Текст книги "Золотая сеть"

Автор книги: Клара Ярункова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

БАЦИЛЛОНОСИТЕЛИ

Бациллоносители – это ребята, которые разносят бациллы, так я объяснил бабушке, а она замахала руками и сказала:

– Господи ты, боже мой! Чего только люди не придумают! В наши времена ничего такого не бывало. Когда я ходила в школу, то болезней, правда, было хоть отбавляй, но бациллы были только у одной девочки, Илонки. Она могла себе это позволить, потому что у них был лесопильный завод.

– Теперь все по-другому. Когда ты ходила в школу, не было даже реактивных самолетов, ни ракет, ни бациллоносителей. А теперь они существуют, потому что сегодня себе это может позволить каждый, а не только тот, у кого есть лесопильный завод.

Так я сказал бабушке, но это неправда, потому что каждый не может себе это позволить. И я не бациллоноситель, и Миша тоже. Это несправедливо.

Когда у нас в школе был дифтерит, в наш класс пришел директор с докторшей и сестрами и сказал:

– Три младшеклассника у нас заболели, потому что им не были сделаны все прививки. Мы должны выявить всех, кто разносит бациллы и ставит под угрозу здоровье народа. Подходите по одному и открывайте рот.

Первым должен был подойти Бучинский. Он весь трясся и вместо «а» сказал «е-е-е», потому что трус.

Потом нам в горло сунули палочку, а на ней была вата.

Мне пришлось три раза подходить к сестричке, так как я очень боюсь щекотки и каждый раз разгрызал палочку.

Через два дня были известны бациллоносители. В нашем классе было три бациллоносителя – все девочки.

Канторис сказал:

– Я так и думал, что докторша будет за девчонок. Если бы у нас был доктор, и мы бы могли стать бациллоносителями.

Он сказал так потому, что бациллоносители не болеют, а только разносят бациллы. Они могут не ходить в школу, и им хорошо. Это каждому понравилось бы – раз в неделю сделают тебе укол – и сиди себе дома целый месяц.

В других классах есть и мальчишки-бациллоносители. Они, конечно, не сидят дома, а играют в футбол. Это еще лучше.

По дороге домой Канторис сказал, что он что-то придумал. Нам было интересно, что он придумал, но Миша охладил нас:

– Какая-нибудь чепуха!

Но Канторис позвал одного бациллоносителя из пятого класса и попросил дыхнуть на него, а за это обещал ему две кроны, да еще книжку о шпионах почитать. Бациллоноситель подошел, и на следующий день Канторис хвастался, что он уже чувствует в горле бациллы. Но когда его проверили, то никаких бацилл у него не оказалось. Вот и выходит, что он просчитался и зря заплатил две кроны.

Потом бациллоноситель ходил домой к Канторису и за одну крону, потому что у них есть телевизор. Но Канторису ничего не помогало. Раз ему стало жалко денег, и он сказал пятиклашке:

– Ты мне больше не нужен! Твои бациллы никчемные. На телевизор можешь приходить, но теперь ты будешь платить мне крону.

Так он вернул себе четыре кроны. Может быть, он бы вернул себе и все девять крон, которые дал пятиклашка, но как-то раз на уроке родного языка учитель спросил его:

– Почему ты такой красный, Канторис?

Канторис ответил:

– У меня болит голова и живот. Это, наверное, я объелся салом, которое дядя прислал нам из Чанковиц.

Его отпустили домой, и он был очень доволен. Вечером его отвезли в больницу.

И вовсе он не объелся сала, а заболел дифтеритом. И получилось несправедливо, потому что Канторису от бацилл не было никакой пользы, а только вред.

Другие бациллоносители бегают по двору, а бедняжка Канторис чуть-чуть не умер. И он еще заплатил за это пять крон.

НОВАЯ БОТАНИКА

В понедельник по ботанике у нас была контрольная, а сегодня нам скажут отметки.

Перед ботаникой ребята начали гадать, кто что получил. И я начал гадать, а Миша решил, что я боюсь, и сказал:

– А мне все равно! Я спокоен.

Мне было неприятно, что он так думает обо мне, потому что и я был спокоен! Я только не знал, правильно ли я написал ответы.

Потом зазвонил звонок.

Учительница принесла контрольные. Она была в хорошем настроении, и мы подумали, что все в порядке.

– Дорогие ребята, – сказала она. – Один из наших учеников открыл новую ботанику. Она очень интересная, и поэтому все десять вопросов и ответов из этой работы я напишу вам на доске, чтобы вы их хорошо запомнили.

И начала писать.

Вопрос – Ответ

Назови растение из семейства бобовых. – Контрольная.

Как называется прибор, который во много раз увеличивает клетки растений? – Горох.

Назови продукт, из которого вырабатывается хлеб. – Микроскоп.

Какое древесное тропическое растение достигает 40 метров в высоту? – Пшеница.

Как называется плод фасоли обыкновенной? – Бамбук.

Какая часть дерева служит ему для дыхания? – Стручок.

Какая часть растения находится под землею? – Листья.

Какой вид удобрения более всего употребителен? – Корень.

Какой самый ароматный цветок ты знаешь? – Перегной.

Что из овощей ты больше всего любишь? – Лилия белая.

Когда учительница дописала, она так смеялась, что у нее текли слезы, а мы смеялись еще больше. Смеялся и Петр, который сидит со мной, а он никогда не смеется, потому что у него папа инспектор над всеми школами.

И Шпало смеялся, но только так, уголками рта. Тут-то мы и поняли, что он не совсем уверен, не его ли это контрольная.

Всех нас разбирало любопытство, и мы спросили учительницу. Кто же открыл эту ботанику? Но она сказала, что это секрет.

Канторис встал и сказал:

– Это не я, потому что в бобовых я написал сливу, и еще я думал, что клетки рассматривают в гороскоп.

Потом учительница постучала указкой по столу:

– Ну, достаточно, ребята! Теперь я проверю, как вы повторили материал.

Это нам испортило настроение, и мы больше не смеялись.

Когда прозвенел звонок и все пошли на переменку, учительница сказала:

– Ты останься в классе, Фасолинка.

Я испугался. Учительница закрыла двери класса, и мы остались только вдвоем. Она сказала:

– Ты списывал, это явно. Но почему ты написал «контрольная» среди бобовых, когда это всего-навсего надпись, а? Потому твои ответы передвинулись и вместо микроскопа получился горох, а вместо бамбука сорокаметровая пшеница.

Я ничего не ответил, потому что мне вдруг стало очень жарко.

Учительница потрепала меня по голове и сказала:

– Открой окна и сотри с доски.

Я бросился открывать окна.

Потом был урок физкультуры, а после мы пошли домой.

Но с Червенкой я не разговариваю. Раньше я с ним разговаривал, но теперь не буду! Зачем он написал «контрольная», да еще так криво?

Я думал, что это ответ на вопрос о бобовых. Никто не написал слова «контрольная», потому что учительница не просила это писать. Только Червенка написал. Он всегда воображает себя самым умным.

Я люблю нашу учительницу, а Червенку нет. И вовсе он не самый умный, а самый глупый.

Вечером пришел Миша и все еще смеялся. Я рассердился на это и вот что ему сказал:

– Не пойму, чего ты все грохочешь? И совсем это не смешно!

Миша удивился и пошел спать.

И я пошел спать.

ПОСЛЕ ЗАХОДА СОЛНЦА

Когда в школе проходит сбор бумаги, мама всегда говорит:

– Ну слава богу! – И дает мне отцовские газеты, журналы и все бумаги.

Когда проходит сбор утильсырья, отец говорит:

– Ну слава богу! – и дает мне из подвала все бутылки, а из чемоданов мамины тряпки.

Потом бывает крупный разговор, но я не виноват, и мне ничего не могут сделать, потому что я – ребёнок и должен слушаться и маму и папу.

Поэтому я очень люблю всевозможный сбор, но больше всего сбор железа. Тогда мы берем тележку, и каждый хочет быть конем. Тележку мы просим у маминого дяди-садовника.

В нашей группе есть и девочки. Сначала мы не хотели их брать с собой, но Миша сказал:

– Пусть идут с нами! Их скорее пустят в подвал, чем нас, потому что мальчишек всегда боятся.

И это действительно было так, и мы набрали три тележки железного лома. Возвращаясь домой, мы встретили Шпало, и он сказал:

– Одолжите мне тележку! Тут у меня есть здоровенный кусище железного лома, а один я его не подниму.

Мне это не понравилось, потому что я хотел, чтобы у нас лома было больше всех.

Но Миша спросил:

– Хорошо! А где он у тебя?

И мы пошли за ним, потому что Миша наш командир,

Подойдя к дому Шпало, мы очень удивились, а Зуза сказала:

– Никакой это не железный лом, а настоящая печь.

И вправду это была печь. Нам даже показалось, что она весит целых пятьдесят килограммов, пока мы ее поднимали.

Когда мы шли из школы, мама Шпало увидела нас и позвала, чтобы мы помогли ей отнести белье в прачечную. Шпало не пошел. Он сказал, что он будет сторожить тележку, чтобы никто ее не украл.

Все белье вместе с рубашками Шпало мы положили в корыто, а Шпалова мама пошла развести огонь. Но тут она заметила, что разводить огонь негде. Она закричала:

– Господи! Кто-то украл у меня печь!

Мы, не говоря ни слова, выскочили из прачечной.

Я Шпало сказал:

– И не стыдно тебе? Ты обворовал собственную мать и поэтому теперь будешь ходить во всем грязном!

Шпало готов был разреветься.

– Я не знал, – захныкал он, – что мамка сегодня будет стирать. Мне так хотелось выиграть футбольный мяч! Я бы и вам дал поиграть.

– Вор далеко не убежит! Что ты теперь выиграешь? – сказал я ему.

Миша разозлился:

– Не приставай и помолчи! Нужно подумать, что делать.

Он болеет за Шпало и занимается с ним по математике.

Потом мы ходили просто так, без дела. Мы уже проголодались, но Миша все думал и думал, и нам пришлось ждать. Потом он приказал:

– Сразу же после захода солнца встретимся во дворе. Каждый подготовит десять килограммов железного лома, так как нас тут пять. Кому не нравится, может не приходить.

Мы сказали, что придем. Тогда Миша взял тележку, и пошел домой.

Дома я начал наводить порядок в шкафу и попросил у отца одну сковородку, одну железную ванночку (это была моя ванночка, когда я был маленьким), три железные вилочки, у которых было только по два зуба, и один старый утюг. Папа мне все это дал, потому что мама была в магазине.

Когда пришла мама, я начал наводить порядок в подвале в отцовском хозяйстве.

От мамы я получил один сломанный душ, полтора метра цепочки, два напильника и четыре колеса от лыжных палок. В это время отец как раз ушел играть в шахматы.

Все это я отнес во двор, свалил в ванночку, уселся на нее верхом и стал ждать захода солнца.

А потом мы все это отвезли на школьный двор. Теперь у нас было много лома: только одних тазов я насчитал штук семь.

Миша сказал, что раз мы привезли все это, мы можем отвезти назад печку. Мы погрузили ее на тележку и отвезли к Шпало в прачечную.

Не успели мы выскочить оттуда, как в прачечную пришли мама и отец Шпало.

Мы очень смеялись, потому что отец Шпало сказал:

– Что ты только за человек? Из-за каких-то пустяков шум подняла. Что у тебя тут случилось с этой печкой?

Мама Шпало сказала с удивлением в голосе:

– Честное слово, после обеда ее тут не было! Ну и времена пошли! Собственным глазам верить нельзя!

Потом мы катались на тележке, и каждый был то конем, то кучером. Наконец наши родители позвали нас домой, и Миша сказал Шпало:

– В следующий раз сначала думай. А то знаешь, как бывает? Повадится кувшин по воду ходить, тут ему и голову сложить – смотри не воруй больше, а то в тюрьму угодишь.

Мы решили, что футбольный мяч будет общим.

Еще хорошо, что тележка осталась у нас и на следующий день.

СТУЛ

Когда мы шли с урока труда, Червенка сердился, потому что на спине у него был синяк. Он то и дело снимал пальто, а Шпало должен был поднимать ему рубашку, чтобы мы посмотрели на синяк. Но мы ничего не видели, потому что синяк, наверное, был очень маленький. Червенка хныкал и говорил, что он должен быть большой, ну хотя бы со сливу, и такой же синеватый. Но ничего не было.

– Вы потому ничего не видите, – говорил Червенка, – что уже темно. А тьма тоже синяя.

Он ударил молотком по спине. Не нарочно, а когда хотел забить гвоздь. Он так размахнулся, что попал не по гвоздю, а по собственной спине,

– Вечно с тобой что-нибудь случается, Червенка, – сказал Миша. – Тебе уже сто раз говорили, что молоток нужно держать не в левой руке, а в правой. А ты все левой да левой! Тогда и нечего удивляться.

Шпало сказал:

– Ему все равно – правая или левая рука. У него обе левые.

Червенка сказал:

– Ты молчи! У тебя двойки, а у меня одни пятерки.

Он думает, что все, у кого не одни пятерки, хуже его.

Миша ему сказал:

– Лучше помолчи ты, Червенка! Потому что из-за тебя все мы четверо на уроке труда получили двойки.

Мы вчетвером – Миша Юран, Червенка, Шпало и я – делаем одну вещь. Эта вещь – стул. Самый обыкновенный стул. Но это трудная работа. Когда к нам с Мишей учитель прикрепил еще и Шпало, мы не очень обрадовались, потому что он, по правде говоря, получил уже по математике двойку, и мы боялись за него. А когда к нам послали Червенку, мы, наоборот, обрадовались, потому что он все знает, хотя и не из нашей компании.

Но мы ошиблись.

Шпало – самый ловкий, а Червенка – самый неловкий. Он сломал две пилки, рубанком разорвал одну рубашку (Шпалову), испортил четыре ноги (от стула) и ударил один раз по спине (своей) молотком.

А сегодня мы все четверо получили из-за него за работу двойки. У всех групп стулья уже были готовы. А у нашего стула было только три ножки. Учитель сказал, что он велел нам сделать не треножник, а настоящий стул, и поставил нам двойки.

Он бы поставил нам и единицу, но нога Шпало была такая красивая, что он сжалился над нами. Нога Шпало была самая красивая, Мишина и моя – средние, Червенкова – никакая, потому что он уже испортил четыре ноги. Первая у него получилась очень тонкая, вторая – очень толстая, третья была на десять сантиметров короче, а четвертая – на пять сантиметров длиннее. Червенка спорил, что пять сантиметров это ничего, но Шпало сказал:

– Лучше уж не спорь, а делай! А то ты только портишь материал. Ты бы на один стул перевел весь лес.

Червенка рассердился, стал забивать гвоздь и тут-то и ударил по спине. А когда мы шли домой, еще и жаловался,

– Отстань уж ты со своей спиной! – сказал Миша. – Нам нужно подумать над заданием, а тут выслушивай твои глупые разговоры.

Я сказал:

– Еще из-за тебя погорим.

Но Червенка нам гордо сказал:

– Об этом я не стану думать! Пусть за меня Шпало сделает ногу, а я ему один раз дам списать математику.

Миша рассердился, потому что он занимается со Шпало по математике постоянно. Он сказал:

– Шпало в списывании не нуждается! И без тебя у него по контрольной была четверка. Знаешь что?. Иди-ка ты снова в группу Канториса. Нам такой барин, как ты, не нужен.

Червенка испугался, потому что он боится Канториса, и уже не жаловался, а только сказал:

– Не я барин, а Шпало. Потому что он умеет, а мне не хочет показать.

Шпало спросил у него, есть ли у них дома доски, и Червенка сказал, что есть. Они пошли в сарай Червенков, и Шпало два часа, наверное, учил Червенку, как надо стругать ножку стула.

Потом мы шли домой через наш двор. На небе уже появились звезды. Мы играли в футбол и позвали Шпало и Червенку. Шпало пошел, а Червенка нет, потому что у него болело все тело от работы, Тогда мы его поставили в воротах, но он пропустил все голы, потому что под мышкой он держал готовую ногу, а собственными ногами ловить не умел. Такой уж он неумелый.

Миша сказал:

– Знаешь что, Червенка? У тебя хорошая голова, потому что ты все знаешь. Но если бы тебе пришлось быть Робинзоном на необитаемом острове, ты не сумел бы сделать даже постели и спал бы на голой земле. А дикие козы ходили бы по тебе, и ты не заснул бы. Ты просто умер бы раньше, чем тебя спасли.

Червенка подумал и сказал:

– Я не буду Робинзоном! Я буду доктором.

Миша сказал:

– Как хочешь. А мне, по правде говоря, медицина не нравится. Если бы я не был астронавтом, я бы хотел стать Робинзоном. У меня был бы целый остров, и я бы построил на нем все что хочу. И зверинец для тамошних зверей. Пусть потом удивляются, когда приплывут меня спасать.

Потом Червенка сказал, что и ему хотелось бы быть Робинзоном, но чтобы с ним был и Шпало. Он был бы Пятницей и сделал бы ему постель.

И мы поняли, что Червенка совсем не такой уж дурак, а, наоборот, очень умный.

А синяк он нам больше не показывал.

КОГДА Я БЫЛ МАЛЕНЬКИМ

Бабушку я очень люблю, но молиться не хочу. Я и ковры ей чищу и в молочную хожу, но молиться не хочу уже с третьего класса.

Когда я был маленьким, я верил всему, что говорила бабушка. Я и сейчас ей верю. И пусть никто не думает, что моя бабушка обманывает кого-нибудь.

Но просто тогда я молился, а сейчас нет.

Когда я был маленьким и бабушка укладывала меня спать, мне не всегда хотелось молиться. Бабушка пугала меня и говорила, что если я вечером не помолюсь, то до утра умру и господь на меня рассердится. Она пугала меня потому, что я иногда ленился. Что же ей оставалось делать?

И я боялся, умирать мне не хотелось, потому что в постели лучше. Вот я и молился.

Потом она меня больше не пугала, а я сам молился каждый божий день. Иногда я пропускал середину молитвы, но потом для верности я начинал все сначала.

В третьем классе отец пообещал мне купить лыжные ботинки, но купил самые обыкновенные. Мне стало очень жалко себя, потому что Мише купили настоящие лыжные, – у него были, а у меня нет.

Вечером я лег в постель и нарочно не помолился, потому что я хотел умереть до утра. Долго я не мог заснуть. Всю ночь представлял себе, как наутро я уже буду мертвым и отец не пойдет на работу и мама тоже; как все будут плакать и жалеть, что не купили мне лыжных ботинок. Но уже будет поздно, потому что я уже умру и всему наступит конец.

Так я долго лежал и никак не мог уснуть, я уже успел и всплакнуть сам о себе, но молиться я все-таки не стал. Потом я заснул навеки.

Когда утром я проснулся, я очень удивился, что я не мертвый, а живой. Тут я понял, что с этими молитвами не все в порядке. С того самого дня я не хочу молиться. Теперь я знаю, что молитвы не помогают.

А бабушку я люблю.

ИСКРЫ

Когда мы с Мишей шли к искрам ¹ 1
  Искры – октябрята.


[Закрыть], мы говорили о воспитании, потому что у нас с этим воспитанием одни хлопоты. Мы вожатые у искр, и нам хочется их хорошо воспитать, потому что мы хорошие пионеры, – это нам сказала сама учительница.

– Знаешь что, – сказал Миша, когда в прошлый раз мы шли к искрам. – Мне не нравится, что первоклашки не очень-то слушаются нас и шумят, хотя мы им и говорим, чтобы не шумели. Мне это воспитание что-то не дает покоя.

Мне тоже оно не давало покоя, и я сказал:

– Вся беда в том, что искрам только по шести лет. Будь им хотя бы двенадцать, они если бы даже не слушались, умели бы лучше бегать по крайней мере.

Что правда, то правда. И Миша с этим согласился. Если бы они умели бегать, с ними бы можно было во всякие игры играть.

Но потом он сказал:

– Ничего не поделаешь! Видно, должны мы с ними мучиться, чтобы в отряде не опозориться.

Я ответил:

– Может быть, такие малыши лучше слушаются маму с папой, чем вожатого?

Потом мы долго раздумывали над этим и, наконец, в четверг снова пошли к искрам.

Миша произнес речь:

– Искры! Мы долго тут раздумывали о вас и решили, что школа для вас это все равно, что родной дом, а мы Для вас все равно, что родители. Я вам буду вроде папы, а Миро Фасолинка вроде мамы. Ну, не совсем так, но почти что так. А это значит, что вы должны слушаться нас, потому что мы вас будем воспитывать.

Одна искра подняла руку и спросила Мишу:

– Папочка, ты и сегодня за меня сделаешь уроки?

Миша сначала не знал, что и ответить, но потом сказал, что искры должны сами делать уроки.

Потом мы играли, как дома. Но когда мы шли домой, я начал сомневаться, правда ли, что я для искр мамочка. Потому что они все на улице закричали мне:

– Честь труду, мамочка!

И все люди стали оглядываться, а когда увидели, что я и есть «мамочка», засмеялись. И Миша смеялся. Ему хорошо смеяться! Ведь сам-то он папочка!

Потом мы поссорились с Мишей.

Но так как мы с Мишей друзья, то быстро помирились. Неделю спустя, в четверг, мы сказали искрам, что школа это совсем не дом, а мы вовсе не родители, потому что школа – это школа, а мы вроде учителей:

– Сколько будет шесть плюс шесть? – спросил Миша.

– Десять, – ответила искра.

На большее у нее не хватило пальцев на руке. Нам пришлось с ней согласиться, и мы начали учить искр чистописанию. Но мы. совсем не знали, что они прошли еще только букву «м», и стали их учить писать букву «р».

И досталось же нам на орехи! Потому что учительница первоклашек увидела в их тетрадях букву «р» и очень рассердилась. А когда она нас ругала, искры плакали и ужасно за нас боялись.

Так мы убедились, что искры лучше, чем взрослые, хотя им всего-навсего по шести лет.

Вернувшись домой, мы снова думали обо всем до самого вечера, а потом целую неделю рисовали картинки. Каждой искорке по картинке. Мальчикам – волков, а девочкам – овечек, чтобы они не напугались. Мы и раскрасили их. Овечек – зеленым карандашом, потому что они едят траву, а волков – черным, потому что они едят людей.

В четверг мы раздали искрам рисунки, и они были ужасно рады. Одна искра, которой достался волк (значит, это был мальчик), сказала:

– Я попрошу маму, чтобы она поместила в рамку эту чудесную черную машину.

Я смеялся, потому что волков рисовал Миша.

Но потом смеялся Миша, потому что искры думали, что овцы – это салат.

Мы не стали их разубеждать, потому что картинки им вообще-то понравились.

Потом мы играли и пели, и нам было хорошо и весело.