Текст книги "Братство убийц. Звездная крепость"

Автор книги: Кирилл Положевец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Казалось, что они поднимаются прямо в космос: довольно странное чувство в конце подъема. Полное состояние невесомости, а вокруг – сверху, внизу – космическая тьма, мерцающая звездами. И только почти прозрачная верхняя крышка лифта, странная “прореха в пространстве” портила иллюзию, создаваемую огромным сферическим экраном, которого в самом центре астероида, в точке, где исчезала сила тяжести, был похож на гигантскую оболочку прозрачного яйца.

Какой бы иллюзией это не было, Чинг не смог преодолеть головокружение в тот момент, когда он пристально всматривался в “пространство”, пытаясь обнаружить нарушителя. В этом помещении он чувствовал себя значительно ближе к Истине, ему казалось, что здесь возникал какой-то особый контакт с Хаосом… Он довольно часто посещал эту обсерваторию, чтобы лишний раз проникнуться чувством бесконечности Вселенной, чтобы еще раз увидеть, пощупать Хаос, в структуре которого человек был всего лишь карликом – карликом меняющимся…

Однако непрерывное завывание напомнило ему, что сейчас не время для размышлений.

– Ну и? – спросил он у кажущейся безлюдной вокруг себя тьмы. – Вам удалось определить траекторию объекта?

Усиленный невидимыми динамиками чей-то голос, идущий, казалось, прямо из космоса, ответил:

– Объект установлен, Главный Агент.

В псевдопространстве перед Чингом начала увеличиваться в размерах ярко-красная точка, которая превратилась в диск, быстро приближающийся к астероиду. Но… диск этот летел не со стороны Солнца или Земли! Он летел снаружи, со стороны Сатурна или Юпитера!

– Откуда он? – спросил Чинг.

– Мы еще не можем определить это с большой точностью, Главный агент, – отвечав все тот же призрачный голос. – Однако мы рассчитали его путь от орбиты Плутона. И пока все. Такое впечатление, что он… что он летит ниоткуда. Если только это не происки Гегемонии, то объект появился из межзвездного пространства…

Чинг обвел взглядом тех, кто его окружал и задержался на Шнеевайсе. Глаза физика были устремлены на объект, форма которого вырисовывалась все отчетливее. Больше не могло быть сомнений, они видели перед собой дискоид.

Да, но каких размеров? Необходимо было знать расстояние до него.

– Расстояние? – осведомился Чинг.

– Три километра, – отвечал оператор лаконично.

– Невероятно! – воскликнул Шнеевайс. – Это значит, что его диаметр всего около трех метров! Проверьте еще раз!

В наступившей опять тишине было видно, что поведение объекта изменилось. Он перестал увеличиваться, как будто он остался на постоянной орбите вокруг астероида на высоте не более двух километров. Он пролетел над головами наблюдавших за ним Братьев, исчез у них за спиной, появился у них из-под ног, чтобы подняться прямо перед ними вверх и продолжать свое вращение… “Однако слишком уж большая у него скорость, – подумал Чинг, – трудно объяснить обычными законами астрофизики”.

– Расстояние 1580 метров, – послышался все тот же бесстрастный голос. – Мы предприняли необходимые контрмеры. Он продолжает вращаться вокруг астероида. Но крутится он чертовски быстро. Несомненно, это космический корабль.

– Не может быть, – возразил Шнеевайс. – Уж слишком он мал…

– Дайте нам максимальное увеличение, – скомандовал Чинг.

И тотчас же пространство, которое их окружало, потеряло свои очертания, как будто сместилось. Затем оно стабилизировалось, и изображение снова стало четким. Далекие звезды остались яркими точками, а черная пустота пространства – все такой же черной и пустой. Вроде бы ничего не изменилось. Ничего, кроме…

Кроме неопознанного объекта, который оказался ракетой ярко-красного цвета, диаметром метра четыре, с выхлопными соплами, опоясывающими центральную часть, и с голубоватым соленоидом сзади…

В то время, как ракета безостановочно продолжала свой путь, Шнеевайс воскликнул:

– Теперь вы понимаете?! Надеюсь, вы понимаете? Тот же тип ракеты, который был заснят зондом, только значительно меньших размеров. Он… должно быть, следовал за сигналами оттуда!

– С самого Синюса! – воскликнул Фелипе.

– С самих звезд!

– Мы приняли радиосигнал, – вмешался все тот же безразличный голос. – Передана формула водорода.

– То есть как это принято при межзвездных сообщениях! – возликовал Шнеевайс.

– Пошлите ответ, – сказал Чинг.

Послышалось завывание, свист. Затем странный ритмичный звук, серия “бип”, прерываемых паузами, не означавшими, казалось ничего конкретного, раздался в зале обсерватории, в то время как объект продолжал свое безостановочное вращение. Чинг почувствовал, что ему становится плохо. Как будто он остается в одиночестве в открытом космосе, в полной зависимости от этого объекта, который, чувствуя, что за ним наблюдают, следят за каждым его шагом, продолжал тем не менее все так же вызывающе вести себя с какой-то прямо сверхчеловеческой самоуверенностью…

– Бип-бип-бип. (Пауза). Бип. (Пауза). Бип-бип-бип-бип. (Пауза). Бип. (Пауза). Бип-бип-бип-бип-бип-бип. (Пауза). Затем долгая пауза. Затем все сначала…

– Что же это? – спросил Чинг. – Что-то мне этот ритм напоминает…

– Три… один… четыре… один… шесть, – повторил задумчиво Шнеевайс. – Три один, четыре, один шесть! Ну конечно же! Пи! Число Пи с приближением до четвертого знака, записанное для бесконечного повторения. Он говорит нам, что понимает нашу математическую систему! Что наше исчисление на десятичной основе!

– Он говорит нам, что он существует, и что он продукт разума, – добавил Чинг. – Он признает в нас людей, обладающих разумом.

И вдруг красная ракета покинула свою орбиту и, быстро уменьшаясь в размерах, направилась в сторону внешних планет по траектории, которая обрывалась на орбите Плутона. Чингу даже не надо было уточнять направление. Это мог быть только Синюс 61.

Затем, в тот момент, когда ее форма еще различалась на экране, ракета неожиданно задрожала и как будто провалилась в пустоту…

И Братья остались в одиночестве, в бесконечном пространстве, среди тысячи звезд.

Но Роберт Чинг знал, что они больше не одиноки. И больше никогда не будут одиноки. Ведь мириады красных, голубых, желтых, белых точек, которые их окружали, больше не были просто холодными и равнодушными звездами. Отныне на Братьев были направлены взоры сотен тысяч цивилизаций, рассеянных в бесконечности пространства и времени.

Вселенная наконец-то приоткрыла свое лицо Человеку, и Роберт Чинг различал его очертания.

Это был лик Хаоса.

8

Одетый в простой комбинезон сотрудника Отдела Обслуживания Борис Джонсон прогуливался по зеленому скверику, расположенному прямо перед парадной лестницей Министерства Опеки Меркурия.

Это было самое высокое здание, за исключением самого экологического купола. Фасад из белого пластика поднимался к прозрачному ультрафиолетовому куполу, который служил единственной защитой поселенцев от дыхания невероятно плотной и едкой атмосферы планеты. Покинуть это убежище значило обречь себя на немедленную смерть: Гегемония не могла придумать более совершенной тюрьмы для своих подданных. А сияющий диск совсем близкой звезды, почти что физическое присутствие которой чувствовалось несмотря на защитные свойства овального купола, постоянно стоял на горизонте, чтобы напомнить обитателям о ненадежности их пребывания на этой негостеприимной планете…

Сквер, по которому прогуливался Джонсон, свидетельствовал об определенных усилиях Гегемонии смягчить это неприятное чувство замкнутого пространства: был создан островок зелени площадью примерно 60 кв. метров, содержание которого обходилось довольно дорого. В центре возвышались два настоящих дуба, которые с невероятными трудностями доставили с Земли и содержание которых стоило огромных денег.

Эта буколическая иллюзия не была продиктована чисто эстетическим капризом архитектора: в опаловой клетке Гегемонии она была жизненно необходима с точки зрения психологии.

Вокруг Джонсона десятки Опекаемых бесцельно бродили по миниатюрному парку. Можно было подумать, что все те, кого в данное время не направляли на работу, назначили свидание именно здесь, чтобы хоть минуту забыть, что они попали в ловушку на самой негостеприимной планете Солнечной системы, если не считать гигантские газообразные…

Засунув руки в карман брюк, Джонсон погладил рукоятку пистолазера и капсулу с газом. Все шло как по маслу. В скверике находилось примерно триста Опекаемых, однако среди них растворились сто пятьдесят агентов Лиги, готовых рискнуть своей жизнью, с большой вероятностью потерять ее в лобовой атаке на здание Министерства, чтобы вынудить Совет Гегемонии закрыться в Зале Заседаний, как это было предусмотрено планом…

А всего полчаса назад в толпе было на пятьдесят сторонников Лиги больше: это были те, кто выбрал верную смерть…

Обычная для данного типового проекта лестница из пластом-рамора, ведущая к входу в Министерство, была постоянно запружена толпой Опекаемых, направляющихся за пропусками, разрешениями на устройство на работу, удостоверениями на право проживания или за другими официальными документами, необходимыми для жизни в пределах Гегемонии.

Таким образом, пятьдесят агентов не испытали никаких трудностей, чтобы один за другим проникать в здание, смешавшись с толпой. Теперь наступила очередь Гильдера – одного из шестерки, которую Джонсон отобрал для штурма компрессорной.

В тот момент, когда бойцы, собранные в сквере, начнут штурм Министерства, снаружи пятьдесят добровольцев пожертвуют своими жизнями, вызвав огонь на себя смертоносных Лучей, расположенных в коридорах на подступу к Залу Заседаний.

Естественно, Джонсону абсолютно не нравилась идея посылки пятидесяти человек на почти верную смерть. Поэтому он скрыл эту часть плана от тех, кто не участвовал в ней лично. Однако ставка была слишком большой, чтобы предаваться излишней щепетильности. Штурм снаружи был так явно заранее обречен на неудачу, что Совет и Стражники не должны были догадаться о его истинном назначении как средства отвлечения и успеть подготовиться к настоящему удару. Настоящим нападением для них должна была стать атака пятидесяти камикадзе изнутри. И будет слишком поздно, когда они поймут, что и на этот раз речь идет об отвлекающем маневре…

Пятьдесят человек должны были заплатить своими жизнями за уничтожение Совета Гегемонии. Борис Джонсон испытывал смутное сожаление, но никакого чувства вины. Как и все, кто участвовал в этой операции, в число пятидесяти попали только добровольцы, полностью сознающие, что их ждет…

К тому же Джонсон не строил иллюзий насчет своей собственной судьбы. Он надеялся, что удастся проникнуть в компрессорную, пустить в трубопроводы смертоносный газ. А уж что будет потом…

Но игра стоила свеч. Гегемония будет обезглавлена одним ударом. Начнется хаос. Благодаря всеобщему замешательству, может быть, удастся ускользнуть от Стражников. Однако каждый из участников операции должен был считать себя условно мертвым. При этом наступало странное состояние свободы: в конце концов, когда-то приходится умирать и, если сказать себе, что этот день наступил, смерть начинает приобретать некоторый смысл…

А подумать о жизни можно будет после выполнения задания.

…Еще один агент Лиги поднимался по ступенькам.

Джонсон посмотрел на часы. Такое распределение по минутам было необходимо для удачи всей операции. Штурм Министерства должен был начаться через 27 минут. Через две минуты после этого пятьдесят бойцов, рассеянных по всему зданию, ворвутся в коридоры, ведущие в Зал Заседаний. В этот момент все Стражники будут заняты или отражением внешнего штурма, или защитой зала Заседаний.

И в этот момент Джонсон и шесть выбранных им агентов двинутся к компрессорной – абсолютно спокойно, избегая любых, даже самых незначительных Запрещенных деяний. У находящегося в компрессорной Джереми Дэйда будет несколько секунд, необходимых механизму пришедших в действие Лучей, чтобы испепелить все вокруг…

Если оценить всю операцию в целом, то абсолютная синхронизация всех действий приобретала прямо-таки характер суровой необходимости. Единственная ошибка – минимальное опоздание – и весь план проваливался: Стражники могли запустить вручную все коридорные Лучи здания, если бы Опекун не сделал этого сам.

Джонсон снова посмотрел на часы. До часа X оставалось 25 Минут. Он рассчитал, что ему понадобится 19 минут, чтобы добраться до двери компрессорной, не вызывая при этом особых Подозрений. Что значило, что у него есть еще шесть минут…

По мере того как проходили эти минуты, – медленно, слишком медленно, казалось ему, Джонсон чувствовал, что возбуждение его возрастает. Чтобы план удался, нужно было следовать его пунктам с абсолютной точностью, а это зависело от стольких факторов, ведь столько людей принимало участие.

Еще три минуты…

Джонсон вытер вспотевшие ладони об одежду и почувствовал успокаивающий холодок от рукоятки пистолазера у бедра.

Одна минута.

Джонсон поднял голову и взглянул вверх, на купол из прозрачного пластика там, далеко, увидел солнечный свет, с трудом проникающий через него, и сказал себе, что у него пожалуй, мало шансов снова однажды увидеть его.

Ноль!

Он вышел из сквера прогулочным шагом, пересек площадь и начал подниматься по широким ступенькам, ведущим к входу в Министерство Опеки… Стараясь идти в таком же темпе, как дюжина Опекаемых рядом с ним, он постарался затеряться среди них.

Два Стражника стояли по обе стороны монументального подъезда, ощупывая подозрительным взглядом каждого входящего. Джонсон даже задержал дыхание, проходя между этими двумя колоссами: проверка его документов на этой стадии операции уже нарушила бы так тщательно составленное расписание…

Однако Стражники ощупали его все тем же равнодушным взглядом, как будто это был неодушевленный предмет, и на этот раз Джонсон благословил их высокомерное безразличие.

Теперь он находился в просторном главном холле. Лифт находился рядом. Над ним висело объявление: “Только для персонала”. Сверху виднелось устройство – Глаза с Лучом, которое пристально следило за ним. Такими устройствами были усыпаны все четыре стены холла на расстоянии примерно три метра одно от другого. Ему нужно было во что бы то ни стало взглянуть на часы, но этот жест должен был выглядеть вполне естественно.

Он поднял руку, чтобы почесать нос, и воспользовался этим, чтобы бросить взгляд на экранчик. Без шестнадцати X. Пока он укладывался.

И он медленно направился к широченной лестнице, видневшейся в глубине холла. На это отводилось две минуты. Навстречу ему попадались Стражники, шедшие к лифтам, Опекаемые, направлявшиеся к выходу, двое рабочих Отдела Обслуживания, которым он машинально кивнул. Наконец он остановился у подножия эскалатора.

Какое-то мгновение он колебался, прежде чем вступить на него, спрашивая себя, стоит ли еще раз посмотреть на часы. Бросив беглый взгляд на Глаз и Луч, расположенные прямо над ним на потолке, он решил, что благоразумнее будет этого не делать.

Предположив, что сейчас без четырнадцати X, он вступил на движущуюся ленту эскалатора. Теперь от компрессорной его отделяло четыре этажа. Он решил, что подъем займет восемь минут.

Путь наверх показался ему невероятно долгим, значительно более долгим, чем он мог предположить. На каждом промежуточном пролете его охватывало дикое желание посмотреть на часы, но вездесущие Глаза и Лучи быстро его в этом разубеждали…

Наконец он добрался до четвертого этажа. Теперь ему нельзя было медлить. Он бросил взгляд в сторону открывшегося перед ним коридора, придав своему лицу испуганное выражение, как это могло быть у заурядного Опекаемого, обеспокоенного тем, что он опаздывает на официальный прием, и быстро посмотрел на часы. Со стены на против на него уставился Глаз. Однако, по всей вероятности, ЭВМ не обнаружила ничего подозрительного. Джонсон вздохнул с облегчением, констатируя, что он еще жив.

Без пяти X. Это означало, что у него немногим более пяти минут, чтобы добраться до двери компрессорной. А в данном случае преждевременный приход был нисколько не лучше, чем опоздание.

И он пошел вперед по длинному коридору с пронумерованными дверьми с неизбежными Глазами и Лучами на каждом шагу, повторяя в памяти маршрут: до конца коридора прямо, потом направо, опять прямо до конца, повернуть налево, пройти еще пятьдесят метров, чтобы оказаться у входа в компрессорную…

Шел он медленно, постоянно ощущая тяжелые взгляды Глаз на своем затылке и думал, что они могли обнаружить сквозь одежду наличие пистолазера и ампулы с газом, и что в любой момент любой встречный Глаз может прийти в действие. Еще он говорил себе, что идет слишком медленно, что его походка подозрительна… В то же время он в оправдание убеждал себя, что слишком долгое ожидание у двери компрессорной может стать фатальным…

Какой-то встречный Стражник пристально посмотрел на него, Двое рабочих Обслуживания обменялись с ним традиционным кивком… И вот он на месте встречи.

Боковым зрением он заметил Гильдера, приближавшегося по поперечному коридору. Метрах в десяти за ним следовал Ионас, еще один агент Лиги. Он постарался не обмениваться с ними никакими взглядами и знаками и пошел дальше, не меняя походки. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться в том, что Гильдер и Ионас следуют за ним в направлении компрессорной.

Теперь он подошел к перекрестку в виде буквы Т. Правая ветвь была явно более посещаема. Десятки Стражников, а так же Опекаемых бродили взад и вперед. Прекрасно! В этой толпе их группу будет не так легко обнаружить. А вот… В самом деле, это был Райт – метрах в двенадцати впереди. Дуги их начали скрещиваться, как это и было предусмотрено.

Слегка ускорив шаг, Джонсон перед следующим перекрестком начал сокращать расстояние так, чтобы Райт опережал его уже не более, чем на восемь метров. В тот момент, когда Райт поворачивал налево, Джонсон бросил быстрый взгляд на часы – было без трех минут X.

Дойдя в свою очередь до перекрестка, он увидел, что между Гильдером и Ионасом было теперь не менее шести метров. Гильдер, который пришел первым, теперь находился менее, чем в восьми метрах позади Джонсона. Отлично! Все шло как по маслу!

Он задержал взгляд на стенах длинного коридора и увидел вечные Глаза и Лучи, расположенные регулярно через каждые три метра между дверьми белого цвета. Метрах в тридцати от него можно было различить темного цвета дверь, на которой по всей видимости, должно было висеть табло с надписью “Только для персонала”. И прямо над ней опять Глаз и Луч. Это был вход в компрессорную.

А еще дальше, в противоположном конце коридора, появились и направились в сторону Джонсона два человека: Паульсон и Смит. А вот появился и Людовик – метрах в пяти позади Смита. Прекрасно! Ну просто здорово!

Джонсон еще больше ускорил шаг, в то время как Райт замедлил свой. Таким образом Райт, Паульсон, Смит, Людовик и сам он должны были оказаться у бронированной двери в одно и то же время, и в тот же момент должны были их догнать Гильдер и Ионас…

В эти минуты агенты, рассеявшиеся в сквере пересекали площадь, чтобы начать штурм Министерства.

Джонсон представлял себе это так ясно, как будто сцена разворачивалась прямо перед его глазами: неожиданный и жестокий натиск сквозь толпу обезумевших Опекаемых. Сто пятьдесят агектов Лиги, подбегающих к нижним ступеням лестницы, падающих, открывающих адский огонь из своих пистолазеров, взбегающих по лестнице, не встречая сопротивления на первых порах, пока Стражники не появятся у подъезда Министерства…

А потом беспощадная схватка, почерневшие тела у подножия лестницы, крики ужаса растерянных Опекаемых, и воздух, как это обычно бывает, наполненный сладковатым и тошнотворным запахом сгоревшей плоти…

А там, наверху, зал Заседаний – поспешно замурованный, переключенный на автономное питание всеми видами энергии и кислородом. А в совсем близкой компрессорной запускаются механизмы, нагнетающие в трубопроводы этот самый спасительный кислород, который через несколько секунд или минут не принесет ничего, кроме смерти.

В самом деле, теперь это было делом нескольких минут: Райт почти остановился в метрах пяти впереди него, а Смит, Паульсон и Людовик дошли до самой двери, тогда как шаги Гильдера и Ионаса приближались, и второй штурм был должен вот-вот начаться…

Джонсону казалось, что он видит теперь и тех пятьдесят человек, бросившихся в коридоры возле Зала Заседаний. Он даже как будто ощущал те десятки Лучей, которые своей смертоносной радиацией превращали эти коридоры в преддверие смерти. И люди падали один за другим, отдав свою жизнь за дело торжества Демократии…

Все семь членов штурмовой группы собрались теперь у двери компрессорной. Джонсон с замиранием сердца представил себе картину, которую Глаз над ними передал Опекуну, запрятанному в недрах Министерства…

Он выхватил пистолазер, заметил, что остальные последовали его примеру. Затем он услышал стук от падения на пол колпачков, которые прикрывали отверстия Лучей… Он увидел, как колпачок над дверью тоже соскочил, и клубы густого белого дыма, а с ним и смертоносная и невидимая радиация, начали распространяться по коридору…

Владимир Кустов обвел довольным взглядом Зал Заседаний, белую обшивку его стен, которые скрывали тридцатисантиметровый слой свинца, решетки из закаленного железа на входных дверях, телеэкран на столе орехового дерева прямо перед ним, переговорное устройство с автономным питанием, серебристо-серые Резервуары с кислородом в глубине помещения. Кустов презрительно усмехнулся, заметив напряженные лица Советников, безразличное выражение лица Константина Горова, похожее сейчас на застывшую маску робота, волнение этого дурачка Торренса, который не расставался с графином бурбона, стоявшим на серебряном блюде в центре стола…

И главный Координатор больше не стал сдерживать смех, налил себе рюмку водки, которую он начал медленно смаковать, чтобы как следует ощутить ее вкус.

– Извини, Владимир, но до меня не очень же доходит комизм ситуации, – пробормотал Торренс, опустошив залпом свой стакан. – Мы обнаружили десятки агентов Лиги на подступах к Министерству. Они несомненно вооружены. А другие уже пробрались в само Министерство: весь этаж буквально кишит ими. Твой план может быть очень тонок, но я что-то пока не нахожу в нем ничего стоящего…

“Вот ведь трус какой! – выругался про себя Кустов.

И даже хуже, чем трус. Торренс-это настоящий анахронизм, человек, который значительно больше подошел бы для жизни в ту ужасную эпоху, которая предшествовала Царству Гегемонии, в эпоху, когда человечество было разделено на сотни наций, которые думали только о том, как бы перегрызть друг другу глотку. Вот его стихия. Его понял бы любой слабоумный: если Джек выбрал Порядок, то только потому, что в наше время это единственный путь к власти. Он так и не узнал, что такое Порядок. Если бы это было не так, он уже давно убедился бы в тщетности своих низких замыслов. И он также не понимает всей бессмысленности и обреченности попыток Лиги, потому что в глубине души он сам не верит в то, что мы контролируем абсолютно все. Он, несомненно, не верит и в то, что возможен всеобщий Порядок. Ведь если бы он верил, то не растрачивал бы столько времени на бессмысленные и коварные интриги. Если бы он действительно понял, что такое Гегемония, до него дошло бы, что все (и все, от Стражников до Опекаемых) играет против него, в мою пользу”.

…Служить Порядку, обеспечивая мир и благосостояние. Владимир Кустов в то же время служил своим общественным интересам – и это было неизбежно. Ведь вся Гегемония, от планеты Земля до самого презренного Опекаемого, воплощала абсолютный и незыблемый Порядок, и именно он, Кустов, находился в центре всего этого. Он служил Порядку, а Порядок вознаграждал его за это. И казался он самым лучшим в мире порядком вещей и нужно было нечто значительно более мощное, чем Торренс, чтобы изменить его…

Поэтому он довольно спокойно отвечал на замечание Торренса:

– В моем плане нет абсолютно никаких неувязок. Стражники готовы встретить агентов Лиги как полагается, хоть эти агенты в сквере и притворяются, что они – это не они, и я могу гарантировать, что ни одному из них не удастся добраться до входа в Министерство. К тому же абсолютно непонятно, зачем им атаковать здание, буквально начиненное Стражниками, Глазами и Лучами?

– Именно это и беспокоит меня больше всего, – сказал Торренс, опустошая свой стакан, чтобы тотчас же наполнить его снова. – Даже Джонсон не такой дурак, чтобы не понимать, что у них нет ни малейшего шанса. Это может быть только отвлекающим маневром. Меня больше беспокоят другие, те, которые уже пробрались в здание. Что же они замышляют на самом деле? Или ты рассчитываешь на какие-то колдовские чары, Владимир? Мы знаем, что в здании их по меньшей мере сорок. И среди них немало руководителей этой организации. Так чего же мы ждем? Не лучше ли спустить на них все лучи этой проклятой коробки – и абсолютно успокоиться?!

– Ты разочаровываешь меня, Джек. Я не понимаю, как с твоим вкусом к подобным, скажем, изощренным планам ты не можешь постигнуть призрачные намерения мистера Джонсона. Штурм здания снаружи должен, видимо, убедить нас в том, что настоящее нападение состоится внутри. Но не подлежит сомнению, что Джонсон должен отдавать себе отчет в том, что его агенты, проникшие в здание, тоже почти ничего не могут сделать. Штурмовать Зал Заседаний? Как только прозвучит тревога, мы тотчас же переходим на автономное обеспечение, и окружающие коридоры будут буквально затоплены смертоносными лучами. А в Зале мы будем в абсолютной безопасности, даже если в здании не останется ни одного Стражника. И Джонсон прекрасно понимает все это. Поэтому перед нами двойная хитрость: обе группы являются приманкой.

– Ну и что? – перебил его Торренс. – Какого дьявола нам еще надо? Приманки это или нет, нужно просто ликвидировать их всех!

– А все дело в том, – отвечал Кустов, – что есть возможность заловить более крутую дичь. Я имею в виду лично Джонсона – и именно живьем. Нам, несомненно, предстоит многое узнать, если мы применим… э-э-э… особые методы дознания. Надо полностью нейтрализовать Лигу, но это еще не все. У меня есть желание узнать, что же толкает людей на такие глубокие заблуждения, чтобы понять их и принять соответствующие меры для предупреждения подобных ситуаций. Всеобщая Гегемония не за горами. Мы уже контролируем все окружающее. Следующим шагом будет начало контроля над наследственностью. У меня есть надежда, что противоречия между генетической наследственностью Джонсона и его мыслительной деятельностью предоставит нам ценные сведения об этом. Как только “вирус возмущения” будет найден и препарирован, будет легко искоренить его. И тогда Царство Порядка будет действительно всеобщим! – Торренс презрительно усмехнулся:

– Ты говоришь о Порядке и о том, как поддержать его, но что же ты делаешь? В данный момент наша жизнь является ставкой, а ты пребываешь в полной уверенности, что сможешь опровергнуть “доводы” Джонсона. Почему ты так уверен в успехе? Что ты можешь поделать с тем, что Джонсон назвал бы фактором Случайности? – Горов счел необходимым вмешаться:

– И он не так уж не прав. Рассматривая твой план со всех сторон, Владимир, приходишь к выводу, что он должен увенчаться успехом. Тем не менее в нем есть слабое место: а если Джонсон думает так, как ты не предполагаешь?

Кустов не смог сдержать улыбку, полную сострадания. Вес они идиоты! Даже Горов, который, однако…

– Я сейчас продемонстрирую все на пальцах, если только вас это в чем-нибудь убедит. Посмотрите на этот экран. Я дмаю, что даже наш друг Торренс должен поверить своим глазам.

Торренс скривился, однако занял место позади Кустова, держа в руке неизбежный стакан. Остальные Советники поворчали, но тоже последовали его примеру и повернулись к экрану.

– Этот аппарат соединен с Опекуном: у нас есть возможность увидеть то, что видит в то же время каждый из Глаз, находящихся в здании, – прокомментировал Кустов.

Он повернул переключатель, нажал одну из многочисленных кнопок на пульте. Экран засветился, и на нем появилось изображение сквера перед зданием Министерства.

– Итак, перед вами люди Джонсона, которые пойдут сейчас штурмом снаружи. Прекрасно замаскированные в безликой массе Опекаемых – как они думают. Но они недооценили уровень запоминающего устройства Опекуна. Многие из них фигурируют в списке Врагов Гегемонии – с фотографиями под различными ракурсами Как только они начнут…

Кустов нажал на другую кнопку, и экран перенес присутствующих в один из коридоров.

– Эти агенты… (изображение другого коридора). И вот эти… (еще один коридор), и еще вот те… Вот люди, которые пойдут во вторую отвлекающую атаку на Зал Заседаний. И именно, это пожалуй и будет тот самый момент, который выберет мистер Джонсон, чтобы…

Кустов нажал еще одну кнопку, и на экране появилось изображение двери компрессорной с пространством коридора прямо перед ней – направо и налево. И тут Советники вскочили в едином порыве изумления и ужаса: Борис Джонсон собственной персоной появился в зоне видимости Глаза, который передавал в этот момент изображение.

– Луч! Луч! – завопил Торренс. – Вот он! Чего же мы ждем?

– Я же тебе уже объяснял, – возразил спокойно Кустов, – что он мне нужен живым… Смотрите внимательно: вот другие агенты Лиги, которые направляются к компрессорной. Видишь, Джек, я не ошибся утверждая, что мысли Джонсона для меня как открытая книга. Два никому не нужных нападения, чтобы отвлечь, а решающий удар по компрессорной. А как просто: закрываемся в Зале Заседаний и Джонсону только и остается пустить немного смертоносного газа в воздухопроводы. Вполне можно было бы отдать дань уважения человеческой храбрости, если бы в ее основе не было явно заметно отсутствие мысли. Ведь он слепо верит Дэйду – своему агенту, внедренному туда – который и должен открыть дверь до того, как смертельная радиация Лучей достигнет фатального уровня.

– Понятно, а ты уже нейтрализовал этот самого Дэйда… – проговорил Кордона задумчиво.

– Совсем нет, – отвечал Кустов. – Дэйд откроет дверь как это было предусмотрено, чтобы Джонсон окончательно попался.

Кустов нажал другую кнопку, и на экране снова появилось изображение сквера.

– Теперь нам остается ждать, – сказал он.

В течение нескольких секунд ничего не происходило. Затем, абсолютно неожиданно, из мирной толпы вырвалась бешеная человеческая волна, которая бросилась на приступ вверх по лестнице. Кустов осклабился.

– Ну вот, капкан сейчас захлопнется. – Он повернул переключатель на пульте управления. – Теперь мы полностью зависим от воздухопровода из компрессорной, как и хотелось мистеру Джонсону. Мы в его руках. А теперь вот что. (Он быстро встал и подошел к резервуарам, уложенным в глубине комнаты, повернул кран одного из них). У нас есть абсолютно автономный запас воздуха на два часа. И теперь мы можем предоставить мистера Джонсона его счастливой судьбе.