Текст книги "Искатель, 2000 №4"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Джон Лутц,Николай Казаков,Андрей Шаров,Песах Амнуэль
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Юр, я был сегодня около той шестнадцатиэтажки и понял, крыша – это не самое главное. Там же несколько шестнадцатиэтажных домов в ряд стоят, а между ними пристройки. А в этих пристройках – офисы разных фирм. В том числе и банк один есть. Как раз внизу дома, с которого стреляли. Там, у входа в банк и по бокам здания, висят маленькие объективы видеокамер. Я их даже не сразу и заметил…

– Ты думаешь…

– А чего тут думать! И так все ясно! Площадка перед входом в дом однозначно должна попадать в поле зрения этих камер. Надо взять кассеты и посмотреть! Я уже звонил начальнику безопасности банка, но он довольно резко ответил, что проблемы безопасности банка – это его дело, и нечего в них соваться. В общем-то он, конечно, прав… Юр, я думаю, что тебе он так не ответит!

– Пусть только попробует!..

– Ты меня в курсе-то держи…

Дворецкий сидел в кабинете у одного из сотрудников банка и просматривал видеозапись в ускоренном режиме. Его интересовали все, кто заходил в дом начиная с одиннадцати часов.

Пока из подъезда только выходили. Вначале пожилая женщина с ребенком, потом двое подростков, лет по двенадцати.

В 11:17 к подъезду, с противоположной от банка стороны, приблизился мужичок среднего роста, в черной куртке из кожзаменителя, в кепке и с небольшим чемоданчиком в руках. За несколько шагов до подъезда он остановился, несколько раз глубоко затянулся, оглянулся и бросил окурок на газон.

Через минуту Юра снова выключил ускоренный просмотр.

– А вот и второй…

К стоянке подрулил светлый «Фольксваген-пассат» одной из последних моделей. Налет темно-серой грязи на его крыльях и дверцах напоминал трехдневную щетину на лице щеголя. Водитель поставил машину так, что, если внимательно приглядеться, можно было бы рассмотреть номер. Из «Фольксвагена» вышел мужчина лет тридцати пяти в длинном кашемировом пальто, захлопнул свою дверцу, открыл заднюю и с сиденья взял спортивную сумку. Когда он ее понес, чувствовалось, что она тяжелая.

Вернулась бабушка с внучкой.

Из подъезда вышла высокая девушка в светлом плаще. Она посмотрела на небо, достала из внутреннего кармана большие солнцезащитные очки, надела их и сразу стала похожа на озабоченную стрекозу. Потом вытащила пудреницу и небрежными движениями поправила прическу перед маленьким зеркальцем.

Без пяти двенадцать подъезд быстрым шагом покинул парень с сумкой-рюкзаком и тубусом.

Дворецкий закурил.

– Эге, третья пташка летит.

На этот раз это была молодая женщина в короткой куртке, спортивных брюках и кроссовках. В одной руке она несла небольшой плоский и длинный ящичек, напоминающий футляр для переноски музыкального инструмента, в другой – спортивную сумку, судя по всему, легкую. Она уверенно зашла в подъезд, ни разу не обернувшись.

В течение следующего получаса никто в дом не входил и не выходил.

Без пятнадцати час к подъезду ревматической походкой подошла полная женщина средних лет. Две тяжелые хозяйственные сумки в ее правой руке делали ее похожей на перегруженный и перекошенный на один бок автобус.

Не прошло и минуты, как на стоянку подкатила темная «девятка» с тонированными стеклами без номеров. С места пассажира показался невысокий плотный молодой парень в затемненных очках, расстегнутой темной кожаной куртке, надетой поверх камуфлированной формы, военной кепке, надвинутой на самые глаза, и высоких военных ботинках со шнуровкой. Он открыл заднюю дверцу машины и взял с сиденья такую же, как и его форма, камуфлированную сумку. Судя по всему, очень тяжелую. Он ловко перебросил ее через плечо, что-то сказал водителю, и машина сразу отъехала. Парень направился к подъезду. Водителя разглядеть не удалось.

– Опа-нас! – обрадованно протянул Дворецкий. – Это уже ближе к телу…

На несколько минут наступило затишье, но зато потом началось какое-то паломничество. По всей видимости, жители повалили домой на обед.

Но Дворецкого они уже не интересовали. Убийство Котовой произошло в самом начале второго, и снайпер не мог так рисковать и занимать позицию всего за несколько минут до ее приезда в ресторан.

Первым покинул дом хозяин «Фольксвагена». В пятнадцать минут второго он быстро спустился со ступенек, не доходя нескольких метров до стоянки вытащил из кармана пальто брелок, нажал на кнопку, и по тому как два раза мигнули фары, можно было понять, что он отключил сигнализацию. В руке он держал все ту же сумку, но теперь она была пустой. Завел «Фольксваген» и, не дожидаясь пока прогреется мотор, уехал.

Буквально следом за ним, в час девятнадцать, из подъезда вышла женщина с футляром для музыкального инструмента и спортивной сумкой. Уверенной походкой она скрылась в той же стороне, откуда и пришла.

Через пятнадцать минут показался мужичок, который заходил в подъезд первым. Он остановился на верхней ступеньке, поставил свой чемоданчик, достал сигареты и с заметным наслаждением закурил. Сделав несколько затяжек, не спеша спустился со ступенек и скрылся за углом банка.

Дворецкий просмотрел пленку до конца. Парень в камуфляже вышел из дома в начале четвертого.

На следующее утро Дворецкий и Петренко вначале решили нанести визит на работу Игоря Владимировича Астахова – по данным отдела по регистрации автотранспорта именно он являлся хозяином «Фольксвагена», а на обратном пути заскочить в шестнадцатую школу, узнать, что за Света такая училась в десятом «Б».

– А как ты на эту Свету вышел-то? – Петренко вставил кассету в автомагнитолу и включил на небольшую громкость.

– Элементарно, Ватсон. Я забрал из банка кассету, в техническом отделе мне с нее сделали фотографии всех, кто заходил в подъезд в интересующее меня время. И с этими фотографиями я вчера вечером обошел все квартиры в доме. Выяснил, что один мужичок оказался мастером по холодильникам, и в момент выстрела он выполнял заказ в одной из квартир. Парень в камуфляже – прапорщик, он привозил матери продукты. А эту Свету узнал молодой человек с восьмого этажа. Точнее, он сказал, что она очень похожа на девушку, с которой он учился в школе. Она, правда, была старше его на два года, но, говорит, вся школа в нее была влюблена. И он тоже.

– А фамилию ее он что, не помнит?

– Увы! Юношеская неразделенная любовь. Да и двенадцать лет уже прошло…

«Фольксваген-пассат», припаркованный у салона бытовой техники, оказался светло-голубым, а не белым, как показалось Дворецкому при просмотре черно-белой видеозаписи.

– Нас интересует, где вы были позавчера, между одиннадцатью и часом дня?

Астахов оказался менее симпатичным и гораздо старше, чем выглядел на записи и фотографии. Ему было не меньше сорока пяти, и плотная сетка морщин вокруг глаз напоминала паутину, в которой то останавливались, то начинали метаться два глаза-паучка. Переваривая вопрос Дворецкого, он выглядел обескураженным. Паучки замерли на месте.

– Позавчера, позавчера… Во сколько, вы спросили?

– Между одиннадцатью и часом дня.

– A-а, в это время… – Он захотел показаться беспечным и легко откинулся на спинку кресла. Но у него ничего не вышло. Паучки суетливо забегали. – На работе, где же еще! – И снова зафиксировал взгляд на Дворецком.

– Это точно?

– О чем разговор!

– А если как следует вспомнить?

– Если как следует… Может, отъезжал куда?

– Вы у меня спрашиваете?

– Да нет, у себя…

– И что вы себе можете ответить?

– Наверное, куда-то отъезжал… – Он потер мочку уха. – Да, вспомнил, отъезжал. Точно. Надо было кое-какие вопросы утрясти в городской администрации.

– Утрясли?

– Конечно. Так, пустяки всякие. Текучка.

– И с кем вы их утрясали?

– А что? – насторожился Астахов.

– Да мы просто проверим – приезжали вы в администрацию в это время или нет… Так с кем же?

– С отделом торговли. – Уверенности в его голосе совсем не осталось.

– Со всем вместе?

– Что «со всем вместе»?

– Утрясали со всем отделом сразу?

– Нет, с разными сотрудниками.

– Фамилии, пожалуйста, сотрудников!

– Это так важно?

– Очень.

Он заерзал в кресле.

– А что, вообще, случилось-то?

– Что-то, вообще, случилось, и нам нужно знать где вы были в это время.

– Ребят, я чего-то не понимаю… Вы меня в чем-то подозреваете?

– А есть в чем?

– Нет. Честное слово, нет. – Астахов приложил руку к груди.

– А чего же тогда темните?

– Да я не темню. Может, и правда я в тот день и не был в администрации?! Целыми днями мотаешься туда-сюда. Разве все упомнишь?..

Он сидел уже в напряженной позе и переводил вопросительный взгляд с Дворецкого на Петренко.

– И все же?

– Это очень важно?

– По пустяку мы бы к вам не приехали.

– Оно, конечно, верно… – И неожиданно спросил: – Это останется между нами?

– Смотря что!

– Клянусь вам, ничего противозаконного я не совершал. И это мое личное дело. Личное, понимаете?

– Пока нет.

Он надолго замолчал.

– Я был у своей первой жены. – Фраза далась Астахову с трудом.

– И это нужно держать в тайне? – удивился Петренко.

– Да. То есть нет, конечно. – И его прорвало: – У меня сейчас второй брак. Она на восемнадцать лет меня моложе. Мне сорок три. Как-то все по-дурацки выходит. В общем, после того, как у нас родился ребенок, она поставила условие, чтобы с первой семьей я не поддерживал никаких отношений. И я-то, дурак, на это согласился. А потом понял, что не могу без тех детей. У меня их двое. Старшему одиннадцать. Младшей восемь. Идиотское положение…

– И вы вчера к ним ездили?

– Ну да. Я стараюсь приезжать, когда жены нет дома. Первой, я имею в виду. Покупаю всяких подарков. – Он махнул рукой. – Все идет наперекосяк… Поймите меня правильно, моя вторая жена раньше работала в этом магазине, у нее здесь полно подружек, и я бы не хотел, чтобы каким-то образом до нее дошли разговоры, что я посещаю свою первую семью. – И затравленным взглядом посмотрел на Дворецкого. – Как мужчина мужчину вы меня понимаете?

Директор школы в расстегнутом длинном плаще напоминал двухстворчатый платяной шкаф с приоткрытыми дверцами. Ему было лет под шестьдесят, и когда он столкнулся с Дворецким и Петренко в дверях своего кабинета, то загородил весь проем. Не дожидаясь вопросов, директор пробасил:

– Меня нет. Это мираж. Все вопросы к завучу… Если вы по поводу канализации, то к завхозу.

Дворецкий показал удостоверение и представился.

– Ну елки-палки! Ребята, без ножа режете. У меня в гороно совещание. Обсуждать будем серьезные проблемы. Я докладчик… Мои засранцы опять куда-то вляпались?

– Нам надо уточнить всего один маленький моментик. Вы давно в этой школе работаете?

– С момента открытия. В следующем году нашей школе тридцать лет. А что такое-то?

Дворецкий протянул фотографию.

– Не помните, была ли эта женщина вашей ученицей? – И пояснил: – Она закончила школу в восемьдесят восьмом году. Десятый «Б».

Директор, не забирая фотографии, в упор посмотрел на Дворецкого.

– Ну вы даете! У меня каждый год по сто человек выпускаются! А это двенадцать лет назад было. Всех разве упомнишь?!

– Посмотрите все-таки. Мало ли…

Директор достал массивные очки из внутреннего кармана пиджака.

– Давайте посмотрим… Тэк-тэк… Что-то такое смутное припоминается… А она, случайно, не спортсменкой была?

– Все может быть.

– Вроде лицо знакомое… А что, вообще, от меня надо-то?

– Нужно, чтобы вы сказали, училась она у вас или нет. Если да, то как ее фамилия.

– Знаете что, у меня есть учительница начальных классов – Завадская Валентина Анатольевна. Если не ошибаюсь, она примерно в те же года заканчивала нашу школу. И потом после педучилища я ее взял к себе. Поговорите с ней. Она должна помнить. – Он вернул фотографию Дворецкому и посмотрел на часы. – Через десять минут перерыв. Занятия у нее в одиннадцатом кабинете. Это первый этаж…

– …Конечно знаю. Мы с ней учились в параллельных классах. – Завадская положила фотографию перед собой на раскрытую страницу школьного журнала. Она сидела за учительским столом, а Дворецкий и Петренко еле уместились напротив нее за маленькими партами. – Ну да. Светка Филатова из десятого «Б».

– Это ее девичья фамилия?

– А, по-моему, она замуж так и не вышла. По крайней мере, я ничего про это не знаю.

– Вы ее давно последний раз видели?

– Да уж порядком. Года два назад. И то мельком. Тогда она точно замужем не была. Может, конечно, сейчас и вышла.

– А работает где, не знаете?

– Работает? Вот это сложно сказать… Понимаете, Светка всегда была какой-то не от мира сего. Всю жизнь ее преследует комплекс лидерства. Она во всем всегда хотела быть первой. А таким тяжело живется… Мы с ней в свое время были очень близкими подружками. Помните, как у Пушкина – «Они сошлись вода и пламень…». Она всегда этим пламенем и была. Я даже не знаю, почему она меня выбрала в свои подруги… – И, перехватив недоуменный взгляд Дворецкого, пояснила: – Да, именно выбрала. Наверное, как полную противоположность себе. Противоположности же притягиваются. Как в физике – минус к плюсу, плюс к минусу… Она хотела, чтобы у нее обязательно был верный оруженосец. Санчо Панса… Вот я им и стала… А так… – Завадская задумалась. – Я бы не сказала, что у нее было много подруг. Она никого близко к себе не подпускала. Она как-то странно завоевывала лидерство – очень быстро располагала к себе, влезала в душу и одновременно всех держала на расстоянии. Создавалось впечатление, что она настолько всех старше… какая-то умудренная годами женщина, а все мы ей нужны только для достижения каких-то целей… Она была… – И неожиданно выдала: – Одинокой волчицей…

Повисло тягостное молчание. Валентина Анатольевна взяла фотографию и отрешенно, будто рядом с ней никого больше не было, пыталась поставить ее на неровно обрезанный край. Фотография удерживалась в таком положении долю секунды и потом медленно падала на журнал лицевой стороной вниз, словно не хотела, чтобы смотрели на изображение молодой симпатичной женщины в спортивном костюме.

Паузу нарушил Петренкно:

– Вы сказали, что она во всем хотела быть первой…

– Да, именно так оно и было… И в учебе – она почти все время училась только на «отлично», и в компании – она хотела, чтобы все ребята любили только ее, и потом, когда она увлеклась спортом, хотела достичь каких-то заоблачных результатов. Мастером спорта стала.

– Каким видом она занималась?

– Биатлоном.

– Биатлоном? – Дворецкий и Петренко быстро переглянулись. Юра покачал головой. – Вы так нам и не сказали, где она работает.

– Я не знаю, но думаю, что нигде. Комплекс лидерства мешает. Когда мы с ней еще поддерживали отношения, она мне жаловалась, что везде ее недооценивают. Вот она из конторы в контору и металась, искала, где ее по-настоящему оценят. Но, по-моему, так нигде и не оценили…

– А на что же она живет, если нигде не работает?

– Не знаю, на что, но она никогда не бедствовала. Особенно в последнее время…

– Может, мужчины ее содержат? – предположил Дворецкий.

– Все может быть… Она всегда старалась одеваться по моде, а уж сейчас и подавно. Выбор-то громадный, только деньги нужны… Несколько раз видела ее за рулем одной и той же машины… Наверное, ее…

– А что у нее за машина? – поинтересовался Петренко.

– Я не разбираюсь, но какая-то иномарка… – Неожиданно лицо Завадской стало жестким. – Хотите правду? – И не дожидаясь, пока ей что-то ответят, произнесла: – Меня ее судьба абсолютно не интересует. Она сама выбрала себе эту жизнь и пусть живет как хочет.

– Но она же ваша подруга…

– Была, – отрезала она. – Лет семь мы с ней не поддерживаем никаких отношений. В лучшем случае «здрасьте-до свидания»… – И снова ее голос стал мягким. – Это наши, бабские проблемы… Я понимаю, вы ребята серьезные и организация у вас серьезная, и Светка, значит, влипла во что-то серьезное. Иначе вы бы ей не интересовались. Поэтому так все подробно вам и рассказываю… Я давно уже чувствовала, что куда-нибудь она да и влезет… То, что в ней всегда бурлило, обязательно нашло бы какой-нибудь выход…

Или в ту, или в другую сторону… Вот и нашло… Но, наверное, в другую… – Завадская снова поставила фотографию – снова она медленно завалилась – и спросила: – Что она такого натворила?

– Ничего определенного мы пока сказать не можем… Работаем…

– А вы знаете, все что Бог ни делает – все к лучшему!

– Это вы о чем? – удивился Дворецкий.

– Познакомилась я с парнем. – Она улыбнулась. – Это уже давно было, я только начала в школе работать. Встречались мы с ним. Хорошие были отношения. Пока она об этом не узнала. Пристала – познакомь да познакомь. Я-то по наивности и познакомила. – Завадская перевела взгляд с Дворецкого на Петренко. – А дальше вы, наверное, уже поняли, что произошло. А что самое главное-то – она его в себя влюбила, а потом, когда он ей надоел – знаете, как игрушка, – она его быстренько отшила. Он опять ко мне, но тут уж я ему сразу от ворот поворот… Такая вот Светкина натура – собака на сене…

Вернувшись, Дворецкий позвонил в отдел регистрации личного автотранспорта и через несколько минут располагал информацией, что за Филатовой Светланой Тимофеевной числился темно-коричневый «Опель-кадет» восемьдесят девятого года выпуска, который чуть более двух недель назад был снят с учета.

Первый минус есть. Точнее, это уже второй. По адресу Филатовой, который указала Завадская, никто дверь в квартиру не открыл. Соседи сказали, что такая здесь проживает, но последнее время ее что-то не было видно. Уехала? Все может быть… Она же такая чудная… С большими странностями… Уже лет тридцать, а ни мужа, ни детей…

Дворецкий порылся в телефонном справочнике, снова снял трубку и набрал номер телефона домоуправления, к которому относился дом Филатовой. И очень быстро выяснил, что из своей квартиры она десять дней назад выписалась и, по всей видимости, квартиру продала, потому что уже приходил какой-то мужчина, узнавал, какие нужны документы, чтобы прописать в эту квартиру своего сына.

И третий минус не замедлил появиться.

Похоже, Филатова успела обрубить все концы. Ни машины, ни квартиры…

Черт, а где же плюсы?

Темная машина, стоявшая в день убийства Тополевой на другой стороне реки, – это, конечно, плюс. То, что Филатова занималась биатлоном, – еще один плюс. То, что она в день убийства Котовой заходила в дом, с крыши которого была застрелена председатель правления банка, – громадный плюс.

Дворецкий посмотрел на лежащую перед ним фотографию. Молодая симпатичная женщина. В одной руке футляр для музыкального инструмента, в другой – спортивная сумка. Спортивная музыкантка. Или музыкальная спортсменка.

Но в футляре вполне может быть снайперская винтовка!

А может и не быть!

Это все может оказаться просто совпадением! Фатальным, но совпадением. Разве мало в жизни совпадений?!

И темная машина на другой стороне реки, и то, что она мастер спорта, и то, что заходила в тот дом. Ведь оставались же еще квартиры, в которых никого вечером не оказалось дома! Может, она именно в одну из них и заходила?

Может, ее комплекс лидерства заставляет сейчас брать частные уроки музыки? Может, она захотела стать музыкантом? А в футляре на самом деле была скрипка?! Или что там, черт возьми, может быть в футляре такой формы и размера?! Только скрипка, не рояль же! Этакая Ванесса Мэй районного масштаба.

А если все-таки винтовка? Но зачем ей надо было убивать и Тополеву, и Котову? То что обе были убиты из одного оружия, – факт. Убийца – один человек.

Что может объединять этих двух женщин? Деньги? Социальное положение? И то, и другое вместе взятое?

А зачем надо было похищать из дома Котовой ребенка? Для выкупа? Но с кого его брать, если из родителей никого не осталось в живых?!

Бред какой-то…

Дворецкий хорошо уяснил главное розыскное правило и всегда им руководствовался – в первую очередь выяснить, кому это выгодно.

Кому выгодна смерть Тополевой? А Котовой? Есть ли в этом чья-то профессиональная заинтересованность? Передел власти и сфер влияния? Нежелание выполнять чьи-то условия? Личная месть? Кто похитил ребенка? С какой целью? А роль и место Филатовой в этом деле? Мастер спорта по биатлону, запутавшийся в своих комплексах, – просто наемный убийца и все? Или все-таки что-то большее?

А может, Филатова здесь вообще ни при чем? Может, она заходила в этот дом к кому-нибудь из знакомых, которых при вечернем обходе просто не оказалось на месте?

Но уж слишком сильное совпадение – мастер спорта по биатлону заходит в дом именно в то время, когда с его крыши убивают человека…

Хотя в жизни случаются совпадения и покруче. Впрочем, куда еще-то круче?!

Вопросы путались в голов. е Дворецкого. Он чувствовал, что начинает зацикливаться, и понял, что можно бесконечно долго задавать себе эти вопросы и бесконечно не получать на них ответы.

Но ответы были нужны. И дело не в том, что эти преступления могли обернуться очередными «глухарями» – к ним не привыкать, просто Дворецкий чувствовал, что ходит где-то рядом с разгадкой, что из этого лабиринта есть выход, и он совсем близко…

И тут же возникала противоположная мысль, словно невидимый оппонент вынимал из кармана руку с зажатой фигой, – какое тут, к черту, близко! Получалось как с горизонтом – идешь, идешь к нему, а он все отодвигается и отодвигается.

Вначале казалось: достаточно выяснить кто и с какой целью заходил в дом – и все станет ясно. Выяснили. Но стало ли хоть что-то ясно?! Стало ли легче?! Допустим, подозреваемый номер один – Филатова. Но где ее искать? Кто может на нее вывести? Если она и жива, то не исключено, что находится где угодно – и на другом конце России, и далеко за ее пределами…

Как же найти ее? Как?

Это все выдумки, что можно пропасть бесследно. Рано или поздно о любом человеке просачивается хоть какая-то информация. Хотелось, конечно, чтобы пораньше. Но можно подумать, кто-то интересуется твоим мнением…

Хотя, с другой стороны – невидимый оппонент снова показал ему фигу, – прошло уже достаточно времени, чтобы либо убить Филатову, либо ей – живой и невредимой – покинуть город. Ищи ветра в поле.

А может, и на самом деле ее уже нет в живых? Может, кто-то посулил ей большие деньги за убийства Тополевой и Котовой, предложил перед этим все продать, чтобы спокойно уехать из города, а потом и ее отправили вслед за двумя жертвами? Никому не нужны лишние носители такого рода информации. И если исполнители убийств не представляют особой ценности, их быстренько отправляют на тот свет. Так спокойнее.

А зачем нужно было похищать ребенка?

А может, неожиданно подумал Дворецкий, я пытаюсь соединить воедино два независимых события? Убийство Тополевой и Котовой – дело рук одного человека, а похищение ребенка – совсем другого?..

– Володь, – Юра повернулся к Петренко, сидящему за соседним столом. – Объясни мне, бестолковому, а то у меня мозги уже кипеть начинают, зачем нужно было у Котовой похищать ребенка, если выкуп брать не с кого? Или его похитили, не зная, что Котовой уже нет в живых? Ведь и такое же может быть!

Петренко откинулся на спинку стула, но не успел ничего ответить. Зазвонил телефон.

– Юр, я ее видел!

– Кого? – опешил Дворецкий.

– Ну ту женщину! На фотографии, что ты мне вчера показывал! Господи, ну Свету из десятого «Б»!

– Филатову?

– Почему Филатову? – удивился я. – Ее фамилия разве не Бруевич? Ты это уже точно выяснил?

– Выяснил, выяснил… И где же ты ее видел-то?

– Рядом со своим домом. Утром я пошел за машиной мимо соседнего дома, где у нас детская поликлиника. И она вместе с мужчиной – мужем, я так понял, – и маленьким ребенком вышла из машины – новенький «Ниссан-премьера» – и направилась в эту поликлинику. Я номер машины, естественно, записал и по своим каналам выяснил хозяина машины. Записывай – Бруевич, Альберт Маркович, адрес…

– Спешу тебя огорчить. Я не только узнал, что фамилия у нее Филатова, а никакая ни Бруевич, но и то, что у нее ни мужа, ни ребенка нет.

– Так у тебя и адрес ее есть? Филатовой, я имею в виду?

– Конечно. И он совсем не тот, который ты мне продиктовал. Так что ошибочка вышла, товарищ журналист.

– Не мог я ошибиться! Ты же знаешь мою память на лица!

– Ошибаться могут все!..

И все же Дворецкий решил проверить полученную информацию. Для начала он позвонил в детскую поликлинику и в регистратуре выяснил, что Павлик Бруевич, двух лет, подозрение на воспаление легких, сегодня утром направлялся для сдачи анализов крови, мочи и прохождения рентгенографии.

Минус это или плюс – Дворецкий уже и не брался судить.

После этого он набрал номер отделения милиции, обслуживающего район, где проживает Бруевич, и у участкового поинтересовался, что за личность этот Бруевич, Альберт Маркович.

– Известнейшая! – немного удивил Дворецкого быстрым, лаконичным и уверенным ответом участковый. – Гинеколог. А вы разве такого не знаете?

– У меня с этим делом пока все в порядке… А кроме того, что он личность известнейшая, что еще про него сказать можете? Я имею в виду – личность со всех сторон положительная, комсомолец, спортсмен, отличный семьянин или дебошир, тунеядец, первый бабник на деревне… – И добавил: – Хотя при его работе женщины – это предмет профессионального интереса.

– Не знаю, как там насчет комсомольца и спортсмена, но то, что не отличный семьянин – это точно. Хотя, по-моему, и не бабник. И не дебошир. А уж про тунеядца я и не говорю. – И участковый задумчиво добавил: – Так, живет себе мужик один потихоньку. Заколачивает трудовую копейку. Ни в чем себе не отказывает. Машину недавно себе новую купил…

– «Ниссан-премьера»? – зачем-то уточнил Дворецкий.

– Точно. Такая ласточка – одно загляденье.

– Вы сказали, живет один?

– А что в этом удивительного? Не такой он еще и старый. Лет тридцать, может, тридцать пять. Не больше. Еще успеет семьей обзавестись.

– А вы точно в этом уверены?

– Что успеет семьей обзавестись? – удивился участковый.

– Нет, что один живет!

– На все сто. Мы с ним в соседних домах живем. Это раз. А два – моя жена в роддоме медсестрой работает. Не в его, правда, отделении, но это ничего не меняет… Так что ситуацией я владею.

– А он, получается, тоже в роддоме работает?

– Ну конечно. Если я ничего не путаю – он заведующий отделением.

– Роддом первый или второй?

– Второй.

Дворецкий поблагодарил осведомленного участкового и аккуратно положил трубку на аппарат.

Вон оно все как вырисовывается! Или Николаев все напутал и принял за Филатову совсем другую женщину, или дело принимает очень интересный оборот, подумал Юра.

Семьи нет – а в детскую поликлинику привозил ребенка со своей фамилией.

Ни в чем себе не отказывает. Заколачивает трудовую копейку… Дворецкий ухмыльнулся – скорее выколачивает ее из гинекологических закоулков женских тел. Гинекологи, стоматологи… Кто там еще из врачей сейчас при деньгах?..

Стоп! А ведь ребенок-то может быть и племянником! Отсюда и одинаковые фамилии! А женщина – жена брата. И никакая она не Филатова. Вполне может быть и двоюродный брат. Если по отцовской линии.

Но может и не быть!..

«Может – не может», «Убивала – не убивала», «Она – не она». Ромашка какая-то… Действовать надо!

Дворецкий взял с соседнего стола городской телефонный справочник частных абонентов и к своей радости выяснил, что в городе проживает только две семьи под такой фамилией. Бруевич А. М. – по известному уже адресу, и Бруевич М. З. – в другом конце города. Судя по сочетанию имени и отчества, «А. М.» вполне мог быть сыном «М. З.».

Дворецкий набрал номер Бруевича А. М., но автоответчик ему сообщил, что в настоящее время хозяин отсутствует, но все что пожелаете ему можно передать после гудка.

Звонить в роддом? А смысл?

Хотя Юра очень хорошо уяснил себе истину, что по телефону можно сделать все, кроме детей, он не менее хорошо себе уяснил, что и спугнуть по телефону тоже можно всех.

Проверить, на работе ли он? А что это дает?

Надо каким-то образом еще до встречи с Бруевичем выяснить, кем ему приходятся этот ребенок и женщина. Если жена брата и ее сын, то и смысла нет с ним встречаться. Разве что просто для очистки совести. Чтобы потом гнусненький червячок не грыз – надо было сделать, а не сделал…

Как же выяснить, как же выяснить…

«Опа-нас! – протянул Дворецкий и пальцами правой руки отстучал на крышке стола бравурный марш. – Сейчас мы все и выясним!» И набрал номер телефона Бруевича М. З.

После третьего гудка ответил бодрый мужской голос.

– Марк Земельевич? – Отчество Дворецкий сказал наобум и не ошибся.

– Он самый.

– Вас беспокоит коллега Альберта Марковича. Шершеневич, Борис Борисович, – представился Юра и добавил: – Врач-рентгенолог. Нигде не могу найти Альберта Марковича. Ни дома, ни в отделении. А с утра он привозил мне вашего внука с подозрением на двухстороннюю пневмонию…

– Постойте-постойте, – перебил Дворецкого Бруевич. – Какого внука?

– Павлушу, – ответил Юра.

– А вы ничего не путаете?

– Ну что вы! Альберт Маркович приехал сегодня ко мне прямо с утра в поликлинику с Павлушей и очаровательной молодой особой. Если не ошибаюсь… Дай Бог памяти, Светлана ее зовут. Они, правда, очень торопились и не стали ждать, пока я снимочек проявлю. Но Альберт Маркович очень волновался и просил, как только все будет готово, позвонить ему на работу. Вот я и звонил, но нигде не мог его найти. А когда-то он давал мне ваш телефон, вот я и думаю, позвоню дедушке, а то волнуется…

На другом конце провода добродушно засмеялись.

– Спасибо, конечно, за заботу, но… А вы недавно работаете?

– Второй год после ординатуры. Что-то не так?

– Все так, и, вне всякого сомнения, из вас получится очень хороший специалист. Еще раз спасибо за заботу. Но вам нужно найти лично Альберта и передать ему результаты рентгена. Тот, кого вы приняли за моего внука, скорее всего сын одной из пациенток моего сына. У него обширная практика и, по мере возможности, он помогает не только матерям, но и их детям.

– Марк Земельевич, – Дворецкий постарался придать своему голосу максимальное смущение. – Прошу вас, вы уж про мой ляп Альберту Марковичу не говорите! Вот я дурья голова! И вас побеспокоил. Вы уж простите меня великодушно! Хотел как лучше…

– Ничего-ничего, не беспокойтесь. – И доверительно добавил: – Все останется между нами…

На фотографии, которую показал Дворецкий, медсестра рентген-кабинета детской поликлиники очень быстро припомнила, что утром с Альбертом Марковичем Бруевичем приходила именно эта молодая женщина с ребенком. В памяти медсестры она осталась не столько потому, что была очень симпатичной и пришла вместе с Бруевичем – не первый раз он привозит симпатичных женщин, – а потому, что впервые ребенка Альберт записал под своей фамилией. Слух, что у Бруевича есть сын, моментально, как вирус опасной болезни, распространился по всей поликлинике.

Дворецкий обратил внимание на врача-рентгенолога. Ею оказалась пожилая медлительная женщина с замашками грузинской княгини. С Борисом Борисовичем Шершеневичем ее могли объединять только черненькие, активно пробивающиеся усики.