Текст книги "Мир, где мне очень не очень рады (СИ)"

Автор книги: Кирико Кири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Глава 62

Увы, не все люди сильны.

Это я уяснил ещё в начальных классах, когда среди нас были как большие мальчишки, так и совсем мелкие как я. Кто сейчас скажет, что в первых классах всё не так страшно, как в старших, я… соглашусь.

Пиздец начинается уже во вторых, в третьих и так далее, когда вы уже более менее знакомы и начинаются выяснения отношений. Дети – не взрослые. У детей нет границ, нет морали, нет принципов. Самые жестокие твари, которых я знаю. Для них всё игра, для них всё просто так. Они не понимают, что делают.

В моём детстве я знал девочку, которая сожгла бомжа, просто потому, что хотела посмотреть, как он горит. Весело же? Вообще пиздец, оборжаться.

Это лишь показывает, насколько детство становится опасным, если его не контролировать. И у меня оно не контролировалось. Поэтому, предоставленные сами себе, мы выживали кто как мог. Были те, кто давал отпор, были те, кто пытался, но становился изгоем. И были те, кто подлизывался, притирался и искал защиты у сильнейших, чтоб не прохватить порции пиздюлей. Уважение и глупый смех в поддержку глупых шуток взамен на защиту от других.

Я был тем, кто подлизывался. Но даже это не всегда спасало от драк и унижения. Кто-то стойко переносил их, а кто-то, как я, ревел в сортире, размазывая сопли по лицу.

Сейчас надо набежать всяким тру-альфачам и сказать, что мужчины не плачут и прочую хуйню. Но мы то понимаем, что пидорам дай попиздеть о «настоящих» мужчинах, они мозг прополощут, но как дойдёт до дела, завалятся.

К сожалению, мне не хватало ни силы духа, ни силы характера перенести все радости счастливого детства. Ну не все могут с гордо поднятой головой идти вперёд, не обращая внимания на крики в спину или на то, что над тобой смеётся весь класс. Некоторые это выдерживают, некоторые пропускают мимо, а некоторые копят в себе.

Поэтому иногда мне было жизненно необходимо просто выплакаться кому-нибудь в жилетку, пожаловаться на жизнь и выпустить всю боль из себя. Как давление из котла сбросить, чтоб не взорваться. Поплакал, пошёл дальше. Своеобразный способ пережить трудности, которые даются нелегко. Ведь какая разница, как ты преодолеешь проблему, если итог будет положительным? Плакать, сраться, убиваться, наносить телесные повреждения… Не все могут пройти с каменным лицом трудности. Некоторым требуется выпустить пар, чтоб не взорваться. Другое дело, делать это на людях, плакаться кому-нибудь или убиваться наедине.

Давно же это было…

Уже и не помню, когда мне хотелось просто поплакать и выговориться. Да, плакал от боли и от обиды, да рассказывал то, что беспокоит. Но именно выплакаться и выговорить всё, что накипело… Да, я слаб. Не быть мне тру-героем. Но я и не хочу. Не всем быть героями, не всем быть суперсильными доминаторами-нагибаторами-культиваторами-ебаторами, которые плевать хотели на остальных.

Крыша окончательно поехала, и я чуть не прибил Лиа. Да, она сучка, да, маньячка, но по сравнению со мной она просто невинная овечка. Как это не прискорбно, самое худшее зло то, что готово идти к своей цели любыми способами. Не обязательно, что цель будет плохой. Просто любая цель требует определённых затрат. И то, готов ли ты затратить подобные ресурсы на цель, определяет то, кем ты являешься.

Голоса, тени прошлого, те кого я любил и те, кого предал, они шептали мне, они приказывали, угрожали, умоляли выпустить ей кишки и потом просто отпустить сознание, в которое я вцепился. Даже моя бывшая девушка затесалась. Их стало слишком много, а туман стал просто непробиваемым. И ведь почти получилось у них. Безумие такое безумие…

Что меня остановило?

То, что я говорил о себе в третьем лице. Это резануло слух, это было неправильно. Да и галлюцинации казались уж через чур умными, словно их уже рисует не моё сознание, а кое-что покруче. Оно и выдернуло меня из аквариума, заставив взять контроль обратно. Я ведь даже не заметил, как потерял его. Жутковато немного, когда понимаешь это.

А потом… потом, словно заноза, вытащенная из тела, дающая наконец покой измученной плоти, всё, что накипело во мне, хлынуло потоком наружу. Просто сил уж не было держать в себе. Хотелось говорить, плакаться, жаловаться. А Лиа, сучка, выглядела такой понимающей и внимательной, что я не выдержал и раскололся.

Чтоб идти дальше, надо избавиться от груза.

Я говорил, рассказывая, что произошло, что со мной делали и что я чувствовал. Рассказывал, как я боялся, как ждал и как мучился каждый день. Мою боль и обиду за то, что меня пытали вообще по ложным обвинениям, тем, что я не делал. Говорил и жаловался на все эти сраные дни, пока наконец не понял, что меня начало отпускать.

Становилось легче.

Естественно, всё я рассказать не мог. Про то, как мне обидно было получит звание антигероя и спасаться от неоправданной жестокости. О том, что мне приходилось делать, и как всё в итоге получалось. Терпеть издевательства этого мира как физически, так и морально. Да много чего я не рассказал ей, так как не стоит рушить и без того подмоченную репутацию антигероя-нытика. Однако за эти все шесть дней я от души выговорился.

Стало как-то пусто.

Так всегда, когда тебе плохо и слёз уже нет, становится просто плевать на всё. Единственное, что хотелось, так это спать. Галлюцинации, что мучали меня всё больше и больше вместе с голосами стали тонкими и призрачными. Словно выпуская из себя накопившуюся боль, я делал их слабее.

Так я и не заметил, как просто уснул.

Это был бред.

Это была галлюцинация. Маленький мир, что я хотел видеть всей душой. Куда хотел вернуться. То место, где мне были рады.

Это был мой дом.

Я был в старой квартире, где раньше жил.

Как я понял? Очень просто – в отличии от сна я могу соображать здесь своими мозгами. Скорее всего это последствия моего лёгкого безумия.

Этот запах, что можно почувствовать в старых квартирах, нельзя было ни с чем спутать. Старый и добрый, говорящий, что ты дома.

Старые железные полки с обувью, которые не изменились по прошествии стольких времён. Те, которые я запомнил когда-то давным-давно. А вон коробка с игрушками, что я вытаскивал на улицу. Старая, от посылки. И вешалка с одеждой. Кажется, я сдал в росте, так как не могу дотянуться до неё.

Зал… Такой типичный советский зал. Я в шоке, как мать умудрялась поддерживать его даже после того, как прошло столько времени. А сейчас он вообще выглядел как с картинки – красный ковёр, вездесущий советский диван, шкаф, который был во всех квартирах, покрытый лаком. Интересно, были вообще другие модели этого шкафа?

И конечно же телевизор, тот старый бегемот. Мать купила китайского представителя с японским названием позже, когда я поступил во второй класс. А этот старый, добротный, созданный для того, чтоб его можно было сбрасывать с окна на голову незадачливым пьяницам.

И запах. Не запах смерти или стариков. Это был запах того мира, той культуры и той атмосферы. Кто хоть раз чувствовал этот запах, сразу поймёт меня, так как теперь его уже и не почувствуешь нигде.

Но меня интересовало другое.

Кухня.

Там было светло, очень светло. Точно такая же, как я себе её запомнил.

Этот белый кафель, обеденный стол у стенки, шкафы и кухонные столики вдоль другой стены, которые до сих пор были заставлены кружками, тарелками и прочей кухонной утварью. Подвесные шкафы с посудой и всякими вкусняшками, которые при таком росте мне недоступны.

И там, за этими столами копошилась моя мама.

Я не спутаю её ни с кем. Да, девка, залетевшая в пятнадцать, да, ведущая шлюховской образ жизни, пока в её жизни не появился я. Но теперь заботливая, вечно уставшая, любящая и родная. Кто бы мог подумать, что она породит такого как я?

Знала ли она, что в будущем где-то там я буду убивать людей сотнями?

– Мам? – спросил я по своему обычаю, как делал это раньше.

Мой голос был тонким и тихим.

– Ты вернулся? – обернулась она.

Всё тот же человек, прикрытые глаза, уставшие от такой жизни, улыбка, которую она выдавливала из себя нам. И лицо, которое было на всегда худым.

Но это не она.

Мы оба знаем то, что знаем. Её голос пусть и похож, но едва заметные интонации выдают качественную подделку. Если не вслушиваться, ты никогда не заметишь их. И всё же…

Я просто подошёл и уткнулся лицом к ней в живот. Я был действительно мелким. Приятная галлюцинация, добрая и тёплая. Не чета кошмару, который меня преследует. Хотелось бы остаться здесь.

– И ты можешь, – погладила она меня по голове, прижимая к себе.

– Мы оба знаем, что нет, – вздохнул я и отстранился.

Это не моя мать, она улыбается так, как не улыбалась моя. Я вижу её острые зубы, её тёмный взгляд, пусть всё остальное и повторяет её вплоть до запаха.

– Садись, сейчас будет обед, – кивнула она на стол.

Ну… обед есть обед. Я занял место у входа на кухню. Форточка на улицу была открыта, и я мог слышать шум ветра, детские крики и смех, едва заметный гул машин. Но, к сожалению, ничего не было видно. Свет с улицы был настолько ярким, что окно буквально заливало белым. Мне это невольно напомнило врата в рай.

Мама, как и обычно, поставила передо мной тарелку моего любимого горохового супа, после чего села напротив и, уперев руки в подбородок, смотрела на меня.

Вкус был действительно старым и добрым, таким, каким я его запомнил. Хотя уверен, что чувство насыщения было ложным. Хотя кого это волнует?

– Спасибо, – улыбнулся я, вставая из-за стола, после чего подошёл как маме и обнял за шею.

– Ты знаешь, что я ненастоящая, – напомнила она мне.

– Да.

– Тогда почему обнимаешь? – она не вырывалась из объятий.

– Ну не бить же мне тебя.

– И то верно, – усмехнулась мама и развернулась ко мне.

И вот старая как мир картина. Я сижу у неё на коленях, и она обнимает меня, прижимая к себе. Вечная и красивая картина. Сколько мне сейчас? Шесть? Пять? Скорее всего в этом диапазоне. Может даже меньше.

– Ты не боишься меня?

– С чего вдруг?

– Я не та, за кого выдаю себя. Многие, понимая это, злятся, ругаются, пугаются. Кричат, чтоб я не смела осквернять своим присутствием и копированием их любимых, – было в этой усмешке что-то тёплое, материнское. Словно мать, усмехающаяся над глупым поступком несмышлёного и злящегося ребёнка.

Я пожал плечами.

– А мне приятно. Приятно видеть тебя, пусть и ненастоящую. Так что… спасибо, что пришла ко мне в этом бреду. Я действительно благодарен. За то, что смог вновь увидеть это всё. Старый дом, старую кухню. Тебя. Потому что вряд ли мне выпадет возможность ещё раз узреть те маленькие и тёплые воспоминания, что остались у меня. Всё стирается, всё теряется и ломается.

– Ты можешь остаться, – тихо сказала она. – Остаться здесь, со мной. Жить этой жизнью.

– В иллюзии?

– Отпусти реальность, и иллюзия станет реальной. Как… виртуальный мир. Отпусти то, за что держишься и забудешь. Это станет реальным для тебя. И ты сможешь играть во дворе, становиться старше, жить… и я буду заботиться о тебе. Заботиться, как делала бы это твоя мать. Обычно люди не замечают смены. Это как сон, когда ты уснул, но во сне не можешь понять, что спишь. Однако… твоё отчаянное сопротивление и постоянная борьба… дали свои результаты. Однако всё можно вернуть.

Я прижался к ней сильнее. Приятное чувство. Слышать её стук сердца. Чувствовать родной запах. Её мягкость.

– Но это нереально. Это иллюзия, это галлюцинация… – неожиданная догадка заставила посмотреть в её чёрные глаза. – Ты богиня снов?

Она усмехнулась. Грустно, прямо как моя мама.

– Нет, я Богиня Безумия.

– Безумия? То есть все те галлюцинации… твои? Ты их послала?

– Правильнее сказать, ты меня позвал. Моя сила и твои мысли создали их. Люди хотят спрятаться, хотят найти место, где будут счастливы, и я прихожу, постепенно заполняя собой их разум. Предлагаю выход, и они соглашаются… в большинстве своём.

– Не слишком ли добрая? – недоверчиво выразил я своё мнение.

– А должна быть злой? – она улыбнулась и поцеловала меня в лоб. Приятно. Действительно, знает, как вести себя со мной. – Я дарю мир людям, что не смогли выжить в своём. Они сходят с ума и попадают в мои объятия. Я дарю им спокойствие, дарю то, что они потеряли или то, что хотят приобрести. Пока их тело там, пока они пускают слюни и творят глупости, веселя людей, их души и сознания со мной. Они приходят ко мне, когда боль невыносима и я просто избавляю их от неё. Как тебя.

– Прости, но мне не нужна такая реальность, – сказал я виновато.

Она погладила меня по голове, вглядываясь в мои глаза, словно желая там что-то увидеть.

– Но тебе здесь будет лучше. Я смогу позаботиться о тебе. Там тебя будет ждать лишь боль и разочарование.

Заманчиво. Очень заманчиво. Я вылез из её объятий и подошёл к окну, от куда так нестерпимо светило. И стоило мне оказаться рядом, как свет наконец отступил, позволяя взглянуть на этот мир своими глазами.

Там была небольшая площадка между пятиэтажными хрущёвками, залитая солнцем. Вокруг зелёные деревья и такая же яркая зелёная трава. Картинка была такой, словно кто-то выкрутил контрастность, яркость и жизнерадостность.

Там, на середине площадки бегали дети, среди которых я увидел одну девчонку. Помнится, мне она очень нравилась, но вместо того, чтоб признаться, я дёргал её за волосы. Её все звали вороной из-за чёрных волос, но я упорно называл её сорокой, показывая тем самым свою симпатию. Правда потом она уехала с предками и не стало у нас возможной свадьбы. Эх-х-х… Дети такие дети, что аж затылок чешется.

Сейчас это выглядит как маленький рай, очень старый и добрый мирок, что живёт где-то внутри сердца.

– И ты можешь жить здесь тоже, – положила она мне руки на плечи. – Можешь вырасти, завести семью и умереть. Когда это случится, твоя душа покинет и твоё реально тело, так что не о чем волноваться.

– Но… это не то. Это не реально. Это всё ненастоящее кроме тебя и меня. Так что… мне здесь не место. Даже несмотря на то, что я тебя люблю.

– Я не твоя мама. Почему ты повторяешь, что любишь меня?

– Плевать мне на это, – я обернулся. – Ты выглядишь как она, ты пахнешь как она и поведение у тебя такое же. Может… мне хочется на мгновение поверить в это всё, а может ты моя вторая мама, кто знает. Нянчишься же со мной.

– Это звучит странно. Первый раз меня называют мамой, при этом зная, кто я.

– Всё бывает в первый раз. Так что притворись, что ты не знаешь, что знаю я. А я притворюсь, что не узнал правды. Пусть на это мгновение, но я хочу представить, что моя жизнь сложилась иначе. Не было никаких съеденных тортиков, оставивших отпечаток в моей душе. Ни на кого не нападали белки и дрозды, никто не умирал от рака, никто не писал в цветочные горшки из вредности, и никто не калечил других. Мы просто представим, что этого никогда не было, что мир остановился в этом момент, стал вечным, ярким и добрым, где дети всегда счастливы, а родители всегда любят.

Потому, что этот момент станет ещё одним кусочком, что я сохраню в лакированной коробочке на пьедестале. Я ничего не помню об этом времени, поэтому это была возможность вновь увидеть то, что я забыл. Мне ничего не остаётся, как собирать свои счастливые моменты в коробочки, пока мир пытается вырыть мне могилу.

– Хорошо, сынок.

И вновь мы обнимаемся. Чем старше становишься, чем дальше дом и страшнее мир, где ты живёшь, тем больше хочется обнять человека, которого возможно ты больше никогда не увидишь, и не отпускать. Такая гениальная мысль, но так поздно пришла. Хотя… не до того тогда было.

– Ты ещё…

– Погоди, – перебил я её. – Давай ещё немного постоим.

– Хорошо.

Здесь так светло. Так красиво, несмотря на то, что это просто квартира. Яркое воспоминание. Не чета как моему реальному миру, так и миру, где мне все нихрена не рады. Я бы действительно хотел остаться здесь навсегда. Но жить в иллюзии… Нет уж, я лучше выберу реальность, суровую и беспощадную, но ту, где все настоящие и живые.

Минут пять мне понадобилось, чтоб наконец понять – всё хорошее надо заканчивать, иначе можно подсесть. Как например на мир, которого не существует.

– Я думаю, что мне пора, – вздохнул я, отстраняясь.

– Я вижу это, сынок. Твоё упорство, твоё желание выжить… Оно заслуживает уважения. Ты так отчаянно сопротивляешься мне, не хочешь обрести покой и счастье, которые можешь получить.

– Прости уж, мама. Лучше реальная боль, чем приятная иллюзия.

– Зовёшь меня мамой, даже зная, кто я. Ты очень странный.

– А нельзя?

– Можно, просто… удивительно это, антигерой.

– Знаешь уже мои достижения?

– Мне всё равно на них, – она провела по моим волосам пальцами словно гребешком. – Я Богиня, мне подобное не важно. Просто ожидала я увидеть… что-то более злое.

Я усмехнулся.

– Самое страшное зло – человек, который готов добиться своей цели.

– Чьи-то слова?

– Нет, только что придумал. А теперь… я вернусь?

– А сможешь? – улыбнулась она.

– Естественно, – я встал на цыпочки и напоследок поцеловал её в щёку. – Прощай ма, я рад, что ты меня навестила напоследок.

После чего развернулся к окну. Всегда есть выход и этот выход – окно. Девиз любого потенциального самоубийцы.

Я разбежался и прыгнул в него головой вперёд. С таким ростом я по идее не должен был допрыгнуть, но иллюзия есть иллюзия. Она изменяется, стоит тебе захотеть этого.

Тёплый и свежий, пахнущий утром, поток воздуха в лицо. Детские крики, которые становились всё громче и громче, после чего я коснулся лицом асфальта. Мягко и нежно.

Со стороны это мягко и нежно должно выглядеть как арбуз, который сбросили с верхнего этажа, но мне это уже и не видно. Потому что…

Я проснулся.

Часть двадцатая
Таверна упокоенных

Глава 63

'Познавший безумие – вы знаете не понаслышке, что такое безумие. Вы были в её объятиях, вы слышали её голос и чувствовали её тепло, но нашли в себе силы вернуться обратно. Вы познали то, что другим никогда не будет дано узнать.

Условия получения – победить безумие. Бонус – сопротивление негативным воздействиям на сознание.'

Да ладно…

Я протёр глаза, чтоб лучше разглядеть надпись, которую сейчас видел. Она слишком отличалась от тех, что я видел до этого. Потому не сразу верилось в то, что мне её дали.

Нет, ну серьёзно! Не сумасшедший, не мудло, не больной дегенерат, а познавший безумие. Звучит? Звучит! Это даже не стыдно показать другим, хотя делать такое, наверное, не надо. Мало ли что подумают. Я бы вот решил, что передо мной посетитель психлечебницы.

Но надо сказать, что эта абилка знатно упростила мне жизнь. Как? Да очень просто! Теперь никаких голосов и никаких галлюцинаций! В голове тихо и спокойно! Не думаю, что обычный человек сможет это оценить, но на мгновение просто представьте, что находитесь в шумной комнате где все вас зовут и всячески достают. А потом хоп – и вы оказались на природе.

Хотелось просто рассмеяться, покричать и побегать на радостях.

Однако… в след за разрешением одной проблемы поспешила припереться другая.

А именно, Лиа.

Хули она на меня пялится? Вот блять не нравится мне этот взгляд.

Просыпаешься ты посреди ночи, темно, костёр и только его свет хоть как-то даёт видимость. И сидит около костра девка, что прямо глаз с тебя не спускает. Конечно видеть, что я проснулся, она не может, мои глаза совсем чуть-чуть приоткрыты. Но легче от этого ни на каплю не становится. Жуть, да и только.

Может после того, как узнала хочет меня прирезать? Ведь я такого там наговорил… Будь я на её месте, точно бы прирезал. А она то маньячка, ей подобное вообще как нефиг делать.

Хорошая теория, но…

Она бы тогда меня сейчас прирезала. Судя по времени, я спал довольно много, с утра до ночи, часов двенадцать, если не меньше. За это время она бы успела и удушение сделать, и ещё что-нибудь придумать, чтоб спихнуть на несчастный случай. Так что в сторону эти версии ничего не говорит.

Тогда хули она пялится?

– Хули ты пялишься? – так и решил я спросить её прямо в лоб.

Лиа вздрогнула так, словно ей в задницу кол вошёл.

– Т-ты не спишь⁉ – она моргала как сломанный светофор, пытаясь взять себя в руки.

– Как видишь, – вздохнул я, вставая.

Лиа лихорадочно стала оглядываться, словно в поисках оружия или поддержки, после чего поспешила слегка отодвинуться. Боится? Серьёзно? Хотя… возможно именно её страх сейчас держит её в узде и не даёт меня прирезать. Плюсуем сюда её знания о том, кто перед ней, и в её глазах я выгляжу подобно ядерной бомбе, готовой к детонации.

Хм… отличный способ держать её в узде…

– Как ты?

– Как я? Хм… – я прислушался к своим внутренним ощущениям, садясь с ней рядом. – Хочется кому-нибудь сделать больно. Хочется убивать, хочется разрушать и заставлять плакать.

И это я не вру. Такие желания действительно летают в моей душе. То ли затолкать в задницу тёмную сторону не получилось, то ли остаточный эффект, то ли эти изменения уже окончательны. Ладно, поживём, посмотрим чо да как.

Тем временем я внимательно посмотрел на Лиа. Рука сама собой потянулась к её лицу. Пальцы скользнули по её приятным, хищным очертаниям, по губам, щекам к её глазам.

– Э-э-э… Мэйн? – а мне нравится испуг в твоём голосе.

– Знаешь, хочется действительно сделать кому-нибудь больно. Вот прям очень. Не знаю, с чего такое желание, – мои пальцы начали сдавливать её лицо, но она, испуганно смотря и выдавливая из себя улыбку, даже не отодвинулась.

– Но… не мне же?

– Почему?

– К-как почему⁉ Мы же в одной команде! – а страх творит с людьми чудеса. – Причём мне нравятся некоторые виды боли. Может стоит всё это сделать по-другому?

Хитрая сучка облизнула заманчиво губы, и её рука легла мне на ноги.

– Можешь даже взять силой, можешь связать… – она ускорила темп речи, – и… высечь меня. Я не против таких игр. Можешь взять меня как угодно, – последнее она уже тараторила. – Я хорошая девочка… послушная… только не выдавливай мне глаз!

Мой палец методично вдавливал её глазное яблоко внутрь, а она даже не пыталась вырваться. Лишь откупиться.

Страх действительно интересная штука.

Я отпустил её лицо и с удовлетворением отметил, как она выдохнула от облегчения, потирая свой глазик.

– Ладно, иди спать, я покараулю пока.

– Спа-а-ать?

Вот же неугомонная извращенка с садистскими наклонностями. Стоило отпустить, а она пытается ко мне прильнуть. Хули тебе надо?

– Я мог-м-м-м… – что она там может, я не стал дослушивать, просто удерживая её за лицо.

– Спать, иначе я тебя сам уложу.

– Можешь уложить меня силой, если тебе станет легче. А можешь прямо здесь… – она опустила голову и взглянула на меня своим блестящим взглядом исподлобья, попутно обеими руками сдвигая одежду с плеч, и грозя вывалить свои груди на моё обозрение, – взять меня.

– Пошла. Вон, – отчеканил я.

– Но ты же…

Я схватил её за руку и, не сильно церемонясь, подтащил к остальным, где просто бросил на землю.

– Спать. Мои слова не обсуждаются… хотя… может быть ты хочешь развлечь меня? – я оскалился той самой улыбкой, которой пугал их до этого. Только на этот раз специально.

– Да нет… как-то передумала. Я-то что? Спать, так спать.

И юркнула к Даре.

Вот и всё. А то заебала меня. Я не против почесать об кого-нибудь хуй, но граница то должна быть. К тому же мне сейчас подобного ну вообще меньше всего хочется. Ни желания, ни сил.

И что на неё нашло? Решила таким образом выбить для себя безопасность? Типа я ножки раздвину, а ты меня не трогаешь? В принципе, будь я сам бабой, так бы и поступил, но… чот не то. Не похоже было на то, что она так хочет выбить моё расположение. Тогда же я её спать отправил, а она всё равно лезла, словно сама хотела меня. А может…

Да ну нахуй, бред же! Сама говорила несколько раз, что я не в её вкусе. Да и тогда, когда я её взял силой, тоже была не в восторге. В жизнь не поверю, что она так быстро изменилась. Значит где-то есть подвох. Все пиздят, а если не пиздят, то уже напиздели. Сучка явно что-то задумала… Надо будет провести воспитательную работу.

Или может избавиться от неё? Хм… ну… есть резон, однако… нет. Пока нельзя. Замочить сокомандников я всегда успею. А резать их без причины у меня рука не поднимается. Надо было делать подобное, пока был в безумии. А сейчас уже поздно. Да и подрывать доверие остальных таким поступком не очень хочется.

Как же всё сложно!

Хотя когда было легко?

Мы вышли только к обеду.

Так уж получилось, что пришлось наказывать Лиа. Как говорил, надо показать, кто главный.

– Стой! Погоди! Я же ничего не сделала! А мы ведь в одной команде!

– Ничего-ничего, – приговаривал я, завязывая узел на её руках. – Одно другому не мешает.

Она валялась на земле и испуганно улыбалась, пытаясь найти поддержку у других, пока я её с любовью запутывал, предварительно стянув с неё штаны. Сначала я не мог понять, чему она радуется, но как почувствовала верёвки на руках, её лицо стало меняться в обратную сторону.

– Ты же не будешь меня убивать? Я же ни разу тебя не предала.

– Это типа угроза? – поинтересовался я.

– Нет! – тут она уже перепугалась, когда я потянулся к мечу. Да и Дара, и даже Мэри, которая не любит Лиа, напряглись. Кого вы во мне видите. Но мне их страх нравится. – Я не угрожаю! Мне нравится наша маленькая команда. Просто ты… Погоди!

Я взял меч и задумчиво оглядел его. Сколько же времени прошло с тех пор, как я его забрал… Не сказать, что много, но кажется, что столько воды утекло.

– Мэри, держи, отрежем ей пальцы на ногах, – похлопал я по голой заднице Лиа.

– Стой! Да за что⁉

– Не верю я тебе, – пожал я плечами.

– Но… мы можем же договориться! Я могу доказать тебе свою верность!

– Окей, что ты удумала?

Повисла тишина, которую нарушал только шум леса. Дара и Мэри пялились на Лиа, пытаясь понять, о чём я говорю. Сама же Лиа… пялилась на меня, пытаясь понять, что говорю я. Её рот забавно открывался и закрывался, словно она пыталась найти оправдание, но не могла. Так, я ошибся? Слишком уж правдоподобно выглядит её удивление. Или надавим?

Конечно надавим! С такими маньячками лучше держать ухо в остро. Пусть знает, что лучше даже подозрений не вызывать.

– Ну чтож, пожалуй… отрежем тебе ножки. Нет, сначала мы будем срезать кожу с твоей наглой и вёрткой задницы.

– Стой! Погоди! Да не знаю я ничего! – теперь она без штанов пыталась от меня уползти. – Клянусь, я ничего не замышляла! Мэйн, погоди! Ты же опять обезумел! Одумайся!

Как же забавно она пищит, когда боится, как пытается уползти. Блин, прикольно! Мне нравится пугать людей, кажется я понимаю полтергейстов и призраков.

Я шёл с коварнейшей кровожадной улыбкой, помахивая красноречиво мечом, пока она, перепуганная и связанная пыталась меня образумить. Хм… а мне нравится, когда меня умоляют сохранить жизнь. Нравится играть ей как шариком в руке. Нет, это не значит, что нравится убивать, просто запугивать и чувствовать власть.

– Прошу тебя, хватит… – уже всхлипнула она, уперевшись в дерево.

– Так ты мне ничего не хочешь сказать?

– Я просто не знаю, что сказать, так как никогда не думала о предательстве.

– Не верю.

– Женщины милые и пушистые! Они никогда не врут!

Ебать загнула. Ты ещё скажи, что все мужики предпочитают товарищей, а не баб.

– Ну… в некоторых местах вы действительно пушистые. И очень даже милые. Правда это никак не связывается с верностью, – я направил на неё меч. – Ну так что?

Кажется, я довёл Лиа до точки кипения. Губы дрожат, глаза распахнуты до максимума, вся сжалась. Интересно, урок усвоен?

Думаю, да. Но потом же опять будет хрень пороть.

– Мэйн, – меня неуверенно подёргали за одежду. Мэри стояла и смотрела на меня щенячьими глазами. Блин! Милаха! – Может, если она заслужила наказание, обойтись клизмой?

Мэри, ты чо, защищаешь её? Неужели я действительно так похож на зверя⁉

– Да-да! Можно обойтись и этим! – обрадовалась Лиа предложению. – Ведь необязательно мне отрезать что-нибудь!

Короче, порешили на клизме. Промыли мы Лиа до самого не хочу, накачав водой так, что у неё даже живот начал выпирать. Ну и классическая пробка в задницу. Она молчала, покорно принимая наказание, несмотря на то, что слегка кривилась лицом.

Надеюсь, выебоны её на время закончатся и Мэри она перестанет трогать.

И вот, после воспитательного процесса мы двинулись дальше. Путь не должен был быть долгим, однако каменоломня находилась ближе к горам. А нам ещё предстояло посетить таверну, местный перевалочный пункт, где отдыхали люди. Где-то здесь ещё была деревня, но это надо было сворачивать с основного тракта, чего делать весьма не хотелось.

Вообще по-хорошему нам надо раздобыть лошадок, а то чот я заебался ходить пешком. К тому же наши рожи в скором времени могут подать в розыск. Учитывая местный уровень информативности, такими темпами нас будут ещё несколько лет искать, но рисковать всё же не очень хотелось.

Я посмотрел на свою пати. Те, увидев мой взгляд на себе, поспешили отвернуться и сделать самое безобидное и милое лицо, на которое были способны. Бояться? Отлично, значит показательная порка Лиа подействовала на них благосклонно. Боятся, значит уважают. Хотя наказывал я Лиа не ради них. Просто сама извращенка меня слегка напрягает. Не могу понять, что она хочет и о чём думает. И как следствие – боюсь её.

А если боишься кого-либо, то заставь его бояться тебя, что я активно и делаю. А то не хватало мне тут разбушевавшейся маньячки. Ведь если она почувствует, что я не могу дать ей отпор, что сделает? Правильно, будет гнуть свою линию. Нам это надо? Нет. Вообще, было бы проще поставить печать…

И тут меня осенила гениальная идея.

Можно же поставить на неё печать и дело с концом! Прошлую пати я опечатал и поэтому мог не волноваться на счёт предательства. Сейчас можно сделать точно так же… Но имеет смысл тратить её на Лиа, бесполезную девку, которая и так запугана?

Нет, прибережём на потом. А то Лиа как персонаж вообще не сильно нужна. Я её держу, потому что она там знала какую-то шлюху и имела выходы на каких-то там людей, с которыми общалась. А ещё её можно использовать как разменную монету. Не в плане смерти, а как подкуп: заставить перепихнуться с кем-либо за инфу, если такая необходимость возникнет.

А вот драгоценную печать я потрачу, пожалуй, на кого-нибудь сильного, типа силовика. Или ходячую аптечку. Хм… может поставить на целительницу? Хотя… нет, слишком блядовато выглядит. Это уже на крайняк если всё плохо будет.

Дорога шла скучно. Единственное, что служило мне развлечением, так это мучения Лиа. В неё я влил на этот раз под самую завязку. Конечно, десять литров разом не поместятся в кишечник, их просто заливают в него частями, вымывая всё. Но это не помешало мне влить в неё несколько небольших кастрюль. Теперь она словно бочка, слегка покачиваясь, шла с весьма болезненным лицом.

– Ты как? – похлопал я её по животу. От такого у неё глаза выпучились, и она рукой схватилась за пробку.

– Я… осознала свою ошибку. Может хватит?