Текст книги "Секретарь дьявола или черти танцуют ламбаду (СИ)"

Автор книги: Кирстэн Корр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

22.

Двадцать вторая. Внезапно…

По возвращении домой мне устроили праздник. Собрались друзья с универа, мамины подруги, её мужчина…

Высокий и респектабельный Эдуард сразу расположил меня к себе. Несмотря на высокий статус в обществе, он простой, житейский мужик. Как-то с первых слов мы нашли общий язык. С ним мне даже почудилось комфортнее, чем с мамой.

Он не смотрел на меня с жалостью, не видел разницы «до и после», просто потому что не знал меня раньше. И такое его непредвзятое отношение сразу расположило.

Маме мужчина подарил букет красных роз, а мне – белых, сразу же признался в своей банальности и предупредил: «Не ждите от меня оригинальности, девочки. Но вниманием не обижу». На этом и сошлись. Говорю же, «Эдя» – как зовет мужчину мама – свой в доску.

Сидя в гостиной, кто-где, ребята закидали меня вопросами, на которые у меня не было ответов. Ну откуда мне знать, как там? Начать сочинять? Да и не помню ничего, пустота. Даже нет ощущения, что меня полгода не было. Словно прилегла поспать. Поэтому отвечала просто: «Нормально там…», – а у самой сердце до боли сжимается, как будто я нечто важное упускаю. Морщусь, виски тру, а ничего не понимаю.

А потом мне часа три рассказывали о том, что в университете происходит и как живут журналисты. Нормально живут: практику проходят, на телевидение приглашали. Маринка, вон, у депутата Ленинградской области интервью брала. Все ждут моего возращения в новом учебном году. Говорят, тоска без меня. Некому деятельность разворачивать. А я вдруг поняла, что вообще не хочу возвращаться. Никуда. И журналистика мне вдруг неинтересна стала. С трудом отсидела этот вечер и сильно устала.

Когда гости разошлись, взяла альбом, с которым с некоторых пор не расставалась, и вышла на балкон.

К моему удивлению следом вышел Эдуард. Он давно скинул строгий пиджак и галстук, оставшись в голубой рубашке и серых брюках. Молча встал и достал сигарету. Посмотрел на меня, помял фильтр и убрал назад в пачку.

– Ну что ты, Рыжик? – без сочувствия спросил мужчина. Просто, словно о погоде спрашивает. И странно, мне не было противно, не захотелось поправить мужчину, как делала это с мамой. Хотя каждый раз, когда меня звали «Рыжик», душу наизнанку выворачивало.

– Плохо, когда ничего не помнишь, – призналась я, снова рисуя «монстра», как говорит мама. А мне нравился этот каменный монстр. Если во Вселенной есть Бог и Дьявол, то второй вполне мог быть таким.

– А есть что вспомнить? – мужчина высунулся из окна, глядя вниз.

– Наверное, – пожала плечом и отложила альбом. Руки были цветными от мелков. – По крайней мере, меня не покидает такое ощущение.

– Раз не покидает, значит, вспомнишь, – поворачиваясь, произнёс Эдя. – Ты главное не грусти, мать не расстраивай. Всему своё время. Ты девочка умная, всё вспомнишь, – мужчина растрепал мои волосы, заставив сердце биться чаще.

– Вы правы. Спасибо, – улыбнулась и вышла.

С этого момента я и правда стала грустить меньше. При маме старалась не рисовать, а рисунки больше не вешала на стену, кроме одного. Мужчины с глубокими глазами…

***

Через неделю адаптации я вдруг занялась шитьём. Вот в жизни иголки в руках не держала. А тут села и решила куклу сшить.

Эдуард быстро встал на мою защиту, когда мама снова запричитала, что я сильно изменилась.

«Подумаешь. Ну чем ей дома заниматься, ты ведь никуда не пускаешь, кроме больницы, никуда и не ходит. Девке скучно, вот она и ищет себе развлечения. Пусть лучше шьёт, чем по подвалам с наркоманами шарится». Я только кивала, полностью Эдю поддерживая.

– Худенькая совсем, доча, ты стала, – сетовала утром мать перед работой. Эдуард намазывал тост.

Подавила приступ тошноты, сглотнула и взяла протянутый мужчиной хлеб.

– Меня тошнит от ваших витаминов и процедур, кусок в горло не лезет, – тихо произнесла, ощущая, как взбунтовался желудок, рот наполнился слюной. Обычно до такого не доходило: помутит немного и отпустит.

– Потерпи, солнышко, – улыбнулась мама и погладила меня по голове. – Немного осталось, у тебя иммунитет совсем слабый, тебе восстанавливаться нужно.

– Ну всё, не дави на девочку, – мягко возразил мужчина. – Поправится, – уверенно констатировал он, сразу мать успокоив.

Куснула тост, запила молоком и буквально через минуту поняла: зря я это затеяла.

Выскочила из-за стола, сбивая Клауса, сидящего в проходе, и упала на колени, склоняясь над белым товарищем.

Меня выворачивало, а в дверях причитала мама, и кажется, звонила в скорую. После комы за мной несколько ужесточился контроль. Чихнуть даже нельзя.

В итоге из-за меня предки пропустили работу, Эдуард решил меня не оставлять наедине со взволнованной родительницей.

– Женщины такие импульсивные, – пояснил мужчина, держа меня за руку, пока я бледнела на диване, ожидая врача. Я понимающе улыбнулась, ощущая себя значительно лучше, но разве маму убедишь? Сама же говорила: «реабилитация», «требуется время», «организм ослаб», – и сама тут же панику устроила.

Фельдшер в синих бахилах измерила мне давление под причитания матери и сбивчивый рассказ о моём положении «комовца». После этого со мной перестали церемониться, погрузили на носилки, хотя я могла идти на своих двоих, и отвезли в первую клиническую.

К моему счастью, попался толковый врач.

– Месячные когда в последний раз были?

Мои глаза чуть не выкатились на стол. Хорошо, мама в приёмной сидела и не слышала. Её бы удар хватил.

– Эм… доктор. Я вообще-то из комы месяц назад вышла. Я не знаю.

– Я в курсе, Алёна Валентиновна. Поэтому и спрашиваю. Судя по выписке, организм функционирует нормально, к этому времени уже должен наступить новый цикл.

– Может, сбой? – предположила я. – Всё-таки полгода комы…

– Может, и сбой, но пройди-ка ты в кабинет УЗИ. Я сейчас свяжусь с Натальей. Пусть посмотрит придатки.

Послушно кивнула и прошла в указанном направлении. Мама завалила вопросами, но под строгим взглядом Эдуарда притихла.

– Раздевайся по пояс и ложись на кушетку, – велела Наталья в марлевой повязке.

Сделала, как велела, испытывая волнение. Почувствовав лёгкий дискомфорт в области… эм-м… ног, я всё же расслабилась. Нет, удовольствие не получила, но заинтересованно уставилась в чёрно-белый монитор, который был наполовину повёрнут ко мне.

– Так, одно плодное яйцо. Сейчас посчитаем… эм-м-м… судя по размеру, примерно, восемь с половиной недель. Дата последней менструации?

Пришла моя очередь протяжно мычать. Плодное яйцо? Сердце задребезжало так, что думала, потеряю сознание, даже в глазах потемнело.

– Я не знаю, – растерянно сглотнула и посмотрела на узистку.

Женщина снисходительно хмыкнула.

– Безалаберные девки пошли, – укоризненно произнесла Наталья. – Ведут беспорядочный образ жизни, а потому удивляются утренней тошноте.

Меня окатило волной гнева, я даже выдернула… хм-м… аппарат и поднялась.

– Этот вопрос лучше задать моему лечащему врачу, – процедила я, хватая штаны. – Потому что восемь недель назад я была в коме. А вы, Наталья, внимательно читайте карту в следующий раз.

Женщина хлопнула глазами и потянулась за историей.

– Я сейчас всё запишу и снимок распечатаю, – виновато произнесла она, усаживаясь за компьютер. Меня откровенно трясло. – Подождите в коридоре, я сейчас всё вынесу.

Беременна.

Беременна… вот, дьявол! Беременна, чёрт! Как такое возможно?

Ноги не слушались.

Выплыла, держась за стену, и сразу угодила в заботливые руки отчима.

– Что с тобой? – подхватилась мама, вскакивая со стула.

Ещё минуту я просто дышала, приходя себя. Реальность подступала медленно. Может, узистка тупая и просто ошиблась? Давай, Стрельникова, бери себя в руки! Где твой внутренний стержень? Вообще всю хватку растеряла, не Рыжик, а мямля.

– Поздравляю, ты скоро станешь бабушкой, – выпалила я и забрала у Эдуарда воду. – Вы, кстати, дедушкой. Кого бы вам больше хотелось, Эдуард: внучку или внука.

Мужчина заметно побелел, а у мамы дёрнулась щека, и она тут же нахмурилась.

– Алёна! Я уже говорила, что твои шутки слишком циничны.

– А я не шучу, – серьёзно ответила, как раз в этот момент вышла Наталья.

– Вот. Я тут всё расписала. В общем, если хотите аборт сделать, то поторопитесь: срок уже немаленький. Можно только до двенадцати недель, – выстрелила узистка, словно из автомата, и скрылась за дверью.

Мама покачнулась, но её поймал Эдуард.

– М-да… – протянул мужчина. И я была с ним полностью согласна.

Стоило маме посмотреть результаты УЗИ, как началась паника.

– Мы обязаны подать в суд! – закричала женщина, распугивая остальных клиентов клиники. – Это же… это же… – она просто не находила слов от возмущения, а я всё думала о своей беременности, держа руку под кофтой, пытаясь что-то почувствовать. От одной мысли, что я стану мамой, приятное тепло разлилось в крови, рождая на моём лице мечтательную улыбку.

– Мы немедленно едем в прокуратуру писать заявление! – мама схватила меня за руку и потащила на выход. – А потом запишемся в лучшую клинику и сделаем аборт.

На этой фразе я затормозила и выдернула руку.

– Спокойно, женщина, – стараясь не заводиться, произнесла я и посмотрела на Эдуарда. Мужчина всё понял без слов и встал на мою сторону.

– Я не стану делать аборт, – уверенно заявила. А мама побледнела ещё больше.

– Не говори ерунды, доченька, – ласково пропела женщина, пытаясь взять меня за руку, но я увернулась. – Тебя могли изнасиловать. Мы ведь даже не знаем, кто отец. Ты не понимаешь…

– Мне плевать, – коротко отрезала. – Мне плевать, кто отец, пусть он трижды ублюдочный извращенец, но аборт сделать не дам, – незнакомое доселе чувство полностью овладело мной. Моё! Моё, хотелось кричать. Я была готова защищать это маленькое восьминедельное существо даже ценой собственной жизни. Видимо, всё это так красноречиво читалось в моих глазах, что мать отшатнулась.

– Алёна… – жалостливо вымолвила женщина. Эдуард обнял её и прошептал:

– Не усугубляй. Пусть сама выбирает, а мы поддержим. Это же ребёнок, в конце концов. Что мы, ребёнка воспитать не сможем?

– Но… как же?.. – в её глазах стояли слёзы, и мне было искренне жаль её, но своё решение менять не собираюсь. При одной только мысли, что я убью существо внутри себя, сердце разваливалось на куски. Нет. Нет. Никогда!

– И смысла идти в прокуратуру тоже не вижу, – произнесла я, уже представляя, как пойду к участковому гинекологу вставать на учёт. Эйфория моментально охватила меня.

– Но как?! – чуть не плача, воскликнула мама.

– Потому что это лишние нервы и беготня. Тем более установить отцовство, смогут не раньше, чем ребёнок родится. Мне не нужны все эти судебные разбирательства, этот ребёнок мой. Решили, что рожаем и воспитываем, значит так и делаем, а не гоняемся за справедливостью, – почему-то мне совсем не хотелось подавать на кого-то в суд.

Я просто хочу почувствовать себя матерью. Сходить к врачу, сделать ещё одно УЗИ, купить полезные книги про материнство, есть мороженое и тошнить по утрам. В общем, делать всё, что делает беременная женщина.

Всю дорогу домой мама смотрела в окно, глотая слёзы. Ей тяжело меня понять, а я не в силах объяснить, почему мне так важно сохранить этого ребёнка. Почему так рада. Так счастлива. И грызущая изнутри грусть, наконец, отступила.

– Дай ей время, – произнёс Эдуард, зайдя ко мне в комнату. Я сидела за компьютером и читала всё про беременность. Как проходит, как должна протекать, на что следует обращать внимание, что меня ждёт и многое другое. Меня просто распирало от эмоций, а улыбка не сходила с лица.

– У неё есть ещё… сколько там? – вполоборота спросила я. – Семь месяцев. Пусть привыкает.

Мужчина усмехнулся и сел на край дивана.

– Самой-то не кажется странным? Не интересно, кто тебе подарочек подкинул?

– Хочется, конечно. Но не хочу, чтобы это был врач, – усмехнулась я. – Всё это не просто странно… – согласилась я, почёсывая кончиком ручки лоб. – Это удивительно и невероятно. Разве можно в коме забеременеть? Но если это произошло… видимо, сам Бог послал.

– Или дьявол, – хмыкнул Эдуард.

– Может и дьявол, – не стала отрицать я, испытывая странное тепло внутри. – Кто бы это ни был, он сделал мне огромный подарок. И если встречу его, скажу спасибо.

Повелитель

Ощущение, что падаю в пропасть, никуда не делось. Стоит только закрыть глаза… хоть на миг. Поэтому я научился держать их открытыми.

Сколько прошло времени? День? Год? Тысяча лет? Не знаю, я просто выкинул все часы, что были в доме, и уничтожил календарь. Я живу в темноте и извожу себя, чтобы потом отрубиться на несколько часов без сна…

Только не сны!

Боюсь, увижу моё рыжее солнце и взорвусь. Слечу с катушек обязательно. А ведь нужно немного подождать, совсем немного…

Невыносимо было жить в доме, где всё пропиталось запахом Рыжика, каждая мелочь: сломанный карандаш, чехол от фотоаппарата, сумка, шарфик и шапка с оленями, – всё напоминает о моём рыжем и безумном счастье. Поэтому я переехал в гараж. Жить в машине не так уж сложно, как выяснилось. Еда? Удобства? Зачем всё это вообще нужно?

Я стал себе напоминать кусок дерьма, но даже это не способно вытащить меня из бездны безысходности. Я сдался, опустил руки, сломался…

Я ненавижу себя! И убил бы, если бы это могло вернуть мне Рыжика.

– Вылезай! – громкий стук по стеклу пробился к моему помутнённому сознанию и больно ударил по нервам.

– Иди к ангелам, Варин! – недружелюбно послал вампира и замотался в плед на заднем сиденье.

– Хватит упиваться жалостью к себе! Ты дьявол или размазня?

Дверь распахнулась, и жёлтый свет резанул по глазам. Зарычал и замотался сильнее. Вампир не сдавался.

Одним рывком за обе мои ноги я оказался на «свободе», собрав головой порог автомобиля и бетонный пол, но кажется, друга это не сильно заботило.

– Что ты творишь?! – вспылил я, вскакивая на ноги, испытывая ломоту во всём теле от долгого лежания.

– Иди к ней, – коротко приказал вампир. Именно приказал, а не посоветовал. Его глаза полыхали бешеным огнём, он и сам был в шаге от трансформации.

– И что я… скажу? Извини, Рыжик, я ни хрена не смог сделать? Но мы можем быть вместе, я буду наблюдать за твоей медленной смертью, а потом жить вечно после тебя?

– Ты трусишь, потому что бережёшь свои чувства. Сделай шаг, разберёшься потом. На месте. Всегда есть выход и сейчас найдётся.

Меня даже передёрнуло.

– Трушу? Да я, блять, перепробовал всё! Сходил к отцу, уговаривал, убеждал, просил и унижался, ходил к ундинам и колдунам, я бы душу дьяволу продал!.. да я готов кожу с себя снять и станцевать джигу. Но я не готов смотреть, как из моего самого дорогого и любимого человечка утекает жизнь. Быть рядом, не в состоянии что-либо изменить. Это выше моих сил. Я ничтожество и слабак – как угодно, но я не стану смотреть, как умирает Алёна.

– Отец не сделал тебя смертным? – уже спокойнее спросил вампир, видя моё состояние. Куда-то метнулся и через мгновение сунул мне в руку стакан с кофе. Даже кофе напоминает мне о Рыжике.

– Как видишь, – горько усмехнулся я. – Сказал, переродит меня, если только посмею, вырастит, а потом вернёт память, чтобы я заново мучился и больше подобными глупостями не страдал.

– Гуманно… – выдохнул вампир, подпирая капот моей машины.

– Сходи хоть встреться с Гавриилом, – предложил вампир.

Я выдохнул, опускаясь на корточки.

– Чтобы узнать, что она счастлива без меня? Я же не смогу остановиться, буду маячить, как маньяк, возле её ног. И Рыжику жизни не дам и сам доиграюсь. Мне нужно отпустить её – это самый правильный вариант в данной ситуации.

– А вдруг несчастна? Вдруг вспомнила? – не унимался вампир. – Поговори с Гавриилом. Я рядом буду, и если что пойдет не так, я быстро тебя затащу в ад и лично закрою в подвале, а ключи съем.

Я бы усмехнулся, если были бы силы. Неужели и вправду ничего нельзя сделать? Столько раз я задавался этим вопросом…

Есть один единственный вариант, где даже отец не сможет ничего изменить, но он, увы, не выполним.

– Всего один разговор с серафимом и домой, – не отставал вампир. – Я же тебе жизни не дам.

– У меня и так её нет, – отмахнулся я, но поднялся и направился к дверям. – Всего один… – обречённо согласился я, не в силах устоять.

Следующие два часа я отмывался, брился, подстригался и приводил себя в порядок. Как выяснилось, прошло уже полтора месяца, и я изрядно запустил себя.

С каждой минутой руки тряслись всё сильнее. Мандраж охватил всё тело, прерывая дыхание. Я то и дело испуганно замирал, прикрывая глаза. Страшно…

Встреча была назначена в людном месте, чтобы я не смог сорваться. Оделся по-весеннему, прикрыв глаза большими чёрными очками. Варин не стал изменять себе и надел плащ, глаза прятала длинная чёлка. И вообще, вампира принимали за неформала или гота.

Переступив порог людного кафе на Невском, я сразу почувствовал своего давнего приятеля и должника по совместительству. Однажды я сделал Гавриилу пропуск в человеческий мир, и когда к нему обратился, серафим поспешил вернуть долг.

Он сидел в дальнем углу в простом строгом костюме. Лица коснулась старость, но ему очень даже шло.

Мы пересекли зал и устроились за прозрачным столиком.

– Ты похож на джентльмена, – усмехнулся Варин, протягивая серафиму руку.

– На бизнесмена, – улыбаясь, поправил Гавриил. – А вы – на две бледные тени. Что-то ты затянул с появлением, я уже волноваться начал. Решил, что может не так уж тебе и нужен Рыжик.

Я дёрнулся, как от удара, и тут же сжал руки. Кровавая пелена застилала глаза.

– Ты поосторожнее, – предупредил вампир. – Он нервный в последнее время. А тема Рыжика для него болезненная.

– Как она? – хрипло спросил, стараясь унять бешеный ритм сердца.

– Приди да узнай, – усмехнулся серафим. – Хорошая девчонка, как дочка мне стала. И я бы предпочел, чтобы ты со своим адом держался от неё подальше, но есть одно обстоятельство…

Волна адреналина прошлась по телу, и даже сердце перестало стучать.

– Какое? – мой голос стал глухим и жалобным. Совсем размяк.

– Я в шпионы не нанимался, – скривился серафим. – Обещал, что помогу девочке после возращения, присмотрю, подтолкну в нужном направлении, а больше ничего не обещал.

– С чего такой враждебный настрой? – слегка удивился я. Даже голос прорезался.

Гавриил вздохнул и потёр глаза.

– Я полюбил Валентину. Хорошая женщина, добрая… – признался он. – А после того, как ты Рыжика заберёшь… – серафим тяжело вздохнул и откинулся на спинку. – Кто знает, как повернётся? Вдруг она замкнётся, откажется от меня, умрёт от горя. Это ведь её единственная дочь.

Я задумался. М-да… ситуация.

– А с чего ты уверен, что заберу? – насторожился я.

Мужчина криво усмехнулся.

– А что, бросишь? – лукаво спросил он, изогнув бровь. – В таком положении женщин не бросают…

– В каком положении? – хором спросили мы. Варин был удивлён не меньше.

– Пойди и узнай, – спокойно повторил Гавриил. Волнение тугой струной скрутило живот, и я понял, что теперь точно не смогу отказаться. Старый прохвост серафим посадил меня на крючок. И я даже уверен, что он это нарочно сделал!

– Хорошо, – согласился я. – Если действительно получится Рыжика забрать, не волнуйся насчёт Валентины: я сделаю так, что она не умрёт от горя и точно от тебя не откажется.

– Обещаешь? – в серых глазах мужчины появился проблеск надежды.

– Даю слово, – заверил я и пожал руку.

Из кафе вышел на ватных ногах и остановился на тротуаре, подняв лицо к небу. Радостное волнение и трепет охватили душу, так бывает, когда ожидаешь чего-то хорошего. Неужели Рыжик помнит? А может, даже выход нашла?

Внезапно рассмеялся от нахлынувшей эйфории, распугивая прохожих.

– Ну, я домой? – улыбнулся вампир, понимая, что мне больше не нужна его помощь.

– Да, – подтвердил я. – Дальше я сам. Спасибо, – пожал вампиру руку и пошагал, приплясывая, ловить такси.

23.

Глава двадцать третья

Повелитель

Замер перед металлической тёмной дверью, медленно выдыхая.

Как себя вести? Что сказать? Схватить и выпрыгнуть в окно?

Да ты просто гений, Повелитель. Блин…

Жму на звонок и отхожу в сторонку. Дверь открывается, и на пороге появляется Валентина Ивановна в домашнем синем платье. Лицо женщины при взгляде на меня медленно бледнеет. Чем я её успел так напугать? Кажется, пора звонить в скорую.

– Алёну можно? – взволнованно спрашиваю, переминаясь с ноги на ногу.

– Пошёл вон! Демон! – в ужасе кричит женщина и спешит захлопнуть дверь, но успеваю первым.

– Пожалуйста, – быстро прошу я, почти умоляю.

– Нет! Ни за что! – кричит несчастная. А самое хреновое, что я даже не знаю причины.

Решаю отступить. Валентина захлопывает дверь, и я слышу её взволнованный голос. И голос Рыжика…

Сердце ухает вниз и разбивается о бетонный пол подъезда высотки.

Женщина врёт, на ходу сочиняя оправдание о пьяном соседе.

Зачем она это сделала? Почему так испугалась?

Поднялся этажом выше и принялся ждать. Ничего, скоро кто-нибудь выйдет. У меня есть время. Привалился спиной к стене и закрыл глаза.

Не знаю, сколько так простоял в режиме ожидания, но стоило услышать звук захлопнувшейся двери, подскочил на месте.

«Это Алёна!» – билась в голове сумасшедшая мысль.

Как в лучших фильмах про шпионов, я упал девушке на хвост. И стоило один раз увидеть её худенькую спину в белом кардигане, блестящие на солнце рыжие волосы, сердце зашлось в радостном ритме.

Я дрожал, дышал, замирал и, передвигаясь перебежками, следил за ней.

Рыжик шла не спеша, явно наслаждаясь весной и отличной погодой. Мысль о том, что девушке хорошо без меня, я безжалостно прогнал.

Всю дорогу едва держался, чтобы не сократить расстояние между нами. Так хотелось прижать малышку к себе, вдохнуть родной запах, закружить в воздухе, сказать, что мы снова вместе и теперь-то уж всё будет хорошо…

Первый тревожный звоночек прозвонил, когда мы оказались во дворе женской консультации. Я не совсем деревянный дьявол и кое-что понимаю, но зачем Рыжику гинеколог? И жалко, ближе не подойти, разговор не подслушать.

Нацепил очки, прикрылся буклетом, надел бахилы и пошёл следом, разглядывая стены. Девушка присела на мягкий оранжевый диванчик и достала альбом и карандаш. Не знал, что она рисует.

Из кабинета номер пять вышла беременная девушка, и сразу зашла Алёна. Меня буквально колотило от волнения. Может, простыла? Осложнения после комы?

Торопливо подошёл к кабинету и бросил взгляд на диван, где лежал забытый альбом.

Как в замедленной съёмке, беру его дрожащими пальцами и пытаюсь разглядеть знакомые черты сквозь пелену тумана.

Это я.

На следующей странице Варин. Далее Ранира с Ларианом...

Быстро перелистываю, не в силах остановиться. Она помнит. Помнит всех.

Стоп! Она рисует, но не значит, что помнит. Я… я так больше не могу, это невыносимо!

Распахиваю дверь кабинета, мой взгляд утыкается в Рыжика на кушетке с голым, почему-то, животом.

Глаза девушки резко расширяются: она явно узнала меня. Точнее, человека, которого она неоднократно рисовала. Так вот, почему Валентина Ивановна так испугалась! Внезапно осенило меня.

– Так, папаша! – грозно прикрикнула врач. – Подождите в коридоре, ничего с вашей женой не случится. Совсем уже совесть потеряли!

Рука дрогнула, и альбом выпал из рук. «Папаша?»

Папаша…

Я уже ничего не видел, потому что слёзы застилали глаза. «Мой! Мой! Моё!» – кричало сердце, а разум шептал: «Подожди. Узнай. Вдруг не твой». Но я даже думать об этом не хотел. Это же…

На ватных, негнущихся ногах я двинулся в сторону кушетки, но увидев растерянный взгляд Алёны, остановился. Снял очки, вытер глаза – несколько раз. Врач продолжала кричать. Вышел.

Упал на диван, плохо соображая. Если ребёнок действительно мой…

Отец ничего не сможет сделать. Это тот самый невозможный вариант, который каким-то чудом стал возможным.

Я не мог иметь детей без соблюдения особых условий.

Женщину для выноса наследника нашего мира подбирает бог, то есть мой отец. Для этого я должен занять его место – это раз, во-вторых, – это целый обряд. А Рыжик одним махом переплюнула все правила и забеременела. Главное, чтобы от меня. В такое сложно поверить, но я всегда ей верил. Больше, чем себе.

Минут через пятнадцать Алёна вышла, остановилась перед диваном, выдохнула и села рядом.

Сидим, молчим. Я боюсь даже пошевелиться. Жду, когда она заговорит. От неё пахнет, как раньше, а я пялюсь на её живот, прикрытый свободной кофтой: «Моё!» – шипит теперь уже и разум.

– Эм-м? – как всегда, начинает Рыжик, когда не знает, что сказать, и она удивлена. Я знаю все её жесты, манеру говорить, привычки…

Сердце щемит, а глаза выжигает огнём.

– Да ладно вам. Поплачьте, – внезапно тихо произносит она. Я поворачиваю голову и встречаюсь с такими родными зелёными глазами в крапинку. – Думаете, у вас проблемы? – продолжает она тем временем. А я смотрю и в очередной раз поражаюсь своему Рыжику. Ну какая же она классная! Невероятная! Удивительная! Да никаких эпитетов не хватить, чтобы описать её словами. Божественная!

– Я вот полгода в коме была и ни черта не помню, а выписалась из больницы и узнала, что беременна. Мама в ужасе, не разговаривает со мной, требует аборт сделать, а я счастлива. Знаете, как счастлива. Хотя, когда очнулась, была очень несчастна. Такое ощущение, словно потеряла что-то важное, словно я не в свою жизнь вернулась. Всё чужое: дом, улицы, квартира, а живот глажу и чувствую тепло. Моё. Родное. Вот и в глаза ваши смотрю и то же самое чувствую… только вспомнить не могу… – Алёна опускает голову, закрываясь волосами. А я не сдерживаю себя: слёзы текут по щекам. Стыдно? Да плевать. Я счастлив.

– Мой Рыжик… – хрипло выдыхаю и вижу, как плечи девушки вздрагивают. Обнимаю её, прижимая голову к груди. – Ты обещала, что вспомнишь… – тихо говорю, гладя её по волосам. Девушка дрожит, но не вырывается: чувствует, что я вреда не причиню. – А я обещал прийти к тебе. Я здесь. Я сдержал своё обещание. А ты? Решила ребёнка без отца оставить? – в голосе прорезался упрёк, смешавшись с весёлой грустью. Рыжик вскинула голову, чуть не выбив мне челюсть, и шмыгнула носом.

– Я знала, что не просто так рисовать начала, – слабо улыбнулась она.

– Конечно! – усмехнулся я. – Художественные таланты просто так не появляются.

Лицо любимой озарила улыбка, и я не смог сдержать свою.

– Почему я вас рисовала? – девушка хмыкнула, осознав глупость собственного вопроса.

– Ну… – я сделал вид, что задумался. – Наверное, потому что я твой начальник, а ты мой секретарь. Или может, потому что я дьявол? Ум? – хищно вздёрнул бровь и усмехнулся. – А может, потому что люблю тебя безумно. Потому что ты меня любишь. Потому что ребёнок, чьё сердцебиение я слышу, – мой.

Глаза Алёны расширились, она вжалась в спинку, а я навис сверху, отчаянно желая её поцеловать. Сейчас. Прижать к себе и не отпускать.

– Если вы сейчас меня поцелуете, я закричу, потому что мне страшно, – призналась девушка, нервно облизнув пересохшие губы.

– А если потом? – улыбнулся в ответ, отстраняясь. – Как насчёт покормить тебя? Ты ведь голодна?

Рыжик медленно кивнула и посмотрела на мои руки.

– У вас пальцы дрожат.

– Естественно, – подтвердил я. – Я тоже боюсь.

– Чего? – удивилась девушка.

– Что не вспомнишь.

Алёна сглотнула и посмотрела на мои губы. Живот скрутило от внезапного и острого желания.

– У вас глаза потемнели, – сиплым голосом вымолвила Рыжик и сама себе удивилась.

– Пойдём, – поднялся сам и протянул руку.

Алёна снова сглатывает и долго смотрит на мою ладонь, не решаясь.

***

Алёна

Сказать, что я в ужасе, – ничего не сказать. Сердце скачет загнанной кобылой, грозя разбить грудную клетку. Но странное спокойствие рядом с живым воплощением моих рисунков заставляет остаться и слушать его голос. Не просто слушать, а верить. Знаю, что всё сказанное незнакомцем, – правда. Только бы вспомнить…

Я волнуюсь. Хочется плакать, кричать, колотить стену. Но вот он протягивает руку и смотрит так, словно я самое драгоценное, что есть на планете.

Неуверенно тяну свою, пальцы подрагивают. Пара миллиметров разделяет наши руки…

Касание. И мир взрывается осколками воспоминаний. Кружит меня в цветном вихре голосов и событий.

Мой первый день в коме. Кастинг. Смешной грим дьявола, его маскарад, вампир и двухголовый пёс…

Моё новое жильё. Соседи, которых я без устали рисовала, и даже сделала куклы. Арахар, Эликот, Ранира…

Приёмная дьявола, он сам – тот, кто сейчас держит меня за руку и смотрит тревожно. Наш медленный танец, взаимное влечение, мой День рождения и невероятная ночь любви…

Я помню всё. Каждую мелочь, словно это было вчера.

Помню его брата-говнюка, и как дьявол пришел в своей истинной ипостаси, сначала жутко меня напугав. Помню Лариана и его мамашу. Всех помню.

Последняя ночь любви и данное обещание…

– Даниэль… – шепчут сухие губы полное имя дьявола.

Мужчина вздрагивает всем телом, прижимает меня к себе, выдыхая, и начинает осыпать лицо поцелуями.

Я не сопротивляюсь: закрыла глаза и улыбаюсь, а слёзы сами текут по щекам. Я чуть не забыла его. Чуть не предала. Нас. Нашу любовь. Нашего ребёнка…

Обнимаю мужчину за шею, заглядывая в глаза.

– Прости… – всхлипывая, шепчу я.

– Глупая, – улыбается в ответ. – Ты сделала меня счастливым.

– Теперь мы сможем быть вместе? – вытирая щёку, спрашиваю я. Не в силах поверить в реальность. Мой! Мой дьявол! Как же я скучала по нему! Как мне тебя не хватало. Всего тебя.

– Теперь да, – хитро улыбается он и смотрит на мой живот. – Можно? – тихо спрашивает, и получив согласие, опускается на колени. И ему плевать, что на нас смотрит вся больница.

Задирает кофту, судорожно выдыхая. Проводит пальцами по едва появившемуся животику и целует, разжигая огонь в моей крови. Зарываюсь пальцами в мягкие волосы и слегка сжимаю.

– Ты всех смущаешь, – усмехаясь, шепчу я, наслаждаясь моментом. Пришёл. Не забыл, не бросил. Мой милый дьявол.

– Пусть смущаются, – отмахнулся мужчина, прижимаясь щекой к животу. – Рыжик… – тихо шепчет, а я снова плачу. От счастья.

Эпилог

Юноша в серой майке и спортивных штанах стоял босыми ногами на тёплом деревянном полу, на залитой солнцем веранде. В его красивых руках была расчёска, а губами он удерживал резинку для волос.

– Милка, не вертись, – проворчал он, поворачивая голову сестры в исходное положение. Рыжие волосы малышки переливались и искрились на солнце. Юноша с трепетом проводил по ним щёткой и заплетал в косу.

– Кир, – заканючила малышка, болтая маленькими ножками. – Ну, я есть уже хочу… – протянула она и получила поцелуй в макушку.

– Терпи. Ты же хочешь быть самой красивой в садике? – лукаво произнёс Кир, заглядывая в зелёные глаза сестренки.

– Хочу, – вздохнула малышка. – Скажи, а тебе девочки нравятся? – любопытствовала Мила и тут же залилась румянцем. Парень усмехнулся и завязал косу белой резиночкой.

– Ну… – весело протянул он. – Одна, – признался он и сел перед сестрой на корточки. – Очень сильно.