Текст книги "Тайны семейного альбома"
Автор книги: Клаудиа Кроуфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
14
1918
ВИЛЛИ ЛОУРЕНС
Сын Сэмюэля Харрингтона родился промозглым апрельским утром 1918 года. Но сам Сэмюэль ничего не знал о столь знаменательном в его жизни событии. Он находился во Франции с «Огненным» 69-м полком и боролся за победу демократических сил. Рейчел Форсайт, мать мальчика, несколько раз предпринимала попытки связаться с ним, но все они заканчивались безуспешно.
Известий от него не было слишком долго. В октябрьскую ночь 1917 года, когда транспортный корабль «Америка» бросил якорь в Бруклинском порту, Рейчел несколько часов стояла под проливным дождем, в надежде получить весточку. Ей почему-то казалось, что Сэмюэль изыщет какой-нибудь способ, чтобы дать знать о себе, чтобы сказать ей, что он все еще любит ее и что он по-прежнему собирается жениться на ней как только закончится война.
Но ни в эту ночь, ни в какую другую она не получила ни словечка, ни клочка бумажки от него. «Я ничего не понимаю! – жаловалась она Бекки. – Мы ведь решили пожениться и сфотографировались на память!»
Бекки видела эту фотографию уже сто тысяч раз. Рейчел в выходном костюме. Сэм в военной форме. Он подарил Рейчел брошку и букетик гардений – теперь цветы, заложенные в словарь Уэбстера, высохли и пожелтели, но легкий аромат все равно сохранился. На следующий день – еще более наивные, чем в первую ночь любви, они явились в офис, где хотели зарегистрироваться как муж и жена. Они были полны счастья, радости от того, что обрели друг друга, и считали, что сама судьба свела их вместе. Что из того, что они провели вместе всего лишь один день? Это ведь совершенно очевидно, что они созданы друг для друга. И они не могут позволить войне разделить их. Они должны пожениться немедленно, сию минуту.
Но заведующий бюро Сити Холла разрушил их воздушные замки. Во-первых, от них требовалось свидетельство о рождении или какие-то другие документы. Женщины, которым не исполнилось восемнадцати, и мужчины, не достигшие двадцати одного, должны были непременно представить разрешение родителей. Таков закон. Они не успели выполнить все эти условия. И получилось, что Сэмюэль отплыл в Европу, оставив Рейчел только фотографию и обещания.
Она решила, что не будет сообщать ему о том, что беременна, до самого его возвращения.
– И ты так ничего не сказала ему? – возмущалась Бекки.
– Но как! Они очень скоро отбыли в Париж. Мне не хотелось, чтобы он беспокоился обо мне. Самое главное, чтобы он остался жив. Он напишет мне. Я уверена.
Но Сэмюэль Харрингтон так и не написал ни строчки.
– Может быть, его ранили в руку? – предположила как-то Рейчел.
– Скорее всего его подцепила какая-нибудь медсестра из Красного Креста, – заметила более трезвая Бекки, которая считала, что Рейчел следует выкинуть Сэма из головы. Она также советовала Рейчел сделать аборт.
– Молодой девушке вроде тебя следует проявлять большую предусмотрительность. В этом мире ты можешь положиться только на саму себя и более ни на кого.
Рейчел слушала, просматривала в газетах списки убитых, купила себе дешевенькое обручальное колечко, когда ей надо было идти в клинику, и родила в комнатке Бекки, которая выполнила роль акушерки.
– Я назову сыночка Сэмом, – заявила она, как только взглянула на красное личико новорожденного. – Разве он не красавчик? Точь-в-точь как его папочка, – восхищалась Рейчел. Она отказалась зарегистрировать его как подкидыша. Ничто не могло поколебать ее уверенность в том, что отец вернется с войны, и они втроем заживут счастливой жизнью.
Приют – идеальное место, где можно было держать новорожденного, не привлекая внимания. И Рейчел имела возможность заботиться о нем, когда приходила с работы из ателье Бергдорфа и Гудмана, куда ей помогла устроиться Хэтти Манхейм. Маленькому Сэму исполнилось шесть месяцев, когда закончилась война. В газетах опубликовали последние списки погибших и пропавших без вести. Но фамилии Сэма там не было.
Каждую ночь Рейчел прижимала к себе ребенка и пела ему колыбельные. Слова она придумывала сама. Это были песни о том, какой у него замечательный отец и что он скоро вернется домой: «Спи, мой сыночек родной, твой папа такой герой!» Она водила крошечным пальчиком сына по фотографии и повторяла: «Это твой папа. Я хочу, чтобы ты узнал его, когда он вернется. Ты будешь гордиться им!»
Но однажды утром, проснувшись, она увидела, что у Сэма жар, что у него поднялась температура. Малыш даже не мог плакать, настолько сухим стал его язык. Он смотрел на нее страдальческими глазками. Это была испанка, которая вспыхнула в приюте в эту ночь.
До сего дня Рейчел и Бекки старались сделать все возможное, чтобы эпидемия миновала их – каждый вечер они натирали детям грудь теплым камфорным маслом, делали согревающие процедуры и молили ангела смерти пролететь мимо.
К утру следующего дня умерло сразу три ребенка. И маленький Сэм в их числе. Вскоре появился гробовщик. У него из кармана торчала свернутая газета, которую он положил на кухонный стол, пока сам вместе с помощниками выполнял работу. На первой странице Рейчел увидела фотографию Сэмюэля Харрингтона. Она застыла перед ней, не веря своим глазам. Может быть, она свихнулась? Что это?
«Герой, вернувшийся с войны, женится на медсестре».
Они встретились во французском госпитале. Он был очень плох. Никто не верил, что он выживет. Медсестра самоотверженно ухаживала за ним и вырвала из лап смерти. И теперь невеста сказала, что они будут венчаться в военной форме – в память о тех, кто не вернулся с поля боя домой. И еще она пообещала, что у них будет много-много детей.
– Идем, – позвала Бекки свою приемную дочь после похорон. – Идем домой. Выпьем по чашке чая. Нам надо поговорить.
– Нет! Я пойду на работу.
Похороны или не похороны, а работа в мастерской Бергдорфа и Гудмана не могла ждать.
– Завтра. Завтра ты сделаешь все что надо.
– Мне нужны деньги!
И Рейчел зарыдала. Она была близка к истерике.
Маленький гробик. И такой же крошечный могильный холмик.
– Рейчел, ты едва стоишь на ногах. У тебя и маковой росинки не было во рту, ты второй день глаз не сомкнула.
– Ничего, работа встряхнет меня.
И Рейчел медленно пошла в сторону Бруклинского моста. Мысль о том, что она может прыгнуть с него в воду, явилась сама собой. И она с каким-то странным удовлетворением подумала о том, что на ней ее лучший костюм. Она сразу представила, как Сэм Харрингтон читает сообщение о ее смерти. Он, конечно, вспомнит ее имя. Рейчел подумала, что газетчики наверняка напечатают фотографию.
Она шила костюм и мечтала о том, что встретит свою любовь. И она нашла ее. Костюм стал ее свадебным нарядом, но самой свадьбе никогда не бывать. А сегодня она надела его на похороны своего сына. Он стал траурным нарядом. Все ее надежды развеялись как дым. Но почему Господь Бог так несправедлив к ней? За что он покарал ее, а не такого мерзкого типа, как Мо Швейцер? Воды реки поглотят ее, и она так и не узнает ответа на этот вопрос.
Силы внезапно оставили ее, когда она вышла на дорогу. Вокруг сновали машины, раздавались гудки автомобилей, троллейбусов. Запах выхлопных газов не давал ей перевести дыхание. «Господи, – мысленно взмолилась она, – ну помоги же мне!» Троллейбус остановился, дверцы его распахнулись, и она с трудом поднялась в салон.
– С вами все в порядке, мисс?
Рейчел благодарно кивнула водителю, и троллейбус двинулся в сторону центра, в деловую часть города. Теперь она сможет закрыть глаза и передохнуть. Образ двух Сэмюэлей – одного в форме, а другого в гробике, – снова встал у нее перед глазами.
– Как вы себя чувствуете? – на этот раз встревожился кондуктор.
Рейчел, чувствуя, что начинает терять сознание, вцепилась в спинку сиденья. От напряжения у нее выступила испарина.
– Нет-нет, ничего страшного! – Собравшись с силами, Рейчел выпрямилась. К счастью, до нужной ей остановки оставалось совсем немного. Бекки права. Ей просто необходимо перекусить. Рядом с мастерской обычно стоит продавец с тележкой. Он торгует лимонадом и сосисками. Ей сразу станет лучше, как только она поест.
Но она не смогла перейти на другую сторону улицы. Ноги у нее подкосились, и она упала на мостовую. Чуть ли не под колеса автомобиля. К счастью, Вильям Лоуренс, который сидел за рулем, оказался опытным водителем и успел затормозить.
Тотчас вокруг Рейчел столпились зеваки, жадные до зрелищ:
– Она умерла? – чуть ли не с надеждой спрашивали они друг у друга и сочувственно покачивали головами.
Вилли Лоуренс выскочил из машины и опустился на колени перед Рейчел.
– Она дышит! – проговорил он с облегчением.
Ресницы Рейчел дрогнули, она открыла глаза и тут же попыталась подняться:
– Из-звините, – пробомотала она. Чтобы подняться, ей пришлось опереться на его руку. – Все в порядке. Я уже могу сама идти. Мне недалеко, вот сюда.
Мужчина печально улыбнулся:
– «Бергдорф и Гудман»? Любимый магазин моей жены. То есть я хотел сказать, моей… бывшей…Испанка…
– Нет, вы не поняли. Я не за покупками. Я там работаю. Мне нужны деньги… мой ребенок тоже умер от испанки. И моя смена уже наступила.
Но ее колени подогнулись, как только она попыталась шагнуть. Если бы он не подхватил ее, она бы снова упала.
– Знаете что, я отвезу вас домой, – решительно проговорил он.
Рейчел вдруг ощутила, как ее бросило в жар и одновременно страшный озноб начал сотрясать тело. Она не в состоянии была сопротивляться неизбежному. Вместо того, чтобы умереть быстрой смертью, нырнув в чистые холодные воды реки, она теперь умрет от той мучительной болезни, от которой умер ее сын и жена этого доброго человека.
– Как называется улица, где вы живете? – требовательно спросил мужчина.
– Форсайт, – проговорила она и указала нужное направление, догадываясь, что этот человек вряд ли знает о существовании такой улицы. «Ты получишь за это больше, чем думаешь», – почему-то мелькнуло у нее в голове в ту последнюю минуту, когда она снова начала терять сознание.
Очнувшись минут через пять, она почему-то решила, что все еще едет в троллейбусе, и никак не могла понять, откуда взялись эти шикарные сиденья, обтянутые кожей так туго, что даже отражали свет солнца. Руки мужчины, лежавшие на баранке, были крупными, крепкими, но ногти на них были чистыми и аккуратно подстриженными. На рубашке она увидела вышитую монограмму «В.Л.». Некоторое время она пыталась понять, что означают эти буквы, а потом снова впала в забытье.
Улицы, по которым они ехали, заметно отличались от тех, где располагалась ее мастерская. Здесь возле продавцов с тележками толпились женщины с корзинами и дерматиновыми сумками. Дети играли на тротуарах. Повозки с трудом продвигались по этим узким улочкам. Знакомый шум заставил Рейчел прийти в себя.
Машину, медленно едущую по улице, окружили маленькие дети, которые, высунув языки, дразнили водителя. Живущий неподалеку от приюта шарманщик с обезьянкой на плече подошел к автомобилю. Обезьянка протянула маленькую шляпу, а шарманщик проговорил:
– Пенни, синьор?
Рейчел подумала, как здорово, что многие видели, как она ехала в машине с таким респектабельным человеком, которому, между прочим, ничего не стоило бросить монетку в ответ на просьбу.
Но ее радость длилась недолго. Когда машина остановилась у приюта, дверь распахнулась и оттуда вылетел Мо Швейцер. Он довольно часто наведывался на улицу Форсайт, чтобы подловить Рейчел. И случилось так, что сегодня он второй раз сыграл в ее жизни роковую роль. Бекки застыла в дверях в своем черном платье, которое она надела по случаю похорон. В руках у нее была сковорода, которой она с весьма угрожающим видом размахивала перед Мо Швейцером:
– Оставь ее в покое. А то я вызову полицию.
Рейчел выскользнула из автомобиля, чтобы поспешить на помощь Бекки.
– Это ты мне угрожаешь полицией? Не смеши людей! Это я должен призвать на помощь полицию. – И тут он увидел Рейчел. – Именно это я сейчас и сделаю. Она же воровка! Воровка! – Он обращался к окружившей их толпе. – Я знал, что она украла у меня отрез, но не мог доказать этого. А теперь – пожалуйста! Доказательство – на ней. – Он вошел в раж и вцепился в костюм Рейчел так, словно собрался стащить с плеч. Он был страшно рад, что наконец-то поймал ее.
Вилли Лоуренс быстро, но спокойно подошел к Мо Швейцеру.
– Уберите руки. Не трогайте леди.
– Да где вы видите леди? Это же воровка! Подлая воровка.
– Успокойтесь и думайте, что говорите.
– А что мне думать! Она украла мой отрез. И сшила из него костюм. Видите? Какое качество! Этот габардин стоит уйму денег.
– И все-таки? Сколько же он стоит?
Мо Швейцер облизнул жирные губы и обежал быстрым взглядом фигуру Рейчел:
– Я точно не помню, но что-то около двадцати или тридцати долларов…
Потрясенная его наглостью, Рейчел воскликнула:
– Семь долларов! Я видела ценник.
– Думаю, что десяти долларов достаточно, – сказал Вилли и протянул деньги Мо Швейцеру.
Может быть, все бы на этом и закончилось, если бы Бекки не фыркнула с таким презрительным видом. Теперь Мо Швейцер счел, что десять долларов – слишком маленькая цена за нанесенное его гордости оскорбление. И на глазах толпы, все еще окружавшей их, он протянул деньги назад:
– Нет, вам не удастся меня подкупить. Она воровка, и ее место – в тюрьме. С крысами. – Он развернулся и двинулся сквозь толпу, расталкивая людей. Оглянувшись, он бросил через плечо: – Но я вернусь. С полицейским. – И погрозил кулаком Вилли Лоуренсу. – И тебя тоже заберут. За попытку всучить мне взятку, чтобы я молчал. Я это так не оставлю.
Бекки бросилась к Рейчел:
– О Господи! Он ведь это сделает. – Прикоснувшись к ее лицу, она вдруг заметила: – Да ты вся горишь!
Рейчел двинулась к приюту:
– Ну и пусть! Я пойду в тюрьму. Мне все равно.
Вилли Лоуренс мягко взял Рейчел за руку и предложил Бекки:
– Мне кажется будет лучше, если я увезу ее отсюда.
Слезы навернулись на глаза Бекки.
– Но только, ради Бога, объясните, что произошло на самом деле.
Бекки вопросительно взглянула на Рейчел. Но у той не было ни сил, ни желания вспоминать тот давний кошмар:
– Оставь. Что было – то было. Незачем к этому возвращаться.
Но Бекки думала иначе. И, не обращая внимания на протесты Рейчел, она рассказала, что творил Мо Швейцер в своей мастерской с девушками, которые находились у него в подчинении и боялись роптать открыто. И как Рейчел схитрила, обрезала пуговицы у него на брюках, как он упал, а она закрыла дверь, и как в наказание Рейчел схватила отрез габардина.
– Он попался ей на глаза. И она взяла его. Этот мужчина заслужил худшее наказание.
– Молодец! – сказал Вилли Лоуренс совершенно искренне.
У Рейчел перехватило дыхание.
– Но она больна. И лучше, если я увезу ее отсюда.
– Нет, – Рейчел сделала слабую попытку вырваться. – Ни к чему. Моя жизнь кончена. И мне лучше умереть. Оставьте меня, пожалуйста.
Когда они отъехали на порядочное расстояние, он спросил:
– Как вас зовут?
– Рейчел, – ответила она. – А вас?
Он назвался.
– А куда мы едем?
– Риверсайдская дорога. В мой дом.
Из ее горла вырвался непроизвольный стон.
– Не волнуйтесь. Я не такой, как Мо Швейцер. И не собираюсь причинять вам вред. Но в нашем доме живет доктор. Он не смог спасти мою жену. Но, быть может, ему удастся помочь вам.
Вилли Лоуренс жил в одном из тех домов, которые выстроили братья Салинко перед началом войны. В нем поселились представители среднего класса. Планировка и отделка его были сделаны по последнему слову, а окна дома выходили на городской парк и Пятую авеню. У Вилли и Лауры Лоуренсов были жилая комната, столовая, кухня, чулан, три спальных комнаты с расположенными по соседству ванными комнатами с расчетом на то, что у них будут дети. По соседству с чуланом находилась маленькая отдельная комнатка с прилегающей к ней умывальной комнатой – предполагалось, что в ней будет жить прислуга, когда семья разрастется.
Доктора Аарона Леви на месте не оказалось. Его жена Рут Леви сообщила, что он вот уже неделю не выходит из госпиталя. Она носит ему свежее белье прямо туда. Ему с трудом удается выкроить несколько часов для сна. Госпиталь переполнен больными испанкой. Кровати поставили даже в коридоре и холле.
Рейчел была слишком слаба, чтобы идти.
– Не могли бы вы помочь нам, миссис Леви?
Вилли повел Рейчел к лифту, не обращая внимания на взгляды, которые бросал лифтер. Вилли не надо было напоминать, что его жена умерла всего лишь несколько недель назад. Лаура выросла в более респектабельной и богатой семье, чем Вилли, и она учила его многому, что было принято в их семье. «Все, что мы делаем – их не касается», – внушала она ему не раз, имея в виду обслуживающий персонал. «Мы платим им за ту работу, которую они выполняют, – на этом наши отношения заканчиваются. Никогда не объясняй им, почему ты делаешь то или другое. Напивайся в стельку. Приходи домой во сколько хочешь. Если хочешь целоваться в лифте – целуйся. И не пытайся объясняться с ними».
Вилли устроил Рейчел в небольшой спальне, предназначенной для гостей. Он помог Рут Леви снять с Рейчел одежду.
– До чего же красивая девушка! Кто это?
– Я не очень хорошо ее знаю.
– Как же так?
– Это слишком долго обьяснять. А сейчас, наверное, мне надо выйти? – спросил он.
Но Рут возразила, что сейчас не до всякого рода щепетильностей. Она расстегнула лифчик, сняла нижнюю юбку. Все было мокрым от пота.
– Есть ли у вас что-нибудь подходящее? Какая-нибудь ночная рубашка миссис Лоуренс…
Вилли знал, что его Лаура и сама бы помогла молодой женщине в такой ситуации. Он вернулся с белой шелковой ночной рубашкой и изысканным японским кимоно:
– Это все, что я пока смог отыскать.
Рут оставила Рейчел на попечении мистера Лоуренса и ненадолго вышла, чтобы поискать нужную вещь, более подходящую одежду. Она вернулась с батистовой сорочкой бледно-розового цвета с вышитыми цветочками.
Вилли помог переодеть Рейчел. А затем выслушал все наставления по уходу за больной, которые ему дала Рут, – она выучила их наизусть, слушая, как разговаривает с больными испанкой ее муж. Камфорным маслом надо растирать грудь. И не стоит беспокоиться из-за сорочки – ее можно отстирать. Хорошо укрывать, чтобы не простудить. Держать поблизости туалетную воду: протирать лоб, шею, плечи. И как можно больше питья. Если она пока не в состоянии будет пить, – смачивайте ей губы.
Уходя, она остановилась у костюма, оставленного на стуле:
– Какой прекрасный костюм! Хотелось бы знать, кто ей шьет?
– Если она не умрет, я спрошу ее об этом, – ответил Вилли с грустью.
– Что вы! Я просто так, случайно обратила внимание…
Вилли Лоуренс делал все, что говорила Рут и даже более того. Он протирал губкой тело Рейчел. Кормил ее бульоном. Менял простыни, когда она потела. Ночью она начала бредить. Ей почему-то показалось, что маленький Сэм жив.
– Он не умер. Он зовет меня. Он жив?
Ее стоны разбудили мистера Лоуренса. Он поспешил к ней, чтобы удержать и не дать вылезти в окно. Рейчел отбивалась от него.
– Бекки, пусти меня! Это Сэм. Он зовет меня.
Но в какое-то мгновение силы покинули ее, как уходит воздух из проколотого воздушного шарика. Она поникла, и Вилли довел ее до постели.
– Кто вы? – испуганно спросила она, не узнавая его. И тут же снова впала в беспамятство.
Остаток ночи он проспал на полу, рядом с ее кроватью, а на следующий день принес раскладную кровать. Он позвонил на работу и предупредил, что будет занят эти дни. Дела их шли хорошо. Он и его партнер выпускали дешевую одежду – и теперь, когда война шла к концу, она пользовалась все большим и большим спросом. А они старались сделать ее еще более дешевой.
Жар держался целую неделю, а потом температура упала. Доктор Леви позвонил ему, но мало что смог добавить к тому, что уже сказала его жена. Единственное, что он посоветовал – это как выше подкладывать подушки, чтобы Рейчел почти сидела. «Если у нее начнется пневмония, – она не выживет. И хорошее питание, конечно».
Вилли Лоуренс, помимо бульонов, стал давать ей яйца всмятку. Пюре с молоком и маслом.
От Рейчел остались кожа да кости. Вилли с ужасом смотрел на то, как она тает у него на глазах. Когда он впервые встретил ее, она была молодой женщиной с прекрасной фигурой. Сейчас это был скелет. На лице торчали скулы, обтянутые кожей. Волосы слиплись и свалялись.
Начиналась седьмая ночь борьбы за ее жизнь. Раскладушка Вилли стояла вплотную к постели Рейчел. Он прислушивался к ее дыханию. Через каждый час он вставал, чтобы протереть ее и дать ложечку бульона.
И вдруг однажды рука Рейчел коснулась его плеча:
– Я хочу пить, – проговорила она отчетливым, ясным голосом.
Он прижал ее руку к губам. Она была холодной.
– Слава тебе, Господи! – прошептал Вилли.
Сначала она была настолько слаба, что могла лишь открывать рот и глотать еду, которую он подносил ей ко рту, как ребенку. Вскоре она уже могла садиться и поедала все, что ей подавали. Потом она начала пробовать ходить. И наконец наступил день, когда она смогла с помощью Вилли Лоуренса и Рут добраться до ванной. И, войдя туда, вспомнила Хэтти Манхейм. Эта ванная была даже лучше.
– А теперь здесь остаются только женщины, – засмеялась Рут и бросила в горячую воду специальную соль.
Она помогла Рейчел искупаться, вымыть волосы и рассказывала все это время, как мистер Лоуренс трогательно и самоотверженно ухаживал за ней.
Растерев Рейчел банным полотенцем и надев на нее махровый халат, Рут закончила свой рассказ:
– Если бы не он, вы бы не выжили.
– Он спас мне жизнь, – задумчиво сказал Рейчел, имея в виду не только испанку. И она рассказала Рут о том, как Бекки нашла ее на ступеньках приюта, как она полюбила солдата и собралась выйти за него замуж, но его убили на войне до того, как родился сын. И как мальчик умер от испанки.
Рейчел стремительно шла на поправку. Вскоре доктор Леви позволил ей выходить из дома:
– Только небольшая прогулка в Риверсайдском парке. – Вилли ушел в контору и должен присоединиться к Рут и Рейчел позже, они договорились встретиться у памятника Солдатам и Матросам.
Рейчел надела свой выходной костюм и объяснила Рут:
– Я уже оправилась и должна уйти. Как только Вилли придет…
– Не вздумайте делать этого! Вилли предложил мне помочь вам купить все необходимое. Думаю, что мы сможем пойти завтра.
– Но я ведь не могу оставаться здесь. Я уже стою на ногах. Вилли, конечно, сделал для меня больше, чем кто-либо на свете, исключая Бекки. А теперь мне пора на работу. Я не могу бесконечно пользоваться его добротой.
– Это не просто доброта, Рейчел. Вилли Лоуренс влюбился в тебя. Он хотел бы жениться на тебе. Разве это не ясно!
– Жениться на мне? – Рейчел потеряла дар речи.
– Конечно, он не такой, как твой молоденький солдат. Ничего от первой любви. Она должна остаться в прошлом. Советую не упускать такую возможность. Я видела, как Вилли самоотверженно ухаживал за тобой. Он будет заботиться о тебе и дальше. Он даст тебе дом, семью, детей, надежное положение. Тебе уже ни о чем больше не придется беспокоиться.
Как Рут сказала, так оно и случилось. Вилли Лоуренс предложил Рейчел руку и сердце. Она попросила у него разрешения подождать с ответом, пока она не выздоровеет окончательно, чтобы стать ему женой и матерью его детей.
– Можно ли это счесть согласием?
Рейчел не могла полюбить Лоуренса так, как она любила Сэма Харрингтона. Но ведь именно Сэм чуть не погубил ее. А Лоуренс спас. Уйти от него – означало проявить жестокость и неблагодарность. К тому же она не могла вернуться на улицу Форсайт из-за Мо Швейцера. Бекки говорила, что он по-прежнему рыскает поблизости в надежде поймать ее и отомстить за унижение. Не могла она пойти и в свою швейную мастерскую – она еще была так слаба и так быстро уставала, что вряд ли ее стали бы держать там.
Она взяла его руки – руки, которые ухаживали за ней, умывали ее и кормили, – и прижала к губам:
– Да, Вилли. Если только ты дашь мне немножко времени.
Они отпраздновали это событие в небольшом ресторанчике. После чего Рейчел временно перебралась в дом к доктору Леви, чтобы соседи не судачили.
Поскольку Рут так восхищалась ее костюмом, Рейчел предложила ей сшить кое-что в знак благодарности и признательности за внимание. Столовую быстренько превратили в небольшую пошивочную мастерскую, и Рейчел взялась за дело настолько споро, насколько ей позволяло здоровье. И то, что она шила для Рут, вызывало неизменное восхищение всех ее знакомых и родственников. Они бы с удовольствием заказали нечто в этом же духе у Рейчел, если бы только доктор не запрещал ей перегружать себя работой.
Война окончилась, их ждала долгая мирная жизнь. Наступил ноябрь. Вилли Лоуренс все чаще поглядывал на Рейчел, но не торопил ее и не требовал, чтобы она назначила день свадьбы. И его терпение наконец-то было вознаграждено. В день Валентина – день всех влюбленных, в один из самых холодных дней января, легкая тень Рейчел появилась в его спальне, и тоненькая фигурка нырнула к нему в постель:
– Мистер Лоуренс! Не хотите ли вы стать моим «валентином»? – проговорила она мягким голосом.
21 марта 1919 года Рейчел Форсайт и Вильям Лоуренс дали друг другу клятву в присутствии мистера Аарона и миссис Рут Леви, а также Бекки Лодзь.
Рейчел зачеркнула все свое прошлое, исключая, конечно, Бекки. Так же, как ее страна начинала новую послевоенную жизнь, она начала новую жизнь в доме Вилли.
– Это твой дом, моя дорогая. Делай все что захочешь. Все, что приносит тебе удовольствие. Я хочу, чтобы ты была счастлива, – попросил ее Вилли.
Это дало ей чувство свободы, покоя и уверенности в себе.
И в конце месяца она взялась за дело. Пришли мастера, чтобы обновить обивку на мебели, встряхнуть ковры, почистить серебро и китайскую фарфоровую посуду, вычистить пыль с книжных полок, на которых стояли тома Шекспира и Диккенса. Все это было в какой-то мере компенсацией за то, что она испытывала в объятиях мужа.
– Замужество пошло тебе на пользу, – заметила Бекки, оглядывая приемную дочь.
И в самом деле, никогда еще она не чувствовала себя так хорошо, никогда спокойствие не было таким глубоким.
Муж изо всех старался сделать ее счастливой. Он не был жестоким. Не был грубым. Чего еще можно было желать? Она не так глупа, чтобы мечтать о Сэме Харрингтоне и о той страсти, которой они были объяты в первую ночь любви. Но все-таки она надеялась, что муж перестанет быть таким робким из боязни причинить ей вред – из-за чего, собственно, все и делал не так.
Прислушиваясь к тому, что говорили Рут, Бекки и другие женщины, она осознала, что муж – это основное неудобство в браке. Но ничего с этим не поделаешь. И когда их семейная жизнь вошла в колею, она научилась устраивать так, чтобы муж причинял как можно меньше хлопот.
Рейчел начала подумывать о том, чтобы организовать свою мастерскую, где бы она могла выступать модельером. Она отдавала предпочтение простым линиям. И платье для чая, которое она сделала в подарок Рут, пользовалось таким успехом, что она получила массу заказов от ее приятельниц.
Вилли показывал ее работы своим компаньонам. Они одобрили их.
– Почему бы тебе не продавать свои изделия в нашем магазине? – предложил ей муж, гордясь ее успехами.
– Дорогой, это было бы чудесно! Но надо подумать. Заказов у меня очень много. Гораздо больше, чем я могу выполнить.
А что, если организовать маленькую мастерскую: не такую, как у Мо Швейцера, а такую, где девушки – иммигрантки из Италии – могли бы зарабатывать себе на жизнь.
Она начала с платья для чая и выполнила по этому образцу несколько разных моделей, используя каждый раз по-новому фактуру ткани, обыгрывая отделку. Женщины были в восторге от ее наряда, и заказы сыпались один за другим.
В суете и радостях новой жизни Рейчел и не заметила, как миновал год со дня свадьбы. Она поместила в газете «Геральд» обьявление о том, что хочет найти помещение для мастерской – достаточно просторное, светлое, хорошо проветриваемое и не очень дорогое.
Вскоре пришло предложение. Помещение находилось на Грин-стрит, неподалеку от Вашингтон-сквера.
– Остановите у этой арки, – попросила она таксиста.
И когда она пошла в нужную сторону, то поняла, почему оделась с необыкновенной тщательностью, более тщательно, чем того требовала необходимость. Владелец помещения и без того понял бы, что она в состоянии оплатить аренду. Но Рейчел ни разу не подходила к Вашингтон-сквер с того момента, как они расстались с Сэмом. А вдруг он окажется там вместе со своей медсестрой из Красного Креста.
В конце концов эта встреча ей ничем не грозила. У нее есть муж и свой собственный дом. И, глядя на веселящихся и резвящихся у фонтана детишек, она вдруг вспомнила о своем сыне. Теперь бы он уже начал ходить. И был бы точь-в-точь как его отец.
Неохотно отвернувшись от детишек, Рейчел собралась идти дальше и… столкнулась лицом к лицу с Сэмюэлем Харрингтоном. Эта встреча не была для нее неожиданностью. В глубине души она и рассчитывала на нее, когда вышла из дома чуть раньше, чем требовали ее дела.
– Сэмюэль Харрингтон, если не ошибаюсь? – спросила она и, видя, что он не узнает ее, добавила: – А меня зовут Рейчел.
– Рейчел! О Боже! Не может быть. Какой ты стала красавицей.
– Мистер Харрингтон! – Няня в сером костюме катила за ним детскую коляску.
– Да, да, мисс Оливер. Я присоединюсь к вам чуть позже. Я встретил свою старую знакомую.
– Это твой ребенок?
– Да.
– Сын?
– Боюсь, что дочь. Мэри Франс. Надеюсь, что в следующий раз родится сын. А ты? Я вижу у тебя на руке обручальное кольцо?
Она довольно часто пыталась представить себе, что произойдет, когда они встретятся. Теперь она знала ответ. Ее физическое влечение к нему оставалось тем же самым, что и в день первой встречи. Но сама она стала иной. Уже не той наивной девочкой, готовой броситься от огорчения с Бруклинского моста. Она пережила предательство, потерю ребенка… Она сумела выжить, несмотря на страшную болезнь. И она не подвергала сомнению свою жизнь с Вилли Лоуренсом. Он исключительный образец мужа и семьянина во всех отношениях. «Тебе достаточно того, что у тебя есть», – твердил ей голос изнутри.
Но почему бы и нет! Почему бы не получить все?
И уже ни единой минуты она не сомневалась, что они с Сэмом будут встречаться.
И знала, что произойдет, когда они встретятся.
