Текст книги "Тихий сон смерти"

Автор книги: Кит МакКарти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Вы уверены, сэр? Здесь очень неуютно, честное слово.

– Нет! Это невозможно. Я… Я нездоров. Вы можете заразиться. Говорите, что вам нужно, и уходите.

В гостиную из-под двери тянуло сквозняком. Айзенменгер, Елена, Карлос и Бочдалек могли слышать только ответы старика – голос того, кто находился на улице, заглушал шум ветра и дождя. К этому одностороннему разговору особенно внимательно прислушивался Бочдалек, и, хотя он не спускал глаз с пленников, его внимание в основном было обращено к входной двери. Елена и Айзенменгер переглянулись, и она кивком указала на Бочдалека.

«Господи! Она, наверное, шутит!»

Но Елена и не думала шутить, и она подтвердила серьезность своих намерений очередным едва заметным кивком, со всей очевидностью намекая на то, что нужно выбить оружие из рук Бочдалека.

«Она что, самоубийца? Ради всего святого, он же профессиональный киллер! Это же не голливудский блокбастер».

Всем своим видом Айзенменгер отчаянно старался убедить Елену не принимать никаких скоропалительных решений, последствия которых могли оказаться непоправимыми. Но Елена либо неверно понимала доктора, либо не хотела замечать его укоризненное покачивание головой и многозначительные гримасы. Взгляд ее обрел твердость и уверенность.

Айзенменгер, полагая, что с таким же успехом он мог бы противиться движению Земли вокруг Солнца, решил, что должен как-то помочь Елене. Задачу им облегчало то, что они не были связаны.

Понимая, что каждое его действие или слово может иметь плачевные последствия, и чувствуя, что его постепенно охватывает оцепенение, Айзенменгер неожиданно заявил Бочдалеку:

– Теперь ему придется убрать и вас. Сегодня вы услышали слишком много.

Бочдалек повернулся к доктору и, не скрывая издевки в голосе, переспросил:

– Вы так считаете?

– Розенталь уничтожает всех, кто знает о Протее. Он думает, что мы последние. И вы в том числе.

Бочдалек уверенно покачал головой:

– Не-а, меня он не убьет. Мы напарники. Скольких людей мы с ним отправили на тот свет! – Последнюю фразу он произнес с нескрываемой гордостью.

Айзенменгер видел, что Елена уже приготовилась действовать. Бочдалек время от времени поглядывал то на нее, то на Карлоса, но поглядывал так, между прочим. Чтобы отвлечь его внимание, Айзенменгер с презрением спросил:

– Вы убивали тех, кто действительно заслуживал смерти? Или невинных? Детей, например? Калек, слепых, психически больных?

От такого напора Бочдалек опешил, и Айзенменгер испугался, что перегнул палку. В глазах профессионального убийцы он прочитал желание немедленно расправиться с обидчиком, но уже через секунду Бочдалек осклабился и его разобрал хохот.

В этот момент Елена изловчилась и ударила ногой по револьверу. Айзенменгер подался вперед, но Бочдалек разгадал их маневр. Револьвер от удара не отлетел в сторону доктора, как было задумано, – он остался в руке Бочдалека и был все так же направлен в грудь Айзенменгеру. Бочдалек еще сильнее расплылся в улыбке.

– Так-так, – медленно, нараспев произнес он. – Это вы напрасно затеяли…

Он уже собрался продолжать свои разглагольствования, но в этот момент действительно потерял бдительность, и когда Карлос схватил стоявшую рядом с его креслом кочергу и швырнул ее в Бочдалека, то не промахнулся – кочерга угодила противнику в голову. На этот раз револьвер брякнулся на пол, и Елена метнулась к нему. Бочдалек схватился за голову, между его пальцев и по носу заструилась кровь. Издав сдавленный крик, Бочдалек вскочил на ноги, но было уже поздно. Елена крепко держала в руках револьвер, словно он был не обыкновенным оружием, а бластером из двадцать восьмого века.

Карлос выпрямился во весь рост, встал и Айзенменгер. Они молча наблюдали, как Бочдалек отнял руки от лица и, тряхнув головой, понемногу пришел в себя. Они видели, как Елена, завладев револьвером и пытаясь победить дрожь в руках, наставила его на Бочдалека.

Хрупкая женщина, держащая в трясущихся руках револьвер, выглядела весьма комично, и Бочдалек, глядя на нее, не смог сдержать улыбки. Айзенменгер сделал шаг в сторону Елены, рассчитывая, что она отдаст ему револьвер. Он предполагал, и не без оснований, что его умение обращаться с огнестрельным оружием несколько превосходит навыки Елены в этой области.

Но с противоположной стороны к Елене приближался Бочдалек – их отделяло друг от друга не более метра. Айзенменгер надеялся, что она догадается сделать шаг назад, но, похоже, у Елены не было такого намерения.

– Не подходите, – предупредила она.

Бочдалек рассмеялся ей в лицо. Он повернулся к Айзенменгеру:

– Она ведь не посмеет выстрелить в человека, правда?

Айзенменгер полагал, что успел хорошо изучить Елену, но теперь он в этом сомневался. Лицо ее выглядело решительным, но в ее глазах доктор уловил некоторое замешательство.

Бочдалек продолжал буравить взглядом Айзенменгера, но, улучив момент, неожиданно повернулся к Елене и метнулся в ее сторону, будто пытаясь выхватить из ее рук оружие. Он остановился на полпути; Елена подпрыгнула и чуть слышно взвизгнула.

– А я что говорил? – удовлетворенно хмыкнул Бочдалек, снова повернувшись к Айзенменгеру.

– Только попробуйте еще раз, – предупредила Елена.

Изобразив на лице притворный испуг, Бочдалек в очередной раз посмотрел на Айзенменгера. Потом широко улыбнулся и, стремительно развернувшись, потянулся за револьвером. Но Елена оказалась проворнее. Она отвела руку в сторону, и Бочдалек поймал пальцами воздух. В этот момент она, сама того не желая, несколько раз нажала на курок.

Пули одна за другой с невероятным грохотом вылетели из револьверного ствола. Рука Елены дрогнула, но теперь уже это не имело значения – барабан был пуст. Елена, пребывая в шоке, расширенными то ли от ужаса, то ли от удивления глазами смотрела на Бочдалека.

Несколько пуль прошли мимо, прочертив пунктирную линию на деревянном полу за спиной Бочдалека, но четыре попали в цель, и теперь в его паху зияли рваные раны. От удивления он выпучил глаза, потом зашатался, увидел кровь, вытекавшую из его тела, недоуменным взглядом посмотрел на раны и, только осознав, что произошло, почувствовал боль. Боль оказалась нестерпимой, Бочдалек завыл, словно раненый тигр, и уже не мог остановиться.

– Мы получили информацию, что вам может угрожать опасность.

Сквозь узкую щель разглядеть лицо Штейна было трудно, и Маккаллум не мог с уверенностью сказать, осознал ли старик услышанное. Однако слова, произнесенные им в ответ, показались сержанту по меньшей мере странными.

– Опасность? Это же смешно. О чем вы говорите!

– У нас есть основания полагать, что вас разыскивает один из ваших бывших коллег и встреча с ним может оказаться для вас опасной. Некто Карлос Ариас-Стелла.

Штейн медленно, словно в замедленной съемке, прикрыл глаза, но тут же снова открыл их. Несколько секунд он искал слова для ответа, после чего заговорил дрожащим старческим голосом, и что-то в этом голосе показалось Маккаллуму неестественным. Не сами слова, а именно голос, каким они были произнесены, вызвали у сержанта ощущение неестественности происходящего.

– Что за чушь! Ерунда! – даже не сказал, а почти прокричал Штейн. Это была самая настоящая истерика. Сперва Маккаллум решил, что это визит заставил старика так разнервничаться, но похоже, что причина столь странного его поведения была куда серьезнее…

Сержант снова посмотрел на Беверли. Он уже там. Они оба это поняли. Маккаллум повернулся к Штейну, и в этот самый момент Розенталь и старик услышали, как в гостиной что-то тяжело грохнулось на пол. Штейн окончательно растерялся, Розенталь же, наоборот, превратился в живой комок нервов. Он прислушался, не забывая, однако, про револьвер, ствол которого еще сильнее уперся в ребра старика. Из гостиной тем временем донеслись приглушенные голоса.

«Какого черта ты там вытворяешь, Бочдалек?» – подумал Розенталь.

Штейн заговорил опять:

– Вам не о чем беспокоиться. Поверьте мне, Карлос не сделает мне ничего плохого. Даже если…

И в этот момент прозвучали выстрелы.

Уортон расслышала их совершенно отчетливо, так же как и Маккаллум. Они обменялись взглядами, и Беверли начала выпрямляться.

Не оставили эти выстрелы равнодушным и Розенталя. Стоя в прихожей, он лихорадочно пытался сообразить, что могло произойти в комнате и как следует действовать в сложившейся ситуации. Времени на раздумья ушло немного – считаные секунды. Ухватив Штейна под руку, он что было сил потянул старика назад, от двери. Тот, не ожидая такого поворота событий, неловко повернулся на вощеном деревянном полу и упал. В этот момент из комнаты донеслись душераздирающие вопли.

Маккаллум кинулся к щели, сквозь которую еще недавно пытался разглядеть лицо старого профессора.

– Профессор?! Профессор?! Впустите нас! Впустите…

Завершить фразу он не успел. В лицо ему уперся револьвер Розенталя, и в следующую секунду несколько выстрелов превратили голову сержанта в кровавое месиво, а еще через мгновение ветер унес облачко дыма, вившееся над продырявленным черепом.

Елена смотрела на Бочдалека, сжимая в руках револьвер, ствол которого все еще был устремлен на цепочку дыр в полу. В тот момент, когда Елена непроизвольно нажала на спусковой крючок, Айзенменгер бросился к ней, чтобы выхватить револьвер из ее рук, но уже через мгновение раздались выстрелы в прихожей. Доктор остановился, понимая, что дело принимает непредвиденный оборот. Бочдалек, прижав руки к паху, катался по залитому кровью полу и по-звериному выл. Все происходило, как в замедленном кино: Айзенменгеру казалось, что все вокруг него застыли, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

Из оцепенения доктора вывел Карлос. Он шагнул к Елене и отобрал у нее револьвер. При этом Карлос дышал часто и прерывисто, явно находясь на грани паники.

– Нам нужно выбраться отсюда прежде, чем он вернется. – Карлос глянул на Айзенменгера и, увидев, что тот медлит, крикнул: – Ну, скорее же!

Доктор с трудом осознавал происходившее вокруг. Бочдалек на глазах истекал кровью, и спасти его ни при каких обстоятельствах не представлялось возможным. Елена отрешенно глядела на него, пребывая, по-видимому, в глубоком шоке. Айзенменгер мягко, но решительно взял ее за руку:

– Идем…

Но не успели они сделать и шага, как в дверном проеме показался Розенталь.

Беверли вскрикнула от ужаса и неожиданности, когда к ее ногам повалилось тело сержанта Маккаллума, увенчанное страшной короной из кровавых ошметков того, что еще секунду назад было головой. Чтобы не закричать, Беверли пришлось закрыть себе рот рукой. Увиденное не укладывалось у нее в голове. Тем не менее профессиональная выучка инспектора полиции оказалась сильнее паники. Уортон быстро взяла себя в руки и начала действовать, как подобает профессионалу. Проверять, жив ли Маккаллум, было уже излишним.

«Не может быть, чтобы это был Карлос. Он что, решил мстить? Тогда откуда у него оружие? Если это не он, то кто? И где Айзенменгер и Флеминг?»

Входная дверь все еще была закрыта на цепочку, и Беверли надеялась, что о ее присутствии стрелявшему ничего не известно. Что ж, есть хоть какое-то преимущество, которое можно использовать. Чтобы остаться незамеченной как можно дольше, необходимо поискать другую дверь. Пригнувшись, чтобы ее не было видно из окон, Уортон направилась вдоль дома в сторону гостиной. Почти сгустившаяся темнота оказалась весьма кстати. Тем не менее продвигаться быстро у Беверли не получалось – ее руки и ноги окоченели, к тому же она вымокла до нитки.

Старик лежал на полу и стонал. Для Розенталя профессор уже не представлял интереса; он бесцеремонно переступил через распростертое тело и был несказанно удивлен, когда Штейн вцепился ему в щиколотку. Хватка у старика оказалась поразительно сильной. Розенталь покачнулся, едва не потерял равновесие, но все равно сумел ударить профессора свободной ногой в правое бедро. Старик, дико вскрикнув, моментально разжал пальцы. Розенталь, не обращая на него внимания, в два прыжка добрался до двери гостиной, притаился за ней и весь обратился в слух. Изнутри доносились стоны и шепот. Дверь была притворена, но не закрыта. Подняв руку с револьвером на уровень груди, Розенталь встал справа от входа, наполовину скрытый стеной, затем, помедлив, резким ударом ноги распахнул дверь.

Розенталь посмотрел на Бочдалека, потом на троих пленников, отступивших вглубь комнаты. Его взгляд скользнул по лицу Елены, доктора и задержался на Карлосе, сжимавшем в руках оружие. Розенталь поднял пистолет и всадил в него две пули – в живот и грудь.

Звук падения чьего-то тела Беверли услышала в тот момент, когда, подняв голову над подоконником, уже намеревалась заглянуть в комнату. Пришлось снова пригнуться и ждать.

Черт побери, что там происходит? Беверли казалось, что вокруг нее разворачивается какой-то сюрреалистический кошмар. Как бы она ни боялась, ей необходимо было узнать, что творится в доме. Она осторожно заглянула в окно. Первое, что она увидела, это два тела, распростертые на полу в лужах крови. Затем ее взору предстали Елена и Айзенменгер, стоявшие напротив какого-то незнакомого ей человека, который держал их под прицелом. Это определенно был не Карлос – для Ариаса-Стеллы он выглядел старовато.

Внезапно ее озарило: Розенталь…

Ничем не выдав своего присутствия, Беверли пригнула голову и двинулась дальше вдоль фасада дома в надежде как-то проникнуть внутрь. Как действовать дальше, она пока не представляла.

Розенталь заставил своих пленников затащить тело убитого полицейского в дом, все это время держа Елену и Айзенменгера под прицелом. Елена чувствовала, что вот-вот ее стошнит или она потеряет сознание. Уложив полицейского в гостиной рядом с двумя другими телами, они вернулись за Штейном. Старик, судя по всему, испытывал страшную боль, он был не в силах ни стоять, ни сидеть, поэтому его тоже пришлось уложить на пол, подсунув ему под голову диванную подушку. При малейшем движении Штейн принимался жалобно скулить.

– По-моему, у него сломано бедро, – заметил Айзенменгер.

Штейна трясло. С каждым вздохом жизнь уходила из него. Айзенменгер обратился к Розенталю:

– Ему требуется обезболивающее.

Тот передернул плечами:

– Все равно он не жилец. Да и вы двое тоже.

Елена, видимо, уже несколько оправилась от шока. Она проговорила:

– Вы не человек. Вам нет дела до чужих жизней.

– Дорогая моя, чужими жизнями я обеспечиваю свою. Такова особенность профессии киллера, – ответил Розенталь и указал револьвером на стулья, приказывая им сесть.

– Зачем вам понадобилось убивать Карлоса?

Розенталь вздохнул, как будто не видя смысла и не испытывая особого желания вдаваться в тонкости своего ремесла.

– У Карлоса было оружие, он уже убил моего напарника, так что мне ничего не оставалось, как прикончить этого парня. И вообще, Протей и без меня сделал Карлоса живым мертвецом.

Елена саркастически рассмеялась:

– Вы ошиблись. Вашего дружка убила я. Я убила вашего драгоценного напарника.

С мгновение. Розенталь выглядел удивленным. Затем он улыбнулся.

– Что ж, вы молодец, – произнес он самым что ни на есть серьезным тоном. – Поздравляю с вступлением в наш элитарный клуб.

Штейн терял сознание, однако Розенталя это нисколько не беспокоило. Он взглянул на темневшее небо, затем, произнеся: «Мне пора», подошел к своему рюкзаку, вытащил из него моток веревки и кинул его Айзенменгеру.

– Свяжите нашу восхитительную Елену. Да покрепче. Руки за спинку стула, ноги к ножкам. Как следует, – наставлял он доктора.

Разматывая веревку, Айзенменгер поинтересовался:

– Что вы теперь собираетесь делать?

Розенталь задумался:

– Уж и не знаю, как теперь с вами поступить. Изначально задумывалось, что вы погибнете в результате взрыва. Не вижу смысла менять этот план.

– А не будет ли все это выглядеть странным? Несколько тел, среди них полицейский? Власти наверняка заинтересуются этим происшествием – дом-то частный.

Розенталь снисходительно улыбнулся:

– Сразу видно, что я разговариваю с патологоанатомом. В логике вам не откажешь. Все это будет выглядеть не просто странным, а оченьстранным, но меня это совершенно не беспокоит. Хотя это противоречит моему правилу доводить все до совершенства, придется смириться с некоторым элементом неестественности. Главное – обставить вашу смерть так, чтобы никому не пришло в голову связать ее с «ПЭФ». Тайна вашей гибели навсегда останется тайной.

У Айзенменгера иссяк запас аргументов, тем не менее он произнес:

– Но мое присутствие в доме Штейна, равно как и присутствие здесь Елены и Карлоса, докажет эту связь.

Доктор уже связал ноги Елены и теперь принялся обхватывать веревкой ее запястья. Розенталь не спускал с пленников глаз:

– Только в том случае, если ваши останки опознают. Но это вряд ли.

Наконец Айзенменгер исполнил приказ и вернулся на прежнее место. Розенталь схватил его сзади за правое запястье, и в считаные секунды руки, а затем и ноги доктора оказались крепко привязаны к стулу. Покончив с этим, Розенталь встал, подошел к Елене и проверил надежность веревок. Убедившись, что пленникам не вырваться, он достал из рюкзака темно-серый диск, приблизительно тридцати сантиметров в диаметре и шести высотой. Продемонстрировав его Елене и Айзенменгеру, он сообщил:

– Вот от этой штуки вы и погибнете. Она взрывается, производя температуру приблизительно в пять тысяч градусов и одновременно разбрасывая горящий фосфор на двадцать метров вокруг. Это переделанная противотанковая мина, дополненная устройством, которое реагирует на движение. Один поворот головы – и вы взлетите на воздух.

– Приобрели по случаю в лавке за углом? – спросила Елена.

Розенталь оценил ее чувство юмора, но на шутку не ответил.

– То, что от вас останется, не смог бы идентифицировать даже такой крупный специалист, как доктор Айзенменгер, – завершил свой монолог Розенталь и взглянул на часы. – Через четверть часа мы с вами простимся.

Тем временем Беверли Уортон уже находилась в прихожей, внимательно слушая все, что происходит в комнате. Ей удалось незаметно прокрасться вдоль задней стены дома, осторожно пробуя на прочность каждое окно, и таким образом добраться до взломанной Бочдалеком и Розенталем двери черного хода. Проникнув внутрь, Беверли оказалась сперва в кухне, потом в буфетной, где обнаружила двуствольное охотничье ружье и коробку патронов к нему. Оружие было не ахти какое, но все же лучше, чем ничего. Если бы Беверли Уортон верила в Бога, ей следовало бы сейчас вознести ему благодарственную молитву. Стараясь вести себя как можно тише, она осмотрела ружье. Его давно не чистили, но оно находилось в исправном состоянии. Она зарядила в него два патрона. Щелчок затвора, к счастью, оказался негромким.

Пока ей сопутствовала удача. Беверли рассовала по карманам остальные патроны, после чего на цыпочках двинулась дальше, попутно вспоминая давно забытые за ненадобностью уроки стендовой стрельбы.

Миновав узкий коридор, Беверли остановилась перед дверью в гостиную и вся обратилась в слух, размышляя, что ей теперь предпринять.

Вот если бы представлять себе пространство комнаты да еще знать, в какой ее части в данный момент находятся Розенталь, Елена и Айзенменгер… Удача и на этот раз оказалась на ее стороне: после того как Розенталь открыл ударом ноги дверь, она осталась полуоткрытой, к тому же свет шел из комнаты в коридор, а не наоборот. Последнее обстоятельство позволило Беверли подобраться незамеченной к самой двери и аккуратно заглянуть в комнату, уповая на то, что Розенталь не повернется в ее сторону. Набрав в легкие побольше воздуху и молясь вновь обретенному Богу, она осторожно двинулась вперед.

Ее молитва достигла цели. Розенталь не смотрел в сторону двери – он стоял, не сводя глаз с пленников. Доктора Беверли не видела, но Елену рассмотреть ей удалось – та сидела на стуле, связанная, справа от Розенталя. Штейн лежал на полу, очевидно потеряв сознание. Правее, на полу перед самой дверью, Беверли разглядела еще одно тело, лежавшее в луже крови.

Она не рискнула ворваться в комнату, да еще с громоздким ружьем в руках, поскольку Розенталь находился совсем рядом с Еленой и Айзенменгером и, реши он прикончить пленников, у него была такая возможность. Поэтому она решила пока ничем не выдавать своего присутствия. Уортон увидела, как Розенталь продемонстрировал Елене и Айзенменгеру небольшой предмет, положив его на пол перед камином. Очевидно, этот темно-серый цилиндр и был взрывным устройством, о котором он говорил.

Елена даже на грани смерти не теряла присутствия духа. Она язвительно поинтересовалась:

– Эта штука – еще один гуманитарный продукт «ПЭФ»? Еще один подарок человечеству?

Розенталь присел на корточки, наклонившись над бомбой, и начал производить какие-то манипуляции – какие именно, Беверли не разглядела. Когда он вновь заговорил, голос у него был веселый. Обращаясь к Елене, он не скрывал своего восхищения ее бесстрашием:

– Знаете, Елена, вы и в самом деле удивительная женщина! – Сделав паузу, он обратился к Айзенменгеру: – И кстати, недурна в постели. Это на тот случай, если вы не в курсе.

Последние слова он произнес словно бы между прочим, как будто обсуждал с приятелем в пабе вчерашний футбольный матч. Айзенменгер посмотрел на Розенталя, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Уверен, ей приятно услышать о себе столь лестный отзыв профессионала, – произнес он.

Елена же коротко бросила:

– Подонок.

Розенталь встал и, в очередной раз взглянув на часы, произнес:

– Как ни жаль, но нам пора прощаться, – после чего повернулся лицом к двери. В этот самый миг Айзенменгер встретился глазами с Беверли. Он окликнул Розенталя, но было уже поздно: тот тоже ее заметил.

Беверли видела, как он поворачивается, даже невольно отпрянула, но их взгляды на миг встретились. Она видела, как поднимается револьвер, как его ствол направляется прямо на нее. Легкое, едва уловимое движение пальца – и пули принялись кромсать дерево и штукатурку.

Беверли, как можно плотнее прижимаясь к полу, ползла в темноту коридора. Она уже готова была сама нажать на курок, но оглушительный грохот выстрелов и дождь из деревянных щепок и осколков штукатурки лишили ее способности действовать.

Потом все смолкло. Наступила гробовая тишина.

Елена слышала крик Айзенменгера, но не поняла его скрытого смысла. Когда же Розенталь поднял револьвер и принялся палить в пустоту, она очень удивилась столь странным действиям профессионального убийцы. Уж не тронулся ли этот человек умом и не собрался ли перед своим уходом немного развлечься, изрешетив пулями стену дома, которому и без того с минуты на минуту предстояло взлететь на воздух? Она могла только гадать, глядя в напрягшуюся спину Розенталя.

Выстрелы прекратились, и Розенталь полез в карман за патронами.

«Либо ему нужно перезарядить пистолет, либо это уловка, и он хочет выманить меня.

Если это уловка, то я погибла.

Если это не уловка и я слишком долго тяну время, мне все равно конец».

Она поднялась, держа ружье на уровне бедра, глубоко вздохнула и ринулась в комнату.

Розенталь крутанул барабан и уже поднял револьвер, когда перед ним, словно из пустоты, возникла Беверли. Выбора у нее не оставалось – нужно было стрелять. То ли из-за боязни промахнуться, то ли случайно она нажала на оба курка сразу.

Выстрел сотряс стены комнаты. В мгновение ока грудь Розенталя превратилась в кровавый вулкан, из которого во все стороны полетели куски плоти и обрывки одежды. Лицо его моментально побагровело. Дым медленно рассеялся, эхо выстрелов затихло, установилась звенящая тишина. Какое-то время Розенталь еще продолжал стоять на ногах, затем его тело покачнулось и с глухим стуком рухнуло на пол.

С мгновение после выстрела Беверли продолжала стоять не разгибаясь. Потом, придя в себя, она медленно выпрямилась и отступила назад, за дверь. Правое бедро, задетое прикладом, ныло. Не обращая внимания на боль, Уортон вытащила из кармана два новых патрона и перезарядила ружье. Взяв оружие наизготовку, она осторожно двинулась в комнату.

Несмотря на очевидную смерть, Беверли снова направила на Розенталя ружье. Только перевернув тело ногой и вытащив из-под него револьвер, она взглянула на Елену и Айзенменгера.

– Вот черт!

Беверли отбросила ставшее ненужным ружье и метнулась к Айзенменгеру, задетому дробью и сидевшему с окровавленным лицом, без признаков жизни. Она подняла голову доктора, нащупала его пульс.

– Он жив, – произнесла она.

Затем она принялась развязывать Елену.

– Как я понимаю, их было двое.

– Да. Но они кого-то ждали.

Беверли кивком указала на бомбу:

– Если я правильно поняла, он сказал, что эта штука реагирует на движение?

– Да.

Беверли взглянула на часы. По ее представлениям, у них в запасе было минут десять-пятнадцать, не больше. Она развязала Елену, и та принялась разминать затекшие руки.

– Вы можете идти? – спросила Беверли.

Елена кивнула.

– Отлично. Сначала выносим Джона, потом Штейна. Если успеем, вернемся за телами. Начнем с Маккаллума. Не хватит времени для двух других – поделом, пусть остаются здесь.

Слова Беверли прозвучали как приказ, но Елену это не смутило – она предоставила Уортон руководить ситуацией. Чтобы отвязать Айзенменгера, им пришлось потрудиться – Розенталь хорошо знал свое дело. Доктор пребывал в полубессознательном состоянии, так что на его помощь рассчитывать не приходилось. Беверли внимательно следила за безобидным с виду металлическим цилиндром, который лежал на полу.

Им пришлось тащить Айзенменгера волоком, и пока они добрались до двери, женщины успели обессилеть. Елена открыла ногой наружную дверь, и они оказались в полной темноте. Порывы ветра забрасывали их пригоршнями дождя, серебристые капли, попадая в полосу света, пробивавшегося наружу, походили на мелькание маленьких рыбок. Елена и Беверли протащили Айзенменгера вниз по тропе и уложили на траву метрах в пятидесяти от дома.

Рассмотреть, сколько у них еще времени, было трудно, поэтому женщины, не сговариваясь, со всех ног кинулись обратно в дом.

На то, чтобы управиться со Штейном, понадобилось меньше усилий – старик был значительно легче доктора; однако, несмотря на то что он был без сознания, профессор то и дело дергался от боли в сломанной ноге.

Елена чувствовала, что полностью выбилась из сил, однако поспешила за Беверли, когда та, уложив Штейна рядом с Айзенменгером, вновь ринулась к дому. Она хрипло дышала, ее замерзшие, промокшие и дрожавшие от напряжения ноги двигались с трудом, удары сердца эхом отдавались в голове. Она посмотрела на Беверли – ее силы, по-видимому, тоже были на пределе.

Взгляды обеих наткнулись на развороченную голову Маккаллума.

– Хватаем его за ноги и тащим на улицу, – приказала Уортон.

Они ухватили тело за ноги и потянули по мокрой траве, стараясь не смотреть на оставляемые им полосы крови. Выбравшись из заминированного дома, они почувствовали, что ветер дует им в спину, и дело пошло быстрее.

Тело сержанта они оставили неподалеку от Айзенменгера и Штейна. Они едва держались на ногах, и Беверли с трудом проговорила:

– Про остальных забудем.

Тут она согнулась пополам, и ее вытошнило. А промозглый дождь продолжал лить как из ведра…

Елена, окончательно потеряв силы, повалилась на колени в траву. Весь мир в ее сознании раскачивался, словно гигантское здание, готовое вот-вот рухнуть. Она никогда не думала, что каждый вдох может вызывать такую боль в горле и легких. Тошнота не проходила, словно у нее внутри засели и теперь просились наружу все когда-либо съеденные рождественские ужины.

Ветер усиливался, дождь хлестал все сильнее. Если их и не заденет взрывом, необходимо срочно найти какое-либо пристанище, иначе им всем грозит смерть от переохлаждения.

Стараясь не думать о холоде и усталости, Елена поднялась на ноги и принялась искать Беверли.

Айзенменгер ощутил тепло, открыл глаза, и в них ударил ослепительный солнечный свет.

Никакой боли, никакого страха, только покой. Он чувствовал себя так, словно вернулся в прошлое, в те беззаботные дни и прекрасные сказочные края, где все всегда заканчивается хорошо, где не нужно думать о последствиях, потому что там нет ни бед, ни печалей, ни горя. Айзенменгер пребывал в полусне, он лежал и слушал собственное дыхание.

Он повернул голову и увидел справа от себя Тамсин. Без каких-либо следов ожогов на теле, Тамсин улыбалась небу милым детским личиком.

Повернув голову в другую сторону, он увидел Мари. Она лежала с закрытыми глазами, ее лицо, не тронутое огнем, было спокойным.

Никогда прежде Тамсин и Мари не приходили к нему вместе. Интересно, что бы это значило?

Счастье? Может, именно это чувство переполняет его? Гармония?

Может быть, это означает, что мучившие его демоны наконец обернутся ангелами, а ночные кошмары – сказочными волшебными снами?

Он вновь повернулся к Тамсин, но, прежде чем увидел ее, почувствовал знакомый запах. Этот запах горящего масла ворвался в его сознание, словно гость из другого мира, а вместе с ним Айзенменгер услышал, как лопается сгоревшая кожа, увидел кроваво-красную линию, словно прочерченную кистью дьявольского художника между обуглившимися останками и еще живой плотью. И глаза. Глаза Тамсин. Глаза, в которых застыла боль.

Он знал, что увидит с другой стороны, но все равно повернулся к Мари. Ее лицо и тело жадно лизали языки пламени, огонь обволакивал ее, словно любовник, целуя застывший в беззвучном крике рот, насилуя своей бестелесной плотью ее корчившееся в муках тело.

Айзенменгер поднял глаза к небу. Значит, еще не все прошло, еще не все страдания кончились.

Внезапно небо подернулось черной пеленой, с него хлынул ледяной дождь, и доктор почувствовал, что коченеет. Лицо и грудь его горели то ли от холода, то ли от ран. События последних часов мгновенно всплыли в его памяти. Он вернулся в реальный мир и знал, что ему еще рано успокаиваться.

Сперва необходимо покончить с Протеем.

Сквозь пелену дождя Беверли увидела на фоне дома бредущую к ней фигуру и скорее угадала, чем узнала в ней Елену. Собрав последние силы, Беверли начала медленно подниматься на ноги.

Елена смутно различала разбросанные на траве тела, живые и мертвые. Одно из них шевельнулось, и Елена узнала Беверли. Она скользнула по ней взглядом, но тут же перевела его на Айзенменгера, который как раз начал подавать признаки жизни.

– Джон? Ты что делаешь?

Доктор что-то бормотал в ответ, но что именно, она не могла разобрать. Он встал на колени и теперь пытался подняться на ноги.

– Что ты говоришь? – Елена осторожно пыталась заставить его лечь, но он сопротивлялся.

К ним подошла Беверли:

– Как он?

Елена наклонилась к нему, пытаясь понять, о чем он говорит.

– Протей.