ее. Она обожала старшую сестру и радовалась ее успехам.

Для Ханны ее девочки были неизменным источником радости и счастья. Неважно, кем был Виктор и что он сделал. Она испытывала чувство благодарности к нему за то, что они появились на свет. И если бы она в тот раз не согласилась отказаться от развода, тогда бы не появилась Джесси.

– Может быть, мне это показалось, – доверительно сказала она Рут, – но, по-моему, Джесси нарочно позволяет Элеоноре побеждать, когда они играют.

Рут – старая знакомая ее матери, давно ставшая почти членом их семьи, заметила:

– Единственный, из-за кого нам сейчас стоит беспокоиться – это Маркус.