Текст книги "Кома"
Автор книги: Кира Эллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– А кто это решает? – поинтересовалась я.
– Ну, теоретически, это моя обязанность. Но так как я сам застрял, и ничего решать не могу, то скорее всего этим займется Высшая инстанция.
– И когда они решат?
Он усмехнулся.
– Когда руки дойдут. Думаешь, ты одна такая?
– Да уж наверное, нет, – вздохнула я, – Послушай, а Высшая инстанция это кто?
– Как кто? – удивился Иде, – Бог, разумеется.
– Но ведь ты сказал, что Бог – это ты.
– Дай я тебе все по порядку объясню. Вот, садись на диванчик, – я села и приготовилась слушать, – Бог существо вселенское. Он не делится на Будду, Христа, Ра и какие там еще были. Он один, причем не только для землян, но и для маленьких зеленых человечков где-то там, далеко. Пространства, сама понимаешь, огромные. А потому в каждой территориальной единице у него есть наместники, от трех человек. Но не больше семи обычно. Они меняются раз в тысячу лет. Поэтому в принципе, все вопросы решаем мы, а он просто сидит где-то там, я сам не знаю где, и за нами приглядывает. Вот и все. Очень просто и понятно. Вот и получается, что если из наместников я главный, значит на Земле я самый настоящий Бог. Потому что все зависит от меня. И кто когда умрет, и какие войны будут, и кто победит, и вымрет ли человечество все.
– Мне становится страшновато с тобой рядом сидеть, – призналась я, – если ты такой всемогущий.
– Нет, я сейчас беззащитен, как котенок, потому что не могу принять власть, пока не умер.
– В любом случае, иногда мне хочется, чтобы ты наплевал на все это и выжил, – я хлюпнула носом, – я понимаю, что нельзя сравнивать одного человека и вселенские масштабы твоих возможностей, но мы могли бы быть вместе. А если ты взойдешь на трон, то ничего уже не выйдет. Ты будешь тут и очень занят, я там... А когда я умру, то ты не сможешь держать меня в терминале, даже если захочешь, мне придется уйти в город и мы снова будем порознь...
– Ну, все не так страшно, Кей, – он нежно обнял меня за плечи, – мы что-нибудь придумаем...
– Вам ничего не придется придумывать, – раздался невесть откуда странный голос и с потолка хлынул ослепительный свет.
Иде моментально скинул меня с дивана и, прошипев:
– На колени вставай, – распластался тоже на полу.
– Хватит, вставайте, – произнес голос, – не вам передо мной валяться, а этим смертникам. Так что поднимайтесь и поговорим.
Идеолион встал и поднял меня. Сама бы я не смогла, потому что ноги отнялись напрочь. Он запихнул меня в кресло и уселся сам.
– Слушаю, всевышний.
– Так вот, придумывать вам ничего не придется, ибо неважно, кто из вас жив, а кто мертв, все равно вас уже не разорвать. Тем более, что вы оба в итоге будете работать на меня.
Иде встрепенулся:
– Как оба? Почему оба?
– Очень просто, Идеолион. Тебе никогда не приходило в голову, зачем ты получил кольцо? Оно должно было найти недостающее звено в вашу команду. Человека, который не родился специально ради нашей работы, но того, кто лучше всего для нее подходит. Человека с самыми лучшими данными для управления той силой, что мы изначально проглядели и не включили в список. Если бы человек не подходил, он никогда бы не смог его одеть, вот и все.
Иде ошарашенно покачал головой.
–Я, конечно, чувствовал, что наш малый типовой набор юного бога выглядит как-то паршиво. Но Кей... она-то тебе зачем?
* Она тоже одна из вас. Под ее началом – пространство и время.
Я чувствовала себя явно не в своей тарелке. Как будто я товар на прилавке, а эти двое тут торгуются и решают, на какое блюдо я сгожусь, а на какое нет.
* А почему тогда на кольце нет моей силы? – осмелилась я подать голос.
* Она не должна там быть. Ты вторая после Идеолиона по рангу, тебе дано кольцо, чтобы управлять низшими элементалами. Поэтому на нем две полосы для элементалов и канал связи с Иде. Твоя же сила – вещь уникальная, пользоваться ею сможешь только ты, а потому для нее тебе понадобится кое-что другое.
Потрясающе, – подумала я и сползла на ковер, – Вот и я стала богом. Просто замечательно. На левой руке уже появился мой новый трофей – часы белой стали, очень простые, без выкрутасов, разве только кнопок сбоку было побольше, да циферблат не совсем обычный. Помимо обычный стрелок, там было окошко с датой и временем и маленькое окошко на шесть цифр.
– Это еще зачем? – удивилась я.
Иде пододвинулся и стал рассматривать.
– Ага, – сказал он, – вот тут, – он ткнул пальцем в дату, – ты выставляешь дату и время назначения, тут – он показал на шестизначное окошко, где пока красовались одни нули, – идет обратный отсчет, если ты должна вернуться до определенного времени.
– А кнопки? Зачем столько кнопок?
–Ну, стандартный набор для установки времени и тому подобного... а это, он ткнул в синюю кнопочку. Над моей рукой в воздухе развернулась голографическая карта мира, – для определения назначения, когда будешь в пространстве перемещаться. Она интерактивная, – он пальцем указал какое-то место на карте, где-то в Америке. Карта с готовностью выдала план местности.
– Прямо какое-то чудо техники, – удивилась я.
–Точно, – засмеялся Иде, – таким образом ты можешь указать место прибытия до пары метров. А вот эта кнопочка, – он показал пальцем на сиреневую, почти полностью утопленную в корпусе, – тебя отправляет по заданным параметрам. Видишь, ее специально почти не видно, чтобы не нажать случайно и не улететь к черту на кулички.
Все это было, конечно, замечательно, но один вопрос начинал волновать меня все больше и больше.
* И что, мне теперь тоже надо умереть?
* Это решит хранитель душ, если вступит в свои права, – это снова объявился голос, молчавший пока мы возились с часами, – Он вполне может оставить тебя в мире живых и разрешить исполнять свои обязанности не умирая раньше срока, но для этого он должен наконец вступить на трон. Мы слишком долго его ждали. Если на этот раз ему не удастся остаться здесь, нам придется передать его права другому.
– Что ты сказал? – спросила я. В голове нарастал непонятный шум, так что я вдруг перестала слышать. На какое-то время в голове моей шли сплошные помехи, как в ненастроенном телевизоре, потом все вернулось на свои места.
* А я застрял... – обреченно констатировал Идео. – Безнадежно застрял в коме.
* Кажется, тебе умирать так и не придется... – вдруг сказал голос, – я отправил тебя на жребий перед тем, как навестить вас и, похоже, что мы тебя возвращаем домой. Так что собирайся. Скоро ты снова будешь на земле ходить в кино и гулять с мальчиками.
Я уже поняла это сама. Поняла – меня нашли. Какого черта? Кто мог знать, что я у Иде? О том, как кардинально изменились наши отношения, я не успела никому сказать. Голос сверху пропал, все вокруг стало быстро и неумолимо мутнеть. Где-то там, внизу, меня откачивали, похоже, вполне успешно. Звуки периодически пропадали и вместо Иде я слышала вой сирены, отрывистые реплики врачей и треск электрошока. С каждым новым разрядом я отрывалась от высотки.
Иде стоял рядом бледный, растрепанный, но вдруг он судорожно схватил меня за плечи.
* Кей, послушай, пока ты еще меня слышишь... Пока ты еще здесь. Ты любишь меня?
* Конечно, – ответила я. Звук пропадал все чаще, а когда появлялся, шел сквозь какие-то помехи.
* Тогда ты поняла, что для маня самое важное? – он почти кричал. Пожалуйста, если любишь, то можешь ЭТО для меня сделать?
* Но тогда я тебя потеряю...
* Нет. Ты потеряешь меня, если оставишь все как есть. Поверь мне хоть раз...
Его голос уже почти полностью тонул в помехах. В сгущающейся мути глаза светились лиловым светом.
Только по губам я прочитала:
* Обещай...
И я сказала:
* Хорошо. – Но вокруг уже была лишь черная пустота...
Сирен отравленный вой,
Наверно, кто-то другой
Набрал знакомый номер
03.....
Очнулась я в первой городской. Дышать было тяжело, но уже терпимо. У постели постоянно дежурила Мон, не прекращая тихой истерики. Тихой – потому что помнила еще мою затрещину. Я чувствовала себя на удивление хорошо и спокойно, хотя ощущалась какая-то неестественная слабость. Делать абсолютно ничего не хотелось, даже руки поднимать или поворачивать голову. Удивительно приятное состояние, когда лежишь неподвижно, и тебя это не тревожит, когда наблюдаешь за врачами сквозь ресницы, а они озабоченно бегают туда-сюда и не знают, что с тобой делать, как привести в сознание. Им невдомек, что я давно уже очнулась. Мое сознание было четким и ясным, даже слишком, пожалуй. Я ничего не забыла, ничего не боялась и спокойно могла лежать и составлять план действий на будущее. Потому что за мной остался должок, и его надо вернуть. А пока меня тормошили, что-то кололи, Моника постоянно со мной разговаривала, монотонно так, без надежды в голосе, рассказывала последние новости. Наверно, она уже давно этим занимается, потому что все самое интересное уже рассказала и сейчас несла полнейшую ахинею. Вроде того, что поповский сын из дома напротив бегал вечером по саду без трусов, что у меня в холодильнике очень красивого цвета плесень на торте появилась, что в наш бассейн снова накидали гнилых яблок, а в камышах у женского пляжа арестовали пятерых нудистов мужского пола с биноклями. Какая разница, что коматознику рассказывать, не правда ли? Вот только у меня уже вяли уши от этой галиматьи. Но прерывать ее означало прилагать усилия, а мне этого не хотелось. Так что я продолжала покорно строить из себя заблудшую во мраке сознания жертву.
Ночь прошла достаточно спокойно, если опустить тот факт, что в голове моей тикал назойливый счетчик – сколько у меня осталось времени, точнее у нас... За мое состояние уже не опасались, постоянной сиделки при мне не было, Мон уехала домой, в коридорах царила девственная тишина. И я поняла теперь или никогда. Тем более, что пока мои воспоминания свежи, я уверена в своей правоте. Что совсем не значит, что я не могу потом передумать, струсить или принять произошедшее за сон или бред.
Меня сдерживала лишь капельница и кислородная трубка, которая, впрочем, не была закреплена, а находилась там просто для подстраховки на крайний случай. Скинуть ее не составляло труда. Вот вытаскивать толстую иглу из вены – куда больнее и противнее. Но все это мало меня заботило. Также, как мною владела апатия сутки назад, теперь во мне кипела деятельность, а точнее, желание поскорее покончить со своим обещанием. Голова была ясная, сознание четким, а вот чувства куда-то подевались. Как сомнамбула я слезла с кровати и босиком вышла в коридор. Огляделась. Выбрала направление, пошла вниз по коридору ко второй реанимационной, прихватив по дороге резиновые перчатки, бахилы и халат из какого-то кабинета. Переоделась в туалете. Дошла до палаты и заглянула сквозь стекло. Все было точно так же, как в день катастрофы. Сплетение проводов и капельниц, кислородные трубки и система жизнеобеспечения, заострившиеся черты лица под этой паутиной и безвольная рука, свешивающаяся с края кровати. Иде...
Я открыла дверь и вошла. Каждой клеточкой своего существа я чувствовала то, что лежит передо мной, уже ничто. А то, что живо, ждет моего решения дам я ему свободу или не решусь... Я вдруг почувствовала, что мой мозг открыт для внешнего мира, что если я подумаю, позову – он услышит. Тихо я провела рукой по белым волосам, хотела взять хоть одну прядь на память, но сверху последовал отказ.
Не знаю, сколько там я стояла, пока в приемной не зазвонил телефон. Как-то мгновенно поднялась возня, легкий топот в коридоре. Кажется, к дверям приемного отделения подъезжала, подвывая, Скорая. Я очнулась от ступора и поняла – или сейчас, или никогда. Я быстро наклонилась, легонько поцеловала Иде в губы и повернулась к системе жизнеобеспечения. Я бы запуталась, конечно, но сверху следовал один четкий совет за другим. Я свела звук реанимационного сигнала до нуля, а затем отключила кислород. Удары сердца, довольно размеренные на мониторе, сменились хаотическими прыжками, а затем внезапно улеглись в одну прекрасную прямую линию. Такую же прямую, как канат, что сейчас уже тянет лифт к облакам.
Включилась аварийная мигалка, правда, беззвучно – звук-то я отключила. И все же я быстренько поцеловала Иде еще раз, и смылась из палаты. Если звук я отключила внутри, то на пульте у дежурной медсестры сигнал тревоги навряд ли отключен. По дороге я прошла мимо дверей инфекционного отделения, не забыв заглянуть в топку, где сжигались всякие заразные предметы. Мир праху вашему, тапочки, перчатки и халатик.
Вернулась я кружным путем, вставила в нос кислородную кишку, старательно ввинтила на старое место иглу от капельницы – два раза в одно и то же место, лучше сразу застрелиться, на мой взгляд, и откинулась на подушки. Боги были милостивы и избавили меня от мыслей, оценок и рассуждений – заснула я сразу.
Когда я проснулась, в палате никого не было. Где-то там, за окном ярко светило солнце, пробиваясь сквозь жалюзи, отчего и пол, и постель и даже я сама казались раскрашенными в веселую желтую полоску. Дышалось легко. Голова была ясная, я прекрасно помнила все, что было. Я подняла левую руку, хотя она слушалась не совсем. Часы были на месте и показывали 11 часов утра. Значит, правда. Все, что было, случилось на самом деле. И теперь Иде заправляет миром, а я стала богом. Богиней, точнее. Я засмеялась. Ну кто бы мог подумать, что простая поездка на отдых может так обернуться?
Слабой рукой я дотянулась до тумбочки и стянула с нее пульт, чуть не уронив. Хорошо, что удержала, с пола мне бы его ни за что не поднять слабость во всем теле был дикая. Настолько дикая, что я промучилась с минуту, пытаясь включить телевизор – не могла как следует даже на кнопку нажать.
Ничего особенного не было, биржевой канал как обычно выдавал поминутно результаты торгов, шли какие-то дурацкие новости и старый русский фильм. По первому каналу транслировали в прямом эфире ежегодный фестиваль "Rock Summer" и там бегали и орали новоиспеченные эстонские рок-звезды, а девчонки в публике бросали на сцену бюстгальтеры и вообще вели себя крайне непристойно. В принципе, этот фестиваль я люблю смотреть, хотя бы для того, чтобы увидеть, какие новые дураки появились за год в шоу-бизнесе, но сейчас у меня от криков и воплей разболелась голова.
На MTV безраздельно царили Бивис и Батхед, где в очередной раз их мучили испанским, а Бивис бегал и кричал, что он Великий Кукурузо. Дибилизм, конечно, но это было лучшее из того, что я могла посмотреть.
Когда Бивис в натянутой на уши футболке уже шатался как неприкаянный по коридорам, в палату вошла медсестра. На секунду она застыла, потом бросилась ко мне, стала проверять пульс или что там они проверяют, чтобы удостовериться, что пациент не помер и чувствует себя хорошо.
– Вы давно очнулись? – спросила она меня участливо.
– Да нет, недавно, – ответила я. Точнее попыталась, потому что голос меня тоже не слушался.
Она задала мне пару вопросов, на предмет выявления признаков деградации и потери памяти, как полагаю, и побежала за врачом. В течение следующего часа меня как ватную куклу мучили в каком-то кабинете, тоже наверняка в целях проверки. После чего мне дали салат и стакан кефира – больше нельзя, как было сказано, и я уснула опять. На этот раз нормально и без погружений в другие реальности.
Когда я проснулась, у постели сидела Мон с весьма странным выражением лица – с одной стороны оно было глуповато-радостное в связи с моим воскрешением, с другой – было ясно, что что-то ее мучает и как мне это объяснить, она не представляет. На самом деле, кроме слабости во всем теле меня ничего не беспокоило, а о причинах ее волнений я вполне догадывалась, но все равно надо было придать ситуации логичность. Только я начала раздумывать, как бы понатуральней обставить свое пробуждение, опираясь на знания, полученные из просмотра сериалов, где постоянно кто-то валяется в коме, как Мон встала, решив поправить на мне одеяло. Благородное дело, конечно, но выполняя этот маневр, она по пути задела капельницу, и иголка, которую раньше я не ощущала, впилась в меня как змея. Разумеется, я застонала.
– Кей, дорогая, – Мон схватила меня за руку, – Кей, ты меня слышишь?
Я снова застонала – она так трясла мою руку, что иголка от капельницы впивалась в мою плоть все больше и больше. Само собой получилось, что я очень плохо себя чувствую.
– Слышу, слышу, – прошептала я, – только не тряси меня.
– Ой, – она аккуратно положила руку обратно на одеяло и легонько ее погладила, – извини. Ты правда в порядке?
– Жить буду, – слабо улыбнулась я, – не переживай.
Тут она взяла и заплакала, громко и безнадежно. Она прямо таки тряслась вся и в такт ей бренчали склянки на тумбочке.
Я погладила ее по руке пальцем, на большее сил не хватило, и прошептала:
– Ну чего ты? Со мной все в порядке, не плачь.
Но она продолжала сотрясаться в рыданиях.
– Что-нибудь случилось, Мон? Чего ты так убиваешься? – не выдержала я.
Она утерла сопливый нос платком и, хлюпнув для порядка еще пару раз, ответила:
– Я... я просто не могу тебе об этом сказать... Язык не поворачивается.
– Я все равно хочу знать, – сил у меня оставалось все меньше и меньше, конечности не слушались, язык не ворочался и жутко хотелось спать, – Ну?
Она захлюпала с удвоенной силой.
– Иде... больше нет.
Я откинулась на подушки и уставилась в потолок. Значит, все. Свершилось. Надеюсь, он получил то, что хотел. Однако, какой сегодня день?
– Когда? – прошептала я.
– Четыре дня тому назад, – Моника снова начала сморкаться.
Четыре дня... Ловко придумано, Дьявол. Усыпил меня, чтобы я очнулась уже позже... Никаких следов, никаких подозрений, очень ловко и хитроумно подстроено...
– Кей, – Мон уже заикалась от плача, – я тебе главного не сказала. Он мог выжить... но его убили, – худенькие плечи ходили ходуном, – кто-то отключил подачу кислорода... Его убили, как и Шейна, – и она в рыданиях сползла на пол.
Наверное, мне тоже стоило заплакать, но я не могла. Во-первых, я прекрасно знала, что для Дьявола жизнь не закончилась, наоборот, все только-только начинается, а потому оплакивать его было совершенно ни к чему. А во-вторых, у меня не было никаких сил устраивать тут показательный спектакль со слезами. Когда я раздумывала, в палату на мое спасение вошла медсестра. Увидев валяющуюся на полу Монику, она пришла в ужас.
–Что вы делаете? Встаньте немедленно! – она подняла Мон и ухватив за плечи повела к выходу. Я успела расслышать ее тревожный шепот, – вы ей, надеюсь, ничего не успели сказать?!
После выдворения моей подруги в коридор, она вернулась, неся за собой шлейф из аромата валерьянки, и с деланной беспечностью начала поправлять одеяло.
– Это правда? – спросила я, – Дьявол умер?
Медсестра смерила меня взглядом, вероятно пытаясь понять, устрою ли я истерику и насколько она мне повредит.
– Я не буду плакать, – тихо прошептала я, – я просто хочу знать правду.
– Ну, – сомнение в ее взгляде еще читалось, но, похоже, она была не из тех, кто пропагандирует ложь во спасение, – да, правда. Он скончался четыре дня назад, ночью, от недостатка кислорода.
– Это была случайность?
Она опять помедлила с ответом.
– Нет. Но этим уже занимается полиция. А теперь спите, – сказала она голосом, исключающим любые возражения, – помочь ему вы уже не сможете, так что лучше подумайте о себе и постарайтесь отдохнуть.
С этими словами она выключила телевизор, поплотнее задвинула жалюзи и решительно вышла из палаты. Наконец-то я могла отдохнуть. Конечно, мне надо было многое обдумать, но на это времени будет еще предостаточно, а сейчас мне нужно было выспаться.
Мне потребовалось чуть больше недели, чтобы прийти в себя и встать на ноги. Все это время Монику к мне не пускали, боялись, что своими истериками она может спровоцировать меня на очередные глупости. Похоже, все уже в городе знали, что перед катастрофой мы с Дьяволом помирились.
Где-то на третий или на четвертый день ко мне стали пускать посетителей, и первым в моей палате оказался мой любимый троюродный брат. Он шмякнул на кровать огромный букет желтых роз, поцеловал меня в макушку и долго смотрел мне в глаза.
– Выходит, я был прав? – спросил он наконец, – У вас с Дьяволом действительно все наладилось перед...
– Да, ты был абсолютно прав, – отозвалась я. Я не могла плакать, потому что знала, что для расстройств нет причин, а люди вокруг думали, что я настолько шокирована, что эмоции просто не проявляются. Мне от этого было только легче – таким отношением они избавили меня от необходимости устраивать показательные сцены самоистязания.
– Понятно... – протянул брат, – Знаешь, я очень рад, что ты жива. Очень. Я понимаю, – продолжал он, – что тебе будет очень нелегко и очень больно все это пережить, тем более, что это уже второй близкий человек, которого ты теряешь по глупости... Но я все равно рад, что ты решила бороться.
Я молчала. Надо было ему Индре вспоминать... И без этого тошно. А насчет Идео... Я ему, конечно, расскажу, но не сейчас, еще не время, еще слишком рано. Если кто и поймет всю эту заварушку, то только он.
– Иде уже похоронили? – спросила я наконец.
– Да, – вздохнул Янек, – за день до того, как ты очнулась. Страшное было зрелище, скажу тебе. Весь город пребывает в таком ужасе, в таком диком шоке... Сначала Шейн погиб. Потом ты утонула. Потом Иде попадает в аварию. Потом в его квартире находят тебя при смерти, и никто не может понять, как так получилось, что ты умершая вдруг ожила и попыталась покончить с собой в его квартире. Только Иде потихоньку выбрался, как ночью его кто-то убивает прямо в больнице... Народ в ужасе, в нашем городке никогда такого не было. В последние дни чуть ли не весь город молился за то, чтобы хотя бы ты выжила. И никто не может понять, что же такое происходит...
– А ты? – спросила я.
– Я только догадываюсь, – ответил Ян, – С тобой-то все более-менее ясно, а вот кто убил Шейна с Дьяволом... Полиция все эти дни вынюхивала тут все углы, но так ничего и не нашла, ни малейшей зацепки. Скоро убийца Иде станет таким же неуловимым фантомом, как и автомобиль, из которого расстреляли Шейна. Если только не найдется человек, который знает, что здесь к чему...
– Что ты этим хочешь сказать? – я методично сооружала в вазе икебану из роз, делая вид, что ни о чем не догадываюсь.
– Я хотел спросить об этом тебя.
– Почему меня?
– Потому что с тебя все началось.
Я посмотрела ему в глаза.
– Меня ты не обманешь, – припечатал он, – я слишком хорошо тебя знаю. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь кто кого убил. Возможно, сейчас ты говорит об этом не хочешь. Но рано или поздно мы поговорим, надеюсь?
– Разумеется, – вздохнула я, – но не сейчас.
– Ладно, что ты намерена делать, когда тебя выпустят?
– Не знаю, – протянула я, – отпуск, похоже, все равно уже испорчен. Может быть, уеду в Москву.
– А как же квартира?
Я оторопела.
– Какая квартира? У меня здесь только дом.
– Дом, – усмехнулся брат, – а ты в курсе, что после смерти Иде у главного нотариуса обнаружилось его завещание, по которому все его имущество, включая квартиру, дом за городом, машины, инвестиции и прочее наследуешь ты?
Икебана сама собой выскользнула у меня из рук.
– Шутишь?
– Нисколько. Он составил его в день, когда разбился, похоже, от тебя поехал прямо к нотариусу. Как чувствовал, что ему долго не жить... А знаешь, что самое странное? В конце бумаги стоит приписка, что в случае если он окажется на грани смерти, он обязывает врача или любого другого человека избавить его от мучений. Именно поэтому полиция и прекратила розыски. До вскрытия завещания это выглядело убийством, однако теперь это не что иное, как анонимное исполнение последней воли. Дело закрыто.
Я все больше и больше поражалась тому, насколько Идео все предусмотрел, насколько продумал все мельчайшие детали, стараясь облегчить мне жизнь после возвращения.
– А кто меня нашел? – задала я давно интересовавший меня вопрос.
– Я нашел. Думаешь, я не знал, что в тот вечер ты сбежала на свиданку, и не видел, как вы возвращались вдвоем?
– Шпион, – зашипела я.
Он рассмеялся.
– Еще и предатель, между прочим.
– Ага, так все-таки это ты донес блондину, что я из реки вылезла? Убить тебя за это мало, – я замахнулась на брата подушкой.
– Ну ладно тебе, – попытался он защититься, – если ты ослепла от коктейля любви и собственной вредности, то я сразу догадался, чье колечко ты прихватила. Так что я всего лишь направил события в нужное русло.
– Предатель, – гундосила я, методично приземляя подушку ему на голову. Впрочем, скоро я устала и прекратила это занятие – мое здоровье еще не позволяло мне вести продолжительные бои. Я распласталась на кровати, чтобы хоть немного отдышаться.
– А откуда ты знал, что я там?
– А я не знал, просто унюхал, что газом пахнет.
– Я же все двери заперла...
– Да уж, – невесело усмехнулся он, – причем на совесть заперла. Мне пришлось лезть через балкон и стекло выбивать, чтобы тебя оттуда вытащить.
– И до сих пор стекло разбитое? – забеспокоилась я.
– Нет, вставил уже, чтобы ты потом меня не обвинила в посягательстве на собственность, – захихикал брат, – засудишь ведь, еще пожалею, что спас.
– Ага, – мечтательно протянула я, глядя в потолок, – посадят тебя в кутузку, там много симпатичных хулиганов...
На этот раз подушка приземлилась на мою голову.
– Что? – завопила я обиженно, – Чего я такого сказала?
– А ничего, – прошипел Янек, – нечего мне тут такие вещи говорить, я девушка верная... – он осекся, – ой....
Я аж согнулась от смеха.
– Надо же, – подвывала я, – верная девушка нашлась! Ой, не могу... Хочешь, я тебе юбочку одолжу? На твоих ножках она неплохо будет смотреться.
– Придушу, – зашипел брат и накинулся на меня с подушкой, – прекрати ржать! Оговорился я, подумаешь! – Я продолжала завывать, – замолчи, тебе говорят!
– Кхе-кхе, – раздался вдруг вежливый кашель, – я не помешал?
В дверях стоял Кейт.
– Вижу, вы опять развлекаетесь?
– Кейтик, – бросился к нему Ян, – она меня совращает!
– Ну, – протянул Кейт, – думаю, это нетрудно...
– Она пообещала меня посадить в кутузку к симпатичным хулиганам! плаксиво ябедничал брат.
– Хи-хи-хи, уверен, тебе понравится....
– Вот и я то же говорю, – я отняла подушку, взбила и засунула себе под голову, – а он не верит, говорит, что он верная девушка и тебе не изменяет. Как ты смотришь на то, что я одолжу ему свою юбочку?
Кейт заценил Янекову нижнюю часть.
– Не знаю, если только длинную. Мне кажется, у него ноги кривоваты...
– Вы сговорились! – с этим воплем Янек вылетел в коридор.
Подхихикивая, Кейт присел ко мне на кровать.
– Ну, подруга, как самочувствие?
– Ничего вроде, – ответила я , разглаживая одеяло, – только слабовата я пока, вставать не могу, голова кружится.
– Это пройдет. Вот увидишь, еще максимум недельку проведешь на койке, а там мы втроем поедем в деревню рыбку ловить.
– Слушай, Кейт, – вдруг спросила я, – мне вот интересно, ты что, никогда не ревнуешь?
– В смысле?
– Ну Янек постоянно склоняется на мою сторону, тебя это не раздражает?
Он пожал плечами.
– Да нет. Просто вы очень близки по духу, первая любовь и все такое... Может быть, ему не хватает галочки в графике, типа он с тобой... ну того, значит можно начинать новую жизнь... Это как будто старый должок, который он никак не отдаст. А отдаст, тогда и успокоится, – он почесал затылок, – кроме того, ну не могу я к тебе ревновать, я сам к тебе как к сестре привык. Так что если что, я буду не в обиде, все равно это произойдет рано или поздно. А к другим он не клеится, ни к мальчикам, ни к девочкам... Так что на мой взгляд все в порядке.
– Ну ладно, – успокоилась я, – главное, чтобы вы из-за меня не поссорились.
– За это не бойся, – улыбнулся Кейт, – я его так просто не выпущу. Ладно, – он отбарабанил какой-то мотивчик на коленках, – пойду я его ловить, а то он с горя в коридорах заблудится. Мы еще заглянем на днях, хорошо?
– Давай, – подмигнула я, – до скорого.
Он помахал мне ручкой и вышел.
Отдыхать мне особо не давали, то и дело приходили делегации родственников и знакомых, а то и просто незнакомых людей. Они в неимоверных количествах таскали цветы, так что у меня скоро образовалась настоящая оранжерея, конфеты, от которых меня уже тошнило и воздушные шарики, по количеству способных забить средний цирк целиком. Они приходили, жали руку, обливались слезами, благодарили Господа что я жива, сочувствовали и выражали соболезнования. К концу моего пребывания в больнице я уже настолько устала от этих визитов, что мечтала только об одном – запереться дома и никому не открывать, забаррикадировать дверь чем-нибудь тяжелым, растопить камин и в полной тишине и одиночестве пить кофе. Кто знает, может, Дьявол возьмет кратковременный отпуск и навестит меня...
Когда меня выписывали, собрался практически весь персонал больницы, а на улице меня ждала приличная толпа. Медсестрам я раздарила все, что мне натаскали сердобольные горожане и, сдается мне, запаса шоколада им хватит теперь лет на пять. Поддерживаемая с одной стороны братом, с другой Кейтом, я вылезла из холодных кафельных коридоров на солнце, погрузилась в такси и под улюлюканье толпы поехала домой.
Дома меня ждала Моника с домашним обедом. Она уже успела все прибрать и приготовить к моему приезду. Я аж прослезилась от такой заботы. Хорошо все-таки, когда есть такие друзья... Но какими бы хорошими они ни были, через пару часов я их выгнала и наконец-то ощутила долгожданное одиночество. Мне предстояло многое обдумать.
Развалившись на ковре у камина, я лениво помешивала кофе и пялилась в огонь. Иде свободен, Джо и Шейн уже на месте. Я, хоть и тут, тоже уже вступила в права. Получается, команда укомплектована? Если думать практически, то да. А вот если думать логически... то не совсем. Чего-то все равно не хватает, точнее, кого-то...
Другая проблема – теперь, когда я считай здорова, мое равнодушие к смерти Иде может показаться людям подозрительным. Поначалу все списывали его на стресс, послекоматозное состояние и так далее, но теперь у кого-то могут появиться нехорошие мысли по этому поводу... Что мне делать? Устраивать истерики поздно, их надо устраивать или в самом начале, или вообще не устраивать. Подумав над проблемой, я наконец выбрала тактику – будем считать, что от горя я полностью замкнулась в себе и ни с кем говорить не хочу, а для подтверждения подобной теории можно пару раз на публике пустить слезу, как будто тайком, но чтобы все видели. Да. Это будет как раз то, что надо.
Я посмотрела на часы. Они были на месте и в белом металле красиво отражалось пламя из камина. Как я успела выведать у Яна, когда он тащил меня из квартиры, они уже были на мне. Я осторожно погладила циферблат. А интересно, они действительно работают? Недоверчиво я подергала за кнопочку. Как так может быть, что такая маленькая и с виду абсолютно привычная вещь способна творить все то, о чем мне говорили? Я отбросила челку с глаз. Мне же совсем не обязательно уноситься в Новую Зеландию или отправляться в гости к неандертальцам... Можно ведь просто немножко протестировать новое приобретение, для проверки... я же должна знать, что мне такое всучили на терминале, правда?