Текст книги "Вечные мы (СИ)"
Автор книги: Кирилл Киннари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
8. КАРУСЕЛЬ (КАТЯ)
Порнушка-ночнушка, жуть (смотрели образцы, брр). Какая невозможная резина, резинища! Человекогоды резины. Человековека.
На самом деле снимать надо так. (Это выжимка наших разговоров после, моя только идея про карусель.) Во-первых, само собой, не актёры, а (обобщённо) мы, то есть любящие и хотящие и знающие самое для друг друга лучшее. Радостные. Ебаться надо радостно или ну его на фиг!!! Никаких сценариев и ограничений, думай только о том о чём всегда думаешь при этом: чтобы было хорошо. Фильм делает не режиссёр, а монтаж: берёшь записи за много дней, часы и часы, и все кто снимался смотрят себя (только не сразу, я думаю сдвиг на полгода оптимален, чтобы зимой смотреть летнее и наоборот) и выбирают самое-самое радостное, вот и всё.
Режиссёра нет, и нет операторов: чужие мешают, а камера на лбу даёт уродскую картинку (и пытается убедить что это ты там, но ведь это враньё, не работает). Нужно вот что (минимум): над постелью большой подвижный суппорт, такая карусель, медленно вращается и вверх-вниз по синусоиде, на ней штук десять – или сто! – камер на разные зумы и углы, плюс ещё столько же неподвижных вокруг и сверху и снизу, и все снимают одновременно. Некоторые длиннофокусные можно приспособить на автослежение, простейший motion tracking или face recognition, чтобы поворачивалось (плавно!) где звук или где сильнее всего жизнь бьётся. Но можно и обойтись, чтоб не жужжало нигде, если достаточное разрешение, можно всё сделать в software, просто вырезать потом плавающим окном самое интересное из большого кадра. То есть соединить лучшее из аматёрщины (нет чужих, свобода, все умеют друг друга лучше всех) и из профи съёмок (картинка не скучная, не статичная, самое интересное всегда попадёт крупно хотя бы в одну камеру). Свет тоже можно отчасти плавающий с той же карусели.
А когда из всего этого нарезано и смонтировано 1% лучшего, добавить шепчущий voiceover – не фальшивые стоны, а просто каждый вспоминает и рассказывает что он в тот момент чувствовал, представлял, шутки, нежности, да мало ли что хотелось но не сказалось на съёмках, просто рот был занят. И из записей которые вырезаны – может, картинка не удалась, а звук там самый что надо, и его можно добавить поверх. Даже многослойно, чтоб можно было смотреть много раз, настраиваясь на разные голоса. Вообще звук, кажется, много больше работы возьмёт чем видео, хотя тут как раз опыт есть. Обязательно сделаем, Катенька загорелась! Сколько ж красоты зазря пропадает, так дальше нельзя.
Мы кино снимаем, мы тут живём! Ебаться и видеть – это же супер усилитель всего хорошего. Странно даже, что до сих пор мы этого не делали. Что в мире никто до такой простой вещи не додумался, это как раз ожидаемо, но мы-то, мы!
Ещё идея: метафильм, но это надо целый новый формат делать со скриптингом. Хранить гораздо больше footage чем номинальная длина фильма, и при каждом просмотре выдавать чуть другие ракурсы, чуть другой монтаж, чуть другой звук. Но именно что чуть, общий сюжет остается тот же, ты как бы видишь ту же сцену чуть другими глазами. Выбор каждый раз отчасти случайный, но отчасти подгонка чтобы в параметры уложиться (длительность, общий уровень света/тени, тел/предметов должен быть примерно тот же), а отчасти по связям между кусками: если этот, то надо тот etc, связи эти выставляет автор при монтаже метафильма (а может, и автоматом можно будет что-то отыскивать, типа такое continuity AI, но это уж совсем я завралась, наверно. Эх, мне бы ещё времени, чтоб все мои идеи продвигать.)
9. ЧЕТЫРНАДЦАТЬ РУК И РЕБРО
– ...То есть?
– Ну... Как у вас было... с Машей?... Когда ещё вы были вдвоем...
– А... Да как сказать, одним-то словом? ...Смешно мы жили. Очень... по-разному... Но хорошо. Хотя сейчас лучше, конечно. И многое было уже тогда – фантазии, фики, игры... разве что ролей на каждого больше приходилось. Были разговоры до утра, эксперименты... Ревность была...
– ...Ревность?
– Ну да. Думаешь, живём тут свальной добродетелью, так и ревности не бывает? Очень трудно это вытравить... да до конца и не нужно, наверно. Как болезни не надо бы сразу все изничтожать, потому что без болезней людям жалеть друг друга труднее...
– А надо жалеть?...
– Конечно, Эль. На это очень многое завязано, без этого... человек неполный. Нынешний человек, во всяком случае. Лет через сто и жалость совсем другая будет, вот увидишь... А ревность... конечно, в семье стараемся давить, иначе всё развалится моментально. Но то в семье, тут и легче... А так – даже к тебе поначалу было, я замечал. Когда мы с тобой ещё...
– Ой...
– Хотя всем сразу было понятно без слов – что-то будет только если ты согласишься... к нам. То есть насовсем...
– А если б... я не согласилась?
– Эля. Эля. Вот ты сама – хотела б, чтоб я... бросил Машу с Катей, и всю нашу тут жизнь... Кому от этого было бы лучше?
– ...Не знаю... но... значит...
– Эля! Переключись на стандартную моногамию на минутку. Муж не бросает жену с детьми ради... ну например тебя. Значит ли это, что он тебя не любит?
– Почему не бросает?
– Да миллион причин, самая частая – я же сказал – дети. Он им нужен, они ему. И он любит, но загоняет своё чувство, забивает его. Поверь, это даже не так трудно сделать... есть техники. Счастливей он не станет от этого, но если б он решил иначе, несчастья могло бы быть больше... и у большего количества людей.
– А как же... она... ну то есть я?
– Тоже несчастье. Тоже перетерпеть. Тоже есть техники... Но это если другого выхода нет, а у нас-то – есть? Ведь есть?
– ...Да уж.
– Уж да. И давай радоваться, что мы себе сделали хорошо, и никому плохо. Смысл-то весь только в этом...
– ...Маша жена, а Катя дети... Или наоборот?
Смех.
– Да все мы, знаешь... дети. И у друг друга, и вообще. Первые шаги делаем... Учимся, набиваем шишки. Спасибо, что ты... пришла к нам...
– ...К вам...
– Ко мне, Элюша... Ко мне. Иди сюда, пожалуйста. Обними меня... И скажи-ка мне, знаешь что...
– ...Что?
– Скажи мне: ты.
– ...Очень странное ощущение, никогда не знала, что во мне это есть... ну, как это назвать... что можно одновременно...
– А не надо никак называть. Слова нужны были, когда к этому... привыкали. Человеку всегда нужно разложить по полочкам, чтобы принять. Придумали – гомо, гетеро... а на самом деле никаких границ нет ни у кого, все смутно, все вперемешку, все ситуативно... Да ведь? Любовь первична, бессловесна... всё остальное к ней приспосабливается, из неё растёт...
– Ага... Человек – это я...
– М-м?
– Ну, человек, которому всё по полочкам нужно – это точно я... Мне всегда нужно... хотя, кажется, я понимаю уже чуть-чуть...
– Да и не чуть... ты всё понимаешь лучше всех. Элли, родная душа, ты очень... умная, добрая, наблюдательная – это всё, но не только... Я думаю, ты будешь наша главная опора со временем. Хранительница традиций и примирительница непониманий...
– ...Я?
– Ага. Я так думаю. Элинька, Эля... можно?...
Шорох.
Дыхание учащается.
– А ляжемте-ка, барышня... чего даром стоять...
– ...Живущий несравним. И, знаешь... всё-таки было, да, по-другому, у нас-то с Машей. Не потому, что нас двое было, а просто же мы ничего не знали тогда ещё. И не знали, что мы не знаем, и так далее... В общем-то самая обычная пара были, поначалу... Тоже вот спрашивали чего нельзя...
– Прости пожалуйста... И... что дальше было? Как это всё...
– Постепенно. Очень медленно. Гораздо медленнее, чем стоило бы... Не было какого-то внезапного прозрения, мелочи копились... Я писал, писание очень помогает... Сначала-то вообще как щенята были, тыкались вслепую, ничего сказать не могли, даже когда понимали. В постели всё молча... Я особенно – долго и трудно учился говорить нежности и... не стыдиться. Потом – ещё намного труднее – говорить нежности так, чтоб не стыдиться, даже когда читаешь запись... то есть не глупые нежности...
– А... потом?
– Потом... А потом появилась Катя, в один прекрасный день...
– ...И всё заверте?
– То есть очень буквально, да...
– А как... Ну то есть я в общих чертах знаю, но...
– А знаешь, я тоже...
– Что?
– В общих, самых общих... Это был вихрь, можешь себе представить? По записям, конечно, можно что-то восстановить... да и нужно, и даже мы собирались, да не собрались пока... Но ощущение помнится – именно как вихрь, ничего не видно, почвы никакой. Весело и страшно. Вообще как легенда всё, теперь уже... хотя ну сколько там времени-то прошло... Год за пять у нас тут...
Пауза.
– Чудом проскочили, кажется. Если и делали что правильно, инстинктивно, так это что ничего особенно не делали. Больше всего боялись ранить... и всё равно же ранили... но как-то и выплыли, в конце концов. Выбарахтались. Помогло, что в какой-то момент Маша взяла всё на себя... Понимаешь, да?
– Кажется...
– Просто как же ни крути, тут не симметрия... половые стратегии разные, это крепко сидит ещё. И даже повезло, что сначала-то Катенька больше на Машу запала, чем...
– Ой... Правда?...
– Ну да... На нашу Машу все западают, знаешь... Она тебе не рассказывала?
– Н-нет... Мы как раз тогда с ней... не общались почти...
– Ну так пусть расскажет... Как я за уже-женой ухаживал... упорно... и не очень-то успешно поначалу. И Машу раскрути, чтоб полная картина... Да?
– Ага... только...
– Что?
– Я вот думаю теперь...
Пауза.
– (тихо) Я-то ведь... к тебе пришла, а не...
Смех.
– Элли, милая... Сейчас мы с этим уже как-нибудь справимся, да ведь? Совладаем...
Смех.
– Сейчас всё другое у нас, мы уже... повзрослели...
– ...Да и я не Катя... да?... Ой, прости...
– ...Ничего... Так тоже нельзя, но ничего, ничего... Научимся. Ты Элли, и я тебя люблю... Давай делать хорошую минуту?
– ...Эльф?...
– Ага... Только, умоляю, не из фильмов, не из книг. Эльф как понятие... Он ведь что сделал-то – JRRT? Чем в миллионный раз изобличать человеческую натуру, просто сел и написал свой идеал. С нуля. Убрал всё что мешало... вообще не заметил. Назвал «эльф» – что уже было уступкой... но неважно. Главное вот это спокойное незамечание, высшая победа над злом: не отрицание или триумф, а просто – что, о чём вы? его просто нет, не бывает... И вот ты... понимаешь меня?
– ...Не... Не очень...
– Ты... мой эльф, мой... ответ на все вопросы, которые я не умел задать. И не умею... Seulement pour t’adorer je vis...
– ...То есть ты меня сочинил?
– ...Не-е-ет... Такое, Эль, не сочинишь... Это гениальная догадка. ...Смотри, от пяточек до затылка, а уж здесь... просто... как светится всё... И никакого тебе отбора... всё дано, всё сразу... одномоментно...
– М-м... Ох... При чём тут...
– ...Ну есть теория, что у людей здесь осталось некрасиво, потому что было спрятано, набедренные повязки, и отбор половой типа не работал. Что, в общем, правдоподобно, беда только с исходной посылкой: ну вот кто, кто выдумал, что здесь некрасиво?!... И где – здесь... Разве что совсем там... так там и не глазами же надо... да?...
Нарастающие стоны.
– Извини... я разболтался...
– Ой... Ох... Не так сильно... Нет, нет, совсем не убирай, просто... чуть-чуть так... ниже... вот, ага...
– ...Эля, а ты... себе делаешь?
– ...Ну... Ох... Раньше нет, очень редко, а здесь... иногда... будто ещё мало... совсем уже, да?...
– Как это чудесно, Элинька... Говори ещё... у тебя такой голос...
– ...Да ну... тебя... ох... Ещ... глубже, глу... ы-ох.. ым-м-м... ай-а-а-фф...
Задыхающееся мычание.
Крик.
Что-то падает с металлическим звоном.
Тяжёлое дыхание.
– ...Ой мамочки. Ой ма...
– Элька моя, Элька... Вот же ты какая...
– ...Ох... Ох. Я что-то своротила, да?
– Элли-моя-Элли... снесла меня с постели... почти...
– ...а тебе как... больше всего?... Вот как сейчас?...
– ...Ну конечно, Элинька, это ж самое... трогательное... Миссионеры-то, они понимали в любви... Остальные – позы именно, а это... сама любовь и есть... всем телом...
Мерные удары.
– А вот... так... да?...
– Ох... о-оо... конечно... мальчики да девочки... свечечки да вербочки... Так не слишком глубоко?
– ...Н-нет... хорошо... А тебе... так?
– Очень... А теперь за шею обними... крепко-крепко...
Удары.
– И вот так... И вот так... Ножки выше... И вот так...
– А... губы...
– Ещё, ещё... сильнее... Губы это... чтобы тебя... лучше видеть...
Рёв.
– ...семь...
– ...Что?
– Ну... Я просто вдруг подумала... тут, тут и тут, и ещё... нужно семеро всего, чтоб... одновременно тебе, да?... Одна-то я же не могу всё сразу, и даже... втроём, просто физически...
Нарастающий смех.
– Элька, Элька... ты с ума сошла. Семеро по лавкам!... Это ж... тут и вчетвером-то тесно бывает... Одних рук четырнадцать штук! И ребро...
Молчание. Тихий смех.
– Эль, ну прости, я зря так... Мне никто так не говорил никогда, просто... очень ты считать любишь...
Дрожащий вздох.
– И немножко ты... субмиссивная, кажется, да?... У нас этого ещё не было... Но это и хорошо, будем учиться, правда же? Чтоб тебе было хорошо... Главное – понимать. ...Ну что ты?
– ...Ничего... Просто... Я... Мы же не рабы... А я... вот видишь, какая...
– Подожди, ты...
– Вот ничего не могу поделать... представляю. Понимаешь?
– ...Да... Да, понимаю. Но... И ты...
– Я хочу... (глухо, задыхаясь) служить... Андрюшенька, прости меня... не уходи...
– Да куда я, что ты... я с тобой... Чего ты перепугалась? То есть... Но ничего же страшного не произошло. Я наравне с другими...
Всхлипы.
– Элинька, милая... Не плачь, зачем нам семь, меня на семерых и не хватит, ты... одна мне...
Всхлипы.
– Эля, Эля... Если бы нас было сто... Давай я попробую тебе объяснить, как сам понимаю... можно?
Шмыганье носом.
Вздох.
– И как я понимаю то, как ты понимаешь... Мы ведь очень с тобой похожи...
– (шёпот) Одной крови...
– Ага...
Пауза. Шум дождя за окном.
– Ну так вот. ...У гурий в мусульманском раю – прозрачная кожа. Всё видно насквозь. Представила? Жуть, да?... То есть полная сверху донизу прозрачность, просвеченность, однородность – это невозможно, мы... биологические существа. И прозрачность не то что не идеал, а просто – умственная лень, упрощение... Для жизни всегда есть и должны быть перегородки, непрозрачности, противоречия. Туман нужен. Мы многослойные, многоэтажные, и это нормально, что этажи очень разные, даже вроде бы несовместимые...
Пауза.
– Большое растёт из глубины, из... физиологически важных для нас вещей, да? Out of whatever gets you off. Причём порождения нижних этажей – сами по себе – живучи, но нежизнеспособны... такой парадокс. Им нужно подняться, всплыть, пройти через весь стэк, чтобы получилось что-то самостоятельное. Это называется творчество... Верхние без нижних слабы, скучны... не совсем бесплодны, но близко. Нижние – наглы и уродливы, примитивны. Их надо отбирать, причёсывать, кого-то кверху головой переворачивать... а кого и вовсе на порог не пускать... но не нужно их стыдиться. Нужно знать и управлять...
– Пользоваться?...
– Ну... в каком-то смысле. Но правильнее относиться к ним как к непутёвым родственникам, что с тобой живут. Слушать иногда их болтовню, фильтровать ценное... но и воспитывать их, облагораживать, отучать от совсем уж свинства. Это реально. А когда любовь – так это же и значит, что ты принимаешь другого в... семью себя. Пускаешь внутрь... не только на верхний этаж. Глубже. Но никто не обязан пускать до самого дна, понимаешь? Его, может, и нет, этого дна... или ты сама там никогда не бывала, и уж во всяком случае за него не отвечаешь... Вообще всё упирается в проблему «я» – где оно кончается и начинается не-я, и ответ – легко догадаться, как всё в человеке – что чёткой границы нет и быть не может. И... спасибо, что ты меня пустила...
– Ах...
– Ага... серьёзно... Оно уже от этого одного не такое... страшное будет, да? А то ведь и собственное тело может до смерти напугать, с непривычки, если взглянуть сквозь кожу. То же и душа... И вот фики-то наши, и всевозможные сочинения – отсюда же: мы глубоко все друг в друге сидим, стимулируем... как бы такая взаимная перистальтика. Из самых нижних, самых безусловных – как рефлекс – фантазий, постепенно они поднимаются, всплывают... обрастают кожей, одеждой... проходят уровни стыдности, сначала для себя, потом для двоих... Но и самый всплывший, совсем уже головной текст помнит, откуда он изошёл. Корни глубокие, и он через эти корни достаёт до самого... нерва. Наверно, для этого мы их и выращиваем...
– Нервы... щекотать?
– Любить, Эля. Это мы так... любим, учим себя, помогаем любить... Одно из проявлений, раз уж мы такие подобрались...
– Какие?
– ...word people. Да?
– ...Хм... Но в чём тогда... ценность-то? Я имею в виду, не для нас только... Или это как сны? Самому поначалу интересно, а в пересказе сразу скучно?
– Ну это смотря какой сон... и как пересказать. Но вообще, да, многое у нас – для внутреннего потребления. Наверно, большинство... Кажется, огого – а попробуй-ка составить сборник наших писаний... Собственно, мы пытались. Только всплывшее совсем в стратосферу имеет смысл, всё что ниже – не идёт без контекста. Без нас. Или надо тогда давать и весь контекст... а это уже совсем другой жанр, да?
10. БАЦ (МАША)
жила одна девочка, которая очень любила ебаться с одним мальчиком. вот раз приходит она к нему в постель, а он спит. она к нему и так и этак и по-всякому, а он все не хочет просыпаться. ну тогда она тоже заснула рядом и попала в его сон. и там они наконец поебались.
жила одна девочка, которая очень любила целовать одного мальчика в ухо, и в угол глаза, и в шею сзади под волосами, и в перинеум за скротумом, и в подушечки пальцев. ну и ебаться тоже, конечно.
жила одна девочка, которая встретила одного мальчика. и они стали ебаться.
жила одна девочка, которая очень любила ебаться с одним мальчиком. вот раз ебались они, а тут пришли другие девочки, и давай им помогать. и потом мальчик стал с ними ебаться, а одна девочка теперь им помогала. устала до хихиков.
жил один мальчик, с которым любили ебаться девочки, но это можно было только когда все улыбаются. а если кто не улыбается, то сначала надо было с ней поебаться, чтоб заулыбалась. и одна девочка, которая и так всегда улыбалась, все ждала и ждала своей очереди. но продолжала улыбаться.
жила одна девочка, которая очень красиво оделась, чтобы поебаться с одним мальчиком. а он ее бац и сразу всю раздел. но они поебались.
жил один мальчик, который любил ебаться сразу с несколькими девочками. а чтоб в них не путаться, он им каждую ночь давал имена. но каждую ночь разные. и в конце концов запутался. пришлось девочкам поебаться с ним по отдельности, чтоб распутаться.
жила одна девочка, которая сначала не знала, что главное в жизни, а потом узнала: ебаться.
жила одна девочка, которая очень любила смотреть когда ебутся, и помогать. особенно когда один мальчик. особенно когда с ней.
жила одна девочка, которая раз ебалась с другой девочкой, и им было хорошо, потому что потом пришел один мальчик.
жил один мальчик, которого ждало прекрасное будущее. но он сказал будущему, что у него еще девочка не ёбана, и остался в настоящем: the power of now.
жила одна девочка, и еще одна девочка, и еще одна девочка. и жил один мальчик.
жила одна девочка, которая очень любила ебаться
жила одна девочка, которая очень любила
11. НАФИГ ТАНАТОС (КАТЯ)
ИДЕЯ: секс как танец (это я всё думаю как мы станем снимать себя, всем уже неймётся, кстати). Ведь секс, «объективно», некрасив: торкает по мозгам очень сильно, но выборочно, эстетический мозг задействован вначале, но чем ближе к кульминации, тем слабее, там уж не до него. Понятно почему биологически: когда наживка схвачена, приманка уже не нужна. Но мы-то так не можем! Ёлки-палки, мы столько наломали стен и границ и барьеров в мозгах, растянули писаную торбу свою, эстетику (да и этику тож) на все что можно и нельзя, неужто тут первый облом? Нет, понятно, что если настанет культура сколько-то публичной любви, и если она будет притягивать социальное внимание (ну, за этим дело не станет) и давать статус (а не рушить его, как до сих пор порнография), то за каких-нибудь несколько тысяч лет (ой ли? обсудить скорость с АН) половой отбор наведёт марафет: гениталии станут красивы, узнаваемы как лица, секс – как танец. Но нам-то что делать, доисторическим волосатым дикарям? ждать милостей от природы, облизываться на человечества сон золотой? Нееет, вы там себе как хотите, а я начинаю копать прямо сейчас. В любом случае это не на одну жизнь проект, но хоть застолбить участок. Мы же уже и начали, в более как бы общем смысле, а я стану работать по картинке, по визуальности. Зря я что ли художку кончала.
Подробно распишу потом, сейчас конспект, главные пункты: секс неритмичен (хотя казалось бы), явно другая совсем часть мозга управляет телом на нижнем уровне, чем в танце; эстетика вроде бы требует минимального телесного контакта (см. эстетскую так называемую порнушку: ноль обнимов-прижиманий, в чём она кстати сходится с садомазо), а любовь максимального, главное же вообще ниоткуда не видно! как разрулить пока неясно; ну и конечно внешний вид того что обычно скрыто – волосы, дисколорация etc, хотя это наверно самое простое, косметология всё-таки добилась кой-чего. В общем, ясно, что копать придётся с обеих сторон, и движения и тело менять, но и мозги тоже приучать, мять-лепить. Вырабатывать эстетику.
И кому же ещё как не нам здесь. Хотя с другой стороны, именно нам будет и труднее: мы-то свои мозги уж как только не лепили, давно вошли во вкус друг на друга глядеть, да и любовь всё красит нежным цветом (например у меня, оговорюсь на всякий случай). Очень трудно будет увидеть всё это ненашими глазами. Но если цель революция (а что ж ещё!), то надо искать, пробовать, вырабатывать универсальность (тьфу, сальное слово), как любое искусство. (Хотя универсально ли оно вообще-то, вопрос.) А не просто чтоб преодолеть оставшиеся табу и «легитимизировать порн», вот ещё, этим без нас есть кому заняться.
Или вот ещё, например: мужчины должны научиться свободно и красиво двигаться с эрекцией. Сейчас это, если честно, жалкое зрелище, даже у АН. Как-то это обезьянит сразу, горбатит, будто пенис это то что носят: страшно задеть обо что-то, скорее бы засунуть, обезвредить. Нужно: твёрже, вертикальнее, но размер меньше (ага, вот облом-то, шучу), а главное – это должно быть как лицо, как флаг, гордо и с сознанием красоты: не как ноша и неудобство, но и не как что-то неважное и незамечаемое: эрекция должна менять всю повадку, но не в хищность, а в гордость! в пламенеющую гордость, дар, улыбку.
Потом – вот как быть с тем, что главных мест на теле два (второе – лицо, понятно) и на таком расстоянии, переезды между ними занимают кучу времени и неуклюжей логистики, особенно когда участников больше двух. («Участников», ёлки, ну как можно так писать! А КАК?!). Или ещё вечная проблема – заправить, к сожалению наши органы незрячи и сами друг в друга не ныряют, разве что в одной определённой позе, а хочется-то всегда и по-разному. И т. д. со всеми остановками. Просто руки опускаются. А с другой стороны – мы ведь тьму подобного рода проблем научились-таки решать, опытом, тыком, многое теперь делаем быстро и не без изящества, притёрлись, чувствуем друг друга. Но красива ли эта притёртость? Быстрота привычности равна ли быстроте танца и искусства? Не знаю, ничего ещё не знаю. Но когда смотришь как двое лежат, тесно, сладко, умело, жарко, ебутся – да, да! ну вот надо это миру, надо видеть и понимать, надо позарез. Мир, лови. Чего молчишь, поймал что ли.
Эй, а не поломаю ли я всё тут своими затеями?! Прощай свобода, все начнут зажиматься, вспоминать как надо, бояться что опять сделал некрасиво... с меня станется. Хорошо что заранее сообразила (вот польза, пока пишешь всё обдумывается). Что надо: никаких поучений и тем более окриков, только пример, показ, пересмотр лучшего. Может, ещё упражнения специальные для каждого, но это уже близко к поучениям. Вообще двигаться только эволюционно (а иначе и невозможно что-то ценное сделать, только маленькими шажками). Бесчисленные пробы и отбор, отбор до посинения. Снимать вообще круглосуточно, карусель в спальне включена всегда; посмотреть как можно снимать в темноте и какой есть софт, чтоб вырезать пустые куски (это просто) и неинтересное (по каким параметрам?). О, и настоящие танцы тоже нужны конечно, чтоб выучиться наконец владеть телом. Пусть Маша уроки даёт. И пения заодно – нельзя фальшивить, как нельзя плохо пахнуть. Я! из нас! сделаю людей!!! Ха. Не зарываться, не зарываться.
(Особенно на Э. не давить. Дайте же ребёнку привыкнуть немного, что вы в самом деле, налетели все.)
А самое, конечно, трудное – в конце. Оргазм! Обожаю наши рыки и крики, прекрасно искажённые лица, конвульсии, удары со всей дури уже, не разбирая куда. Не видев человека таким, его и не полюбишь по-настоящему. Но здесь-то уже даже не похожесть и не эволюционная конвергенция, а буквально те же самые механизмы в мозгу, в мимике, в теле, что и при страшной боли, при мучительстве. Изменился только знак, полярность. И ничего нельзя облагородить и пригладить, никак, и не нужно, это прекрасно, этого я никому не отдам. Хочу кричать и плакать, и заставлять их. И потому альтернативы нет: извини-подвинься, но мы будем медленно и трудно лепить восприятие этого. Не отказываться от бурности и слёз, вот ещё, а просто забывать, что так же бурно бывает и когда больно. Забывать, что бывает больно. Да, фантастика, но это единственная дорога, я уверена, и лучшая. Как улыбка развилась из угрожающего оскала – а сам оскал исчез. Не просто разорвать связь между «эросом и танатосом», как мы вот разорвали же, а нафиг весь этот танатос целиком. Телесное страдание просто не должно существовать, вообще. Ни одна душа никогда от него не просветлилась.
