Текст книги "Вечные мы (СИ)"

Автор книги: Кирилл Киннари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Еще про естественность. Это здесь фетиш, назад к природе, деревенская идиллия на первый взгляд, местами даже дикарская. Но, пожив, начинаешь замечать, что просто многое умело спрятано. Иногда это спрятанное пугает, иногда раздражает, но многое реально удобно, быстро привыкаешь. Вибраторы, например – множество, разных, но почти все притворяются чем-то другим или спрятаны во что-то. Просто безумие какое-то, ждешь что любой стул завибрирует, как только сядешь. И не старые с моторчиками, конечно, а мускульные все, очень как живые ощущаются. Неживое как живое! Это у Кати был период, она налепила кучу такой мебели и вещей, и с разными хитрыми триггерами, теперь уж многое даже забыли как включать. То есть опять все плывут по течению: как будто весь мир вокруг возбужденно вибрирует, а мы такие ходим с закрытыми глазами и прижимаемся чем придется куда попало <...>

4. OUSIDE THE ASYLUM (А.Н.)

Здравствуй!

Пожалуйста, не плачь!

А сам слышу твой голос, твоё милое «р», и чуть заднее «ш» после гласных, и почти реву. Слезлив и не стыжусь. Давай плакать вместе от счастья. Всё устроится скоро, уже устраивается. Скоро мы будем вместе <...>

Мы все тебя любим и ждём. _Все_ подчеркнуто три раза, заглавный курсив!

Катя часто про тебя рассказывает. Маша просит передать, что ты очень красивая. (И что, может быть, ты сможешь немножко научить её программировать.) Она тебе напишет.

И уже все для тебя готово, вот посмотри. Второй этаж слева от зала, с башенкой – это будешь ты. Внутри хорошо, но это ты пусть увидишь уже здесь, и сама, конечно, сделаешь ещё лучше.

Можно ещё попросить? Пожалуйста, напиши мне на наш _общий_ адрес, то есть как бы разреши читать и отзываться _всем_. Но не всем пиши, а всё равно мне, вообще кому-то одному, но не стесняясь всех. Приватность никто не отнимает, но мы _умеем_ и вместе. Привыкай понемногу.

Ты чудесная.

Теперь про наше «затворничество».

Отрицание настоящего – это легко, и не главное. Достаточно задёрнуть шторы и читать только хорошее. Всякую чушь – просто «не знать», с невинной улыбкой типа «а кто это». Но у нас другое: у нас проблема не столько с чужим («общим») настоящим, сколько с их _будущим_. Это серьёзнее. От будущего не спрячешься. Не хочешь попасть в чужое будущее – надо делать свое. И уже не обойтись одной невинностью: надо налегать на руль, надо осмотическое давление создавать изнутри. Попустить и страсти, и злости. Не чтобы бороться с чужим будущим, а чтобы делать прочнее своё. Это единственный способ. Правильное будущее побеждает _само_. Просто – приходит.

Настоящее настоящее – это будущее. В настоящем ничего нельзя поменять, в будущем всё. Притом же это весь мир, реальный, и _все люди_ в нём есть, и я и ты – и это всё, всё твое. Как захочешь, так и сделается.

А завязнешь в сегодня – поезд уйдёт, останешься ни с чем. Как попаданцы в прошлое – знаешь, был такой жанр? Сначала восторг, лиса в курятнике, вот я им сейчас мозги-то прочищу... споришь там с Честертоном каким-нибудь, с правыми и левыми, с Фрейдом воюешь (но и ужасаешься его силе вблизи). Обильно публикуешься, ездишь, разоблачаешь, раскрываешь глаза. На сколько-то лет хватит завода, да и результаты могут подпитывать, почему не быть результатам (конечно, не таким, о каких мечталось, но всё-таки). Насколько-то ты будущее приблизишь, спору нет. Но в глазах будет – тоска. И чем дальше, тем хуже. Твой поезд, _настоящий_ твой, ушёл, и не догнать его никогда. Даже не представить, где он сейчас катит. Там твой настольный свет от скорости дрожит! И пусть там не поразить никого прозрениями, не повозить дурачин мордой об стол, но зато ты увидишь _новое_, и сама откроешь, если повезёт. А «здесь» – «всё понятно», тоска без просвета, «сколько нам ещё идти, отец», «до конца, мать». Нужная тяжёлая работа, обречённость.

И вот это мы и есть: не высокомерие и брезгливость, а спасение от безнадёги настоящего. Строим свой поезд, чтобы вернуться назад, то есть вперёд – хоть сколько-то вырваться. Мы настоящие попаданцы, потому что совсем не мечтали именно в сюда угодить. Nous sommes ailleurs.

И ты тоже.

Самое невероятное, самое сказочно чудесное: что _ты_, моя ты, Элли Долгого Озера, Сказавшая Да На Мосту Четырнадцати Шагов – ты наша, ты одной крови, ты будешь с нами.

Здесь наш сад, наш лес, наше море. Злость – только на границе, а чтоб меньше злиться, просто отодвигаем границу подальше. Мы – Outside the Asylum, выход из сумасшедшего дома, ещё одна попытка, очередная. (Поудачнее многих, насколько могу судить!)

Настоящее нельзя не бичевать (кстати, любое, как любое было когда-то будущим, как и любое станет романтическим прошлым), но от этого костенеешь. Мы ведь не боги, чтобы бесконечно любить «всё» и не скисать от него, не беситься, не опускать рук. Мы ищем локальный оптимум сиюминутной радости и вечного счастья. Отсюда наше самодельное, налегке, будущее. Ручей, очаг и ложе.

Половина бед человечества оттого, что чем ты умнее, тем невыносимее тебе ломиться в открытые двери. Учимся учить и учиться. Поэтому нужна тишина.

Я постараюсь выбраться на след. неделе, вернее всего в среду. Очень много работы сейчас, два больших проекта к Равноденствию выкатываем <...> Тебя страшно не хватает. Особенно по ночам. И по утрам! А уж вечерами... Днём вообще на стенку лезу...

Пиши каждый день.

Хоп!

5. РАЗВЯЗАТЬ ЛЕНТОЧКУ (КАТЯ)

ИДЕЯ: заначки. М. не любит на природе, Э. тоже вроде не очень, кажется просто неудобно им, особенно в лесу, но и хочется иногда, заметно. Надо сделать, должно быть несложно. Запаянный стерильно комплект: подстилка с подогревом, полог?, простой вибр, смазка, и все это спрятано где-то в удобном месте – в ветвях, в пещерке, у реки за камнем и т.п. Каждый знает свои заначки но не знает чужих. Смысл – что не надо бежать в дом из хорошего места, где приспичило, и не надо кряхтеть и приспосабливаться, а протянуть руку и сразу сделать себе шёлково, чисто, домашне, тепло, прямо в лесу или на горе. И поебаться всласть среди птиц и цветов и облаков, не колет и не кусает, хорошо! Важно: использованные заворачиваем и уносим домой, вот, это место как бы уже вылюблено этим летом, не надо повторений; а зимой пополняем заначки, прячем на прогулках под снегом подарки для лета. Комплект должен быть оч. маленьким в упакованном виде, поставить серию. Может, даже зимний комплект получится, посмотреть какие нагреватели есть. И лежали они в обнимку в сверкающем снежном лесу, эх.

ФИК: на планете дев. Раз в много лет им забрасывает из космоса одного мальчика – начинается сезон семейный, уставшие от жизни могут родить девочек и наконец уйти (улететь?). Дев миллиарды, и они бессмертны, а мальчик нет, ему предстоит здесь вырасти, прожить, состариться. Зачинают буквально от прикосновения, поначалу очереди, конвейер, но потом отсеиваются несколько, любовь, хотят быть с ним всю его жизнь. Но другие, миллионы, ждут семени, и ближний круг начинают раздавать из себя: когда он затихает, дева целует его и летит в один из Храмов Семени, на семи холмах, и возлегает на ложе, и раскрывается, и тысячами проходят перед ней, целуют её орошённую розу, вздыхают, улыбаются, улетают вынашивать.

А мальчик бегает по планете, легконогий, голый, только пенис стянут и привязан к яичкам ленточкой, чтоб не мешал бегу, как греки делали на олимпиадах. Девы не осаждают его, но поглядывают, и иногда, редко, он высматривает себе незнакомку, подходит, смотрит, целует, даёт развязать ленточку. Никто не отказывает. Тем более что не связанным Клятвой Семи в храм идти не нужно, можно всё оставить в себе, полную порцию, безумная редундантность, роскошь, богатство, блаженство. Никто и знать не будет поначалу, а ты просто выносишь себе совсем свою – капельку, деву внезапной любви. (У таких капелек потом особый статус, конечно.)

6. ЧТО СО МНОЙ СДЕЛАЛИ (ЭЛЛИ)

<...> то на ты, то на вы – с теперь уже привычной актёрской сумасшедшинкой. Круглосуточный театр, пьесы сменяются на ход ноги. Кому-то вдруг стукает, и начинает тянуть в свою сторону, причем именно тянет, а не объявляет, что, мол, теперь мы дракон и принцесса. Другие постепенно соображают, вспоминают роли (а я еще половины не прочитала, наверно, даже из тех, что записаны), втягиваются, импровизируют. А бывает, что и не втягиваются – кому-то вдруг не катит, не удается въехать, это как бы конфликт получается, со стороны незаметный и непонятный, но иногда довольно сильный. Но недолгий, потому что можно же поебаться (вот, сказала), и уже опять тебе любовь и благорастворение. При том что и «фики» сами, понятно, тоже вокруг любви и секса все крутятся.

Больше всего фиков Катиных, она вообще у нас гений парадоксов друг. Машиных меньше, и они абсурднее, обычно без имен всё, странно и как бы насмешливо, на полутонах, на паузах даже. Есть несколько фиков по текстам А.Н., более или менее коллективное творчество, но специально он для нас не сочиняет, хотя иногда правит то, что сочиняется девочками. «Мне с вами и так слишком хорошо», сказал мне. В смысле, не надо как-то ещё украшать то, что у него и так есть (я так поняла). Или, может, давить авторитетом не хочет, он ведь нам и учитель, а учитель должен показывать класс редко, чтобы не отбить у учеников охоту.

А может – мы все трое его фик, он просто нас всех придумал, вот чтобы мы дальше всё раскручивали из его идей. В каждую вложил часть себя, на которую у него самого времени не хватало, чтобы эта часть сама дальше раскручивалась и жила. Но без постоянного телесного контакта мы же зачахнем, как морок, и вот он в нас жизненную силу льёт, каждый день, – ну точно! Наверняка такая идея уже была, спрошу у Кати, но если нет, я забила тему. Будет мой первый фик.

Вообще, кажется, я постепенно врастаю, свежесть восприятия уходит, меньше пишу. Ещё и времени не хватает вечно, хотя казалось бы, чем нам тут заниматься на всём готовом, давно бы перебесились от скуки, как гаремные тётки, но ничего похожего. Всегда куча срочных дел, даже и не считая постели и разговоров, которые всё равно срочнее всего. А смотреть на кого-то, чуть не плача от счастья – это, оказывается, самый сильный ускоритель времени, дни летят как осенью облака, только успевай смаргивать.

И о любви опять... Пришла-то я сюда к А.Н., и сначала всё не решалась и нюнила, потому что не хотела его делить, боялась ревности, разборок, вообще кого-то, кроме него. Даже на Катю досадовала. Но это не ревность была, а какая-то... раздраженность, что ли. Неуверенность, наверно. Что-то типа «ладно, пусть, если им хочется, только чтоб не при мне»... И вот. Я по-прежнему не уверена, что я люблю, и что это вообще такое, и способна ли я на это в принципе, etc. Но могу сказать, что теперь, если люблю, то уже всех. По-разному (без сравнений!), но всех. И даже вместе. Сначала, понятно, с Катей больше, но вот и Маша...

Безумная наша чехарда, постоянное перемешивание – даже не знаю, специально это или просто от общей расслабленности: только к одному прилепишься, а уже другой подсаживается, тянет, раскрывается, зовет... А пока ты со вторым – первый уже соскучился, накопил что-то для тебя, хочет опять сделать, показать, порадовать. Публичность секса очень помогает таким перетягиваниям, хотя вот опять неверно – он вовсе не публичен в смысле «напоказ», просто знаешь, что когда ты с кем-то, другой всегда может прийти... и хочет прийти, улыбнуться, погладить, да просто полежать рядом, посмотреть. (Есть знак «вдвоём», но им редко пользуются.) Поначалу очень напрягало, интровертный мой инстинкт против всякого вторжения, но сейчас уже я оттаиваю, кажется. И это даже дико возбуждает, если совсем честно, не понимаю пока почему.

...Маша очень, очень красивая, очень белая кожа, очень черные волосы – домиком, прямой пробор, низкий узел сзади, всегда удивленные глаза и нежные платья (вот не подобрать другого слова, именно нежные, полуфолк, полусредневековье, но всегда очень просто и... трогательно, да). А.Н. вблизи очень большой и очень сильный – хотя у меня до сих пор голова кружится от его близости, не разглядеть, и, конечно, уже не вспомнить, каким он мне казался издали, не сравнить. Чудесная пара они с Машей, а Катька рядом с ними – как гиперактивный подросток, Пеппи-длинный-чулок с её юбочками и thigh-highs (и недлинные волосы вразлёт, как юбочка). А Маша поёт...

Господи, а я-то, я! Ну зачем ещё я им нужна? Как я вписываюсь сюда? Бедная родственница? Петь не умею, за Катиными фантазиями мне не угнаться. Плачу от счастья и от страха, вот натурально плакала вчера вечером. Выставила сначала знак одиночества, думала посидеть, разобраться, расписать все по пунктам, но почти сразу не выдержала и повесила «хочу» (знаки реально спасают, кстати). Прибежала Катя, и было хорошо... потом пришел А.Н. Любовь заразная штука, оказывается, во всяком случае, такая как у нас тут. Какая ревность, о чём вы? Вспоминаю (хотя это больше по рассказам), как маму к папе ревновала в детстве – чтобы просто напомнить себе, что это такое.

А может, они меня на воспитание взяли, просто подобрали из жалости, чтоб не пропала? Как подумаю, что всего этого могло не быть... Или как тест себе, смогут ли переварить еще одного, вылепить из чужого человека еще одного себя? Или даже – проверка, так ли у них хорошо, как кажется изнутри? На сторонний свежий взгляд? То есть мне бы лучше не подлаживаться и зубрить (ишь, дорвалась), а наоборот: скандалить, высмеивать, отказываться понимать? Настоящая проверка на прочность чтоб была. Ну тут они маху дали со мной, конечно, такого конформиста поискать... И когда меня спрашивают – как тебе, да что ты думаешь, да как бы ты выбрала... я думаю, это меня так учат, а может, и они все от меня учатся не меньше? (Надо бы спорить почаще, попробую.)

А почему всё вот так – не знаю. Даже не знаю, настоящее это или я просто все еще в периоде начальной эйфории. Конечно, страшно: что если на самом деле тут все серое и через нехочу, а у меня розовые очки, или еще хуже – все на самом деле розовое снаружи, но под этим какая-то гадость несусветная запрятана. Понятные страхи, во всяком случае. Но если (не буду оценивать вероятности) все действительно более или менее так, как кажется, то куда могло вот это все испариться – ревность, собственность, борьба за внимание, интриги? Человек больше не «так устроен» или я ничего не понимаю в психологии (хотя действительно никогда всерьез не занималась, но уж столько-то я знаю, это даже в школе проходят)? Он нас всех под гипнозом держит, или вообще это всё симуляция и я здесь единственный живой человек – ага, вплоть до такого. Тоже фик.

А если это реально, если так можно жить годами счастливо, и даже брать новеньких, и их делать счастливыми? Вот что они со мной сделали? Да ничего вроде особенного. Есть странные некоторые правила (запишу когда обдумаю), но никакой специальной дрессировки, скорее даже наоборот. Я, конечно, сама по себе интроверт и к соперничеству никогда не тянуло, но всё-таки... И бывает же страх, неуверенность, а если упорно вспоминать, то и раздражение, и скука временами, но почему-то они не выплёскивают как раньше. Слезы часто, да, но это всегда вперемешку со счастьем, не поймешь даже чего там больше. Неужели опять все дело в сексе – какая-то универсальная отмычка от всего получается? Трахайся себе направо-налево и будешь здоров?

Вспоминаю первую ночь опять... теперь уж можно признаться. (А почему теперь? Может, увереннее себя чувствую просто, зацепилась здесь, уже можно посмеяться над первыми дрожащими шагами?) Критический момент один был, я чуть не сбежала... Как меня там учили, ненавязчиво, но учили, будто я правда в первый раз, я улыбалась изо всех сил – а саму рвало на части. Гремучая смесь из... ну понятно. И наверно, только таким рывком, до самого последнего предела и со всеми вместе, и можно было перевалить через это, постепенное привыкание все бы только испортило. Почти сбежала – хоть и знала, и решила, и хотела... и любила же, главное, уже тогда. (И почему «уже», сразу позволь себя спросить... может, наоборот, тогда только ещё и любила по-настоящему? Или, как в романах девятнадцатого века изображали «падение»: «никогда они так мало не любили друг друга, как в эту ночь»? «Осспади. Смешно.» – Катиным голосом.)

А вообще всехние ночи – это не так часто у нас, это радость, но и работа, придумывание, подготовка. Как концерт на выезде. Или даже как экзамен, тест – что ничего «у нас» не сломалось. И не минутный фик, а глубокая история нужна, как бы целая жизнь, чтоб на всю ночь хватило. Повседневность – это всё-таки обычно пары, или пара плюс кто-то сбоку. А на прошлое новолуние <...>

7. В ЗЕРКАЛЕ ПОРНОГРАФИИ (А.Н.)

Колоссальные архивы профессиональной и любительской порнографии очень слабо учтены в современных антропологических исследованиях; значительная их часть элементарно не каталогизирована и даже не просмотрена. Автоматическая обработка ограничена выяснением самых общих параметров, таких как число и пол участников сцен. Тем не менее, даже эти поверхностные данные (на материале «эпохи интернета», приблизительно 2000-2030) дают эволюционному психологу материал для небезынтересных гипотез.

Общеизвестно: подкрепляется удовольствием то поведение, которое приводит к репродуктивному успеху. Порно – жанр, стремящийся максимизировать удовольствие; логично, что в нем изображается непосредственно репродуктивный акт. В действительности, однако, все сложнее.

Эволюция сексуального поведения современного человека происходила в «доисторическом» обществе – но, по-видимому, в обществе с уже ненулевым уровнем языка и культуры, включая сексуальную. Антропология примитивных обществ свидетельствует, что брак как форма воспроизводства почти универсален, и в подавляющем большинстве культур он либо моногамный, либо сочетает моногамию для большинства с полигамией у элит. Можно предположить, что преимущественно моногамный брак был нормой в течение как минимум десятков тысяч лет – достаточное время для того, чтобы отпечататься в наших инстинктах.

В традиционном обществе брак – не опция; за исключением больных, каждый член племени получает супруга и, тем самым, возможность внести свой генетический вклад в следующее поколение. Отсюда следует, что подкреплять удовольствием матримониальный секс природе почти не нужно – законное потомство у тебя будет, хочешь ты того или нет. (Конечно, на качество и уровень выживаемости этого потомства мотивация родителей влияет, но мы сейчас рассматриваем только сам акт оплодотворения.)

С другой стороны, законного потомства не может быть слишком много: репродуктивная способность женщины ограничена. Мужчина может зачать намного больше детей, чем способна выносить его единственная жена. Поэтому экстрамаритальный мужской секс резко увеличивает репродукцию мужчины – а значит, в процессе эволюции он будет подкреплен удовольствием. С неизбежностью возникает сильная и врожденная мужская мотивация «гулять на стороне».

Но чтобы оставить внебрачное потомство, нужно преодолеть культурные и социальные барьеры, которые опять-таки с неизбежностью вырабатываются в обществе в ответ на мужскую трансгрессию. Гонка вооружений: общество заинтересовано в стабильности и когезии, которые несовместимы с беспорядочным внебрачным сексом; мужчины заинтересованы во внебрачном сексе для распространения своих генов. Возникает система сексуальных запретов, половая сегрегация, нормы приличия; у мужчин же в ответ растет мотивированность на поиск и подкрепление удовольствием внебрачных побед.

(Разумеется, все наследуемые свойства, особенно относительно недавно развившиеся, подвержены разбросу в широких пределах. Далеко не все мужчины – маньяки, которые пойдут на убийство ради сексуального удовлетворения. Но очень мало и таких, у кого интерес к сексуальным приключениям вне семьи полностью отсутствует.)

Врожденная мотивация к внебрачным связям (для увеличения генетического разнообразия потомства) существует и у женщин. Однако порнография до сих пор производится по преимуществу мужчинами и для мужчин. Можно поэтому предположить, что она изображает не секс вообще, а именно внебрачный секс с точки зрения мужчины, высоко мотивированный и подкрепленный внерациональным – генетически обусловленным – удовлетворением.

Порнография – зеркало культурного и биологического прошлого нашего вида. Что видим мы в этом зеркале?

СЮЖЕТ. Расхожее представление – «в порно нет сюжета» – представляется, тем не менее, ложным. Сюжет минимален и примитивен, но он есть почти всегда. Даже в самых коротких роликах есть минимум экспозиции с ответами на главные вопросы: кто эта женщина и как мужчине удалось ее заполучить. И, само собой, ответ «это его жена» встречается редко. Тем не менее, порно тяготеет к клишированному реализму: огромное большинство роликов изображают секс один на один во вполне правдоподобных обстоятельствах, где «она» может быть уличной знакомой, секретаршей на работе, одноклассницей, медсестрой в больнице, служанкой, проституткой и т.д. Фэнтази как жанр порно существует, но занимает на удивление скромное место.

НАСИЛИЕ в его разнообразных формах – самый действенный способ добиться внебрачного секса. Изнасилования (особенно массовые в войнах), рабство, связывание, избиения, унижения – все это обеспечивало существенный репродуктивный бонус для наших предков, все это срослось с сексом и закрепилось в системе удовольствий мозга, и все это в огромном количестве и разнообразии представлено в порнографии. Насилие может быть и мягким, ситуативным, основанным на социальном положении (учитель и ученица, босс и секретарша, полицейский и преступник), и чисто словесным (оскорбления, покровительственный тон), – но найти сюжеты, совершенно лишенные мотива принуждения и неравенства, нелегко.

СОСТАВ. В сценах гетеросексуального группового секса с тремя участниками половой баланс близок к природному, с некоторым даже преобладанием женщин (т.е. mff несколько чаще, чем fmm), но по мере роста группы соотношение резко смещается в мужскую сторону: в группах с шестью и больше участниками сюжетов fm+ уже на порядок больше, чем mf+. Разумеется, статистика зависит от периода, жанра, культуры, но преобладание «gangbang» над «harem» представляется универсальным. И парадоксальным: ведь один мужчина, оплодотворяющий нескольких женщин, достигает несравнимо большего репродуктивного успеха, чем участник группового изнасилования с его ограниченными шансами оплодотворить даже одну.

Объясняется этот парадокс просто: порнография воспроизводит реальные ситуации, которые помогали размножаться нашим предкам и потому закрепились в системе вознаграждений нашего мозга. Судя по многим косвенным признакам, групповые изнасилования были в традиционных обществах намного более частым явлением, чем гаремы. Групповое изнасилование дает скромный репродуктивный бонус, но его легко осуществить и относительно легко избежать ответственности (вина размазана не только на всех участников, но и зачастую на все племя или сообщество, см. историю Содома). В то же время гарем, тем более в преимущественно моногамном обществе – предприятие затратное, которое могут себе позволить только немногие высокостатусные мужчины. В результате «плохие деньги вытеснили хорошие», и современному потребителю порнографии инстинктивно интереснее секс одной женщины с многими мужчинами, чем наоборот.

НИЗКОРАНГОВОСТЬ. Среди самых частых слов в текстовых описаниях порнороликов – dirty, nasty, slutty, шлюшки, сучки. Вульгарность, опытность и доступность женщин подчеркивается чаще и сильнее, чем нетронутость или невинность. У женщин – тяжелая косметика, мимика, заимствованная у проституток; часты сюжеты типа «секс за деньги» или «секс по пьяни». Еще один парадокс: если целью является воспроизводство, зачем тратить время на тех, кто к воспроизводству явно не склонен – на женщин продажных или настолько низкоранговых, что они доступны всем? Даже когда проститутка становится матерью, вряд ли ее потомство будет иметь хороший шанс выжить.

У этого парадокса такое же простое и нелестное объяснение, как и у предыдущего: «десять старушек – рубль». Шансы получить здоровое потомство от общедоступной женщины невелики, но они не равны нулю.  Вероятно, это давало достаточно существенный репродуктивный приварок нашим предкам, в то время как шансы заполучить для внебрачного секса «хороших» женщин были гораздо ниже – их охраняла семья и общественные нормы. Становится понятнее и такой распространенный порносюжет как осквернение, превращение «хорошей» женщины в «плохую», часто в результате группового изнасилования. Именно так оно и работало в традиционном обществе: изнасилование автоматически превращало честную девушку в гулящую и, следовательно, общедоступную – в репродуктивный ресурс всех мужчин племени. Сюда же, вероятно, следует отнести и внешнюю эякуляцию: помимо прочих функций она служит видимым маркером нового статуса, меткой «теперь всегда доступной» женщины.

ЧТО ДАЛЬШЕ? Последние столетия радикально изменили репродуктивное поведение человека. Внебрачный секс стал намного доступнее, связанный с ним социальный риск уменьшился до минимума. В то же время потеряна и большая часть мужского репродуктивного выигрыша от внебрачных связей: контрацепция позволяет женщинам рожать только от тех, кого они выбрали сами. Отцовство скрыть невозможно, и дети-на-стороне для мужчин теперь не бонус, а бремя. Конечно, это не значит, что половой отбор остановлен, но критерии его меняются на глазах. Разница в продуктивности между верным семьянином и Казановой не просто уменьшилась – возможно, она поменяла знак.

К сожалению, все эти изменения вряд ли быстро отразятся на врожденных психологических механизмах, которые заставляют нас производить и потреблять порнографию. Древние и укорененные, механизмы эти могут ослабеть под напором нового полового отбора, но только за много десятков или даже сотен поколений. Но человек всегда находил тот или иной путь в обход ограничений своего тела. Порнография не исчезнет, но она способна измениться, как уже изменилось общество – если мы захотим этого.