Текст книги "Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны"
Автор книги: Кит Лоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Кит Лоу
Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны
Введение
Представьте себе мир без общественных институтов. Это мир, где границы между странами как бы исчезли и остался один бесконечный ландшафт, по которому бродят люди в поисках уже несуществующих сообществ себе подобных. Никаких правительств в государственном масштабе и даже на местах. Нет школ и университетов, библиотек и архивов, отсутствует доступ к любой информации. Исчезли кинотеатры, театры и, естественно, никакого телевидения. Радио работает время от времени, но сигнал далекий, да и вещание почти всегда на иностранном языке. Много недель никто не видел ни одной газеты. Не функционируют железные и автодороги, телефон, телеграф, почтовые отделения. Словом, никаких средств связи, исключение составляет информация, передающаяся из уст в уста.
Упразднены банки, в которых, собственно, нет никакого смысла, поскольку деньги потеряли свою ценность. Нет магазинов, ибо нечего продавать. Существовавшие ранее огромные предприятия уничтожены или демонтированы, как и большинство других зданий. Из орудий труда только то, что можно откопать среди обломков камня. Нет продовольствия.
Закон и порядок практически не существуют, потому что нет полиции и судов. В некоторых районах, похоже, стерлись границы понимания того, что хорошо и что плохо. Люди берут себе все, что хотят, не обращая внимания на то, кому это принадлежит, кроме того, само понятие «собственность» почти совсем не работает. Все принадлежит только тем, кто достаточно силен, чтобы удержать это «все» у себя, и тем, кто в состоянии это охранять ценой жизни. Мужчины с оружием в руках бродят по улицам и забирают все, что захотят, угрожая каждому, кто встает у них на пути. Женщины всех сословий и возрастов продают себя за еду и защиту. Ни стыда. Ни морали. Только выживание.
Современным поколениям трудно представить себе, что такой мир может существовать за пределами фантазий голливудских сценаристов. Однако еще живы сотни тысяч людей, которые пережили подобное, и не где-то в далеких уголках земного шара, а в самом сердце десятилетиями считавшихся самыми стабильными и развитыми регионов на Земле. В 1944 и 1945 гг. большая часть Европы в течение месяцев одновременно погрузилась в состояние хаоса. Вторая мировая война, без сомнения самая разрушительная война в истории, разорила не только материальную инфраструктуру, но и общественные институты, которые удерживали страны вместе. Политическая система была разрушена до такой степени, что американские наблюдатели предупреждали о возможности всеевропейской гражданской войны. Умышленное разделение общества посеяло необратимое недоверие между соседями, а всеобщий голод сделал человеческую мораль неуместной. «Европа, – утверждала газета «Нью-Йорк тайме» в марте 1945 г., – находится в таком состоянии, которое не в силах понять ни один американец». Это был «Новый темный континент».
То, что Европа сумела вытащить себя из этой трясины и стать процветающим, толерантным континентом, кажется чудом. Оценивая героические подвиги восстановления из руин – реконструкцию дорог, железнодорожных путей, заводов и целых городов, можно поддаться искушению, увидеть в этом только прогресс. Политическое возрождение Запада также впечатляет, особенно реабилитация Германии, которая всего за несколько лет превратилась из государства-парии в ответственного члена семьи европейских государств. В послевоенные годы родилось также и новое желание международного сотрудничества, которое должно было принести процветание и мир. Десятилетия, прошедшие после 1945 г., были названы единственным самым длинным периодом международного мира в Европе со времен Римской империи.
Ничего удивительного в том, что авторы, исследующие послевоенную эпоху, – историки, государственные деятели и экономисты – зачастую склонны отождествлять Европу, восставшую из пепла пожарищ, с птицей фениксом. Согласно этой точке зрения, окончание войны стало не только концом репрессий и насилия, но и духовным, нравственным и экономическим возрождением целого континента. Немцы называют месяцы после войны Stunde nul («нулевой час»), имея в виду то, что это было время, когда с грифельной доски истории было все стерто, и ей была дана возможность начаться заново.
Но не нужно большого воображения, чтобы понять, насколько наивен подобный взгляд на послевоенную историю. Во-первых, Вторая мировая война не прекратилась с поражением Гитлера. Для разрешения конфликта такого масштаба, вместе со всеми мелкими гражданскими разногласиями, в него входящими, потребовались месяцы, если не годы. В разных частях Европы он завершился в разное время. Например, на Сицилии и на юге Италии война закончилась осенью 1943 г. Во Франции для большинства гражданского населения – годом позже, осенью 1944 г. В регионах Восточной Европы, напротив, насилие продолжалось еще долго после Дня Победы. Войска Тито сражались с немецкими частями в Югославии по крайней мере до 15 мая 1945 г. Гражданские войны, спровоцированные участием нацистов, продолжали бушевать в Греции, Югославии и Польше еще несколько лет после окончания главной войны. А на Украине и в Прибалтийских государствах партизаны-националисты продолжали сражаться с советскими войсками до 1950-х гг.
Некоторые поляки утверждают, что Вторая мировая война на самом деле закончилась совсем недавно, объясняя это тем, что конфликт официально начался с вторжения в их страну и нацистов, и Советов и продолжался до тех пор, пока последний советский танк не покинул страну в 1989 г. Того же мнения придерживаются и многие в Прибалтике. В 2005 г. президенты Эстонии и Литвы отказались приехать в Москву на празднование 60-й годовщины Победы на том основании, что, по крайней мере, для их стран освобождение наступило лишь в начале 1990-х гг. Если вспомнить о холодной войне, по сути своей состоянии постоянного конфликта между Восточной и Западной Европой, и нескольких национальных восстаниях против господства Советов, тогда утверждение о том, что послевоенные годы явились эрой нерушимого мира, кажется безнадежным преувеличением.
В равной степени сомнительна идея «нулевого часа». Безусловно, ничто не было стерто из памяти, независимо от того, как сильно немецкие государственные деятели желали этого. После войны волны мщения и возмездия прокатились по всей Европе. Государства лишились территорий и имущества, правительства и общественные институты подверглись процедуре зачистки, а целые народы – террору из-за того, что, по мнению людей, они сделали во время войны. Самая жестокая месть постигла отдельных граждан. Штатские лица из Германии по всей Европе подвергались избиениям, арестам, их использовали как рабскую силу или попросту убивали. Солдат и полицейских, сотрудничавших с нацистами, арестовывали и пытали. Женщин, которые спали с немецкими солдатами, раздевали, мазали дегтем и, обрив им головы, водили по улицам. Миллионы немецких, венгерских и австрийских женщин были изнасилованы. Не стерев ничего с грифельной доски истории, последствия войны только усилили неприязнь между народами и государствами, не угасшую и по сей день.
Победа в войне также не ознаменовала начало новой эры гармонии между народами Европы. Более того, этнические конфликты даже усугубились. Евреев, как и во время войны, продолжали преследовать. Национальные меньшинства повсюду вновь превратились в политические мишени, а в некоторых регионах это привело к зверствам таким же отвратительным, как и преступления, совершенные нацистами. Одновременно после войны логическое завершение получила нацистская теория распределения по категориям и изоляция различных народов. В период 1945–1947 гг. 10 миллионов мужчин, женщин и детей были изгнаны из своих стран в ходе жесточайших этнических чисток, которые когда-либо видел мир. Эту тему редко обсуждают сторонники концепции «европейского чуда» и еще реже понимают: даже те, кому известно об изгнании немцев, мало знают о подобных депортациях среди представителей других национальных меньшинств по всей Восточной Европе. Культурное разнообразие, когда-то бывшее неотъемлемой частью европейского пространства до и даже во время войны, получило смертельный удар после ее окончания.
Тот факт, что восстановление Европы началось, когда она переживала все эти события, делает его еще более поразительным. Однако, подобно тому, как долго шла разрушительная война, так и на восстановление разрушенного потребовалось много времени. Людей, которые обитали в руинах европейских городов, больше заботили мелочи ежедневного выживания, нежели возрождение компоновочных блоков общества. Они терпели лишения и голод, с горечью думая о годах страданий, которые им пришлось пережить, – прежде чем их можно было побудить к строительству новой жизни, требовалось время, чтобы они могли излить свой гнев, подумать и погоревать.
Новым режимам, которые приходили к власти в Европе, также требовалось время для упрочения. Их первостепенная задача заключалась не в уборке обломков, восстановлении железных дорог или предприятий, а в назначении своих представителей и советов в каждой административно-территориальной единице своей страны. Затем этим советам необходимо было завоевать доверие людей, большинство которых за шесть лет организованных зверств научилось относиться ко всем общественным институтам с величайшей осторожностью. В таких обстоятельствах установление какого-либо закона и порядка, не говоря уж о восстановлении физическом, было почти несбыточной мечтой. Только внешние организации – армии союзников, ООН, Красный Крест – обладали властью или людскими ресурсами, чтобы предпринимать такие героические попытки. В отсутствие подобных организаций воцарился бы хаос.
Таким образом, история Европы в ближайший послевоенный период – это не повествование о восстановлении и реабилитации, а по большей части рассказ о скатывании в анархию, чему, собственно, никогда не уделялось должного внимания. Десятки великолепных книг посвящены событиям в отдельных странах – особенно в Германии, правда в ущерб более масштабной картине: одни и те же темы возникают снова и снова по всему континенту. Написаны одна-две истории, вроде книги Тони Юдта «После войны», которые предлагают более широкий взгляд на Европу как единое целое, представляя больший временной масштаб, вынужденные, в связи с этим, подводить итог послевоенных лет в лишь нескольких главах. Насколько мне известно, ни на одном языке нет книги, которая описывала бы весь континент целиком – восток и запад – во всех подробностях в течение этого переломного и неспокойного времени.
Данная книга отчасти является попыткой исправить ситуацию. Я не стремлюсь (как во многих других книгах) объяснить, каким образом Европа в конечном итоге поднялась из пепла и постаралась возродиться физически, экономически и морально. Она не сосредоточена на Нюрнбергском процессе или плане Маршалла (программа восстановления Европы после Второй мировой войны. – Пер.) или любой другой попытке исцелить раны, нанесенные войной. Вместо этого в ней описывается период, предшествующий появлению предпосылок к попыткам восстановления, когда в большей части Европы все было еще весьма неустойчиво и при малейшей провокации вновь могло вспыхнуть насилие. В каком-то смысле это попытка совершить невозможное – описать хаос. Ее можно осуществить, выхватывая из этого хаоса различные элементы и предполагая способы их соединения общими темами.
Я начну с демонстрации того, что именно было уничтожено во время войны как физически, так и морально. Только полностью оценив утраченное, мы можем понять события, которые последовали за этим. Вторая часть посвящена волне мщения, которая пронеслась по континенту, и способам, с помощью которых это явление было использовано для извлечения политической выгоды. Месть – постоянная тема этой книги, понять ее логику и цели необходимо, если мы хотим понять атмосферу послевоенной Европы. В третьей и четвертой частях описаны последствия того, что происходит, когда месть и другие формы насилия выходят из-под контроля. Этнические чистки, политическое насилие и гражданская война, ставшие последствиями этого, явились одними из самых значительных событий в европейской истории. Я докажу, что именно они стали последними спазмами Второй мировой войны и во многих случаях относительно плавным переходом к началу холодной войны. Таким образом, эта книга охватывает приблизительно 1944–1949 гг.
Одна из целей этой книги – стремление отойти от узкого западного взгляда с его тенденцией главенствовать в большинстве книг, посвященных этому периоду. На протяжении десятилетий книги о последствиях войны фокусировались на событиях в Западной Европе во многом потому, что информацию о ее восточной части было не так-то легко получить даже в самой Восточной Европе. После распада Советского Союза и отделения от него бывших союзных республик эти данные стали более доступны, но они тем не менее неясны и обычно появляются только в научных книгах и журналах и зачастую лишь на языке автора. Иначе говоря, если большая часть первопроходческой работы в этом направлении была проделана польскими, чешскими или венгерскими писателями, ее результаты доступны только на польском, чешском или венгерском языках. Они также остаются в основном в руках ученых, что заставляет меня обратиться к другой цели этой книги – донести данный период жизни до широкого читателя.
Моя последняя и, наверное, самая важная цель – расчистить путь в лабиринте распространенных мифов о последствиях войны. Многие случаи «массовых убийств», которые я расследовал, при ближайшем рассмотрении оказались гораздо менее драматичными, чем их обычно изображают. Точно так же некоторые совершенно поразительные зверства замалчиваются или просто теряются в потоке других исторических событий. Если невозможно раскопать правду, стоящую за этими событиями, по крайней мере, есть возможность избавиться от некоторых ложных утверждений.
Особой проблемой для меня стал избыток неточной и неподтвержденной статистики, которую обычно приводят при обсуждении этого периода. Статистические данные на самом деле имеют значение, потому что их часто используют с политическими целями. Некоторые государства запросто преувеличивают преступления своих соседей, с целью отвлечь внимание от своих собственных либо способствовать осуществлению своих национальных целей. Политические партии всех цветов любят преувеличивать преступления своих соперников и умалять злодеяния своих союзников. Историки тоже иногда преувеличивают, для придания большего драматизма выбирая самую сенсационную цифру из всех имеющихся в их распоряжении. Но свидетельства, относящиеся к этому периоду, и так достаточно нереальные и не нуждаются в преувеличении. По этой причине я попытался везде, где можно, основывать все мои статистические выкладки на официальных источниках или надежных научных исследованиях, если отсутствуют или вызывают подозрение официальные источники. Во всех случаях, когда статистические данные спорные, я привожу в основном тексте те, которые считаю самыми надежными, альтернативные же упоминаю в сносках.
После всего сказанного было бы неразумно полагать, что мои попытки быть точным непревзойденны. Эта книга также не является «окончательной» или «полной» историей непосредственно послевоенного периода в Европе – слишком уж обширна тема. Это всего лишь попытка пролить свет на все поразительные и иногда ужасающие события для тех людей, которые, возможно, иначе никогда не узнали бы о них.
Надеюсь, эта книга положит начало дискуссии о том, как эти события повлияли на континент на самых тяжелых этапах его возрождения, и – ввиду того, что существует огромная область для дальнейших исследований, – возможно, послужит стимулом для проведения более глубоких изысканий. Если прошлое – это чужая страна, то в описываемом периоде истории Европы все еще присутствуют обширные области с пометкой «здесь драконы».
Карта Европы после Второй мировой войны существенно изменилась, а вместе с ней и названия больших и маленьких городов. Так, например, немецкий город Штеттин стал польским городом Щецином, польский Вильно – литовским Вильнюсом, а итальянский Фьюме – югославским Рижекой.
За исключением существующих установленных английских названий того или иного города, я всегда старался использовать географические названия, принятые в то время. Скажем, пользовался названием Штеттин, повествуя о событиях в этом городе во время войны, и названием Щецин при описании более поздних событий. Точно так же я использовал русские названия украинских городов – Харьков и Днепропетровск – поскольку, будучи частью Советского Союза, они так и фигурировали в документах того времени.
В те времена существовал – и существует по сей день – весомый националистический смысл, скрытый за названиями городов, особенно в восприимчивых приграничных районах. Я хотел бы уверить читателя, что не обязательно разделяю такое отношение.
Часть первая
НАСЛЕДИЕ ВОЙНЫ
Я думал, что ты будешь там ждать меня… Вместо этого меня встретил стойкий смрад руин и пустые глазницы нашего разрушенного дома.
Сэмюэль Путерман по возвращении в Варшаву, 1945 г.
Мы видели физическое уничтожение, но последствия обширного экономического, политического, социального и психологического краха за пять лет превращения Гитлером Европы в военную машину совершенно ускользнули от нас.
Дин Ачесон, первый заместитель Госсекретаря США, 1947 г.
Глава 1
ФИЗИЧЕСКОЕ ИСТРЕБЛЕНИЕ
В 1943 г. известное издательство Карла Бедекера выпустило путеводитель по Генеральной губернии – небольшой части Польши, которой была предоставлена видимость автономии при нацистском режиме. Подобно всем публикациям в Германии того времени, он служил средством пропаганды и информировал своих читателей. Часть, посвященная Варшаве, вполне для этого подходила. Путеводитель восторгался немецкими корнями этого города, его немецким характером и тем, что он стал одной из крупных столиц мира, «главным образом благодаря усилиям немцев». Он призывал туристов посетить средневековый королевский замок, собор XIV века и прекрасную иезуитскую церковь периода позднего Ренессанса – все эти плоды немецкой культуры и немецкого влияния. Особый интерес представлял комплекс дворцов в стиле позднего барокко, расположенный вокруг площади Пилсудского – «самой красивой площади в Варшаве», теперь переименованной в площадь Адольфа Гитлера. В центральной части комплекса был расположен «саксонский» дворец, построенный, разумеется, немцем, с красивыми саксонскими садами, которые опять-таки были спроектированы немецкими архитекторами. Путеводитель признавал, что парочка зданий, к сожалению, повреждена в сражении за Варшаву в 1939 г., но с той поры, заверял он своих читателей, Варшава «заново отстраивается под немецким руководством».
Не было никаких упоминаний о западных предместьях города, превращенных в гетто для евреев. Вероятно, это случилось потому, что по выходе в свет этого путеводителя здесь поднялось восстание, которое заставило бригадефюрера СС Юргена Штрупа поджечь практически каждый дом в этом районе. Почти четыре квадратных километра города, таким образом, были полностью уничтожены.
В следующем году разразилось второе восстание, охватившее оставшуюся часть города. На этот раз более масштабный мятеж с подачи польской Армии крайовы (Отечественная армия). В августе 1944 г. группы польских мужчин, женщин и подростков начали нападать из засады на германских солдат, похищая у них оружие и боеприпасы. В течение последующих двух месяцев они забаррикадировались внутри и вокруг Старого города, удерживая здесь более 17 тысяч немецких солдат, брошенных на подавление мятежа. Восстание закончилось только в октябре после нескольких наиболее ожесточенных боев. После этого, устав от непокорности поляков и осознавая, что русские в любом случае вот-вот войдут в город, Гитлер приказал разрушить город полностью.
Следуя приказу, немецкие войска взорвали средневековый королевский замок, который произвел такое сильное впечатление на Бедекера. Кроме того, они сделали подкоп под собором XIV века, взорвав и его тоже. После чего уничтожили церковь иезуитов. Саксонский дворец методично подвергался взрывам в течение трех дней сразу после Рождества 1944 г., как и весь комплекс дворцов, построенных в стилях барокко и рококо. Отель «Европейский» из путеводителя Бедекера в октябре подожгли, а в январе 1945 г. – для закрепления результата – взорвали. Германские войска продвигались от дома к дому, от улицы к улице, методично уничтожая весь город: 93 % жилых зданий Варшавы были разрушены или повреждены и уже не подлежали восстановлению. В завершение нацисты сожгли Государственный архив и публичную библиотеку, архивы древних документов и новой документации, финансовые и муниципальные архивы.
После войны, когда поляки задумались о восстановлении своей столицы, Национальный музей устроил выставку, где были представлены фрагменты зданий и произведений искусства, которые были повреждены или уничтожены во время немецкой оккупации. Они выпустили сопроводительный путеводитель, написанный, в отличие от путеводителя Бедекера, полностью в прошедшем времени. Цель состояла в том, чтобы напомнить жителям Варшавы и всему миру о том, что именно было утрачено. И путеводитель, и выставка подразумевали понимание того, что те люди, которые пережили разрушение Варшавы, не способны оценить безмерность произошедшего с их городом. Для них все это происходило постепенно. В первую очередь – бомбардировки 1939 г., затем грабежи во время нацистской оккупации, в финале – уничтожение гетто в 1943 г. и окончательное разорение столицы в конце 1944 г. Теперь, спустя всего несколько месяцев после освобождения, поляки привыкали жить в едва уцелевших домах, окруженных со всех сторон горами обломков.
Истинный масштаб разрушений могли оценить только те, кто видел их последствия, а не сам процесс. Джон Вашон – молодой фотограф, приехавший в Варшаву после войны вместе с помощью от Организации Объединенных Наций, – в своих письмах жене Пенни в январе 1946 г. обнаруживает полное непонимание масштаба разрушений:
«Это действительно невероятный город, и я хочу, чтобы ты представила себе его, но не знаю, как это сделать. Понимаешь, это большой город. До войны больше миллиона жителей. Такой же большой, как Детройт. Сейчас он разрушен на 90 %… Куда бы ты ни пошел, везде стоят остовы домов без крыш или большей части стен, и в них живут люди, за исключением гетто, которое представляет собой просто огромную равнину битых кирпичей, покореженных кроватей, ванн и диванов, картин в рамочках, чемоданов – и миллионы разных вещей торчат среди обломков. Не понимаю, как такое можно было сделать… Это настолько ужасно, что я не могу в это поверить».
Прекрасный город в стиле барокко, описанный Карлом Бедекером всего двумя годами раньше, полностью исчез.
Трудно подобрать слова, чтобы передать масштаб разрушений, вызванных Второй мировой войной. Варшава всего лишь один пример уничтоженного города – в одной только Польше десятки подобных. В Европе в целом были полностью или частично разорены сотнигородов. Фотографии, сделанные после войны, могут дать некоторое представление о степени разрушения отдельных городов, но, когда пытаешься оценить это разорение на территории всего континента, оно не поддается осмыслению. В некоторых странах, особенно Германии, Польше, Югославии и Украине, целое тысячелетие культуры и архитектуры было уничтожено всего за несколько лет. Насилие, вызвавшее такое тотальное опустошение, историки сравнивали с Армагеддоном.
Те, кто своими глазами видели разрушение городов Европы, тяжело пережили разорение родных мест, воспоминания для них были слишком болезненны, из их отрывочных, искаженных описаний событий трудно составить полную картину. Однако прежде чем анализировать реакцию людей, необходимо привести некоторые статистические данные, ибо они имеют важное значение, несмотря на определенные трудности в их получении.
Будучи единственным государством, которое успешно противостояло Гитлеру на протяжении всей войны, Великобритания очень сильно пострадала. (Государством, которое успешно противостояло Гитлеру с 1941 г. до конца войны, прежде всего был Советский Союз. – Ред.)
Люфтваффе (военно-воздушные силы Германии. – Пер.) сбросили на нее почти 50 тысяч тонн бомб во время блицкрига, уничтожив 202 тысячи домов и нанеся ущерб еще четырем с половиной миллионам домов. О бомбардировках, которые пережили крупные города Великобритании, хорошо известно, но то, что случилось с некоторыми небольшими городами, демонстрирует истинный масштаб бомбежек. Жестокость атак на Ковентри (город в графстве Йоркшир, индустриальный центр. – Пер.) породила в немецком языке новый глагол coventriren(ковентрировать), или уничтожать полностью. В Клайдбенке – сравнительно небольшом промышленном городе на окраине Глазго – из 12 тысяч домов только восьми удалось избежать разрушения.
По другую сторону Ла-Манша ущерб был не таким глобальным, но более точечным. Город Каи, например, был практически стерт с лица земли, когда союзники высадились в Нормандии в 1944 г.: 75 % города были уничтожены бомбами. Сен-Ло и Гавр пострадали еще больше – были разрушены 77 и 82 % домов соответственно. После высадки союзников на юге Франции в Марселе были разрушены полностью или частично более 14 тысяч зданий. Согласно правительственным документам по выплате компенсаций и займов в связи с потерями во время войны, 460 тысяч зданий во Франции уничтожены во время войны и еще 1,9 миллиона – повреждены.
Чем дальше на восток, тем ужаснее разрушения. В Будапеште повреждены 84 % зданий, из них 30 % настолько, что жить в них было невозможно. Город Минск в Белоруссии разрушен почти на 80 %, уцелели лишь 19 из 332 крупных предприятий города, и то только потому, что мины, заложенные отступавшими немцами, были вовремя обезврежены саперами Красной армии. Большинство общественных зданий в Киеве было заминировано во время отступления в 1941 г. советских войск – остальные уничтожены, когда они наступали в 1944 г. За город Харьков в Восточной Украине велось так много боев, что в конце концов там почти нечего стало оспаривать. В Ростове и Воронеже, согласно сведениям одного британского журналиста, «степень разрушения приблизилась к 100 %». Этот список можно продолжить. Приблизительно 1700 больших и маленьких городов уничтожены в СССР – 714 из них в одной только Украине.
Те, кому довелось проехать этими разоренными после войны ландшафтами, видели лишь разрушенные города. Очень немногие пытались описывать только что увиденное. Вместо этого люди пытались примириться с локальным ущербом в каждом городе, с которым они сталкивались. Например, Сталинград представлял собой лишь «куски стен, коробки полуразрушенных зданий, кучи обломков, отдельно стоящие трубы». Севастополь «вызывал невыразимую печаль» – в нем «даже в пригородах… едва ли нашелся бы стоящий дом». В сентябре 1945 г. американский дипломат Джордж Ф. Кеннан оказался в бывшем финском, а теперь российском городе Выборге, где увидел, как «лучи раннего утреннего солнца… выхватывали пустые скорлупки жилых домов и моментально заполнили их холодным бледным светом». Не считая козы, которую Кеннан испугал в одном из дверных проемов, он, по-видимому, был единственным живым существом во всем городе.
В эпицентре опустошения находилась Германия, города которой, без сомнения, понесли самый большой ущерб в войне. Около 3,6 миллиона немецких квартир были уничтожены английскими и американскими военно-воздушными силами. Иначе говоря, около одной пятой всего жилого фонда Германии. В абсолютных цифрах ущерб почти в восемнадцать раз больше причиненного Великобритании. Отдельные города пострадали гораздо сильнее, чем в среднем по стране. Согласно цифрам Департамента статистики рейха, Берлин потерял до 50 % жилых домов, Ганновер – 51,6 %, Гамбург – 53,3 %, Дуйсбург – 64 %, Дортмунд – 66 % и Кельн – 70 %.
Когда наблюдатели союзников прибыли в Германию после войны, большинство из них ожидали увидеть разрушения масштаба Великобритании во время блицкрига. Даже после того, как английские и американские газеты и журналы начали публиковать снимки и описания разрушений, подготовиться к тому, чтобы увидеть их воочию, оказалось невозможно. Например, описание Майнца Остином Робинсоном, сразу после войны командированным в Западную Германию от британского министерства производства, выдает его потрясение: «Этот скелет с уничтоженными целыми жилыми кварталами, огромными пространствами, на протяжении которых нет ничего, кроме стен, и почти полностью разрушенными изнутри предприятиями – вот картина, которая – я это знаю – останется со мной на всю жизнь. Это понималось умом, но не ощущалось на уровне эмоций, по-человечески».
Английский лейтенант Филипп Дарк был в равной степени потрясен апокалиптическим зрелищем, увиденным им в Гамбурге в конце войны: «Мы повернули к центру и вошли в город, который был разорен так, что это выходило за границы понимания. Зрелище более чем ужасающее. Насколько видел глаз, простирались квадратные мили пустых каркасов домов с искореженными балками, которые, как пугала, торчали в воздухе; батареи отопления выпирали из стоящих стен, как распятые скелеты птеродактилей. Страшные очертания труб, растущих из остова стены. И все это в ничем не нарушаемой тишине… Такое невозможно понять, пока не увидишь».
Есть какое-то ощущение полного отчаяния в описаниях немецких городов 1945 г. Дрезден, например, уже не напоминал «Флоренцию на Эльбе», а больше походил на «поверхность Луны». Планировщики полагали, что на его восстановление уйдет по крайней мере семьдесят лет. Мюнхен был разрушен так сильно, что «поистине почти создавалось впечатление приближения Судного дня». Берлин «полностью разрушен – просто груды битого камня и остовы домов». Кельн стал городом, «лежавшим в руинах, бесформенным в грудах обломков и одиночестве полного физического поражения».
18–20 миллионов немцев остались без крова после уничтожения их городов. Эта цифра равна довоенному населению Голландии, Бельгии и Люксембурга, вместе взятых. 10 миллионов человек на Украине также остались без крыши над головой – это больше, чем довоенное население всей Венгрии. Люди ютились в подвалах, развалинах, землянках – везде, где могли найти себе хоть небольшое убежище. Они были полностью лишены необходимых удобств – воды, газа, электричества, как и миллионы других людей по всей Европе. В Варшаве, например, из всех уличных фонарей работали только два. В Одессе вода была только в артезианских скважинах, так что даже приезжавшим сюда высокопоставленным лицам давали всего одну бутылку воды в день для умывания. Без этих необходимых коммунальных услуг население Европы было обречено жить, по словам одного американского обозревателя, «как в Средневековье, но среди сломанных механизмов двадцатого века».
