Текст книги "Пятый постулат"

Автор книги: Кира Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Оставалась одна надежда: скоро лето, вечера станут светлые и теплые, люди не будут прятаться по домам. Маша слышала, летом молодежь гуляет за околицей, костры жгут, песни поют, ну, почти как у них было! Вот там-то, может, что и получится.

А еще приедут ведь люди местного правителя! Маша пока не знала, надо ли ей в столицу: революции ведь не в верхах творятся, начинать надо с рабочего люда… С другой стороны, оставаться в Перепутинске она тоже не желала. Нужно попасть в город, вот что, решила она. Люди там наверняка образованнее, чем здешние, которые и читать-то за редким исключением не умеют! Это Машу удивляло и даже пугало: как так можно, ведь без грамоты нет жизни! Но вот жили, и неплохо жили.

"Дождусь лета, – решила она. – Там будет видно…"

Глава 5. Выбор женщины

Лето по местным понятиям следовало непременно встречать весело и шумно – с приходом устойчивого тепла времени на гулянки и танцы попросту не останется, так что нужно было воспользоваться случаем и повеселиться как следует.

Да и приветить красное лето тоже нужно достойно, тогда оно не останется в долгу, отблагодарит хорошей погодой и прекрасным урожаем.

Маша считала это все глупыми предрассудками, ведь нет на свете никаких богов и быть не может, однако жители Перепутинска не стали бы слушать ее доводов, даже если б она стала приводить железные материалистические аргументы каждому встречному. Здесь всё просто: есть боги, есть созданный ими мир и люди, населяющие его, и со всеми нужно как-то уживаться. Вот и старались местные ладить и с землей, и с водой, и с воздухом, и с ветром, а уж тем более с могущественными богами, благо почитание их не требовало особенных усилий или чрезмерных затрат. Четыре времени года, каждое из которых принадлежит одному богу: Вилайя, вечно юная богиня весны с фиалковыми глазами и нежной улыбкой; Карейн, лукавый владыка лета, которого любят изображать с венком из колосьев и голубыми-голубыми, как июльское небо, глазами; Тарейна, богиня благодатной осени, в чьих рыжих косах чудятся отблески оранжевых листьев, а глаза цвета спелых лесных орехов; Ирвейн, властный господин зимы, седой и сероглазый, – вот и все здешние боги. С приходом каждого сезона требовалось выказать уважение времени года и его божеству – что тут непонятного? Им не нужны ни храмы, ни богослужения, как учили Машу в школе, а всего лишь торжественное чествование раз в году для каждого бога – совсем немного, по мнению местных, за божественную помощь.

Вот и праздновали в Перепутинске, как заповедали предки, четыре великих праздника в году.

Во время весеннего праздника Маша была наказана за какую-то провинность (и не упомнишь, сколько она их совершила за первое время пребывания здесь), а теперь настал праздник начала лета. Быть может, девушка не решилась бы пойти на гулянье (не до веселья ей было, если уж честно), но староста велел непременно быть, так что Маша, скрепя сердце, принялась собираться.

Все местные девицы старались приодеться получше, кто во что горазд, так что работы у портного перед торжеством оказалось по горло. Маша уже немного освоилась и теперь нередко помогала Малуху по мелочи в шитье, хотя доверяли ей по-прежнему лишь самые простые работы. Но все равно она уморилась до изнеможения, хорошо хоть накануне праздника полагалось пораньше улечься спать, так что девушка успела немного отдохнуть.

Особенно нарядной одежды у Маши не водилось (да и откуда ей взяться?), разве что единственное яркое платье, подарок портного.

Боги велят в светлый день не ругаться и не сквернословить, радоваться жизни и быть милосердным к другим, так что даже хозяйка, скрепя сердце, вела себя почти по-доброму и отпустила Машу пораньше. Вот только господин Малух и его семейство на празднование не пошли: в общем-то, вовсе и не обязательно было на общую гулянку идти, хоть и мало кто оставался дома. Но девушке от этого только спокойнее было, так что она лишь молча порадовалась упорному нежеланию госпожи Валии отпускать мужа на праздник (и надо полагать, не спроста хозяйка так озлилась!), уж больно навязчиво сладострастен был последнее время портной.

Но думать об этом в такой день не хотелось, так что Маша выбросила из головы господина Малуха и его жену, твердо решив хоть один-единственный вечерок посвятить беззаботному веселью.

Остальные жители Перепутинска тоже были не прочь повеселиться, и праздник постепенно набирал обороты.

Для всяких торжеств, как дней богов, так и прочих, вроде свадеб, на околице поселка отвели специальную площадку, где врыли деревянные лавки и столы, нынче покрытые небеленым полотном. Чуть в стороне имелась небольшая рощица, если это можно так назвать, поскольку растений было всего четыре, да еще и посажены они на некотором расстоянии друг от друга: березка, сосна, яблоня и рябина. Варта, служанка господина Малуха, объяснила как-то Маше, что эти деревья – священные символы времен года: приход весны празднуют, когда весенний сок побежит под корой березы; летом, как сейчас, украшают яблоню; осенью приходит черед рябины, которая поспевает этой хмурой порой; ну а сосна – дерево зимы.

Сначала, как положено, с прибаутками обрядили в яркий наряд из разноцветных ленточек красавицу-яблоньку, сплошь покрытую нежно-розовым цветом, а потом сели за столы, уставленные разной снедью. Здесь принято было всем поселком скидываться на угощение (госпожа Валия еще, помнится, ворчала, что на праздник они, дескать, не пойдут, а деньгу все равно плати), и не было разных столов для богатых и бедных, в такой день все сидели вперемешку.

Вино и напитки покрепче лились рекой, и вскоре народ потянуло танцевать.

По обычаю, молодежь должна хороводы водить вокруг украшенной яблоньки, славословия лету петь, а потом, ночью, через пламя костра прыгать на счастье.

Веселье бушевало вовсю, Маша сразу же раскраснелась (частью от танцев, а частью от вина – она и рада была бы пить что другое, да вот беда, здесь не подавали ничего безалкогольного), вместе со всеми повторяя нехитрые движения танца и подпевая (а голос у нее был красивый, да и петь раньше с подругами она любила).

Постепенно и люди постарше присоединились к разудалым пляскам.

Маша была совершенно счастлива, улыбаясь всем окружающим. От танцев и выпитого немного кружилась голова, и она готова была обнять весь мир, и казалось, что все вокруг такие добрые и милые, будто она вернулась домой, в родной Верхнешвейск.

До конца праздника было еще далеко, и все вокруг казалось чудесным: вкусная еда, танцы до упаду, веселые люди…

И вдруг она почувствовала, как чья-то рука игриво ущипнула ее за мягкое место.

Даже легкий хмель не помешал Маше возмутиться:

– Да как вы смеете!

Она стремительно обернулась и узрела нахала, которые посмел так бесстыже ее коснуться.

– Ну не ломайся, красавица, не обижу! – усмехнулся мужчина фривольно. – Пойдем-ка…

Он запнулся, видно, только сейчас разглядев, кто перед ним. Ошеломленная Маша поняла, что к ней приставал ее давний знакомец, "благородный господин", с которым она столкнулась в лесу сразу по прибытии в этот мир.

"Наверняка он просто не узнал меня в этом платье!" – поняла Маша.

– Это ты?.. – процедил мужчина, окидывая ее с ног до головы откровенным взглядом. – А ты здесь неплохо устроилась, приоделась, вижу…

Он гнусно ухмыльнулся, и Маша поняла, что он имел в виду. Она уже знала, что здесь профессия ЖДУ считается унизительной, и нетрудно было догадаться, что "благородный господин" намеренно ее оскорбляет.

– Это не ваше дело, как и где я живу! – выпалила она негодующе, в пылу обиды забывая, что все здесь обстоит не так, как в ее родном мире, и за дерзость дворянину ее по голове не погладят.

К счастью, тот и не подумал применить силу.

– Это уж точно меня не касается, – бросил он надменно и усмехнулся как-то очень обидно. – Я объедками не интересуюсь.

Развернулся и ушел, оставив Машу в одиночестве. И неважно, что вокруг веселились люди, она вдруг почувствовала себя так плохо, что захотелось плакать.

Настроение оказалось испорчено окончательно и бесповоротно. А она так радовалась теплому дню, тому, что можно, наконец, красоваться в одном лазоревом платье! И даже ненавистный чепец тоже можно снять, потому что праздник, все девушки распустили волосы, только замужние их прячут. Волосы у Маши успели немного отрасти, красиво лежали на плечах. Понятно, нефункционально, неудобно, у них на фабрике многие девушки стриглись совсем коротко или даже брили головы, но… Снова в Маше взыграло пошлое, мещанское – приятно было сознавать, что она не хуже прочих! Правда, вот с той блондинкой ей не сравниться, у той косы до пояса, видела ее Маша на улице… Ну и ладно, у многих других волосенки вовсе жиденькие, а у нее пусть жесткие, зато красивые! А если украсить себя венком из первоцветов, так и вовсе здорово получится!

Но это все чушь, главное, было весело, впервые за долгое время, и Машу не гнали, принимали в круг, и даже симпатичные парни с ней плясали… Танцы тут были незамысловатые, два прихлопа, три притопа, игры еще – тоже простые, Маша мигом выучилась, и ей это даже понравилось, наверно, ее подружкам с фабрики тоже бы по душе пришлось… И надо ж было подкрасться этому… озабоченному! Правда, грело душу осознание того, что и у белобрысого настроение испортилось – его аж перекосило, когда Маша обернулась, и он ее узнал. Наверно, рассчитывал на какую-нибудь местную «гулящую», а не вышло, вот и взбесился… Правильно, какая же нормальная девушка с таким пойдет? Только ЖДУ, а тут таких совсем мало…

Погруженная в такие мысли, Маша понуро стояла под березой (дома росли почти такие же, только у здешних кора была белоснежная, а у нее на родине – желтоватая), вертела в руках букетик весенних цветов. Хотела сплести еще один венок, да не стала, настроения не было.

– Маша? – ласково пробасил кто-то у нее над ухом.

Повернувшись, девушка увидела старосту. Тот по случаю праздника принарядился, щеголял в красной рубахе, поверх красовался богато вышитый кафтан до пят, на ногах – сапоги из хорошей кожи, со скрипом, полосатые штаны заправлены в них шикарно, с напуском… Борода расчесана на две стороны, маленькие свинячьи глазки смотрят хитро, с намеком.

– Господин Ранек, – кивнула она. Уже усвоила, кого надо называть господином!

– Веселишься, Маша? – спросил он. Дождался утвердительного ответа и продолжил: – А мне вот грустно!

– Отчего это? – наивно спросила она.

– Никто меня не любит, – вздохнул староста. – Жена померла, дети из гнезда разлетелись… Один я на белом свете!

Маша пожалела беднягу: в такой хороший день думать о печальном не дело!

– Неужели не найдется хорошей женщины, чтобы согласилась быть вам… женой? – она вовремя заменила слово «партнер» на более привычное в этих краях.

– Вот и я думаю, – подхватил Ранек. Глупая девка сама шла в его руки! Ба, да так уж ли она глупа? Играет просто, выкобенивается! Это было ему по нраву, и староста продолжил: – Наверняка найдется!

– Я тоже так думаю, – вежливо сказала Маша. – У вас всё будет хорошо!

– Добрая ты девка, Маша, – произнес Ранек и что-то вынул из кармана. – Вот тебе за ласку, носи на здоровье!

– Что это? – девушка с любопытством посмотрела на то, что староста положил ей в ладонь. Проволочка, на ней бусинка, ярко-голубая, в цвет платья. Да это же сережки! Девчата у них на фабрике, бывало, прокалывали уши, вдевали стальные колечки – это считалось ужасно модным и даже вызывающим, за это ругали на собраниях трудового коллектива. А тут серьги все девушки носят, и никого это не удивляет… Как интересно! – Ой, спасибо, только у меня даже уши не проколоты…

– Это не беда, – еще более ласково произнес Ранек. – Проколешь. Иголку вон на огне прокали – только и всего… А тебе они пойдут, Маша, специально к твоим глазам подбирал, синенькие!

– Спасибо, – повторила она, смущаясь. – Так неожиданно и вообще… не привыкла я…

– Неужто такой красивой девке никто подарков не дарил? – поразился староста. – Ну! Молодежь пошла – ничего не смыслят! Ты тех, кто постарше держись, они-то знают, как бабам потрафить, поняла? – Тут Ранек взял Машу за руку и пожал со значением. Он понизил голос: – Приходи вечером ко мне, поняла?

– Зачем? – удивилась девушка, но тут же сообразила. Вспомнила взгляды, которыми окидывал ее староста при встрече, вспомнила, как смотрел он на нее сегодня… Дарёные сережки обжигали ладонь. – Я… нет, извините, я не приду.

– Чего ломаться вздумала? – тон старосты разом сменился с ласкового на суровый, он стиснул Машину руку до боли. – Не дури, девка, ты тут никто! А моей будешь – одену краше благородной, а то женюсь! Ну?

– Я должна попасть в город, – четко ответила Маша, рывком высвобождая руку. Как нарочно, книгу сегодня оставила дома, не подходила сумка к платью! – Как только приедут люди этого вашего Властелина, я с ними уеду!

– А кто тебе позволит? – нахмурился Ранек. – Скажу, что ты местная, только умом тронулась, все подтвердят. Больно надо кому разбираться! – Он снова подобрел. – А уважишь меня, миром отпущу… коли сама захочешь! Думай до завтра… Маша, – добавил он, видя, что их беседа привлекает внимание. – Сегодня уж веселись, так и быть, а завтра чтоб явилась, не то худо будет!

Он отошел, а Маша в изнеможении прислонилась спиной к березе. Да что ж это такое, с ума они все посходили, что ли?! Или слишком много выпили на празднике? Вот уж точно, алкоголь – зло!

Она посмотрела на зажатые в руке сережки. Хотела бросить их наземь, но передумала – нужно вернуть дарителю, и вообще, нехорошо, кто-то их делал, старался, а она под ноги кинет! Неуважение к мастеру получается… Да и жалко – красивые всё-таки.

Так или иначе, оставаться на празднике настроения больше не было. Так и не дождавшись больших костров и хороводов, Маша поплелась домой. И дома-то своего у нее не было, каморка в доме портного, и только! А если староста прикажет, тот ее на улицу выгонит, очень даже просто, и что тогда делать? Под забором ночевать? Но согласиться на предложение Ранека и прийти к нему – это себя не уважать! Настоящая общевистка не боится трудностей, припомнила Маша. Придется, будет ночевать на улице, но не служить игрушкой развратного мужика!

Приободрившись, она дошла до ворот и налетела на хозяина. Хотела было пробраться к себе, но не тут-то было!

– Ты чего не на гуляньях? – спросил Малух подозрительно.

– А вы? – ляпнула Маша, не подумав. Ведь слышала, что портного на гулянья не пустила жена, чтоб на девок не засматривался, надо ж было сболтнуть! Конечно, он теперь рассердится…

Но, против ожиданий, Малух не осерчал, а взял Машу под локоть и отвел в сторонку.

– Вы чего? – удивилась она.

– Послушай-ка, – тихо-тихо сказал портной. – Ты, Маша, девка справная, а я мужик еще молодой… Жена у меня сама видишь, какая, ну тут уж ничего не поделать, помирать вместе будем, дети, опять же… Но до чего другого – тут я охотник большой, а ей-то уж оно ни к чему! Вот я и подумал – ты ж тоже одна, парня у тебя нет, я бы знал, так чего ж мы время даром теряем?

Маша остолбенела, слушая такие речи. И этот туда же!! Сговорились, что ли?!

– В общем, приходи ночью на сеновал, – распорядился Малух. – Варту выгоню, дура она, одну тебя оставлю…

"Значит, днем он будет меня эксплуатировать на работе – за двоих, потому что Варты не будет, а ночью – на сеновале?!" – мелькнуло в голове у Маши, и она снова пожалела, что оставила книгу под подушкой.

– Ну? – поторопил портной.

– Не приду! – отчеканила Маша. Дороги обратно не было, но она больше не могла выносить издевательств. Теперь-то она хорошо понимала, что чувствовали те, кто поднимался против тиранов и угнетателей! Они еще долго терпели! – И вообще, я расчет у вас беру!

– Чего-о? – вытаращился на нее Малух. – Ты чего несешь такое?

– А то, что ухожу я от вас, – ответила она. "Сказать про старосту или не сказать?" Подумав, Маша решила, что не стоит. – Не хочу на вас работать!

– Тю! – рассмеялся Малух. – Да кто ж тебя отпустит!

– Я имею право уволиться! – нахмурилась девушка.

– Да, только сперва расплатись за всё, что съела и выпила в моем доме! – взгляд Малуха сделался недобрым. – Это вот платье, что на тебе надето, я шил! Сказать, сколько стоит? И прочее, что ты сносила? Да на тебе нитки своей нету, всё моё! А посуды ты сколько перебила? А ниток испортила? А иголок потеряла? За все ведь деньги плачены!

Маша онемела от такого… такого… слова-то не подобрать! Конечно, первым ее порывом было сказать, что она всё отработает, но девушка вовремя схватила себя за язык. Как же! Поработаешь еще годик бесплатно, тебе счёт вдвое длиннее выставят! Вовсе уж наивной Маша не была и такие вещи понимала… Но как же быть?

– А я господину Ранеку пожалуюсь, – сказала она, решив пустить в ход последний аргумент. Противно, а что делать? – Он мне сережки сегодня подарил!

– С Ранеком я уж потолкую, – хмыкнул портной. – Сторгуемся! Он мне твои долги, я ему – тебя на пару ночек! Первый раз, что ли?

Маша онемела. Вот так дела! Да у них тут… рабовладение какое-то!

– Иди думай, – Малух толкнул ее к дому. – Завтра скажешь, что решила. Моя будешь… или общая. Общая-то она выгоднее, да Ранек такой паскудник, вечно обмануть норовит…

Девушка поплелась к дому, едва передвигая ноги. Похоже, она угодила в совершенно безвыходную ситуацию! И, главное, не к кому обратиться за помощью… Сказать хозяйке, что ее муж к Маше пристает? Так ее же и обвинят. И выгонят. От портного она избавится, а от старосты – нет. Самой уйти? А куда податься? Староста сказал – объявит умалишенной, и дело с концом. Тут таких не жаловали, Маша навидалась, и за людей вовсе не считали! И не сбежишь – куда бежать-то?

Хозяйка встретила ее бранью, обидно прошлась на тему того, что Машу, должно быть, на гуляньях и не заметили, вот она и явилась домой так рано. Девушка только мрачно усмехнулась – заметили, да еще как! Хоть бы вовсе туда не ходить…

Полночи она проворочалась без сна, прикидывая так и этак, что же делать дальше. Избавиться сразу от обоих почитателей ее… хм… красоты возможности не было. Если портного можно как-то окоротить, то от старосты не отделаешься, у него власть есть! Теперь Маша понимала, насколько мудро устроено управление в ее мире: ни у кого нет единоличного права распоряжаться другими! И правильно, а то вот к каким последствиям это приводит…

Она уже поняла: в этом мире боятся тех, кто сильнее. Необязательно физически, кстати. Вот Варта боится портного, а портной опасается жены (та может прибить) и старосты (этот легко напакостит, и его все поддержат). А староста никого не боится, нет на него управы! Разве что мифический Властелин, но где он? Где его люди, когда приедут? И поверят ли, что эта вот замарашка – настоящая общевистка из доброго и светлого мира?.. Ой, вряд ли!

"Староста заискивает перед благородными, – сообразила вдруг Маша. Она давно уже отодвинула подушку и положила голову на книгу Вождя. Наверно, это его мудрость коснулась разума бедной девушки! – Я слышала, боится он этих вот приезжих от Властелина… Вообще знатных! Знать бы, где здешний… кто тут, барон какой-нибудь, наверно? Вот бы узнать, где он живет, я бы пошла и пожаловалась на самоуправство!"

Тут Маша поняла, что ее в доме барона и на порог вряд ли пустят, и снова приуныла. Не было тут благородных господ, которые могли бы приструнить старосту, а и оказались бы – вряд ли бы им нашлось дело до Маши!

"Господ?.. – снова осенило ее. Нет, мудрость Вождя действительно была с нею! – Но есть ведь один господин!"

Да, «господин» имелся в наличии, и староста не осмеливался дать ему окорот, когда тот пьянствовал и учил деревенских азартным играм. Вот только захочет ли он помочь?..

Но выбора не было. Промучившись до рассвета, Маша решилась. Уходить надо было тихо, поэтому она взяла с собой только самое ценное и необходимое: книгу, смену белья, кое-что из старой своей одежды да голубое платье, не смогла с ним расстаться! Жаль было оставлять тулуп и валенки, но унести их Маша не могла – узел получился бы слишком уж заметным… Потихоньку она ушла со двора Малуха, но сразу не пошла к старому своему знакомцу, знала, что благородные господа с рассветом не поднимаются. Но долго тянуть тоже было нельзя, скоро портной ее хватится, поэтому, дождавшись, пока на постоялом дворе закипит жизнь, Маша осторожно шагнула в ворота.

Удивительно, ее никто не остановил. Дорогу она хорошо запомнила с того раза, как была тут с хозяином. Бывшим хозяином, подлым сатрапом и эксплуататором!

Вот, наконец, дверь… Маша постояла, собираясь с духом, потом подняла руку и постучала.

– Кого еще принесло? – раздался капризный голос.

– Я… – у девушки пересохло в горле.

– Ну, входи, кто там? – нелюбезно пригласил хозяин комнаты, и Маша вошла.

Окна в комнате были распахнуты настежь – девушка уж позабыла, что такое бывает, тут боялись сквозняков и затыкали все щели, жили в духоте… Белобрысый сидел на кровати в одних штанах и рубашке и сушил распущенные волосы – они укрывали его, как плащом, влажные пряди змеились, обвивали запястья… Маша припомнила, каково держать их в руках, и невольно передернулась. Мужчина же обращался со своими волосами, как с живым существом: гладил, перебирал пряди, расчесывал… Драгоценные заколки сверкающей горкой лежали на столике.

– Ничего себе! – хмыкнул он, разглядев, кто пожаловал. – Ты что ж это, передумала?

– Передумала, – кивнула Маша. Пускай шутит, он ее последняя надежда!

– Я тоже передумал, – холодно ответил мужчина. Встряхнул головой – утреннее солнце вызолотило её. – Так что проваливай.

Маша посмотрела на него внимательнее. При первой встрече он показался ей сказочно красивым, ну да тогда она не знала о его гнилой сути! Теперь она могла рассмотреть его при свете солнца, безо всяких украшений… И его-то она сочла красивым?! Лицо узкое, только скулы выдаются, подбородок острый, и физиономия напоминает морду хорька, такая же хищная. Нос длинный, глаза раскосые, недобрые, губы тонкие, сжаты в тонкую линию. А ресницы и брови – теперь ясно видно – не такие уж темные, он их точно подкрашивал! И бледный-бледный, ни следа румянца на щеках! "Это, должно быть, оттого, что он предается разврату и порокам," – решила Маша. Она не очень хорошо представляла себе, что входит в эти понятия, но так писали в книгах, а книгам она привыкла верить.

И теперь она поняла, почему про всяких там аристократов говорили "голубая кровь": у белобрысого на руках вены просвечивали сквозь кожу, голубые такие… У нее-то самой руки сильные, обветренные, загорелые, – всё время на на открытом воздухе! – рабочая косточка. Да она его за руку возьмет – переломит!

– Я что, непонятно выразился? – подал голос белобрысый. – Я велел тебе убраться с глаз моих!

– Можно, я останусь? – попросила Маша. Ужасно унизительно было умолять этого недобитого капиталиста, но другого выхода она не видела! – Пожалуйста, я очень вас прошу…

Белобрысый аж расческу выронил от удивления. Вытаращился на Машу, понял, что она не шутит, и спросил:

– Это с чего ты вдруг? Случилось что?

– Случилось, – кивнула Маша.

– Вчера на празднике ты была вполне довольна жизнью, – раздумчиво произнес белобрысый. – Значит, это что-то случилось уже после того, как мы с тобой… хм… расстались. Так в чем дело?

– Они… – Маша шмыгнула носом. – Они все меня хотят!

– Кто – все? – уточнил белобрысый.

– Хозяин мой, Малух, – ответила девушка, – и староста!

– Двое – это еще не все, – сообщил белобрысый без тени улыбки. – "Все хотят" – это означает, что любая особь мужского пола испытывает по отношению к тебе определенные желания. Так вот, заявлять подобное по меньшей мере самонадеянно, потому что я, к примеру, тебя вовсе не хочу!

"Издевается!" – поняла Маша, стиснула зубы и сказала:

– Я поэтому к вам и пришла!

– Еще раз и с самого начала, – белобрысый уперся локтями в колени, посмотрел на Машу с насмешкой. – Ты пришла ко мне, потому что я тебя не хочу? У тебя такие проблемы с мужчинами?

– Я не желаю, чтобы меня хотели староста и Малух! – почти закричала Маша.

– Ясно, ты желаешь молодого и красивого, – кивнул белобрысый, откровенно забавляясь. – Понять тебя я могу, но при чем здесь я?

– Вас староста боится, – ответила Маша и изложила ему свои соображения касаемо расстановки сил в Перепутинске.

– А ты не вовсе дура, – не без удивления отметил белобрысый, когда она закончила говорить. – Кое-какое соображение имеется…

– Я школу закончила и три класса трудового училища, – с достоинством ответила Маша, но это не произвело желаемого впечатления.

Белобрысый надолго задумался, даже не подумав предложить Маше сесть. Впрочем, она уже привыкла к такому обхождению и не возмущалась, тем более, от этого мужчины зависела ее судьба! Можно было и потерпеть неудобства…

– Ладно, – сказал, наконец, мужчина. – Оставайся. Жилье тебе найдется. Но учти – я хозяин требовательный. Слушаться не будешь – вылетишь на улицу. А там уж и староста подоспеет!

Маша недоуменно взглянула на него.

– Слуга мне нужен, – пояснил тот. – Надоели здешние девки, вместо того, чтобы белье в стирку забрать или там пол подмести, так и норовят задницу подставить! Слуги нет, но и ты сгодишься. Платить не буду, учти.

Маша кивнула, умолчав о том, что и портной ей не платил.

– А староста… – заикнулась она.

Белобрысый пожал плечами и неопределенно усмехнулся. Ясно было, что Ранека в качестве соперника он не рассматривает.

– Два правила, – сказал он. – Ты мне не прекословишь, это раз. Два – ты не лезешь ко мне в постель. Ясно?

– Да я никогда… – возмутилась Маша, но мужчина перебил:

– Ясно или нет?

– Ясно…

– Поди вниз, скажи хозяйке, что я тебя нанял, – велел он. – Пусть найдет тебе каморку какую-нибудь. И переоденься!

– Во что? – удивилась Маша.

– В то, голубое, – ответил белобрысый. – Девка в таком кошмарном убожестве рядом со мной находиться не будет!

– Но я…

– Ты его захватила, вон, из узелка краешек видно, – отрезал мужчина. – Иди!

Маша вышла, прихватив узелок, оставленный при входе. Ох, не сваляла ли она дурака? Этот человек – не простой и понятный портной и даже не староста! Что на уме у того, кто веками эксплуатировал трудовой народ и привык к беспрекословному подчинению? Это сейчас он говорит, что Маша его не интересует, а там как знать… И уж на него-то управы не сыщется! Только Властелин, но он далеко! Дотянуть бы до приезда его посланников…

Маша предпочла бы остаться в скромном сером платьишке, но новый хозяин (знать бы, как его зовут!) настоял, и она переоделась. Красиво, да, только как в таком полы мыть или стирать? Замызгается вмиг!

Освоившись в маленькой комнатке (по сравнению с каморкой у портного это были настоящие хоромы!), Маша задумалась. Вообще-то, надо было идти к белобрысому и спрашивать, не желает ли он чего, угождать, одним словом, но не хотелось… Может, он и не позовет?

Но надежды ее не оправдались: очень скоро в дверь стукнул мальчишка и велел "скоренько идти до господина, сердиты и просют!"

На что мог сердиться белобрысый, Маша даже предположить не могла, а потому приняла насколько могла скромный вид и поднялась наверх.

Признаться, открыв дверь, она была готова подобрать подол и бежать отсюда как можно дальше и как можно быстрее, потому что в комнате обнаружился Малух собственной персоной, очень расстроенный, злой даже.

Белобрысый сидел на подоконнике, качал ногой и не обращал на портного никакого внимания. Волосы его, отметила Маша, высохли и сами собой завились в крупные локоны. А она-то думала, он на бумажки их накручивает…

– Ты вот про эту девку, любезный? – поинтересовался он, повернув голову на скрип двери.

– Про нее самую! – закивал портной, зло глядя на Машу. – Сбежала, оторва, поутру, я искать, а мальчишка соседский говорит, видел, как сюда побегла…

– Ну да, – кивнул мужчина. – Ты про нее забудь, любезный. Она теперь у меня служит.

– Но… – Малух лишился дара речи, а Маша чуть не расплакалась от облегчения. Ведь белобрысый мог отдать ее хозяину! – А как же… Да она же!.. Она мне должна!

– Много? – вскинул бровь мужчина.

– Много! – нахмурился портной и начал загибать пальцы: – Одежда, вот что на ней, да еще два платья, попроще. Кормил я ее сколько! А сколько она перепортила по недоумию?.. И вообще…

– Вообще… – задумчиво произнес белобрысый. – Ты мне надоел.

Он поднял руку, откинул прядь с виска, вынул из уха серьгу, – Маша уставилась во все глаза, она и не рассмотрела прежде, что у него не только мочки проколоты, а и всё ухо доверху в сережках! – бросил портному.

– Хватит с тебя?

Маша разглядела – серьга была небольшая, из желтого металла, с зеленым камушком, маленьким, но ярким. Вот бы ей такие же, только с синим вставочками…

– Хватит, господин, хватит! – портной, разглядев, что попало ему в руки, принялся кланяться, да так истово, что Маша испугалась – не переломился бы.

– А на это, – белобрысый бросил Малуху парную серьгу. – Справь ей еще пяток платьев вроде этого, только лучше. Ткань чтоб хорошая, ну, сам разберешься. И еще пару мужских костюмов и дюжину сорочек. И прочее, что девке нужно. Ясно?

– Но…

– Ясно? – повторил мужчина, и в голосе его зазвенел такой металл, что портной попятился. – Не наглей, любезный, на это троих человек с ног до головы одеть можно, а тут всего одна девка. Проваливай и не являйся, пока готово не будет. Мерки ее у тебя наверняка есть, это-то платье ладно сидит, ты, видно, ее не только обмерил, но и ощупал…

Малух мерзко ухмыльнулся, смерил Машу взглядом и задом выбрался за дверь, не переставая кланяться.

– Какая гадость, – устало произнес белобрысый и запустил пальцы в волосы. – Я вынужден заниматься такой ерундой…

– Спасибо, – сказала Маша искренне. Как бы плох ни был этот человек, он всё же ей помог, и пока она не хотела думать о том, что он потребует за эту свою помощь! – Я…

– Ты всё-таки дура, – спокойно сказал тот. – По закону за пришлецов платит Властелин. За еду, жилье, одежду. Скромные, но для прожития хватает.

– Так зачем же вы… – опешила Маша.

– Затем, что мне проще заплатить, чем препираться с этим уродом, – скривился мужчина. – Опять же, должен будет, это полезно.

– А староста? – уныло спросила Маша. – В него вы кольцом кинете?

– Обойдется, – хмыкнул он. – А ты что встала?

– А что мне делать?

– Хм… – задумался мужчина. – Давно у меня не было слуг, отвык уже… А, вот что! Поди-ка ты к кузнецу и попроси сделать такую штуку…

– Какую?

– Видела когда-нибудь инструмент, которым металл подпиливают? Вроде тёрки?

– Напильник? – обрадовалась Маша. – Рашпиль?

– Ну… наверно, – кивнул мужчина. – Пускай сделает… напильник. Только маленький, вот такой длины, – он расставил пальцы. – И насечки как можно мельче!

– А… вам зачем? – осторожно спросила Маша.